На постели под пуховым одеялом в льняном пододеяльнике с вышивкой лежала иссиня-бледная Римма Марковна.
– Ей плохо! – ужаснулась я. – Немедленно вызовите врача!
Мира устало вздохнула.
– Доктор ушел час назад, сделав необходимые инъекции. И еще раз навестит нас вечером.
– Вы соврали! – налетела я на Миру Марковну. – Наплели про Подмосковье!
– Мало кто станет сообщать незнакомому человеку о семейных неприятностях, – разумно ответила вторая Васюкова, вытаскивая из кармана пачку сигарет.
– Что с ней? – не успокаивалась я. – Мы виделись с Риммой Марковной вчера, она была весьма бойкой, рассказывала о том, что ведет здоровый образ жизни. А сегодня вижу тяжелобольного человека. Очень быстрая трансформация!
– Откуда вы знаете Римму? – устало спросила Мира, вновь закуривая.
– Вчера в больнице потеряли мою обувь, и ваша сестра одолжила мне денег на кроссовки, – честно ответила я. – До этого мы не встречались.
– Это очень на нее похоже, – грустно произнесла Мира Марковна, – Римма готова помочь любому. Повышенная эмоциональность всегда ей мешала. А уж сколько раз ее обманывали! Вы порядочный человек, привезли деньги, но многие не спешат возвращать долги, даже кое-кто из соседей. Мне вечно приходилось порядок наводить. Открою нашу семейную кассу: ба, где рублики? Иду к Римме, а та спокойно сообщает: «Мира, у Елены Сергеевны из восемнадцатой квартиры гипертонический криз, я сбегала ей лекарств купить, она выздоровеет и отдаст». Неделя проходит, вторая, навещаю Елену, спрашиваю: «Дорогая, ты не забыла про долг?» В ответ изумление, обида, вся гамма чувств и заявление: «Римма сама в аптеку полетела, я ее не просила». Пойдемте на кухню, не надо мешать больной спать, хоть она и под воздействием сильного транквилизатора, да вдруг проснется… Тогда ее и трое не успокоят!
– Так чем больна ваша сестра? – спросила я Миру Марковну, усаживаясь на табуретку.
– Физически она совершенно здорова, а вот в голове помутнение, – объяснила та, – мне порой страшно становится. Генетика-то общая, вдруг и я… того… Хотя Римма с детства была слишком ранимая, могла часами рыдать из-за пустяка. А еще она большая фантазерка. Сколько раз ей от нашей мамы влетало! Отправит Римму за хлебом, та вернется и взахлеб рассказывает: «Дом на углу горит, людей полно, жильцов из окон вытаскивают, надо погорельцам одежду отнести!» Мама побежит во двор – ничего, ни огня, ни машин с лестницами. Римму в угол поставит, а та на своем стоит, говорит, что видела пожар. Ну, мамочка за ремень и хваталась. Она нас одна поднимала, отец рано умер. Хотела из дочек хороших людей вырастить, вот и воспитывала как могла. Лупила Римму, пока ей не посоветовали дочь профессору показать, а тот сказал: «У вашего ребенка дар. Это не вранье, никакой выгоды она не получает. Римма фантазерка, не душите в ней талант. Девочка станет художницей, актрисой или писательницей, творческим человеком». Мама поверила, бить сестру перестала, просто от ее сказок отмахивалась, повторяла: «Прекрати, это никому не интересно».
Привычка придумывать истории не помешала Римме, когда она выросла, выйти замуж. Брак был удачным, супруг Петр Михайлович очень любил жену. С годами она перестала сообщать о пожарах, и хотя временами ее заносило, могла небылицу придумать, но в основном собой управляла. Она научилась жить в мире фантазий и казалась очень счастливой. Когда Петр Михайлович скончался, Мира на следующий день после похорон позвонила Римме, спросила:
– Как ты себя чувствуешь?
А та очень весело отвечала:
– Великолепно. Петины рубашки глажу, он просил к вечеру чемодан собрать.
Мира решила, что у Риммы от горя помутился рассудок, и помчалась к сестре.
– Мируся, – обрадовалась ей та, – представляешь, какая удача! Петруша отправился в Париж, он там будет лекции студентам читать!
С тех пор Римма ни разу не назвала супруга покойным. Она считает, что тот живет во Франции, рассказывает Мире о его телефонных звонках и письмах, иногда хвастается полученными с оказией подарками. Васюкова никогда не посещает кладбище, за могилой мужа не ухаживает…
– Понимаете, сестра не придуривается, ничего не изображает, она на самом деле верит в придуманную сказку. Иногда я ей завидую, – вздохнула Мира Марковна, – я не лгу людям и себе. Кстати, я работаю директором школы. Так вот, сама-то я никогда не фантазировала, горжусь своей честностью, но сестра намного счастливее меня. Я знаю: Петр Михайлович в могиле, а она живет с мыслью, что он во Франции. Или Тема. Он погиб, но у матери другая версия: якобы сына похитили, а Римма непременно его найдет.
– Артем умер? – отшатнулась я.
Мира Марковна искоса посмотрела на меня.
– Римма рассказывала вам о похищении?
– Да, – подтвердила я, – честно говоря, я подумала, что юноша захотел самостоятельности и сбежал от излишне заботливой мамули. Правда, у Риммы Марковны концы с концами слегка не сходились – она поведала про письмо от Темы и тут же объявила о похищении.
Мира Марковна молча выслушала меня, потом прикрыла глаза ладонью.
– Прощальное послание от Темы – это что-то новенькое, остальное я слышала не один раз.
Я сделала уточнение:
– Римма Марковна не производила впечатление вруньи. Я подумала, что она сильно расстроена решением сына, не способна адекватно оценить, кто виноват в создавшейся ситуации, вот и предпочла версию о похищении. Потом увидела у нее таблетки и заподозрила, что у несчастной есть какие-то проблемы, но не катастрофические, раз она одна передвигается по городу.
Мира подперла щеку кулаком и снова задымила как паровоз.
– Верно, два раза в год, осенью и поздней весной, как правило, в мае, Римма впадает в беспокойство. Посторонним она кажется вменяемой. Три года назад сестра приехала с чемоданом в «Шереметьево» и попыталась пройти на посадку в самолет, отправляющийся в Париж. Когда ее попросили предъявить паспорт и билет, Римма так искусно изобразила жертву воровства, что ей поверили и отвели в отделение милиции для подачи заявления о краже. Хорошо хоть не стали сразу по компьютеру проверять, покупался ли авиабилет на фамилию Васюкова. И еще здорово, что она попросила у милиционеров разрешения сходить пообедать, а уж потом писать заявление. Представьте мое состояние, сижу на работе, звонит Римма в истерике: «Мируся, меня обокрали! Не могу лететь к Петеньке!» Как я неслась в «Шереметьево»! Моя школа в Тушине, до аэропорта недалеко, я быстро добралась, но до сих пор не понимаю, как мне удалось Римму домой незаметно увезти и почему шума не подняли. Нам просто повезло.
– В Васюковой пропала гениальная актриса, – буркнула я.
