Страница:
Долли Нейл
Секрет Златовласки
1
Вот, наконец, он и дома. Чтобы тихо открыть запертую входную дверь, скрытую в ночном сумраке портика, ему не потребовался свет. Войдя внутрь, он сумел найти ступени, машинально соразмеряя шаги, и, переложив свою двойную ношу в правую руку, левой стал отмерять по полированным перилам свое продвижение вверх.
Поднявшись по лестнице, он решительно прошагал дальше в чернильную темноту, пытаясь держаться точно посередине между светлыми стенами и не натолкнуться на темные выступы мебели в узком коридоре. Через несколько метров он резко свернул влево, нажал на дверную ручку и вошел в комнату, даже не замедлив шага.
Когда он прикрыл за собой дверь, мрак стал почти непроницаемым. Немного поколебавшись, мужчина подошел к дальней стене и, отодвинув тяжелую портьеру, раскрыл несколько узких окошек, выходящих на небольшое черное озеро.
Гладкая, слабо колышущаяся поверхность воды с отражением звезд как-то странно дезориентировала, так как знакомые очертания Южного Креста мерцали внизу и в то же время были видны на полуночном своде небес.
Его рука, лежащая на оконной раме, медленно сжалась в кулак, затем расслабилась, и это простое движение как бы сняло все напряжение тела. Бесшумно поставив на пол рядом с собой жесткий узкий кейс и другой, мягкий чемоданчик, он обмяк и глубоко, с явным облегчением вздохнул. Затем надолго застыл, опершись о подоконник и прильнув лбом к холодному стеклу, – неясный тусклый силуэт на темном фоне. Потом, еще раз вздохнув, выпрямился и направился, тяжело ступая по натертому полу черными туфлями на мягкой подошве, к другой, затененной, двери, изредка поглядывая из стороны в сторону и потирая шею рукой, как это обычно делают при утомлении.
Он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь испытывал такую всепроникающую усталость, возможно, потому что обычно при возвращении в Новую Зеландию утомление затмевалось эйфорией от завершения еще одного заказа. На этот раз к этой радости примешивалось бесившее его невнятное чувство неудовлетворения – ведь законченная работа была, без сомнения, лучшей в его звездной карьере. Возможно, он просто чересчур усердно и долго трудился над этим проектом, слишком сильно желал его.
Он скинул с себя безупречно сшитый костюм, ультраконсервативную рубашку и галстук, небрежно швырнув их в плетеный ящик в углу; на его тонких губах промелькнула сумрачная усмешка при мысли о том, что возраст, вероятно, дает о себе знать. Завтра ему исполнится тридцать четыре; хоть он и уверен, что все еще находится в расцвете своих интеллектуальных способностей, организм, по-видимому, сигнализирует, что пора отступить от безжалостного режима: поездки – работа – поездки.
Из-за бесконечных задержек и опозданий этот трансконтинентальный перелет оказался настоящим кошмаром, и он едва не потерял свое знаменитое хладнокровие. Одно это уже подсказывало ему, что, наверное, пора серьезно пересмотреть свои планы.
Мужчина прошел в душ, мимоходом бросив взгляд на свое отражение в запотевшем зеркале; закрывая застекленную дверь, он с бесстрастным удовлетворением отметил, что вовсе не выглядит таким уж измочаленным, каким себя чувствует. Уставшие глаза были, как обычно, ярко-голубыми, а оливковый цвет кожи скрывал то напряжение, которое чувствовали мышцы. Коротко остриженные черные волосы, может, и были чуть тронуты преждевременной сединой, но тело оставалось стройным и мускулистым, как прежде, в какой-то степени благодаря природным данным, но большей частью из-за его привычки начинать день с заплыва в бассейне на милю; мерный ритм успокаивал его ум и укреплял мускулы.
Горячий душ сделал свое дело, расслабив ноющие суставы и сняв неприятную сухость кожи, появившуюся после столь долгого перелета. Мысли приобрели более приятный оттенок бездумной апатии. Он вышел из-под благодатных водных струй и сильно растерся толстым белым полотенцем, снятым с теплой сушки, не заметив, что оно немного влажное. Лениво уронив его под ноги, мужчина выключил свет и босиком прошлепал в спальню, потирая шершавый подбородок сильными пальцами, довольный, что не нужно бриться, прежде чем завалиться в постель. Этот интригующий контраст между быстро пробивающейся бородкой и гладкой, безволосой грудью замечала не одна женщина.
Он щелкнул выключателем торшера у окна и открыл оконную раму, наслаждаясь теплым дуновением свежего воздуха, ласкающего его влажную кожу. Конец марта в Окленде может быть весьма холодным, но сегодня ночью природа здесь все еще была под властью знойного лета. Мужчина медленно потянулся, оглушительно зевая и затягивая приятное предвкушение. Невероятно соблазнительной казалась мысль о том, что сейчас его обнаженного тела коснутся прохладные свежие простыни, хотя там его ждали лишь целомудренные объятия Морфея. Наверное, он действительно стареет!
Он повернулся с насмешливой гримасой на лице – и замер.
Высокая и широкая кровать была уже занята. Сноп света, падающий на пол от торшера за его спиной, едва доходил до свесившегося одеяла, однако и его было достаточно, чтобы увидеть, что предвкушению спокойного отдыха на свежих белоснежных простынях не суждено сбыться. На его кровати, лежа на животе, растянулась женщина; одна ее рука была откинута в сторону, а ладонь другой утопала в рыжевато-каштановой, разметавшейся гриве волос, которым приглушенный свет придавал отблеск старинного золота. Лицо было полностью скрыто, так как она лежала, уткнувшись в одну из мягких, как пух, огромных подушек – редкая прихоть, в которой он не мог себе отказать.
Он закрыл глаза и резко встряхнул головой, надеясь, что это – вызванная утомлением галлюцинация. Затем, поглядев снова, нерешительно направился к кровати, все еще не полагаясь на свое утомленное зрение.
Приблизившись, он заметил, что спина ее мерно колышется вверх-вниз, и услышал, как она посапывает в подушку. Женщина определенно была реальностью.
Выше белой простыни, благопристойными складками драпировавшей ее бедра и ноги, было видно, что на ней надето нечто нежно-прозрачное, хотя, судя по скомканной постели, подобная скромность была чисто случайной. Одна узенькая белая бретелька почти сползла с плеча, обнажив захватывающий дух изгиб великолепной длинной спины с глянцевито-гладкой кожей цвета темного меда.
