– Хотела вернуть валокордин, но не нашла служащего. Вы же, наверное, станете говорить с сотрудниками Большого зала, передайте в аптечку. А бутылку некуда выбросить.
   Парень ткнул пальцем в футляр из крокодиловой кожи.
   – Это что?
   Я быстро откинула крышечку.
   – Это принадлежит Комолову. Видите, тут небольшой серебряный стаканчик, он помещен в «обложку» и почти герметично закрывается. Очень удобно, выпили, сунули назад в сумочку, и ничего не испачкается, не всегда же можно ополоснуть емкость, в которой был коньяк или кока-кола.
   – Однако у них в консерватории дорогие прибамбасики дают зрителям, – протянул мент, – стаканчик серебряный, футляр, похоже, из настоящей кожи…
   Я хотела было возразить, что в Большом зале не зрители, а слушатели, но не стала поправлять парня и просто еще раз повторила:
   – Стаканчик принадлежит Стасу.
   – Он носил его с собой? – удивился милиционер. – Зачем? Ну ладно раньше, когда стаканы граненые в буфетах стояли, но сейчас же кругом одноразовая посуда, за каким фигом лишнюю тяжесть таскать?
   Я посмотрела на его потерявшую всякий вид, очевидно, купленную на дешевой барахолке трикотажную рубашку и подавила тяжелый вздох. Имея в приятелях полковника Дегтярева, всю жизнь служащего в органах МВД, я хорошо знаю, какие нищенские оклады получают те, кто борется с преступностью. Ну откуда этому юноше знать об игрушках, которыми балуют себя богатые мужики?
   – Понимаете, – осторожно сказала я, – сейчас очень модно иметь при себе наборчик: фляжка, стаканчик и портсигар. Все выполнено в одном духе, обтянуто кожей, гладкой телячьей или фактурной, принадлежавшей при жизни крокодилу или другой рептилии… Ну фенька такая у обеспеченных людей. Еще бывает чехольчик для зажигалки, расчески, очечник и ключница.
   Парень кивнул:
   – Ясно, кошелек, органайзер…
   – Нет, нет, эти вещи, как правило, иные.
   – Почему?
   Я растерялась:
   – Не знаю, так принято. Портмоне должно отличаться от этого набора, а органайзер с собой вообще не носят.
   Допрашивающий вздернул брови:
   – Да? А как же записать нужную информацию? Мой «склерозник» всегда в портфеле.
   – Видите ли, – замямлила я, страшно боясь, что юноша посчитает, что я намекаю на его нищенство, и обидится, – видите ли, в последнее время появилось новое поколение мобильных телефонов, с прямым выходом в Интернет. Кое-кто подключает свои аппараты к компьютеру секретаря и сообщает информацию.
   – Это как?
   – Ну набирает номер и диктует: «Завтра в десять утра встреча у Ивана Ивановича». Информация попадает на жесткий диск и сохраняется, нет нужды таскать органайзер, достаточно крохотного телефончика.
   – Да уж, – хмыкнул парень, – если носишь с собой фляжку, стакан, портсигар, то органайзер точно лишний.
   Я не нашлась, что возразить, и спросила:
   – Мне можно ехать?
   – Да, – сухо бросил юноша. – С вами свяжутся, если понадобитесь.
   – Отчего умер Стас?
   – Сейчас невозможно сказать, скорей всего, сердечный приступ, инфаркт, может, инсульт…
   Я вышла на улицу и побрела в сторону паркинга. Радужное настроение было напрочь испорчено. До чего хрупка человеческая жизнь. Только что Стас улыбался, наслаждался музыкой, разговаривал, и вот, пожалуйста, не прошло и трех часов, как его неподвижное тело отправлено в морг.

