Страница:
Жека засмеялась:
– Миша дед Мазай, потому что он нас с Севочкой как зайцев спас. Я натурально тонула в пучине бытовых и материальных проблем. И тут появился дед Мазай, который нас за уши в лодку втащил, и теперь мы вместе весело плывем.
В начале нулевых Михаил каким-то образом заработал неплохие деньги, и они с Жекой открыли частную школу. Она стала в ней директором, заодно ведет уроки музыки и занимается учебно-воспитательным процессом. А Михаил заведует финансами и хозяйственными вопросами.
Узнав о желании супругов создать гимназию, я удивилась. Ни Жека, ни Миша не имели опыта работы с детьми и никогда не руководили другими людьми. На мой взгляд, их затея была обречена на провал. Но неожиданно школа стала пользоваться популярностью, и сейчас у супругов вполне успешное предприятие с очень хорошей репутацией. Жеке удалось подобрать отличных педагогов, которые – надо же – любят детей и хотят привить им знания, а не вытянуть из родителей побольше «спонсорских» денег.
Супербогатыми людьми Ковалевы не стали, большую часть прибыли они вкладывают в гимназию, живут в своей старой квартире, а летом перебираются на дачу, которую построил еще Олег Сергеевич. Правда, Миша сделал везде хороший ремонт и купил всем членам семьи по новой машине. У Жеки теперь много модных вещей, отдыхать супруги ездят в Италию. Но шикарного загородного дома они не построили, «Бентли» не завели и по модным горным курортам не раскатывают. Евгения с Мишей – представители так называемого среднего класса, к олигархической верхушке ни малейшего отношения не имеют. Да, вы, наверное, полагаете, что я ошиблась, перепутала имя отца Жеки, назвала его Олегом Сергеевичем, но до этого упомянула, что Жеку зовут по паспорту Евгения Ивановна. Все правильно, биологический отец Жени погиб за пару месяцев до ее рождения. Иван Константинович тоже был военным, что с ним случилось, я не знаю. Олег Сергеевич по долгу службы приехал к вдове, привез ей деньги, которые собрали сослуживцы покойного, и… остался навсегда. Олег забирал из роддома Женечку и совершенно искренне всю жизнь считал ее своей дочерью. Но при этом отчим никогда не обманывал девочку, честно рассказал ей, что они по крови не родные. На нее это сообщение не оказало ни малейшего негативного воздействия. Она обожала Олега Сергеевича. Помня о своем безоблачном детстве и счастливой юности под крылом заботливого отчима, Жека ни на секунду не сомневалась, что ее муж будет любить Севочку. Но, к сожалению, Игорь, первый супруг Ковалевой, особой радости при виде малыша не выказывал и вскоре заявил ей:
– У нас родятся собственные дети, Севу лучше сдать в интернат.
Жека настолько опешила, что задала абсолютно неуместный вопрос:
– Зачем?
Супруг не стал лицемерить.
– Я не слишком много зарабатываю, ты не получаешь алиментов на ребенка. Не хочу, чтобы мой собственный сын был лишен каких-то радостей из-за незаконнорожденного мальчишки.
Ковалева тут же взяла паспорт и пошла подавать заявление о разводе. Через несколько лет в семью влился Михаил, и Сева наконец-то обрел лучшего папу на свете.
Воспитанная, сдержанная Жека не принадлежит к числу женщин, которые, едва войдя в офис, громогласно говорят:
– Мой-то! Опять вчера нажрался, налился по брови водкой, скандал устроил! А свекровь! Вот дура! Что она за ужином закатила!
Евгения никогда не пускает посторонних в свою личную жизнь. Даже я, близкая подруга, знаю об отношениях супругов немного. В основном информация ко мне притекала от Таисии Ивановны. Вот она, в отличие от дочери, поболтать любила. Если я звонила Жеке и слышала от ее матери: «Девочки нет дома. Солнышко, у тебя есть минутка?» – то отлично понимала: разговор шестьюдесятью секундами не ограничится. Художница продержит меня на проводе не менее получаса, сообщит все семейные новости и от души отругает Мишу.
Но если спросить у Жеки: «Как Севочка?» – вот тут и она не станет молчать.
Глава 3
Глава 4
– Миша дед Мазай, потому что он нас с Севочкой как зайцев спас. Я натурально тонула в пучине бытовых и материальных проблем. И тут появился дед Мазай, который нас за уши в лодку втащил, и теперь мы вместе весело плывем.
В начале нулевых Михаил каким-то образом заработал неплохие деньги, и они с Жекой открыли частную школу. Она стала в ней директором, заодно ведет уроки музыки и занимается учебно-воспитательным процессом. А Михаил заведует финансами и хозяйственными вопросами.
Узнав о желании супругов создать гимназию, я удивилась. Ни Жека, ни Миша не имели опыта работы с детьми и никогда не руководили другими людьми. На мой взгляд, их затея была обречена на провал. Но неожиданно школа стала пользоваться популярностью, и сейчас у супругов вполне успешное предприятие с очень хорошей репутацией. Жеке удалось подобрать отличных педагогов, которые – надо же – любят детей и хотят привить им знания, а не вытянуть из родителей побольше «спонсорских» денег.
Супербогатыми людьми Ковалевы не стали, большую часть прибыли они вкладывают в гимназию, живут в своей старой квартире, а летом перебираются на дачу, которую построил еще Олег Сергеевич. Правда, Миша сделал везде хороший ремонт и купил всем членам семьи по новой машине. У Жеки теперь много модных вещей, отдыхать супруги ездят в Италию. Но шикарного загородного дома они не построили, «Бентли» не завели и по модным горным курортам не раскатывают. Евгения с Мишей – представители так называемого среднего класса, к олигархической верхушке ни малейшего отношения не имеют. Да, вы, наверное, полагаете, что я ошиблась, перепутала имя отца Жеки, назвала его Олегом Сергеевичем, но до этого упомянула, что Жеку зовут по паспорту Евгения Ивановна. Все правильно, биологический отец Жени погиб за пару месяцев до ее рождения. Иван Константинович тоже был военным, что с ним случилось, я не знаю. Олег Сергеевич по долгу службы приехал к вдове, привез ей деньги, которые собрали сослуживцы покойного, и… остался навсегда. Олег забирал из роддома Женечку и совершенно искренне всю жизнь считал ее своей дочерью. Но при этом отчим никогда не обманывал девочку, честно рассказал ей, что они по крови не родные. На нее это сообщение не оказало ни малейшего негативного воздействия. Она обожала Олега Сергеевича. Помня о своем безоблачном детстве и счастливой юности под крылом заботливого отчима, Жека ни на секунду не сомневалась, что ее муж будет любить Севочку. Но, к сожалению, Игорь, первый супруг Ковалевой, особой радости при виде малыша не выказывал и вскоре заявил ей:
– У нас родятся собственные дети, Севу лучше сдать в интернат.
