Страница:
– Деточка, какой там у тебя супчик?
– Куриный, – прошептала Марина и, подойдя к хозяину, невзначай прислонилась к нему крутым боком. – Лапша…
– Наливай, – велел Кондрат и покосился на девчонку.
Та улыбнулась.
Лена побагровела, но ничего не сказала. Я же вошла после обеда на кухню и велела:
– Спасибо, Марина, но мы в ваших услугах больше не нуждаемся.
Девица попыталась сопротивляться, но я была непреклонна и, выдав ей конверт с месячным содержанием, выставила нахалку за дверь.
Таким образом, в четверг вечером я, разогнав прислугу, осталась на хозяйстве одна.
Честно говоря, без помощников оказалось трудно. В доме постоянно толклись гости, бесконечные подруги Лены, друзья Кондрата… Где-то около десяти вечера все усаживались за стол. В этом доме не ложились спать раньше часа. Даже четырехлетний Ванюша успокаивался только к полуночи. Его няня, приятная женщина лет пятидесяти, Анна Ивановна, пару раз со вздохом говорила:
– Ну как тут режим соблюсти, если отец его из кроватки выхватывает и к гостям тащит!
Анна Ивановна мне понравилась. Впрочем, няня не лезла в домашнее хозяйство и на кухне появлялась редко. Ванечку я тоже почти не видела.
Кондрат до безумия любил детей. Каждый день на Лизу проливался дождь подарков – шоколадки, мягкие игрушки, книжки, комиксы, чипсы… Получал свою долю и Ванюшка. Более того, каждый вечер, ровно в семь, они с Кондратом играли в войну. Носились по коридорам и комнатам с игрушечными пистолетами и ружьями. Увидав эту забаву в первый раз, я испугалась. Оружие выглядело и гремело, как настоящее. Безумие длилось минут сорок, потом Ваня победил, а Кондрат ушел в кабинет. Писал литератор днем, с часу до шести. И, следует отметить, трудился он упорно, ваял по десять страниц ежедневно и никогда не начинал гулянок, не закончив норму.
Лена целый день пропадала невесть где. Являлась домой только к десяти-одиннадцати. Она действительно была художницей и таскалась по выставкам, вернисажам и презентациям. Возле ее спальни была оборудована небольшая мастерская, и я входила туда, чтобы вытереть пыль. С первого раза мне стало понятно, что Лена не слишком работоспособна. На мольберте стоял незаконченный пейзаж, и ни в среду, ни в четверг, ни в пятницу на нем не прибавилось ни листочка. Впрочем, Лена не была противной или грубой. Просто пофигистка, любящая комфорт и удовольствия. Будь она женой простого инженера, в квартире у нее небось царила бы дикая грязь, а гора неглаженого белья упиралась бы в потолок. Но судьба подсунула ей на жизненном пути богатого Кондрата, и в доме убирали, готовили и подавали чужие, наемные руки. Да, она была ленива и глуповата, но казалась доброй и безалаберной. Денег не считала совсем, и, когда я поинтересовалась: «Сколько вы тратите в неделю на питание?» – Лена вытаращила от удивления глаза:
– А сколько надо?..
– Но ведь не все же свои доходы? – попыталась я добиться истины.
Лена пожала плечами:
– Не знаю.
– Что вы делаете, когда деньги заканчиваются? – обозлилась я.
– Беру у Кондрата еще, – спокойно пояснила Лена.
Я отступила, но тетрадь для записи расходов завела. В пятницу попробовала было показать ее хозяйке, но та отмахнулась:
– Евлампия Андреевна, мне это неинтересно, только скажите, когда сумма на хозяйство закончится!
Я вздохнула. Неудивительно, что они тратят бешеные деньги. Гигантские суммы у Разумовых уходили не только на жратву. Репетиторы, посещавшие Лизу, брали все, как один, по десять долларов за академический час. Ходило их пятеро – математик, «русалка», немка, географ и историк. Я так и не поняла, почему Лиза не посещает школу. На вид она казалась здоровой, обладала отменным аппетитом. Существовала только одна странность. Высокая рослая тринадцатилетняя девочка была на редкость инфантильна. Она читала комиксы про летающих пони, самозабвенно играла в Барби, смотрела мультики про кота Леопольда. Еще Лиза ничего не умела. У меня нет большого опыта общения с детьми, до сих пор я имела дело только с Кирюшкой. Но мальчик был занят весь день под завязку школой, уроками и секцией бодибилдинга. Потом, он умел варить пельмени, убирал, правда весьма неохотно, квартиру, гулял с собаками и в случае необходимости мог обойтись без взрослых. Ему бы и в голову не пришло просить: «Подайте чай» или «Намажьте бутерброд». За подобные просьбы можно было получить щелбан от старшего брата и гневный возглас Юли:
– Инвалид, что ли? Сам сделай!
Лиза же не умела ничего, она даже не научилась заваривать чай. Домашние учителя не задавали ей уроков, спортом девочка не занималась, подруг не имела и в свободное время раскрашивала картинки или играла на компьютере в игрушки, предназначенные для шестилетних детей. Ее комната просто ломилась от самых разнообразных прибамбасов – одних плюшевых зайчиков я насчитала около двадцати. Мне, привыкшей жить с животными, было странно, что в огромной квартире Разумовых нет никакого четвероного любимца. Ни кошки, ни собаки, ни хомячка, даже рыбок тут не было.
В пятницу вечером я твердо знала две вещи. В этот дом следует нанять домработницу, и искать ее я стану не в специализированной фирме, а по знакомым. Пусть без особых рекомендаций, медицинского образования и знания иностранного языка, просто женщину, которая потеряла основную работу и мечтает получить хоть какое-нибудь место. Я уже совсем хотела отправиться в субботу домой за Катюшиной записной книжкой, как случилось событие, разом изменившее все.
Как всегда ровно в семь, Ванюшка, напялив шлем, выскочил в коридор и завопил:
– Папа, прячься!
Анна Ивановна, использовавшая игру в войну как повод для заслуженного отдыха, привычно отправилась на кухню вкушать сладкий кофе.
– Выходи, Терминатор! – закричал Кондрат в ответ.
– Я сегодня не Терминатор, а большая зеленая Мышь, – возразил Ванька.
– Отлично, – согласился отец и велел: – А ну, Мышь, спасайся, сейчас страшный кот тебя съест!
– Никогда! – счастливо взвизгнул мальчишка.
И они принялись носиться по комнатам и коридорам, оглушительно паля из всевозможного оружия.
– Отвратительная забава, – пробормотала Анна Ивановна, прихлебывая кофеек, – шумная такая.
Я была с ней солидарна.
– Впрочем, – продолжала няня, – мальчикам это необходимо, и очень хорошо, что отец находит время для сына.
