– Богатство и успех – лакмусовые бумажки, – печально говорила мне сейчас Соня. – Абсолютное большинство людей готово сочувствовать вам в горе, а порадоваться чужому счастью умеют лишь единицы. Обретя полнейшее финансовое благополучие, я потеряла всех, кто называл себя моими друзьями. Впрочем, может, оно и к лучшему. Во всяком случае, я теперь знаю цену окружающим.
Жизнь Сони текла спокойно. Вернее, на работе постоянно случался форсмажор, но дома было тихо. Катюша отлично училась, называла Соню мамой, никаких проблем с девочкой не возникало. Может, кому-то это покажется странным, но, вспоминая о погибших родственниках, Соня перестала ощущать безнадежность. Не сочтите ее бездушной, но она начала улыбаться и радоваться жизни. Однако некоторое время тому назад случилось событие, сразу выбившее Адашеву из колеи.
В тот день, когда прошлое напомнило о себе, Соня ехала домой по хорошо знакомой дороге. Финансовое положение позволяет ей нанять шофера, но она очень любит управлять автомобилем, отдыхает за рулем, поэтому водителя у Адашевой нет.
Привычно повернув направо, Соня взглянула на дорогу и вскрикнула. На обочине стояла девочка-подросток в белом платье, с венком на голове. Оцепенев от ужаса, Адашева зажмурилась. Ровно через секунду ее роскошная машина влетела в столб. Хорошо, что Соня никогда не носится как угорелая, да и, поворачивая, она сбросила скорость. В результате автомобиль отделался помятым крылом, искореженным бампером и разбитой фарой.
Адашева, почти потеряв разум, боялась выйти на дорогу. Она сидела, уронив голову на руль. По счастью, спустя некоторое время после аварии по шоссе ехал один из соседей, который, увидав искореженный «шестисотый», начал активно действовать: вызвал ГАИ, врачей.
– Там девочка стояла, в белом платье, – бормотала Соня, – я ее сбила, снова! Боже!
Милиционеры, осматривавшие место аварии, с сочувствием слушали пострадавшую.
– Вам почудилось, – сказал один, – никого тут нет.
– Померещилось, – подхватил второй, – вон березка белеет, вы ее за ребенка и приняли.
Проведя неделю на успокоительных лекарствах, Соня наконец пришла в себя.
Спустя десять дней после происшествия Катя заболела гриппом. Соня осталась дома ухаживать за девочкой. У той поднялась высокая температура, и Катюша вдруг стала капризничать.
– Хочу батончик, шоколадный, с орехами, – заявила она.
– Вот, ангел мой, – засуетилась Соня, – выбирай любую конфетку из коробки.
– Нет, хочу батончик! – уперлась Катя.
– Зачем тебе низкосортная дрянь, – покачала головой Соня, – уж поверь мне, торговке продуктами, лучше российских конфет не найти.
– Батончик, – зарыдала Катя.
Поняв, что с ней спорить бесполезно, Соня крикнула домработнице:
– Сходи в магазин, ну тот, что при въезде в поселок стоит.
– Вот ты какая! – с невероятной обидой возвестила Катя. – Самой ради меня лень пробежаться, хороша мать!
Соня, великолепно понимая, что хамское поведение Кати вызвано болезнью, обняла девочку.
– Как хочешь, милая, сейчас сама пойду. Тебе какой купить?
– С фундуком, – ответила Катюша и опять разрыдалась.
Соня побежала к магазинчику. Когда она, купив шоколадку, вышла на улицу, сбоку послышалось тихое покашливание.
Адашева невольно повернула голову и выронила батончик. У забора стояла девочка в белом платье и с веночком на голове. Лицо ее почти полностью было скрыто волосами. Вдруг она убрала правой рукой прядь, Соня остолбнела. На нее смотрел желто-серый череп.