Глава 3

   В Ложкино я ехала, чувствуя себя очень плохо. Болела голова, отчего-то заныл под коронкой давно мертвый зуб, и в довершение всего разыгрался гастрит, заработанный в те времена, когда приходилось бегать по урокам, питаясь бутербродами и печеньем. Мечтая о кровати, я ехала по шоссе и была остановлена инспектором. Высунувшись в окошко, я крикнула:
   – Ничего не нарушила, скорость не превышала, в чем дело?
   Довольно молодой парень, поигрывая полосатым жезлом, лениво оглядел новенький серебристый «Пежо-206», окинул взглядом меня и ответил:
   – Плановая проверка автомобиля.
   – Но он новый, куплен недавно, техосмотр пройден, талончик на ветровом стекле.
   – Огнетушитель имеется?
   Мальчишка явно хотел заработать и искал повод, чтобы «обуть» обеспеченную тетку, которая нагло разъезжает в новехонькой иномарке. Надо было просто открыть кошелек и дать ему пятьдесят рублей. Но внезапно меня охватила злость. Это с какой стати я должна поощрять разбой на дороге? Между прочим, я совсем не виновата. Ладно бы нарушила правила, тогда и раскошелиться не жаль, но просто так совать наглецу рубли?! Знаю, знаю. Сейчас вы начнете говорить про то, что у сотрудников ГИБДД крохотные оклады и огромные, многодетные семьи, но ведь врачи, учителя, пожарные тоже не могут похвастаться огромными зарплатами.
   Я вылезла из машины, открыла багажник и сунула красный баллончик парню под нос.
   – Вот.
   – Знак аварийной остановки, – мент решил просто так не сдаваться.
   Я ткнула пальцем в железный треугольник:
   – В наличии.
   Скрипнув зубами от злости, гибэдэдэшник велел:
   – Откройте капот.
   – Не могу.
   – Почему?
   – Не знаю, как это сделать!
   – Но ведь автомобиль, судя по документам, принадлежит вам!
   – И что же? У меня нет никакой необходимости лазить в мотор.
   – А если сломается?
   Я пожала плечами:
   – Вызову представителей сервиса «Пежо-Арманд», пусть ремонтом занимаются профессионалы.
   Потерпев неудачу, мент отрывисто рявкнул:
   – Аптечка.
   Я вытащила черный чемоданчик:
   – Пожалуйста.
   Насвистывая, патрульный принялся перебирать содержимое, неожиданно глаза его радостно блеснули:
   – Так! Презервативов нет, непорядок.
   Я взвилась от злости:
   – Молодой человек, в силу возраста и положения я не занимаюсь сексом на заднем сиденье. Или вы считаете меня путаной?
   – Ну, для работы на дороге вы, пожалуй, старая, – схамил сержант, – но правила есть правила, индивидуальное средство защиты должно лежать между аспирином и валидолом, имеется список лекарств, могу показать! Квитанцию выписывать или как?
   Я уже хотела ответить:
   – Или как, – но тут же радостно воскликнула: – Погодите!
   Через секунду парень уставился на небольшой пакетик и протянул:
   – Ага, только что жаловались, что не занимаетесь сексом, а гондон в кармане таскаете!
   Я поджала губы. Ну не объяснять же юному наглецу, что днем в кафе вместе со счетом мне подали и пакетик из фольги.
   – Мы проводим сегодня день борьбы со СПИДом, – мило пояснила официантка, – это вам в подарок.
   Не желая обижать девушку, я сунула в карман «сувенирчик» и благополучно забыла о нем, и вот, пригодился.
   – Надеюсь, теперь я могу ехать?
   – Нет, – отрезал мальчишка, – презервативов-то нет.
   – Ты совсем с ума сошел, – не выдержала я, – а это что?
   – Он один, а положено четыре.
   – Что?! Сколько?!
   – Четыре!
   – Офигел, да?
   – Я при исполнении, – налился кровью противный мальчишка, – попрошу вас…
   – Что ты ко мне привязался, – заорала я, – пока ты тут в багажнике зря рылся, мимо десятки машин пронеслось, и половина из них нарушила правила. Вон, гляди, пересекают двойную, непрерывную осевую…
   Но договорить мне не удалось, потому что около поста притормозила машина с европейским номером, из ее недр выбрались две всхлипывающие женщины и направились к нам. Одна из теток держала в руках нечто, оказавшееся при более детальном рассмотрении мертвым ежиком.