Мужчину охватило бешенство. Одурманенный мозг даже не задавался вопросом, кто она такая; его надули – вот все, что он мог чувствовать. Нарушили драгоценный долгожданный покой!
Черт побери, это его кровать, его комната, его дом! И не имеет значения, что он никогда его так раньше не называл, и неважно, что это было лишь одно из мест, где он проживал.
И потом, в конце концов, он устал! Ему всего лишь хотелось поспать. Что, разве нельзя дать человеку отдохнуть в собственном доме?
Больше всего бесило то, что ни шум воды в ванной, ни свет торшера не разбудили эту посягнувшую на его частную жизнь женщину. Она уже была там, где он только отчаянно желал оказаться, да еще так крепко спала безмятежным сном. Ну уж нет, не выйдет!
Он наклонился и свирепо прорычал:
– Проснись, Златовласка! Отдай кровать папаше Медведю.
Но в ответ – ни звука. Невольно пришедшее на ум имя как нельзя больше подходило ей, подумал он, распрямившись и взглянув на себя в зеркало туалетного столика, стоящего с другой стороны кровати. Он и чувствовал себя таким же грубым, как медведь!
Эта саркастическая мысль несколько остудила его пыл. Внезапно он осознал, что если разбудит свою таинственную гостью и та увидит, что над ней наклонился абсолютно голый мужчина, то, наиболее вероятно, женщина впадет в истерику, а не тихо и смиренно удалится. А его изнуренные душа и тело не выдержат такой драматической сцены.
Он повернулся, намереваясь взять из ванной свой купальный халат, но тут раздалось приглушенное жужжание радиотелефона. Каким бы усталым он ни был, не мог не откликнуться на призывный сигнал технического властелина, посылаемый им своему рабу. Обойдя кровать, он подошел к кейсу и вынул из него дребезжащее устройство.
– Ну что, ты еще дома?
Мужчина машинально провел рукой по ежику коротко остриженных волос, узнав неподражаемый тягучий американский акцент своего друга и коллеги.
– Да, Дэйн, просто… не поверишь, что я обнаружил!
В ушах у него зазвучал характерный ленивый смешок Дэйна Джадсона.
– Ну и что ты о ней думаешь? Я умею выбирать, да? Бен, ты когда-нибудь видел такое великолепное создание, а?
Бенедикт резко обернулся и недоверчиво уставился на женщину, лежащую на кровати.
– Она… я… так это ты все устроил? – запинаясь, проговорил он.
Его друг рассмеялся, и Бенедикт различил слабый звон бутылки о стакан.
– Угу. Ты потерял дар речи, а? Я знал, что когда-нибудь это сделаю. Мне бы ужасно хотелось оказаться рядом, чтобы увидеть твое лицо, но я застрял здесь в Веллингтоне до будущей недели.
– Но какого черта?..
– С днем рождения, приятель! – Слышно было, как он пьет за свой тост.
Бенедикт закашлялся, когда до него наконец дошло, в чем дело.
– Так вот как ты представляешь себе подарок ко дню рождения? Ради Бога, Дэйн!..
– Не беспокойся, друг, получай удовольствие и ни о чем не волнуйся. – В своем ликовании Дэйн не так истолковал его возглас. – Тебе совершенно не нужно задумываться об этом серьезно, она пробудет у тебя только уик-энд. Я обещал, что ты возвратишь ее в полном порядке, так что обращайся с ней, как настоящий влюбленный… Тебе нужно немного развеяться и, поверь мне, эта малютка быстро возродит тебя. Проведешь с ней пару дней и опять почувствуешь себя восемнадцатилетним…
– Боюсь нарушить твои юношеские фантазии, Дэйн, но вернемся к реальности: разве в наши дни это небезопасно?
Дэйн жизнерадостно захохотал.
– Боишься получить сердечный приступ от возбуждения? Брось, Бен, разве я мог бы подарить тебе что-то, что могло бы тебе навредить? Поверь, здесь не о чем беспокоиться. Ее как следует проверили снаружи и внутри, она в отличном состоянии…
– Бога ради! – Бенедикт почувствовал, как запылало его лицо от смущения за женщину, которая, очевидно, или первоклассная девушка по вызову, или же любительница заниматься сексом с совершенно незнакомыми людьми. Он знал, прошло довольно много времени с тех пор, как он имел дело с женщиной, но он был так поглощен работой, что никогда не беспокоился о своей нерастраченной сексуальной энергии. Не так, наверное, было у Дэйна, чья плотская жизнь была такой же активной, как и его эксцентричное чувство юмора. – Дэйн…
– Не нужно меня благодарить, приятель, – прервал тот, весело заканчивая разговор. – Развлекайся! Только помни, в понедельник утром все кончится…
Выключив телефон и неловко положив его на тумбочку у кровати, Бенедикт почувствовал, что на него накатила еще одна волна усталости. Он с трудом старался не закрывать опускающиеся веки, устало раздумывая, что же предпринять.
В доме было полно других кроватей, однако его чувство собственника было особенно острым в отношении именно этой.
Он заметил, что роскошная незнакомка – его подарок ко дню рождения, хоть и растянулась на кровати, но на самом деле занимала лишь немногим больше ее половины. Он посмотрел на ее откинутую в его сторону руку, на длинные тонкие пальцы, безвольно свесившиеся с другого края кровати. Кончики пальцев почти касались его колена. Осторожно взяв ее за запястье, Бенедикт приподнял безжизненную сонную руку и уложил вдоль туловища. Теперь свободное пространство манило его прилечь.
Златовласка продолжала спать. Сон ее был поразительно тих и спокоен, только замедленное и чувственное дыхание волнами поднимало эту прекрасную спину. Она даже во сне выглядела чрезвычайно эротично. Бенедикт поймал себя на мысли, будет ли эта женщина так же сладострастно предаваться любви, как она отдавалась сну.
Его притупленные чувства слегка пощекотало пробудившееся мужское любопытство, а ранее испытанный гнев ушел при мысли, что ему нужно всего лишь разбудить ее, чтобы это проверить. Интересно, эти пушистые волосы такие же мягкие, какими кажутся? Натуральный ли это цвет? Неужели и спереди она выглядит так же бесподобно, как и со спины? Он заметил, что мышцы у нее хорошо развиты, хоть они и были расслаблены во сне. Когда она проснется, ее движения будут гибкими и ловкими. Он представил себе, как эта золотая спина выгибается в одном медленном и ленивом ритме с движением его бедер… Сначала он овладеет ею медленно и не спеша… а потом… а потом…
С сожалением и усмешкой он посмотрел на свое недрогнувшее тело. А потом… ничего. Мысленно он, может, и испытывал возбуждение, но утомление было столь велико, что физически он был не в состоянии следовать за своим живым воображением. Если он и окажется сегодня в одной постели с незнакомкой, то будет спать с ней в буквальном смысле этого слова!
