Дональдсон Стивен. Золотня-огонь

   Так это было. Перед рассветом оставшееся воинство отправилось назад через Ущелье Стражей и дальше домой. А пять сотен харучаев Клятвы отправились в Ревлстон, чтобы стать Стражами Крови, защитниками Лордов: крепкой и надежной преградой между Ревлстоном и любым грозящим ему злом и напастями.
   Но это еще не все. Хотя Корик теперь, накануне миссии в Прибрежье, прибег к древнему ритуалу - поединку, - дабы подтвердить его назначение Первым Знаком Морином возглавить их небольшой отряд, пустившийся на поиски великанов - хотя Клятва, которой он служил, по-прежнему обязывала и оставалась безупречной, - в истории харучаев произошло по крайней мере еще два важных события, стоящих упоминания. Первое произошло на следующее же утро, после того, как были произнесены слова Клятвы. Когда харучаи вошли в Ревлстон и объявили свою волю Совету, Высокий Лорд Кевин пришел в полное смятение. Как и Лорд Морэм в более поздние годы, Кевин в те времена обладал даром предвидения, что порой сильно отягощало его, и в Клятве харучаев он узрел грядущие несчастья. С необычным упорством настаивал он, что харучаи учинили Клятву во вред себе, опасаясь за судьбу воинов и пытаясь отказаться от их службы - настолько сильно был он ошеломлен и столь же мало понимал он горячие и пылкие сердца этого отважного народа. Но великаны научили его пониманию, и он принял условия харучаев.
   Другое, о чем следует упомянуть, произошло в ходе последней войны, перед тем как Кевин свершил Ритуал Осквернения. Когда Высокий Лорд втайне от других уже вынашивал свое грозное намерение, он пустил весть по Стране, пытаясь спасти хоть часть ее от разрушения. Он предостерег великанов и ранихинов о надвигающемся опустошении. И он приказал Стражам Крови отправиться назад к себе домой, в горы.
   И случившееся мучило теперь Стражей Крови, именно это породило в них сомнение. Они беспрекословно повиновались Высокому Лорду, и поэтому пережили Осквернение, но Лорды, которым они присягнули на верность, погибли. Стража Крови повиновалась тогда Кевину, не ведая о том, что повеления его могут противоречить их Клятве. И до сей поры поступок Лорда оставался для них странным, немыслимым, даже угрожающим. Они доверяли Кевину, полагали, что его приказы созвучны их Клятве и намерениям. Но теперь они знали и другое. Кевин уберег их от гибели, что наверняка ожидала их, останься они рядом с Лордом - и лишил их возможности воспротивиться его темным намерениям. Он предал их.
   И теперь Стражам Крови были ведомы сомнения. И Клятва их теперь требовала еще и иного: они должны уберечь Лордов от саморазрушения и неверия в собственные силы.
   И поэтому Корик обратился к древнему ритуалу. Он помнил всю его историю - Клятва не освобождала от памяти, - и поэтому-то он поступал так. И он поднял свои руки, знающие, что такое убивать, на своих товарищей.
   Он не сдерживал свою силу, не таился от ударов и не сражался менее ожесточенно, чем бы он бился с врагами Лордов. Не было в этом нужды, поелику не было слабых или неискусных воинов среди Стражей Крови; верность Клятве заставляла их крепить свой боевой дух и силу. Первые поединки Корика были короткими. Ранник и Прен - старые и испытанные воины Стражи Крови - достаточно часто мерились с ними своими силами, чтобы хорошенько изучить своего товарища. После нескольких быстрых схваток они поняли, что он по-прежнему тот же могучий воин, кто и раньше превосходил их силой. И в почтении к их примеру, молодые хо-ару и нимиши также довольствовались серией коротких, искусно проведенных мастерских ударов, чтобы явить перед всеми достоинство и силу своего товарища - как и свои собственные. Керрин и Силл бились немного дольше, более из уважения к Лордам, которых они опекали, чем потому что они жаждали вырвать первенство из рук Корика. Но Корик не зря был одним из тех, кто были избраны возглавить первоначальную армию харучаев. Сражаясь с такой ловкостью и быстротой, он по очереди доказал Керрину и Силлу, что по-прежнему остается самым достойным из воинов-харучаев.
   И под самый конец Корик схватился с Туллом.