– Маловероятно, – возразила Мира Марковна, – весной и осенью у нее случаются припадки, она корчится в судорогах, кричит. И чем старше становится, тем хуже ей делается. Еще пару лет назад Римма лежала после них час-другой и вставала, а теперь неделю мается. Да вы сами ее сейчас видели.
– Не позавидуешь вам, – посочувствовала я женщине, – а что случилось с Артемом?
– Осложнение после гриппа, – грустно ответила Мира Марковна, – начиналось все обычно: температура подскочила, мы врача вызвали, стали мальчика лечить, он на поправку пошел. А потом вдруг потерял сознание, отек легких и смерть. Племяннику едва двадцать лет исполнилось, Тема был очень талантливым художником, постоянно рисовал, день и ночь работал, его взяли в издательство, крупное, называется… э… «Слон».
– Может, «Элефант»? – переспросила я.
– Точно, – кивнула Мира Марковна, – Артем очень понравился начальнику художественного отдела, мальчику дали задание, пообещали быстрый карьерный рост… и такая глупая, нелепая смерть.
Я встала.
– Извините, пожалуйста, я вела себя непозволительно, но мне показалось…
– Ерунда, – перебила Мира Марковна, – я отлично вас понимаю. Спасибо, что вернули деньги.
– Еще раз простите, – расшаркалась я, уже стоя у выхода, – Римма Марковна очень добрый человек. Мало кто в наше время сразу придет на помощь незнакомцу, даст деньги и не попросит расписки.
– Да, сестра у меня замечательная, но… жизнь у нее пошла наперекосяк, – грустно сказала Мира Марковна, закрывая за мной дверь.
Глава 8
Глава 9
– Ей плохо! – ужаснулась я. – Немедленно вызовите врача!
Мира устало вздохнула.
– Доктор ушел час назад, сделав необходимые инъекции. И еще раз навестит нас вечером.
– Вы соврали! – налетела я на Миру Марковну. – Наплели про Подмосковье!
– Мало кто станет сообщать незнакомому человеку о семейных неприятностях, – разумно ответила вторая Васюкова, вытаскивая из кармана пачку сигарет.
– Что с ней? – не успокаивалась я. – Мы виделись с Риммой Марковной вчера, она была весьма бойкой, рассказывала о том, что ведет здоровый образ жизни. А сегодня вижу тяжелобольного человека. Очень быстрая трансформация!
– Откуда вы знаете Римму? – устало спросила Мира, вновь закуривая.
– Вчера в больнице потеряли мою обувь, и ваша сестра одолжила мне денег на кроссовки, – честно ответила я. – До этого мы не встречались.
– Это очень на нее похоже, – грустно произнесла Мира Марковна, – Римма готова помочь любому. Повышенная эмоциональность всегда ей мешала. А уж сколько раз ее обманывали! Вы порядочный человек, привезли деньги, но многие не спешат возвращать долги, даже кое-кто из соседей. Мне вечно приходилось порядок наводить. Открою нашу семейную кассу: ба, где рублики? Иду к Римме, а та спокойно сообщает: «Мира, у Елены Сергеевны из восемнадцатой квартиры гипертонический криз, я сбегала ей лекарств купить, она выздоровеет и отдаст». Неделя проходит, вторая, навещаю Елену, спрашиваю: «Дорогая, ты не забыла про долг?» В ответ изумление, обида, вся гамма чувств и заявление: «Римма сама в аптеку полетела, я ее не просила». Пойдемте на кухню, не надо мешать больной спать, хоть она и под воздействием сильного транквилизатора, да вдруг проснется… Тогда ее и трое не успокоят!
– Так чем больна ваша сестра? – спросила я Миру Марковну, усаживаясь на табуретку.
– Физически она совершенно здорова, а вот в голове помутнение, – объяснила та, – мне порой страшно становится. Генетика-то общая, вдруг и я… того… Хотя Римма с детства была слишком ранимая, могла часами рыдать из-за пустяка. А еще она большая фантазерка. Сколько раз ей от нашей мамы влетало! Отправит Римму за хлебом, та вернется и взахлеб рассказывает: «Дом на углу горит, людей полно, жильцов из окон вытаскивают, надо погорельцам одежду отнести!» Мама побежит во двор – ничего, ни огня, ни машин с лестницами. Римму в угол поставит, а та на своем стоит, говорит, что видела пожар. Ну, мамочка за ремень и хваталась. Она нас одна поднимала, отец рано умер. Хотела из дочек хороших людей вырастить, вот и воспитывала как могла. Лупила Римму, пока ей не посоветовали дочь профессору показать, а тот сказал: «У вашего ребенка дар. Это не вранье, никакой выгоды она не получает. Римма фантазерка, не душите в ней талант. Девочка станет художницей, актрисой или писательницей, творческим человеком». Мама поверила, бить сестру перестала, просто от ее сказок отмахивалась, повторяла: «Прекрати, это никому не интересно».
Привычка придумывать истории не помешала Римме, когда она выросла, выйти замуж. Брак был удачным, супруг Петр Михайлович очень любил жену. С годами она перестала сообщать о пожарах, и хотя временами ее заносило, могла небылицу придумать, но в основном собой управляла. Она научилась жить в мире фантазий и казалась очень счастливой. Когда Петр Михайлович скончался, Мира на следующий день после похорон позвонила Римме, спросила:
– Как ты себя чувствуешь?
А та очень весело отвечала:
– Великолепно. Петины рубашки глажу, он просил к вечеру чемодан собрать.
Мира решила, что у Риммы от горя помутился рассудок, и помчалась к сестре.
– Мируся, – обрадовалась ей та, – представляешь, какая удача! Петруша отправился в Париж, он там будет лекции студентам читать!
С тех пор Римма ни разу не назвала супруга покойным. Она считает, что тот живет во Франции, рассказывает Мире о его телефонных звонках и письмах, иногда хвастается полученными с оказией подарками. Васюкова никогда не посещает кладбище, за могилой мужа не ухаживает…
– Понимаете, сестра не придуривается, ничего не изображает, она на самом деле верит в придуманную сказку. Иногда я ей завидую, – вздохнула Мира Марковна, – я не лгу людям и себе. Кстати, я работаю директором школы. Так вот, сама-то я никогда не фантазировала, горжусь своей честностью, но сестра намного счастливее меня. Я знаю: Петр Михайлович в могиле, а она живет с мыслью, что он во Франции. Или Тема. Он погиб, но у матери другая версия: якобы сына похитили, а Римма непременно его найдет.
– Артем умер? – отшатнулась я.
Мира Марковна искоса посмотрела на меня.
– Римма рассказывала вам о похищении?
– Да, – подтвердила я, – честно говоря, я подумала, что юноша захотел самостоятельности и сбежал от излишне заботливой мамули. Правда, у Риммы Марковны концы с концами слегка не сходились – она поведала про письмо от Темы и тут же объявила о похищении.
Мира Марковна молча выслушала меня, потом прикрыла глаза ладонью.
– Прощальное послание от Темы – это что-то новенькое, остальное я слышала не один раз.