В этом случае я тоже целиком и полностью разделяла ее мнение.
В коридоре творилось невообразимое.
– Ага, – кричал Ванька, – сдавайся!
– Как бы не так, – ответил Кондрат. – Коты так просто не сдаются!
– У меня есть новый, антикотный пистолет! – взвизгнул Ванюша. – Получай!
Послышался звук выстрела, немного другой, чем те, что звучали до сих пор, потом второй, третий, четвертый… Следом раздался грохот. Очевидно, Кондрат, изображая смертельно раненного, упал на пол.
– Ага, – завизжал Ваня, – готов кот! Ура! Победа!
Мы продолжали молча пить кофе, слушая, как он, ликуя, твердит:
– Папа, вставай, неси приз. Ну папа, папулечка, поднимайся.
Внезапно мне отчего-то стало холодно. Звонкий голос мальчика дискантом выводил:
– Папа, встань, а-а-а-а…
Услыхав отчаянный, полный ужаса плач, мы с Анной Ивановной вылетели в коридор и на мгновение остолбенели.
ГЛАВА 3
– Куриный, – прошептала Марина и, подойдя к хозяину, невзначай прислонилась к нему крутым боком. – Лапша…
– Наливай, – велел Кондрат и покосился на девчонку.
Та улыбнулась.
Лена побагровела, но ничего не сказала. Я же вошла после обеда на кухню и велела:
– Спасибо, Марина, но мы в ваших услугах больше не нуждаемся.
Девица попыталась сопротивляться, но я была непреклонна и, выдав ей конверт с месячным содержанием, выставила нахалку за дверь.
Таким образом, в четверг вечером я, разогнав прислугу, осталась на хозяйстве одна.
Честно говоря, без помощников оказалось трудно. В доме постоянно толклись гости, бесконечные подруги Лены, друзья Кондрата… Где-то около десяти вечера все усаживались за стол. В этом доме не ложились спать раньше часа. Даже четырехлетний Ванюша успокаивался только к полуночи. Его няня, приятная женщина лет пятидесяти, Анна Ивановна, пару раз со вздохом говорила:
– Ну как тут режим соблюсти, если отец его из кроватки выхватывает и к гостям тащит!
Анна Ивановна мне понравилась. Впрочем, няня не лезла в домашнее хозяйство и на кухне появлялась редко. Ванечку я тоже почти не видела.
Кондрат до безумия любил детей. Каждый день на Лизу проливался дождь подарков – шоколадки, мягкие игрушки, книжки, комиксы, чипсы… Получал свою долю и Ванюшка. Более того, каждый вечер, ровно в семь, они с Кондратом играли в войну. Носились по коридорам и комнатам с игрушечными пистолетами и ружьями. Увидав эту забаву в первый раз, я испугалась. Оружие выглядело и гремело, как настоящее. Безумие длилось минут сорок, потом Ваня победил, а Кондрат ушел в кабинет. Писал литератор днем, с часу до шести. И, следует отметить, трудился он упорно, ваял по десять страниц ежедневно и никогда не начинал гулянок, не закончив норму.
Лена целый день пропадала невесть где. Являлась домой только к десяти-одиннадцати. Она действительно была художницей и таскалась по выставкам, вернисажам и презентациям. Возле ее спальни была оборудована небольшая мастерская, и я входила туда, чтобы вытереть пыль. С первого раза мне стало понятно, что Лена не слишком работоспособна. На мольберте стоял незаконченный пейзаж, и ни в среду, ни в четверг, ни в пятницу на нем не прибавилось ни листочка. Впрочем, Лена не была противной или грубой. Просто пофигистка, любящая комфорт и удовольствия. Будь она женой простого инженера, в квартире у нее небось царила бы дикая грязь, а гора неглаженого белья упиралась бы в потолок. Но судьба подсунула ей на жизненном пути богатого Кондрата, и в доме убирали, готовили и подавали чужие, наемные руки. Да, она была ленива и глуповата, но казалась доброй и безалаберной. Денег не считала совсем, и, когда я поинтересовалась: «Сколько вы тратите в неделю на питание?» – Лена вытаращила от удивления глаза:
– А сколько надо?..
– Но ведь не все же свои доходы? – попыталась я добиться истины.
Лена пожала плечами:
– Не знаю.
– Что вы делаете, когда деньги заканчиваются? – обозлилась я.
– Беру у Кондрата еще, – спокойно пояснила Лена.
Я отступила, но тетрадь для записи расходов завела. В пятницу попробовала было показать ее хозяйке, но та отмахнулась:
– Евлампия Андреевна, мне это неинтересно, только скажите, когда сумма на хозяйство закончится!
Я вздохнула. Неудивительно, что они тратят бешеные деньги. Гигантские суммы у Разумовых уходили не только на жратву. Репетиторы, посещавшие Лизу, брали все, как один, по десять долларов за академический час. Ходило их пятеро – математик, «русалка», немка, географ и историк. Я так и не поняла, почему Лиза не посещает школу. На вид она казалась здоровой, обладала отменным аппетитом. Существовала только одна странность. Высокая рослая тринадцатилетняя девочка была на редкость инфантильна. Она читала комиксы про летающих пони, самозабвенно играла в Барби, смотрела мультики про кота Леопольда. Еще Лиза ничего не умела. У меня нет большого опыта общения с детьми, до сих пор я имела дело только с Кирюшкой. Но мальчик был занят весь день под завязку школой, уроками и секцией бодибилдинга. Потом, он умел варить пельмени, убирал, правда весьма неохотно, квартиру, гулял с собаками и в случае необходимости мог обойтись без взрослых. Ему бы и в голову не пришло просить: «Подайте чай» или «Намажьте бутерброд». За подобные просьбы можно было получить щелбан от старшего брата и гневный возглас Юли:
– Инвалид, что ли? Сам сделай!
Лиза же не умела ничего, она даже не научилась заваривать чай. Домашние учителя не задавали ей уроков, спортом девочка не занималась, подруг не имела и в свободное время раскрашивала картинки или играла на компьютере в игрушки, предназначенные для шестилетних детей. Ее комната просто ломилась от самых разнообразных прибамбасов – одних плюшевых зайчиков я насчитала около двадцати. Мне, привыкшей жить с животными, было странно, что в огромной квартире Разумовых нет никакого четвероного любимца. Ни кошки, ни собаки, ни хомячка, даже рыбок тут не было.
В пятницу вечером я твердо знала две вещи. В этот дом следует нанять домработницу, и искать ее я стану не в специализированной фирме, а по знакомым. Пусть без особых рекомендаций, медицинского образования и знания иностранного языка, просто женщину, которая потеряла основную работу и мечтает получить хоть какое-нибудь место. Я уже совсем хотела отправиться в субботу домой за Катюшиной записной книжкой, как случилось событие, разом изменившее все.