– Зачем ты убила меня? – донеслось из дыры, где раньше был рот. – А еще не похоронила, не отпела в церкви, вот теперь маюсь на земле неприкаянной. Плохо мне, ой плохо…
Призрак лепетал еще что-то, но Соня уже ничего не слышала, потому что свалилась в обморок.
Когда Адашева пришла в себя, она решила, что сошла с ума. Соня попыталась рассуждать логически. Хорошо, допустим, она и впрямь тогда сбила девочку, но ведь привидений не существует, следовательно, у нее начинается шизофрения.
Соня вдруг замолчала и уставилась в стену, я вздрогнула, проследила за ее взглядом, не увидела ничего особенного и спросила:
– Ты уверена, что девочка та же самая?
– Да, – прошелестела Соня, – белая одежда, веночек, длинные светлые волосы.
– Платье легко купить, – постаралась я достучаться до ее разума, – и веночек недолго приобрести, их в любом магазине полно, на выбор, из искусственных или натуральных цветов. Кстати, одежду ты хорошо рассмотрела?
– Белое платьице, – монотонно твердила Соня. – С оборочками и кружевами. Я в тот день, на шоссе, фасон точно не разглядела, белое, с воланчиками… белое, с кружевами, белое…
Я встряхнула Соню.
– Эй, приди в себя! Включи мозги. Убитый человек не станет ходить по улицам!
– Если не проводили покойника как следует, он трансформируется в привидение, – бесстрастным голосом отозвалась Соня, – я спрашивала у одного экстрасенса!
– Глупости! Враки! Никакие ожившие мертвецы не существуют в действительности.
– Мир полон непознанного, – бубнила Соня.
– Бред, – разозлилась я.
– У тебя есть мобильный? – неожиданно спросила она.
– Да, – удивленно ответила я, – позвонить хочешь? Ты же мне звонила, на мобильник.
– Нет. Скажи, как он работает?
– Кто?
– Сотовый.
Я подавила вздох. Может, звякнуть Оксане? Она как раз сейчас находится недалеко, в Ложкине, смотрит фильм, снятый Дегтяревым на выставке. Конечно, подруга не психиатр, только она лучше меня разберется, чем можно помочь несчастной Соне, у которой, похоже, капитально съехала крыша.
– Ты забыла, как пользоваться аппаратом? – участливо поинтересовалась я. – Право, это совсем просто. Вот кнопочки, на них цифры…
Соня сердито оборвала меня:
– Не о том речь! Спрашиваю снова! Проводов нет. Каким образом в трубку голос попадает?
Я растерялась.
– Понятия не имею, я не сильна в технике, умею только нажимать клавиши на всяких приборах. Но вроде бы имеется радиоволна, которую улавливает телефон.
– Можно ее пощупать руками?
– Волну? Конечно, нет, она нематериальна, как мысль.
– Вот, – кивнула Соня, – об этом и речь. Узрей человек девятнадцатого века мобильник или компьютер, подключенный к Интернету, он бы назвал их «происками дьявола». Но наука развивается стремительно, мы пользуемся плодами научно-технического прогресса. Вдруг лет через сто ученые докажут и существование привидений!
– Чушь!
– Именно это слово выкрикнул бы Наполеон, услыхав о самонаводящихся на цель ракетах! Вокруг слишком много непознанного, неизученного, – настаивала на своем Соня.
– Вера в привидения – полнейший идиотизм! – взвилась я. – Ясное дело, человеку трудно осознать, что он умирает навсегда, отсюда и сказки про тот свет.
– Мы, верующие люди, считаем иначе.
– Давай останемся каждая при своем мнении, – попросила я и, решив перевести разговор в иное русло, поинтересовалась: – А ты кем себя считаешь: мусульманкой или православной?
Соня улыбнулась:
– Я хожу в церковь, у меня есть некоторые претензии к мусульманству. Хотя, если разбираться по сути, особых различий-то между религиями нет, заповеди совпадают, самоубийство запрещено. Именно поэтому я и не полезла в петлю, когда мои погибли, побоялась божьей кары. А насчет привидений… Ты же видела девочку в толпе?