Я сделала уточнение:
– Римма Марковна не производила впечатление вруньи. Я подумала, что она сильно расстроена решением сына, не способна адекватно оценить, кто виноват в создавшейся ситуации, вот и предпочла версию о похищении. Потом увидела у нее таблетки и заподозрила, что у несчастной есть какие-то проблемы, но не катастрофические, раз она одна передвигается по городу.
Мира подперла щеку кулаком и снова задымила как паровоз.
– Верно, два раза в год, осенью и поздней весной, как правило, в мае, Римма впадает в беспокойство. Посторонним она кажется вменяемой. Три года назад сестра приехала с чемоданом в «Шереметьево» и попыталась пройти на посадку в самолет, отправляющийся в Париж. Когда ее попросили предъявить паспорт и билет, Римма так искусно изобразила жертву воровства, что ей поверили и отвели в отделение милиции для подачи заявления о краже. Хорошо хоть не стали сразу по компьютеру проверять, покупался ли авиабилет на фамилию Васюкова. И еще здорово, что она попросила у милиционеров разрешения сходить пообедать, а уж потом писать заявление. Представьте мое состояние, сижу на работе, звонит Римма в истерике: «Мируся, меня обокрали! Не могу лететь к Петеньке!» Как я неслась в «Шереметьево»! Моя школа в Тушине, до аэропорта недалеко, я быстро добралась, но до сих пор не понимаю, как мне удалось Римму домой незаметно увезти и почему шума не подняли. Нам просто повезло.
– В Васюковой пропала гениальная актриса, – буркнула я.
– Маловероятно, – возразила Мира Марковна, – весной и осенью у нее случаются припадки, она корчится в судорогах, кричит. И чем старше становится, тем хуже ей делается. Еще пару лет назад Римма лежала после них час-другой и вставала, а теперь неделю мается. Да вы сами ее сейчас видели.
– Не позавидуешь вам, – посочувствовала я женщине, – а что случилось с Артемом?
– Осложнение после гриппа, – грустно ответила Мира Марковна, – начиналось все обычно: температура подскочила, мы врача вызвали, стали мальчика лечить, он на поправку пошел. А потом вдруг потерял сознание, отек легких и смерть. Племяннику едва двадцать лет исполнилось, Тема был очень талантливым художником, постоянно рисовал, день и ночь работал, его взяли в издательство, крупное, называется… э… «Слон».
– Может, «Элефант»? – переспросила я.
– Точно, – кивнула Мира Марковна, – Артем очень понравился начальнику художественного отдела, мальчику дали задание, пообещали быстрый карьерный рост… и такая глупая, нелепая смерть.
Я встала.
– Извините, пожалуйста, я вела себя непозволительно, но мне показалось…
– Ерунда, – перебила Мира Марковна, – я отлично вас понимаю. Спасибо, что вернули деньги.
– Еще раз простите, – расшаркалась я, уже стоя у выхода, – Римма Марковна очень добрый человек. Мало кто в наше время сразу придет на помощь незнакомцу, даст деньги и не попросит расписки.
– Да, сестра у меня замечательная, но… жизнь у нее пошла наперекосяк, – грустно сказала Мира Марковна, закрывая за мной дверь.
Глава 8
На улице вовсю сияло солнце. Я посмотрела на автомобиль и поняла, что не испытываю ни малейшего желания стоять в пробке. Лучше провести время вон в том торговом центре. Денег у меня в обрез, но я не собираюсь ничего покупать, просто пошляюсь по этажам, поразглядываю витрины, может, выпью чашечку чая в местном кафе, если, конечно, она там не стоит триста рублей за наперсток. А уж потом, окончательно успокоив нервы, отправлюсь в банк беседовать о кредите.
Несмотря на середину недели и разгар рабочего дня, в универмаге колыхалась толпа. Сначала я заглянула в отдел косметики, отметила, что ничего интересного на стендах нет, и с легкой душой двинулась дальше по лавкам. Везде переливались стразами летние коллекции, модельеры, словно сговорившись, усыпали свои изделия яркими камнями. Больше всего меня поразили крохотные трусики, тонкую ткань которых безжалостно проткнули железными «лапками» украшений с фальшивыми брюликами.
В некотором замешательстве я стала рассматривать белье. Ну ладно, пуловер в крупную дырку и кукольная куртка длиной до середины груди хоть как-то пригодны для носки. В принципе можно натянуть и юбку, напоминающую сильно зауженный книзу бочонок. Правда, ни свитер, ни «косуха» не спасут от ветра и холода, а в юбчонке даже я стану похожа на мисс Пиги, да еще при ходьбе придется семенить. Но трусишки? На секунду я представила, что надеваю поверх стразового великолепия джинсы, ощутила, как камни впиваются в тело, и вздрогнула. Брр! Спасибо, обойдусь без такой красоты. Считаете меня глупой? Полагаете, что трусики в брюликах из бутылочного стекла все же можно поддевать под юбку? Может, и так, но только сидеть на них будет неудобно. Интересно, модельер, сотворивший это чудо, сам его использует?
Вволю насмотревшись на шмотки и поняв, что не хочу приобрести ни одну из них, я зарулила в кафе. Нашла там вполне бюджетный пирожок с капустой, напилась чаю и почти впала в блаженство.
Ехать в банк не хотелось категорически, ведь он находится на Каширском шоссе, я устану, как цирковая мартышка. Может, попытаться решить проблему по телефону?
Спустя четверть часа я потерла горячее, как свежесваренная картошка, ухо и стала себя нахваливать. Молодец, Вилка, уладила все дела, банковское начальство оказалось покладистым, нам удалось прийти к консенсусу. Дело за ерундой: нужно срочно написать книгу и отнести ее в хорошее издательство.
Ход мыслей прервал звонок телефона. Забыв глянуть на дисплей, я схватила трубку.
– Алло…
– Ну наконец-то дозвонился! – возликовал Ребров. – Я уже начал волноваться, почему ты не отвечаешь?
– Раньше не замечала за тобой привычки беспокоиться о посторонних людях. Извини, я очень занята! – каменным тоном ответила я. А потом сказала в сторону: – Простите, Аврелий Германович, я забыла отключить аппарат.
– Что? – взвыл Гарик. – Кто? Аврелий? Ты в издательстве «Михаил К.»?
– Верно угадано, – стараясь не расхохотаться, подтвердила я. – Ты же от меня отказался, а мне кушать хочется, пришлось подписывать договор с Аврелием Германовичем.
– Ты уже оформила бумаги? – зашипел Гарик.
– Еще нет, пока их читаю.
– Немедленно выйди из кабинета, – приказал Ребров.
– Зачем? – прикинулась я полной дурой.
– Мы же с тобой друзья… – соловьем запел издатель.
– Я так и считала до того момента, пока кое-кто не выгнал меня без аванса, – сделала я свою подачу.
– Покинь Аврелия! – заорал Гарик.
Я поскребла ногтем по микрофону мобильного и через полминуты раздраженно спросила:
– Ну? Почему ты мне мешаешь?
– Ты в коридоре? – уточнил издатель.
– Да, – спокойно солгала я, – любуюсь на портреты авторов «Михаил К.». Здесь, оказывается, полно замечательных имен. И есть подходящее местечко для фото Арины Виоловой.