Как всегда ровно в семь, Ванюшка, напялив шлем, выскочил в коридор и завопил:
– Папа, прячься!
Анна Ивановна, использовавшая игру в войну как повод для заслуженного отдыха, привычно отправилась на кухню вкушать сладкий кофе.
– Выходи, Терминатор! – закричал Кондрат в ответ.
– Я сегодня не Терминатор, а большая зеленая Мышь, – возразил Ванька.
– Отлично, – согласился отец и велел: – А ну, Мышь, спасайся, сейчас страшный кот тебя съест!
– Никогда! – счастливо взвизгнул мальчишка.
И они принялись носиться по комнатам и коридорам, оглушительно паля из всевозможного оружия.
– Отвратительная забава, – пробормотала Анна Ивановна, прихлебывая кофеек, – шумная такая.
Я была с ней солидарна.
– Впрочем, – продолжала няня, – мальчикам это необходимо, и очень хорошо, что отец находит время для сына.
В этом случае я тоже целиком и полностью разделяла ее мнение.
В коридоре творилось невообразимое.
– Ага, – кричал Ванька, – сдавайся!
– Как бы не так, – ответил Кондрат. – Коты так просто не сдаются!
– У меня есть новый, антикотный пистолет! – взвизгнул Ванюша. – Получай!
Послышался звук выстрела, немного другой, чем те, что звучали до сих пор, потом второй, третий, четвертый… Следом раздался грохот. Очевидно, Кондрат, изображая смертельно раненного, упал на пол.
– Ага, – завизжал Ваня, – готов кот! Ура! Победа!
Мы продолжали молча пить кофе, слушая, как он, ликуя, твердит:
– Папа, вставай, неси приз. Ну папа, папулечка, поднимайся.
Внезапно мне отчего-то стало холодно. Звонкий голос мальчика дискантом выводил:
– Папа, встань, а-а-а-а…
Услыхав отчаянный, полный ужаса плач, мы с Анной Ивановной вылетели в коридор и на мгновение остолбенели.
ГЛАВА 3
Кондрат лежал на спине, широко разбросав в разные стороны руки. Его тело занимало почти все пространство от спальни Лены до кабинета. Джинсы задрались, и наружу торчала голая нога, густо поросшая черными волосками. Почему-то при взгляде на беззащитно выставленную конечность мне сделалось совсем нехорошо. Чуть поодаль, возле входа в гостиную, бился в истерике Ваня.
– Анна Ивановна! – велела я железным голосом.
Няня моментально кинулась к подопечному и затарахтела, хватая того на руки:
– Пойдем, Ванюшенька, в детскую.
– Не хочу! – вопил мальчишка. – Папочка, папулечка!..
– Папа устал, – быстро нашлась Анна Ивановна. – Поспит и встанет.
Ванюша всхлипнул и сказал:
– А папочка никогда так раньше не делал.
– Вот сегодня и решил пошутить, чтобы тебя напугать, – пела няня, утаскивая ребенка в глубь квартиры. – Пойдем, сейчас приз дам.
Когда они ушли, я приблизилась на шаг к литератору и спросила:
– Кондрат Федорович, вам плохо?
Но ответа не последовало, не раздалось даже стона или слабой просьбы о помощи. Набравшись смелости, я подошла вплотную, присела на корточки и заглянула в лицо хозяина. Глаза его были странно приоткрыты, правый больше, чем левый, рот скривился на сторону и слегка отвис, подбородок безвольно упал. Но самое страшное не это. На лбу, между бровями, там, где индуски рисуют точку, виднелось небольшое, аккуратное красное отверстие с чуть неровными краями.
Секунду я смотрела на дырочку и наконец поняла – это след от пули. Странно, но крови почти не было.
– Кондрат Федорович, – еще раз, отчего-то шепотом, позвала я, – пожалуйста, пошевелите рукой, если слышите, или моргните.
Но писатель продолжал безучастно лежать на спине. Произошло ужасное: играя в войну, Ваня убил своего отца. Чуть поодаль валялся не слишком большой черный пистолет. Я с опаской посмотрела на него. Горы прочитанных детективов твердо вбили в мою голову основную мысль: на месте преступления лучше ничего не трогать.
Постояв в коридоре пару минут и поняв, что Кондрат не дышит, я потянулась к телефону и призадумалась. Ясное дело, надо звонить в милицию. Но куда? «Ноль два» как-то не хочется. У Кондрата широко известное имя, он много писал о сотрудниках уголовного розыска, впрочем, все менты у него выходили мерзкими людьми, взяточниками, прикрывавшими дела за крупные суммы. Кстати, именно поэтому мне и не нравились его произведения. Дело в том, что у нас с Катюшей есть приятель, майор Володя Костин. Мы тесно дружим и даже ухитрились упросить нашу соседку Ниночку обменяться с Володей квартирой, так что теперь проживаем на одной лестничной клетке.
Так вот, я могу абсолютно авторитетно заявить: майор взяток не берет. А кто не верит, может приехать и полюбоваться на два его обтрепанных костюма и весьма поношенные ботинки… Кстати, и среди его коллег тоже нет сребролюбцев, работают ребята на совесть и страшно возмущаются, листая некоторые романы.
– Очень хочется этому Разумову по шее накостылять, – вздохнул как-то Володя, указывая на яркий томик. – Все-то у него сволочи. Что не сотрудник МВД, то дрянь.
– Не спорю, – влез в разговор другой майор, Слава Самоненко, – есть и такие, но ведь большинство работает честно. Представляешь, как нам обидно!
Я промолчала. До знакомства с ними я черпала свои знания о нашей доблестной милиции исключительно из детективной литературы, и, честно говоря, человек в синей форме не вызывал у меня ни уважения, ни восторга. И, только узнав Костина и Самоненко, я поняла, какие на самом деле бывают сотрудники правоохранительных органов.
Звонить нужно бы только Володе, но завтра ему исполняется сорок лет, круглая дата, почти юбилей. И мы сделали ему подарок – купили путевку в Объединенные Арабские Эмираты, причем на целых три недели. Март – месяц не самый приятный для отдыха, и начальство со спокойной душой отпустило майора, так что он как раз сейчас прилетел в Дубаи и, может, уже нежится на пляже и кадрит хорошеньких туристок, а я стою в чужой квартире возле трупа известного писателя и проклинаю тот час, когда Катюше пришла в голову идея об устройстве меня к этим людям.
Но ведь есть еще Слава Самоненко, он-то на работе.
– Господи! – взмолилась я, тыча дрожащим пальцем в кнопки. – Боже, сделай так, чтобы Славка сидел на месте…
То ли молитва помогла, то ли криминальная обстановка в городе разрядилась, но в трубке бодро прозвучало:
– Самоненко у аппарата.