Жека настолько опешила, что задала абсолютно неуместный вопрос:
– Зачем?
Супруг не стал лицемерить.
– Я не слишком много зарабатываю, ты не получаешь алиментов на ребенка. Не хочу, чтобы мой собственный сын был лишен каких-то радостей из-за незаконнорожденного мальчишки.
Ковалева тут же взяла паспорт и пошла подавать заявление о разводе. Через несколько лет в семью влился Михаил, и Сева наконец-то обрел лучшего папу на свете.
Воспитанная, сдержанная Жека не принадлежит к числу женщин, которые, едва войдя в офис, громогласно говорят:
– Мой-то! Опять вчера нажрался, налился по брови водкой, скандал устроил! А свекровь! Вот дура! Что она за ужином закатила!
Евгения никогда не пускает посторонних в свою личную жизнь. Даже я, близкая подруга, знаю об отношениях супругов немного. В основном информация ко мне притекала от Таисии Ивановны. Вот она, в отличие от дочери, поболтать любила. Если я звонила Жеке и слышала от ее матери: «Девочки нет дома. Солнышко, у тебя есть минутка?» – то отлично понимала: разговор шестьюдесятью секундами не ограничится. Художница продержит меня на проводе не менее получаса, сообщит все семейные новости и от души отругает Мишу.
Но если спросить у Жеки: «Как Севочка?» – вот тут и она не станет молчать.
Глава 3
Сын для Жеки – это… подобрать сравнение невозможно. По ее словам, Всеволод красив, умен, гениален, талантлив, великолепен, никогда не совершает ошибок, всегда поступает правильно, он лучший друг матери, ее опора, сильное плечо, надежда и гордость. Если кто-то спрашивал, где работает Сева, она начинала тараторить:
– Он имеет диплом режиссера-постановщика, сейчас ищет пьесу, чтобы воплотить ее на сцене. Очень трудно найти спонсора, который согласится вложить деньги в спектакль, но еще сложнее отыскать достойный литературный источник. Классика Севе неинтересна, она вся давным-давно облизана коллегами, а современные авторы пишут отвратительные тексты.
Большинство людей, услышав подобные речи, понимающе кивают и начинают беседу на иные темы. Но встречаются бестактные особы, которые не унимаются и продолжают любопытствовать:
– Ладно, я понял, что Сева находится в творческом поиске, а работает он где? В каком учреждении получает зарплату?
После короткой паузы, видя, что собеседник не отлипает, Жека говорит:
– На данном этапе Сева – арт-директор московского клуба «Туннель». Это лучшее заведение столицы, оно находится в центре города, там собираются уникальные люди. Мальчик работает на износ, ночью бодрствует, днем спит. Не понимаю, как он выдерживает неимоверный график.
Лично мне Сева никогда не казался симпатичным, и я не понимала, что в нем находят девушки, коих вокруг него толпы. Он слишком худой, с болезненно бледным лицом, тонким злым ртом и узким мышиным подбородком. Но самое отталкивающее в лице парня – глаза. И дело даже не в том, что они неприятного зелено-желтого цвета, слишком глубоко посажены и окружены почти черными синяками. Меня пугает их выражение. У Всеволода взгляд лжеца. Всякий раз, когда он разговаривает со мной, меня не покидает ощущение, что парень говорит неправду даже в тот момент, когда сообщает, что на улице светит солнце.
Услышав эту фразу от него, я непременно взгляну в окно и буду весьма удивлена, если не увижу ливня. Меня Сева не обманывал ни разу, но я почему-то пребываю в уверенности, что парень не способен честно говорить ни о чем. Я недолюбливаю его и поэтому всегда с ним излишне приветлива. Он не сделал мне ничего плохого, и я испытываю неудобство от того, что безо всяких причин плохо к нему отношусь.
– Дело не в курении, – вдруг с усилием произнесла Жека, – прости, Лампуша, я не люблю грузить людей своими проблемами, но со мной в последнее время творится что-то странное. Понимаешь, я стала очень нервная, прямо истеричка!
– Если бы так, – засмеялась я, – вспомни Свету Рагозину. Она легко могла опрокинуть на пол пюпитр, разорвать ноты, разразиться нецензурной бранью, а все из-за ничего не значащих чужих слов, которые ей показались обидными. Помнишь, какой демарш она устроила Верочке Каскиной, когда та сказала: «Света, смени помаду, розовый перламутр тебе не к лицу»?
Ковалева поморщилась.
– Каскина всегда была бесцеремонной. Зачем лезть к человеку с советом, если тебя не спрашивают?
– Но это же не повод бросаться на Веру, рвать на ней блузку и орать, пересыпая свою речь бранью, потом бежать к начальству и требовать увольнения бедняжки Каскиной, – продолжала я. – Вот Светлана – психопатка, а ты нормальная, воспитанная женщина, на мой взгляд, даже излишне сдержанная. Я подчас поражаюсь твоему терпению, ты никогда ни на кого не жалуешься.
Жека неожиданно покраснела.
– С неприятностями надо справляться самой, нельзя превращать друзей в жилетку для слез. Если есть желание решить наболевшие вопросы, надо идти к психотерапевту, а не грызть мозг подруге.
Я улыбнулась.
– Лично мне очень помогает Катюша[3]. Хорошо иметь возможность обратиться к специалисту, он профессионально разберется с твоей бедой. Вот только посещать психолога придется долго, стоят его услуги совсем недешево, и он не даст тебе конкретного совета, не станет жалеть, и, вероятно, в процессе общения ты услышишь от него не совсем лестные для себя слова. А подруга скажет по-свойски: «Наплюй, я тебя люблю, все будет хорошо». И сразу почувствуешь себя намного лучше. Так что у тебя случилось?
Жека положила руки на столик.
– Началось это недели две назад. Мы ужинали дома втроем, болтали о всякой ерунде. Я пошла к плите, чтобы положить Мише жареную картошку. Севочка и говорит: «Мам, ты кусок уронила».
А я не услышала, наступила на ломтик, поскользнулась и чуть не упала, уцепилась в последний момент за мойку. Стою, еле живая, трясусь, сама не пойму, чего так испугалась, поворачиваюсь, а Сева смеется: «Ну, мама, ты даешь! Просто звезды на льду, катание на картошке!»
Жека умолкла на секунду, потом продолжила:
– И что он ужасного сказал? Ничего.
– Мог бы вскочить и помочь тебе устоять на ногах, – неодобрительно заметила я, – а не хихикать себе под нос.
Она чуть сгорбилась.
– Миша вообще ничего не заметил, он в тот момент в телик уставился, там кто-то кому-то гол забил. Сева же попросил: «Ма, плесни мне чайку». И понимаешь…
Жека снова замолчала.
