Страница:
Стивен ДОНАЛЬДСОН
ЗОЛОТНЯ-ОГОНЬ
ДОПОЛНЕНИЕ К КНИГЕ II
ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА
Сказание о «Золотня-огне» – всего лишь отрывок из хроник войны Иллеарта, и не ожидайте здесь законченного повествования. Хотя у вас появилась теперь возможность ознакомиться с тем, что произошло с Кориком, Стражем Крови, и его миссией в Прибрежье в самые первые дни войны Иллеарта, уже после того как Томас Кавинант был призван в Страну, но еще до того как разгорелась настоящая война. Это повествование родилось на основе двух набросков моего манускрипта, и которое, так уж сложилось, полностью отсутствует в опубликованной версии книги.
Поэтому, мне кажется, здесь не обойтись без объяснений. Уж если я, что и изымаю из написанного мной, то выкидываю все это в корзину для бумаг и более к нему не возвращаюсь. Но в данном случае я решил сделать исключение, и на то есть не одна причина.
И некоторые из этих причин роднятся с тем, почему «Золотня-огонь» пришлось изъять из хроник войны Иллеарта. Первоначальный вариант книги, что лег на стол перед Лестером дель Реем в «Balantine Books», насчитывал 916 страниц – приблизительно 261000 слов. По требуемому объему это было явно многовато. С большим сожалением, Лестер дал мне понять, что я должен сократить повествование на 250 страниц.
Ну что ж, для меня это и не удивительно, я славлюсь тем, что не раз переписываю свои рукописи. Итак, я взялся за дело и сократил книгу на 100 страниц, попросту уплотняя текст. Но после этого мне предстояло принять более трудное решение.
Так уж сложилось, что первоначальная версия «Войны Иллеарта» состояла из четырех частей, а напечатанная включает в себя лишь три. Часть вторая была целиком посвящена миссии Корика в Прибрежье, и в ней как раз и были те 150 страниц, столь мне необходимые. Нет, вовсе не потому, что я считал этот материал менее значительным, чем все остальное (мне вообще мало симпатичны те, кого не очень-то трогает судьба Бездомных, верность и преданность Стражей Крови, доблесть и мужество Лордов), напротив, мне очень по душе была эта часть, но я срубил под корень мою бывшую вторую часть руководствуясь лишь логикой повествования.
С самого начала эта часть была несколько оторвана от общего повествования. В ней я представил Корика как центрального персонажа.
Впервые в моей трилогии я полностью отошел от Томаса Кавинанта (или какой-либо непосредственной связи с «реальным» миром). И это, вероятно, было ошибочным. Решающим в представлении такого героя, как Кавинант, было то, что у него были истинные причины сомневаться в подлинной «реальности» Страны. Но все эти причины исчезли без следа, как только я ввел такой персонаж, как Корика – который ничем не был связан, даже косвенно, с миром Кавинанта. («Война Иллеарта» включает в себя две главы, где на первый план выступает Лорд Морэм. Но в обоих случаях Морэм постоянно общается с Кавинантом или Хайлом Троем. В миссии же Корика потеряна даже связь с теми исходными предпосылками, что легли в основу «Проклятия Лорда Фаула» и «Войны Иллеарта»). Явив перед читателем Корика, мне словно бы удалось создать неопровержимое доказательство того, что люди, населяющие Страну, действительно реально существуют: я, совсем не желая того, опроверг логические основания Кавинанта Неверящего, которые и без того достаточно хрупки.
Поэтому мне пришлось выбрать наиболее существенное для развития сюжета из второй части и вложить все это в уста Ранника и Тула, донесших весть о судьбе миссии Корика до Кавинанта и Троя – сохранив таким образом целостность повествования и логику, с которой оно было продумано. Поступив так, я и выкроил те 150 страниц, на которые надо было сократить книгу.
Но сказанное о «Золотня-огне» было полностью потеряно.
Конечно, это не такая уж трагедия. Подобное сокращение – обычное дело для писателя, ибо логика повествования более важна, чем авторские пристрастия. В данном случае моя точка зрения такова: «Золотня-огонь» не вошел в книгу «Война Иллеарта» не потому, что он – плох, а потому что недостаточно соответствовал логике, изначально заложенной в основу развития сюжета.
Однако, остается вопрос: если материал недостаточно подходил для «Войны Иллеарта», то почему я не похоронил его окончательно, а вытащил снова на свет?
Основная причина, полагаю, – мои вышеупомянутые пристрастия. Я люблю Корика, Гирима и Шетру; меня всегда глубоко печалила и огорчала та крайняя необходимость, что потребовала от меня столь решительно сократить их роль в истории Страны. И, вдобавок к этому, меня всегда не покидало ощущение, что моральная дилемма Стражи Крови как-то смутно, слишком поверхностно изложена в опубликованной версии моих книг: слишком многим пришлось пожертвовать, когда я распростился с повестью о «Золотня-огне». Фактически было принесено в жертву слишком многое, связанное с теми людьми, которые должны были лицом к лицу столкнуться с опасностями и разрушением, грозившими Бездомным. (Как, например, можно оценить и почувствовать все усилия и подвиги Лорда Гирима, когда так мало известно о нем самом?) Публикуя «Золотня-огонь», я стремлюсь заполнить для кого-то, возможно, трудно уловимый, но для меня столь существенный пробел в повествовании о войне Иллеарта.
Наконец, я бы сказал, что та логика, которая первоначально требовала сократить материал, теперь меня не ограничивает; ведь речь идет о независимом повествовании. «Золотня-огонь» наверняка не будет интересен тем, кто не знаком с «Хрониками Томаса Кавинанта Неверящего». А для моих читателей вопрос о реальности Страны (о том, может ли Корик быть центральным персонажем повествования) не суть важен. В действительности, как и в мечтах, имеет значение лишь тот ответ, что находим мы в наших сердцах на поверку их ко Злу и Жестокости. Публикуя «Золотня-огонь», мне и хотелось поведать вам о тех ответах, что живут в сердцах Корика, Гирима и Шетры.
Стивен Дональдсон
Поэтому, мне кажется, здесь не обойтись без объяснений. Уж если я, что и изымаю из написанного мной, то выкидываю все это в корзину для бумаг и более к нему не возвращаюсь. Но в данном случае я решил сделать исключение, и на то есть не одна причина.