– С ума сошла! – взвился Ребров. – Что за демарш? Почему ты не взяла вчера аванс?
– Ты же мне его не дал, – напомнила я.
– Кто? – изумился собеседник.
– Ты.
– Я?
– Точно. Рассказал про маркетинговые исследования, посетовал на лень Арины Виоловой.
– Ох уж мне эти бабы! – взвыл Ребров. – Прости, Вилка, но ты давно к врачу ходила?
– Считаешь, мне пора отправиться на диспансеризацию?
– Непременно! Ты все неправильно поняла! Поставила с головы на ноги!
– С ног на голову, – поправила я.
– Не умничай, – обозлился Гарик, – я сказал тебе: «Сегодня денег нет…» Сегодня! Не вообще, а сегодня! «…Поэтому договор подпишем завтра. У нас временные трудности с наличкой».
– Да? – усомнилась я.
– Звоню ей, звоню – не подходит! – горячился Гарик. – Документы готовы, купюры отсчитаны, и где Виолова? Она у Аврелия в кабинете! Это как называется, а? Немедленно рули в «Элефант».
– Я не планировала на сегодня посещение издательства, – раскапризничалась я, – занята до десяти вечера.
– Отлично, – заметно повеселел Гарик, – прикатывай в одиннадцать, в полночь, когда сможешь. Будем ждать!
Я ощутила себя звездой, но решила не сдавать позиций.
– Ладно, если не очень устану. Кстати, мне рукопись у Аврелия оставлять?
Ребров поперхнулся, но сумел справиться с приступом душившей его злости.
– У тебя есть текст?
– Всего двести страниц, – промурлыкала я, – чуть больше половины. Аврелий Германович…
– Не желаю более слушать про этого проходимца! – взвизгнул Гарик. – В следующий раз буду обсуждать с тобой дела в присутствии переговорщика, который объяснит тебе разницу между фразами: «Сегодня налички нет, договор подпишем завтра» и «Денег не дадим, документы никогда не составим».
В таком духе Ребров вещал еще минут пять. В конце концов я поняла, что испытывал Кутузов, когда гнал прочь от Москвы Наполеона, и, насвистывая веселую песенку, пошла на выход.
На улице сильно пахло гарью, сбоку от торгового центра поднимались сизые клубы дыма, и у меня по непонятной причине екнуло сердце. Ноги сами понесли меня к дому Риммы Марковны, туда, где я оставила «ежика».
Я увидела толпу и несколько пожарных машин, три «Скорые помощи», мини-вэн с надписью «Милиция». И тут я наступила в лужу, по тротуару и проезжей части текли потоки воды.
– Что случилось? – спросила я у женщины в домашнем халате, которая прижимала к груди мелко трясущуюся крохотную ушастую собачку.
– Пожар, – лязгая зубами, ответила та, – хорошо, что весь дом не полыхнул, только две квартиры.
– Какие? – кашляя от едкого запаха, поинтересовалась я.
– Васюковой и Мальковой, – ввела меня в курс дела тетка, – вон!
Она ткнула пальцем вверх, я задрала голову. Три окна на пятом этаже зияли черными дырами, два на четвертом выглядели не лучше.
– Хозяева живы? – выдохнула я.
Собачница пожала плечами, вместо нее ответила девушка в спортивном костюме:
– Малькова в «Скорой» сидит, своими ногами вышла, а про Васюкову не знаю. Ой, мама! Несут!
Я приподнялась на цыпочки и увидела мрачных парней с носилками. Сначала из подъезда вытащили один черный наглухо застегнутый мешок, потом второй. Оба трупа запихнули в квадратный «рафик». Из подъезда вышел мужчина в форме пожарного и закричал:
– Граждане, расходитесь, дискотеки не будет!
– Можно домой возвращаться? – спросили из толпы.
– Очаг возгорания ликвидирован, – ответил дядька, – второй и третий подъезд без повреждений, живите спокойно. В первом две квартиры в плохом состоянии, девятнадцатая и двадцать вторая. Ну и весь стояк залило.
– А кто нам ремонт оплатит? – возмутилась женщина с собачкой.
– Не ко мне вопрос, обращайтесь в ДЭЗ или зовите представителя страховой компании. А вообще, скажите спасибо, что не ночью полыхнуло и все живы остались, – решил завершить беседу пожарный.
– Вы ничего не перепутали? – заорали из гущи людей. – А кого в мешках тащили?
– Два тела из двадцать второй, – мрачно уточнил брандмейстер.
– Римма Марковна! – заплакала собачница. – Ой, несчастная, ой, бедная! А кто второй?
В толпе стали переговариваться, я, энергично работая локтями, пробилась вперед и успела схватить пожарное начальство за робу.
– Чего надо? – не особо вежливо спросил мужчина.
Я сунула ему под нос диктофон, который всегда ношу с собой.
– Здрасте, газета «Желтуха». Из-за чего произошло возгорание?
– Не знаю, – не пошел на контакт пожарный.
– Поджог? – не отставала я.
– Не знаю.
– Замкнуло старую проводку?
– Не знаю, – привычно огрызнулся интервьюируемый, – вам только намек дай, мигом хрени понапишете.
– У Риммы Марковны большая квартира, – насела я на пожарного, – неужели она могла так быстро выгореть?
Брандмейстер скривил рот.
– Огонь мигом распространяется.
– Но почему ее сестра не позвала на помощь?
Дядька вытер лоб.
– Вы с ними знакомы?
– Была пару часов назад в гостях. Когда я уходила, и предположить не могла, что они погибнут.
– Родственники? – с сочувствием спросил пожарный.
– Нет, по работе заглядывала, но все равно мне жутко, – призналась я.
Мужчина кивнул.
– Ясно. Небось пожилые?
– Не старые, около пятидесяти, – я попыталась объективно оценить возраст сестер.
– Одно тело лежало на кровати, – неожиданно разговорился пожарный, – наверное, женщина спала и задохнулась. Второе рядом нашли, на полу. Сейчас в квартирах полно пластика, обои синтетические, ковры, мебель, все это при горении выделяет ядовитые вещества, пары минут хватит, чтобы отравиться. Тем более женщины, небось испугались, растерялись…
– Значит, несчастный случай, – протянула я.
– Слушай, отстань, а? – попросил пожарный. – У экспертов спрашивай. Два тела, третья пострадавшая целехонька. Если хочешь «жареных фактов», с ней поговори.
Я поспешила в сторону машины с красным крестом и заметила худого парня в джинсах и кедах. Рост у юноши был невелик, зато размер ноги, похоже, больше сорок третьего, брюки у него держались на причинном месте, упасть на землю им не давал черный ремень с большой пряжкой, из-под которого высовывались белые трусы на широкой резинке с надписью фирмы, создавшей исподнее. Сверху на нем была короткая толстовка с капюшоном, полностью закрывающим лицо, из-под нее высовывался край футболки. Руки он засунул в карманы. Издалека было невозможно определить возраст праздного наблюдателя, ему могло быть и пятнадцать и тридцать лет. Хотя на четвертом десятке мало кто оденется по моде, которую ввел один из молодежных певцов; в джинсах, мотающихся у колен, на работу не пойдешь, если ты, конечно, не тот самый шоу-соловей.