   – О, das ist so traurig[3], – залопотала та, которая держала несчастного ежа.
   – So traurig[4], – подхватила другая.
   Милиционер уставился на немок, потом растерянно глянул на меня:
   – Чего им надо?
   Откровенно говоря, никакого желания помогать отвратительному парню я не имела, но меня саму заинтересовала ситуация:
   – Погоди, сейчас. Was ist los?[5]
   Фрау затарахтели, как пулеметы:
   – Мы случайно раздавили в лесопарковой заповедной зоне на проезжей части это несчастное животное. Ей-богу, не нарочно. Он сам выкатился прямо под колеса.
   – Да, – кивнула я, – ежики иногда пытаются пересечь магистраль, ночью их практически не видно, не расстраивайтесь так, проезжайте спокойно.
   – Как же! – всплеснули руками законопослушные бюргерши. – А штраф? Сколько положено в вашей стране платить за такое нарушение? На сколько марок выпишут квитанцию?
   Я подавила вздох. Действительно, примерно в полукилометре отсюда установлен огромный щит. «Водитель, будь внимателен, ты въезжаешь на территорию заповедной зоны, разведение костров и рыбалка строжайше запрещены». И висит международный знак Гринпис. Только никому из наших людей и в голову не придет подобрать сбитого ежика и обратиться к постовому.
   – Сколько денег? – настаивали немки.
   – Что они про марки говорят? – насторожился постовой.
   – А ты откуда понял, что речь о валюте идет?
   – Так в школе дойч учил, – пояснил постовой, – кое-как изъясняюсь.
   Узнав, о чем идет речь, сержант нахмурился.
   – Так, переведите им, что за это преступление в России грозит тюрьма, но за триста марок я готов тихо похоронить несчастного в придорожной канаве!
   – Даже и не подумаю! Как тебе не стыдно!
   – Тогда уезжайте!
   – Нет. Кстати, ты уже не считаешь отсутствие презервативов столь страшным преступлением, коли отпускаешь меня?
   Постовой выругался сквозь зубы и поманил немок. Троица отошла в сторону и принялась размахивать руками. То ли мент и впрямь знал с десяток слов на немецком, то ли бюргерши владели зачатками русского языка, но минут через десять они договорились. Красивые бумажки перешли из кошельков «преступниц» в карман стража порядка, потом начали разыгрываться совсем невероятные действия.
   Сержант рысью сбегал в маленький домик, стоявший у дороги, приволок саперную лопатку и мигом вырыл могилу, куда и был уложен несчастный ежик. Немки, утирая слезы, торжественно возложили на крохотный холмик букетик сорванных тут же чахлых темно-синих цветочков, патрульный торжественно снял фуражку. Очевидно, это был единственный еж на территории России, которого хоронила служба ГИБДД. Не хватало только прощального салюта и военного духового оркестра.
   С чувством выполненного долга немки влезли в «БМВ» и укатили. Улыбаясь, словно кот, который от души нализался сметаны, мент пошел в будку. Я завела мотор и, не удержавшись, высунулась в окно:
   – Эй, погоди!
   – Чего надо?
   – По-моему, ты продешевил. Мог с них все пятьсот марок содрать.
   Патрульный притормозил, на его лице отразилась досада.
   – Да? Каким это образом?
   – Должен был им сказать, что ежей положено хоронить в презервативах, – с самой серьезной миной заявила я и, не дожидаясь ответа, унеслась.
   Дома я рассказала всем о происшествии в консерватории.
   – Меня это не удивляет, – пожал плечами Аркадий. – Стоит тебе куда-нибудь пойти, как мигом начинаются неприятности.