– Говори, – поторопила я ее.
Она сделала глубокий вдох.
– Лампа, мне не с кем посоветоваться, ни Мише, ни Севе рассказать это не могу, и вообще, о таком не сообщают ни врачу, ни священнику, ни родной маме. Но одна я не справлюсь, мне очень страшно.
Она снова набрала полную грудь воздуха, медленно выдохнула и наконец-то решилась на откровенность.
– Я взяла чайник и пошла к столу. Ну сколько там по нашей кухне идти? Шаг?
– Два, – улыбнулась я.
Жека кивнула.
– Вот-вот. Расстояние невелико, но за ту секунду, что я несла чайник, меня охватила такая злость. Нет, ненависть! Страшная! Я ее ощущала физически. Липкая, холодная, черная. Ты когда-нибудь надевала костюм из латекса?
– Не приходилось, – пробормотала я.
Жека содрогнулась.
– А я в школьном спектакле про инопланетян изображала в таком наряде межгалактическую ведьму, никто из детей не захотел ее роль исполнять, пришлось директору в страшилище наряжаться. Очень неприятно натягивать на тело прорезиненную ткань, она противная. Так вот, тогда мне на кухне показалось, что меня снова в тот комбинезон упаковали, я прямо заледенела вся и… не могу дальше говорить!
Она обхватила голову руками и закрыла глаза. Вот тут я испугалась и потребовала:
– Быстро рассказывай. Что бы ты ни сделала, все можно исправить!
Жека подняла на меня грустный взгляд.
– Не разделяю твоего оптимизма. Есть поступки, после которых следует пойти и утопиться.
Я вздрогнула и схватила подругу за плечо.
– Перестань ходить вокруг да около. У нас с Максом много знакомых, мы вытащим тебя из любой беды.
Неожиданно она улыбнулась.
– Спасибо, Лампуша. Я не совершила преступления, я просто подумала, что Севу надо убить! Насмерть! Вот прямо сию секунду вылить ему на голову кипяток. Понимаешь?
Моя нижняя челюсть медленно отвалилась, а Жека мрачно продолжала:
– Я отчетливо представила, как горячая вода попадает Севе на макушку, стекает струйками по лицу, он кричит, а я хохочу от радости. Это нормально?
Хорошо, что она задала вопрос риторически, ей не требовался ответ. Я застыла на стуле истуканом, а она тем временем говорила:
– В ту же ночь мне приснился сон. Иду по коридору с канистрой в руках. Дом богатый, убранство в английском стиле, темные двери, книжные шкафы, ковры. Я прошла через гостиную и вошла в спальню, там огромная кровать с дубовой спинкой, на ней спят две женщины. Лиц не вижу, одеяла натянуты до плеч, незнакомки лежат на животе, перед моими глазами лишь белокурые волосы, явно выкрашенные и уложенные в дорогой парикмахерской. Я спящих не знаю, но понимаю, что они молодые, красивые, богатые. Дальше не поверишь!
Ковалева криво улыбнулась и продолжила:
– Я открываю канистру и думаю: «Вот сейчас плесну бензин на одеяло и подожгу». Понимаешь? Сон такой реальный, как явь, и я в нем размышляю: «Нет, если брошу спичку, женщины скатятся на пол, собьют огонь, живы останутся. Надо действовать иначе». И я обливаю пол вокруг кровати по периметру, чтобы поднялась огненная стена – из-за нее не выбежать. Потом беру спички, но останавливаюсь. Спички? Они короткие, я сама могу обжечься. Вижу на столике длинную свечу. Хватаю ее, зажигаю фитиль, швыряю свечку на одеяло и выскакиваю в коридор, плотно закрыв за собой дверь. Через секунду раздается хлопок, словно лопнула натянутая парусина, бух! И крик! Нет, вопль! Нечеловеческий! Леденящий кровь! А я иду по коридору абсолютно счастливая, на душе прямо эйфория. Я их убила! Сожгла! Уничтожила! Это нормально?
Я постаралась не измениться в лице.
– Это сон, работа подсознания.
Жека схватила меня за руку.
– Именно так! Ты правильно поняла. Значит, я подсознательно хочу убить каких-то женщин? Кого?
Я решила ее успокоить:
– Знаешь, какое количество милых дам мечтает избавиться от свекровей, подружек и начальниц? Есть у меня приятельница Майя, так она купила куклу, написала на ней фломастером «Анна Сергеевна» и била свекровь от души. Ничего катастрофичного в твоем сне я не нахожу. И потом, блондинок не стоит воспринимать как живых людей, вероятно, они олицетворение какой-то твоей проблемы.
Жека молча смотрела на меня, а я ощутила прилив вдохновения и подтвердила:
– Да, да, именно так. Сон очень хороший.
– Лучше некуда, – прошептала Ковалева.
– Нет, точно, – настаивала я, – во сне все всегда наоборот! Привидятся похороны – это к долгой жизни. Ты сожгла двух красоток? Не о них речь, на самом деле это предсказание, оно обещает благополучное разрешение некой сложной проблемы. Надо радоваться, а не расстраиваться!
Жека взяла из хлебницы булочку и принялась крошить ее на скатерть, потом тихо произнесла:
– Сегодня утром после встречи с цыганкой я поехала на работу и застряла в пробке. Сижу, пялюсь в окно, слушаю радио, там глупости несут. Ничего особенного, все как обычно. Севочка рано утром пришел из своего клуба и лег спать, Миша отправился в магазин, мы хотим в школу доски купить, стеклянные. Может, ты видела такие, на них не мелом, а фломастером пишут?
На всякий случай я кивнула, а Жека монотонно вещала:
– Понимаешь, никаких сложностей. Вообще. У меня лишь немного побаливала голова и слегка подташнивало. В последние пару месяцев я не очень хорошо себя чувствую, наверное, гастрит или язва проснулась, надо сходить к врачу.
– Здравая мысль, – одобрила я, – нехорошо, когда в животе буря, а в мозгу мигрень.
Жека дернула плечом.
– Сильно сказано. Просто меня слегка мутило, не стоило на завтрак три круассана лопать, они из жирного слоеного теста, и мигренью свою головную боль я бы не назвала, просто ощущала небольшой дискомфорт. Ну, значит, застряла в толпе машин, ни о чем не думаю, даже не злюсь из-за затора и той цыганки. Важных дел на первую половину дня я не планировала. Тут Миша позвонил и обрадовал: доски есть, дешевле, чем мы рассчитывали, нам обойдутся. Супер, да?
– Хорошая новость, – улыбнулась я.
Жека сдвинула брови на переносице.