Я не могу объяснить, чем привлек мое внимание парень, подобных ему довольно много на улицах, мне просто нужно было пройти мимо него, чтобы очутиться около соседки Риммы Марковны. Но в ту секунду, когда я поравнялась с фигурой в толстовке, незнакомец выудил из кармана конфету, быстро развернул ее, швырнул фантик на землю и, прижав подбородок к груди, смешался с толпой.
Мне очень не нравятся неряхи, которые мусорят на улице, выбрасывают из окон машин опорожненные пластиковые бутылки, выплевывают под ноги прохожим жвачку, поэтому я с неодобрением покосилась на яркую бумажку. Затем сделала шаг вперед, но тут порыв ветра поднял обертку и швырнул ее мне в лицо.
В последний момент я успела схватить фантик. Хотела скомкать его и кинуть в кучу грязи, которая стихийно возникла справа от подъезда, но тут прочитала название «Карамель «Фестиваль».
Из глубин памяти всплыло воспоминание: мы с Раисой стоим в булочной возле дома. Маленькая Вилка прилипла носом к высокому прилавку – там, за стеклом, меня манят конфеты в больших прозрачных вазах: ириски, так называемый «постный сахар», «цветной горошек», сливочная тянучка и карамельки.
С шоколадными конфетами во времена моего детства была проблема, их «выбрасывали» в продажу редко, они стоили немалых денег и мне доставались только в подарке на Новый год. Обычно я ничего у мачехи не клянчила, у нее была легкая на оплеухи рука, но в тот день Раиса получила зарплату, купила себе чекушку и пребывала в чудесном настроении, поэтому я и рискнула пропищать:
– Тетя Рая, купи конфет…
– Больно дорого! – отмахнулась мачеха.
Стоявший за ней в очереди мужчина покосился на авоську, которую Раиса цепко сжимала в руке, и не удержался от замечания:
– На водку-то тебе хватило.
– Пожалуйста, – ныла я, – несколько штучек!
Мужик осуждающе засопел.
– Каких хочешь? – сменила гнев на милость Раиса.
– Мармеладки, – обрадовалась я.
– Губу закатай! – приказала Рая. – Вона ириски.
– Лучше «Фестиваль», – попросила я.
– На цену глянь, – посуровела мачеха, – нам еще хлеба надо.
И тут, как назло, в булочную влетела Зинаида, подруга Раисы. Они разговорились, мачеха взяла батон и отошла от прилавка. Я дернула ее за кофту.
– А ириски?
– Вот пристала! – вышла из себя Рая. – Мы с Зиной отдохнуть хотим, ливерную на закусь купить.
– От сладкого зубы болят, – добавила Зинаида.
Я чуть не заревела от обиды, но сдержалась. Внезапно мне на плечо легла тяжелая рука.
– Держи, – сказал мужик из очереди, протянув мне пакет с карамельками «Фестиваль», – ешь на здоровье.
Я вцепилась в подарок. Но Раиса выхватила у меня добычу, швырнула ее в урну, а потом сурово сказала:
– Запомни: ты не нищая, чтобы принимать подачки. Не заработала на шоколад – у других не клянчи. Иначе ничего в жизни не добьешься, будешь от людей куска ожидать, злиться и завистничать: почему кому-то дали, а тебе нет. Сколько потопала – столько и полопала, рассчитывай только на себя, не унижайся.
В тот момент я поняла только одно: у меня отняли вожделенные конфеты, а потому я заревела, получила затрещину, и день закончился плохо. Но в дальнейшем, видя в магазинах конфеты «Фестиваль», я всегда вспоминала полученную взбучку и мало-помалу сообразила: Раиса была права. Все свои проблемы нужно решать самой, не следует ждать подарков от судьбы, даром ничего не получишь.
Раньше карамель «Фестиваль» продавалась везде, но в последние годы она исчезла из магазинов вместе с квадратными брикетами «Кисель плодово-ягодный», консервными банками «Тюлька в томатном соусе» и ситниками[6]. И вот я держу в руке раритетный фантик, который прилетел сюда как будто из моего детства.
Дверь машины «Скорой помощи» приоткрылась, оттуда вылезла женщина в сером халате. Я сунула обертку в карман кофты и кинулась к погорелице.
– Вы Элеонора?
– Да, – вздрогнула подруга Риммы Марковны.
– Как вы себя чувствуете? – задала я идиотский вопрос.
– Ужасно, – прошептала бедняга.
– Вам лучше поехать в больницу, – посоветовала я.
– Нет, – коротко откликнулась Элеонора. И вдруг из нее буквально посыпались слова: – Я пошла помойку выбрасывать, а мусоропровод оказался забит. Наверное, из двадцатой квартиры в него снова строительный мусор нашвыряли. Ну не нести же полное ведро назад! Я поехала вниз, в конце двора у нас контейнер стоит. А потом с Леной Перовой из третьего подъезда языком зацепилась, она меня к себе затащила. Поразводили мы с ней тары-бары и тут вдруг вой сирены услышали. Мы еще не сразу пошли посмотреть в чем дело, ну никак представить не могли, что наш дом полыхнул. Теперь в квартиру и не войти, что не сгорело, то от воды погибло. Осталась я с одним ведром. Но как подумаю, что с Риммой случилось…
– Мира тоже погибла, – тихо добавила я.
Элеонора вскинула подбородок.
– Да?
– Вам есть где ночевать? – спохватилась я.
– К дочери поеду, – растерянно отозвалась Элеонора, – вот только как к ней добраться? В халате, тапках и без денег…
– Садитесь в мою машину, доставлю вас в нужное место, – предложила я.
– Неудобно, – заколебалась Элеонора, – Светлана живет в Тушине.
– Ерунда. Как сказала мне вчера Римма Марковна, люди должны помогать друг другу, – процитировала я Васюкову.
– Она эту фразу часто повторяла, – шмыгнула носом Элеонора, – святая женщина! Добрая, умная, деликатная, ранимая. Я потеряла близкую подругу.
Несмотря на середину недели и разгар рабочего дня, в универмаге колыхалась толпа. Сначала я заглянула в отдел косметики, отметила, что ничего интересного на стендах нет, и с легкой душой двинулась дальше по лавкам. Везде переливались стразами летние коллекции, модельеры, словно сговорившись, усыпали свои изделия яркими камнями. Больше всего меня поразили крохотные трусики, тонкую ткань которых безжалостно проткнули железными «лапками» украшений с фальшивыми брюликами.
В некотором замешательстве я стала рассматривать белье. Ну ладно, пуловер в крупную дырку и кукольная куртка длиной до середины груди хоть как-то пригодны для носки. В принципе можно натянуть и юбку, напоминающую сильно зауженный книзу бочонок. Правда, ни свитер, ни «косуха» не спасут от ветра и холода, а в юбчонке даже я стану похожа на мисс Пиги, да еще при ходьбе придется семенить. Но трусишки? На секунду я представила, что надеваю поверх стразового великолепия джинсы, ощутила, как камни впиваются в тело, и вздрогнула. Брр! Спасибо, обойдусь без такой красоты. Считаете меня глупой? Полагаете, что трусики в брюликах из бутылочного стекла все же можно поддевать под юбку? Может, и так, но только сидеть на них будет неудобно. Интересно, модельер, сотворивший это чудо, сам его использует?