   – Бедная мусечка, – заорала Маня, – представляю, как ты испугалась! Эх, жаль, дядя Саша уехал!
   Действительно, полковника нет. Теперь он живет вместе с нами, в Ложкино, а Аркашка, чертыхаясь, возит его каждое утро на работу. Александр Михайлович машину не водит и учиться ремеслу шофера не собирается. По-моему, он просто боится. Всякий раз, когда я везу куда-нибудь приятеля, он делается меньше ростом, словно усыхает в объеме, и судорожно вздрагивает, если сбоку проносятся машины. На днях мы ехали по МКАД. Сначала Дегтярев стонал:
   – Тише, тише.
   – Успокойся, – ответила я, – тут нельзя ехать меньше восьмидесяти в час.
   – Почему?
   – Сметут.
   – Ой, тише, – взмолился полковник, – ой, грузовик.
   Впереди показался пешеходный переход. Если вы хоть раз оказывались на Кольцевой дороге, то должны знать: перейти магистраль можно, только воспользовавшись стеклянной галереей, вознесенной достаточно высоко над шоссе. Когда «Пежо» подлетел к такому переходу, Дегтярев мигом наклонил голову. Я чуть не скончалась от смеха.
   – Однако у тебя гигантское самомнение! Боишься задеть макушкой сие сооружение!
   – Лучше смотри на дорогу, – рявкнул приятель, – не болтай.
   Больше всего на свете полковник любит посидеть с удочкой у реки. Есть у него старинный дружок, который живет в деревне, расположенной за Уральскими горами. Глухое место, абсолютный медвежий угол. Водопровода нет, надо таскать полные ведра из колодца, газ привозят в баллонах, сортир и душ во дворе, а электричество отключают с пугающей регулярностью. Естественно, ближайший телефон находится на расстоянии доброй сотни километров, а «Скорая помощь» как раз поспеет к вашим поминкам. Но полковнику наплевать на бытовые неудобства. Он согласен спать без белья на твердокаменной лежанке, накрываясь тулупом. Главное, что в этом богом забытом месте растут сплошняком одни белые грибы, в прозрачной речке плещутся рыбы, а на огороде вырастают потрясающе вкусные овощи.
   Каждую осень Дегтярев выпрашивает отпуск в сентябре и на двадцать четыре дня отправляется в глушь, в такое место, где жители не запирают дома даже на ночь, потому что преступности в этом регионе просто нет. Да и откуда взяться бандитам? Со всех сторон деревеньку обступает плотной стеной лес, до ближайшего города немереное количество километров по бездорожью, и те, кто живут в покосившихся деревянных домах, знают друг про друга всю подноготную.
   Александр Михайлович возвращается оттуда веселым, со свежим цветом лица и бородой. В качестве подарков нам вручаются трехлитровые банки с маринованными грибами и вареньем, связки сушеных боровиков да приготовленные в домашней коптильне рыбины.
   – Господи, – стонет полковник, – ну почему я живу не там, а здесь? За что?
   Ехидная Зайка не выдерживает и отвечает:
   – Потому что это твоя родина, сынок.
   Впрочем, Ольга может и не такое сказануть. Вот и сейчас она наморщила хорошенький маленький носик и отрезала:
   – Понятно! Вместо того чтобы искать садик для Аньки с Ванькой, ты отправилась шляться по магазинам. Безответственное существо!
   Я обиженно пошла к себе и легла в кровать, подпихнув под бок мопса Хуча. Обрадованная собачка мигом принялась облизывать мне руки.
   – Ты один меня любишь, – пробормотала я и заснула.
   – Эй, Даша, вставай! – раздалось над ухом.
   Я села и потрясла головой. Сквозь незадернутые занавески падали лучи солнца. На дворе восьмое сентября, а погода радует теплом.
   – Что случилось?
   Растрепанная Зайка приложила палец к губам:
   – Тс-с-с.
   Я удивилась. В нашем доме никто не соблюдает тишину. Мы громко разговариваем, включаем в любое время телевизор, музыкальный центр или радио.
