– А за что добрые колдуньи награждали девочек? – понеслась я дальше. – За хорошие поступки. Ну, скажем, одеяло дети им хорошо взбивали.
– Госпожа Метелица… – скривилась Катя. – Не думаете же вы, что я поверю вам?
– Зажмурься и вытяни правую руку.
Катя хмыкнула, но выполнила мою просьбу. Я быстро положила ей на ладонь найденное украшение.
– Смотри!
Девушка распахнула глаза и взвизнула:
– Вау! Как это у вас получилось?
– Крэкс, фэкс, пэкс или снип-снап-снурре. Надо лишь знать магические заклинания.
– Нет, правда!
– Сказала же, я – волшебница, – продолжала я дурачиться, – и вот доказательство.
Катя покачала головой:
– Прикольно.
– В другой раз будь осторожней. А еще лучше не надевай столь дорогие украшения на прогулку.
– Угу, – кивнула Катя, – знаю, слышала.
Глаза девушки стали колючими, рот сжался в нитку. Я подавила вздох. Похоже, Катя не только внешне похожа на двенадцатилетнюю девочку, она и внутренне не повзрослела, еще не выбралась из проблем подросткового возраста, вон как остро реагирует на самую обычную фразу…
Жюли затряслась в моей руке.
– Мне пора, – улыбнулась я, – а то йоркшириха, кажется, уже на эскимо похожа.
– Угу, – снова буркнула Катя, став совсем мрачной.
– До свидания.
– Угу.
Я развернулась и спокойно пошла назад к воротам. Похоже, воспитанием девушки особо не занимались. Катя могла бы и «спасибо» сказать женщине, вернувшей ей дорогое украшение. Впрочем, обижаться на детей – пустое занятие.
– Эй! – послышалось вдруг за спиной. – Эй!
Я обернулась и увидела – ко мне со всех ног торопилась Катя.
– Забыла, как вас зовут… – слегка запыхавшись, сказала она.
– Даша.
– А вы и правда колдунья или фея? – внезапно спросила девушка, ощупывая меня цепким взором. – Только пропавшие вещи возвращаете? А что посерьезней умеете?
Я сунула Жюли к себе под куртку. Все понятно, очевидно, Катюша так называемый проблемный ребенок с патологией развития. По паспорту ей шестнадцать, по виду двенадцать, а по уму и пяти не наберется.
– Если опять попросишь превратить школу в пепелище, то ничего не получится, – стараясь казаться веселой, ответила я. – Ни одна волшебница не имеет права делать злые дела, высшие силы накажут ее.
– Не, – помотала головой Катя, – совсем другое попросить хочу. Можно?
– Говори, только имей в виду, я не очень сильная фея. Так, по ерунде колдую.
Внезапно Катя схватила меня за плечо.
– А других знаете?
– Кого? – отшатнулась я.
– Вы же маг?
– Ну… да… – осторожно ответила я, проклиная про себя ту минуту, когда решила пошутить с незнакомой девушкой.
– У вас случаются собрания, всякие там шабаши?
– Да, – уже злясь на себя за идиотскую шутку, продолжила я, – на Лысой горе. Все об этом знают!
– И колдуны приходят? На метелках прилетают?
– Верно, – тоскливо протянула я. – А что ты хочешь?
Катя отпустила наконец мое плечо.
– Познакомьте меня с самой сильной ведьмой, с вашим начальником!
– Зачем?
– Мне надо!
Я растерялась. Похоже, девочка совсем неадекватна. Хм, а по виду не скажешь. И что теперь делать? Отвести ее домой? Обратить дело в шутку? Сказать прямо: «Прости, глупо разыграла тебя»?
– Заплачу ему много денег! – страстно воскликнула Катя. – У меня есть средства, большие, ничего не пожалею! Могу даже душу дьяволу продать…
Я стала потихоньку пятиться к калитке. Все ясно, девушка сбежала из поднадзорной палаты, она сумасшедшая.
– Только пусть он мне маму вернет! – выкрикнула Катя и заплакала.
Я вздрогнула.
– Твоя мама уехала? Не волнуйся, она скоро вернется.
Катя подняла глаза.
– Моя мама умерла. Очень давно, больше десяти лет тому назад. Я живу с папой и мачехой. Только без мамы очень плохо!
Мне стало так стыдно, что и не передать словами.
– Катюша, прости меня!
– А что такое? – искренно удивилась девушка, шмыгая носом.