Вволю насмотревшись на шмотки и поняв, что не хочу приобрести ни одну из них, я зарулила в кафе. Нашла там вполне бюджетный пирожок с капустой, напилась чаю и почти впала в блаженство.
Ехать в банк не хотелось категорически, ведь он находится на Каширском шоссе, я устану, как цирковая мартышка. Может, попытаться решить проблему по телефону?
Спустя четверть часа я потерла горячее, как свежесваренная картошка, ухо и стала себя нахваливать. Молодец, Вилка, уладила все дела, банковское начальство оказалось покладистым, нам удалось прийти к консенсусу. Дело за ерундой: нужно срочно написать книгу и отнести ее в хорошее издательство.
Ход мыслей прервал звонок телефона. Забыв глянуть на дисплей, я схватила трубку.
– Алло…
– Ну наконец-то дозвонился! – возликовал Ребров. – Я уже начал волноваться, почему ты не отвечаешь?
– Раньше не замечала за тобой привычки беспокоиться о посторонних людях. Извини, я очень занята! – каменным тоном ответила я. А потом сказала в сторону: – Простите, Аврелий Германович, я забыла отключить аппарат.
– Что? – взвыл Гарик. – Кто? Аврелий? Ты в издательстве «Михаил К.»?
– Верно угадано, – стараясь не расхохотаться, подтвердила я. – Ты же от меня отказался, а мне кушать хочется, пришлось подписывать договор с Аврелием Германовичем.
– Ты уже оформила бумаги? – зашипел Гарик.
– Еще нет, пока их читаю.
– Немедленно выйди из кабинета, – приказал Ребров.
– Зачем? – прикинулась я полной дурой.
– Мы же с тобой друзья… – соловьем запел издатель.
– Я так и считала до того момента, пока кое-кто не выгнал меня без аванса, – сделала я свою подачу.
– Покинь Аврелия! – заорал Гарик.
Я поскребла ногтем по микрофону мобильного и через полминуты раздраженно спросила:
– Ну? Почему ты мне мешаешь?
– Ты в коридоре? – уточнил издатель.
– Да, – спокойно солгала я, – любуюсь на портреты авторов «Михаил К.». Здесь, оказывается, полно замечательных имен. И есть подходящее местечко для фото Арины Виоловой.
– С ума сошла! – взвился Ребров. – Что за демарш? Почему ты не взяла вчера аванс?
– Ты же мне его не дал, – напомнила я.
– Кто? – изумился собеседник.
– Ты.
– Я?
– Точно. Рассказал про маркетинговые исследования, посетовал на лень Арины Виоловой.
– Ох уж мне эти бабы! – взвыл Ребров. – Прости, Вилка, но ты давно к врачу ходила?
– Считаешь, мне пора отправиться на диспансеризацию?
– Непременно! Ты все неправильно поняла! Поставила с головы на ноги!
– С ног на голову, – поправила я.
– Не умничай, – обозлился Гарик, – я сказал тебе: «Сегодня денег нет…» Сегодня! Не вообще, а сегодня! «…Поэтому договор подпишем завтра. У нас временные трудности с наличкой».
– Да? – усомнилась я.
– Звоню ей, звоню – не подходит! – горячился Гарик. – Документы готовы, купюры отсчитаны, и где Виолова? Она у Аврелия в кабинете! Это как называется, а? Немедленно рули в «Элефант».
– Я не планировала на сегодня посещение издательства, – раскапризничалась я, – занята до десяти вечера.
– Отлично, – заметно повеселел Гарик, – прикатывай в одиннадцать, в полночь, когда сможешь. Будем ждать!
Я ощутила себя звездой, но решила не сдавать позиций.
– Ладно, если не очень устану. Кстати, мне рукопись у Аврелия оставлять?
Ребров поперхнулся, но сумел справиться с приступом душившей его злости.
– У тебя есть текст?
– Всего двести страниц, – промурлыкала я, – чуть больше половины. Аврелий Германович…
– Не желаю более слушать про этого проходимца! – взвизгнул Гарик. – В следующий раз буду обсуждать с тобой дела в присутствии переговорщика, который объяснит тебе разницу между фразами: «Сегодня налички нет, договор подпишем завтра» и «Денег не дадим, документы никогда не составим».
В таком духе Ребров вещал еще минут пять. В конце концов я поняла, что испытывал Кутузов, когда гнал прочь от Москвы Наполеона, и, насвистывая веселую песенку, пошла на выход.
На улице сильно пахло гарью, сбоку от торгового центра поднимались сизые клубы дыма, и у меня по непонятной причине екнуло сердце. Ноги сами понесли меня к дому Риммы Марковны, туда, где я оставила «ежика».
Я увидела толпу и несколько пожарных машин, три «Скорые помощи», мини-вэн с надписью «Милиция». И тут я наступила в лужу, по тротуару и проезжей части текли потоки воды.
– Что случилось? – спросила я у женщины в домашнем халате, которая прижимала к груди мелко трясущуюся крохотную ушастую собачку.
– Пожар, – лязгая зубами, ответила та, – хорошо, что весь дом не полыхнул, только две квартиры.
– Какие? – кашляя от едкого запаха, поинтересовалась я.
– Васюковой и Мальковой, – ввела меня в курс дела тетка, – вон!
Она ткнула пальцем вверх, я задрала голову. Три окна на пятом этаже зияли черными дырами, два на четвертом выглядели не лучше.
– Хозяева живы? – выдохнула я.
Собачница пожала плечами, вместо нее ответила девушка в спортивном костюме:
– Малькова в «Скорой» сидит, своими ногами вышла, а про Васюкову не знаю. Ой, мама! Несут!
Я приподнялась на цыпочки и увидела мрачных парней с носилками. Сначала из подъезда вытащили один черный наглухо застегнутый мешок, потом второй. Оба трупа запихнули в квадратный «рафик». Из подъезда вышел мужчина в форме пожарного и закричал:
– Граждане, расходитесь, дискотеки не будет!
– Можно домой возвращаться? – спросили из толпы.
– Очаг возгорания ликвидирован, – ответил дядька, – второй и третий подъезд без повреждений, живите спокойно. В первом две квартиры в плохом состоянии, девятнадцатая и двадцать вторая. Ну и весь стояк залило.
– А кто нам ремонт оплатит? – возмутилась женщина с собачкой.
– Не ко мне вопрос, обращайтесь в ДЭЗ или зовите представителя страховой компании. А вообще, скажите спасибо, что не ночью полыхнуло и все живы остались, – решил завершить беседу пожарный.
– Вы ничего не перепутали? – заорали из гущи людей. – А кого в мешках тащили?
– Два тела из двадцать второй, – мрачно уточнил брандмейстер.
– Римма Марковна! – заплакала собачница. – Ой, несчастная, ой, бедная! А кто второй?
В толпе стали переговариваться, я, энергично работая локтями, пробилась вперед и успела схватить пожарное начальство за робу.
