Страница:
– Это Лена, моя племянница, – обрадовалась хозяйка. – Слава богу, все в сборе, никто не застрял на этой ужасной дороге.
Через пару минут в комнату быстрым шагом вошла потрясающе красивая девушка. Ростом под метр восемьдесят, длинные удивительно густые белокурые волосы ниспадали почти до осиной талии. Огромные карие глаза с пушистыми угольными ресницами приветливо улыбались. Только крупный рот слегка портил впечатление от нежного лица. Уголки губ капризно изгибались, выдавая избалованную и своенравную натуру.
Увидев небесное явление, Петр приосанился, Кирилл машинально втянул живот. Заметив это, жена доктора усмехнулась, а Анна покраснела.
– Лариса, – весело прощебетала Лена, – наконец-то добрались. Ну и дорога, такое ощущение, что едешь по холодной овсяной каше. Думала, застрянем обязательно.
– Кто это мы, – растерялась Люлю, – ты разве не одна?
– Нет, – еще веселее заявила племянница, – привезла своего жениха, надо же тебе его показать.
И она крикнула:
– Дорогой, давай быстрей сюда, знакомиться с будущими родственниками.
Услышав про жениха, дамы расслабились, зато окаменела я, потому что в гостиную вошел не кто иной, как профессор Серж Радов.
«Ничего себе, – пронеслось в моей голове, – несколько дней тому назад потерял жену, плакал, убивался и уже успел обзавестись невестой!»
– Это профессор Серж Радов, – сообщила Лена, – сначала он просто был моим научным руководителем, а женихом стал только в ноябре, надеюсь, вы с ним подружитесь.
Я почувствовала легкое головокружение. Ну-ну, оказывается, в ноябре старый ловелас сделал девочке предложение, это при живой-то жене. Вовремя, однако, умерла Изабелла. Интересно, Лене известно, что Серж вдовец?
Психолог тем временем пожимал протянутые руки и добрался до меня. Я весело улыбнулась:
– Рада встрече, господин Радов!
Профессор слегка изменился в лице, но удар выдержал и мило проговорил:
– О, вот неожиданность!
– Надеюсь, приятная, – продолжала я улыбаться, как кобра.
– Вы знакомы? – удивилась Люлю.
– Так, встречались, – неопределенно ответила я. Серж предпочел промолчать. Очевидно, для того, чтобы казаться моложе, профессор оделся по-студенчески – мягкие вельветовые джинсы, простой пуловер и кожаная жилетка с бахромой и заклепками. Нелепый рокерский наряд странным образом шел ему. Во всяком случае, цель была достигнута: Серж выглядел намного моложе Кирилла, Петра и Степана, облаченных в строгие вечерние костюмы.
– Ну, нашли? – осведомилась Лена.
– Нет, – покачал головой Петр.
– Может, ничего на самом деле и нет, – проговорил Степа.
– Конечно, Вольдемар любил пошутить, – сообщила Люлю, – но это же просто издевательство.
– Надеюсь, Серж поможет, – сказала Лена, – он профессионал, знаток человеческой натуры.
– Исходя из того, что мне рассказала Леночка, – завел Радов, – думаю, искать надо в самых необычных местах.
Я почувствовала себя полной идиоткой. Здесь что-то ищут, но я не знаю ни что, ни кто это спрятал. Надо спросить у Люлю. Но в этот момент раздался легкий скрип, и в гостиную в инвалидном кресле въехала Фрида. Старая женщина весила чуть больше кошки, а ростом была с десятилетнего ребенка, но голос ее, звучный и громкий, заставил присутствующих вздрогнуть.
– Все собрались? – прогремела она.
– Все, – сказал Степа.
– Не слышу! – сообщила Фрида.
– Мама, – заорал Степан, – включи слуховой аппарат.
Фрида покрутила руками дужки очков и удовлетворенно пробормотала:
– Все равно ничего не слышу!
– Фрида, – завопила Люлю, – поставь аппарат на максимум.
– А зачем ты так визжишь? – тихо осведомилась свекровь, – я ведь не глухая.
Люлю всплеснула руками и ничего не сказала. Степа стал торопливо приглашать всех в столовую, и мы перешли туда. У большого окна стояла еще одна елка, под которой горкой лежали подарки. Маруся сунула туда и наши сувениры. Стол сверкал и переливался. Жизнь в провинции имеет свои преимущества. Во всяком случае, такие соленья и домашнюю колбасу можно поесть только в деревне. К тому же, насколько я помню, кухарка Войцеховских фантастически готовила мясо. Вот и сейчас нежный ростбиф радовал глаз, а нос ощущал чудесный запах запеченного окорока. Бутылки соответствовали: обязательное шампанское, чудесное бордо, а к кофе скорей всего подадут хорошо выдержанный коньяк.
Мы начали рассаживаться. Фрида устроилась во главе стола и недовольно протянула:
– Ветчина слишком жирная, вредно для печени.
– Не ешь, – немедленно отреагировал сын, – тебе и в самом деле вредно, а нам в самый раз.
– Печень следует беречь, – наставительно заявила мать.
– Разочек можно и забыть о диете, заявляю как доктор, – улыбнулся Кирилл.
– Какова ваша специализация? – ринулась в бой Фрида.
– Терапевт, – коротко ответил врач.
– Да, – хмыкнула старуха, – это тот, кто выписывает рецепты на аспирин, а в более сложных случаях отправляет к узким специалистам?
Доктор промолчал, но его шея стала медленно багроветь.
– Давайте выпьем, праздник на дворе, – примиряюще сказал Петька.
– Да, – подхватила Анна, – самый лучший праздник, Новый год.
Мы приступили к трапезе, намеренно болтая о всяких пустяках. Беседа изредка прерывалась недовольными замечаниями Фриды, но собравшиеся игнорировали их. Так взрослые не замечают маленького капризного ребенка. Кстати, дети, быстро поев и получив подарки, убежали наверх к новорожденным котятам.
От обильной еды и выпивки у меня начали слипаться глаза. Подождав, когда принесут пирожные, я тихонько пересела на диван, мечтая под любым предлогом отправиться на боковую. Спать хотелось немыслимо. Но Люлю включила музыку и затеяла танцы.
– Разрешите? – Передо мной стоял Серж, протягивая мне руку.
Пришлось согласиться. Танцевать не люблю, да и не умею, пожалуй, к тому же мне на ухо наступил даже не медведь, а слон. Но и Серж большим мастерством не отличался. Мы медленно топтались в углу гостиной и отдавили друг другу ноги.
– Спасибо, большое спасибо, – неожиданно произнес профессор.
– За что? – искренне удивилась я.
– За то, что не рассказали про нашу первую встречу, – потупился психолог, – видите ли, Леночка не знает, что Беллу убили.
– И как же вы собираетесь скрыть от нее данный факт? Это ведь нереально, кто-нибудь обязательно проболтается или выразит вам сочувствие. Нельзя же предупредить всех знакомых!