– Очень глупо пошутила. Ясное дело, я не имею никакого отношения ни к колдунам, ни к ведьмам, ни к феям.
– А серьга?
– Нашла ее на снегу у наших ворот и подняла. Хотела объявления повесить у магазина и на въезде в поселок, но тебя повстречала.
Катя молча вытерла лицо.
– Это вы меня извините. Не понимаю, с какой дури вам вдруг поверила. Ведь очень хорошо знаю: маму никогда не вернуть. Не выкупить ее, не выпросить… И никакие маги не помогут…
– Господи, извини.
– Ничего.
– Я ведь не знала.
– Ясное дело, откуда бы…
– Глупо пошутила.
– Бывает, сама сто раз впросак попадала, – пожала плечами Катя.
Я, испытывавшая огромный душевный дискомфорт, просто не знала, куда деваться от смущения.
Внезапно на дороге показалась черная блестящая иномарка. Почти бесшумно она подкатила к нам, притормозила. Стекло задней двери плавно съехало вниз, показалось гладко выбритое, слегка одутловатое лицо мужчины непонятного возраста.
– Катька! – с легким недовольством воскликнул он. – Сколько раз велено, не ходи за ворота одна!
– Я серьгу потеряла… – уныло ответила девушка.
– Вот, – начал уже всерьез возмущаться дядька, – снова-здорово! Вчера часы, сегодня очередная проблема…
– Но вот она ее нашла, – довольно бесцеремонно докончила выступление Катя, ткнув в меня пальцем.
– Полезай в машину, – велел, по всей видимости, отец девушки.
Катя покорно пошла к лимузину.
– Девушка, – неожиданно спросил меня мужчина, – а вам часы не попадались? Дорогие, с брюликами.
– Нет, – сердито ответила я и отправилась в свой двор.
[3], поэтому решила, что спорить сейчас со странной гостьей пустое дело, и просто промолчала.
– Но вам скучно сидеть просто так, – абсолютно не смущаясь, продолжала Катя, – поэтому и работаете агентом по специальным поручениям.
– Кем? – вытаращила я глаза.
– Ой, ладно притворяться! – отмахнулась девушка. – Весь поселок в курсе, о вас много чего болтают.
– Догадываюсь, – буркнула я. – На чужой роток не накинешь платок.
– Во, правильно! – закивала гостья. – По мне, тоже так: пусть врут чего хотят. А правда, что ваш хахаль ментовский министр?
– Александр Михайлович наш друг, он полковник милиции, – каменным голосом ответила я. – А ты, деточка, зачем явилась? Какую газету представляешь? «Желтуху» или «Клубничку»? Кому я сейчас интервью даю?
Катя захихикала:
– Не, я учусь в школе. Вы Лику Солодко знаете?
– Ликусю? Конечно! Мы дружим. Жаль, редко встречаемся, – заулыбалась я. – То у меня дела, то у нее очередная свадьба. Ликуся у нас девушка пламенная, сколько раз выходила замуж, и не упомнить. Кстати, откуда тебе известна ее фамилия «Солодко»? Лика была Ковалевой, потом Ермоловой, Шлыковой, Шелатуниной, Аржашиковой, Нистратовой, потом вроде Солодко, если, конечно, я не путаю порядок. Может, Ликуся сначала стала Аржашиковой, а потом Шелатуниной? Кстати, после Солодко она…
– Попала в тюрьму, – вдруг тихо сообщила, проявив осведомленность, Катя. – И сгнила бы там, но вы ее выручили[4].
– Лика ни в чем не виновата!
– Ага, но судья решила иначе.
– Ликуську подставили!
– И никто, кроме вас, ничего не понял! – стукнула маленьким кулачком по подлокотнику кресла Катя.
– Так откуда ты все-таки знаешь Лику? – удивилась я.
Катя нахмурилась.
– Она собиралась выйти замуж за моего папу, но потом он, идиот лысый, женился на Соньке. Вы же детектив, особый агент. Или я ошибаюсь?
– Ну…
– Только не врите!
– Послушай, детка… – вскипела я.
– Лучше вы меня послушайте! – внезапно как-то жалобно пискнула Катя. – Так вот, Лика велела вам передать: «Дашута, помоги Катьке». Она и сама вам позднее позвонит, если, конечно, не забудет. У Лики, вам же известно, в голове сквозняк свищет.
Я села в кресло, положила ногу на ногу и велела:
– Начинай, я вся внимание.