   Его весьма порадовала сила и стойкость молодого воина. Во многом Тулл был еще неиспытанным Стражем Крови, и потому-то Корик атаковал его безо всякой жалости и без скидок на неопытность. Но искусный бой Тула вскоре показал всем, что новые поколения харучаев, не довольствуясь былым мастерством, изобрели множество неизвестных Корику ложных выпадов и ударов. В считанные мгновения Корик оказался припертым к стене, и Тулл, казалось, одерживает вверх. Но Корик сходился в бою с противником самым разным. Он обучался быстро. Когда необычный удар поймал его, он отразил его и, ловко изогнувшись, избежал падения, что ознаменовало бы его поражение. Тогда он встретил Тула тем же самым молниеносным ударом. Удар сбил Тула с ног, молодой воин повалился на грубый пол, и поединок был окончен.
   Тулл, ничуть не смутившись, вскочил на ноги и встал рядом с другими Стражами Крови лицом к Корику.
   - Сила и верность! - провозгласили они. - Мы - Стража Крови! Тан-Харучай!
   - Тан-Харучай! - твердым голосом отозвался Корик. Он слегка поклонился своим товарищам, и они последовали за ним прочь из залы. Среди них он был единственным, чье дыхание и пульс несколько участились, но внешне это не было заметным.
   Когда воины вновь добрались до основных коридоров и залов Ревлстона, они разделились, чтобы заняться сборами в дорогу. Для себя они могли бы ничего и не брать, кроме своего одеяния и толстых мотков клинго, липкой кожаной веревки, открытой для Страны великанами. Оружия харучаи не носили. И, частично из-за своей Клятвы, они были более чем неприхотливы к еде, а пока еще морозостойкая алианта растет и созревает по всей Стране, Стражи Крови и не требовали себе ничего другого. Но Лорды нуждались в снаряжении большем: еда и питье, прутья лиллианрилла для факелов, одеяла и подстилки для ночлега, кухонная утварь, несколько ножей и некоторые другие необходимые им вещи. Всю эту поклажу харучаи могли взвалить на свои собственные плечи, так, чтобы освободить Шетру и Гирима от тяжелой ноши. Сейчас Корика заботило лишь то самое необходимое, что могло им потребоваться в дороге, остальное же он оставил на усмотрение Лордов.
   То, что его не касалось, не должно было и не беспокоило Корика. У него не было ответа на смятения и тревоги Лорда Шетры - хотя веками он испытывал томления между мужчиной и женщиной - и поэтому он держался в стороне от этого. Он не принимал участия в молчаливом страхе, что побудил Лорда Гирима испрашивать в спутники Томаса Кавинанта вопреки желаниям Высокого Лорда: поэтому он не пытался влиять на Неверящего, склонять его к путешествию или препятствовать ему. Он гнал прочь от себя все, в чем не было у него уверенности и что совсем не входило в круг его забот и опеки. Сила и верность! Добиться удачи или принять смерть. Природа одарила его невозмутимым выражением лица, и Корик умело скрывал свои чувства, представая человеком холодным и бесстрастным.
   Но все же горевал вместе с Шетрой и питал уважение к Гириму. Он в угрюмом молчании осуждал Неверящего. И возвращение ранихинов, семнадцати из великих лошадей, со звездами во лбах, их странная бескорыстная верность, когда, грохоча своими копытами, они явились к нему по первому его зову - эта гордость и красота отзывались гимном в его сердце. Он был харучаем и Стражем Крови. И их Клятва - лишнее доказательство тому, как могут быть чутки и отзывчивы эти люди с гор.
   И вот сейчас он получал особое наслаждение, когда Брабха нес его вниз, с подножия холмов на нижние равнины через ухоженные пахотные угодья, что протянулись на многие лиги вокруг по всем восточным склонам. Там он и его спутники стали встречать по сторонам крохотные деревушки - небольшие сгрудившиеся подкаменья и случайные настволья, что расположились в баньяновых деревьях, густо усеивавших эту часть равнин, дома фермеров и ремесленников, которые, несмотря на их заметное участие в жизни Ревлстона, предпочитали не селиться там, где было уж слишком многолюдно. В тусклой предрассветной мгле всадники попридержали своих лошадей, перейдя на более осторожную рысь, чтобы не нанести вреда зазевавшемуся хмельному фермеру или неосторожным ребятишкам. Но когда солнце взошло и воссияло, ранихины приветствовали его радостным ржанием, как если бы они приветствовали старого доброго друга, и вновь прибавили ходу.