И некоторые из этих причин роднятся с тем, почему «Золотня-огонь» пришлось изъять из хроник войны Иллеарта. Первоначальный вариант книги, что лег на стол перед Лестером дель Реем в «Balantine Books», насчитывал 916 страниц – приблизительно 261000 слов. По требуемому объему это было явно многовато. С большим сожалением, Лестер дал мне понять, что я должен сократить повествование на 250 страниц.
Ну что ж, для меня это и не удивительно, я славлюсь тем, что не раз переписываю свои рукописи. Итак, я взялся за дело и сократил книгу на 100 страниц, попросту уплотняя текст. Но после этого мне предстояло принять более трудное решение.
Так уж сложилось, что первоначальная версия «Войны Иллеарта» состояла из четырех частей, а напечатанная включает в себя лишь три. Часть вторая была целиком посвящена миссии Корика в Прибрежье, и в ней как раз и были те 150 страниц, столь мне необходимые. Нет, вовсе не потому, что я считал этот материал менее значительным, чем все остальное (мне вообще мало симпатичны те, кого не очень-то трогает судьба Бездомных, верность и преданность Стражей Крови, доблесть и мужество Лордов), напротив, мне очень по душе была эта часть, но я срубил под корень мою бывшую вторую часть руководствуясь лишь логикой повествования.
С самого начала эта часть была несколько оторвана от общего повествования. В ней я представил Корика как центрального персонажа.
Впервые в моей трилогии я полностью отошел от Томаса Кавинанта (или какой-либо непосредственной связи с «реальным» миром). И это, вероятно, было ошибочным. Решающим в представлении такого героя, как Кавинант, было то, что у него были истинные причины сомневаться в подлинной «реальности» Страны. Но все эти причины исчезли без следа, как только я ввел такой персонаж, как Корика – который ничем не был связан, даже косвенно, с миром Кавинанта. («Война Иллеарта» включает в себя две главы, где на первый план выступает Лорд Морэм. Но в обоих случаях Морэм постоянно общается с Кавинантом или Хайлом Троем. В миссии же Корика потеряна даже связь с теми исходными предпосылками, что легли в основу «Проклятия Лорда Фаула» и «Войны Иллеарта»). Явив перед читателем Корика, мне словно бы удалось создать неопровержимое доказательство того, что люди, населяющие Страну, действительно реально существуют: я, совсем не желая того, опроверг логические основания Кавинанта Неверящего, которые и без того достаточно хрупки.
Поэтому мне пришлось выбрать наиболее существенное для развития сюжета из второй части и вложить все это в уста Ранника и Тула, донесших весть о судьбе миссии Корика до Кавинанта и Троя – сохранив таким образом целостность повествования и логику, с которой оно было продумано. Поступив так, я и выкроил те 150 страниц, на которые надо было сократить книгу.
Но сказанное о «Золотня-огне» было полностью потеряно.
Конечно, это не такая уж трагедия. Подобное сокращение – обычное дело для писателя, ибо логика повествования более важна, чем авторские пристрастия. В данном случае моя точка зрения такова: «Золотня-огонь» не вошел в книгу «Война Иллеарта» не потому, что он – плох, а потому что недостаточно соответствовал логике, изначально заложенной в основу развития сюжета.
Однако, остается вопрос: если материал недостаточно подходил для «Войны Иллеарта», то почему я не похоронил его окончательно, а вытащил снова на свет?
Основная причина, полагаю, – мои вышеупомянутые пристрастия. Я люблю Корика, Гирима и Шетру; меня всегда глубоко печалила и огорчала та крайняя необходимость, что потребовала от меня столь решительно сократить их роль в истории Страны. И, вдобавок к этому, меня всегда не покидало ощущение, что моральная дилемма Стражи Крови как-то смутно, слишком поверхностно изложена в опубликованной версии моих книг: слишком многим пришлось пожертвовать, когда я распростился с повестью о «Золотня-огне». Фактически было принесено в жертву слишком многое, связанное с теми людьми, которые должны были лицом к лицу столкнуться с опасностями и разрушением, грозившими Бездомным. (Как, например, можно оценить и почувствовать все усилия и подвиги Лорда Гирима, когда так мало известно о нем самом?) Публикуя «Золотня-огонь», я стремлюсь заполнить для кого-то, возможно, трудно уловимый, но для меня столь существенный пробел в повествовании о войне Иллеарта.
Наконец, я бы сказал, что та логика, которая первоначально требовала сократить материал, теперь меня не ограничивает; ведь речь идет о независимом повествовании. «Золотня-огонь» наверняка не будет интересен тем, кто не знаком с «Хрониками Томаса Кавинанта Неверящего». А для моих читателей вопрос о реальности Страны (о том, может ли Корик быть центральным персонажем повествования) не суть важен. В действительности, как и в мечтах, имеет значение лишь тот ответ, что находим мы в наших сердцах на поверку их ко Злу и Жестокости. Публикуя «Золотня-огонь», мне и хотелось поведать вам о тех ответах, что живут в сердцах Корика, Гирима и Шетры.
Стивен Дональдсон
Восход солнца был словно эхо прощальному огню, возжженному Высоким Лордом Еленой и яркой хвостатой звездочкой скользнувшим ввысь, к самым небесам, со сторожевой башни в Ревлстоне, а Корик и его спутники уже сидели на широких спинах могучих ранихинов, направляясь на восток с их миссией в Прибрежье.
Искрящиеся лучи утреннего светила слепили глаза Корика. Но с уверенностью и спокойствием вслушивался он в равномерную поступь Брабха, с лицом ясным, не омраченным и тенью сомнения, вглядываясь в грядущее. Уже без малого полсотни лет проездил он на славном Брабха, но дружба его с ранихинами родилась во времена куда более ранние. Великие исполины Ра носили его на своих могучих спинах, сменяя один другого по мере того как смерть прибирала их к рукам; но верность их и преданность жили в веках и передавались из поколения в поколение. Он доверял им и знал, что горячим сердцам ранихинов не ведомы скользкий страх и предательство. Местность близ Ревлстона была хорошо знакомой и не внушающей опасений; но даже в неумолимых и безжалостных скрижалях Северных Взгорий или таящей в своей глуши немало опасностей для всего живого таинственной и обманной Сарангрейвской Зыби, ранихины не изменяли своей твердой поступи, неотступно следуя к цели. Их чутье и инстинкты, казалось, заключали в себе суть более вечную и неизменную, чем видимый покров холмов и равнин. Они несли миссию Корика вниз через предгорья Ревлстона с такой уверенностью, как если бы эти великие лошади были частью самой земли – частью, ставшей подвижной и наделенной своим собственным быстрым жизненным пульсом, но по-прежнему делившей с землей тот же самый прах и единое происхождение, так что ни ложный шаг, ни предательство никогда не осквернит этого единства между землей и копытом.
