Донцова Дарья. Инь, янь и всякая дрянь

   – И далеко?
   – Версты тута немерены. Шесть али восемь.
   – Сколько?
   – Может, и семь, – изменил показания Антон.
   – А в километрах какое расстояние?
   – Не понимаю такой мерки. Хотите, в саженях назову? – услужливо поинтересовался Антон.

Глава 6

   Услышав последний вопрос дедка, я окончательно убедилась в том, что имею дело с юродивым, и ласково ответила:
   – Спасибо, милый Антон, лучше попробуйте назвать время, за которое я доберусь до администрации.
   Старичок стянул картуз, поскреб в затылке и прогудел:
   – Вот уж не скажу, потому как скорости вашей не знаю. Может, вы быстроногой серной или пятнистым ягуаром полетите? А я за два часа доползаю, подагра ноги ест.
   – Такси до корпуса взять нельзя? – в безумной надежде поинтересовалась я.
   – Кого? – попятился Антон. – Бакси? Это кто? А-а-а, вы про Рикси толкуете. Но он, иродово отродье, под седлом не ходит. Погодьте, покажу другую забаву.
   Со скоростью молодой ящерицы Антон нырнул в кусты. Я осталась стоять у ворот, пытаясь справиться с изумлением. Куда я попала-то? Провалилась во многократно описанную писателями-фантастами временную яму? Никаких признаков жилья в обозримом пространстве нет, дорог тоже не видно, есть лишь узкая тропиночка, уходящая в глубь зеленого леса.
   – Соблаговолите взглянуть, – прокряхтели из кустов, затем ветви раздвинулись, и показался Антон, который вел за собой… ослика.
   – Рикси кусается, – пустился в объяснения дедок. – Его даже барин Китаев остерегается, а уж вас он и вовсе скинет да копытами и затопчет.
   Я попятилась в удивлении:
   – Кто? Барин Китаев?
   – Рикси, – уточнил Антон. – Потому я привел вам Потапия. Ён смирный, правда, подчас характер проявить может. Взлезайте и рысите.
   – Вы предлагаете мне сесть на осла? – попятилась я.
   – Боитесь, не свезет? Не, Потапий крепкий, мешки с мельницы легко прет, а они шестипудовые, – деловито сказал дед.
   – Лучше пешком, – я решительно отвергла ишака как транспортное средство.
   – Дык взопреете шагать, не близок путь. И дорога неведомая, а Потапий хорошо тропки знает. Не смотрите, что он из животных, умней некоторых людей, – зачастил Антон. Но вдруг осекся и добавил: – Я имею в виду слуг, а не господ. Потапий не умеет, как барин Николаев, считать. Да взлезайте, не пужайтеся.
   Очевидно, безумие заразно, иначе чем объяснить тот факт, что я все-таки приблизилась – с опаской, конечно, – к ослику?
   – Цапайте его за шею и закидывайте ногу, – посоветовал Антон. – Оно, конечно, бесовская одежда, не ладно бабе под мужика рядиться, но зато мне вас не срамно подсадить, коли вы, барыня, в портах. Ну… уф!
   Тот, кто ни разу не садился на осла, и не догадывается, какое это непростое занятие. Хорошо хоть дедушка, несмотря на почтенный возраст, обладал железными мускулами – в конце концов я очутилась в седле.
   – Красивая вы баба, мясистая, – с чувством произнес Антон. – Уж извиняйте за простоту. Я хоть и старый, но глазьями любоваться могу. С вашей статью только царицей быть! Ну, с богом!
   – А как им управлять? – спохватилась я. – Осел как заводится?
   – Пяточками по бочкам стукните и прикажите: «Потапий, вперед!» Коли остановиться надумаете, скомандуйте: «Стой, Потапий!» Но лучше не трогайте его, сам живенько добежит, путь ему знакомый, – пояснил Антон. – Да! Он токмо на Потапия отзывается. Хороший зверь, не подлый, как Рикси. Вот тот, хоть и конь, да сущий дьявол. Прости господи, помянул сатану вслух… Но и Потапий капризы имеет, желает собственное имя слышать – коли Пафнутием, Патрикеем, Прокопием али еще как окликнете, не шелохнется, может даже фортеля закрутить. Ну, Потапий, ступай, не подведи!
   Ослик фыркнул, мотнул головой и потрусил по дорожке. Я, забыв попрощаться с приветливым безумцем, вцепилась в торчащую передо мной кожаную полупетлю.