– Сам знаю, что глупо, – вздохнул Серж, – но такую женщину, как Лена, можно встретить только раз в жизни. Вот и не захотел ее отпугивать. А то будет держаться от меня подальше.
– Насколько я поняла, вы стали женихом в ноябре, но ведь не на следующий день после знакомства?
– Нет, конечно. Мы встретились два года назад, когда Лена поступила в аспирантуру.
– Два года!
– Сначала она была просто моей аспиранткой. И только в марте этого года отношения стали более близкими.
Я промолчала. Ну и жук этот Серж. Помню, как со слезами на глазах рассказывал полковнику об измене жены и своих глубоких переживаниях. А сам, оказывается, завел бурный роман с хорошенькой аспиранткой.
– Очень прошу вас, – страстно зашептал Серж, – просто умоляю, не рассказывайте никому про Изабеллу.
– Не буду, выпутывайтесь сами, я не сплетница.
На радостях профессор поцеловал мне руку.
Глава 3
Через пару минут в комнату быстрым шагом вошла потрясающе красивая девушка. Ростом под метр восемьдесят, длинные удивительно густые белокурые волосы ниспадали почти до осиной талии. Огромные карие глаза с пушистыми угольными ресницами приветливо улыбались. Только крупный рот слегка портил впечатление от нежного лица. Уголки губ капризно изгибались, выдавая избалованную и своенравную натуру.
Увидев небесное явление, Петр приосанился, Кирилл машинально втянул живот. Заметив это, жена доктора усмехнулась, а Анна покраснела.
– Лариса, – весело прощебетала Лена, – наконец-то добрались. Ну и дорога, такое ощущение, что едешь по холодной овсяной каше. Думала, застрянем обязательно.
– Кто это мы, – растерялась Люлю, – ты разве не одна?
– Нет, – еще веселее заявила племянница, – привезла своего жениха, надо же тебе его показать.
И она крикнула:
– Дорогой, давай быстрей сюда, знакомиться с будущими родственниками.
Услышав про жениха, дамы расслабились, зато окаменела я, потому что в гостиную вошел не кто иной, как профессор Серж Радов.
«Ничего себе, – пронеслось в моей голове, – несколько дней тому назад потерял жену, плакал, убивался и уже успел обзавестись невестой!»
– Это профессор Серж Радов, – сообщила Лена, – сначала он просто был моим научным руководителем, а женихом стал только в ноябре, надеюсь, вы с ним подружитесь.
Я почувствовала легкое головокружение. Ну-ну, оказывается, в ноябре старый ловелас сделал девочке предложение, это при живой-то жене. Вовремя, однако, умерла Изабелла. Интересно, Лене известно, что Серж вдовец?
Психолог тем временем пожимал протянутые руки и добрался до меня. Я весело улыбнулась:
– Рада встрече, господин Радов!
Профессор слегка изменился в лице, но удар выдержал и мило проговорил:
– О, вот неожиданность!
– Надеюсь, приятная, – продолжала я улыбаться, как кобра.
– Вы знакомы? – удивилась Люлю.
– Так, встречались, – неопределенно ответила я. Серж предпочел промолчать. Очевидно, для того, чтобы казаться моложе, профессор оделся по-студенчески – мягкие вельветовые джинсы, простой пуловер и кожаная жилетка с бахромой и заклепками. Нелепый рокерский наряд странным образом шел ему. Во всяком случае, цель была достигнута: Серж выглядел намного моложе Кирилла, Петра и Степана, облаченных в строгие вечерние костюмы.
– Ну, нашли? – осведомилась Лена.
– Нет, – покачал головой Петр.
– Может, ничего на самом деле и нет, – проговорил Степа.
– Конечно, Вольдемар любил пошутить, – сообщила Люлю, – но это же просто издевательство.
– Надеюсь, Серж поможет, – сказала Лена, – он профессионал, знаток человеческой натуры.
– Исходя из того, что мне рассказала Леночка, – завел Радов, – думаю, искать надо в самых необычных местах.
Я почувствовала себя полной идиоткой. Здесь что-то ищут, но я не знаю ни что, ни кто это спрятал. Надо спросить у Люлю. Но в этот момент раздался легкий скрип, и в гостиную в инвалидном кресле въехала Фрида. Старая женщина весила чуть больше кошки, а ростом была с десятилетнего ребенка, но голос ее, звучный и громкий, заставил присутствующих вздрогнуть.
– Все собрались? – прогремела она.
– Все, – сказал Степа.
– Не слышу! – сообщила Фрида.
– Мама, – заорал Степан, – включи слуховой аппарат.
Фрида покрутила руками дужки очков и удовлетворенно пробормотала:
– Все равно ничего не слышу!
– Фрида, – завопила Люлю, – поставь аппарат на максимум.
– А зачем ты так визжишь? – тихо осведомилась свекровь, – я ведь не глухая.
Люлю всплеснула руками и ничего не сказала. Степа стал торопливо приглашать всех в столовую, и мы перешли туда. У большого окна стояла еще одна елка, под которой горкой лежали подарки. Маруся сунула туда и наши сувениры. Стол сверкал и переливался. Жизнь в провинции имеет свои преимущества. Во всяком случае, такие соленья и домашнюю колбасу можно поесть только в деревне. К тому же, насколько я помню, кухарка Войцеховских фантастически готовила мясо. Вот и сейчас нежный ростбиф радовал глаз, а нос ощущал чудесный запах запеченного окорока. Бутылки соответствовали: обязательное шампанское, чудесное бордо, а к кофе скорей всего подадут хорошо выдержанный коньяк.
Мы начали рассаживаться. Фрида устроилась во главе стола и недовольно протянула:
– Ветчина слишком жирная, вредно для печени.
– Не ешь, – немедленно отреагировал сын, – тебе и в самом деле вредно, а нам в самый раз.
– Печень следует беречь, – наставительно заявила мать.
– Разочек можно и забыть о диете, заявляю как доктор, – улыбнулся Кирилл.
– Какова ваша специализация? – ринулась в бой Фрида.
– Терапевт, – коротко ответил врач.
– Да, – хмыкнула старуха, – это тот, кто выписывает рецепты на аспирин, а в более сложных случаях отправляет к узким специалистам?
Доктор промолчал, но его шея стала медленно багроветь.
– Давайте выпьем, праздник на дворе, – примиряюще сказал Петька.
– Да, – подхватила Анна, – самый лучший праздник, Новый год.
Мы приступили к трапезе, намеренно болтая о всяких пустяках. Беседа изредка прерывалась недовольными замечаниями Фриды, но собравшиеся игнорировали их. Так взрослые не замечают маленького капризного ребенка. Кстати, дети, быстро поев и получив подарки, убежали наверх к новорожденным котятам.