   Свежим погожим днем сельская местность светилась в ярких солнечных лучах, казалась озаренной радостью и довольствием, предавшей забвению маячившую кровавую угрозу. Налитые колосья пшеницы рябью струились по сторонам, золотистой пеленой покрывая некоторые из полей, а на других уже благоухало сметенное в высокие скирды ароматное сено. В воздухе пахло первым морозцем, а холодный по-осеннему колкий ветерок доносил до них запахи урожая. Навстречу солнечному утру несся веселый птичий гвалт. Пахотные земли, казалось, в презрении своем бросали открытый вызов тому призрачному фантому, что охотился на них, рыща повсюду. Но Корик знавал и другое: он видел беспомощную, плачущую землю: залитую кровью и стонущую в огне и под ногами всякой нечисти. Но Корик не мог забыть, и никогда не сможет, ту доводящую до щемящей боли в сердце красоту, что отчасти и привела харучаев к Клятве. Так завораживала и очаровывала эта красота, что не способен выразить ее ни один язык, кроме ее собственного. Он понял, что переполняло Лорда Гирима, когда тот запрокинул голову и запел, радостно восклицая:
   Хей! Приветствую вас!
   Вам хвала!
   Благоденствие!
   Жизнь и Страна!
   Силы пульс
   Во дереве и камне!
   И земля - сердце - кровь,
   Источник вечной мощи живой
   И в лесах зеленых и в скалах!
   И солнца тепла
   Блаженным покоем
   Благословлен
   Весь воздух и море
   И жизнь сама!
   Эй, души земной красота
   И ты, Небопад!
   Вам хвалу воздаю!
   Вам приветствие шлю!
   Хей! Вам дарю эту песнь!
   Песня обладала той странной удивительной силой, что будоражила в ее слушателе желание присоединиться к пению, и Лорд Гирим истинно наслаждался этим. Но Шетра не улыбалась и не пела. Она восседала на своем ранихине, суровая и непреклонная, как будто война уже опустила свои тяжелые ручища на ее острые плечи. Корик чувствовал это. Он ехал между ними, всепонимающий и безмолвный.
   Так спешили вперед через утро великие ранихины, пока не остались позади почти все поля и селения, и дорога уже не была столь безукоризненно ровной. Лорд Гирим поочередно то пел, то разговаривал, словно природа и земля вокруг него были его зачарованными слушателями. Но Лорд Шетра и Стражи Крови по-прежнему хранили молчание.
   Немного позже, когда дело шло к полудню, они остановились рядом с ручьем, чтобы Лорды смогли отдохнуть, а ранихины - пощипать травки. Гирим неуклюже сполз со спины своего коня на землю, подтвердив этим росшее в Корике подозрение: хотя Лорд был свободно избран ранихином, он был необычайно слабым наездником. Даже человек, впервые оказавшийся верхом на ранихине, мог чувствовать себя в полной безопасности, если, конечно, не побоится доверить себя на попечение мудрого исполина с равнин Ра. Но Лорд Гирим не был новичком в верховой езде, он отнюдь не впервые сидел на лошади. Однако он всю дорогу держался верхом на ранихине как-то странно, резко и беспорядочно размахивая в воздухе руками и судорожно подергиваясь, как если бы он то и дело терял равновесие и был готов свалиться вниз на землю. То, как он спускался с лошади, было полбеды. Корик подумал о предстоящем им долгом и тяжелом пути и внутренне содрогнулся, не ведая, как перенесет такую дорогу Лорд Гирим.
   - Он всегда так держался на коне, - ответил Сил. - У него не получается удерживать равновесие. Это чуть не помешало ему при избрании Лордом.
   - Однако ранихин избрал его, - озадаченно проговорил Корик.
   - И эти великие лошади никогда не ошибаются, здесь не стоит сомневаться.
   - Да, - еще через мгновение ответил Корик. - И его ранихину известно об опасности.
   Корика не покидало беспокойство. Интересно, известно ли Высокому Лорду о том, что за наездник из Гирима? Если да, то почему она избрала его? Однако подобные вопросы не должны были касаться Корика, и он отмел их, повторив вслух слова Клятвы. Миссия сама разрешит его сомнения и покажет, на что способен избранный Лорд.
   Гирим и сам сознавал свою беспомощность. Он, прихрамывая, печально побрел прочь от ранихина и опустился на живот, чтобы испить воды из ручья. Он пил долго и жадно, а затем, перевернувшись на спину, выпустил изо рта фонтанчик воды прямо на траву и тяжело вздохнул.
   - Именем Семи! Еще только полдень? Половина первого дня? Друг Корик, долог ли наш путь до Прибрежья?