Рядом с Кориком ехали его спутники, те, кто разделили с ним миссию к великанам в Прибрежье: четырнадцать человек из Стражи Крови и два Лорда, Гирим – сын Хула и Шетра – супруга Вереминта. Воспоминания об отъезде и прощании с Ревлстоном – горечь Шетры, разлученной с мужем, потерявшим былую веру в себя и собственные силы и не избранному ранихинами, резкие и неуклюжие попытки Гирима уяснить разницу между тем, что помнила Стража Крови, и тем, что они знали, отказ Томаса Кавинанта разделить их миссию еще были слишком свежи в памяти Корика. Однако еще более настойчивей напоминала о себе и тревожила та печальная необходимость, что позвала их за собой в дальний и опасный поход. Погибнуть, но спасти. Необходимость столь безотлагательная, что миссия была передана в руки самой Стражи Крови, а не Лордам, так что если Гириму и Шатре суждено было бы принять смерть, то их защитники продолжили бы путь.
И оттого что-то тревожное и особенное чувствовалось в тихом голосе Террела, когда раньше этой ночью он послал свой вызов Первому Знаку Морину.
– Вызовите Высокого Лорда, – проговорил Террел, следуя за помрачневшим и осунувшимся Лордом Морэмом в направлении Палаты Совета Лордов. – Опасность нависла над великанами Прибрежья. Он это видел.
Да, Лорд Морэм видел это. Провидец и оракул Совета, он описал погибель Бездомных, что рыщет в их поисках повсюду от Ревлстона до Коуэркри – погибель не столь отдаленная, грозящая нагрянуть чуть ли не в течение ближайших дней. Когда Высокий Лорд и весь Совет собрались в палате Совета, Морэм поведал всем о своем видении. Безрадостен и мрачен был его рассказ, погрузивший слушателей его в печаль и горестные думы.
В этом Корик хорошо знал Лордов. Ведь что бы ни случилось, верой и правдой, бессонно и неотлучно служил он Совету вот уже два тысячелетия: он понимал, что жгучая боль в сердцах Гирима, Каллендрилла и Морэма, суровая решимость Шетры и Вереминта, тревога Лордов Аматин, Лерии и Тревора родились из-за заботы о жизнелюбивых Бездомных – заботы настолько глубокой и древней, как сама преданность и дружба между великанами и страной. Но Корик помнил и о другом, ужасном и неумолимом. Порча замышлял войну против Совета, и угроза ее была столь неминуема, что несколько дней назад Высокий Лорд почувствовала необходимость вызвать Неверящего из его мира. Но сейчас все помыслы Страны были обращены к Прибрежью. Вот уже три года прошло с тех пор, как безмолвие пролегло между великанами и Ревлстоном.
Молчание в течение года – дело обычное, и первый год не внушал опасений. Но второй год породил тревогу и беспокойство, и в Прибрежье были посланы гонцы. Никто из них не вернулся. В год третий на поиски великанов был снаряжен Дозор – и никто его больше не видел. Не желая более рисковать своей Боевой Стражей, Высокий Лорд повелела Лордам Каллендриллу и Аматин отправиться с вестью о тревоге Страны на восток. Но они были отброшены назад Сарангрейвской Зыбью, и безмолвие царило как и впредь. Так Совету давно был ведом страх за Судьбу Великанов, как и за свою собственную.
Однако видение Лорда Морэма подкрепило опасения.
Высокий Лорд ни мгновенья не сомневалась, решив выслать отряд на подмогу великанам. Погибнуть, но спасти. Однако орды Порчи не сегодня, так завтра могли двинуться войной на Лордов, очерняя и разрушая все на своем пути, и поэтому лишь несколько воинов и совсем небольшие силы возможно было высвободить с защиты Страны. Итак, миссия была возложена на Стражу Крови. Первый Знак Морин избрал старшим в этом нелегком походе Корика, а Высокий Лорд перепоручила миссию Лордам Гириму и Шетре. Гирим, сын Хула, всегда отличался излишней тучностью, был веселого нрава и любителем пошутить, никогда не чурался плотских удобств и удовольствий, любил хорошо поесть и всегда питал искреннюю любовь к великанам. Шатра, супруга Вереминта, покидала Ревлстон с затаенной в душе горечью и в печали, ее боль за собственного мужа, которого терзали сомнения и неверие в самого себя, настолько извела ее, что теперь она еще больше, чем обычно, походила на нахохлившуюся хищную птицу. Конечно, слишком малые силы были посланы на восток, ведь неведом путь Порчи, и кто знает, не суждено ли путникам столкнуться на своем пути с его злобой и ненавистью. Уж кому-кому, а Страже Крови не стоило и напоминать о том, что есть только две дороги, что могут привести Презирающего на запад: одна пролегает южнее Анделейна, а затем проходит севернее Ревлстона, и другая, что уходит к северу от Горы Грома и дальше тянется на запад через Зломрачный Лес. И дорога Корика к Прибрежью также вела через Зломрачный Лес.
Хотя путь Порчи и оставался неизвестен, Стража Крови не питала по этому поводу угрызений совести. Корик и его люди не были связаны клятвой ведать неведомое: от них требовалось только победить или погибнуть. Душа их избегала сомнений, а здравый смысл не оставлял их даже в самые трудные минуты.
Когда Корик покинул Палату Совета, он без лишних колебаний избрал себе попутчиков. Он не сомневался в своем выборе: Стражу Крови единил союз доблести и отваги, и каждый ее воин мог быть избран или заменен другим, при этом ничем не поступившись в своем служении Клятве. Все же на этот раз он был более трепетен, принимая свое решение. Керрин и Силл были призваны им как само собой разумеющееся; они хранили под своей опекой Шетру и Гирима, едва те вступили в Совет. Затем он избрал Ранника и Прена, кто были старейшими представителями двух древнейших родов харучаев, хо-ару и нимиши, что в горных твердынях своих жилищ поколениями вели упорную вражду друг с другом, пока Узы Братства не объединили их. Еще десять человек он призвал разделить с ним миссию, то были воины из молодых Стражей Крови, он отобрал их по справедливости, по пять человек из каждого рода. Среди них был и Тулл – самый младший из Стражи Крови.