От обильной еды и выпивки у меня начали слипаться глаза. Подождав, когда принесут пирожные, я тихонько пересела на диван, мечтая под любым предлогом отправиться на боковую. Спать хотелось немыслимо. Но Люлю включила музыку и затеяла танцы.
– Разрешите? – Передо мной стоял Серж, протягивая мне руку.
Пришлось согласиться. Танцевать не люблю, да и не умею, пожалуй, к тому же мне на ухо наступил даже не медведь, а слон. Но и Серж большим мастерством не отличался. Мы медленно топтались в углу гостиной и отдавили друг другу ноги.
– Спасибо, большое спасибо, – неожиданно произнес профессор.
– За что? – искренне удивилась я.
– За то, что не рассказали про нашу первую встречу, – потупился психолог, – видите ли, Леночка не знает, что Беллу убили.
– И как же вы собираетесь скрыть от нее данный факт? Это ведь нереально, кто-нибудь обязательно проболтается или выразит вам сочувствие. Нельзя же предупредить всех знакомых!
– Сам знаю, что глупо, – вздохнул Серж, – но такую женщину, как Лена, можно встретить только раз в жизни. Вот и не захотел ее отпугивать. А то будет держаться от меня подальше.
– Насколько я поняла, вы стали женихом в ноябре, но ведь не на следующий день после знакомства?
– Нет, конечно. Мы встретились два года назад, когда Лена поступила в аспирантуру.
– Два года!
– Сначала она была просто моей аспиранткой. И только в марте этого года отношения стали более близкими.
Я промолчала. Ну и жук этот Серж. Помню, как со слезами на глазах рассказывал полковнику об измене жены и своих глубоких переживаниях. А сам, оказывается, завел бурный роман с хорошенькой аспиранткой.
– Очень прошу вас, – страстно зашептал Серж, – просто умоляю, не рассказывайте никому про Изабеллу.
– Не буду, выпутывайтесь сами, я не сплетница.
На радостях профессор поцеловал мне руку.
Глава 3
Утром проснулась рано, когда еще не было девяти. Повертелась немного на чужой постели и решила спуститься вниз попить кофе. В столовой на диване сидела Люлю. Впервые за годы знакомства я видела ее плачущей.
– Что случилось? Кто-нибудь заболел?
Лариска молча показала большую нить искусственного жемчуга. На конце болталась записка: «Это не сокровище, а бусы на елку».
– Ну и что? Почему тебя так расстроили эти бусы?
Люлю шмыгнула носом:
– Господи, ты же ничего не знаешь.
И она рассказала невероятную историю. Старик Вольдемар скончался месяц назад. Выпил кофе и упал лицом в чашку. Врач констатировал смерть, вскрытие показало обширный инфаркт. Никто не удивился: старику было без малого девяносто, из которых семьдесят он дымил, как паровоз. Удивление пришло позже, когда нотариус стал читать завещание. Сначала ухо всем резанула странная фраза: «Все движимое и недвижимое имущество оставляю Фриде Войцеховской, которую считаю и признаю своей женой».
Старики состояли более сорока лет в браке, и никто не понял, зачем мужу понадобилось подтверждать факт женитьбы. Но это было еще не все.
«В моем доме, – продолжал нотариус, – спрятано сокровище, несметное богатство. И принадлежать оно будет тому, кто его нашел, пусть даже он не является членом семьи. Это моя маленькая месть, сами знаете за что».
– И вот теперь, – безнадежно говорила Лариска, – мы уже почти месяц ищем. Как в сказке: «пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что».
Стало понятно, почему в доме такой кавардак и зачем распороли подушки. Самое ужасное, что Владимир Сигизмундович, мерзкий шутник, позапихивал везде разнообразные подделки. Петька нашел «изумрудное» ожерелье из бутылочных осколков, Анна обнаружила в потайном ящике буфета гигантский рубин, оказавшийся при более детальном рассмотрении тоже стекляшкой, только красного цвета. Наконец нынче утром Лариска вытрясла из матрасика, на котором спит кошка, «жемчуг».
– Нить оказалась такой длинной, – жаловалась Люлю, – я тянула и тянула ее, как фокусница. Ну, думаю, нашла. А на самом конце висит мерзкая записка. Боже, как я его ненавижу. Уверена, Фрида знает, где запрятано богатство. Поэтому, глядя на поиски, противненько ухмыляется. У нас сейчас как раз трудный период. Дела в питомниках идут не блестяще, и солидное денежное вливание здорово помогло бы. К тому же я опасаюсь, что сокровище найдут чужие – Кирилл, Диана или профессор этот.
– Выгони всех и ищи спокойно.
– Так не уезжают, – всплеснула руками Люлю. – Петька, когда Вольдемар был жив, раз в году максимум на два дня заявлялся. Они друг друга терпеть не могли. А как только про сокровище узнали, их с места не сдвинешь. Уже целый месяц живут. Днем помогают искать с милой улыбкой. А ночью, слышу, ищут тайком.
– Может, уже нашли? – спросила я.
– Нет, – возразила Лариска, – тут же бы убрались. Главное, не знаю, что это: брильянты, изумруды, рубины?
– А почему это должны быть обязательно камни?
– А что еще? Кружева?
– Зачем! Золотые монеты, ценные бумаги, купчие на землю, да мало ли что.
– Нет, помню, Владимир Сигизмундович иногда намекал, что владеет сокровищем Войцеховских, уцелевшим и невероятно ценным. Конечно, камни.
Я подошла к столу и налила остывший кофе. Ну и дела. В большом доме куча комнат: пять спален для гостей, две детские, столовая, гостиная, кабинет Степы, будуар Люлю, большое, почти сорокаметровое помещение, где жила Фрида, прибавьте сюда несколько ванных и туалетов, кухню, кладовую, бельевую, прачечную! А еще примыкающее здание небольшого питомника на двадцать наиболее элитных собак!
– Мог он спрятать вещи в питомнике или во дворе?
Люлю отрицательно помотала головой:
– Нет, в завещании четко сказано – сокровище в доме. Здесь и только здесь.
Послышались шаги. В столовую упругим шагом молодой женщины вошла Лена. Я с завистью посмотрела на нее. Люди, бодро вскакивающие рано утром с кровати без малейшего признака сонливости, всегда вызывали у меня чувство черной зависти. Сама-то не способна проснуться до обеда и хожу до двенадцати, как сонная муха. Лена выглядела бодрой и свежей.
– Доброе утро, Ларочка, – радостно прощебетала девушка и ухватила чайник. Пощупала эмалированные бока и капризно протянула: – Остыл.
Потом оглядела его и со вздохом произнесла:
– Лариса, почему не выбросишь чудовище?
Я уставилась на чайник. На красивом столе, заставленном дорогой посудой, он смотрелся странно – уродливый, с облупившейся эмалью и пятнами ржавчины. К тому же ужасно тяжелый.
Люлю улыбнулась:
– Держим монстра из-за Фриды. Она сожгла кучу чайников. Вечером едет сама на кухню и ставит воду, потом, конечно, забывает.