– Да.
– Это была она.
– Соня, ты просто устала!
Адашева поежилась.
– Работаю не больше обычного, особого утомления не ощущаю. Я очень боюсь.
– Чего?
– Кого. Девочку. Она задумала меня убить.
Я окинула взглядом комнату.
– А где Катя?
– Наверное, у себя, сидит в Интернете.
– Бери дочку, и поехали к нам. Дом большой, устроитесь с комфортом, переночуешь у нас, придешь в себя.
– Нет, – покачала головой Соня, – чему быть, того не миновать. Девочка была здесь совсем недавно.
– В доме?
– Нет, постучала снаружи, в окно.
Я разинула рот, а Соня совершенно спокойно описала случившееся.
Пару часов назад она заглянула в гостиную. Хозяйке показалось, что из комнаты доносится странный шум. Домработница давно отправилась домой, Соня и Катя находились дома одни. Адашева никогда не испытывала страха в родных стенах. Поселок отлично охранялся, на его территорию пропускали лишь тех, кто проживал в «Ниве» постоянно, гостям полагалось выписывать пропуска.
Естественно, в огромном помещении все оказалось на своих местах. Соня пошла было в коридор и тут услышала легкий стук в окно. Решив, что от дерева отломилась ветка и теперь бьется о стекло, Адашева пошла на звук, приблизилась к подоконнику и отшатнулась. С той стороны, из сада, на нее смотрела мертвая девочка. Вместо лица – череп, на серо-желтом лбу трепыхалась светлая челка, придавленная веночком.
Адашева вскрикнула и отпрянула от стекла. Внезапно ребенок поднял руки и дал понять, что просит Соню открыть окно. Вместо того чтобы бежать куда глаза глядят, хозяйка повиновалась и слегка приоткрыла стеклопакет. В узкую щель сначала ворвался свежий аромат фиалок, а потом просочился голосок:
– Я за тобой пришла! Скоро заберу с собой! Ты меня убила, бросила, и тебе самой не жить.
Глава 5
– Ты сейчас же отправишься со мной, – велела я.
Соня покачала головой:
– Нет. Каким образом я объясню Кате необходимость ехать в гости ночью? Я не хочу ничего рассказывать дочери, она перепугается до смерти.
– Хорошо, тогда немедленно ложись спать, у тебя просто глюки.
– Может, ты и права.
– Дай честное слово, что сходишь к доктору.
– Ну… ладно, – покорно ответила Соня, – вообще-то я звала тебя лишь с одной целью. У Кати никаких родственников, кроме меня, нет. Наши все погибли. Если меня убьет девочка, Катюша останется совсем одна.
Я замахала руками:
– Ну и глупости лезут тебе в голову. Вот что, сейчас я поговорю с подругой, и через пару дней она пристроит тебя в лечебницу. Проведут обследование, ты сдашь анализы, пройдешь полную диспансеризацию и успокоишься. От души советую уехать из этого дома, похоже, он вызывает у тебя отрицательные эмоции. Кстати, в Ложкине выставлен на продажу особняк, вполне приличный, по размерам такой же, как твой. Мы могли бы стать близкими соседями. Катю на время твоего лечения я возьму к нам. Ну как? Идет?
Соня стала кусать губы.
– Пойми, – с жаром говорила я, – девочка тебе мерещится, ее нет. Если человек страдает галлюцинациями, это говорит либо о его переутомлении, либо о начинающейся болезни. И то и другое следует давить в зародыше.
Выслушав мою страстную речь, Адашева посидела пару мгновений без движения, а потом воскликнула:
– Но на выставке! Ты же ее видела?
– Верно, там было полно девочек в белом, лето на дворе, жара стоит. Ты перепутала, но тот ребенок никакого отношения к твоей истории не имеет. Кстати, ты сама сказала, что та девочка является родственницей кого-то из жюри…
– Нет, – вздохнула Соня, – я просто не хотела, чтобы Катя узнала правду. О том ужасном случае известно было лишь папе и мне. Маме и сестре мы ничего не сказали.