Хотя проснуться утром рядом с ней показалось вдруг очень заманчивым.
О да… хорошо отоспавшись, паинька-именинник сможет значительно лучше оценить этот весьма неожиданный и, несомненно, дорогой подарок…
Поднявшись по лестнице, он решительно прошагал дальше в чернильную темноту, пытаясь держаться точно посередине между светлыми стенами и не натолкнуться на темные выступы мебели в узком коридоре. Через несколько метров он резко свернул влево, нажал на дверную ручку и вошел в комнату, даже не замедлив шага.
Когда он прикрыл за собой дверь, мрак стал почти непроницаемым. Немного поколебавшись, мужчина подошел к дальней стене и, отодвинув тяжелую портьеру, раскрыл несколько узких окошек, выходящих на небольшое черное озеро.
Гладкая, слабо колышущаяся поверхность воды с отражением звезд как-то странно дезориентировала, так как знакомые очертания Южного Креста мерцали внизу и в то же время были видны на полуночном своде небес.
Его рука, лежащая на оконной раме, медленно сжалась в кулак, затем расслабилась, и это простое движение как бы сняло все напряжение тела. Бесшумно поставив на пол рядом с собой жесткий узкий кейс и другой, мягкий чемоданчик, он обмяк и глубоко, с явным облегчением вздохнул. Затем надолго застыл, опершись о подоконник и прильнув лбом к холодному стеклу, – неясный тусклый силуэт на темном фоне. Потом, еще раз вздохнув, выпрямился и направился, тяжело ступая по натертому полу черными туфлями на мягкой подошве, к другой, затененной, двери, изредка поглядывая из стороны в сторону и потирая шею рукой, как это обычно делают при утомлении.
Он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь испытывал такую всепроникающую усталость, возможно, потому что обычно при возвращении в Новую Зеландию утомление затмевалось эйфорией от завершения еще одного заказа. На этот раз к этой радости примешивалось бесившее его невнятное чувство неудовлетворения – ведь законченная работа была, без сомнения, лучшей в его звездной карьере. Возможно, он просто чересчур усердно и долго трудился над этим проектом, слишком сильно желал его.
Он скинул с себя безупречно сшитый костюм, ультраконсервативную рубашку и галстук, небрежно швырнув их в плетеный ящик в углу; на его тонких губах промелькнула сумрачная усмешка при мысли о том, что возраст, вероятно, дает о себе знать. Завтра ему исполнится тридцать четыре; хоть он и уверен, что все еще находится в расцвете своих интеллектуальных способностей, организм, по-видимому, сигнализирует, что пора отступить от безжалостного режима: поездки – работа – поездки.
Из-за бесконечных задержек и опозданий этот трансконтинентальный перелет оказался настоящим кошмаром, и он едва не потерял свое знаменитое хладнокровие. Одно это уже подсказывало ему, что, наверное, пора серьезно пересмотреть свои планы.
Мужчина прошел в душ, мимоходом бросив взгляд на свое отражение в запотевшем зеркале; закрывая застекленную дверь, он с бесстрастным удовлетворением отметил, что вовсе не выглядит таким уж измочаленным, каким себя чувствует. Уставшие глаза были, как обычно, ярко-голубыми, а оливковый цвет кожи скрывал то напряжение, которое чувствовали мышцы. Коротко остриженные черные волосы, может, и были чуть тронуты преждевременной сединой, но тело оставалось стройным и мускулистым, как прежде, в какой-то степени благодаря природным данным, но большей частью из-за его привычки начинать день с заплыва в бассейне на милю; мерный ритм успокаивал его ум и укреплял мускулы.
Горячий душ сделал свое дело, расслабив ноющие суставы и сняв неприятную сухость кожи, появившуюся после столь долгого перелета. Мысли приобрели более приятный оттенок бездумной апатии. Он вышел из-под благодатных водных струй и сильно растерся толстым белым полотенцем, снятым с теплой сушки, не заметив, что оно немного влажное. Лениво уронив его под ноги, мужчина выключил свет и босиком прошлепал в спальню, потирая шершавый подбородок сильными пальцами, довольный, что не нужно бриться, прежде чем завалиться в постель. Этот интригующий контраст между быстро пробивающейся бородкой и гладкой, безволосой грудью замечала не одна женщина.
Он щелкнул выключателем торшера у окна и открыл оконную раму, наслаждаясь теплым дуновением свежего воздуха, ласкающего его влажную кожу. Конец марта в Окленде может быть весьма холодным, но сегодня ночью природа здесь все еще была под властью знойного лета. Мужчина медленно потянулся, оглушительно зевая и затягивая приятное предвкушение. Невероятно соблазнительной казалась мысль о том, что сейчас его обнаженного тела коснутся прохладные свежие простыни, хотя там его ждали лишь целомудренные объятия Морфея. Наверное, он действительно стареет!
Он повернулся с насмешливой гримасой на лице – и замер.
Высокая и широкая кровать была уже занята. Сноп света, падающий на пол от торшера за его спиной, едва доходил до свесившегося одеяла, однако и его было достаточно, чтобы увидеть, что предвкушению спокойного отдыха на свежих белоснежных простынях не суждено сбыться. На его кровати, лежа на животе, растянулась женщина; одна ее рука была откинута в сторону, а ладонь другой утопала в рыжевато-каштановой, разметавшейся гриве волос, которым приглушенный свет придавал отблеск старинного золота. Лицо было полностью скрыто, так как она лежала, уткнувшись в одну из мягких, как пух, огромных подушек – редкая прихоть, в которой он не мог себе отказать.
Он закрыл глаза и резко встряхнул головой, надеясь, что это – вызванная утомлением галлюцинация. Затем, поглядев снова, нерешительно направился к кровати, все еще не полагаясь на свое утомленное зрение.
Приблизившись, он заметил, что спина ее мерно колышется вверх-вниз, и услышал, как она посапывает в подушку. Женщина определенно была реальностью.
Выше белой простыни, благопристойными складками драпировавшей ее бедра и ноги, было видно, что на ней надето нечто нежно-прозрачное, хотя, судя по скомканной постели, подобная скромность была чисто случайной. Одна узенькая белая бретелька почти сползла с плеча, обнажив захватывающий дух изгиб великолепной длинной спины с глянцевито-гладкой кожей цвета темного меда.