Еще раньше, когда Лорд Морэм с разведкой побывал в Испорченных Равнинах и возле Огнеубийцы, но сам едва спасся, обратившись в бегство, все Стражи Крови, сопровождавшие его, погибли. Как то велит Клятва, ранихины отвезли павших к Ущелью Стражей и в Западные горы, чтобы похоронить их в родных могилах. А харучаи послали новых воинов заменить погибших. Тулл был среди них. Он был многими столетиями моложе Корика.
Клятва также связывала его, ограничивала его свободу, подкрепляла силы и удерживала его ото сна. В этом он был равен любому другому Стражу Крови, но он не знал великанов, как его старшие товарищи. Поэтому Корик и выбрал его. Пусть Тулл воочию убедится в безупречной верности и преданности Стражи Крови, да и в том, что доверие к великанам не способно осквернить даже такое могучее Зло, как Порча.
Пока он бесшумными шагами ступал по коридорам Ревлстона, мысленно рассылая вызовы, он обдумывал преимущества того, чтобы взять с собой Моррила или Корала. Эти Стражи Крови опекали Лордов Каллендрилла и Аматин;
Моррил и Корал сопровождали вверенных под их защиту Лордов, когда те пытались добраться до великанов, но были отброшены назад темной силой Сарангрейвской Зыби. И Моррил и Корал уже были знакомы с теми опасностями, что теперь подстерегают миссию Корика. Но Корик уже слышал все, что оба стража могли бы поведать о поджидающих их на пути злых силах и трудностях.
Да и было у них нерушимое право: оставаться подле Лордов, которых они опекали.
Выбор был завершен, и Корик направился туда, где мог встретиться со своими товарищами – единственное место в Ревлстоне, предназначенное для Стражи Крови. Это была просторная плохо освещенная зала с прочными массивными стенами и шероховатым грубым полом, по которому никто не смог бы ступать босиком, кроме закаленных Стражей Крови. Зала служила им в том виде, как она есть, была ничем не обставлена и безо всяких прикрас. Все, в чем нуждались воины-харучаи – это просторное прибежище с грубым полом и защищенное от лишних взоров. Корику не пришлось долго ждать избранных им спутников. Они явились быстро, но без признаков спешки, ибо слово о видении Морэма долетело до них вперед призывов Корика: они слышали его в мысленных разговорах харучаев, в приказах Лордов, в измененной ускоренной пульсации ревлстонских ритмов. Однако, когда Керрин и Силл, Ранник и Прен, Тулл и остальные собрались вокруг него, Корик все же решил не торопить события и поговорить с ними. Миссия, которую возложил на него Первый Знак Морин, возможно, была значительней и тяжелей любого другого бремени, что возложила на свои плечи Стража Крови в этой войне. Они приносили Клятву оберегать Лордов, пока еще жив Совет; но редко когда кому-либо из Стражей Крови отдавались приказы, не связанные с их прямыми обязанностями. Но миссия к великанам все же была вверена харучаям. Погибнуть, но спасти. И чтобы принять столь необычный наказ, Корик и собрал своих братьев вокруг себя, дабы совершить древние ритуалы.
– Верность! – приветствовал он их.
– Сила и верность! – отозвались они.
– Хей! Приветствую вас, избранные мои братья, – снова вступил Корик.
– В наших руках миссия к великанам в Прибрежье. Настали времена Стражи Крови. Война грядет. Близок конец ссылки великанов, как то предсказывал Деймлон Друг Великанов. Да восторжествует карающий кулак и несгибаемая вера!
Стража Крови ответствовала ему словами из древней Клятвы харучаев:
– Ха-мэн руал тайба-сах карэб хо-йел нейта пэр-раоул. Мы – Стражи Крови, хранители Клятвы – хранители и хранимое, да будет освящено и хранимо нами до последнего вздоха, последнего смерти зла. Тан-харучаи. Мы принимаем наказ.
– Тан-харучаи, – эхом отозвался Корик и, поклонившись своим товарищам, повторил древний боевой клич. – Сила и Верность!
Окружавшие его воины в свою очередь ответно поклонились и затем слегка расступились так, чтобы вокруг Корика образовалось пустое пространство. Настал час состязания, как то было установлено теми древними ритуалами, к которым воззвал Корик. Состязание, которое выявило бы самого сильного из них и потому достойного возглавить трудный поход. Один за другим выходили они вперед, чтобы сразиться с Кориком, помериться с ним своими силами.
Хотя миссия была передана в его руки самим Первым Знаком Морином, Корик хотел подтвердить свое превосходство у своих спутников, так, что как бы трагически ни обернулось для них будущее, в какие роковые бы переделки они ни попали, никто бы не подверг сомнению и не оспаривал его права отдавать приказы. Потому-то он теперь и сражался за свое право возглавить миссию, как уже однажды оспаривал свое право быть среди тех, кто повел за собой армию в поход на Страну, еще в первые годы правления Высокого Лорда Кевина, сына Лорика.
Такое испытание само собой возникло у гордых и величавых харучаев, ибо они были рождены для битв и сражений, также как их деды и отцы, ибо о том повествуют древние старцы-сказители. Для них не было достаточным то, что они устраивают свои дома в самых суровых уголках земли. Не было достаточным то, что крепости, которые они населяли, пещеры и скалы, ледяные гроты и глубокие расселины, цитадели на неприступных утесах были три сезона в год покрыты глубоким слоем снега и скованы блистающей вечностью голубых ледников. Это простое выживание изо дня в день, сохранение домашнего очага, уход за овцами и скудным садиком, что иногда удавалось им взрастить, когда летом некоторые из долин освобождались от снега и льда, требовали от них всю силу тела и духа, на которую только может быть способен человек. Нескончаемые метели и вьюги, горные ветры и снежные обвалы навлекали на них столько бед и несчастий, что даже самые крепкие и выносливые из них не смели надеяться на долгую жизнь. Но нет, вдобавок ко всему, харучаи всегда находились в состоянии войны. До того, как их соединили Узы Братства, они сражались друг против друга, бились хо-ару против нимиши, из поколения в поколение, на отвесных скалах и утесах, каменистых осыпях и лощинах, везде, где бы они ни повстречались.