– Положила я телефон на сиденье, слышу стук. Поднимаю голову и вижу мальчика лет одиннадцати. Он у машины лобовое стекло протирает, зарабатывает себе на кино. Я боковое окошко открыла, высунулась, хотела ему сказать, что прогуливать школу нельзя, и тут…
Жека прижала ладони к груди.
– На меня словно тот костюм из латекса опять натянули. В секунду, хоп – и готово! Я выскочила из автомобиля, схватила паренька, выкрутила ему руки, ударила его головой о капот, отняла спрей, растоптала его, орала как бешеная. «Убью, убью, сейчас убью!» Народ из соседних тачек повыскакивал, мальчик губку бросил, из своей рубашки вывернулся и удрал. И тут же, оп-ля, я снова нормальная. Стою на дороге, в руках сорочка, люди глазеют. Ужасно! Кое-как я припарковалась, целый час потом не двигалась, то в жар, то в холод меня бросало. И еще странное состояние, руки-ноги трясутся, вернее, они-то неподвижны, а такое ощущение, что дрожат, внутренний тремор, в животе бурчит. Еле успокоилась, поехала назад домой, просидела в туалете, понос начался, тошнота усилилась. Что со мной?
– Наверное, твой организм таким образом реагирует на усталость, – неуверенно сказала я, – поезжай отдохнуть.
Ковалева скорчила гримаску.
– Ты забыла? Мы с Мишей недавно вернулись из Италии. Можно было еще семь дней путешествовать, но Мишина племянница выходила замуж, пропустить свадьбу – значит насмерть ее обидеть. Миша такой заботливый, всю поездку меня по магазинам таскал, хотел, чтобы я потрясающее платье купила, вознамерился мною на людях похвастаться. А когда я, по его мнению, подходящий наряд отыскала, стал туфли с сумкой подбирать.
Я осторожно перевела дух. Кажется, Жека приходит в себя, раз заговорила о тряпках. Надо поддержать эту тему.
– Ну и как? Удалось поразить присутствующих?
Ковалева не улыбнулась.
– Вроде да. Хотя, между нами, можно было в Италии время не тратить. В Москве всего полно. Вот, смотри, какие туфли мне Севочка купил.
Она выставила из-под стола ногу.
– Здоровские, да? Сынуля расстарался, он молодец, всегда и с размером угадает, и с фасоном. Давно хотела такие: легкие, но носок закрыт. Не очень-то прилично директору школы ходить в босоножках с голыми пальцами. Цвет мой любимый, серо-голубой, подо всю летнюю одежду подходит, каблучок семь сантиметров, колодка наиудобнейшая, кожа мягкая и украшение в виде банта из стразов на мыске. Я из Италии прилетела, а Севочка их протягивает: «Носи, мамуля, на здоровье. Знаю, ты давно такие ищешь». Я ногу всунула и всплакнула. У кого еще такой заботливый сын, а? Туфельки идеально по ноге сели! Таскаю их не снимая. Один недостаток – цена. Я бы себе никогда обувь за семьдесят пять тысяч не купила.
Мне показалось, что я ослышалась.
– Сколько?
Жека щелкнула языком.
– Совсем наши торговцы обнаглели! Севочка бы мне никогда цену не назвал, он всегда повторяет: «Не спрашивай, что почем, я тебе дарю, и точка». Но я вечером коробочку с деньгами на хозрасходы открыла, а там пусто. Удивилась, конечно, помню, там было девяносто тысяч. И тогда Севе пришлось цену обувки озвучить. Он сказал: «Мама, туфли от Яковини, он каждую пару вручную шьет, у него в клиентках Николь Кидман, Сара Джессика Паркер и другие звезды. Чем ты хуже глупых теток, которые умеют лишь перед камерой рожи корчить? Ты достойна всего самого эксклюзивного». Сева – лучший сын на свете!
Я схватила со стола чашку и прикинулась, будто смакую капучино. Можно ли считать подарком вещь, которую человек приобрел не на свои личные деньги, а на взятые без спроса из семейной кассы? Может, я просто втайне завидую Жене, у которой такой архизаботливый сынок?
– Лампуша, – тихо произнесла она, – учитывая недавний отдых, шикарный презент от сына, полный порядок на работе, объясни, почему я неожиданно озвереваю? Что со мной?
Я поставила пустую чашку на блюдечко.
– Тебе надо непременно сходить к врачу.
– К психиатру? – уныло буркнула подруга. – Считаешь, что меня пора запереть в сумасшедшем доме?
– Нет, запишись к эндокринологу, – уточнила я, – сдай анализы на гормоны, похоже, у тебя щитовидка шалит. Сама говоришь, тошнит, голова побаливает, вполне возможен какой-то сбой в работе именно этой железы.
– Такое мне не пришло в голову, – повеселела Жека, – понимаешь, в нашей семье есть не очень красивая тайна. Бабушка Севочки, мать Миши, провела последние годы жизни в психиатрической лечебнице. Мы всем говорили, что старушка скончалась, но она ушла в мир иной лишь в прошлом году. Я, когда у меня припадки ярости начались, основательно перепугалась. Безумие прописано в генах, вдруг оно ко мне перешло?
Я улыбнулась.
– Жека, очнись! Ты не можешь унаследовать шизофрению матери мужа, у вас нет общих генов. И Всеволоду оно не передастся, Михаил ему не биологический отец.
Жека отпрянула от стола, потом засмеялась.
– Черт! Я дура, да? Хотела у тебя осторожно узнать, может, я давно психически сдвинулась, пошла в бабку. И за Севочку тряслась, а ну как у него дурная предрасположенность. Но только сейчас сообразила! Мы с ней родные по духу, но не по крови. Фу! Думаешь, у меня играют гормоны? Пропишут таблетки, и все?
Я сказала:
– Прямо сегодня звони Катюше, она тебя полностью обследует и вылечит. Забудешь про приступы ярости.
Жека вскочила и обняла меня.
– Лампуня, спасибо! Я так испугалась, когда эта гадалка ко мне подошла. Из всех людей на улице меня выбрала! Почему?
Я погладила подругу по спине.
– Ничего удивительного. Цыганки отлично считывают настроение людей, они отменные физиономистки. Ты дергалась, нервничала из-за своего здоровья, ромала тут же поняла твое состояние. Ну вдумайся, что она уж такого необычного сказала? «Устрани свою проблему, или она тебя убьет». Да это к любому применимо, у всех в жизни сложности имеются. Обычная цыганская хитрость. Думаю, ты вспомнила примету: дай гадалке побольше денег, и ее пророчество тогда не сбудется. Сколько отсыпала предприимчивой аферистке?
– Деньги я не считала, весь кошелек отдала, – вздохнула Жека, отстраняясь от меня и садясь на стул.
Я засмеялась.