Мужчину охватило бешенство. Одурманенный мозг даже не задавался вопросом, кто она такая; его надули – вот все, что он мог чувствовать. Нарушили драгоценный долгожданный покой!
Черт побери, это его кровать, его комната, его дом! И не имеет значения, что он никогда его так раньше не называл, и неважно, что это было лишь одно из мест, где он проживал.
И потом, в конце концов, он устал! Ему всего лишь хотелось поспать. Что, разве нельзя дать человеку отдохнуть в собственном доме?
Больше всего бесило то, что ни шум воды в ванной, ни свет торшера не разбудили эту посягнувшую на его частную жизнь женщину. Она уже была там, где он только отчаянно желал оказаться, да еще так крепко спала безмятежным сном. Ну уж нет, не выйдет!
Он наклонился и свирепо прорычал:
– Проснись, Златовласка! Отдай кровать папаше Медведю.
Но в ответ – ни звука. Невольно пришедшее на ум имя как нельзя больше подходило ей, подумал он, распрямившись и взглянув на себя в зеркало туалетного столика, стоящего с другой стороны кровати. Он и чувствовал себя таким же грубым, как медведь!
Эта саркастическая мысль несколько остудила его пыл. Внезапно он осознал, что если разбудит свою таинственную гостью и та увидит, что над ней наклонился абсолютно голый мужчина, то, наиболее вероятно, женщина впадет в истерику, а не тихо и смиренно удалится. А его изнуренные душа и тело не выдержат такой драматической сцены.
Он повернулся, намереваясь взять из ванной свой купальный халат, но тут раздалось приглушенное жужжание радиотелефона. Каким бы усталым он ни был, не мог не откликнуться на призывный сигнал технического властелина, посылаемый им своему рабу. Обойдя кровать, он подошел к кейсу и вынул из него дребезжащее устройство.
– Ну что, ты еще дома?
Мужчина машинально провел рукой по ежику коротко остриженных волос, узнав неподражаемый тягучий американский акцент своего друга и коллеги.
– Да, Дэйн, просто… не поверишь, что я обнаружил!
В ушах у него зазвучал характерный ленивый смешок Дэйна Джадсона.
– Ну и что ты о ней думаешь? Я умею выбирать, да? Бен, ты когда-нибудь видел такое великолепное создание, а?
Бенедикт резко обернулся и недоверчиво уставился на женщину, лежащую на кровати.
– Она… я… так это ты все устроил? – запинаясь, проговорил он.
Его друг рассмеялся, и Бенедикт различил слабый звон бутылки о стакан.
– Угу. Ты потерял дар речи, а? Я знал, что когда-нибудь это сделаю. Мне бы ужасно хотелось оказаться рядом, чтобы увидеть твое лицо, но я застрял здесь в Веллингтоне до будущей недели.
– Но какого черта?..
– С днем рождения, приятель! – Слышно было, как он пьет за свой тост.
Бенедикт закашлялся, когда до него наконец дошло, в чем дело.
– Так вот как ты представляешь себе подарок ко дню рождения? Ради Бога, Дэйн!..
– Не беспокойся, друг, получай удовольствие и ни о чем не волнуйся. – В своем ликовании Дэйн не так истолковал его возглас. – Тебе совершенно не нужно задумываться об этом серьезно, она пробудет у тебя только уик-энд. Я обещал, что ты возвратишь ее в полном порядке, так что обращайся с ней, как настоящий влюбленный… Тебе нужно немного развеяться и, поверь мне, эта малютка быстро возродит тебя. Проведешь с ней пару дней и опять почувствуешь себя восемнадцатилетним…
– Боюсь нарушить твои юношеские фантазии, Дэйн, но вернемся к реальности: разве в наши дни это небезопасно?
Дэйн жизнерадостно захохотал.
– Боишься получить сердечный приступ от возбуждения? Брось, Бен, разве я мог бы подарить тебе что-то, что могло бы тебе навредить? Поверь, здесь не о чем беспокоиться. Ее как следует проверили снаружи и внутри, она в отличном состоянии…
– Бога ради! – Бенедикт почувствовал, как запылало его лицо от смущения за женщину, которая, очевидно, или первоклассная девушка по вызову, или же любительница заниматься сексом с совершенно незнакомыми людьми. Он знал, прошло довольно много времени с тех пор, как он имел дело с женщиной, но он был так поглощен работой, что никогда не беспокоился о своей нерастраченной сексуальной энергии. Не так, наверное, было у Дэйна, чья плотская жизнь была такой же активной, как и его эксцентричное чувство юмора. – Дэйн…
– Не нужно меня благодарить, приятель, – прервал тот, весело заканчивая разговор. – Развлекайся! Только помни, в понедельник утром все кончится…
Выключив телефон и неловко положив его на тумбочку у кровати, Бенедикт почувствовал, что на него накатила еще одна волна усталости. Он с трудом старался не закрывать опускающиеся веки, устало раздумывая, что же предпринять.
В доме было полно других кроватей, однако его чувство собственника было особенно острым в отношении именно этой.
Он заметил, что роскошная незнакомка – его подарок ко дню рождения, хоть и растянулась на кровати, но на самом деле занимала лишь немногим больше ее половины. Он посмотрел на ее откинутую в его сторону руку, на длинные тонкие пальцы, безвольно свесившиеся с другого края кровати. Кончики пальцев почти касались его колена. Осторожно взяв ее за запястье, Бенедикт приподнял безжизненную сонную руку и уложил вдоль туловища. Теперь свободное пространство манило его прилечь.
Златовласка продолжала спать. Сон ее был поразительно тих и спокоен, только замедленное и чувственное дыхание волнами поднимало эту прекрасную спину. Она даже во сне выглядела чрезвычайно эротично. Бенедикт поймал себя на мысли, будет ли эта женщина так же сладострастно предаваться любви, как она отдавалась сну.
Его притупленные чувства слегка пощекотало пробудившееся мужское любопытство, а ранее испытанный гнев ушел при мысли, что ему нужно всего лишь разбудить ее, чтобы это проверить. Интересно, эти пушистые волосы такие же мягкие, какими кажутся? Натуральный ли это цвет? Неужели и спереди она выглядит так же бесподобно, как и со спины? Он заметил, что мышцы у нее хорошо развиты, хоть они и были расслаблены во сне. Когда она проснется, ее движения будут гибкими и ловкими. Он представил себе, как эта золотая спина выгибается в одном медленном и ленивом ритме с движением его бедер… Сначала он овладеет ею медленно и не спеша… а потом… а потом…
С сожалением и усмешкой он посмотрел на свое недрогнувшее тело. А потом… ничего. Мысленно он, может, и испытывал возбуждение, но утомление было столь велико, что физически он был не в состоянии следовать за своим живым воображением. Если он и окажется сегодня в одной постели с незнакомкой, то будет спать с ней в буквальном смысле этого слова!