То были горячие люди, с сильными чреслами и плодовитые; но без еды, надежного крова и тепла их дети умирали еще при рождении – а часто и женщины тоже. И обуреваемые желанием выжить, оградить свой род от вымирания и защитить любимых, воины обоих кланов шли на все, бились друг с другом, стараясь любой ценой урвать друг у друга каждый возможный кусок мяса или колеблющийся свет от костра или хоть тень надежного убежища, так, чтобы их жены и дети не были обречены на смерть.
Но все же пришло в свое время согласие к хо-ару и нимиши. И прозрели они, осознав, что ведут бессмысленную вражду, никому не несущую победу.
Ведь воины обоих кланов не уступали друг другу в силе и ловкости, так что ни одна из воюющих сторон не могла удерживать хоть сколь возможное краткое господство. И если даже это изредка и случалось, и семья победителя увеличивалась вдвое, то вскоре недостаток еды, и тепла, и надежного крова убивал его сородичей, как и впредь. Поэтому вожди кланов встретились и объединили враждующие стороны Узами Братства. Распрям и вражде был положен конец, и рука почувствовала руку брата. С этих самых пор и дальше, хо-ару и нимиши боролись совместно против общей нужды.
И пришел час, и нужда толкнула их на восток, прочь с Западных гор, подогревая их намерение завоевать мощью своих кулаков все возможное для поддержания жизни, чем не обеспечивал их дом родной, так, чтобы жены их и дети смогли выжить. Корик доказывал свое первенство на состязании, длившемся всю долгую зиму, чтобы завоевать себе право встать рядом с Тьювором, Баннором, Морином и Террелом во главе армии из тысячи самых сильных и достойных воинов-харучаев, что вскоре двинулась через Ущелье Стражей и вдоль холодящей своей ледяной чистотой реки Ллураллин войной на Страну.
Не встречая никакого сопротивления, прошли они по краям и долинам, что позднее получили названия Кураш Пленетор, Больной Камень, и Тротгард.
Вопреки их ожиданиям и боевому настрою, они были встречены местными жителями со спокойствием, бесстрашием и терпимостью, и безо всякой борьбы им давали все, что они требовали. Эти мирные люди не находили радости и пользы в войне. В конце концов они даже направили харучаев в Ревлстон, где заседал в свои первые годы Совет Высокого Лорда Кевина.
И там-то, под стенами Ревлстона, и родилась Клятва Стражи Крови, и доверие пролегло между великанами и харучаями.
Едва завидев Ревлстон, захватчики были поражены в самое свое сердце от величайшего удивления. Они понимали горы, покоряли неприступные утесы и скалы, знали, как неукротим бывает камень, но никогда в своих самых теплых и светлых мечтах, не помышляли они о том, что гора внутри может быть столь приятна, желанна и пригодна для жилья. С удивлением и восторгом вглядывались они в строгие контуры Великой Твердыни, что была искусно вырублена в камне и с великим тщанием доведенная до ума великанами, и души их переполняла буйная радость, сравнимая разве что с той, что посещала воинов-харучаев при взгляде на суровые и аскетичные остроконечные горные вершины или в объятиях всеобъемлющей любви их жен. И чем больше всматривались они в неведомое им доселе великолепие, тем более желанным представал перед ними Ревлстон. Изящные его формы, точеные линии его окон и балконов, парапеты, уходящие к самой вершине высоченной скалы и переплетенные великанами в витиеватые узоры, – кружили им голову и все больше порабощали своей красотой и надежностью. Здесь, в тепле и уюте, посреди изобилия пищи и солнечного света высился один-единственный скалистый дом, но огромный до того, что был способен вместить в себя весь народ харучаев и навсегда избавить их от нужды. Великолепие и многозначительность той роскоши заставляла каждую бойницу и зубчатые стены жить странной жизнью, освещенной высшими мистериями и неиссякаемыми возможностями.
Во внезапном приступе незнакомой им страсти они поклялись, что завоюют эту Твердыню и сделают ее своей. Без колебания тысяча невооруженных харучаев осадили Ревлстон.
Но их военные действия не зашли слишком далеко. Почти сражу же огромные каменные ворота под сторожевой башней широко распахнулись, и Высокий Лорд Кевин выехал вперед, чтобы встретить осаждающих. Он ехал верхом на великом ранихине и в сопровождении половины своего Совета, Дозора Боевой Стражи и компании ухмыляющихся великанов. Серьезно и со вниманием выслушал Кевин требования, выдвинутые перед ним Первым Знаком Тьювором, и могущество Посоха Закона позволяло ему понимать язык харучаев. Затем он объявил свою волю, что ничто не заставит его вступить в кровопролитное сражение с харучаями, он ненавидел сражения и был против войны. Вместо этого он пригласил пятерку возглавляющих воинство харучаев в Ревлстон на попечение радушных и гостеприимных Лордов. И хотя харучаи опасались предательства и вероломства, не принять приглашение им не позволила гордость.
Но предательства не случилось. Огромные ворота по-прежнему оставались открытыми все три дня, пока пятеро командующих осаждавшим воинством знакомились с великолепием и простором Ревлстона. Они сами испытали на себе добродушное могущество веселых и жизнелюбивых великанов, что сотворили эту Великую Твердыню, вдохнув новую жизнь в камень, и наконец получили предложение от Совета Лордов по доброй воле снабдить харучаев всем, в чем у них есть нужда, и помогать им так долго, как им того потребуется. Когда воины возвернулись к своим армиям, они не шли пешком, но ехали верхом на горделивых ранихинах, что избрали для себя носить харучаев. В душе Корика и равных ему воинов жило одно и тоже чувство.
Что-то новое открылось им, что-то, находившееся вне их возникшей близости с ранихинами, вне дружбы и благоговейного трепета перед великанами и даже завораживающего великолепия самого Ревлстона. Харучаи были воины, привыкшие силой добывать себе то, что они требовали: они не могли принимать дары, не отдавая что-то взамен.