– Вот мы и докопались до истины. Гадалка хотела подзаработать, ее план с блеском осуществился. Звони Катюше и забудь о глупостях. У жителей мегаполисов часто щитовидка шалит: стресс, плохая экология, напряженный ритм жизни. Все лечится, главное, не запустить болезнь.
– А то еще убью кого-нибудь, – мрачно пошутила Женька.
– Это навряд ли, – улыбнулась я, – но заработать гипертонический криз вполне можешь.
– Надеюсь, до визита к Кате я больше не впаду в ярость, – вздохнула она.
– А ты повторяй про себя: «Это гормоны, не надо попадать под их влияние», – посоветовала я.
Жека хмыкнула, но ничего не сказала.
– Он имеет диплом режиссера-постановщика, сейчас ищет пьесу, чтобы воплотить ее на сцене. Очень трудно найти спонсора, который согласится вложить деньги в спектакль, но еще сложнее отыскать достойный литературный источник. Классика Севе неинтересна, она вся давным-давно облизана коллегами, а современные авторы пишут отвратительные тексты.
Большинство людей, услышав подобные речи, понимающе кивают и начинают беседу на иные темы. Но встречаются бестактные особы, которые не унимаются и продолжают любопытствовать:
– Ладно, я понял, что Сева находится в творческом поиске, а работает он где? В каком учреждении получает зарплату?
После короткой паузы, видя, что собеседник не отлипает, Жека говорит:
– На данном этапе Сева – арт-директор московского клуба «Туннель». Это лучшее заведение столицы, оно находится в центре города, там собираются уникальные люди. Мальчик работает на износ, ночью бодрствует, днем спит. Не понимаю, как он выдерживает неимоверный график.
Лично мне Сева никогда не казался симпатичным, и я не понимала, что в нем находят девушки, коих вокруг него толпы. Он слишком худой, с болезненно бледным лицом, тонким злым ртом и узким мышиным подбородком. Но самое отталкивающее в лице парня – глаза. И дело даже не в том, что они неприятного зелено-желтого цвета, слишком глубоко посажены и окружены почти черными синяками. Меня пугает их выражение. У Всеволода взгляд лжеца. Всякий раз, когда он разговаривает со мной, меня не покидает ощущение, что парень говорит неправду даже в тот момент, когда сообщает, что на улице светит солнце.
Услышав эту фразу от него, я непременно взгляну в окно и буду весьма удивлена, если не увижу ливня. Меня Сева не обманывал ни разу, но я почему-то пребываю в уверенности, что парень не способен честно говорить ни о чем. Я недолюбливаю его и поэтому всегда с ним излишне приветлива. Он не сделал мне ничего плохого, и я испытываю неудобство от того, что безо всяких причин плохо к нему отношусь.
– Дело не в курении, – вдруг с усилием произнесла Жека, – прости, Лампуша, я не люблю грузить людей своими проблемами, но со мной в последнее время творится что-то странное. Понимаешь, я стала очень нервная, прямо истеричка!
– Если бы так, – засмеялась я, – вспомни Свету Рагозину. Она легко могла опрокинуть на пол пюпитр, разорвать ноты, разразиться нецензурной бранью, а все из-за ничего не значащих чужих слов, которые ей показались обидными. Помнишь, какой демарш она устроила Верочке Каскиной, когда та сказала: «Света, смени помаду, розовый перламутр тебе не к лицу»?
Ковалева поморщилась.
– Каскина всегда была бесцеремонной. Зачем лезть к человеку с советом, если тебя не спрашивают?
– Но это же не повод бросаться на Веру, рвать на ней блузку и орать, пересыпая свою речь бранью, потом бежать к начальству и требовать увольнения бедняжки Каскиной, – продолжала я. – Вот Светлана – психопатка, а ты нормальная, воспитанная женщина, на мой взгляд, даже излишне сдержанная. Я подчас поражаюсь твоему терпению, ты никогда ни на кого не жалуешься.
Жека неожиданно покраснела.
– С неприятностями надо справляться самой, нельзя превращать друзей в жилетку для слез. Если есть желание решить наболевшие вопросы, надо идти к психотерапевту, а не грызть мозг подруге.
Я улыбнулась.
– Лично мне очень помогает Катюша[3]. Хорошо иметь возможность обратиться к специалисту, он профессионально разберется с твоей бедой. Вот только посещать психолога придется долго, стоят его услуги совсем недешево, и он не даст тебе конкретного совета, не станет жалеть, и, вероятно, в процессе общения ты услышишь от него не совсем лестные для себя слова. А подруга скажет по-свойски: «Наплюй, я тебя люблю, все будет хорошо». И сразу почувствуешь себя намного лучше. Так что у тебя случилось?
Жека положила руки на столик.
– Началось это недели две назад. Мы ужинали дома втроем, болтали о всякой ерунде. Я пошла к плите, чтобы положить Мише жареную картошку. Севочка и говорит: «Мам, ты кусок уронила».
А я не услышала, наступила на ломтик, поскользнулась и чуть не упала, уцепилась в последний момент за мойку. Стою, еле живая, трясусь, сама не пойму, чего так испугалась, поворачиваюсь, а Сева смеется: «Ну, мама, ты даешь! Просто звезды на льду, катание на картошке!»
Жека умолкла на секунду, потом продолжила:
– И что он ужасного сказал? Ничего.
– Мог бы вскочить и помочь тебе устоять на ногах, – неодобрительно заметила я, – а не хихикать себе под нос.
Она чуть сгорбилась.
– Миша вообще ничего не заметил, он в тот момент в телик уставился, там кто-то кому-то гол забил. Сева же попросил: «Ма, плесни мне чайку». И понимаешь…
Жека снова замолчала.
– Говори, – поторопила я ее.
Она сделала глубокий вдох.
– Лампа, мне не с кем посоветоваться, ни Мише, ни Севе рассказать это не могу, и вообще, о таком не сообщают ни врачу, ни священнику, ни родной маме. Но одна я не справлюсь, мне очень страшно.
Она снова набрала полную грудь воздуха, медленно выдохнула и наконец-то решилась на откровенность.
– Я взяла чайник и пошла к столу. Ну сколько там по нашей кухне идти? Шаг?
– Два, – улыбнулась я.
Жека кивнула.
– Вот-вот. Расстояние невелико, но за ту секунду, что я несла чайник, меня охватила такая злость. Нет, ненависть! Страшная! Я ее ощущала физически. Липкая, холодная, черная. Ты когда-нибудь надевала костюм из латекса?
– Не приходилось, – пробормотала я.
Жека содрогнулась.
– А я в школьном спектакле про инопланетян изображала в таком наряде межгалактическую ведьму, никто из детей не захотел ее роль исполнять, пришлось директору в страшилище наряжаться. Очень неприятно натягивать на тело прорезиненную ткань, она противная. Так вот, тогда мне на кухне показалось, что меня снова в тот комбинезон упаковали, я прямо заледенела вся и… не могу дальше говорить!