Вымолвив последнюю фразу, Соня внезапно заплакала.
– Я так испугалась, когда увидела фигуру за стеклом.
– Забудь, попьешь лекарства и станешь как новая. – Я обняла Соню. – С каждым может подобное приключиться. Знаешь, много лет назад умерла наша собака Милли. Ей было девятнадцать лет, более чем почтенный для болонки возраст. Последний год она ходила слепая, глухая, жила лишь на уколах. Так вот, не успели мы ее похоронить на даче в том месте, где Милли любила сидеть, как мне стала чудиться чертовщина. Просыпаюсь ночью и вижу: Милли лежит у меня в ногах, как всегда. Или сижу дома одна, вдруг слышу со двора ее лай. Очень некомфортно себя чувствовала, но потом пошла в сад, села у могилки и сказала: «Милличка, дорогая, ты же осталась с нами, лежишь в саду, под любимой клумбой. Я тебя помню, моя радость, нет необходимости пугать маму. Понимаю, ты боишься оказаться забытой, но ведь такое невозможно. Ты лучшая собака, моя девочка, ты всегда будешь со мной, смерть нас не разлучила, ей не подвластно убить любовь». Потом я повесила у себя в комнате фотографию Милли, и глюки исчезли. Чистая психотерапия.
– И еще говоришь, будто не веришь в привидения, – глухо отозвалась Соня.
Тут я сообразила, что сморозила очередную глупость, привела совсем не подходящий пример, и прикусила язык.
– Хорошо, – вдруг согласилась Соня, – поеду к твоему врачу, на следующей неделе, в четверг.
– Лучше прямо завтра.
– Не могу, дел полно, потерплю до четверга, – отрезала Адашева, – у нас большие проблемы с поставщиками. Хочу только попросить: если со мной беда случится, забери Катю. Жизнь так сложилась, что никого из близких у меня нет, поручить девочку некому. Катя богата, она единственная наследница всего, что я имею. Не дай бог окажется в руках корыстного человека. Катюша, хоть ей и сравнялось шестнадцать, по сути, семилетняя малышка, наивная, верящая людям, никогда ни от кого не видевшая зла. Ты богата и порядочна, не польстишься на деньги сироты, да и, насколько помню, никогда не была подлой. Нет у меня подруг, довериться некому.
– А Роза Яковлева?
Соня пожала плечами.
– Отношения у нас давние и очень хорошие, без напряга, мы многое вместе пережили, и Роза проявила себя только с хорошей стороны. Но она безумно эгоистична, детей у нее никогда не было, поэтому Роза не знает жалости и не понимает того, что подросток очень раним. Сколько раз она говорила:
«Хватит Катьку баловать. На мой взгляд, лучшего воспитателя, чем ремень, просто нет. Врезать ей пару раз от души, мигом про закидоны забудет».
Да нет у Катюши никаких капризов. Просто мы как-то втроем пошли в магазин за обувью, я предложила девочке красивые, элегантные туфли, а Катюша захотела уродские бутсы на толстенной подошве. Мы поспорили, и я, поняв позицию ребенка, приобрела «вездеходы». Розку передернуло, ну она и рявкнула:
«Пока сама денег не зарабатываешь, обязана носить, что дают. Во фря! А ты, Соня, поощряешь ее выкрутасы. Спохватишься потом, да поздно будет, вырастет невесть что».
– Вот злюка! – возмутилась я.
– Нет, просто она с детьми дела не имела, – покачала головой Соня. Потом она заглянула мне в глаза и тихо попросила: – Пообещай, что не бросишь Катю!
Наверное, следовало настоять на немедленном визите к врачу или, смотавшись домой, притащить к Адашевой Оксану, но на меня внезапно налетела мигрень. В левый висок будто воткнулся железный прут и начал медленно-медленно поворачиваться. К горлу подобралась тошнота, уши заложило, перед глазами затряслась черная рябь.
– Даша, – донесся из темноты голос Сони, – скажи, могу я на тебя положиться?
– Абсолютно спокойно, – ответила я, пытаясь справиться с дурнотой, – я никогда не брошу Катю.
…Приехав домой, я с трудом добралась до кровати и упала на нее, не сняв с себя одежду. Тот из вас, кто знаком с мигренью не понаслышке, пожалеет меня. Отчего на некоторых людей наваливается эта напасть – непонятно. Известно лишь, что женщины страдают ею чаще, чем мужчины. Еще пугает полная непредсказуемость недуга, он может подстерегать вас в самый неподходящий момент. Меня настигает мигрень то в день отъезда за границу, то в час, когда все усаживаются за стол, чтобы весело встретить Новый год, или в то самое мгновение, когда я с огромной радостью думаю: «Ура! Домашние улетели на три дня, я свободна, как птица, вот уж отдохну, побегаю по магазинам».
Впрочем, в бочке дегтя есть и половник меда. Когда, скованная головной болью, я валяюсь в кровати, то никакая, даже самая вкусная еда в рот не лезет, поэтому преспокойно сбрасываю лишние килограммы. Думаю, именно благодаря мигрени мой вес никогда не зашкаливает на весах за отметку с цифрой пятьдесят. Согласитесь, за такое благо мигрень можно даже полюбить.
Но на этот раз болячка разбушевалась не на шутку, и я провалялась под одеялом несколько дней, потом, как всегда внезапно, обрела бодрость и воскресла. Рука тут же потянулась к телефону.
Соня не отвечала, ее мобильный механически предупреждал:
– Абонент находится вне действия сети.
Домашний номер я набирать не стала, маловероятно, что бизнесвумен сидит сейчас в любимом кресле у телика. Скорей всего, Соня находится на совещании, вот и выключила сотовый.
Я сбегала в душ, потом схватила с полки парочку детективов, завалилась на раскладушку в саду и стала перелистывать страницы. Ни один роман меня не захватил. Отбросив последний, я стала наблюдать, как Банди пытается поймать бабочку. Глупый питбуль носился по лужайке, круша лапами ландшафтный дизайн. Его тонкий длинный хвост торчал вверх, словно пика, крупная треугольная голова безостановочно щелкала челюстями. Но белая бабочка весело порхала с цветка на цветок, не даваясь Бандику. В конце концов капустница села на морду Снапа, мирно дремлющего возле раскладушки. Раздосадованный Бандюша одним прыжком наскочил на не подозревавшего ничего плохого Снапика и со всей дури цапнул того за ухо. Бабочка улетела, Снап заорал от неожиданности и вскочил, Банди свалился на землю, как раз туда, куда я поставила чашку с кофе и блюдце с печеньем. Ротвейлер рыкнул и бросился на пита.
– Эй, стойте! – заорала я, хватая бутылку мине-ралки.
Моментально свинтила пробку и изо всей силы сжала пластиковые бока емкости. Прозрачная струя вырвалась наружу, благополучно миновала Банди и Снапа, выяснявших отношения, и врезалась в Ирку, копошившуюся на дорожке.
– А-а-а, – взвизгнула домработница, – поосторожней! Так и простудиться можно.
– На улице почти сорок, – напомнила я, тоже вскакивая на ноги.
– Все равно не следует водой обливаться, – занудила Ирка, но мне было не до нее.
Пит с ротвейлером перестали валять друг друга по траве, они нашли другую замечательную забаву: теперь псы ухватили мою подушку и начали тянуть ее в разные стороны.
– Прекратите! – рассердилась я.
Но Снапун и Бандюша, войдя в раж, не реагировали на хозяйские вопли. Я скрутила газету трубкой и шлепнула ротвейлера по круглым бокам. Снап с укором глянул на меня, но добычи не выпустил, наоборот, вцепился в нее еще сильней, потряс башкой… Наперник лопнул, белые перья взметнулись вверх, ветер понес их по саду. Бандюша залаял и бросился ловить невесомые, медленно кружащиеся клочки. Снап же, поняв, что натворил что-то нехорошее, быстро шмыгнул в дом.