– Славик, – зашептала я, чувствуя, как к горлу приближаются рыдания, – Славик, тут такое случилось!
Через час в квартире Разумова было полно народа. Кроме оперативной группы, явились еще съемочные бригады «Дорожного патруля» и «Криминальной хроники» и несколько молодых людей с диктофонами. И откуда только узнали! Впрочем, кончина Кондрата – лакомая тема для борзописцев всех сортов.
Славка прошел на кухню, окинул взглядом стройные ряды электроприборов и со вздохом пробормотал:
– Лампудель, можешь чайку сварганить или хозяйка не разрешит?
– Здесь хозяйка та, кто на кухне, – буркнула я и включила чайник. – Лене, то есть Елене Михайловне, все по фигу.
– Где она? – поинтересовался Слава.
Я пожала плечами:
– Сказала, что в тренажерный зал уехала, но мобильный все время сообщает: «Абонент отключен» или «Абонент временно недоступен».
– Где она занимается?
Я вновь пожала плечами:
– Вроде в ЦСКА, там клуб шейпинга. Во всяком случае, квитанции оттуда.
Тут в кухню вошел полный, неизвестный мне дядька и позвал Славку.
Лена явилась лишь вечером, около десяти. Труп Разумова унесли, я вымыла коридор. Ванечка, которому дали успокоительное, крепко спал. Лизе тоже накапали валокордина, и девочка лежала в кровати. Словом, в двадцать два часа в квартире стояла непривычная тишина.
Лена влетела в прихожую, напевая веселенький мотивчик, в руках у нее покачивались коробки с пирожными. Я вышла к двери, не зная, с чего начать рассказ.
Хозяйка повесила курточку и бодро спросила:
– Почему у нас могильная тишина? Где все?
Фраза прозвучала двусмысленно, и я, не удержавшись, ляпнула:
– Кондрата убили!
Лена разинула рот, потом хмыкнула:
– Кажется, до первого апреля еще месяц! Ну и шуточку у тебя, Лампа!
– Ты не понимаешь… – начала я и осеклась.
Странное дело, но мы с хозяйкой вдруг перешли на «ты», а до сих пор она меня иначе, как Евлампия Андреевна, не величала.
Следующий час мы сидели на кухне. Лена безостановочно курила сигареты, а я только удивлялась, глядя в ее побледневшее, но спокойное лицо. Честно говоря, я ожидала истерики, слез, обморока… Даже на всякий случай приготовила валокордин, нашатырный спирт и отыскала телефон их домашнего врача. Но Лена только смолила сигареты одну за другой и молча смотрела в темное окно. Наконец, очевидно, приняв какое-то решение, она отшвырнула пачку и сказала:
– Значит, так. Произошел жуткий, ужасный несчастный случай, и надо постараться, чтобы правда не попала в газеты. Ванька пока ничего не понимает, а когда станет старше? Представляешь, с таким грузом жить – убил родного отца. Мне никогда не нравилась их дурацкая игра в войну, все эти пистолеты… Давно знала, что они опасны… Лампа, ты можешь поговорить с этим Славой? Пусть сообщает журналюгам, что Кондрат покончил с собой. Я заплачу майору за молчание.
Я в изумлении уставилась на хозяйку.
– Но Кондрат…
– Кондрат… – раздраженно перебила меня Лена и налила себе полный стакан коньяка. – Кондрат всегда говорил, что писателя делает скандал. Чем громче орут газеты, тем больше тираж, вот пусть и получит свой последний скандал!
И она выпила залпом.
– Но для самоубийства нужна причина, – попробовала возразить я.
– Ха, – слегка заплетающимся языком пробормотала Лена. – Мне надо Ваньку спасать, а Кондрату уже без разницы. Как ты думаешь, согласится Анна Ивановна вдвоем с ним уехать на Кипр? У меня подруга там школьная. Вышла замуж за киприота, девочку родила.
– Не знаю, – ответила я. – Может, если хорошо заплатишь, хотя сейчас, наверное, с деньгами будет напряженка!
– Ерунда, – отмахнулась Лена. – Главное, Ваньку спрятать. На Кипр въезд без визы. Если няня согласится, утром их отправлю… Лизку в закрытую школу сдам, хватит, намучилась. Господи, знала бы ты, как мне было тяжело! Кондрат такой противный, эгоистичный, себялюбивый, капризный и по большей части просто невыносимый. Лизка – дрянь избалованная, вечное напоминание о прежней супруге! Гости дурацкие, гулянки, да я мечтаю спать ложиться в десять! Я жаворонок, а Кондрат сова! А его мерзкая манера ходить по дому в трусах? А отвратительные сигары? А любовь мыться в пять утра с воплем: «Лена, потри спину!» Боже, неужели все наконец кончилось? Продам эту дурацкую квартиру, куплю небольшую, трехкомнатную, нам с Ванькой хватит, и заживу припеваючи!
– Тебе придется работать, – только и сумела пролепетать я.
– Зачем? – изумилась Лена.
– Как, а деньги?
Вдова расхохоталась и вновь приложилась к коньяку.
– Да у меня столько средств, что на три жизни хватит, а в компьютере лежат двенадцать новых романов. Буду их продавать.
– Кому?
Она опять засмеялась:
– Наивняк ты, Лампа. У Кондрата раскрученное имя, его книги приносят дикие прибыли издателям. Да только скажу, что есть готовые детективы, – очередь выстроится! Я еще цены набивать стану. В «РОМО-Пресс» намекну, что «Альфаиздат» переговоры со мной ведет, а в «Альфаиздате» на «РОМО-Пресс» сошлюсь. Сразу гонорар и возрастет. Нет, с деньгами полный порядок. Да еще за квартиру выручу, джип его идиотский, на автобус похожий, мне не нужен, «Фольксвагеном» обойдусь.
– Значит, ты его совсем не любила, – промолвила я в растерянности.
Окончательно опьяневшая Лена срыгнула и громко произнесла:
– Я его ненавидела и думала, что этот ужас продлится еще много лет.
– Но ты же его ревновала!
– Вовсе нет. Просто не хотела, чтобы какая-нибудь баба увела его из-под носа. Охотниц на богатого муженька много, только деньги должны быть мои.
– Родная дочь Кондрата имеет право на часть наследства!
– Пожалуйста, – хмыкнула она. – Только деньги-то у меня наличными, про них никто и знать не знает. Романы на дискеты сброшу и спрячу. Что останется? Квартира и машина? Половина от всего – моя, а от второй части еще половина Ванина, а уж остаток Лизкин. Вот и помещу наглую девицу в закрытый интернат и буду из ее доли расходы отплачивать!
Я не нашлась, что возразить.
Утром, едва солнце выкатилось из-за горизонта, ко мне в комнату быстрым шагом вошла Лена.