– Купите со свистком, – посоветовала я.
– Покупали, – отмахнулась Лариска, – пока Фрида на кресле в кухню прирулит, чайник свисток выплевывает. Старуха едет себе по коридорам, свист – раз и прекратился. Она тут же забывает, куда ехала.
– Надо приобрести электрический, сам отключается, – предложила Лена, густо намазывая кусок батона шоколадной пастой.
– Пройденный этап, – захихикала Люлю, – Фрида с ним в пять минут расправилась. Мы тоже со Степкой думали, что электрический сам отключится. Купили, торжественно на кухне установили. Ну, как думаете, что было дальше?
– Что? – спросила Лена.
– Фрида налила воды и поставила его на газ.
Мы оглушительно захохотали.
– Приятно, когда у людей с утра лучезарное настроение, – входя, сказал Кирилл.
Рядом с ним молчаливой тенью двигалась бледная, невзрачная Диана. Удивительная женщина, со вчерашнего вечера я ни разу не слышала ее голоса. Может, немая? Супруга доктора тихо села за стол и, не обращая внимания на собравшихся, принялась открывать банку с паштетом.
Через несколько минут спустились дети, Степан и Петр. Последним вошел Серж. Профессор выглядел помятым и невыспавшимся.
– Дорогая, – сказал Степа, – попроси подогреть воду, чайник остыл. Ты, кажется, чем-то расстроена?
Жена молча протянула бусы. Муж взял сверкающие перламутровые горошины, прочитал записку и вздохнул:
– По-моему, он нас ненавидел.
– Что вы такое сделали? – поинтересовался Серж.
Степа замялся:
– Иногда спорили с ним, в основном по вопросам собаководства. Отец был хороший ветеринар, но привык действовать по старинке. Совершенно не признавал антибиотиков, лечил животных какими-то притираниями. Кесарево сечение не разрешал делать, мрак! Конечно, мы ругались!
За дверью раздался жуткий скрип, и в столовую вкатилась Фрида.
– Нечего делать из отца идиота, – вступила она с порога в бой. Я удивилась, как глуховатая женщина ухитрилась за дверью услышать наш разговор.
– Вольдемар великолепно понимал животных, – продолжала старуха, – а старые методы, как правило, лучше новомодных. И, говоря откровенно, разозлился он не из-за того, что вы спорили, а потому, что твоя жена пыталась отравить его стрихнином.
И она гневно ткнула тоненьким, похожим на карандаш пальцем в побледневшую Люлю.
– Мама, – возмутился Степа, – думай, что говоришь!
– Я-то думаю, – огрызнулась Фрида, – а вот твоя супруга должна радоваться, что ее не сдали в уголовный розыск.
Люлю как ни в чем не бывало продолжала пить кофе.
– Если будешь болтать глупости, вызову психиатра, – продолжал злиться Степан, – ты же знаешь, что произошла ужасная ошибка, мы извинились, с каждым может случиться!
Фрида возмущенно фыркнула и раздраженно ткнула пальцем в масленку.
– Погоди, погоди, – оживился Петр, – что за история со стрихнином?
– Ерунда, – сообщил Степан.
– Ничего себе ерунда, – возмутилась мать, – чуть не отравили несчастного отца.
– В доме завелись крысы, – спокойно пояснила Люлю, – и я случайно перепутала стрихнин с солью. Они очень похожи – белые крупинки. Взяла и случайно насыпала в суп для Вольдемара стрихнин. Банки рядом стояли.
– Вы держите на кухне стрихнин? – изумилась Маша. – Это очень опасно.
– И к тому же еще и странно, – пробормотал Петька, откусывая ветчину, – очень странно.
Люлю покраснела.
– Повторяю, в доме завелись крысы, а Владимир Сигизмундович до смерти их боялся. Помня про его больное сердце, мы не стали пугать старика. Сначала купили отраву, но она не подействовала, тогда применили чистый стрихнин. И здесь я, конечно, совершила глупость. Пересыпала яд в банку и перепутала.
– А как отец догадался, что в тарелке отрава? – поинтересовался Кирилл. – Насколько я знаю, стрихнин не обладает ярко выраженным вкусом и запахом.
– У него началась минут через двадцать рвота, желудочные колики, вызвали врача, тот сначала поставил гастросиндром, ну а когда пришел анализ, сразу стало все ясно, – пробормотал Степан.
– Какой анализ? – влезла Маша.
– Как только у него заболел живот, муж велел взять пробу всех блюд, подававшихся к обеду, – торжественно заявила Фрида.
– Кстати, это полностью меня оправдывает, – заметила Лариска, – неужели вы думаете, что я настолько глупа, чтобы не вылить вовремя отравленную еду? Так нет же, и суп и второе чудесным образом ждали на кухне.
– Ты только забыла прибавить, – прогремела свекровь, – что в тот день на первое подавали овсяный суп. А его ни ты, ни Степан, ни ваш избалованный мальчишка не едите. Специально дождалась, чтобы своих не отравить, а меня Господь спас, не захотелось обедать.
– Знаешь, Фрида, – обозлилась Люлю, – у меня всегда все отлично получается, и если бы я решила отравить вас, поверь, сделала бы это наверняка, сыпанула яду побольше.
Старуха ничего не ответила. Петя медленно отодвинул чашку.
– Ну очень странно! Меня тут не было, когда умер отец. Говорите, в одночасье скончался? Попил кофейку и тут же упал? А сахар в сахарницу новый положили? Вдруг тоже со стрихнином перепутали – белые крупинки. Вы хоть предупреждайте, а то страшно!
Лариска отшвырнула салфетку и выскочила из столовой. Степан побагровел:
– Петька, прекрати идиотские шуточки. Мать совсем из ума выжила, а тебе должно быть стыдно.
– Подумаешь, цаца какая, – усмехнулся брат, – уж и пошутить нельзя.
– Мы еще посмотрим, кто из ума выжил, – пригрозила Фрида.
Воцарилось тягостное молчание. Я посмотрела на детей. Говорливая Маруся присмирела, ее пухлые детские щеки покрывал огненный румянец. Миша, сын Степана и Ларисы, наоборот, побледнел, на худеньком малокровном личике выделялся большой, похожий на клюв, нос Войцеховских. Мальчик лихорадочно отщипывал кусочки батона и крошил их в тарелку.
– Лукреция Борджиа отравила своего мужа мылом, – неожиданно сказал Кирилл.
– Как она заставила его съесть мыло? – изумилась Маруся.
– Он его не ел, помыл руки, и все. Яд через кожу проник в кровь.
– Какой ужас, – неожиданно вступила в разговор Диана, – разве можно убивать родного мужа?