   Сначала поездка на ишаке показалась мне забавной, потом я ощутила некоторые неудобства. Узкое жесткое седло больно врезалось между ног, и меня все время трясло. Ослик не «Мерседес», поэтому плавной езды не получилось. Еще мешали собственные болтающиеся ноги. Я попыталась прижать их к бокам животного, но ишак повернул голову и укоризненно глянул на меня карим глазом.
   – Прости, милый, – живо извинилась я.
   Наверное, теперь ослу стало удобно, зато пассажирка начала испытывать дискомфорт.
   Но вскоре я абсолютно случайно обнаружила стремена, всунула в них ступни и почувствовала себя счастливой. Правда, радость длилась недолго, потому что нос уловил крайне неприятный запах, который исходил от животного. Очевидно, ишак не привык каждый день пользоваться душем, никогда не употреблял дезодорант и не имел понятия о зубной щетке.
   Стараясь не дышать полной грудью, я покачивалась в седле, озирая окрестности. Наконец мы оказались на перекрестке. Ослик остановился и понурил голову.
   – Давай, милый! – приободрила я его. – Надеюсь, ты не забыл дорогу?
   Ишак задвигал ушами.
   – Сделай одолжение, – простонала я, – не шевели ими, очень воняет. Ну, Пафнутий, вперед!
   Ослик чихнул, но с места не сдвинулся. Я слегка пнула его пятками:
   – Пафнутий! Не спи!
   Ишак повернул голову и дыхнул мне в лицо, отчего я чуть не вывалилась из седла.
   – Фу! Прекрати, Пафнутий! Эй, шевели лапами! То есть переступай копытами! Пафнутий, шагай же! Или тебя зовут по-другому? Извини, дорогой, не хотела тебя оскорбить. Вспомнила, ты Пантелеймон!
   Но и это весьма красивое имя не произвело на длинноухого должного впечатления.
   – Пантелеймон, – осторожно повторила я, – цып, цып, иди вперед.
   Осел задрал голову, отвел назад серые уши, открыл пасть и заорал:
   – И-и-и-и-а…
   На секунду я оглохла и вроде как даже ослепла – никогда не предполагала, что вонь и отвратительный рев способны лишить человека зрения. А осел так и замер – с разинутым ртом.
   – Солнышко, – прошептала я, – если ты не Пантелеймон, значит, Панкрат. Ведь так?
   – А-а-а-а-а… – затянул ишак.
   Из соседних кустов во все стороны разлетелись крохотные птички, с ближайших елок посыпались молодые шишки.
   – Спокойно, Прохор! – скомандовала я. – Соблюдай тишину.
   Осел стал трясти задом, я вцепилась в кожаную петлю.
   – Платон! С ума сошел?
   Задние копыта транспортного средства начали отбивать дробь.
   – Павел! – взвыла я. – Паша, не дури!
   В ту же секунду седло скособочилось, ишак выгнул спину, и я рухнула на землю. На меня лавиной обрушилась масса новых впечатлений. Во-первых, свалиться даже с небольшой высоты больно, во-вторых, несмотря на жаркое засушливое лето, земля оказалась сырой, в-третьих, крапива, куда я угодила, очень неприятно жжется, в-четвертых, ослы умеют смеяться.
   Да, да, можете мне не верить, но отвратительное животное, сбросив меня, растянуло губы и стало откровенно хихикать.
   – Тебе весело, Парамон? – осведомилась я, вставая. – Ну ничего, сейчас залезу в седло и посмотрим, кто кого! Не так уж много существует мужских имен на букву «п», переберу все и вспомню твое. Петр… Нет, слишком просто, ишака звали заковыристо. Полад! Пахом! Поликарп! Полкан!
   Я перевела дух. С Полканом я погорячилась, это явно собачья кличка. Что там еще есть из старинных? Путислав, Путята, Патрикей, Парфен… У меня когда-то была пятерка по русской литературе, и я подстегнула свою память «Ну-ка, Танечка, вспоминай героев произведений нашей классики!» Перфилий, Паисий, Павлин… Да, да, существовало имя Павлин – насколько помню, в пьесах А. Островского частенько фигурировали всякие купцы с отчеством «Павлинович».
   Но почему я так уверена, что имя моего транспортного средства начиналось на «п»? Ведь начисто забыла, как его называл Антон. Вполне вероятно, что первая буква «т». Трофим, Терентий, Тихон, Тихомир, Трифон, Тимофей, Тарас…
   Осел развернулся и с быстротой молнии помчался по одной из тропинок. Я бросилась за ним, выкрикивая:
   – Назар, Модест, Кондрат, Захар, Кузьма, Митрофан! Черт тебя побери, Харитон! Тпру, кис-кис, цып-цып, джага-джага, оле-оле!