   – Ира! – орет со второго этажа по утрам Маня. – Куда подевалась моя школьная форма?
   – Ща принесу! – вопит в ответ стоящая на первом домработница. – Юбку глажу.
   В нашем доме всегда шумно, пятеро собак часто затевают возню, а иногда они открывают охоту на кошек и носятся с оглушительным лаем по лестницам и комнатам. При этом многокилограммовые Снап и Банди частенько не вписываются в повороты и роняют журнальные столики, напольные вазы и пуфики. Поэтому поведение Зайки изумило меня до предела.
   – Что произошло?
   – Тс-с-с, – повторила Ольга и поманила меня рукой. – Иди сюда, – прошептала она, – только тихо и молча.
   Недоумевая, я подошла к окну и выглянула во двор. У входа стоял белый микроавтобус, около которого курили двое молодых людей.
   – У нас гости?
   – Это милиция, – свистящим шепотом ответила невестка, – приехали тебя арестовывать, у них есть ордер. Эх, Аркашка на работе, мобильный у него выключен, небось с подзащитным разговаривает.
   – Меня арестовать? – попятилась я. – За что?
   – Небось думают, что ты этого Комолова убила.
   – Я?!
   – Ага.
   – Бред!!! Мы с ним практически незнакомы!
   – Тебе надо бежать.
   Я посмотрела на Зайку.
   – С ума сошла! Куда? От кого? Очень глупо.
   Ольга схватила меня за руку.
   – Вот, тут я собрала чемоданчик, быстро одевайся и осторожно спускайся на первый этаж, выход на террасу открыт. Шмыгнешь через боковую комнату на шоссе, возьмешь такси, мобильным не пользуйся, его засечь легко, езжай на Курский вокзал, садись в зале ожидания, я потом туда приеду и скажу, где ты будешь ночевать.
   Я натянула джинсы, футболку и сердито сказала:
   – Что за глупости лезут тебе в голову?
   – Не ходи вниз!
   – Именно пойду и все выясню.
   – Дашка! – вскрикнула Зайка. – Стой!
   Но я уже бежала по лестнице, перепрыгивая через ступеньки.
   В гостиной сидели двое мужчин, оба молодые, чуть старше тридцати. Я влетела в комнату и выпалила:
   – Это вы собрались меня арестовывать?
   Один из парней натужно улыбнулся:
   – Нам просто нужно задать вам несколько вопросов.
   – Начинайте.
   – Для этого вам придется проехать с нами.
   – Зачем?
   – Надо.
   – Хорошо, давайте адрес, сейчас выпью кофе, выгоню «Пежо»…
   – Нет, – довольно невежливо прервал меня другой мужчина, – вы поедете с нами и сейчас.
   – И не собираюсь, у меня другие планы.
   Парни переглянулись.
   – Придется их изменить.
   – Вы с ума сошли?! Это что, арест? Тогда предъявите соответствующую бумагу и объясните, в чем меня обвиняют.
   Внезапно один из парней, одетый в легкую светло-голубую рубашку, довольно зло заявил:
   – Мы имеем право задержать вас на срок до трех суток без всяких объяснений и предъявлений обвинения, ясно? Закон один для всех, и для тех, кто, как я, живет с семьей на пятнадцати метрах, и для тех, кто, как вы, обитает в роскошном доме. Нам не хочется применять силу, поэтому собирайтесь побыстрей.
   – Дарья Ивановна, – быстро сказал второй мужчина, явно недовольный грубостью своего коллеги, – ей-богу, не стоит волноваться, просто побеседуем немного.
   – Почему мы не можем сделать это здесь, в гостиной?
   – У нас нет времени, – рявкнул грубиян, – или хотите, чтобы мы вас выводили в наручниках?
   – Сережа! – укоризненно воскликнул более вежливый милиционер. – Не волнуйтесь, Дарья Ивановна, он просто неудачно пошутил. Естественно, никаких наручников, съездим, поговорите с разными людьми, и вы, наверное, вернетесь.
   Я бросила быстрый взгляд на Ольгу. Мы с Зайкой можем поругаться почти до драки. Зая не выносит курильщиков, и ее раздражает моя манера есть в кровати шоколадки, а при виде детективного романа она делает такую мину, словно наткнулась в чисто вымытом кухонном шкафчике на таракана. Еще Заюшка недовольна легкомыслием свекрови и критикует мою манеру одеваться, разговаривать, водить машину. Я же в свою очередь не понимаю, как она еще не скончалась, съедая в день по листику салата. Желание похудеть у Ольги трансформировалось в фобию, на весы она вскакивает после каждой еды и хватается за голову. Кроме того, меня просто бесит, когда утром в спальню влетает Ольга, швыряет мне на кровать одежду и приказывает:
   – Живо, у меня есть два часа, едем в магазин.
   К слову сказать, остальные члены семьи тоже не сахар, и милые вечерние трапезы частенько заканчиваются в нашем доме бурными скандалами.
   Но в минуту опасности мы забываем распри и мигом сплачиваемся, понимая друг друга с полуслова и полувзгляда.
   – По-моему, тебе надо ехать, – мило улыбнулась Ольга.
   – Пожалуй, ты права, – подхватила я.
   – Иди переоденься, нельзя же отправляться в домашнем, с ненакрашенным лицом, – лучилась Зайка.
   – Вы разрешите переодеться, – обратилась я к ментам, – или потащите меня к машине волоком?
   – Только быстро, времени нет, – буркнул Сергей.
   – Дарья Ивановна, – покачал головой его коллега, – ну что вы такое говорите! Собирайтесь спокойно, никакой спешки.
   – Сейчас велю подать кофе, – засуетилась Зайка, – вы какой предпочитаете, растворимый? Вот тут пирожки с грибами, угощайтесь, угощайтесь!
   Она принялась суетливо хлопотать вокруг парней, я выскользнула за дверь.
   За свою жизнь я прочитала горы, Эвересты и Монбланы, детективной литературы и сейчас, торопясь в свою комнату, очень хорошо понимала, что Сергей и его коллега разыграли передо мной классическую сценку. Она называется «Плохой и хороший следователь». Сначала на человека налетает наглый, по-хамски разговаривающий грубиян. Естественно, вы не собираетесь беседовать с таким человеком и всячески сопротивляетесь. Атмосфера накаляется, вам грозят тюрьмой, наручниками, расстрелом… И тут в дело вступает другой игрок. Милый, ласковый, интеллигентный.
   – Ну что ты делаешь? – укоряет он коллегу и начинает вас утешать. – Не нервничайте, успокойтесь. Хотите воды? Сейчас недоразумение выяснится, и пойдете домой.
   Естественно, вы переполняетесь благодарностью и мигом рассказываете «ласковому» дядечке что надо и что не надо.
   Добежав до спальни, я схватила небольшой саквояжик, поставленный Зайкой у двери, и бросилась вниз, потом выскользнула через террасу в сад, открыла маленькую калиточку и побежала к шоссе. Сзади раздалось тихое повизгивание и сопение. Я обернулась. Толстенький мопс Хучик ковылял на своих кривоватых лапках с самым несчастным видом. Заметив, что хозяйка остановилась и глядит на него, Хуч сел на объемистую филейную часть и негромко гавкнул. Хучик терпеть не может пеших прогулок, и сейчас он явно ждал, что я возьму его на руки. Следовало вернуться назад и втолкнуть Хуча в дом, но у меня не было на это времени. Сейчас противные менты проглотят кофе, и поднимется дикий скандал, нужно быстро поймать машину. Подхватив собачку, я побежала туда, откуда слышался гул моторов.