Я посмотрела на женщину – да, она не немая, но, кажется, жуткая дура. Ничего не подозревавшая о моих мыслях, Диана продолжала разглагольствовать:
– Отравить, просто кошмарно! Потом наблюдать, как он мучается. Лучше уж, если просто попадет под машину или вывалится из окна, не на глазах, конечно. Жаль, однако всякое случается. Но отравить! Я бы не смогла.
Серж и Лена уставились на говорившую во все глаза, Степан поперхнулся, а Петр захихикал. Кирилл раздраженно дернул плечом:
– Любимая, заткнись.
Диана захлопнула рот, словно чемодан, и онемела. Удивительное послушание.
– Мерзкая погода, – попробовал переменить тему Серж.
– Очень холодно, – радостно подхватил Степка.
Мы обсудили климатические условия, потом перекинулись на содержание собак и кошек, добрались до новых глистогонных препаратов, когда в столовую вернулась Люлю. Она, очевидно, только что тщательно умылась, но покрасневшие глаза выдавали женщину. Лариска долго плакала в ванной. Приученная соблюдать внешние приличия, она не собиралась терять лица и поэтому довольно весело проговорила:
– Прошу простить, тушь попала в глаза, пришлось смывать красоту. Потерпите меня, так сказать, в натуральном виде? Без косметики?
– Сразу видно, что ты не урожденная Войцеховская, – выпустила парфянскую стрелу свекровь, – наши женщины не мучаются подобными глупыми вопросами.
Люлю мило улыбнулась старухе и очаровательно произнесла:
– Кстати, вы тоже не из Войцеховских. Самое интересное, что никто не знает вашей добрачной фамилии, более того, по-моему, в вашем прошлом есть какая-то постыдная тайна. Иначе почему вы никогда не упоминаете о своих родителях? И родственников никаких нет. Похоже, вас нашли в капусте. Поделитесь секретом, поведайте о своем происхождении, расскажите, как жили до знакомства с Владимиром Сигизмундовичем.
Фрида замахала руками:
– Степан, слышишь, как эта змея оскорбляет твою мать?
Сын промолчал. Старуха развернула кресло и вылетела в коридор с воплем: «Ноги моей здесь больше не будет».
– Ну зачем ты ее дразнишь, – укоризненно сказал Петя, – знаешь ведь, что мать латышка, все ее родные погибли в войну. Да они с Вольдемаром сто раз рассказывали о своей встрече в Ленинграде в 1947 году. Как тебе не стыдно!
– Не делай моей жене замечаний, – взвился Степан, – твоя Анна даже открытки матери на день рождения не прислала. А Лариса ухаживает за Фридой, терпит ее капризы и выходки. И Вольдемара, между прочим, тоже она обхаживала. Знаешь, какой у старика противный характер под конец стал: подозрительный, желчный. Тут не жизнь была, а кошмар. Он демонстративно ходил сам в магазин за едой и ел только готовые полуфабрикаты у себя в комнате. Просто извел всех своим маразмом. Тебе хорошо, раз в году приезжал, а мы постоянно терпели.
– Вот уж не знаю, как бы я повела себя, обнаружив в супе яд, – задумчиво произнесла Диана, – наверное, стала бы готовить сама…
– Тогда бы точно отравилась или умерла от непомерного потребления крутых яиц, – весело сообщил Кирилл, – душа моя, ты же совершенно не умеешь готовить.
– Да, – согласилась жена, – абсолютно не умею. Такая тоска нападает при виде сковородок и кастрюль. Лучше телик посмотреть.
– Вот тут, мой ангел, ты профессионал, – продолжал ехидничать муж, – а меня, как доктора, страшно занимает тот факт, что, проводя день-деньской перед экраном, ты абсолютно здорова, никакой гиподинамии и бессонницы, просто чудеса!
– Может, после завтрака сходим в питомник? – вмешалась в супружескую перепалку Люлю.
Я вздохнула и оглядела собравшихся. Непривычно тихие дети, покрытый красными пятнами Степан, истерически оживленная Люлю, явно чувствующие себя не в своей тарелке Лена и Серж, без конца выясняющие отношения доктор с женой, выжившая из ума Фрида и наслаждающийся чужими неприятностями Петя – хороший расклад для приятных праздников. Лучше остаться дома и сидеть в тишине с любимой Агатой Кристи в уютном кресле. Так нет, понесло в гости, вот и наслаждайся теперь.
Дверь в столовую распахнулась, и на пороге появилась Анна.
– Извините, опоздала к завтраку, никак не могла проснуться.
Она придвинула к себе чайник и недовольным голосом пробормотала:
– Опять холодный, целый месяц не могу попить горячего. Почему-то и чай, и кофе, и суп тут просто ледяные.
– Зато с начинкой, – хихикнул Петька.
Это было уже слишком, и Маруся, прекрасно понимая, что сейчас начнется новый виток скандала, подскочила, ухватила Мишу за рукав и закричала:
– Что ты тут расселся! Котята небось совсем от голода загибаются. Кошка первый раз окотилась, где ей с ними справиться!
Мальчик благодарно посмотрел на подругу, и они вылетели из комнаты.
– Какие невоспитанные дети, – произнесла Анна, – даже спасибо не сказали. Мои всегда спрашивают разрешения выйти из-за стола.
Лариса открыла рот, намереваясь возразить невестке, но в ту же секунду из холла послышался дикий грохот, звон и крик домработницы. Все вскочили с места.
– Сидите, сидите, – успокоил Степа, – чертова картина опять рухнула.
Мы расслабились. В холле, в большом простенке между окнами, висело чудовищное произведение искусства. Когда я первый раз увидела полотно 2х3, не меньше, мурашки побежали по телу.
На бежево-коричневом фоне выделялось лицо ужасно мерзкой старухи. Покрытое глубокими морщинами, пигментными старческими пятнами, оно глядело на вас маленькими глазками-буравчиками. Тонкий, сжатый в нитку рот брезгливо морщился. Из-под ночного чепца выбивались редкие и грязные седые патлы. Шея была под стать личику – желтая, в крупных бородавках, плечи укутывал парчовый халат вишневого цвета. В правой руке это чудовище держало ярко горевшую свечу. Ничего ужасней я никогда еще не видела.
Сначала, как рассказывал Степан, портрет висел в столовой, и он, когда был ребенком, боялся один заходить в комнату. Позднее Люлю убедила свекра перевесить чудовище в холл. Тоже, честно говоря, не лучшее место для подобного произведения искусства.
Приходившие впервые гости пугались, роняли сумки и зонты. Родственники упрашивали Владимира Сигизмундовича убрать «Старуху со свечой» подальше, на второй этаж, но тот упорно отказывался.
– Вы ничего не смыслите в искусстве, – заявлял он, удовлетворенно поглядывая на мерзкую морду, – портрет написал мой дед, настоящий художник, не понятый современниками. К сожалению, удалось сохранить только «Старуху», остальные полотна погибли, но, пока я жив, она будет украшать дом. А после моей смерти обещайте отдать произведение на реставрацию, считайте это моей последней волей.