   Но ишак все летел вперед. В конце концов мы галопом выскочили на небольшую площадь, посреди которой стояла ладная избушка. Я остановилась, вытерла рукавом вспотевший лоб, подождала, пока сердце перестанет колотиться о ребра и уйдет резкая боль в правом боку, а потом сказала ослу:
   – Надеюсь, Перикл, тебя забудут покормить ужином!
   Осел опустил голову, заморгал и мгновенно стал похож на милейшее, нежнейшее существо, этакого зайчика-переростка с трогательными ушами и умильной мордой.
   – Обманывай кого-нибудь другого, мерзавец! – не успокаивалась я. – Теперь я знаю твою сущность!
   Из домика вышла девушка в серо-синем свитере и мешковатой юбке.
   – Доброго денечка! – закивала она. – Как добралися? Не запыхалися? Я Устинья. А вы Таня Сергеева? От барина Федосова? На погляд?
   Итак, у девчонки есть мобильный. Иначе как она узнала про мое появление? Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы сообразить: управляющий соединился с Устиньей. Небось и у Антона лежит в кармане сотовый, мерзкий Куприянов просто не захотел поговорить с дедом. Что тут вообще происходит?
   – Хочете обустроиться? – склонила набок голову Устинья. – Осталася одна изба. Вы к нам как, на время али на жизнь?
   – Дайте воды, – попросила я, ощущая себя героиней идиотской сказки.
   Устинья сходила в дом и вынесла обычную алюминиевую кружку, чуть мятую.
   – На здоровье, – поклонилась она мне, протягивая посудину.
   Я отхлебнула ледяной жидкости, и у меня тут же заныли зубы. Вкус у воды был странный.
   – Хороша? – заулыбалась девушка. – Не из трубы, из колодца! Исконно русская!
   Я вернула ей кружку. Вода не может быть немецкой, французской, еврейской или арабской, она просто вода. Жидкость не имеет национальности!
   – Дык пойдемте? – спросила Устинья. – Вона туточки, рядом!
   В полном ошалении я пошла за девушкой и очутилась около домика из бревен. Устинья присела на корточки, пошарила рукой под крыльцом, достала большой ключ, отперла дверь и засмеялась.
   – Загадка вам: не лает, не кусает, а внутрь не пускает. Это кто?
   – Кошка, – ляпнула я, не подумав.
   – Замок, – с легким разочарованием протянула Устинья. – А вот другая: без окон, без дверей полна горница людей. Это кто?
   – Давайте внутрь зайдем, – остановила я девушку.
   – Вступайте, – сказала Устинья, – токмо пригнитесь, а то о притолоку шарахнетесь, больно низко у Марфы.
   Я, согнувшись, вошла в комнату и попросила:
   – Свет не зажжете? Темно здесь.
   – Ща, – пообещала Устинья, пошуршала бумагой и… тонкий огонек свечи задрожал на большом грубо отесанном столе.
   – Ну усё тута для счастья! – завосхищалась Устинья. – Лежаки крепкие, а то и на печи можно спать, лавки целые, чугунов полно, ухватья отличные. Ежели пожелаете, любая скотина ваша: буренка, куры-петухи, гуси. Огниво хорошее, свечи сами делаем, вода в колодце, дрова в лесу…
   – Это гостиничный номер? – уточнила я.
   – Изба для житья, – затрясла головой Устинья. – Их у нас всего две оставалися, «Марфа» и «Владимир». Вернее, одна «Марфа», «Владимира» вчера арендовали, через неделю заедут. Сердце радуется! Бегут люди из идолового капища, из города постылого, охота им к природе прильнуть. А мы здеся традициев не нарушаем, обитаем по родительским привычкам. Вас ведь с историей познакомили?
   Я села на твердую лавку, покачала головой:
   – Нет.
   Устинья уселась рядом, подперла подбородок кулаком.
   – Совсем-совсем не слышали?
   – Ну… в общих чертах, – осторожно ответила я.
   – Не побрезговаете в нашу хатку вернуться? – предложила Устинья. – За квасом беседа лучше потекёт.
   – С удовольствием, – кивнула я. И мы пошли назад, туда, где спокойно щипал сочную траву осел с редким, так и не всплывшим в моей памяти именем.
   Устинья выставила на стол большой кувшин и похвасталась:
   – Ржаной квасок, с хреном! Секрет бабушка мне передала. Пейте всласть.
   – Лучше кофе, – попросила я.
   Девушка заморгала.
   – Чего?
   – Кофейку нальете? Растворимого.
   – А ето что такое? – разинула рот Устинья. – Суп али второе заморское?