Надо отдать должное Кате: она стала говорить спокойно, четко и без уводящих в сторону подробностей. Вкратце история выглядела так.
Катин отец, Игорь Семенович Тришкин, не всегда был богатым человеком. В свое время он служил простым сотрудником в НИИ, мирно протирал брюки за письменным столом с десяти утра до шести вечера. У него имелись жена Юлечка и дочка Катенька.
Юля работала художницей. Вернее, мозаисткой: молодая женщина делала картины из кусочков камня, которые потом крепились к фасадам домов или на внутренние стены зданий. Многие, наверное, помнят клубы или холлы крупных предприятий, украшенные мозаикой. Как правило, это были изображения молодых людей: юноши держали в руках тубусы[5], циркули и огромные линейки, девушки сжимали голубей, а впереди живописной группы помещалось изображение человека лет сорока, который нес над головой спутник или ракету. Впрочем, встречались разные варианты. Например, если предприятие выпускало шины, то рабочий мог вздымать ввысь колесо, а мозаичные панно во Дворце культуры ткацкой фабрики украшала дама с рулоном материи.
Юля зарабатывала намного больше мужа, но она любила Игоря, поэтому никаких споров в семье по поводу денег не возникало. Все у Тришкиных шло хорошо: подрастала лапушка-дочка, имелась квартира и небольшая дачка… Вот на фазенде, расположенной в старом московском поселке, и произошла трагедия.
Юлечка очень любила дачу, каждую свободную минуту она торопилась туда и с огромным удовольствием занималась интерьером. В начале девяностых годов прошлого века покупка даже самой обычной настольной лампы превращалась в авантюрное приключение, поэтому Юлечка предпочитала делать вещи собственноручно. Она плела абажуры, шила занавески, ткала ковры и, естественно, украшала домик мозаикой.
Катя совсем не помнила маму, но бабушка, свекровь Юли, часто рассказывала внучке о невестке. Подняв очки на лоб, Лидия Константиновна вздыхала и говорила девочке:
– Руки у твоей мамочки были золотые, за что ни бралась – дело спорилось, ей все удавалось. Вот гляди: сколько лет прошло, а скатерть словно новая.
– Ее мама сшила? – спрашивала Катюша, великолепно зная ответ.
– Да, мой ангел, – кивала Лидия Константиновна. – Юлечка была талант, не то что остальные…
Тут бабушка хмурилась, потом оглядывалась и шепотом говорила:
– Давай я тебе еще про мамочку расскажу…
– Да, да, – кивала Катя и в сто первый раз слушала мерную речь бабуси.
К десяти годам девочка была уверена в том, что ее мамочка – самая талантливая, самая умная, самая красивая, самая лучшая. Нина, папина вторая жена, равно как и Тамара, третья его супруга, в подметки Юлечке не годились.
– Как она меня любила… – горько вспоминала Лидия Константиновна. – Никогда не перечила, не спорила. Я ведь, Катюша, когда ты родилась, сразу с работы не ушла – до пенсии тянула, стаж терять не хотела. Приду домой, а Юлечка между плитой и холодильником скачет, колокольчиком заливается: «Мамочка, давай чайку налью… я тебе картошечки пожарила, селедочку разделала». Святая девочка! Не зря говорят, что господь к себе лучших быстро забирает.
На этой фразе к глазам Лидии Константиновны подступали слезы, и Катюша кидалась к аптечке за каплями.
Девочка знала, что ее мама погибла в автомобильной катастрофе.
Дело было так. Юля поехала на дачу. Сошла с электрички, и тут начался дождь. Она не захотела мокнуть и «проголосовала» на дороге, села к незнакомому водителю в машину, да еще на переднее сиденье. То ли шофер был неопытен, то ли резина на колесах оказалась лысой, но «Волгу» занесло, и автомобиль на полной скорости свалился в кювет. Юлечка погибла на месте. Что случилось с незадачливым водителем, Катя не знала, подробностей о происшествии бабуся никогда не рассказывала.
Папа горевал недолго и вскоре женился на Нине. Потом поменял вторую супругу на третью, Тамару, затем отправился в ЗАГС с Евгенией. И вот теперь, не так давно, вновь сыграл свадьбу – с Соней.
Во время последней церемонии случилось крайне неприятное событие.
Сначала все шло как обычно. Не успели гости спокойно усесться за столом и начать поглощать неизменный салат оливье, как в зал влетела растрепанная Евгения с большим пакетом в руке.