Она обхватила голову руками и закрыла глаза. Вот тут я испугалась и потребовала:
– Быстро рассказывай. Что бы ты ни сделала, все можно исправить!
Жека подняла на меня грустный взгляд.
– Не разделяю твоего оптимизма. Есть поступки, после которых следует пойти и утопиться.
Я вздрогнула и схватила подругу за плечо.
– Перестань ходить вокруг да около. У нас с Максом много знакомых, мы вытащим тебя из любой беды.
Неожиданно она улыбнулась.
– Спасибо, Лампуша. Я не совершила преступления, я просто подумала, что Севу надо убить! Насмерть! Вот прямо сию секунду вылить ему на голову кипяток. Понимаешь?
Моя нижняя челюсть медленно отвалилась, а Жека мрачно продолжала:
– Я отчетливо представила, как горячая вода попадает Севе на макушку, стекает струйками по лицу, он кричит, а я хохочу от радости. Это нормально?
Хорошо, что она задала вопрос риторически, ей не требовался ответ. Я застыла на стуле истуканом, а она тем временем говорила:
– В ту же ночь мне приснился сон. Иду по коридору с канистрой в руках. Дом богатый, убранство в английском стиле, темные двери, книжные шкафы, ковры. Я прошла через гостиную и вошла в спальню, там огромная кровать с дубовой спинкой, на ней спят две женщины. Лиц не вижу, одеяла натянуты до плеч, незнакомки лежат на животе, перед моими глазами лишь белокурые волосы, явно выкрашенные и уложенные в дорогой парикмахерской. Я спящих не знаю, но понимаю, что они молодые, красивые, богатые. Дальше не поверишь!
Ковалева криво улыбнулась и продолжила:
– Я открываю канистру и думаю: «Вот сейчас плесну бензин на одеяло и подожгу». Понимаешь? Сон такой реальный, как явь, и я в нем размышляю: «Нет, если брошу спичку, женщины скатятся на пол, собьют огонь, живы останутся. Надо действовать иначе». И я обливаю пол вокруг кровати по периметру, чтобы поднялась огненная стена – из-за нее не выбежать. Потом беру спички, но останавливаюсь. Спички? Они короткие, я сама могу обжечься. Вижу на столике длинную свечу. Хватаю ее, зажигаю фитиль, швыряю свечку на одеяло и выскакиваю в коридор, плотно закрыв за собой дверь. Через секунду раздается хлопок, словно лопнула натянутая парусина, бух! И крик! Нет, вопль! Нечеловеческий! Леденящий кровь! А я иду по коридору абсолютно счастливая, на душе прямо эйфория. Я их убила! Сожгла! Уничтожила! Это нормально?
Я постаралась не измениться в лице.
– Это сон, работа подсознания.
Жека схватила меня за руку.
– Именно так! Ты правильно поняла. Значит, я подсознательно хочу убить каких-то женщин? Кого?
Я решила ее успокоить:
– Знаешь, какое количество милых дам мечтает избавиться от свекровей, подружек и начальниц? Есть у меня приятельница Майя, так она купила куклу, написала на ней фломастером «Анна Сергеевна» и била свекровь от души. Ничего катастрофичного в твоем сне я не нахожу. И потом, блондинок не стоит воспринимать как живых людей, вероятно, они олицетворение какой-то твоей проблемы.
Жека молча смотрела на меня, а я ощутила прилив вдохновения и подтвердила:
– Да, да, именно так. Сон очень хороший.
– Лучше некуда, – прошептала Ковалева.
– Нет, точно, – настаивала я, – во сне все всегда наоборот! Привидятся похороны – это к долгой жизни. Ты сожгла двух красоток? Не о них речь, на самом деле это предсказание, оно обещает благополучное разрешение некой сложной проблемы. Надо радоваться, а не расстраиваться!
Жека взяла из хлебницы булочку и принялась крошить ее на скатерть, потом тихо произнесла:
– Сегодня утром после встречи с цыганкой я поехала на работу и застряла в пробке. Сижу, пялюсь в окно, слушаю радио, там глупости несут. Ничего особенного, все как обычно. Севочка рано утром пришел из своего клуба и лег спать, Миша отправился в магазин, мы хотим в школу доски купить, стеклянные. Может, ты видела такие, на них не мелом, а фломастером пишут?
На всякий случай я кивнула, а Жека монотонно вещала:
– Понимаешь, никаких сложностей. Вообще. У меня лишь немного побаливала голова и слегка подташнивало. В последние пару месяцев я не очень хорошо себя чувствую, наверное, гастрит или язва проснулась, надо сходить к врачу.
– Здравая мысль, – одобрила я, – нехорошо, когда в животе буря, а в мозгу мигрень.
Жека дернула плечом.
– Сильно сказано. Просто меня слегка мутило, не стоило на завтрак три круассана лопать, они из жирного слоеного теста, и мигренью свою головную боль я бы не назвала, просто ощущала небольшой дискомфорт. Ну, значит, застряла в толпе машин, ни о чем не думаю, даже не злюсь из-за затора и той цыганки. Важных дел на первую половину дня я не планировала. Тут Миша позвонил и обрадовал: доски есть, дешевле, чем мы рассчитывали, нам обойдутся. Супер, да?
– Хорошая новость, – улыбнулась я.
Жека сдвинула брови на переносице.
– Положила я телефон на сиденье, слышу стук. Поднимаю голову и вижу мальчика лет одиннадцати. Он у машины лобовое стекло протирает, зарабатывает себе на кино. Я боковое окошко открыла, высунулась, хотела ему сказать, что прогуливать школу нельзя, и тут…
Жека прижала ладони к груди.
– На меня словно тот костюм из латекса опять натянули. В секунду, хоп – и готово! Я выскочила из автомобиля, схватила паренька, выкрутила ему руки, ударила его головой о капот, отняла спрей, растоптала его, орала как бешеная. «Убью, убью, сейчас убью!» Народ из соседних тачек повыскакивал, мальчик губку бросил, из своей рубашки вывернулся и удрал. И тут же, оп-ля, я снова нормальная. Стою на дороге, в руках сорочка, люди глазеют. Ужасно! Кое-как я припарковалась, целый час потом не двигалась, то в жар, то в холод меня бросало. И еще странное состояние, руки-ноги трясутся, вернее, они-то неподвижны, а такое ощущение, что дрожат, внутренний тремор, в животе бурчит. Еле успокоилась, поехала назад домой, просидела в туалете, понос начался, тошнота усилилась. Что со мной?
– Наверное, твой организм таким образом реагирует на усталость, – неуверенно сказала я, – поезжай отдохнуть.
Ковалева скорчила гримаску.
– Ты забыла? Мы с Мишей недавно вернулись из Италии. Можно было еще семь дней путешествовать, но Мишина племянница выходила замуж, пропустить свадьбу – значит насмерть ее обидеть. Миша такой заботливый, всю поездку меня по магазинам таскал, хотел, чтобы я потрясающее платье купила, вознамерился мною на людях похвастаться. А когда я, по его мнению, подходящий наряд отыскала, стал туфли с сумкой подбирать.
Я осторожно перевела дух. Кажется, Жека приходит в себя, раз заговорила о тряпках. Надо поддержать эту тему.
– Ну и как? Удалось поразить присутствующих?
Ковалева не улыбнулась.
– Вроде да. Хотя, между нами, можно было в Италии время не тратить. В Москве всего полно. Вот, смотри, какие туфли мне Севочка купил.
Она выставила из-под стола ногу.
– Здоровские, да? Сынуля расстарался, он молодец, всегда и с размером угадает, и с фасоном. Давно хотела такие: легкие, но носок закрыт. Не очень-то прилично директору школы ходить в босоножках с голыми пальцами. Цвет мой любимый, серо-голубой, подо всю летнюю одежду подходит, каблучок семь сантиметров, колодка наиудобнейшая, кожа мягкая и украшение в виде банта из стразов на мыске. Я из Италии прилетела, а Севочка их протягивает: «Носи, мамуля, на здоровье. Знаю, ты давно такие ищешь». Я ногу всунула и всплакнула. У кого еще такой заботливый сын, а? Туфельки идеально по ноге сели! Таскаю их не снимая. Один недостаток – цена. Я бы себе никогда обувь за семьдесят пять тысяч не купила.
Мне показалось, что я ослышалась.
– Сколько?
Жека щелкнула языком.
– Совсем наши торговцы обнаглели! Севочка бы мне никогда цену не назвал, он всегда повторяет: «Не спрашивай, что почем, я тебе дарю, и точка». Но я вечером коробочку с деньгами на хозрасходы открыла, а там пусто. Удивилась, конечно, помню, там было девяносто тысяч. И тогда Севе пришлось цену обувки озвучить. Он сказал: «Мама, туфли от Яковини, он каждую пару вручную шьет, у него в клиентках Николь Кидман, Сара Джессика Паркер и другие звезды. Чем ты хуже глупых теток, которые умеют лишь перед камерой рожи корчить? Ты достойна всего самого эксклюзивного». Сева – лучший сын на свете!
Я схватила со стола чашку и прикинулась, будто смакую капучино. Можно ли считать подарком вещь, которую человек приобрел не на свои личные деньги, а на взятые без спроса из семейной кассы? Может, я просто втайне завидую Жене, у которой такой архизаботливый сынок?
– Лампуша, – тихо произнесла она, – учитывая недавний отдых, шикарный презент от сына, полный порядок на работе, объясни, почему я неожиданно озвереваю? Что со мной?
Я поставила пустую чашку на блюдечко.
– Тебе надо непременно сходить к врачу.
– К психиатру? – уныло буркнула подруга. – Считаешь, что меня пора запереть в сумасшедшем доме?
– Нет, запишись к эндокринологу, – уточнила я, – сдай анализы на гормоны, похоже, у тебя щитовидка шалит. Сама говоришь, тошнит, голова побаливает, вполне возможен какой-то сбой в работе именно этой железы.
– Такое мне не пришло в голову, – повеселела Жека, – понимаешь, в нашей семье есть не очень красивая тайна. Бабушка Севочки, мать Миши, провела последние годы жизни в психиатрической лечебнице. Мы всем говорили, что старушка скончалась, но она ушла в мир иной лишь в прошлом году. Я, когда у меня припадки ярости начались, основательно перепугалась. Безумие прописано в генах, вдруг оно ко мне перешло?
Я улыбнулась.
– Жека, очнись! Ты не можешь унаследовать шизофрению матери мужа, у вас нет общих генов. И Всеволоду оно не передастся, Михаил ему не биологический отец.
Жека отпрянула от стола, потом засмеялась.
– Черт! Я дура, да? Хотела у тебя осторожно узнать, может, я давно психически сдвинулась, пошла в бабку. И за Севочку тряслась, а ну как у него дурная предрасположенность. Но только сейчас сообразила! Мы с ней родные по духу, но не по крови. Фу! Думаешь, у меня играют гормоны? Пропишут таблетки, и все?
Я сказала:
– Прямо сегодня звони Катюше, она тебя полностью обследует и вылечит. Забудешь про приступы ярости.
Жека вскочила и обняла меня.
– Лампуня, спасибо! Я так испугалась, когда эта гадалка ко мне подошла. Из всех людей на улице меня выбрала! Почему?
Я погладила подругу по спине.
– Ничего удивительного. Цыганки отлично считывают настроение людей, они отменные физиономистки. Ты дергалась, нервничала из-за своего здоровья, ромала тут же поняла твое состояние. Ну вдумайся, что она уж такого необычного сказала? «Устрани свою проблему, или она тебя убьет». Да это к любому применимо, у всех в жизни сложности имеются. Обычная цыганская хитрость. Думаю, ты вспомнила примету: дай гадалке побольше денег, и ее пророчество тогда не сбудется. Сколько отсыпала предприимчивой аферистке?
– Деньги я не считала, весь кошелек отдала, – вздохнула Жека, отстраняясь от меня и садясь на стул.
Я засмеялась.
– Вот мы и докопались до истины. Гадалка хотела подзаработать, ее план с блеском осуществился. Звони Катюше и забудь о глупостях. У жителей мегаполисов часто щитовидка шалит: стресс, плохая экология, напряженный ритм жизни. Все лечится, главное, не запустить болезнь.
– А то еще убью кого-нибудь, – мрачно пошутила Женька.
– Это навряд ли, – улыбнулась я, – но заработать гипертонический криз вполне можешь.
– Надеюсь, до визита к Кате я больше не впаду в ярость, – вздохнула она.
– А ты повторяй про себя: «Это гормоны, не надо попадать под их влияние», – посоветовала я.
Жека хмыкнула, но ничего не сказала.
Глава 4
Продолжить разговор помешал звонок моего сотового.
– Отдохнула? – спросил Иван. – Приезжай в офис.
Я покосилась на Ковалеву. Несмотря на решение пойти сегодня же к врачу, на лице ее я не заметила спокойствия. Наоборот, Жека сильно раскраснелась, а в ее глазах заблестели слезы.
– Можно, я перезвоню через пять минут? – попросила я Маслова.
– Ладно, – после минутного колебания сказал он, – что-то случилось?
– Нет, – ответила я, – небольшая семейная проблема, ерунда.
– Жду, – коротко бросил Иван и отсоединился.