– Чего надо? – не особо вежливо спросил мужчина.
Я сунула ему под нос диктофон, который всегда ношу с собой.
– Здрасте, газета «Желтуха». Из-за чего произошло возгорание?
– Не знаю, – не пошел на контакт пожарный.
– Поджог? – не отставала я.
– Не знаю.
– Замкнуло старую проводку?
– Не знаю, – привычно огрызнулся интервьюируемый, – вам только намек дай, мигом хрени понапишете.
– У Риммы Марковны большая квартира, – насела я на пожарного, – неужели она могла так быстро выгореть?
Брандмейстер скривил рот.
– Огонь мигом распространяется.
– Но почему ее сестра не позвала на помощь?
Дядька вытер лоб.
– Вы с ними знакомы?
– Была пару часов назад в гостях. Когда я уходила, и предположить не могла, что они погибнут.
– Родственники? – с сочувствием спросил пожарный.
– Нет, по работе заглядывала, но все равно мне жутко, – призналась я.
Мужчина кивнул.
– Ясно. Небось пожилые?
– Не старые, около пятидесяти, – я попыталась объективно оценить возраст сестер.
– Одно тело лежало на кровати, – неожиданно разговорился пожарный, – наверное, женщина спала и задохнулась. Второе рядом нашли, на полу. Сейчас в квартирах полно пластика, обои синтетические, ковры, мебель, все это при горении выделяет ядовитые вещества, пары минут хватит, чтобы отравиться. Тем более женщины, небось испугались, растерялись…
– Значит, несчастный случай, – протянула я.
– Слушай, отстань, а? – попросил пожарный. – У экспертов спрашивай. Два тела, третья пострадавшая целехонька. Если хочешь «жареных фактов», с ней поговори.
Я поспешила в сторону машины с красным крестом и заметила худого парня в джинсах и кедах. Рост у юноши был невелик, зато размер ноги, похоже, больше сорок третьего, брюки у него держались на причинном месте, упасть на землю им не давал черный ремень с большой пряжкой, из-под которого высовывались белые трусы на широкой резинке с надписью фирмы, создавшей исподнее. Сверху на нем была короткая толстовка с капюшоном, полностью закрывающим лицо, из-под нее высовывался край футболки. Руки он засунул в карманы. Издалека было невозможно определить возраст праздного наблюдателя, ему могло быть и пятнадцать и тридцать лет. Хотя на четвертом десятке мало кто оденется по моде, которую ввел один из молодежных певцов; в джинсах, мотающихся у колен, на работу не пойдешь, если ты, конечно, не тот самый шоу-соловей.
Я не могу объяснить, чем привлек мое внимание парень, подобных ему довольно много на улицах, мне просто нужно было пройти мимо него, чтобы очутиться около соседки Риммы Марковны. Но в ту секунду, когда я поравнялась с фигурой в толстовке, незнакомец выудил из кармана конфету, быстро развернул ее, швырнул фантик на землю и, прижав подбородок к груди, смешался с толпой.
Мне очень не нравятся неряхи, которые мусорят на улице, выбрасывают из окон машин опорожненные пластиковые бутылки, выплевывают под ноги прохожим жвачку, поэтому я с неодобрением покосилась на яркую бумажку. Затем сделала шаг вперед, но тут порыв ветра поднял обертку и швырнул ее мне в лицо.
В последний момент я успела схватить фантик. Хотела скомкать его и кинуть в кучу грязи, которая стихийно возникла справа от подъезда, но тут прочитала название «Карамель «Фестиваль».
Из глубин памяти всплыло воспоминание: мы с Раисой стоим в булочной возле дома. Маленькая Вилка прилипла носом к высокому прилавку – там, за стеклом, меня манят конфеты в больших прозрачных вазах: ириски, так называемый «постный сахар», «цветной горошек», сливочная тянучка и карамельки.
С шоколадными конфетами во времена моего детства была проблема, их «выбрасывали» в продажу редко, они стоили немалых денег и мне доставались только в подарке на Новый год. Обычно я ничего у мачехи не клянчила, у нее была легкая на оплеухи рука, но в тот день Раиса получила зарплату, купила себе чекушку и пребывала в чудесном настроении, поэтому я и рискнула пропищать:
– Тетя Рая, купи конфет…
– Больно дорого! – отмахнулась мачеха.
Стоявший за ней в очереди мужчина покосился на авоську, которую Раиса цепко сжимала в руке, и не удержался от замечания:
– На водку-то тебе хватило.
– Пожалуйста, – ныла я, – несколько штучек!
Мужик осуждающе засопел.
– Каких хочешь? – сменила гнев на милость Раиса.
– Мармеладки, – обрадовалась я.
– Губу закатай! – приказала Рая. – Вона ириски.
– Лучше «Фестиваль», – попросила я.
– На цену глянь, – посуровела мачеха, – нам еще хлеба надо.
И тут, как назло, в булочную влетела Зинаида, подруга Раисы. Они разговорились, мачеха взяла батон и отошла от прилавка. Я дернула ее за кофту.
– А ириски?
– Вот пристала! – вышла из себя Рая. – Мы с Зиной отдохнуть хотим, ливерную на закусь купить.
– От сладкого зубы болят, – добавила Зинаида.
Я чуть не заревела от обиды, но сдержалась. Внезапно мне на плечо легла тяжелая рука.
– Держи, – сказал мужик из очереди, протянув мне пакет с карамельками «Фестиваль», – ешь на здоровье.
Я вцепилась в подарок. Но Раиса выхватила у меня добычу, швырнула ее в урну, а потом сурово сказала:
– Запомни: ты не нищая, чтобы принимать подачки. Не заработала на шоколад – у других не клянчи. Иначе ничего в жизни не добьешься, будешь от людей куска ожидать, злиться и завистничать: почему кому-то дали, а тебе нет. Сколько потопала – столько и полопала, рассчитывай только на себя, не унижайся.
В тот момент я поняла только одно: у меня отняли вожделенные конфеты, а потому я заревела, получила затрещину, и день закончился плохо. Но в дальнейшем, видя в магазинах конфеты «Фестиваль», я всегда вспоминала полученную взбучку и мало-помалу сообразила: Раиса была права. Все свои проблемы нужно решать самой, не следует ждать подарков от судьбы, даром ничего не получишь.
Раньше карамель «Фестиваль» продавалась везде, но в последние годы она исчезла из магазинов вместе с квадратными брикетами «Кисель плодово-ягодный», консервными банками «Тюлька в томатном соусе» и ситниками[6]. И вот я держу в руке раритетный фантик, который прилетел сюда как будто из моего детства.
Дверь машины «Скорой помощи» приоткрылась, оттуда вылезла женщина в сером халате. Я сунула обертку в карман кофты и кинулась к погорелице.
– Вы Элеонора?
– Да, – вздрогнула подруга Риммы Марковны.
– Как вы себя чувствуете? – задала я идиотский вопрос.
– Ужасно, – прошептала бедняга.
– Вам лучше поехать в больницу, – посоветовала я.