– Ой, я опоздала! – заверещала экс-супруга. – Простите, кругом пробки!
Никто не удивился, что ее позвали на торжественный ужин. Все супруги Игоря сами уходили от мужа. Если честно, они ему просто наставляли рога и убегали к другим мужчинам. Но Тришкин патологически незлобив и по-детски откровенен. С изменницами он сохранял хорошие отношения, чем безумно бесил Лидию Константиновну. В особенности мать Игоря возмущало то, что сын продолжал материально поддерживать нахалок.
– Тамарка посмела хахаля в семейную спальню привести, – взывала старуха к гордости сына, – а ты к ней на день рождения с подарком направился!
– Да ладно, ма, – отмахивался Тришкин, – худой мир лучше доброй ссоры.
– Тамарка мерзавка! – не успокаивалась Лидия Константиновна. – Ведь не от тебя родила, зачем же денег дал на малышку?
– В долг, – уточнил Игорь, – на пару лет.
– Пусть бы в банке брала, – еще больше злилась старушка.
– Там процент платить надо, – отвечал неразумный сын.
– Верно, а тебе и возвращать сумму не понадобится, – качала головой Лидия Константиновна. – Одна была у меня невестка, Юлечка любимая, остальные утки голодные, черви отвратительные!
Игорь вздыхал и уходил.
– Утки птицы, – однажды встряла в беседу Катя, – у них же крылья есть!
Бабушка повернулась к внучке и зло рявкнула:
– У этих нет! У них лишь три горла имеется!
Потом Лидия Константиновна спохватилась, обняла внучку и быстро сказала:
– Прости, маленькая. Просто я очень любила твою маму.
Глава 4
Одним словом, никого не удивил приход Евгении на свадьбу. Быстро положив сверток на специально отведенный для подарков столик, бывшая мачеха шлепнулась на стул около Кати и спросила:
– Чего куксишься?
– Голова болит, – отвернулась девочка.
Из всех папиных жен спокойно общаться Катя могла лишь с Тамарой. Нину девочка не помнила, Евгению просто не переносила. Впрочем, экс-супруга Игоря платила падчерице тем же, она старалась не замечать дочь мужа. Но сейчас Женя решила быть милой.
– Надеюсь, тут свободно? – улыбнулась она.
– Угу, – кивнула Катя.
Хоть бабушка и велела внучке во время церемонии изображать на лице радость, но Катя никак не могла заставить себя улыбаться.
– Ну и славно, – засмеялась Женя. Она выпила стопку водки, потерла руки и деловито спросила: – Салат свежий, не пробовала? Какой вкуснее, оливье или с рыбой?
– Не знаю, – процедила Катя.
– Сама что ела?
– Ничего, – пожала плечами девочка.
– Брезгуешь, – радостно констатировала Женя и снова влила в себя порцию «беленькой». – И правильно!
– Просто не хочу.
– Сонька не нравится?
– Нормально.
– А по-моему, лахудра, – припечатала Евгения, опрокинула очередной стопарик, а затем принялась жадно поглощать разносолы.
Вскоре Катя с легкой брезгливостью отметила: бывшая жена папы, похоже, наклюкалась. Собственно, пребывая еще в роли «мамочки», она в последнее время сильно увлеклась алкоголем. Что, впрочем, не помешало ей удрапать от вполне положительного Игоря к какому-то спортсмену. Нет, бабушка права, подумала Катя, в жизни папы имелась лишь одна нормальная женщина – Юлечка.
– А где жаба? – неожиданно поинтересовалась Женя и, икнув, снова глотнула горячительного, на этот раз приложившись к коньяку.
– Ты о ком? – удивилась Катя.
– О Лидке, – заплетающимся языком пробормотала бывшая мачеха.
Катя заморгала, и Евгения уточнила:
– О мамахене Игорьковой, о лягушке и змее в одном флаконе. Вот уж в чем Соньке не позавидовать – сожрет ее Лидка, как нас всех схарчила. Пережует и выплюнет. А Игоряха, маменькин сынок…
– Не смей так говорить о бабуле! – взвилась Катя. – Сама ты жаба!
Вообще-то Катюша достаточно хорошо воспитанная девочка, она отлично знает, какие слова не следует говорить взрослым. Но у младшей Тришкиной сильно развито самолюбие, она никому не позволит себя обидеть, а тем более – оскорблять обожаемую бабусю!
– Молчи, шмакодявка! – распахнула глаза, под которыми размазалась, тушь, Женя. – Рот захлопни!