Искрящиеся лучи утреннего светила слепили глаза Корика. Но с уверенностью и спокойствием вслушивался он в равномерную поступь Брабха, с лицом ясным, не омраченным и тенью сомнения, вглядываясь в грядущее. Уже без малого полсотни лет проездил он на славном Брабха, но дружба его с ранихинами родилась во времена куда более ранние. Великие исполины Ра носили его на своих могучих спинах, сменяя один другого по мере того как смерть прибирала их к рукам; но верность их и преданность жили в веках и передавались из поколения в поколение. Он доверял им и знал, что горячим сердцам ранихинов не ведомы скользкий страх и предательство. Местность близ Ревлстона была хорошо знакомой и не внушающей опасений; но даже в неумолимых и безжалостных скрижалях Северных Взгорий или таящей в своей глуши немало опасностей для всего живого таинственной и обманной Сарангрейвской Зыби, ранихины не изменяли своей твердой поступи, неотступно следуя к цели. Их чутье и инстинкты, казалось, заключали в себе суть более вечную и неизменную, чем видимый покров холмов и равнин. Они несли миссию Корика вниз через предгорья Ревлстона с такой уверенностью, как если бы эти великие лошади были частью самой земли – частью, ставшей подвижной и наделенной своим собственным быстрым жизненным пульсом, но по-прежнему делившей с землей тот же самый прах и единое происхождение, так что ни ложный шаг, ни предательство никогда не осквернит этого единства между землей и копытом.
Рядом с Кориком ехали его спутники, те, кто разделили с ним миссию к великанам в Прибрежье: четырнадцать человек из Стражи Крови и два Лорда, Гирим – сын Хула и Шетра – супруга Вереминта. Воспоминания об отъезде и прощании с Ревлстоном – горечь Шетры, разлученной с мужем, потерявшим былую веру в себя и собственные силы и не избранному ранихинами, резкие и неуклюжие попытки Гирима уяснить разницу между тем, что помнила Стража Крови, и тем, что они знали, отказ Томаса Кавинанта разделить их миссию еще были слишком свежи в памяти Корика. Однако еще более настойчивей напоминала о себе и тревожила та печальная необходимость, что позвала их за собой в дальний и опасный поход. Погибнуть, но спасти. Необходимость столь безотлагательная, что миссия была передана в руки самой Стражи Крови, а не Лордам, так что если Гириму и Шатре суждено было бы принять смерть, то их защитники продолжили бы путь.
И оттого что-то тревожное и особенное чувствовалось в тихом голосе Террела, когда раньше этой ночью он послал свой вызов Первому Знаку Морину.
– Вызовите Высокого Лорда, – проговорил Террел, следуя за помрачневшим и осунувшимся Лордом Морэмом в направлении Палаты Совета Лордов. – Опасность нависла над великанами Прибрежья. Он это видел.
Да, Лорд Морэм видел это. Провидец и оракул Совета, он описал погибель Бездомных, что рыщет в их поисках повсюду от Ревлстона до Коуэркри – погибель не столь отдаленная, грозящая нагрянуть чуть ли не в течение ближайших дней. Когда Высокий Лорд и весь Совет собрались в палате Совета, Морэм поведал всем о своем видении. Безрадостен и мрачен был его рассказ, погрузивший слушателей его в печаль и горестные думы.
В этом Корик хорошо знал Лордов. Ведь что бы ни случилось, верой и правдой, бессонно и неотлучно служил он Совету вот уже два тысячелетия: он понимал, что жгучая боль в сердцах Гирима, Каллендрилла и Морэма, суровая решимость Шетры и Вереминта, тревога Лордов Аматин, Лерии и Тревора родились из-за заботы о жизнелюбивых Бездомных – заботы настолько глубокой и древней, как сама преданность и дружба между великанами и страной. Но Корик помнил и о другом, ужасном и неумолимом. Порча замышлял войну против Совета, и угроза ее была столь неминуема, что несколько дней назад Высокий Лорд почувствовала необходимость вызвать Неверящего из его мира. Но сейчас все помыслы Страны были обращены к Прибрежью. Вот уже три года прошло с тех пор, как безмолвие пролегло между великанами и Ревлстоном.
Молчание в течение года – дело обычное, и первый год не внушал опасений. Но второй год породил тревогу и беспокойство, и в Прибрежье были посланы гонцы. Никто из них не вернулся. В год третий на поиски великанов был снаряжен Дозор – и никто его больше не видел. Не желая более рисковать своей Боевой Стражей, Высокий Лорд повелела Лордам Каллендриллу и Аматин отправиться с вестью о тревоге Страны на восток. Но они были отброшены назад Сарангрейвской Зыбью, и безмолвие царило как и впредь. Так Совету давно был ведом страх за Судьбу Великанов, как и за свою собственную.
Однако видение Лорда Морэма подкрепило опасения.
Высокий Лорд ни мгновенья не сомневалась, решив выслать отряд на подмогу великанам. Погибнуть, но спасти. Однако орды Порчи не сегодня, так завтра могли двинуться войной на Лордов, очерняя и разрушая все на своем пути, и поэтому лишь несколько воинов и совсем небольшие силы возможно было высвободить с защиты Страны. Итак, миссия была возложена на Стражу Крови. Первый Знак Морин избрал старшим в этом нелегком походе Корика, а Высокий Лорд перепоручила миссию Лордам Гириму и Шетре. Гирим, сын Хула, всегда отличался излишней тучностью, был веселого нрава и любителем пошутить, никогда не чурался плотских удобств и удовольствий, любил хорошо поесть и всегда питал искреннюю любовь к великанам. Шатра, супруга Вереминта, покидала Ревлстон с затаенной в душе горечью и в печали, ее боль за собственного мужа, которого терзали сомнения и неверие в самого себя, настолько извела ее, что теперь она еще больше, чем обычно, походила на нахохлившуюся хищную птицу. Конечно, слишком малые силы были посланы на восток, ведь неведом путь Порчи, и кто знает, не суждено ли путникам столкнуться на своем пути с его злобой и ненавистью. Уж кому-кому, а Страже Крови не стоило и напоминать о том, что есть только две дороги, что могут привести Презирающего на запад: одна пролегает южнее Анделейна, а затем проходит севернее Ревлстона, и другая, что уходит к северу от Горы Грома и дальше тянется на запад через Зломрачный Лес. И дорога Корика к Прибрежью также вела через Зломрачный Лес.
Хотя путь Порчи и оставался неизвестен, Стража Крови не питала по этому поводу угрызений совести. Корик и его люди не были связаны клятвой ведать неведомое: от них требовалось только победить или погибнуть. Душа их избегала сомнений, а здравый смысл не оставлял их даже в самые трудные минуты.
Когда Корик покинул Палату Совета, он без лишних колебаний избрал себе попутчиков. Он не сомневался в своем выборе: Стражу Крови единил союз доблести и отваги, и каждый ее воин мог быть избран или заменен другим, при этом ничем не поступившись в своем служении Клятве. Все же на этот раз он был более трепетен, принимая свое решение. Керрин и Силл были призваны им как само собой разумеющееся; они хранили под своей опекой Шетру и Гирима, едва те вступили в Совет. Затем он избрал Ранника и Прена, кто были старейшими представителями двух древнейших родов харучаев, хо-ару и нимиши, что в горных твердынях своих жилищ поколениями вели упорную вражду друг с другом, пока Узы Братства не объединили их. Еще десять человек он призвал разделить с ним миссию, то были воины из молодых Стражей Крови, он отобрал их по справедливости, по пять человек из каждого рода. Среди них был и Тулл – самый младший из Стражи Крови.
Еще раньше, когда Лорд Морэм с разведкой побывал в Испорченных Равнинах и возле Огнеубийцы, но сам едва спасся, обратившись в бегство, все Стражи Крови, сопровождавшие его, погибли. Как то велит Клятва, ранихины отвезли павших к Ущелью Стражей и в Западные горы, чтобы похоронить их в родных могилах. А харучаи послали новых воинов заменить погибших. Тулл был среди них. Он был многими столетиями моложе Корика.
Клятва также связывала его, ограничивала его свободу, подкрепляла силы и удерживала его ото сна. В этом он был равен любому другому Стражу Крови, но он не знал великанов, как его старшие товарищи. Поэтому Корик и выбрал его. Пусть Тулл воочию убедится в безупречной верности и преданности Стражи Крови, да и в том, что доверие к великанам не способно осквернить даже такое могучее Зло, как Порча.
Пока он бесшумными шагами ступал по коридорам Ревлстона, мысленно рассылая вызовы, он обдумывал преимущества того, чтобы взять с собой Моррила или Корала. Эти Стражи Крови опекали Лордов Каллендрилла и Аматин;
Моррил и Корал сопровождали вверенных под их защиту Лордов, когда те пытались добраться до великанов, но были отброшены назад темной силой Сарангрейвской Зыби. И Моррил и Корал уже были знакомы с теми опасностями, что теперь подстерегают миссию Корика. Но Корик уже слышал все, что оба стража могли бы поведать о поджидающих их на пути злых силах и трудностях.
Да и было у них нерушимое право: оставаться подле Лордов, которых они опекали.
Выбор был завершен, и Корик направился туда, где мог встретиться со своими товарищами – единственное место в Ревлстоне, предназначенное для Стражи Крови. Это была просторная плохо освещенная зала с прочными массивными стенами и шероховатым грубым полом, по которому никто не смог бы ступать босиком, кроме закаленных Стражей Крови. Зала служила им в том виде, как она есть, была ничем не обставлена и безо всяких прикрас. Все, в чем нуждались воины-харучаи – это просторное прибежище с грубым полом и защищенное от лишних взоров. Корику не пришлось долго ждать избранных им спутников. Они явились быстро, но без признаков спешки, ибо слово о видении Морэма долетело до них вперед призывов Корика: они слышали его в мысленных разговорах харучаев, в приказах Лордов, в измененной ускоренной пульсации ревлстонских ритмов. Однако, когда Керрин и Силл, Ранник и Прен, Тулл и остальные собрались вокруг него, Корик все же решил не торопить события и поговорить с ними. Миссия, которую возложил на него Первый Знак Морин, возможно, была значительней и тяжелей любого другого бремени, что возложила на свои плечи Стража Крови в этой войне. Они приносили Клятву оберегать Лордов, пока еще жив Совет; но редко когда кому-либо из Стражей Крови отдавались приказы, не связанные с их прямыми обязанностями. Но миссия к великанам все же была вверена харучаям. Погибнуть, но спасти. И чтобы принять столь необычный наказ, Корик и собрал своих братьев вокруг себя, дабы совершить древние ритуалы.
– Верность! – приветствовал он их.
– Сила и верность! – отозвались они.
– Хей! Приветствую вас, избранные мои братья, – снова вступил Корик.
– В наших руках миссия к великанам в Прибрежье. Настали времена Стражи Крови. Война грядет. Близок конец ссылки великанов, как то предсказывал Деймлон Друг Великанов. Да восторжествует карающий кулак и несгибаемая вера!
Стража Крови ответствовала ему словами из древней Клятвы харучаев:
– Ха-мэн руал тайба-сах карэб хо-йел нейта пэр-раоул. Мы – Стражи Крови, хранители Клятвы – хранители и хранимое, да будет освящено и хранимо нами до последнего вздоха, последнего смерти зла. Тан-харучаи. Мы принимаем наказ.
– Тан-харучаи, – эхом отозвался Корик и, поклонившись своим товарищам, повторил древний боевой клич. – Сила и Верность!
Окружавшие его воины в свою очередь ответно поклонились и затем слегка расступились так, чтобы вокруг Корика образовалось пустое пространство. Настал час состязания, как то было установлено теми древними ритуалами, к которым воззвал Корик. Состязание, которое выявило бы самого сильного из них и потому достойного возглавить трудный поход. Один за другим выходили они вперед, чтобы сразиться с Кориком, помериться с ним своими силами.
Хотя миссия была передана в его руки самим Первым Знаком Морином, Корик хотел подтвердить свое превосходство у своих спутников, так, что как бы трагически ни обернулось для них будущее, в какие роковые бы переделки они ни попали, никто бы не подверг сомнению и не оспаривал его права отдавать приказы. Потому-то он теперь и сражался за свое право возглавить миссию, как уже однажды оспаривал свое право быть среди тех, кто повел за собой армию в поход на Страну, еще в первые годы правления Высокого Лорда Кевина, сына Лорика.
Такое испытание само собой возникло у гордых и величавых харучаев, ибо они были рождены для битв и сражений, также как их деды и отцы, ибо о том повествуют древние старцы-сказители. Для них не было достаточным то, что они устраивают свои дома в самых суровых уголках земли. Не было достаточным то, что крепости, которые они населяли, пещеры и скалы, ледяные гроты и глубокие расселины, цитадели на неприступных утесах были три сезона в год покрыты глубоким слоем снега и скованы блистающей вечностью голубых ледников. Это простое выживание изо дня в день, сохранение домашнего очага, уход за овцами и скудным садиком, что иногда удавалось им взрастить, когда летом некоторые из долин освобождались от снега и льда, требовали от них всю силу тела и духа, на которую только может быть способен человек. Нескончаемые метели и вьюги, горные ветры и снежные обвалы навлекали на них столько бед и несчастий, что даже самые крепкие и выносливые из них не смели надеяться на долгую жизнь. Но нет, вдобавок ко всему, харучаи всегда находились в состоянии войны. До того, как их соединили Узы Братства, они сражались друг против друга, бились хо-ару против нимиши, из поколения в поколение, на отвесных скалах и утесах, каменистых осыпях и лощинах, везде, где бы они ни повстречались.
То были горячие люди, с сильными чреслами и плодовитые; но без еды, надежного крова и тепла их дети умирали еще при рождении – а часто и женщины тоже. И обуреваемые желанием выжить, оградить свой род от вымирания и защитить любимых, воины обоих кланов шли на все, бились друг с другом, стараясь любой ценой урвать друг у друга каждый возможный кусок мяса или колеблющийся свет от костра или хоть тень надежного убежища, так, чтобы их жены и дети не были обречены на смерть.
Но все же пришло в свое время согласие к хо-ару и нимиши. И прозрели они, осознав, что ведут бессмысленную вражду, никому не несущую победу.
Ведь воины обоих кланов не уступали друг другу в силе и ловкости, так что ни одна из воюющих сторон не могла удерживать хоть сколь возможное краткое господство. И если даже это изредка и случалось, и семья победителя увеличивалась вдвое, то вскоре недостаток еды, и тепла, и надежного крова убивал его сородичей, как и впредь. Поэтому вожди кланов встретились и объединили враждующие стороны Узами Братства. Распрям и вражде был положен конец, и рука почувствовала руку брата. С этих самых пор и дальше, хо-ару и нимиши боролись совместно против общей нужды.
И пришел час, и нужда толкнула их на восток, прочь с Западных гор, подогревая их намерение завоевать мощью своих кулаков все возможное для поддержания жизни, чем не обеспечивал их дом родной, так, чтобы жены их и дети смогли выжить. Корик доказывал свое первенство на состязании, длившемся всю долгую зиму, чтобы завоевать себе право встать рядом с Тьювором, Баннором, Морином и Террелом во главе армии из тысячи самых сильных и достойных воинов-харучаев, что вскоре двинулась через Ущелье Стражей и вдоль холодящей своей ледяной чистотой реки Ллураллин войной на Страну.
Не встречая никакого сопротивления, прошли они по краям и долинам, что позднее получили названия Кураш Пленетор, Больной Камень, и Тротгард.
Вопреки их ожиданиям и боевому настрою, они были встречены местными жителями со спокойствием, бесстрашием и терпимостью, и безо всякой борьбы им давали все, что они требовали. Эти мирные люди не находили радости и пользы в войне. В конце концов они даже направили харучаев в Ревлстон, где заседал в свои первые годы Совет Высокого Лорда Кевина.
И там-то, под стенами Ревлстона, и родилась Клятва Стражи Крови, и доверие пролегло между великанами и харучаями.
Едва завидев Ревлстон, захватчики были поражены в самое свое сердце от величайшего удивления. Они понимали горы, покоряли неприступные утесы и скалы, знали, как неукротим бывает камень, но никогда в своих самых теплых и светлых мечтах, не помышляли они о том, что гора внутри может быть столь приятна, желанна и пригодна для жилья. С удивлением и восторгом вглядывались они в строгие контуры Великой Твердыни, что была искусно вырублена в камне и с великим тщанием доведенная до ума великанами, и души их переполняла буйная радость, сравнимая разве что с той, что посещала воинов-харучаев при взгляде на суровые и аскетичные остроконечные горные вершины или в объятиях всеобъемлющей любви их жен. И чем больше всматривались они в неведомое им доселе великолепие, тем более желанным представал перед ними Ревлстон. Изящные его формы, точеные линии его окон и балконов, парапеты, уходящие к самой вершине высоченной скалы и переплетенные великанами в витиеватые узоры, – кружили им голову и все больше порабощали своей красотой и надежностью. Здесь, в тепле и уюте, посреди изобилия пищи и солнечного света высился один-единственный скалистый дом, но огромный до того, что был способен вместить в себя весь народ харучаев и навсегда избавить их от нужды. Великолепие и многозначительность той роскоши заставляла каждую бойницу и зубчатые стены жить странной жизнью, освещенной высшими мистериями и неиссякаемыми возможностями.
Во внезапном приступе незнакомой им страсти они поклялись, что завоюют эту Твердыню и сделают ее своей. Без колебания тысяча невооруженных харучаев осадили Ревлстон.
Но их военные действия не зашли слишком далеко. Почти сражу же огромные каменные ворота под сторожевой башней широко распахнулись, и Высокий Лорд Кевин выехал вперед, чтобы встретить осаждающих. Он ехал верхом на великом ранихине и в сопровождении половины своего Совета, Дозора Боевой Стражи и компании ухмыляющихся великанов. Серьезно и со вниманием выслушал Кевин требования, выдвинутые перед ним Первым Знаком Тьювором, и могущество Посоха Закона позволяло ему понимать язык харучаев. Затем он объявил свою волю, что ничто не заставит его вступить в кровопролитное сражение с харучаями, он ненавидел сражения и был против войны. Вместо этого он пригласил пятерку возглавляющих воинство харучаев в Ревлстон на попечение радушных и гостеприимных Лордов. И хотя харучаи опасались предательства и вероломства, не принять приглашение им не позволила гордость.
Но предательства не случилось. Огромные ворота по-прежнему оставались открытыми все три дня, пока пятеро командующих осаждавшим воинством знакомились с великолепием и простором Ревлстона. Они сами испытали на себе добродушное могущество веселых и жизнелюбивых великанов, что сотворили эту Великую Твердыню, вдохнув новую жизнь в камень, и наконец получили предложение от Совета Лордов по доброй воле снабдить харучаев всем, в чем у них есть нужда, и помогать им так долго, как им того потребуется. Когда воины возвернулись к своим армиям, они не шли пешком, но ехали верхом на горделивых ранихинах, что избрали для себя носить харучаев. В душе Корика и равных ему воинов жило одно и тоже чувство.
Что-то новое открылось им, что-то, находившееся вне их возникшей близости с ранихинами, вне дружбы и благоговейного трепета перед великанами и даже завораживающего великолепия самого Ревлстона. Харучаи были воины, привыкшие силой добывать себе то, что они требовали: они не могли принимать дары, не отдавая что-то взамен.