Вольдемар настолько любил полотно, что даже в завещании написал: «Старуха со свечой» должна быть обязательно реставрирована не позже чем через два года после моей кончины». Но Степан и Лариса не собирались выполнять последнюю волю отца. Скорее всего они ждут смерти Фриды, чтобы тут же оттащить мазню на помойку.
Я никогда не верила во всякую чепуху типа переселения душ и привидений, но с портретом и в самом деле творилось что-то неладное. Он регулярно падал со стены – шесть раз в год: на Рождество, Пасху, 7 ноября, дни рождения Вольдемара и Фриды и 16 января, в годовщину их свадьбы. Это были, так сказать, обязательные падения. Иногда портрет срывался вне графика, и тогда – жди беды. Сначала думали, что дело в раме, и поменяли тяжелую бронзовую окантовку на легкий багет. Затем вбили в стену два крюка толщиной с мужскую руку, но все напрасно. Портрет регулярно сваливался, нервируя домашних и доводя до обмороков гостей. Вот и сейчас я обмерла, услышав грохот.
– Что случилось? Кто-нибудь заболел?
Лариска молча показала большую нить искусственного жемчуга. На конце болталась записка: «Это не сокровище, а бусы на елку».
– Ну и что? Почему тебя так расстроили эти бусы?
Люлю шмыгнула носом:
– Господи, ты же ничего не знаешь.
И она рассказала невероятную историю. Старик Вольдемар скончался месяц назад. Выпил кофе и упал лицом в чашку. Врач констатировал смерть, вскрытие показало обширный инфаркт. Никто не удивился: старику было без малого девяносто, из которых семьдесят он дымил, как паровоз. Удивление пришло позже, когда нотариус стал читать завещание. Сначала ухо всем резанула странная фраза: «Все движимое и недвижимое имущество оставляю Фриде Войцеховской, которую считаю и признаю своей женой».
Старики состояли более сорока лет в браке, и никто не понял, зачем мужу понадобилось подтверждать факт женитьбы. Но это было еще не все.
«В моем доме, – продолжал нотариус, – спрятано сокровище, несметное богатство. И принадлежать оно будет тому, кто его нашел, пусть даже он не является членом семьи. Это моя маленькая месть, сами знаете за что».
– И вот теперь, – безнадежно говорила Лариска, – мы уже почти месяц ищем. Как в сказке: «пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что».
Стало понятно, почему в доме такой кавардак и зачем распороли подушки. Самое ужасное, что Владимир Сигизмундович, мерзкий шутник, позапихивал везде разнообразные подделки. Петька нашел «изумрудное» ожерелье из бутылочных осколков, Анна обнаружила в потайном ящике буфета гигантский рубин, оказавшийся при более детальном рассмотрении тоже стекляшкой, только красного цвета. Наконец нынче утром Лариска вытрясла из матрасика, на котором спит кошка, «жемчуг».
– Нить оказалась такой длинной, – жаловалась Люлю, – я тянула и тянула ее, как фокусница. Ну, думаю, нашла. А на самом конце висит мерзкая записка. Боже, как я его ненавижу. Уверена, Фрида знает, где запрятано богатство. Поэтому, глядя на поиски, противненько ухмыляется. У нас сейчас как раз трудный период. Дела в питомниках идут не блестяще, и солидное денежное вливание здорово помогло бы. К тому же я опасаюсь, что сокровище найдут чужие – Кирилл, Диана или профессор этот.
– Выгони всех и ищи спокойно.
– Так не уезжают, – всплеснула руками Люлю. – Петька, когда Вольдемар был жив, раз в году максимум на два дня заявлялся. Они друг друга терпеть не могли. А как только про сокровище узнали, их с места не сдвинешь. Уже целый месяц живут. Днем помогают искать с милой улыбкой. А ночью, слышу, ищут тайком.
– Может, уже нашли? – спросила я.
– Нет, – возразила Лариска, – тут же бы убрались. Главное, не знаю, что это: брильянты, изумруды, рубины?
– А почему это должны быть обязательно камни?
– А что еще? Кружева?
– Зачем! Золотые монеты, ценные бумаги, купчие на землю, да мало ли что.
– Нет, помню, Владимир Сигизмундович иногда намекал, что владеет сокровищем Войцеховских, уцелевшим и невероятно ценным. Конечно, камни.
Я подошла к столу и налила остывший кофе. Ну и дела. В большом доме куча комнат: пять спален для гостей, две детские, столовая, гостиная, кабинет Степы, будуар Люлю, большое, почти сорокаметровое помещение, где жила Фрида, прибавьте сюда несколько ванных и туалетов, кухню, кладовую, бельевую, прачечную! А еще примыкающее здание небольшого питомника на двадцать наиболее элитных собак!
– Мог он спрятать вещи в питомнике или во дворе?
Люлю отрицательно помотала головой:
– Нет, в завещании четко сказано – сокровище в доме. Здесь и только здесь.
Послышались шаги. В столовую упругим шагом молодой женщины вошла Лена. Я с завистью посмотрела на нее. Люди, бодро вскакивающие рано утром с кровати без малейшего признака сонливости, всегда вызывали у меня чувство черной зависти. Сама-то не способна проснуться до обеда и хожу до двенадцати, как сонная муха. Лена выглядела бодрой и свежей.
– Доброе утро, Ларочка, – радостно прощебетала девушка и ухватила чайник. Пощупала эмалированные бока и капризно протянула: – Остыл.
Потом оглядела его и со вздохом произнесла:
– Лариса, почему не выбросишь чудовище?
Я уставилась на чайник. На красивом столе, заставленном дорогой посудой, он смотрелся странно – уродливый, с облупившейся эмалью и пятнами ржавчины. К тому же ужасно тяжелый.
Люлю улыбнулась:
– Держим монстра из-за Фриды. Она сожгла кучу чайников. Вечером едет сама на кухню и ставит воду, потом, конечно, забывает.
– Купите со свистком, – посоветовала я.
– Покупали, – отмахнулась Лариска, – пока Фрида на кресле в кухню прирулит, чайник свисток выплевывает. Старуха едет себе по коридорам, свист – раз и прекратился. Она тут же забывает, куда ехала.
– Надо приобрести электрический, сам отключается, – предложила Лена, густо намазывая кусок батона шоколадной пастой.
– Пройденный этап, – захихикала Люлю, – Фрида с ним в пять минут расправилась. Мы тоже со Степкой думали, что электрический сам отключится. Купили, торжественно на кухне установили. Ну, как думаете, что было дальше?
– Что? – спросила Лена.
– Фрида налила воды и поставила его на газ.
Мы оглушительно захохотали.
– Приятно, когда у людей с утра лучезарное настроение, – входя, сказал Кирилл.
Рядом с ним молчаливой тенью двигалась бледная, невзрачная Диана. Удивительная женщина, со вчерашнего вечера я ни разу не слышала ее голоса. Может, немая? Супруга доктора тихо села за стол и, не обращая внимания на собравшихся, принялась открывать банку с паштетом.
Через несколько минут спустились дети, Степан и Петр. Последним вошел Серж. Профессор выглядел помятым и невыспавшимся.
– Дорогая, – сказал Степа, – попроси подогреть воду, чайник остыл. Ты, кажется, чем-то расстроена?
Жена молча протянула бусы. Муж взял сверкающие перламутровые горошины, прочитал записку и вздохнул:
– По-моему, он нас ненавидел.
– Что вы такое сделали? – поинтересовался Серж.
Степа замялся:
– Иногда спорили с ним, в основном по вопросам собаководства. Отец был хороший ветеринар, но привык действовать по старинке. Совершенно не признавал антибиотиков, лечил животных какими-то притираниями. Кесарево сечение не разрешал делать, мрак! Конечно, мы ругались!
За дверью раздался жуткий скрип, и в столовую вкатилась Фрида.
– Нечего делать из отца идиота, – вступила она с порога в бой. Я удивилась, как глуховатая женщина ухитрилась за дверью услышать наш разговор.
– Вольдемар великолепно понимал животных, – продолжала старуха, – а старые методы, как правило, лучше новомодных. И, говоря откровенно, разозлился он не из-за того, что вы спорили, а потому, что твоя жена пыталась отравить его стрихнином.
И она гневно ткнула тоненьким, похожим на карандаш пальцем в побледневшую Люлю.
– Мама, – возмутился Степа, – думай, что говоришь!
– Я-то думаю, – огрызнулась Фрида, – а вот твоя супруга должна радоваться, что ее не сдали в уголовный розыск.
Люлю как ни в чем не бывало продолжала пить кофе.
– Если будешь болтать глупости, вызову психиатра, – продолжал злиться Степан, – ты же знаешь, что произошла ужасная ошибка, мы извинились, с каждым может случиться!
Фрида возмущенно фыркнула и раздраженно ткнула пальцем в масленку.
– Погоди, погоди, – оживился Петр, – что за история со стрихнином?
– Ерунда, – сообщил Степан.
– Ничего себе ерунда, – возмутилась мать, – чуть не отравили несчастного отца.
– В доме завелись крысы, – спокойно пояснила Люлю, – и я случайно перепутала стрихнин с солью. Они очень похожи – белые крупинки. Взяла и случайно насыпала в суп для Вольдемара стрихнин. Банки рядом стояли.
– Вы держите на кухне стрихнин? – изумилась Маша. – Это очень опасно.
– И к тому же еще и странно, – пробормотал Петька, откусывая ветчину, – очень странно.
Люлю покраснела.
– Повторяю, в доме завелись крысы, а Владимир Сигизмундович до смерти их боялся. Помня про его больное сердце, мы не стали пугать старика. Сначала купили отраву, но она не подействовала, тогда применили чистый стрихнин. И здесь я, конечно, совершила глупость. Пересыпала яд в банку и перепутала.
– А как отец догадался, что в тарелке отрава? – поинтересовался Кирилл. – Насколько я знаю, стрихнин не обладает ярко выраженным вкусом и запахом.
– У него началась минут через двадцать рвота, желудочные колики, вызвали врача, тот сначала поставил гастросиндром, ну а когда пришел анализ, сразу стало все ясно, – пробормотал Степан.
– Какой анализ? – влезла Маша.
– Как только у него заболел живот, муж велел взять пробу всех блюд, подававшихся к обеду, – торжественно заявила Фрида.
– Кстати, это полностью меня оправдывает, – заметила Лариска, – неужели вы думаете, что я настолько глупа, чтобы не вылить вовремя отравленную еду? Так нет же, и суп и второе чудесным образом ждали на кухне.
– Ты только забыла прибавить, – прогремела свекровь, – что в тот день на первое подавали овсяный суп. А его ни ты, ни Степан, ни ваш избалованный мальчишка не едите. Специально дождалась, чтобы своих не отравить, а меня Господь спас, не захотелось обедать.
– Знаешь, Фрида, – обозлилась Люлю, – у меня всегда все отлично получается, и если бы я решила отравить вас, поверь, сделала бы это наверняка, сыпанула яду побольше.
Старуха ничего не ответила. Петя медленно отодвинул чашку.
– Ну очень странно! Меня тут не было, когда умер отец. Говорите, в одночасье скончался? Попил кофейку и тут же упал? А сахар в сахарницу новый положили? Вдруг тоже со стрихнином перепутали – белые крупинки. Вы хоть предупреждайте, а то страшно!
Лариска отшвырнула салфетку и выскочила из столовой. Степан побагровел:
– Петька, прекрати идиотские шуточки. Мать совсем из ума выжила, а тебе должно быть стыдно.
– Подумаешь, цаца какая, – усмехнулся брат, – уж и пошутить нельзя.
– Мы еще посмотрим, кто из ума выжил, – пригрозила Фрида.
Воцарилось тягостное молчание. Я посмотрела на детей. Говорливая Маруся присмирела, ее пухлые детские щеки покрывал огненный румянец. Миша, сын Степана и Ларисы, наоборот, побледнел, на худеньком малокровном личике выделялся большой, похожий на клюв, нос Войцеховских. Мальчик лихорадочно отщипывал кусочки батона и крошил их в тарелку.
– Лукреция Борджиа отравила своего мужа мылом, – неожиданно сказал Кирилл.
– Как она заставила его съесть мыло? – изумилась Маруся.
– Он его не ел, помыл руки, и все. Яд через кожу проник в кровь.
– Какой ужас, – неожиданно вступила в разговор Диана, – разве можно убивать родного мужа?
Я посмотрела на женщину – да, она не немая, но, кажется, жуткая дура. Ничего не подозревавшая о моих мыслях, Диана продолжала разглагольствовать:
– Отравить, просто кошмарно! Потом наблюдать, как он мучается. Лучше уж, если просто попадет под машину или вывалится из окна, не на глазах, конечно. Жаль, однако всякое случается. Но отравить! Я бы не смогла.
Серж и Лена уставились на говорившую во все глаза, Степан поперхнулся, а Петр захихикал. Кирилл раздраженно дернул плечом:
– Любимая, заткнись.
Диана захлопнула рот, словно чемодан, и онемела. Удивительное послушание.
– Мерзкая погода, – попробовал переменить тему Серж.
– Очень холодно, – радостно подхватил Степка.
Мы обсудили климатические условия, потом перекинулись на содержание собак и кошек, добрались до новых глистогонных препаратов, когда в столовую вернулась Люлю. Она, очевидно, только что тщательно умылась, но покрасневшие глаза выдавали женщину. Лариска долго плакала в ванной. Приученная соблюдать внешние приличия, она не собиралась терять лица и поэтому довольно весело проговорила:
– Прошу простить, тушь попала в глаза, пришлось смывать красоту. Потерпите меня, так сказать, в натуральном виде? Без косметики?
– Сразу видно, что ты не урожденная Войцеховская, – выпустила парфянскую стрелу свекровь, – наши женщины не мучаются подобными глупыми вопросами.
Люлю мило улыбнулась старухе и очаровательно произнесла:
– Кстати, вы тоже не из Войцеховских. Самое интересное, что никто не знает вашей добрачной фамилии, более того, по-моему, в вашем прошлом есть какая-то постыдная тайна. Иначе почему вы никогда не упоминаете о своих родителях? И родственников никаких нет. Похоже, вас нашли в капусте. Поделитесь секретом, поведайте о своем происхождении, расскажите, как жили до знакомства с Владимиром Сигизмундовичем.
Фрида замахала руками:
– Степан, слышишь, как эта змея оскорбляет твою мать?
Сын промолчал. Старуха развернула кресло и вылетела в коридор с воплем: «Ноги моей здесь больше не будет».
– Ну зачем ты ее дразнишь, – укоризненно сказал Петя, – знаешь ведь, что мать латышка, все ее родные погибли в войну. Да они с Вольдемаром сто раз рассказывали о своей встрече в Ленинграде в 1947 году. Как тебе не стыдно!
– Не делай моей жене замечаний, – взвился Степан, – твоя Анна даже открытки матери на день рождения не прислала. А Лариса ухаживает за Фридой, терпит ее капризы и выходки. И Вольдемара, между прочим, тоже она обхаживала. Знаешь, какой у старика противный характер под конец стал: подозрительный, желчный. Тут не жизнь была, а кошмар. Он демонстративно ходил сам в магазин за едой и ел только готовые полуфабрикаты у себя в комнате. Просто извел всех своим маразмом. Тебе хорошо, раз в году приезжал, а мы постоянно терпели.
– Вот уж не знаю, как бы я повела себя, обнаружив в супе яд, – задумчиво произнесла Диана, – наверное, стала бы готовить сама…
– Тогда бы точно отравилась или умерла от непомерного потребления крутых яиц, – весело сообщил Кирилл, – душа моя, ты же совершенно не умеешь готовить.
– Да, – согласилась жена, – абсолютно не умею. Такая тоска нападает при виде сковородок и кастрюль. Лучше телик посмотреть.
– Вот тут, мой ангел, ты профессионал, – продолжал ехидничать муж, – а меня, как доктора, страшно занимает тот факт, что, проводя день-деньской перед экраном, ты абсолютно здорова, никакой гиподинамии и бессонницы, просто чудеса!
– Может, после завтрака сходим в питомник? – вмешалась в супружескую перепалку Люлю.
Я вздохнула и оглядела собравшихся. Непривычно тихие дети, покрытый красными пятнами Степан, истерически оживленная Люлю, явно чувствующие себя не в своей тарелке Лена и Серж, без конца выясняющие отношения доктор с женой, выжившая из ума Фрида и наслаждающийся чужими неприятностями Петя – хороший расклад для приятных праздников. Лучше остаться дома и сидеть в тишине с любимой Агатой Кристи в уютном кресле. Так нет, понесло в гости, вот и наслаждайся теперь.
Дверь в столовую распахнулась, и на пороге появилась Анна.
– Извините, опоздала к завтраку, никак не могла проснуться.
Она придвинула к себе чайник и недовольным голосом пробормотала:
– Опять холодный, целый месяц не могу попить горячего. Почему-то и чай, и кофе, и суп тут просто ледяные.
– Зато с начинкой, – хихикнул Петька.
Это было уже слишком, и Маруся, прекрасно понимая, что сейчас начнется новый виток скандала, подскочила, ухватила Мишу за рукав и закричала:
– Что ты тут расселся! Котята небось совсем от голода загибаются. Кошка первый раз окотилась, где ей с ними справиться!
Мальчик благодарно посмотрел на подругу, и они вылетели из комнаты.
– Какие невоспитанные дети, – произнесла Анна, – даже спасибо не сказали. Мои всегда спрашивают разрешения выйти из-за стола.
Лариса открыла рот, намереваясь возразить невестке, но в ту же секунду из холла послышался дикий грохот, звон и крик домработницы. Все вскочили с места.
– Сидите, сидите, – успокоил Степа, – чертова картина опять рухнула.
Мы расслабились. В холле, в большом простенке между окнами, висело чудовищное произведение искусства. Когда я первый раз увидела полотно 2х3, не меньше, мурашки побежали по телу.
На бежево-коричневом фоне выделялось лицо ужасно мерзкой старухи. Покрытое глубокими морщинами, пигментными старческими пятнами, оно глядело на вас маленькими глазками-буравчиками. Тонкий, сжатый в нитку рот брезгливо морщился. Из-под ночного чепца выбивались редкие и грязные седые патлы. Шея была под стать личику – желтая, в крупных бородавках, плечи укутывал парчовый халат вишневого цвета. В правой руке это чудовище держало ярко горевшую свечу. Ничего ужасней я никогда еще не видела.
Сначала, как рассказывал Степан, портрет висел в столовой, и он, когда был ребенком, боялся один заходить в комнату. Позднее Люлю убедила свекра перевесить чудовище в холл. Тоже, честно говоря, не лучшее место для подобного произведения искусства.
Приходившие впервые гости пугались, роняли сумки и зонты. Родственники упрашивали Владимира Сигизмундовича убрать «Старуху со свечой» подальше, на второй этаж, но тот упорно отказывался.
– Вы ничего не смыслите в искусстве, – заявлял он, удовлетворенно поглядывая на мерзкую морду, – портрет написал мой дед, настоящий художник, не понятый современниками. К сожалению, удалось сохранить только «Старуху», остальные полотна погибли, но, пока я жив, она будет украшать дом. А после моей смерти обещайте отдать произведение на реставрацию, считайте это моей последней волей.
Вольдемар настолько любил полотно, что даже в завещании написал: «Старуха со свечой» должна быть обязательно реставрирована не позже чем через два года после моей кончины». Но Степан и Лариса не собирались выполнять последнюю волю отца. Скорее всего они ждут смерти Фриды, чтобы тут же оттащить мазню на помойку.
Я никогда не верила во всякую чепуху типа переселения душ и привидений, но с портретом и в самом деле творилось что-то неладное. Он регулярно падал со стены – шесть раз в год: на Рождество, Пасху, 7 ноября, дни рождения Вольдемара и Фриды и 16 января, в годовщину их свадьбы. Это были, так сказать, обязательные падения. Иногда портрет срывался вне графика, и тогда – жди беды. Сначала думали, что дело в раме, и поменяли тяжелую бронзовую окантовку на легкий багет. Затем вбили в стену два крюка толщиной с мужскую руку, но все напрасно. Портрет регулярно сваливался, нервируя домашних и доводя до обмороков гостей. Вот и сейчас я обмерла, услышав грохот.