– Нет, – коротко откликнулась Элеонора. И вдруг из нее буквально посыпались слова: – Я пошла помойку выбрасывать, а мусоропровод оказался забит. Наверное, из двадцатой квартиры в него снова строительный мусор нашвыряли. Ну не нести же полное ведро назад! Я поехала вниз, в конце двора у нас контейнер стоит. А потом с Леной Перовой из третьего подъезда языком зацепилась, она меня к себе затащила. Поразводили мы с ней тары-бары и тут вдруг вой сирены услышали. Мы еще не сразу пошли посмотреть в чем дело, ну никак представить не могли, что наш дом полыхнул. Теперь в квартиру и не войти, что не сгорело, то от воды погибло. Осталась я с одним ведром. Но как подумаю, что с Риммой случилось…
– Мира тоже погибла, – тихо добавила я.
Элеонора вскинула подбородок.
– Да?
– Вам есть где ночевать? – спохватилась я.
– К дочери поеду, – растерянно отозвалась Элеонора, – вот только как к ней добраться? В халате, тапках и без денег…
– Садитесь в мою машину, доставлю вас в нужное место, – предложила я.
– Неудобно, – заколебалась Элеонора, – Светлана живет в Тушине.
– Ерунда. Как сказала мне вчера Римма Марковна, люди должны помогать друг другу, – процитировала я Васюкову.
– Она эту фразу часто повторяла, – шмыгнула носом Элеонора, – святая женщина! Добрая, умная, деликатная, ранимая. Я потеряла близкую подругу.
Глава 9
Разноцветная таратайка завелась с полоборота и резво помчалась по шоссе. Я спросила у пассажирки:
– Вам не душно?
– Нет, все в порядке, – откликнулась та.
– Открыть окно?
– Не беспокойтесь, пожалуйста, – еле слышно ответила Элеонора, – все прекрасно. Мы раньше не встречались? Ваше лицо кажется мне знакомым.
– По-моему, нет, – улыбнулась я, – у меня самая заурядная внешность, ничего особенного.
– Наверное, в подъезде сталкивались, – не успокаивалась Элеонора, – вы врач из районной поликлиники, да?
– Нет. Римма Марковна вчера одолжила мне небольшую сумму денег, мы с ней познакомились в больнице. Я приехала отдать долг, а тут несчастье, – объяснила я.
– Риммочка была святая, – всхлипнула Элеонора, – вот уж кого не приходилось просить о помощи, сама вызывалась!
– Мира нравилась вам меньше, – сделала я напрашивающийся вывод.
Пассажирка замялась.
– О покойных плохо не говорят, сестры просто были очень разные, хотя внешне похожи, словно близнецы. Когда Васюкова в наш дом переехала, мы сразу подружились. А вот Миру я увидела только после того, как Тема умер.
– Сестры не общались? – поразилась я.
Элеонора попыталась привести в порядок волосы, продолжая рассказывать:
– Когда я говорю о дружбе, то имею в виду тесные соседские отношения, не более того. Мы одалживали друг у друга мелочи, лень в магазин вечером бежать, вот и идешь к Римме за стаканом муки или коробкой спичек. Мы никаких откровенных разговоров не вели, обсуждали сериалы, новости, цены в магазинах. Я, конечно, знала, что она вдова, одна воспитывает сына. Тема был поздний ребенок, мать о нем очень беспокоилась. Сколько же ему исполнилось, когда они к нам перебрались? Лет четырнадцать-пятнадцать.
Я въехала в пробку, сбросила скорость до минимума и запоздало удивилась:
– Мне отчего-то показалось, что сестры жили в сгоревшей квартире чуть ли не с детства.
– Нет, Римма переехала из другого района, а о Мире я ничего не слышала до января нынешнего года, – со странным выражением на лице уточнила Элеонора, – я очень удивилась, когда про нее узнала! Риммочка никогда раньше о ней не упоминала.
– Вы назвали Васюкову вдовой… – не отставала я от пассажирки.
– Да, у нее муж умер.
– Хороший был человек?
– Римма из-за смерти Петра жилье и сменила, – ответила женщина, – один раз она обронила: «Так тяжело входить в дом и знать: никогда больше мужа не увидишь. Вот я и решила перебраться в стены, которые не хранят воспоминаний».
– Она вам рассказывала про Париж? – наседала я на Нору.
– Тот, который во Франции? – удивилась погорелица. – Нет. Насколько я поняла, Римма никогда за границу не ездила.
– Вам не душно?
– Нет, все в порядке, – откликнулась та.
– Открыть окно?
– Не беспокойтесь, пожалуйста, – еле слышно ответила Элеонора, – все прекрасно. Мы раньше не встречались? Ваше лицо кажется мне знакомым.
– По-моему, нет, – улыбнулась я, – у меня самая заурядная внешность, ничего особенного.
– Наверное, в подъезде сталкивались, – не успокаивалась Элеонора, – вы врач из районной поликлиники, да?
– Нет. Римма Марковна вчера одолжила мне небольшую сумму денег, мы с ней познакомились в больнице. Я приехала отдать долг, а тут несчастье, – объяснила я.
– Риммочка была святая, – всхлипнула Элеонора, – вот уж кого не приходилось просить о помощи, сама вызывалась!
– Мира нравилась вам меньше, – сделала я напрашивающийся вывод.
Пассажирка замялась.
– О покойных плохо не говорят, сестры просто были очень разные, хотя внешне похожи, словно близнецы. Когда Васюкова в наш дом переехала, мы сразу подружились. А вот Миру я увидела только после того, как Тема умер.
– Сестры не общались? – поразилась я.
Элеонора попыталась привести в порядок волосы, продолжая рассказывать:
– Когда я говорю о дружбе, то имею в виду тесные соседские отношения, не более того. Мы одалживали друг у друга мелочи, лень в магазин вечером бежать, вот и идешь к Римме за стаканом муки или коробкой спичек. Мы никаких откровенных разговоров не вели, обсуждали сериалы, новости, цены в магазинах. Я, конечно, знала, что она вдова, одна воспитывает сына. Тема был поздний ребенок, мать о нем очень беспокоилась. Сколько же ему исполнилось, когда они к нам перебрались? Лет четырнадцать-пятнадцать.
Я въехала в пробку, сбросила скорость до минимума и запоздало удивилась:
– Мне отчего-то показалось, что сестры жили в сгоревшей квартире чуть ли не с детства.
– Нет, Римма переехала из другого района, а о Мире я ничего не слышала до января нынешнего года, – со странным выражением на лице уточнила Элеонора, – я очень удивилась, когда про нее узнала! Риммочка никогда раньше о ней не упоминала.
– Вы назвали Васюкову вдовой… – не отставала я от пассажирки.
– Да, у нее муж умер.
– Хороший был человек?
– Римма из-за смерти Петра жилье и сменила, – ответила женщина, – один раз она обронила: «Так тяжело входить в дом и знать: никогда больше мужа не увидишь. Вот я и решила перебраться в стены, которые не хранят воспоминаний».
– Она вам рассказывала про Париж? – наседала я на Нору.
– Тот, который во Франции? – удивилась погорелица. – Нет. Насколько я поняла, Римма никогда за границу не ездила.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента