Домбровский Кирилл. Серые муравьи

   Промелькнул плакат, призывающий вступать в морскую пехоту. Скоро должен быть поворот и съезд в лес. Нерст сбавил скорость и стал внимательно следить за дорогой. Почти от самой обочины начинался лес, покрывавший пологие холмы.
   Большой фургон с тяжелым уханьем обогнал Нерста, и он едва не пропустил поворот. Резко затормозив, резче, чем это можно делать на магистральном шоссе, Нерст свернул к обочине и съехал на дорогу, которая шла вдоль опушки леса. Проехав несколько ярдов, он развернул машину и поставил ее так, чтобы она не мешала проезду. Он затянул ручной тормоз и выключил зажигание. Мотор вздохнул и затих. Сразу стал слышен шум дороги - шипение шин и тяжелое гудение грузовиков. Нерст открыл дверцу и вышел из машины. Воздух был сырой и свежий после дождя, и мелкая, чахлая трава вдоль дороги еще не просохла. От шоссе тянуло запахом бензинового перегара. Нерст сунул в карман перчатки, пробирки для муравьев, сигареты, очки и похожий на автоматическое перо индикатор ионизации.
   Солнце поднялось уже довольно высоко, в пасмурном небе образовались большие разрывы, и белые пятна облаков быстро скользили по небу, напоминая своими очертаниями причудливые контуры географических карт. Нерст обошел машину и направился в лес.
   Человеку, привыкшему ходить по каменным плитам, по асфальту тротуаров, по паркетам домов, странно и непривычно ощущать под ногой живое тело земли. Она была мягкая, упругая и податливая, и казалось, если бы не толстые подошвы резиновых сапог, ноги ощутили бы ее теплоту. В лесу было сыро, темно и тихо. Сюда уже не доносился шум автомобилей и запах бензина. Капли дождя все еще блестели на ветках деревьев, на длинных, седых от росы иглах сосен. Нерст шел не разбирая дороги, прямо, стараясь лишь как можно дальше отойти от шоссе, углубиться в естественный мир природы, еще не разрушенный вторжением человека. Удивительно, как в наше время могут сохраняться подобные островки среди полей и дорог, линий электропередач и пыльных городов, построенных людьми. Нерст с наслаждением вдыхал густой воздух, насыщенный сырыми запахами леса. "Так ли уж нужна людям вся их цивилизация, которой они поклоняются как идолу? Должно быть, нужна, иначе люди не стали бы строить свои мосты и заводы. Но становятся ли они от этого счастливее?.." Нерст потянулся в карман за сигаретой, но, подумав, сунул пачку обратно. Слишком хорош был воздух, чтобы его стоило портить табачным дымом. Нерст остановился. Его поразила полная тишина леса. Только ветер едва шевелил верхушками деревьев да иногда тяжело падали задержавшиеся на ветках капли воды. Солнце просвечивало сквозь деревья и заставляло гореть ярким желто-зеленым огнем листья папоротников.
   Было очень тихо в лесу. Нерст не сразу понял, что в этой тишине не слышно ни щебета птиц, ни стрекота насекомых, ни даже шороха трав. "Удивительно тихо, - подумал Нерст. - Какой-то вымерший лес..." Слабый порыв ветра расшевелил верхушки деревьев, и по листьям, по веткам, по траве застучали крупные капли.
   С тихим жужжанием пролетела стрекоза. Нерст машинально проследил за ней взглядом. Ему показалось что-то необычное в ее полете, но стрекоза исчезла раньше, чем он успел ее разглядеть. В лесу остался слабый запах озона. "Интересный экземпляр, - подумал Нерст. - Для "Кордулиа металлика" слишком крупная. Жаль, что я не захватил сетки..."
   Муравьиную тропинку Нерст заметил внезапно, сразу, когда уже едва не наступил на нее. Это была обычная дорога, которую муравьи прокладывают к местам добывания корма. Нерст присел на корточки. Хрустнули суставы в коленях, и он поморщился. Земля была еще совсем сырая, и на траве блестели крупные капли. Муравьиная дорога была тщательно расчищена и выровнена. Ее вполне можно было бы принять за миниатюрную копию тех шоссейных дорог, которые люди прокладывают между своими городами. Дорога была пуста. Нерст заметил лишь двух-трех муравьев, куда-то спешивших. Они скрылись раньше, чем он успел их рассмотреть, но ему показалось, что это такие же крупные серые муравьи, как и тот, которого ему принес накануне следователь. Нерст посмотрел вправо и влево, но нигде не увидел муравейника. Он пошел вдоль дороги, стараясь не повредить ее. Муравьиное шоссе местами огибало крупные препятствия - стволы деревьев, сухие пни, большие камни, но там, где это позволяла местность, оно было проложено удивительно прямо. Можно было подумать, что муравьи прокладывали его к какой-то определенной цели. Поверхность почвы на дороге была плотно утрамбована и в самом деле напоминала асфальтированное шоссе. Местами на дороге валялись сухие веточки и листья, сбитые дождем. Муравьев почти нигде не было видно, попадались только редкие одиночки, и Нерст даже не пытался ловить их, зная, что дорога должна привести его к муравейнику.
   Запахло падалью. Впереди в кустах Нерст увидел что-то светлое. В траве лежал начавший разлагаться труп белого кролика.
   Подавляя отвращение, стараясь не дышать, Нерст нагнулся, чтобы лучше рассмотреть насекомых. Они несомненно относились к новому виду, именно тому, который принес полицейский. Должно быть, из-за дождя муравьи вели себя довольно флегматично. Не было заметно той беспорядочной суетни, которая всегда связывается с муравьями в представлении людей.
   Нерст увлекся своими наблюдениями и не заметил, что несколько более крупных муравьев заползли на его резиновые сапоги. Он достал из кармана металлический футляр с пробирками и пневматическое приспособление для ловли насекомых.
   Стараясь не запачкаться, он собрал несколько десятков муравьев и уложил закрытые пробирки в футляр. Нерст заметил некоторую странность в поведении муравьев - они начинали проявлять беспокойство и разбегаться еще до того, как он приближал к ним свою ловушку, словно они могли знать его намерения. Но, как это часто бывает, подобный мелкий факт, хотя и был им замечен, не закрепился в сознании и не повлек за собой никаких мыслей.
   Подул ветер, солнце скрылось, и опять начал накрапывать дождь. Муравьи попрятались. Нерст осмотрелся вокруг. Муравьиная дорога дальше не продолжалась. Очевидно, она была проложена только сюда. Нерст пошел вдоль нее в обратном направлении. Теперь он шел быстро и уверенно, ожидая вот-вот увидеть муравьиную кучу. Дождь закапал сильнее. Впереди на тропинке Нерст заметил какое-то крупное насекомое, похожее на паука. Оно быстро ползло по тропинке и, как показалось Нерсту, расчищало и выравнивало ее. Нерст достал очки, но, пока он их протирал и надевал, насекомое уже скрылось.
   Идти по лесу в очках было неудобно; дождь, хотя и не очень сильный, заливал стекла и мешал смотреть. Нерст уже давно миновал то место, где он впервые вышел на дорогу, а она уходила все дальше в глубь леса. Нерст шагал вдоль нее, и чем дальше, тем все сильнее им овладевало какое-то странное чувство беспокойства и неуверенности. Он отлично понимал, что для описания нового вида необходимо найти муравейник, но в то же время ему мучительно не хотелось идти дальше в лес. Это было смутное, неосознанное противодействие его собственной воле - ощущение, лежащее вне разума и логики. Словно бы кто-то сильный и благожелательный твердил ему: "НЕ ХОДИ. ОСТАНОВИСЬ. НЕ ХОДИ. ВПЕРЕДИ ОПАСНОСТЬ". Он с трудом заставлял себя сделать каждый новый шаг и наконец остановился. Впереди в просвете между деревьями виднелось небольшое лесное озеро. Издали Нерст различал серую поверхность воды, покрытую сеткой дождя.
   Снова появилась стрекоза. Она сделала несколько стремительных кругов и едва не задела его плечо. И только тут он заметил, что индикатор ионизации, который, выходя из машины, он сунул в наружный карман пиджака, горит ярким оранжевым светом.
   Биологически человек беззащитен перед радиацией. Мы можем ощущать жару или холод, недостаток кислорода или запах вредных газов, мы чувствуем боль от укола, и нам неприятно смотреть на слепящее полуденное солнце, но мы совершенно не ощущаем радиации, несмотря на её смертельную угрозу.
   Оранжевый "глазок" индикатора горел ровным светом, неслышно предупреждая, что радиация превысила допустимый уровень... Нерст отцепил прибор и поднес его к глазу, чтобы прочесть суммарную дозу: "Семнадцать рем... Это еще не так много, но нужно немедленно уходить... Пока я выйду из леса, доза удвоится... Надо уходить..." Нерст еще раз взглянул на видневшееся за деревьями озеро, куда вела муравьиная тропа, и зашагал обратно.
   15
   26 июня.
   19 часов 15 минут.
   - Повторим? - спросил Ган Фишер.
   - Повторим, - сказал Васко Мораес.
   - Бармен, два виски!
   - Я бы, пожалуй, съел чего-нибудь... - сказал Васко Мораес.
   - И порцию сосисок! Двойную, - добавил Ган Фишер.
   Они сидели в баре на Госпитальной улице, напротив городской больницы.
   - Да, сэр, он был очень славный мальчик... - сказал Мораес. - Такой ласковый и приветливый... Хороший мальчик.
   - Он умер в сознании? Он что-нибудь говорил?
   - Нет, сэр, он был уже без сознания, когда мы его принесли в больницу. Но я все очень хорошо помню, я все видел: это произошло, прямо сказать, у меня на глазах.
   - Значит, его укусил муравей? Обыкновенный муравей?
   - Нет, сэр, это был не обыкновенный муравей. Таких я раньше не видел. Это был огромный серый муравей, похожий на осу, только поменьше. И без крыльев. Летать они не могут. У нас в Бразилии есть летающие муравьи, но те не такие. Эти бегают очень быстро и такие хитрые... Такие хитрые... Вы не поверите, они строят железные города! А металл достают из автомобилей.
   - Откуда вы знаете?
   Васко Мораес не ответил. Рассказывать о посещении автомобильного кладбища ему не хотелось. Как-никак это хоть и свалка, но все же частное владение, и, строго говоря, сняв подшипник со старой машины, он совершил кражу. Ган Фишер тотчас заметил, что Мораес чего-то недоговаривает, и стал настойчивее:
   - Почему вы думаете, что эти муравьи строят железные гнезда? Я никогда о таком не слыхал.
   - Я тоже никогда не слышал, чтобы муравьи строили гнезда из гвоздей и проволок. У нас в Бразилии есть муравьи, которые живут на деревьях и шьют себе гнезда из листьев. Есть такие, которые вообще не имеют гнезд, а только кочуют. Это самые опасные муравьи. Когда они идут по лесу, они съедают все на своем пути - мышей, пауков, лягушек, а если не успеешь убежать, так и человека сожрут до косточек. Объедят так, что останется только скелет - прямо для магазина наглядных пособий! Я это знаю. Работал два месяца на такой фабрике отмывал кости. Противная работа.
   - А вы сами видали такие, объеденные муравьями, трупы? - спросил Ган Фишер.
   - Я? Нет, не видал. Я ведь очень давно уехал из Бразилии.
   Ган Фишер отпил из своего стакана. Мораес ел сосиски.
   - Хорошие сосиски, горячие, - сказал он. - Я целый день ничего не ел. И они там тоже. Ну, им-то сейчас не до еды. Я сказал боссу, что буду ждать здесь, надо отвезти его на ферму.
   - А почему он не поехал на своей машине? - спросил Фишер.
   - Так ведь она не заводилась. Он гонял, гонял стартер - и ни одной вспышки. Искра пропала. А машина у него хорошая. В таком фургоне очень удобно спать, можно вытянуться во весь рост.
   - Может быть, в машине были обрезаны провода?
   - Я не знаю. А зачем их обрезать?
   Ган Фишер допил свое виски.
   - Повторим?
   - Пожалуй, хватит...
   - Ну, по одной?
   - Давайте.
   Фишер сделал знак бармену.
   Мораес доел сосиски. Он сидел молча, уставившись в пустую тарелку. Упоминание о машине Рэнди снова направило его мысли на полчища серых муравьев на автомобильном кладбище.
   - Я слышал, они, эти муравьи, забрались в приемник? - спросил Фишер.
   - Да, там вообще было много муравьев. Они всюду ползали, и в приемнике тоже. Они прогрызли в нем дырку и старались протащить туда какого-то паука.
   - В приемник?
   - Ну да, в приемник. Я сперва подумал, что это гудит радио, а потом разобрал, что гудит паук.
   - Когда это было?
   Мораес, словно истукан, смотрел прямо в глаза Фишеру.
   - Ну, когда вы видели муравьев в приемнике?
   - Когда?.. Тогда.
   - Утром?
   - Ну да, утром.
   - А как же Рэнди говорил, что приемник у него не работал и он сам открыл крышку?
   - Так я же и говорю то же самое. Он открыл приемник, а там полно этих серых муравьев. Они прямо так и кишели. Он хотел их высосать пылесосом, а они разбежались, и один укусил мальчика, а потом...
   - Это все я уже знаю. Рэнди рассказывал. Он говорил даже, что они отгрызли там какие-то детали?
   - Так зачем же вы спрашиваете, если сами все знаете?
   - Мне это нужно для газеты. Я у вас беру интервью.
   - А если я не хочу вам давать никаких этих интер...
   - На этом можно заработать.
   - Кому? Вам?
   - И вам тоже.
   - Никогда не слыхал о такой работе. Что надо делать?
   - Ничего особенного. Просто расскажите мне все, что вы знаете о серых муравьях. Что-нибудь такое, что будет интересно нашим читателям. Мне нужна сенсация...
   - А я ничего не знаю. У меня нету этой вашей сенсации. Я вам уже все рассказал. А сколько можно заработать?
   - Ну, скажем, пять долларов?
   - Не пойдет. На уборке шпината я получаю доллар двадцать в час. А мы сидим здесь уже битых два часа.
   - Два доллара сорок. У вас много работы?
   - Когда как...
   - Вы же все равно ничего не знаете. Сами сказали.
   - А если знаю? - Мораес опять посмотрел в упор на Фишера своим ничего не выражающим взглядом.
   Фишер молчал.
   - Допьем? - сказал он.
   Мораес кивнул. Допили. Фишер подозвал бармена и показал на стаканы. Бармен налил.
   - Десять долларов? - сказал Фишер.
   - Сто.
   Фишер засмеялся.
   - Почему не тысячу?
   - Мне нужно сто долларов. Деньги вперед.
   Фишер помолчал, прикидывая в уме, что мог бы рассказать Мораес и сколько на этом удастся заработать.
   - Вы читали газеты? Что вы думаете об убийстве Роберта Грига?
   - Я не читаю газет. Я вообще не умею читать. Так, немного, только то, что напечатано крупными буквами... Вывески, дорожные знаки... ну, и другое.
   - А радио вы не слушали?
   - У меня в машине нет радио.
   - А что вы делали в лесу?
   - В лесу?.. - Мораес опять уперся в него каменным взглядом. - Спал. Я иногда заезжаю в лес, чтобы переночевать, когда негде остановиться. Только последний раз это было давно. В Калифорнии, за перевалом.
   - А здесь, поблизости, вы нигде не заезжали в лес?
   - Здесь? Нет, нигде.
   - А вы не повторите фразу, которую я продиктую?
   - Зачем?
   - Так, для газеты.
   Фишер переменил позу, чтобы микрофон, спрятанный в кармане его пиджака, был направлен прямо на говорящего. Мораес отодвинулся.
   - Для газеты - сто долларов. А вообще чего вы ко мне пристали? Не буду я вам ничего говорить. Я ничего не знаю. Переночевал на ферме. Утром отвез больного ребенка в город. Вот и все.
   - Ладно. - Фишер достал из кармана бумажник и положил на стол две купюры по пятьдесят долларов. - Рассказывайте.
   Мораес посмотрел на деньги, потом на Фишера, потом снова на деньги и медленно протянул руку. Фишер быстро накрыл бумажки своей рукой.
   - Рассказывайте, - повторил он.
   - Деньги вперед, - сказал Мораес.
   Фишер отрицательно покачал головой.
   - Сперва рассказывайте.
   - Вы же из меня уже вытянули больше, чем думали.
   Фишер сложил бумажки и взял бумажник.
   - Ладно, пополам, - сказал Мораес. - Пятьдесят вперед, пятьдесят потом.
   Фишер молча протянул ему одну бумажку.
   - Так что рассказывать? - уныло спросил Мораес.
   - Все, что вы знаете о серых муравьях.
   Мораес помолчал, собираясь с мыслями, и начал:
   - Муравьи пришли сюда с Амазонки. У нас в Бразилии в древние времена было великое племя тупи-гуарани. Оно жило по берегам большой реки. Потом пришли белые люди и стали истреблять индейцев. Тогда вождь увел свое племя в глухие леса в глубь страны. Но там было сыро, темно и голодно, и люди умирали один за другим. Люди не знали, что делать, и сердца их ожесточились. Увидя это, Великий дух явился к ним и, для того чтобы людям было легче найти себе пропитание, превратил их в серых муравьев...
   - Довольно, - сказал Фишер. - Такие басни я умею сочинять лучше вас.
   Мораес остался невозмутим.
   - Тогда зачем же я вам нужен? Вы просили рассказать о серых муравьях, я... - Он поднялся из-за стола. - Я здесь, босс!
   К ним подходил Том Рэнди.
   - Надо ехать, Мораес, - сказал он.
   - Я готов... Мы тут немножко выпили...
   - Вижу. - Рэнди повернулся и пошел к выходу.
   Мораес последовал за ним, но, сделав несколько шагов, вернулся. Он остановился перед Ганом Фишером и, покачиваясь, смотрел на него.
   - Что? - спросил Фишер.
   - Остальные пятьдесят.
   Фишер пожал плечами. Тогда Мораес нагнулся к нему и зашептал в самое ухо:
   - Если вам нужны серые муравьи, поезжайте по восточной дороге на автосвалку, в самый дальний конец, ближе к лесу...
   Фишер невольно отстранился от горячего дыхания, щекотавшего ухо. Он хотел встать, но задел стол. Звякнула упавшая вилка. Ган рванулся за Мораесом, но тот уже уходил.
   - Проклятый метис! - пробормотал он.
   16
   27 июня.
   14 часов 20 минут.
   Рыжая обезьяна сидела у Нерста на коленях. В лаборатории было тепло и солнечно. Солнечные блики светились в стеклянных пробирках и колбах, сверкали в хромированных деталях микроскопов и кинокамер, наполняли зеленым свечением листья растений.
   Доктор Нерст посмотрел на часы. Было начало третьего, а в пять нужно быть дома. Его ассистентка немного задержалась - она должна принести данные анализа муравьев.
   Нерст погладил бритую голову обезьяны. Тонкая мягкая шерсть уже успела немного отрасти и на ощупь напоминала нежный ворсистый нейлон. В нескольких местах на голубоватой коже поблескивали металлизированные участки, к которым во время опытов присоединялись провода электроэнцефаллографа для записи биотоков мозга. Это была очень развитая, умная обезьяна, давно привыкшая к тому, что большие добрые люди время от времени прицепляли ей на голову длинные, похожие на тонких разноцветных червей провода и потом заставляли ее делать то, что ей не всегда нравилось. Но это случалось довольно редко, а в остальное время она могла спокойно жить или, вернее, играть в жизнь, ограниченная шестью стенками своей клетки. Что происходило сейчас в ее мозгу? Нерст попытался представить себе немыслимо сложную путаницу пульсирующих, непрерывно меняющихся и взаимодействующих электрических полей, мгновенных импульсов, передающихся по аксонам и вызывающих в нервных клетках каскады новых электрических импульсов. Сможет ли когда-нибудь человек до конца, во всех деталях разобраться в этом электрическом хаосе? Сможет ли человек добиться такой же ясности понимания психических явлений, какой он достиг в области механики? Все механические процессы, происходящие в живом организме, могут быть с достаточной полнотой описаны системами дифференциальных уравнений. Но сможет ли человек и картину психической жизни представить в столь же ясной и точной математической форме?.. Конечно, сможет, потому что у науки нет иного пути. Конечно, сможет, подобно тому, как сейчас он умеет составлять математическое описание работы электронно-вычислительной машины, но задача эта неизмеримо более сложная, и немало лет упорного труда понадобится для ее решения...
   Рыжая обезьяна сидела у Нерста на коленях. Доктор откинулся в кресле и сделал вид, что дремлет. Обезьяна осторожными ласковыми движениями своих подвижных пальцев старалась приоткрыть его веки. Но, как только она их отпускала, глаза снова зажмуривались. Это была игра. Обезьяна знала, что ее хозяин не спит, а только притворяется, но делала вид, что не замечает этого.
   Рыжая обезьяна осторожно лизнула его подбородок и, вытянув свои большие безобразные губы, тихонько дунула ему в нос. Нерст чихнул и засмеялся. Обезьяна тоже засмеялась по-своему и крепче обняла его за шею.
   В лабораторию вошла ассистентка. Нерст встал. Рыжая обезьяна, оставшись одна в кресле, внимательно следила за тем, как ее хозяин и его помощница рассматривают принесенные бумаги. На фоне окна светлые волосы женщины казались ярким ореолом рядом с темным силуэтом Нерста. Обезьяна оскалила зубы и тихонько заворчала, но люди ее не заметили. Нерст перевернул страницу и коснулся руки ассистентки. Одним прыжком обезьяна вскочила на плечи женщины и вцепилась ей в волосы. Линда Брукс вскрикнула и сделала резкое движение. Нерст взял обезьяну на руки.
   - Она слишком ревнива. Придется ее запереть, - сказал Нерст. - Конечно, этого следовало ожидать - никаких следов кураринов, да и откуда им взяться: у того экземпляра, который мы дали для анализа, жалящий аппарат был лишь в рудиментарной форме... Вы его сфотографировали?
   - Конечно.
   - Вам не показалось, что он несколько отличался от того, который мне передал следователь?
   - Трудно сказать. Тот был сильно поврежден.
   Обезьяна сделала попытку вырваться, но Нерст ее удержал. "Быть может, подумал он, - муравьи действительно явились абсорбентами яда, растворенного в спирте..."
   - Вы не прочли до конца. Там есть результаты исследования абсорбционной способности, - сказала мисс Брукс. - Это на следующей странице.
   - Да, ну что у них?
   - Почти никакой избирательности. Муравьи если и абсорбируют курарин из раствора, то в ничтожном количестве.
   - Ну что же, этого тоже можно было ожидать... Сколько у нас осталось из тех, которых я вчера принес? Восемнадцать?
   - Девятнадцать. После вашего ухода я нашла еще одного.
   - Где?
   - Он ползал на столе. Что мы сегодня будем делать?
   - Сейчас уже поздно, но, если успеем, я хотел бы проверить их реакцию на свет и вообще способность воспринимать простейшую информацию. Налаживайте кинокамеру, а я пока запру обезьяну.
   Мисс Брукс достала из шкафа кассету с пленкой и занялась подготовкой киноаппарата.
   Обезьяна, почувствовав, что ее хотят запереть в клетку, снова стала вырываться. Нерст крепче обхватил ее тонкие ручки. Перед ним опять возникла картина перекрещивающихся электромагнитных полей в пульсирующем мозге обезьяны. "Легче всего, - думал он, - объяснить поведение обезьяны просто внешней информацией, которая передается и перерабатывается ее мозгом. По моим жестам и движениям, по интонации голоса она может заключить, что ее собираются посадить в клетку, и это вызывает у нее протест. Но если всякий мыслительный процесс связан с переменным электрическим полем, то почему нельзя допустить непосредственного взаимодействия этих полей, которое воспринимается нами как неосознанное желание, тревога, удовлетворение? Мы слишком привыкли все мерить на свои, человеческие мерки. Быть может, у животных эта способность непосредственного восприятия электромагнитных излучений мозга развита сильнее, чем у человека? Ведь могут же муравьи, улитки, актинии и некоторые другие животные непосредственно ощущать ионизирующее излучение, которое совершенно недоступно нашему восприятию... А тревожное возбуждение, которое человек испытывает во время грозы, - не есть ли это явление того же порядка: непосредственное восприятие мозгом электрического поля? А нам, слепым от рождения, трудно это понять, как трудно представить себе ощущения собаки, идущей по следу, чующей запах, который для нас не существует..."
   Рыжая обезьяна бесцельно металась по клетке. Мисс Брукс неторопливо заряжала камеру. Она делала это очень ловко, точными, профессионально отработанными движениями. Нерсту доставляло удовольствие следить за тем, как ее руки легко касаются блестящих деталей механизма, как уверенно протягивает она глянцевитую похрустывающую пленку магнитной видеозаписи, как расчетливо поворачивает рукоятки, направляя камеру на объект съемки.
   Муравьи, принесенные накануне из леса, были помещены в специальный садок, окруженный со всех сторон водой, - небольшую гипсовую площадку с причудливым рельефом, напоминающим фотографии лунной поверхности. Муравьи вели себя вяло; они сбились в кучу в одном конце площадки и не проявляли интереса к разбросанным ячменным зернам, сухим веточкам и хвойным иглам.
   - Я хотел бы снять их довольно крупно, - сказал доктор Нерст. - Какой у вас объектив?
   - Сейчас установлен трехдюймовый, но я еще не наводила на фокус.
   Нерст нагнулся к садку.
   - Я вижу здесь одного более крупного?
   - Это, наверное, тот, которого я поймала вчера на столе. Я тоже обратила внимание, что он больше других.
   - Интересно... Возможно, это другая стаза того же вида...
   Нерст, не отрывая взгляда от муравьев, потянулся и щелкнул выключателем лампы. От яркого света муравьи зашевелились.
   - Это надо будет обязательно снять, у них вполне определенная реакция на свет... Мне бы нужно немножко меда...
   - Он рядом, на столе.
   Нерст набрал пипеткой несколько капель меда и поднес ее к муравьиному садку.
   - Так в кадре? - спросил он.
   Мисс Брукс заглянула в визир аппарата.
   - Немного левее, пожалуйста.
   Нерст передвинул пипетку левее. Набирая мед, он испачкал пальцы, и теперь они были липкими. Нерст подавил в себе естественное желание вытереть их.
   - Когда у вас будет готово - скажите.
   - Я готова.
   - Включайте камеру, потом я зажгу дополнительный свет. - Он нащупал рукой выключатель.
   Бесшумно заработала камера. Спустя несколько секунд Нерст нажал выключатель. Когда вспыхнул свет, муравьи опять забеспокоились. Нерст выдавил из пипетки каплю меда. Муравьи беспорядочно копошились, потом один из них, более крупный, отделился от общей кучки и побежал по направлению к меду.
   Убедившись в том, что новый предмет, появившийся на площадке, съедобен и сладок, он на секунду замер в неподвижности, слегка пошевеливая усиками, и после этого остальные муравьи, как по команде, устремились к меду.