Хотя проснуться утром рядом с ней показалось вдруг очень заманчивым.
О да… хорошо отоспавшись, паинька-именинник сможет значительно лучше оценить этот весьма неожиданный и, несомненно, дорогой подарок…
2
Ванесса Флинн сидела за насухо вытертым, кухонным столом и пила свою первую чашку кофе, когда в кухню ворвался ее хозяин.
Она сильнее сжала чашку, но это было единственной внешней акцией, которая не поддалась ее жесткому самоконтролю. Внутренне же она вся вспыхнула от смущения.
Миссис Райли с удивлением подняла глаза от подноса с завтраком, над которым она трудилась, сидя на скамье из горбыля новозеландского каури.
– Разве вы хотели сегодня позавтракать пораньше, мистер Сэвидж? – спросила она, и при виде этого отступления от заведенного порядка ее пожилое лицо сморщилось с обескураженным выражением. – Но из вашего офиса нам не сообщали, что вы приезжаете вечером, так что, не обессудьте, ничего пока не готово. Я даже не знала, что понадоблюсь, пока Ванесса недавно не позвонила мне…
– Нет, нет… – оборвал ее Бенедикт Сэвидж, отмахнувшись рукой и нахмурившись, посмотрел на поднос, где стоял один прибор. – Спешить не нужно.
Ванесса призвала на помощь всю свою храбрость, когда его взгляд методично обшарил кухню и неохотно остановился на ней.
Она внушала себе, что ее внутреннее смущение не должно проявиться, и ее темно-карие глаза спокойно встретили его взгляд. Сегодня утром, она надела скромную серую юбку до колен и белую блузку с короткими рукавами; влажные каштановые волосы были туго заплетены в аккуратную французскую косичку, на лицо наложен незаметный тональный крем, а губы лишь слегка тронуты рыжеватой помадой, которой она обычно пользовалась, когда была на службе, – слишком мало, чтобы привлечь ненужное внимание к своей особе, но вполне достаточно, чтобы удовлетворить свое женское самолюбие.
Вообще-то у нее было мало оснований для тщеславия. Ростом она была чуть ниже шести футов, но без той гибкой стройности, которая сделала бы ее высокий рост модным. Все остальное, правда, было пропорционально ее внушительному росту, но это служило слабым утешением. Лицо было, мягко говоря, скуластым, подбородок слишком квадратный, рот немного великоват, большие, темные, глубоко посаженные глаза с поволокой придавали ей сонный вид, что, впрочем, являлось полной противоположностью ее необычайно работоспособной натуре.
Она давилась сладким кофе, казавшимся ей горьким под молчаливым пристальным взглядом мужчины, с которым сегодня утром проснулась в одной постели.
За очками в черепаховой оправе его голубые глаза казались непроницаемыми, как обычно. Бенедикт Сэвидж всегда казался ей таким же пунктуальным и упорядоченным, как и архитектурные чертежи, которыми были увешаны стены студии рядом с его спальней.
Он также был очень замкнутым человеком, сдержанным до холодности. По сути дела именно из-за этого он и являлся для Ванессы идеальным хозяином, а также потому что редко наезжал в свой старинный дом, считавшийся местной достопримечательностью на восточном побережье полуострова Коромандел, и всегда оповещал об этом заранее.
До сего дня…
Пальцы Ванессы еще сильнее сжали чашку. У нее появилось смутное предчувствие, что этот приезд полностью и навсегда изменит приятный уклад жизни в Уайтфилд-хаусе. Уже теперь, сама того не желая, она совершенно иначе представляла себе Бенедикта Сэвиджа. Он уже был не просто ее хозяином, а мужчиной, который, к сожалению, вторгся в ее внутренний мир…
Он все еще смотрел на нее, и Ванесса съежилась от страха, подумав о том, какие мысли, должно быть, проносятся в его голове.
Если бы только вспомнить, что именно произошло!
К сожалению, она не смогла припомнить события вчерашнего вечера с момента, как свалилась в постель после ужина с Ричардом, где позволила себе слишком много шампанского, и до того, как услышала звуки наступающего рассвета, проникающие в окно, хотя знала, что накануне вечером плотно его закрыла.
Когда она открыла глаза и увидела, что лежит почти нос к носу с обнаженным хозяином, ее рука обвивает его торс, а бедро зажато у него между ног, она сначала подумала, что видит сон. Нельзя сказать, что она и раньше грезила о Бенедикте Сэвидже; в этом смысле она всегда чувствовала себя в полной безопасности. Он принадлежал к тому разряду мужчин, которые ее не привлекали. Ванесса считала его слишком заумным, чересчур бесстрастным и немного помешанным на безупречности, в то время как она идеальному совершенству предпочитала комфорт.
К счастью, голова у нее была так одурманена, что она не закричала, когда все остальные органы чувств подтвердили ей, что прижимающееся к ней голое тело – кошмарная реальность. Она просто застыла от ужаса, что может ненароком разбудить его, не могла поверить, что эта гибкая мужская рука, которая так собственнически обхватила ее мягкую грудь, действительно принадлежит Бенедикту Сэвиджу… не говоря уже о том, что она ощущала своим бедром. Лежащий в ее объятиях мужчина, хотя и находился еще во власти сна, но явно пребывал в состоянии возбуждения!
Стыд и изумление боролись у нее в душе те долгие мгновения, которые понадобились ей, чтобы понять: у нее все же есть возможность избежать нежелательных последствий своего безрассудного поступка. Глубокое и ровное дыхание говорило ей, что Бенедикт – мистер Сэвидж, мрачно поправилась она, пытаясь за официальным обращением обрести хоть какую-то защиту, – еще крепко спит. Не сводя глаз с его лица, Ванесса осторожно, дюйм за дюймом, высвободилась из тесного объятия, не переставая молиться о том, чтобы он не проснулся!
Все прошло удачно, только в последние несколько секунд он задвигался и промычал что-то нечленораздельное, протестуя, когда от него отодвинулась теплая женская плоть, но, к счастью, глаз так и не открыл…
Когда она наконец соскользнула с края постели, утянув за собой почти всю простыню, он, застонав, вяло перекатился на другой бок и уткнулся лицом вниз, длинной мускулистой рукой подтянув к себе под ребра ее подушку и пригвоздив к месту коленом. Ванесса скромно набросила на него простыню и поспешно выскочила из комнаты. Смешно, но испытываемое ею чувство унижения еще больше усилилось, когда она увидела, что ее присутствие так легко заменила бесформенная подушка!
Она долго и старательно отмывалась в душе, пока не почувствовала, что с кожи смылся его мужской запах и ощущение его прикосновения, но даже теперь воспоминание об этом не переставало преследовать ее.
Вновь и вновь она проклинала Бенедикта Сэвиджа за то, что он воспользовался невинной ошибкой. Почему он не разбудил ее? Или, что еще хуже, он пытался это сделать, а она в пьяном угаре повела себя безрассудно игриво?
Ванесса внутренне содрогнулась, трепетно следя за ним сквозь защитную изгородь своих ресниц. Что он застыл, как статуя? Почему ничего не говорит – ни обвинения, ни шутки, ни просьбы объяснить, ни требования, чтобы она собрала свои пожитки и больше никогда здесь не появлялась – хоть что-нибудь, чтобы нарушить это невыносимое напряжение.
В панике она пыталась истолковать его нерешительность. Небритое лицо и всклокоченные волосы служили явным признаком растерянности для мужчины, являвшего собой образец элегантности даже на отдыхе. На его мрачном лице застыло более замкнутое, чем обычно, выражение, тонкие губы резкой чертой выделялись на заросшей щетиной нижней половине лица, что еще сильнее подчеркивало внутреннее напряжение. Однако его свежая рубашка в бело-голубую полоску была подобрана в тон к темно-синим брюкам, значит, он не так уж сильно торопился выяснять отношения и не напялил на себя первую попавшуюся под руку одежду. Молчание затянулось, так что нервы едва не сдали.
– Я вам нужна, сэр?
До Ванессы слишком поздно дошла вся двусмысленность ее вопроса, и ей пришлось стиснуть зубы, чтобы не дать себе пролепетать в тягучую тишину какое-то оправдание. Аккуратно застегнутый ворот блузки внезапно показался слишком тесным.
– Я… – Он избавил ее от пытки своего пристального взгляда и опять осмотрелся вокруг, как бы подыскивая слова: – Э-э… Я что, завтракаю в одиночестве?..
Ванесса заметила немой вопрос в глазах миссис Райли, но не пожелала разделить ее молчаливое изумление по поводу необычной для хозяина нерешительности. Она была слишком занята собственными мыслями, пытаясь понять, намеренно ли он продлевает ее агонию или же просто не хочет унизить в присутствии экономки.
– Ну… да. Ванесса не говорила, что с вами гости… – произнесла миссис Райли, не скрывая недоумения, наблюдая, как хозяин опустил глаза, очевидно, любуясь своими ногами, обутыми в элегантные ботинки.
– Нет, я не привез гостей. Так что… только я один, значит… – Он немного повысил голос на последнем слове, как бы собираясь задать вопрос. Но никто не ответил, и его взгляд вдруг опять вернулся к Ванессе, которая недостаточно быстро справилась с чувством приближающейся опасности, безусловно отразившимся на ее лице.
Насупясь, Бенедикт воззрился на нее.
– Могу я несколько минут переговорить с вами в библиотеке, Флинн? – Он повернулся и уже почти в дверях оглянулся: – Между прочим, миссис Райли, я сейчас не очень голоден – может быть, только чай и несколько тостов…
– О, какая жалость, мистер Сэвидж, а я только что поставила на плиту большую кастрюлю каши…
– Каши? – Он резко обернулся, явно шокированный таким предложением, и Ванесса, у которой нервы были и так напряжены, судорожно захихикала, опять оказавшись в центре его внимания.
– В библиотеку. Сейчас же! – То, как Бенедикт Сэвидж прошипел это, было равносильно яростному окрику.
– Да, сэр! – пробормотала Ванесса в пустоту, вскакивая с места и срывая с высокой спинки стула свой короткий темно-синий жакет.
– Вот те на! – выдохнула Кейт Райли, скрестив руки на своей могучей груди и покачивая седой головой с перманентной завивкой. – Можно подумать, я предложила ему яду. А всегда говорил, что любит, как я готовлю кашу!
Ванесса, с отсутствующим видом надевая жакет и слишком тщательно расправляя манжеты и лацканы, постаралась успокоить задетое самолюбие пожилой женщины.
– Он просто не с той ноги встал, наверное…
– Мистер Сэвидж всегда ведет себя как настоящий джентльмен, – совершенно справедливо заметила миссис Райли. – И никогда не позволяет себе грубости, но на этот раз, видно, это так…
Ванесса пробормотала в ответ что-то невнятное и выскочила из кухни, прижимая ледяные ладони к пылающим щекам. Успокойся, успокойся, сурово твердила она себе, проходя по вымощенному плитами залу. Если он тебя уволит, ты сможешь обвинить его в сексуальном преследовании. Или он собирается обвинить в этом ее? Она почти застонала вслух при этой мысли, не замечая всей ее абсурдности, охваченная паническим ужасом предстоящего скандала. Ей придется уехать отсюда, а она привыкла считать это местечко своей тихой и безопасной гаванью в этом безумном мире. А что она скажет Ричарду? О, черт, черт, черт!
– Ну?.. – Когда она закрыла за собой дверь, Бенедикт Сэвидж, благодарение Богу, не сидел, как она ожидала, с угрожающим видом за своим безукоризненно аккуратным антикварным письменным столом, стоящим напротив застекленных дверей в сад. Он стоял почти у самой двери, положив руку на одну из книжных полок, опоясывавших стены, и непроизвольно барабаня пальцами по ореховому дереву старинной работы.
– Да, сэр? – Ванесса стояла, выпрямившись во весь рост, напружинившись перед надвигающейся атакой.
Он прокашлялся.
– Прошу прощения, если мой неожиданный приезд вызвал проблемы, но мне просто нужно было на какое-то время удрать из города, а Уайтфилд казался самым подходящим местом для этого. В квартире в Окленде бывает слишком много народу и… – он немного неуверенно пожал плечами, – …ну, я знаю, миссис Райли тревожится по пустякам… Просто передайте ей, что я вовсе не жду, что все будет организовано как обычно… и не нужно никакой суматохи…
Ванесса едва не разинула рот от изумления. Мистер Само Совершенство сообщает ей, что не рассчитывает на привычную безупречность. Бормочет что-то насчет домашних дел, когда нужно решить действительно важный вопрос!
Она посмотрела на его барабанящие пальцы. Нервы? Мистер Самообладание нервничает?