– Ну и безобразие, – разнесся над лужайкой голос садовника Ивана, – мне теперь эту дрянь из травы пальцами выковыривать. Ну, Банди, погоди! Получишь на орехи.
Держа в руках метлу, Иван подкрался к питбулю и шлепнул того по мягкому месту. Бандюша обиженно подпрыгнул, отбежал подальше от Ивана и сел около моих ног.
– Да уж, дружок, – улыбнулась я, – жизнь несправедлива. Баловались вдвоем, а досталось тому, кто вовремя не сообразил унести ноги! В другой раз бери пример со Снапа, он улепетнул, следовательно, и тебе пора мазать пятки салом.
Бандюша обиженно засопел и полез под раскладушку. Я с тоской осмотрелась вокруг. Все заняты делом: Ирка развешивает на дворе ковер из прихожей. Хорошо, что Кеша уехал на работу. Сколько раз он налетал на Ирку, объясняя той:
– Вот, смотри, у нас есть моющий пылесос! А еще куча всяких средств: спреи, пены, при помощи которых напольное покрытие можно привести в первозданное состояние. Прекрати вывешивать пыльные ковры во дворе, да еще на ограде! Здесь же не деревня! Над нами соседи смеются!
Выслушав очередную отповедь, Ирка кивает головой, потом дожидается отъезда Аркашки и начинает методично украшать решетки паласами.
– Пылесос – это хорошо, – бормочет она, притаскивая очередной рулон, – но на свежем воздухе лучше проветрится.
Вот и сегодня, поняв, что Кеша вернется поздно, домработница занялась любимым делом.
Я зевнула и попыталась решить дилемму: лечь спать в саду или пойти в спальню? На улице хорошо, но, судя по нестерпимой духоте, скоро должен пойти дождь, и потом, под соснами летают всякие мошки, кое-какие из них больно кусаются. В доме же душно, в особняке нет кондиционеров, наша семья их не любит. Слишком много раз мы простужались в гостиницах, где они работают во всю мощь. А еще есть болезнь легионеров… Так где лучше покемарить?
В кармане зазвенел мобильный.
– Алло, – лениво ответила я.
– Даша?
– Да.
– У меня для тебя письмо.
– Какое? И, простите, я не поняла, с кем разговариваю?
– Это Роза Яковлева.
– Ой, Розочка, извини, я…
– Ты лучше подъезжай в Митино, – прервала меня давняя знакомая, – я буду тут небось до двух, а потом дальше отправимся. Докука, конечно, дел полно, надо бы удрать, да неудобно.
Плохо понимая, о чем идет речь, я попыталась остановить Розу:
– Извини, но с какой стати мне тащиться в Митино! Дикая жара стоит! И где там тебя искать? Какое письмо? От кого?
Роза шумно вздохнула:
– Ну ты как была занудой, такой и осталась! Настоящий педагог! Рулить надо на кладбище. Послание от Сони Адашевой. Надо было сразу тебе отдать, да я закрутилась тут с похоронами и поминками. Во, блин, вечно мне геморрой достается. Из-за доброты своей страдаю. Другая бы махнула рукой, дескать, не мое дело, а я давай крутиться, деньги тратить! Нашла себе приключение на голову! Вот что, или приезжай прямо сейчас, или лови меня потом где сумеешь!
– Зачем Соне мне письмо писать, да еще через тебя передавать? – воскликнула я. – Люди давно телефон придумали. Могла бы сама позвонить.
Роза хмыкнула:
– Похоже, ты не в материале!
– Что?
– Соня умерла.
Я на секунду лишилась дара речи, но потом кое-как створожилась и прошептала:
– Шутишь!
– Вот уж не предполагала, что я произвожу впечатление человека, способного отмочить подобную шутку! – обиделась Роза. – Сонька умерла, сегодня похороны, для тебя имеется цидулька. Ну и как?