Я положила трубку на край стола и улыбнулась Жене.
– На службу требуют? – странным голосом поинтересовалась она. – Почему ты назвала происходящее со мной «небольшой семейной проблемой, ерундой»? Считаешь случившееся глупостью?
Вопрос меня удивил, на секунду я растерялась, но быстро нашла подходящие слова:
– Зачем посвящать чужого человека в наши проблемы?
Жека чуть приподняла голову, оперлась руками о стол, медленно поднялась, секунду постояла неподвижно, затем молниеносным движением скинула на пол мой мобильный и наступила на него. Послышался жалобный хруст. Сотовый, раздавленный бешено дорогими, подаренными заботливым сыном туфлями, превратился в руины. Далее настал черед посуды. На пол отправились чашки, тарелки, корзиночка с остатками хлеба. Под конец Жека сдернула скатерть. Свои действия она сопровождала визгливым базарным воплем:
– Значит, я ерундой тебя от работы отвлекла? Дрянь!.. Гадина!.. Убью тебя на…!
Не понимаю, что потрясло меня больше: знание Ковалевой ненормативной лексики или ее внешний вид. Лицо подруги побагровело, по лбу и щекам покатились капли пота, нос вытянулся, глаза вылезли из орбит. В воздухе разлился неприятный запах пота. Жека изо всей силы пнула ногой стул и схватила меня за плечо. Я с огромным трудом удержалась от вскрика. Свекольный цвет лица свидетельствовал о том, что Жеке очень жарко, но пальцы, которыми она впилась в мое плечо, были ледяными.
– Ой, мама, – завизжала за стойкой барменша. – Костя, звони в полицию!
В глазах Жеки появилось выражение недоумения и страха. Она отскочила от меня, схватилась руками за голову и бросилась к двери.
– Константин! – надрывалась девушка за стойкой. – Ты где? Скорее набирай ноль два!
Я стряхнула оцепенение.
– Не надо полиции, я оплачу ущерб.
Из двери в углу ресторана появился мужчина.
– Вау! Что здесь произошло?
Я встала и пошла навстречу управляющему, доставая из кошелька кредитку и придумывая на ходу историю:
– Пожалуйста, очень вас прошу, не поднимайте шума. Моя подруга больна, ее лечат сильнодействующими таблетками, которые вызывают резкое головокружение. Она встала, пошатнулась, случайно уронила посуду…
Барменша сочувственно вздохнула.
– Небось никак родить не может и к ЭКО готовится? Знаю, что это такое, моя сестра через него проходила. Накачивают женщину гормонами, потом у нее крыша едет.
Я протянула управляющему карточку.
– Снимите нужную сумму и возьмите чаевые за молчание.
Он кивнул.
– Вам повезло, что в зале никого нет. У нас после шести вечера аншлаг и папарацци полно, поджидают, когда кто-нибудь из звездных клиентов бучу затеет.
– Мы не болтливые, – подхватила барменша, – будешь язык распускать, место потеряешь. Не волнуйтесь, дальше порога информация о скандале не пойдет. Но вы за своей подругой приглядывайте, как бы она в магазине или на улице буянить не начала.
– Отдохнула? – спросил Иван. – Приезжай в офис.
Я покосилась на Ковалеву. Несмотря на решение пойти сегодня же к врачу, на лице ее я не заметила спокойствия. Наоборот, Жека сильно раскраснелась, а в ее глазах заблестели слезы.
– Можно, я перезвоню через пять минут? – попросила я Маслова.
– Ладно, – после минутного колебания сказал он, – что-то случилось?
– Нет, – ответила я, – небольшая семейная проблема, ерунда.
– Жду, – коротко бросил Иван и отсоединился.
Я положила трубку на край стола и улыбнулась Жене.
– На службу требуют? – странным голосом поинтересовалась она. – Почему ты назвала происходящее со мной «небольшой семейной проблемой, ерундой»? Считаешь случившееся глупостью?
Вопрос меня удивил, на секунду я растерялась, но быстро нашла подходящие слова:
– Зачем посвящать чужого человека в наши проблемы?
Жека чуть приподняла голову, оперлась руками о стол, медленно поднялась, секунду постояла неподвижно, затем молниеносным движением скинула на пол мой мобильный и наступила на него. Послышался жалобный хруст. Сотовый, раздавленный бешено дорогими, подаренными заботливым сыном туфлями, превратился в руины. Далее настал черед посуды. На пол отправились чашки, тарелки, корзиночка с остатками хлеба. Под конец Жека сдернула скатерть. Свои действия она сопровождала визгливым базарным воплем:
– Значит, я ерундой тебя от работы отвлекла? Дрянь!.. Гадина!.. Убью тебя на…!
Не понимаю, что потрясло меня больше: знание Ковалевой ненормативной лексики или ее внешний вид. Лицо подруги побагровело, по лбу и щекам покатились капли пота, нос вытянулся, глаза вылезли из орбит. В воздухе разлился неприятный запах пота. Жека изо всей силы пнула ногой стул и схватила меня за плечо. Я с огромным трудом удержалась от вскрика. Свекольный цвет лица свидетельствовал о том, что Жеке очень жарко, но пальцы, которыми она впилась в мое плечо, были ледяными.
– Ой, мама, – завизжала за стойкой барменша. – Костя, звони в полицию!
В глазах Жеки появилось выражение недоумения и страха. Она отскочила от меня, схватилась руками за голову и бросилась к двери.
– Константин! – надрывалась девушка за стойкой. – Ты где? Скорее набирай ноль два!
Я стряхнула оцепенение.
– Не надо полиции, я оплачу ущерб.
Из двери в углу ресторана появился мужчина.
– Вау! Что здесь произошло?
Я встала и пошла навстречу управляющему, доставая из кошелька кредитку и придумывая на ходу историю:
– Пожалуйста, очень вас прошу, не поднимайте шума. Моя подруга больна, ее лечат сильнодействующими таблетками, которые вызывают резкое головокружение. Она встала, пошатнулась, случайно уронила посуду…
Барменша сочувственно вздохнула.
– Небось никак родить не может и к ЭКО готовится? Знаю, что это такое, моя сестра через него проходила. Накачивают женщину гормонами, потом у нее крыша едет.
Я протянула управляющему карточку.
– Снимите нужную сумму и возьмите чаевые за молчание.
Он кивнул.
– Вам повезло, что в зале никого нет. У нас после шести вечера аншлаг и папарацци полно, поджидают, когда кто-нибудь из звездных клиентов бучу затеет.
– Мы не болтливые, – подхватила барменша, – будешь язык распускать, место потеряешь. Не волнуйтесь, дальше порога информация о скандале не пойдет. Но вы за своей подругой приглядывайте, как бы она в магазине или на улице буянить не начала.