– Скажите ей об этом, ладно? – Пальцы внезапно остановились и хлопнули по дереву.
Взгляд Ванессы метнулся к его лицу, и она увидела, что он зорко наблюдает за ней. Она судорожно попыталась удержать быстро ускользающую из-под ног почву. Так он нервничает из-за нее? Сама мысль об этом привела ее в замешательство.
Она сильнее сжала чашку, но это было единственной внешней акцией, которая не поддалась ее жесткому самоконтролю. Внутренне же она вся вспыхнула от смущения.
Миссис Райли с удивлением подняла глаза от подноса с завтраком, над которым она трудилась, сидя на скамье из горбыля новозеландского каури.
– Разве вы хотели сегодня позавтракать пораньше, мистер Сэвидж? – спросила она, и при виде этого отступления от заведенного порядка ее пожилое лицо сморщилось с обескураженным выражением. – Но из вашего офиса нам не сообщали, что вы приезжаете вечером, так что, не обессудьте, ничего пока не готово. Я даже не знала, что понадоблюсь, пока Ванесса недавно не позвонила мне…
– Нет, нет… – оборвал ее Бенедикт Сэвидж, отмахнувшись рукой и нахмурившись, посмотрел на поднос, где стоял один прибор. – Спешить не нужно.
Ванесса призвала на помощь всю свою храбрость, когда его взгляд методично обшарил кухню и неохотно остановился на ней.
Она внушала себе, что ее внутреннее смущение не должно проявиться, и ее темно-карие глаза спокойно встретили его взгляд. Сегодня утром, она надела скромную серую юбку до колен и белую блузку с короткими рукавами; влажные каштановые волосы были туго заплетены в аккуратную французскую косичку, на лицо наложен незаметный тональный крем, а губы лишь слегка тронуты рыжеватой помадой, которой она обычно пользовалась, когда была на службе, – слишком мало, чтобы привлечь ненужное внимание к своей особе, но вполне достаточно, чтобы удовлетворить свое женское самолюбие.
Вообще-то у нее было мало оснований для тщеславия. Ростом она была чуть ниже шести футов, но без той гибкой стройности, которая сделала бы ее высокий рост модным. Все остальное, правда, было пропорционально ее внушительному росту, но это служило слабым утешением. Лицо было, мягко говоря, скуластым, подбородок слишком квадратный, рот немного великоват, большие, темные, глубоко посаженные глаза с поволокой придавали ей сонный вид, что, впрочем, являлось полной противоположностью ее необычайно работоспособной натуре.
Она давилась сладким кофе, казавшимся ей горьким под молчаливым пристальным взглядом мужчины, с которым сегодня утром проснулась в одной постели.
За очками в черепаховой оправе его голубые глаза казались непроницаемыми, как обычно. Бенедикт Сэвидж всегда казался ей таким же пунктуальным и упорядоченным, как и архитектурные чертежи, которыми были увешаны стены студии рядом с его спальней.
Он также был очень замкнутым человеком, сдержанным до холодности. По сути дела именно из-за этого он и являлся для Ванессы идеальным хозяином, а также потому что редко наезжал в свой старинный дом, считавшийся местной достопримечательностью на восточном побережье полуострова Коромандел, и всегда оповещал об этом заранее.
До сего дня…
Пальцы Ванессы еще сильнее сжали чашку. У нее появилось смутное предчувствие, что этот приезд полностью и навсегда изменит приятный уклад жизни в Уайтфилд-хаусе. Уже теперь, сама того не желая, она совершенно иначе представляла себе Бенедикта Сэвиджа. Он уже был не просто ее хозяином, а мужчиной, который, к сожалению, вторгся в ее внутренний мир…
Он все еще смотрел на нее, и Ванесса съежилась от страха, подумав о том, какие мысли, должно быть, проносятся в его голове.
Если бы только вспомнить, что именно произошло!
К сожалению, она не смогла припомнить события вчерашнего вечера с момента, как свалилась в постель после ужина с Ричардом, где позволила себе слишком много шампанского, и до того, как услышала звуки наступающего рассвета, проникающие в окно, хотя знала, что накануне вечером плотно его закрыла.
Когда она открыла глаза и увидела, что лежит почти нос к носу с обнаженным хозяином, ее рука обвивает его торс, а бедро зажато у него между ног, она сначала подумала, что видит сон. Нельзя сказать, что она и раньше грезила о Бенедикте Сэвидже; в этом смысле она всегда чувствовала себя в полной безопасности. Он принадлежал к тому разряду мужчин, которые ее не привлекали. Ванесса считала его слишком заумным, чересчур бесстрастным и немного помешанным на безупречности, в то время как она идеальному совершенству предпочитала комфорт.
К счастью, голова у нее была так одурманена, что она не закричала, когда все остальные органы чувств подтвердили ей, что прижимающееся к ней голое тело – кошмарная реальность. Она просто застыла от ужаса, что может ненароком разбудить его, не могла поверить, что эта гибкая мужская рука, которая так собственнически обхватила ее мягкую грудь, действительно принадлежит Бенедикту Сэвиджу… не говоря уже о том, что она ощущала своим бедром. Лежащий в ее объятиях мужчина, хотя и находился еще во власти сна, но явно пребывал в состоянии возбуждения!
Стыд и изумление боролись у нее в душе те долгие мгновения, которые понадобились ей, чтобы понять: у нее все же есть возможность избежать нежелательных последствий своего безрассудного поступка. Глубокое и ровное дыхание говорило ей, что Бенедикт – мистер Сэвидж, мрачно поправилась она, пытаясь за официальным обращением обрести хоть какую-то защиту, – еще крепко спит. Не сводя глаз с его лица, Ванесса осторожно, дюйм за дюймом, высвободилась из тесного объятия, не переставая молиться о том, чтобы он не проснулся!
Все прошло удачно, только в последние несколько секунд он задвигался и промычал что-то нечленораздельное, протестуя, когда от него отодвинулась теплая женская плоть, но, к счастью, глаз так и не открыл…
Когда она наконец соскользнула с края постели, утянув за собой почти всю простыню, он, застонав, вяло перекатился на другой бок и уткнулся лицом вниз, длинной мускулистой рукой подтянув к себе под ребра ее подушку и пригвоздив к месту коленом. Ванесса скромно набросила на него простыню и поспешно выскочила из комнаты. Смешно, но испытываемое ею чувство унижения еще больше усилилось, когда она увидела, что ее присутствие так легко заменила бесформенная подушка!
Она долго и старательно отмывалась в душе, пока не почувствовала, что с кожи смылся его мужской запах и ощущение его прикосновения, но даже теперь воспоминание об этом не переставало преследовать ее.