– Еду, – пробормотала я, – уже за руль села.
Я на самом деле тут же влезла в машину и в мгновение ока докатила до Митина. Я успела к концу скорбной церемонии. Роскошный лаковый ящик ярко-рыжего цвета медленно, при помощи специальной машинки опускался на дно ямы. Вокруг колыхалась неисчислимая толпа, над притихшими людьми плыл душный аромат цветов, большинство присутствующих сочло, что лилии и розы лучший вариант для похорон. Я попыталась найти глазами Розу. Людское море заколыхалось, к свежему холмику начали приставлять венки и класть цветы.
– Всех сотрудников сети «Рай гурмана», пришедших почтить память Софьи Зелимхановны Адашевой, просят пройти к воротам, – прозвучал откуда-то с неба мужской голос, – там ждут автобусы для отправки к месту проведения поминок. Желающие добираться собственным ходом, получите у Клары Петровой листочки с адресом.
– Ну, явилась! – воскликнула Роза, выныривая из толпы. – На, держи. Помянуть поедешь? Эй, Кларка, дай нам бумажку. Вот, гляди, ресторан «Калитка».
– Поминки в ресторане, – протянула я.
– А что? – прищурилась Роза. – Их следовало в горах проводить?
– Нет, конечно, просто, как правило, после кладбища люди едут домой к покойному…
– Ну поучи меня, поучи, – мигом взвилась Роза, – спасибо за курс хороших манер! До сих пор я считала, что поминки организуют в метро. Ты обалдела, Васильева! Как такую толпу в доме разместить? Почти все сотрудники приперли! Во народ, лишь бы с работы удрать и нажраться на дармовщинку. Это Клара виновата! Я сразу приказала: вывесить в служебных помещениях магазинов плакат с фотографией Сони, внизу, после извещения, приписать: рядовым сотрудникам оставаться на рабочих местах, на похороны приглашаются только заведующие секциями. Ан нет, Петрова кипеж подняла! «Похороны не свадьба! Приходит любой, кто захочет». Ну и результат? В какую копеечку мне банкет влетел, а?
– Банкет? – изумилась я.
– Хватит к словам придираться, – разъярилась Розка. – Нашлась блюстительница нравов! На себя погляди! Явилась в голубых джинсах и красной футболке! Коли других за поминки в ресторане осуждаешь, могла бы хоть на голову черный платочек повязать.
Я вздохнула – некрасиво получилось. Но, с другой стороны, известие столь неожиданно настигло меня, что я понеслась к машине, не думая об одежде.
– В общем, поступай, как желаешь, – гаркнула Роза и ввинтилась в толпу.
Я осталась стоять, держа в руке две бумажки. Одна напоминала визитную карточку. Ресторан «Калитка» было написано на глянцевом прямоугольнике, «открыт до последнего клиента». Ниже шел адрес и давался план проезда. Вторая бумага была вложена в конверт. На нем отпечатано на принтере: «Даше Васильевой лично в руки. Просьба передать незамедлительно».
Глава 6
«Калитка» оказалась недалеко от кладбища. Я вошла в просторный зал и снова испытала удивление. Я, естественно, бывала на подобных мероприятиях, и все они, на мой взгляд, проходили по одному сценарию. За длинным столом сидят родственники и знакомые, выпивают, не чокаясь, потом закусывают, говорят о покойном, даже если он был противным, много хорошего. И так около часа. Затем кое-кто из присутствующих забывает о цели визита, пытается танцевать, требует веселых песен, караоке, но все начинается чинно, за столом.
В «Калитке» же стульев не было, на поминках организовали фуршет. Я стала медленно передвигаться между группами людей, пытаясь найти Катю. Девочка непременно здесь, она не могла не прийти на похороны женщины, заменившей ей мать. Но среди поминающих Катюши не оказалось.
Обойдя зал в третий раз, я прислонилась к колонне. В помещении царила духота, к тому же большинство присутствующих безостановочно курили.