   Корик пожал плечами.
   - Думаю, доберемся туда дней за двадцать, если не задержимся в дороге.
   - Двадцать?.. Мелекурион! Тогда будем молиться, чтобы ничто нас не задержало. Двадцать дней... - Он с трудом сел. - Эти двадцать дней успеют по меньшей мере восемнадцать раз свести меня в могилу.
   - Тогда, - печально заметила Шетра, - мы будем единственными людьми, что слышали, как жалуется мертвец.
   На это Лорд Гирим вновь плюхнулся на траву и весело рассмеялся.
   Когда его радость поутихла, он взглянул на Шетру и попытался было с деланной легкостью вскочить на ноги, как если бы он не чувствовал боли и усталости. Но у него ничего из этого не вышло: судорога боли исказила его лицо, и он снова зашелся смехом, словно его собственные притязания были самым невинным развлечением, какое только можно себе вообразить. Так, все еще фыркая от смеха, он прихрамывая отправился к ближайшему кусту алианты, поел голубовато-зеленых ягод, смакуя их бодрящий немного резковатый аромат, и вскоре почувствовал, что уже сыт. Добросовестно соблюдая обычаи Страны, он неспешно разбросал вокруг себя зерна, из которых поднимутся новые кусты драгоценных ягод. Затем Гирим с особым торжественным выражением высказал свою готовность отправиться дальше в путь. В считанные мгновения вся компания уже сидела верхом на лошадях, и легким галопом они вновь двинулись на восток.
   Дорога их по-прежнему пролегла по сельской местности, однако земля была здесь уже не столь благодатна, как до этого, и оказывала радушный прием только тем, кто знал как беречь и умело ухаживать за ней. Лишь несколько поселян встретились им по пути. К вечеру они уже миновали границу непосредственного влияния Ревлстона, и до того как сумерки сгустились в темноту оставили далеко позади себя последнее человеческое жилье, что могло им повстречаться на дороге, ведущей к Зломрачному Лесу. Однако они не остановились на ночлег, хотя Лорд Гирим с неподдельным томлением в голосе робко испросил о такой возможности. Но Корик удерживал всю компанию верхом, не смотря на охи и стоны Гирима. Они продолжали мчаться через ночь, доверяя ранихинам самим находить их путь. Уж близился час восхода луны, когда Лорд Шетра негромко произнесла:
   - Теперь мы должны отдохнуть. Нужно набраться сил для завтрашнего перехода через Зломрачный Лес.
   Корик согласился, от него не ускользнул брошенный ею взгляд на Гирима.
   Когда его лошадь наконец остановилась, Лорд Гирим почти без сознания свалился на землю, постанывая во сне.
   - Ему, наверное, ужасно больно? - спросил у Силла Корик.
   - Ничего, - ответил Силл. - Это у него с непривычки. Он скоро оправится. Однако, не слишком сладко ему придется в Зломрачном Лесу.
   Корик кивнул. Он попрощался на ночь с Брабха и занялся котомкой, что нес за спиною. Остальные Стражи Крови последовали его примеру, а все ранихины тем временем ускакали галопом прочь покормиться и отдохнуть, и заодно посмотреть на расстоянии за лагерем. Когда из дорожных мешков были извлечены прутья лиллианрила, Лорд Шетра воспользовалась одним из них, чтобы разжечь небольшой костер. Из некоторых припасов Корика она состряпала скудный ужин. Пока Шетра ела, она краем глаза наблюдала за Лордом Гиримом, как если бы ожидала, что запах пищи пробудит его. Но он по-прежнему лежал ничком на земле, хныча и постанывая время от времени. Наконец она не выдержала и, приблизившись к Гириму, слегка подпихнула его ногой.
   Он резко отодвинулся и весь сжался, словно готовился оказаться лицом к лицу со своим противником. Еще какое-то мгновение губы его дрожали и широко распахнутыми глазами вглядывался он в изумлении в подрагивающую темноту ночи. Однако, поднявшись на ноги, он стряхнул с себя последние остатки сна и наконец понял, где он. Страх исчез с его лица, казавшегося серым и изможденным. С трудом передвигая ноги, Гирим приплелся к костру, с тяжелым вздохом опустился на траву и съел то, что Шетра оставила для него.
   Надо сказать, еда оказала на Лорда свое положительное воздействие, и очень скоро бодрое и веселое настроение вернулось к нему.
   - Да, сестра Шетра, стряпуха из тебя не ахти какая.
   Не получив никакого ответа на свое замечание, Гирим растянулся на земле подле огня, горестно вздыхая.
   - Ах, ну что за мука, какая ужасная боль.
   Некоторое время он лежал уставившись на языки пламени, пляшущие вдоль прутика лиллианрила, не уничтожая его. Затем он обратил лицо свое к небу и хрипловато проговорил:
   - Друзья мои, за сегодняшний день я перебрал в своей голове самые ужасные планы мести тем, кто отправил меня на эту невыносимую прогулку. С самого полудня я был полон самых страшных и зловещих сообщений. Но теперь - я каюсь. Вина в этом только моя. Я - жирный, тупоголовый болван, потерявший рассудок еще тогда, когда меня посетила мысль отправиться в лосраат и стать Лордом. Ах, о чем я только не грезил, мечтая о Лордах и великанах, о знании, великих деяниях и подвигах... и... зачем только спрашиваю я вас? Уж лучше бы я был строго наказан и послан заботиться об овцах до конца моих дней, лучше, чем потакать моим безумным прихотям и фантазиям. Но, увы мне, Хул, супруг Грен, мой отец, был не сторонником наказаний. Сожалею, но моя толстокожая персона не слишком-то чтит его в своей памяти. Был бы он сейчас здесь и видел бы меня, как болит моя плоть, как ноют мои кости, и все из-за одного единственного дня прогулки верхом на ранихине, он бы залился горючими слезами в укор моей отъевшейся глупости.
   - Что ж, возрадуемся, что его здесь нет, - сдержанно произнесла Шетра. - Я не терплю слез.
   Гирим воспринял это как аргумент.
   - Тебе-то хорошо. Ты - храбрая и смелая от самой головы до пят прямо-таки завидки берут. Но я... Ты слышала разговор в трапезных Ревлстона. Там говорили, что посох мой, искривлен - что когда Высокий Лорд Осондрея мастерила его для меня, то он, почувствовав прикосновение моей руки согнулся от досады и огорчения. Именем Семи! Я был весьма оскорблен, если бы слышанный мною разговор оказался ложью. Я рыдаю при каждой возможности.
   Он пристально поглядел на Шетру, пытаясь понять, произвел ли он хоть какое-нибудь впечатление на нее. Но она, казалось, внимала какому-то другому голосу и беседовала словно сама с собой.
   - Я?
   - Ты? Что ты?.. - мягко вопросил Гирим. Но когда она не ответила, он вновь вернулся к своему добродушному подтруниванию.
   - Смела ли ты и храбра? Таков твой вопрос? Сестра Шетра, уверяю тебя! Это совершенно очевидно, тем более сейчас. Кто, кроме женщины с сердцем пламенным и отважным, мог бы согласиться разделить столь опасную миссию вместе со мной?!
   На это Лорд Шетра вперила свой хищный птичий взгляд на Гирима.
   - Ты насмехаешься надо мной?!
   - Ну что ты! - тут же запротестовал он. - Пожалуйста, не думай так. Ты должна научиться понимать меня. Я просто очень хочу согреть между нами воздух.
   - Лучше бы тебе не говорить, - обрезала Шетра. - Я не слышу твоих желаний. От слов твоих веет холодом.
   Вместо ответа, Лорд Гирим устремил на нее свой взгляд, полный тишины и покоя, что появляется у Лордов, когда те объявляют свои мысли. Шетра покачала головой, отказывая ему, и поднялась на ноги. Но уже в следующее мгновение она отвечала Гириму, тускло и равнодушно.
   - Я оставила позади мужа, который полагает, что мне не за что любить его. Он думает, что слишком плох для меня.
   И тут же она предупредила любую реакцию, что могла последовать со стороны Гирима, приблизившись к костру.
   - Мы не должны оставлять лиллианрил горящим дольше, чем это необходимо. Без заботы о нем хайербренда, прутья постепенно увянут - а они нам еще очень пригодятся.
   И быстро, словно ей не терпелось оказаться в темноте, она вытащила лозу из костра и повелела лиллианрилу погасить огонь. Затем она закуталась в одеяло и легла на траву, неподалеку от Гирима.
   Немного спустя Корик спросил Керрина:
   - Ее беспокойство о Лорде Вереминте не ослабит Шетру?
   - Нет, - спокойно ответил Керрин. - Она будет сражаться за двоих.