Вновь и вновь она проклинала Бенедикта Сэвиджа за то, что он воспользовался невинной ошибкой. Почему он не разбудил ее? Или, что еще хуже, он пытался это сделать, а она в пьяном угаре повела себя безрассудно игриво?
Ванесса внутренне содрогнулась, трепетно следя за ним сквозь защитную изгородь своих ресниц. Что он застыл, как статуя? Почему ничего не говорит – ни обвинения, ни шутки, ни просьбы объяснить, ни требования, чтобы она собрала свои пожитки и больше никогда здесь не появлялась – хоть что-нибудь, чтобы нарушить это невыносимое напряжение.
В панике она пыталась истолковать его нерешительность. Небритое лицо и всклокоченные волосы служили явным признаком растерянности для мужчины, являвшего собой образец элегантности даже на отдыхе. На его мрачном лице застыло более замкнутое, чем обычно, выражение, тонкие губы резкой чертой выделялись на заросшей щетиной нижней половине лица, что еще сильнее подчеркивало внутреннее напряжение. Однако его свежая рубашка в бело-голубую полоску была подобрана в тон к темно-синим брюкам, значит, он не так уж сильно торопился выяснять отношения и не напялил на себя первую попавшуюся под руку одежду. Молчание затянулось, так что нервы едва не сдали.
– Я вам нужна, сэр?
До Ванессы слишком поздно дошла вся двусмысленность ее вопроса, и ей пришлось стиснуть зубы, чтобы не дать себе пролепетать в тягучую тишину какое-то оправдание. Аккуратно застегнутый ворот блузки внезапно показался слишком тесным.
– Я… – Он избавил ее от пытки своего пристального взгляда и опять осмотрелся вокруг, как бы подыскивая слова: – Э-э… Я что, завтракаю в одиночестве?..
Ванесса заметила немой вопрос в глазах миссис Райли, но не пожелала разделить ее молчаливое изумление по поводу необычной для хозяина нерешительности. Она была слишком занята собственными мыслями, пытаясь понять, намеренно ли он продлевает ее агонию или же просто не хочет унизить в присутствии экономки.
– Ну… да. Ванесса не говорила, что с вами гости… – произнесла миссис Райли, не скрывая недоумения, наблюдая, как хозяин опустил глаза, очевидно, любуясь своими ногами, обутыми в элегантные ботинки.
– Нет, я не привез гостей. Так что… только я один, значит… – Он немного повысил голос на последнем слове, как бы собираясь задать вопрос. Но никто не ответил, и его взгляд вдруг опять вернулся к Ванессе, которая недостаточно быстро справилась с чувством приближающейся опасности, безусловно отразившимся на ее лице.
Насупясь, Бенедикт воззрился на нее.
– Могу я несколько минут переговорить с вами в библиотеке, Флинн? – Он повернулся и уже почти в дверях оглянулся: – Между прочим, миссис Райли, я сейчас не очень голоден – может быть, только чай и несколько тостов…
– О, какая жалость, мистер Сэвидж, а я только что поставила на плиту большую кастрюлю каши…
– Каши? – Он резко обернулся, явно шокированный таким предложением, и Ванесса, у которой нервы были и так напряжены, судорожно захихикала, опять оказавшись в центре его внимания.
– В библиотеку. Сейчас же! – То, как Бенедикт Сэвидж прошипел это, было равносильно яростному окрику.
– Да, сэр! – пробормотала Ванесса в пустоту, вскакивая с места и срывая с высокой спинки стула свой короткий темно-синий жакет.
– Вот те на! – выдохнула Кейт Райли, скрестив руки на своей могучей груди и покачивая седой головой с перманентной завивкой. – Можно подумать, я предложила ему яду. А всегда говорил, что любит, как я готовлю кашу!
Ванесса, с отсутствующим видом надевая жакет и слишком тщательно расправляя манжеты и лацканы, постаралась успокоить задетое самолюбие пожилой женщины.
– Он просто не с той ноги встал, наверное…
– Мистер Сэвидж всегда ведет себя как настоящий джентльмен, – совершенно справедливо заметила миссис Райли. – И никогда не позволяет себе грубости, но на этот раз, видно, это так…
Ванесса пробормотала в ответ что-то невнятное и выскочила из кухни, прижимая ледяные ладони к пылающим щекам. Успокойся, успокойся, сурово твердила она себе, проходя по вымощенному плитами залу. Если он тебя уволит, ты сможешь обвинить его в сексуальном преследовании. Или он собирается обвинить в этом ее? Она почти застонала вслух при этой мысли, не замечая всей ее абсурдности, охваченная паническим ужасом предстоящего скандала. Ей придется уехать отсюда, а она привыкла считать это местечко своей тихой и безопасной гаванью в этом безумном мире. А что она скажет Ричарду? О, черт, черт, черт!
– Ну?.. – Когда она закрыла за собой дверь, Бенедикт Сэвидж, благодарение Богу, не сидел, как она ожидала, с угрожающим видом за своим безукоризненно аккуратным антикварным письменным столом, стоящим напротив застекленных дверей в сад. Он стоял почти у самой двери, положив руку на одну из книжных полок, опоясывавших стены, и непроизвольно барабаня пальцами по ореховому дереву старинной работы.
– Да, сэр? – Ванесса стояла, выпрямившись во весь рост, напружинившись перед надвигающейся атакой.
Он прокашлялся.
– Прошу прощения, если мой неожиданный приезд вызвал проблемы, но мне просто нужно было на какое-то время удрать из города, а Уайтфилд казался самым подходящим местом для этого. В квартире в Окленде бывает слишком много народу и… – он немного неуверенно пожал плечами, – …ну, я знаю, миссис Райли тревожится по пустякам… Просто передайте ей, что я вовсе не жду, что все будет организовано как обычно… и не нужно никакой суматохи…
Ванесса едва не разинула рот от изумления. Мистер Само Совершенство сообщает ей, что не рассчитывает на привычную безупречность. Бормочет что-то насчет домашних дел, когда нужно решить действительно важный вопрос!
Она посмотрела на его барабанящие пальцы. Нервы? Мистер Самообладание нервничает?
– Скажите ей об этом, ладно? – Пальцы внезапно остановились и хлопнули по дереву.
Взгляд Ванессы метнулся к его лицу, и она увидела, что он зорко наблюдает за ней. Она судорожно попыталась удержать быстро ускользающую из-под ног почву. Так он нервничает из-за нее? Сама мысль об этом привела ее в замешательство.