Глава 4

   Оказавшись на Курском вокзале, я сдала сумку в камеру хранения и обнаружила, что просто так попасть в зал ожидания нельзя. Пришлось купить билет до неведомого города со смешным названием Разливаево. Держа в руках серо-голубую бумажку, я с полным правом устроилась на жесткой скамейке и призадумалась. Что делать? Если бы Дегтярев сидел на месте, я тут же бы понеслась к нему, но Александр Михайлович удит рыбку и собирает грибочки, домой ему возвращаться почти через месяц. Ладно, скоро сюда приедет Зайка, и мы совместными усилиями придумаем, как следует поступить. У меня есть приятели в системе МВД, и можно попросить их разузнать, в чем дело. Я уже схватилась за телефон, но потом решила: нет, подожду Ольгу.
   Время тянулось будто жвачка. Я купила газеты, прочитала их и чуть не заснула. Часы показывали полдень. В районе двух в душу начала заползать злость: где же Зайка? Она велела мне не пользоваться мобильным, и я послушно не трогала трубку. В пять я достигла точки кипения. Так, противная Ольга не приехала. Передача «Мир спорта», лицом которой является наша Заюшка, выходит в эфир в восемнадцать тридцать, значит, она сейчас в костюмерной, потом ее схватит гример. Раньше восьми вечера нечего и ждать ее на вокзале.
   Чертыхаясь, я купила минералки без газа, напоила Хуча, вытащила из сумочки новую Маринину и попыталась сосредоточиться. Получалось плохо. Вокзал не лучшее место для отдыха. Тут и там на чемоданах и узлах спали измученные ожиданием люди, слышался детский плач, через каждую минуту оживало радио, гнусаво заводя:
   – Граждане пассажиры, скорый поезд…
   В придачу ко всему под потолком висело несколько телевизоров, вопящих на разные голоса. На одном экране мелькали мультики, на другом разрывался эстрадный певец, на третьем шли новости. Скамейка была жесткой, с жутко неудобной, вогнутой спинкой. На такой трудно просидеть больше часа, очень некомфортно. Интересно, кому пришла в голову идея установить такую мебель в зале ожидания? На мой взгляд, сюда бы лучше подошли мягкие, уютные диваны и кресла. От тоски я уставилась на один из экранов. Перед глазами возникла хорошо знакомая заставка. На голубом фоне вертится бело-черный мяч, сейчас появится Зайка и скажет: «Здравствуйте, вас приветствует передача «Мир спорта» и я, Ольга Воронцова».
   Прозвучала бодрая музыка, и вместо задорно улыбающейся Зайки передо мной возникло лицо черноволосого, темноглазого мужика, который как ни в чем не бывало принялся читать спортивные новости. Интересное дело, куда подевалась Ольга? Что случилось? Зайка никогда не бросит работу. Она всегда будет вести программу, помешать Ольге не может ничто: ни высокая температура, ни головная боль, ни семейные обстоятельства. Что бы ни произошло, она возникнет в вашем доме в урочный час с обаятельной улыбкой на устах.
   – К нам в студию без конца звонят зрители, желающие узнать, куда подевалась Ольга Воронцова, – неожиданно сказал ведущий, – кое-кто высказывает опасения, что она ушла с работы. Нет, Оля готовила сегодняшний выпуск, но провести его ей помешало несчастье.
   Я вскочила на ноги. Боже! Что стряслось?
   – Примерно около часа дня она попала в автомобильную аварию.
   По моей спине потек холодный пот.
   – Сразу успокою, – продолжал парень, – угрозы для жизни нет, у Ольги сломаны нога, рука и челюсть. Мы надеемся, что наша всеми любимая ведущая скоро появится и озарит экран своей неповторимой улыбкой. Желаем ей скорейшего выздоровления. А сейчас о матче…
   Я плюхнулась на скользкую пластиковую скамью и, забыв о всех предосторожностях, набрала домашний номер.
   – Алло! – заорала Ирка.
   – Что с Ольгой?
   – Ой, ой, ужас, жуть, – запричитала домработница, – слава богу, подушки безопасности сработали, иначе бы погибла…