– Извините, Евлампия Андреевна, – сухо и официально заявила хозяйка. – Понимаю, что бужу вас, но мне нужна ясность. Вы будете работать дальше?
Я только хлопала глазами спросонья, плохо понимая, что ей надо. Лена, очевидно, поняла мою заторможенность по-своему, потому что прибавила:
– Мы договаривались на тысячу долларов в месяц, но я буду платить полторы, если вы согласитесь жить здесь и избавите меня от хлопот о Лизе, квартире и готовке. Не бойтесь, толп гостей тут больше не будет.
– Вы вроде собирались продать квартиру, – робко заикнулась я, тоже переходя на «вы».
Лена сжала губы:
– Сие возможно лишь через полгода, только когда я войду в права наследства.
– Но вы хотели отдать Лизу в интернат!
– Девчонка пока останется тут! – рявкнула хозяйка и вылетела в коридор.
Недоумевая, что могло случиться ночью, я вылезла из-под одеяла и отправилась на кухню. Возле стола сиротливо валялся Ванин башмачок. Я подобрала его и понесла в детскую. Здесь меня ожидало неожиданное. Маленькая кроватка была аккуратно застелена, игрушки стояли на полочке.
Я пошла искать Лену и обнаружила ее в кабинете Кондрата, у компьютера.
– Простите, – кашлянула я.
Услыхав мой голос, вдова моментально закрыла файл, но я успела увидеть слова «По локоть в беде» и поняла, что она просматривала новый роман Разумова.
– Что такое? – спросила Лена. – Деньги на хозяйство нужны? Смотрите, они лежат в сейфе, за картиной с зимним пейзажем, шифр приклеен в столе, здесь.
– Нет-нет, где Ваня?
– Отправлен вместе с Анной Ивановной на Кипр, – совершенно спокойно ответила она и, глянув на часы, добавила: – Сейчас как раз взлетают, в девять утра.
Я пораженно молчала. Однако быстро она все устроила: и билет добыла, и отправила в аэропорт…
Лена постучала по столу карандашом и поинтересовалась:
– Все или еще что-нибудь?
Я отступила на кухню и принялась готовить завтрак.
Следующие два дня прошли как всегда. Лена уезжала с утра и возвращалась вечером. Лиза днем занималась с педагогами, а потом играла в компьютер. Гости и впрямь не появлялись. Шикарные, на мой взгляд, слишком пышные поминки устроили в Центральном доме литераторов. Народу собралось уйма, все перепились до свинячьего визга, включая женщин. По-моему, трезвых в зале было всего трое – Лиза, я и Лена. Вдова, одетая в строгое черное платье, сидела во главе стола и не прикасалась ни к чему.
После того как подали горячее, вокруг начались разговоры.
– Говорят, – пробормотала с набитым ртом выкрашенная в неестественно золотистый цвет тетка, – он покончил с собой.
– Прямо в лоб выстрелил, – подтвердил мужик в мятом пиджаке. – Полголовы снес, поэтому и гроб закрытый.
– Чего ему не хватало! – вздохнула тетка. – Денег – море, зарабатывал жуткие бабки, не то что мы, поэты.
– Сейчас время идиотов, – подхватил другой мужчина, в велюровой рубашке, – век быдла. Мы со своими философскими притчами не нужны.
Я внимательно вслушивалась в болтовню. Кто-то ловко запустил безотказную машину слухов. Вокруг обсуждали только самоубийство, никаких других версий не существовало. Лена продолжала сидеть, окаменев от горя, Лиза с детской непосредственностью наслаждалась мороженым. Ловкая, однако, барышня, моя хозяйка. Устроила все, будто волшебной палочкой взмахнула.
Однако в следующую пятницу ситуация вырвалась у Лены из-под контроля. С утра ей позвонил Слава Самоненко и попросил приехать для дачи показаний. Когда к полуночи Лена не явилась, я позвонила Славке домой.
– Да, – пробормотал он шепотом.
У Самоненко трое детей мал мала меньше, и звонить ему в такой час просто хамство.
– Слава, – тоже отчего-то шепотом сказала я, – у нас Лена исчезла, вдова Разумова.
– Ой, боже, грехи мои тяжкие, – вздохнул Славка. – Поспать и то не дадут. Не волнуйся, Лампа, она у нас.
– Где у вас? – изумилась я.
– В изоляторе временного содержания.
– За что?
– За убийство своего мужа, Кондрата Разумова, – пояснил приятель, сладко зевая.
– Не может быть!
– Вот что, Лампа, – вздохнул Славка, – устал я, спать хочу. Приезжай завтра ко мне на работу, все равно тебя опросить надо, там и побалакаем, а сейчас – извини! – И он отсоединился.
Ночь я провела без сна, ворочалась с боку на бок в жаркой постели. Едва дождалась полудня и, усадив Лизу заниматься математикой, понеслась к Славке.
В просторном кабинете на меня обрушился ливень невероятных сведений. Кондрат был смертельно ранен не игрушечной пулькой, не пластмассовым шариком.
– Подумай сама, – внушал майор, – разве такая штука пробьет лобную кость? В худшем случае синяк вскочит. Не спорю, попади кусочек пластмассы в глаз, мог случиться летальный исход, но в лоб?
– Но я сама видела дырку в голове у Кондрата, – прошептала я.
– Дырку! – передразнил Славка. – Вот именно, у ребенка в руках оказалось настоящее боевое оружие.
– Какой кошмар! – пришла я в ужас. – Но мальчик мог себя убить!
– Запросто, – согласился приятель. – Кто-то дал ему пистолет и сказал, что это замечательная игрушка.
– Перед тем как выстрелить, – вспомнила я, – он крикнул, что ему подарили новый револьвер. Но кто мог подложить смертоносную игрушку малышу? Неужели не пришло в голову, что она опасна…
– Тому, кто его вручил, – спокойно пояснил Слава, – хорошо было известно, что отец и сын каждый вечер играют в войну. Они ведь это регулярно проделывали?
Я кивнула.
– Ну вот, – продолжил Слава, – у мальчишки много игрушечных пистолетиков. Не помнишь, кто последний дарил наган?
Я тяжело вздохнула. Легче сосчитать звезды на небе, чем Ванины стрелялки. По-моему, каждый день он получал новинку. Гости в доме не переводились, шли косяком, и каждый тащил подарки для детей. Лизе, как правило, Барби или коробки отвратительно дорогих конфет, Ване всевозможное оружие. Анна Ивановна страшно ругалась, потому что многие из «данайцев» вручали четырехлетнему ребенку совершенно неподходящие штучки. Например, не далее как во вторник он стал обладателем ружья, пуляющего крохотными, но увесистыми шариками. Сначала расшалившийся Ванечка перебил штук десять хрустальных фужеров, а потом случайно попал няне в бок. Анна Ивновна с негодованием демонстрировала на кухне огромный кровоподтек. Естественно, ружье отобрали. Еще у него имелся лук, стрелявший очень острыми стрелами. В среду няня чуть не убила Семена Говорова, того самого ведущего программу новостей на втором канале. Говоров вернулся из Японии и не нашел ничего лучше, как презентовать младшему Разумову нож для харакири, правда, сувенирный, но достаточно наточенный.