   Корик понял это суждение и принял его. Хотя оно не принесло ему облегчения и не навеяло радужных мыслей. Отнюдь, оно отозвалось эхом былых потерь и лишений - печалей и утрат, о которых харучаи и думать позабыли во время той причудливой ночи. В суровом молчании, он расставил караул вокруг лагеря. Затем он встал, скрестив на груди руки, и внимательным взором окинул окружавшие их луга и пастбища, мысленно проследил путь луны по усеянному звездами небу и повторил вслух слова Клятвы. Он не мог забыть ни одной малейшей подробности той ночи, той последней ночи, что провел он со своей женой, чьи кости уж давным-давно покоились в ее ледяной могиле. Клятва придала Корику сил, укрепила его, но не согрела.
   Так он задал ритм бессонной ночи, и время потекло так же, как в мириады других ночей - в неусыпной бдительности. Когда луна завершила свое извечное странствие по иссиня-черному небосводу и утомленным вздохом склонилась к западу, Корик решил, что скоро надо будет будить Лордов. Однако уже чуть позже Лорд Гирим по своему собственному почину выбрался из укрывавших его одеял. Даже в неярком свете звезд Корик разглядел, как изможден и бледен был Гирим, видать не на шутку извела его вчерашняя езда верхом. Но Лорд подавил в себе страдания и боль, исказившие его лицо, и занялся приготовлением завтрака.
   Вскоре распространившийся аромат заставил Корика поверить в особые таланты Гирима, знающего толк в приготовлении пищи. Корик почувствовал бодрящий и освежающий запах, исходивший от мясного бульона, над которым колдовал Гирим - сей чудный запах Корик не ощущал с тех самых пор, когда после битвы у настволья Парящее Высокий Лорд Протхолл приготовлял целебную пищу для воинов и юр-Лорда Кавинанта, истощенных тяжкой битвой и изнывающих от вони горелой плоти и крови. Нежнейшее благоухание пробудило Лорда Шетру. Она подошла к костру, подавленная, хмурая, с лицом бледным, как если бы вот уже несколько ночей ее не посещал добрый живительный сон. Однако когда она отведала стряпни Гирима, лицо ее прояснилось и заметно порозовело. Покончив с едой, Шетра одобряюще кивнула ему, словно просила прощение. Он ответил широкой ухмылкой и кратким изречением, которому, по его утверждению, он выучился у великанов.
   - Пища заключает в себе особую красоту - придающую особую прелесть и свежесть неистощимым силам Страны. Жизнь без вкусной еды - все равно, что жизнь без сказаний, лишенная своего величия и блеска.
   Когда позже Гирим взбирался на спину своего ранихина, ему удалось ограничиться лишь одним скупым вздохом боли.
   Ранихины неслись вперед, словно они торопились угнаться за солнцем, и на рассвете всадники узрели, что пересекают неровную холмистую местность, покрытую густой серой травой. Хотя здешние земли показались им добрыми и жизнеобильными, ничто не выдавало присутствия человека в этом краю. Люди здесь не селились. Уж слишком близко к Зломрачному Лесу. Хотя тенистый и угрюмый Зломрачный Лес был не самым могущественным и самым дремотным из всех лесов, уцелевших от былого величественного Всеединого Леса, что в прошлом покрывал всю Верхнюю Страну - и хотя со времен начала правления Лорда Кевина никто и слыхом не слыхал о Защитнике Леса, который обычно селился в глухомани и пел древним деревьям, пробуждая их ото сна и побуждая к движению и мести, люди по-прежнему стараются держаться подальше от таинственных и угрюмых лесов. Множество невиданных тварей и существ населяли Зломрачный Лес, и немало из них недружелюбных. Поговаривали хотя Корик и не ведал правды о том - что креши, желтые волки, были порождением именно Зломрачного Леса.
   Но все же Стража Крови не дрогнула в своей решимости отправиться прямиком через Лес. Ведь если они двинутся огибать его, с севера ли или с юга, поход их растянется еще на несколько дней. Однако Корик не пренебрег лишней предосторожностью. Когда их небольшой отряд пустился легким галопом на рассвете следующего дня, Корик повелел своим воинам немного рассредоточиться, дабы увеличить круг их обзора местности.
   И хотя день не успел еще вступить в свои законные права, предусмотрительность Корика уже была вознаграждена. Он получил призыв от Стража Крови, что был скрыт из его виду одним из холмов. Корик остановил отряд и подождал, пока призвавший его не показался на вершине холма. Воина сопровождала женщина, ехавшая верхом на ревлстонском мустанге.