– Значит, не помнишь? – переспросил Слава.
Я покачала головой:
– Понимаешь, дверь открывала Анна Ивановна, я же прыгала вокруг кулебяки с капустой, боялась, подгорит. А гости всовывали детям коробки сразу. Лиза хвасталась большим набором с косметикой, Алина Кармен ей привезла, ну знаешь, певица. Лиза мне и показала. А вот кто и что дал Ванечке… Правда, потом на кухню Анна Ивановна притащила несколько пустых упаковок из-под игрушечного оружия…
– Где они? – живо поинтересовался Славка.
Я удивилась:
– Лежат в кладовке. Я никогда не выбрасываю хорошие картонки.
– Почему? – спросил он.
– В хозяйстве пригодятся, потом, у нас Кирюшка вечно что-то мастерил, вот по привычке я и прибрала.
– Анна Ивановна! – велела я железным голосом.
Няня моментально кинулась к подопечному и затарахтела, хватая того на руки:
– Пойдем, Ванюшенька, в детскую.
– Не хочу! – вопил мальчишка. – Папочка, папулечка!..
– Папа устал, – быстро нашлась Анна Ивановна. – Поспит и встанет.
Ванюша всхлипнул и сказал:
– А папочка никогда так раньше не делал.
– Вот сегодня и решил пошутить, чтобы тебя напугать, – пела няня, утаскивая ребенка в глубь квартиры. – Пойдем, сейчас приз дам.
Когда они ушли, я приблизилась на шаг к литератору и спросила:
– Кондрат Федорович, вам плохо?
Но ответа не последовало, не раздалось даже стона или слабой просьбы о помощи. Набравшись смелости, я подошла вплотную, присела на корточки и заглянула в лицо хозяина. Глаза его были странно приоткрыты, правый больше, чем левый, рот скривился на сторону и слегка отвис, подбородок безвольно упал. Но самое страшное не это. На лбу, между бровями, там, где индуски рисуют точку, виднелось небольшое, аккуратное красное отверстие с чуть неровными краями.
Секунду я смотрела на дырочку и наконец поняла – это след от пули. Странно, но крови почти не было.
– Кондрат Федорович, – еще раз, отчего-то шепотом, позвала я, – пожалуйста, пошевелите рукой, если слышите, или моргните.
Но писатель продолжал безучастно лежать на спине. Произошло ужасное: играя в войну, Ваня убил своего отца. Чуть поодаль валялся не слишком большой черный пистолет. Я с опаской посмотрела на него. Горы прочитанных детективов твердо вбили в мою голову основную мысль: на месте преступления лучше ничего не трогать.
Постояв в коридоре пару минут и поняв, что Кондрат не дышит, я потянулась к телефону и призадумалась. Ясное дело, надо звонить в милицию. Но куда? «Ноль два» как-то не хочется. У Кондрата широко известное имя, он много писал о сотрудниках уголовного розыска, впрочем, все менты у него выходили мерзкими людьми, взяточниками, прикрывавшими дела за крупные суммы. Кстати, именно поэтому мне и не нравились его произведения. Дело в том, что у нас с Катюшей есть приятель, майор Володя Костин. Мы тесно дружим и даже ухитрились упросить нашу соседку Ниночку обменяться с Володей квартирой, так что теперь проживаем на одной лестничной клетке.
Так вот, я могу абсолютно авторитетно заявить: майор взяток не берет. А кто не верит, может приехать и полюбоваться на два его обтрепанных костюма и весьма поношенные ботинки… Кстати, и среди его коллег тоже нет сребролюбцев, работают ребята на совесть и страшно возмущаются, листая некоторые романы.
– Очень хочется этому Разумову по шее накостылять, – вздохнул как-то Володя, указывая на яркий томик. – Все-то у него сволочи. Что не сотрудник МВД, то дрянь.
– Не спорю, – влез в разговор другой майор, Слава Самоненко, – есть и такие, но ведь большинство работает честно. Представляешь, как нам обидно!
Я промолчала. До знакомства с ними я черпала свои знания о нашей доблестной милиции исключительно из детективной литературы, и, честно говоря, человек в синей форме не вызывал у меня ни уважения, ни восторга. И, только узнав Костина и Самоненко, я поняла, какие на самом деле бывают сотрудники правоохранительных органов.
Звонить нужно бы только Володе, но завтра ему исполняется сорок лет, круглая дата, почти юбилей. И мы сделали ему подарок – купили путевку в Объединенные Арабские Эмираты, причем на целых три недели. Март – месяц не самый приятный для отдыха, и начальство со спокойной душой отпустило майора, так что он как раз сейчас прилетел в Дубаи и, может, уже нежится на пляже и кадрит хорошеньких туристок, а я стою в чужой квартире возле трупа известного писателя и проклинаю тот час, когда Катюше пришла в голову идея об устройстве меня к этим людям.
Но ведь есть еще Слава Самоненко, он-то на работе.
– Господи! – взмолилась я, тыча дрожащим пальцем в кнопки. – Боже, сделай так, чтобы Славка сидел на месте…
То ли молитва помогла, то ли криминальная обстановка в городе разрядилась, но в трубке бодро прозвучало:
– Самоненко у аппарата.
– Славик, – зашептала я, чувствуя, как к горлу приближаются рыдания, – Славик, тут такое случилось!
Через час в квартире Разумова было полно народа. Кроме оперативной группы, явились еще съемочные бригады «Дорожного патруля» и «Криминальной хроники» и несколько молодых людей с диктофонами. И откуда только узнали! Впрочем, кончина Кондрата – лакомая тема для борзописцев всех сортов.
Славка прошел на кухню, окинул взглядом стройные ряды электроприборов и со вздохом пробормотал:
– Лампудель, можешь чайку сварганить или хозяйка не разрешит?
– Здесь хозяйка та, кто на кухне, – буркнула я и включила чайник. – Лене, то есть Елене Михайловне, все по фигу.
– Где она? – поинтересовался Слава.
Я пожала плечами:
– Сказала, что в тренажерный зал уехала, но мобильный все время сообщает: «Абонент отключен» или «Абонент временно недоступен».
– Где она занимается?
Я вновь пожала плечами:
– Вроде в ЦСКА, там клуб шейпинга. Во всяком случае, квитанции оттуда.
Тут в кухню вошел полный, неизвестный мне дядька и позвал Славку.
Лена явилась лишь вечером, около десяти. Труп Разумова унесли, я вымыла коридор. Ванечка, которому дали успокоительное, крепко спал. Лизе тоже накапали валокордина, и девочка лежала в кровати. Словом, в двадцать два часа в квартире стояла непривычная тишина.
Лена влетела в прихожую, напевая веселенький мотивчик, в руках у нее покачивались коробки с пирожными. Я вышла к двери, не зная, с чего начать рассказ.
Хозяйка повесила курточку и бодро спросила:
– Почему у нас могильная тишина? Где все?
Фраза прозвучала двусмысленно, и я, не удержавшись, ляпнула:
– Кондрата убили!
Лена разинула рот, потом хмыкнула:
– Кажется, до первого апреля еще месяц! Ну и шуточку у тебя, Лампа!
– Ты не понимаешь… – начала я и осеклась.
Странное дело, но мы с хозяйкой вдруг перешли на «ты», а до сих пор она меня иначе, как Евлампия Андреевна, не величала.
Следующий час мы сидели на кухне. Лена безостановочно курила сигареты, а я только удивлялась, глядя в ее побледневшее, но спокойное лицо. Честно говоря, я ожидала истерики, слез, обморока… Даже на всякий случай приготовила валокордин, нашатырный спирт и отыскала телефон их домашнего врача. Но Лена только смолила сигареты одну за другой и молча смотрела в темное окно. Наконец, очевидно, приняв какое-то решение, она отшвырнула пачку и сказала:
– Значит, так. Произошел жуткий, ужасный несчастный случай, и надо постараться, чтобы правда не попала в газеты. Ванька пока ничего не понимает, а когда станет старше? Представляешь, с таким грузом жить – убил родного отца. Мне никогда не нравилась их дурацкая игра в войну, все эти пистолеты… Давно знала, что они опасны… Лампа, ты можешь поговорить с этим Славой? Пусть сообщает журналюгам, что Кондрат покончил с собой. Я заплачу майору за молчание.
Я в изумлении уставилась на хозяйку.
– Но Кондрат…
– Кондрат… – раздраженно перебила меня Лена и налила себе полный стакан коньяка. – Кондрат всегда говорил, что писателя делает скандал. Чем громче орут газеты, тем больше тираж, вот пусть и получит свой последний скандал!
И она выпила залпом.
– Но для самоубийства нужна причина, – попробовала возразить я.
– Ха, – слегка заплетающимся языком пробормотала Лена. – Мне надо Ваньку спасать, а Кондрату уже без разницы. Как ты думаешь, согласится Анна Ивановна вдвоем с ним уехать на Кипр? У меня подруга там школьная. Вышла замуж за киприота, девочку родила.
– Не знаю, – ответила я. – Может, если хорошо заплатишь, хотя сейчас, наверное, с деньгами будет напряженка!
– Ерунда, – отмахнулась Лена. – Главное, Ваньку спрятать. На Кипр въезд без визы. Если няня согласится, утром их отправлю… Лизку в закрытую школу сдам, хватит, намучилась. Господи, знала бы ты, как мне было тяжело! Кондрат такой противный, эгоистичный, себялюбивый, капризный и по большей части просто невыносимый. Лизка – дрянь избалованная, вечное напоминание о прежней супруге! Гости дурацкие, гулянки, да я мечтаю спать ложиться в десять! Я жаворонок, а Кондрат сова! А его мерзкая манера ходить по дому в трусах? А отвратительные сигары? А любовь мыться в пять утра с воплем: «Лена, потри спину!» Боже, неужели все наконец кончилось? Продам эту дурацкую квартиру, куплю небольшую, трехкомнатную, нам с Ванькой хватит, и заживу припеваючи!
– Тебе придется работать, – только и сумела пролепетать я.
– Зачем? – изумилась Лена.
– Как, а деньги?
Вдова расхохоталась и вновь приложилась к коньяку.
– Да у меня столько средств, что на три жизни хватит, а в компьютере лежат двенадцать новых романов. Буду их продавать.
– Кому?
Она опять засмеялась:
– Наивняк ты, Лампа. У Кондрата раскрученное имя, его книги приносят дикие прибыли издателям. Да только скажу, что есть готовые детективы, – очередь выстроится! Я еще цены набивать стану. В «РОМО-Пресс» намекну, что «Альфаиздат» переговоры со мной ведет, а в «Альфаиздате» на «РОМО-Пресс» сошлюсь. Сразу гонорар и возрастет. Нет, с деньгами полный порядок. Да еще за квартиру выручу, джип его идиотский, на автобус похожий, мне не нужен, «Фольксвагеном» обойдусь.
– Значит, ты его совсем не любила, – промолвила я в растерянности.
Окончательно опьяневшая Лена срыгнула и громко произнесла:
– Я его ненавидела и думала, что этот ужас продлится еще много лет.
– Но ты же его ревновала!
– Вовсе нет. Просто не хотела, чтобы какая-нибудь баба увела его из-под носа. Охотниц на богатого муженька много, только деньги должны быть мои.
– Родная дочь Кондрата имеет право на часть наследства!
– Пожалуйста, – хмыкнула она. – Только деньги-то у меня наличными, про них никто и знать не знает. Романы на дискеты сброшу и спрячу. Что останется? Квартира и машина? Половина от всего – моя, а от второй части еще половина Ванина, а уж остаток Лизкин. Вот и помещу наглую девицу в закрытый интернат и буду из ее доли расходы отплачивать!
Я не нашлась, что возразить.
Утром, едва солнце выкатилось из-за горизонта, ко мне в комнату быстрым шагом вошла Лена.
– Извините, Евлампия Андреевна, – сухо и официально заявила хозяйка. – Понимаю, что бужу вас, но мне нужна ясность. Вы будете работать дальше?
Я только хлопала глазами спросонья, плохо понимая, что ей надо. Лена, очевидно, поняла мою заторможенность по-своему, потому что прибавила:
– Мы договаривались на тысячу долларов в месяц, но я буду платить полторы, если вы согласитесь жить здесь и избавите меня от хлопот о Лизе, квартире и готовке. Не бойтесь, толп гостей тут больше не будет.
– Вы вроде собирались продать квартиру, – робко заикнулась я, тоже переходя на «вы».
Лена сжала губы:
– Сие возможно лишь через полгода, только когда я войду в права наследства.
– Но вы хотели отдать Лизу в интернат!
– Девчонка пока останется тут! – рявкнула хозяйка и вылетела в коридор.
Недоумевая, что могло случиться ночью, я вылезла из-под одеяла и отправилась на кухню. Возле стола сиротливо валялся Ванин башмачок. Я подобрала его и понесла в детскую. Здесь меня ожидало неожиданное. Маленькая кроватка была аккуратно застелена, игрушки стояли на полочке.
Я пошла искать Лену и обнаружила ее в кабинете Кондрата, у компьютера.
– Простите, – кашлянула я.
Услыхав мой голос, вдова моментально закрыла файл, но я успела увидеть слова «По локоть в беде» и поняла, что она просматривала новый роман Разумова.
– Что такое? – спросила Лена. – Деньги на хозяйство нужны? Смотрите, они лежат в сейфе, за картиной с зимним пейзажем, шифр приклеен в столе, здесь.
– Нет-нет, где Ваня?
– Отправлен вместе с Анной Ивановной на Кипр, – совершенно спокойно ответила она и, глянув на часы, добавила: – Сейчас как раз взлетают, в девять утра.
Я пораженно молчала. Однако быстро она все устроила: и билет добыла, и отправила в аэропорт…
Лена постучала по столу карандашом и поинтересовалась:
– Все или еще что-нибудь?
Я отступила на кухню и принялась готовить завтрак.
Следующие два дня прошли как всегда. Лена уезжала с утра и возвращалась вечером. Лиза днем занималась с педагогами, а потом играла в компьютер. Гости и впрямь не появлялись. Шикарные, на мой взгляд, слишком пышные поминки устроили в Центральном доме литераторов. Народу собралось уйма, все перепились до свинячьего визга, включая женщин. По-моему, трезвых в зале было всего трое – Лиза, я и Лена. Вдова, одетая в строгое черное платье, сидела во главе стола и не прикасалась ни к чему.
После того как подали горячее, вокруг начались разговоры.
– Говорят, – пробормотала с набитым ртом выкрашенная в неестественно золотистый цвет тетка, – он покончил с собой.
– Прямо в лоб выстрелил, – подтвердил мужик в мятом пиджаке. – Полголовы снес, поэтому и гроб закрытый.
– Чего ему не хватало! – вздохнула тетка. – Денег – море, зарабатывал жуткие бабки, не то что мы, поэты.
– Сейчас время идиотов, – подхватил другой мужчина, в велюровой рубашке, – век быдла. Мы со своими философскими притчами не нужны.
Я внимательно вслушивалась в болтовню. Кто-то ловко запустил безотказную машину слухов. Вокруг обсуждали только самоубийство, никаких других версий не существовало. Лена продолжала сидеть, окаменев от горя, Лиза с детской непосредственностью наслаждалась мороженым. Ловкая, однако, барышня, моя хозяйка. Устроила все, будто волшебной палочкой взмахнула.
Однако в следующую пятницу ситуация вырвалась у Лены из-под контроля. С утра ей позвонил Слава Самоненко и попросил приехать для дачи показаний. Когда к полуночи Лена не явилась, я позвонила Славке домой.
– Да, – пробормотал он шепотом.
У Самоненко трое детей мал мала меньше, и звонить ему в такой час просто хамство.
– Слава, – тоже отчего-то шепотом сказала я, – у нас Лена исчезла, вдова Разумова.
– Ой, боже, грехи мои тяжкие, – вздохнул Славка. – Поспать и то не дадут. Не волнуйся, Лампа, она у нас.
– Где у вас? – изумилась я.
– В изоляторе временного содержания.
– За что?
– За убийство своего мужа, Кондрата Разумова, – пояснил приятель, сладко зевая.
– Не может быть!
– Вот что, Лампа, – вздохнул Славка, – устал я, спать хочу. Приезжай завтра ко мне на работу, все равно тебя опросить надо, там и побалакаем, а сейчас – извини! – И он отсоединился.
Ночь я провела без сна, ворочалась с боку на бок в жаркой постели. Едва дождалась полудня и, усадив Лизу заниматься математикой, понеслась к Славке.
В просторном кабинете на меня обрушился ливень невероятных сведений. Кондрат был смертельно ранен не игрушечной пулькой, не пластмассовым шариком.
– Подумай сама, – внушал майор, – разве такая штука пробьет лобную кость? В худшем случае синяк вскочит. Не спорю, попади кусочек пластмассы в глаз, мог случиться летальный исход, но в лоб?
– Но я сама видела дырку в голове у Кондрата, – прошептала я.
– Дырку! – передразнил Славка. – Вот именно, у ребенка в руках оказалось настоящее боевое оружие.
– Какой кошмар! – пришла я в ужас. – Но мальчик мог себя убить!
– Запросто, – согласился приятель. – Кто-то дал ему пистолет и сказал, что это замечательная игрушка.
– Перед тем как выстрелить, – вспомнила я, – он крикнул, что ему подарили новый револьвер. Но кто мог подложить смертоносную игрушку малышу? Неужели не пришло в голову, что она опасна…
– Тому, кто его вручил, – спокойно пояснил Слава, – хорошо было известно, что отец и сын каждый вечер играют в войну. Они ведь это регулярно проделывали?
Я кивнула.
– Ну вот, – продолжил Слава, – у мальчишки много игрушечных пистолетиков. Не помнишь, кто последний дарил наган?
Я тяжело вздохнула. Легче сосчитать звезды на небе, чем Ванины стрелялки. По-моему, каждый день он получал новинку. Гости в доме не переводились, шли косяком, и каждый тащил подарки для детей. Лизе, как правило, Барби или коробки отвратительно дорогих конфет, Ване всевозможное оружие. Анна Ивановна страшно ругалась, потому что многие из «данайцев» вручали четырехлетнему ребенку совершенно неподходящие штучки. Например, не далее как во вторник он стал обладателем ружья, пуляющего крохотными, но увесистыми шариками. Сначала расшалившийся Ванечка перебил штук десять хрустальных фужеров, а потом случайно попал няне в бок. Анна Ивновна с негодованием демонстрировала на кухне огромный кровоподтек. Естественно, ружье отобрали. Еще у него имелся лук, стрелявший очень острыми стрелами. В среду няня чуть не убила Семена Говорова, того самого ведущего программу новостей на втором канале. Говоров вернулся из Японии и не нашел ничего лучше, как презентовать младшему Разумову нож для харакири, правда, сувенирный, но достаточно наточенный.
– Значит, не помнишь? – переспросил Слава.
Я покачала головой:
– Понимаешь, дверь открывала Анна Ивановна, я же прыгала вокруг кулебяки с капустой, боялась, подгорит. А гости всовывали детям коробки сразу. Лиза хвасталась большим набором с косметикой, Алина Кармен ей привезла, ну знаешь, певица. Лиза мне и показала. А вот кто и что дал Ванечке… Правда, потом на кухню Анна Ивановна притащила несколько пустых упаковок из-под игрушечного оружия…
– Где они? – живо поинтересовался Славка.
Я удивилась:
– Лежат в кладовке. Я никогда не выбрасываю хорошие картонки.
– Почему? – спросил он.
– В хозяйстве пригодятся, потом, у нас Кирюшка вечно что-то мастерил, вот по привычке я и прибрала.