   Я вцепилась руками в лавку, потом перевела дух. Так, девушка тоже не в себе.
   – Шуткуете… – засмеялась Устинья. – Может, каши хотите? Или брюкву пареную? Ой, вкусная! Мед! Севодни день постный, можно паренкой лакомиться. Ишо киселек есть, овсяный.
   – Скажите, вас на самом деле зовут Устиньей? – спросила я не в тему .
   – А как же иначе? – поразилась девушка.
   – Ладно, – кивнула я. – Спасибо за прием и угощенье, честно говоря, я ищу Владимира.
   – А в ём живут! – Устинья сложила руки на коленях.
   – Простите?
   – За что? Ничего плохого вы не сделали.
   – Мне нужно поговорить с членом клуба по имени Владимир, – повторила я.
   Устя заморгала.
   – Чле… чле… как? И кто такой клуб? Давайте лучше киселька набуровлю. Он для желудку пользительный.
   – Хватит ломать комедию! – вышла я из себя.
   – Про што речь ведете?
   – Устя, у вас тут, наверное, есть ноутбук, подключенный к Интернету?
   – Че? Бук не растет в нашем лесу. Елки да дубы с осинами.
   – Или вы используете мобильный?
   Устинья сжалась в комок:
   – Барыня, милая, не ругайтеся! У меня ума особого нету. Маменька велела вас встретить да «Марфу» показать. Не справилася я, не сумела. Ой-ой-ой, розог дадут, на конюшне выпорють…
   – Прекрати! – послышалось со двора, и в дом вошла крепкая женщина в темном платье. – Ишь, заболтала чушь! Ступай, умойся, дурь из головы вышибет.
   – Сейчас, маменька, уже понеслась, – подхватилась Устя и птицей улетела из комнаты.
   – Меня зовут Домна, – представилась незнакомка. – А вы Татьяна? Хотели вступить в клуб? Приехали осмотреться? И каково впечатление?
   – Пока странное, – честно призналась я. – Понимаете, я практически ничего не знаю о «Лучших временах».
   – Зачем тогда сюда стремитесь? – резонно спросила Домна.
   – Женя посоветовал, – я решила свалить ответственность на неведомого Федосова, – сказал: устала ты, Танечка, есть замечательное место, шикарный поселок.
   – Ну-ну… – усмехнулась Домна. – Пейте квас, расскажу вам о «Лучших временах».
   – Мне бы кофейку, – заикнулась я.
   Домна нахмурилась.
   – В своей избе его не держу, а за других не отвечу. Чужая жизнь потемки, я к людям в погреба не лажу. Может, кто и бананами даже балуется. Хотя, с другой стороны, зачем тогда в нашем селе жить? Их в любом вертепе можно приобрести. Ох, вижу, барин Федосов и правда вам сути не растолковал…

Глава 7

   Домна оказалась умелой рассказчицей. Через полчаса беседы у меня появилась почти твердая уверенность в том, что я знаю, кем работала она до того, как переселилась в «Лучшие времена», – скорей всего, учительницей, уж очень подробным и последовательным было ее повествование.
   …Обретя блага цивилизации, получив автомобили, компьютеры, телевидение и антибиотики, люди почувствовали себя счастливыми. Но за все надо платить. Ритм жизни убыстрился, время помчалось со стремительной скоростью, люди практически перестали общаться между собой, превратились в невротиков, озабоченных бесконечным добыванием денег. И кое-кому захотелось вернуться к патриархальному быту русской деревни, пожить так, как прадеды жили.
   В девяностых годах прошлого столетия один предприимчивый бизнесмен купил несколько гектаров леса и основал «Лучшие времена».
   Поселение делится на две части. В северной обитают постоянные жильцы, в южной – те, кто хочет провести здесь отпуск или несколько месяцев. Дома не принадлежат обитателям, они их снимают, а не покупают, владелец поселка оставляет за собой право расторгнуть контракт с любым, кто станет мешать остальным.
   Правила в «Лучших временах» достаточно простые. Тут нет никаких благ цивилизации: водопровода, электричества, газа, канализации, телефона, Интернета и прочего. Жильцы заготавливают дрова, варят каши, используя русские печи, держат коров, кур, за водой ходят к колодцу, моются в бане. Долгими зимними вечерами люди собираются у Домны – ее дом нечто вроде клуба, а заодно и административное помещение.
   – Живем весело, – бодро вещала Домна, заученно улыбаясь, – песни поем, книги вслух читаем. Если не захотите ни с кем общаться, то вас тревожить не станут. Вот, например, в Фотине бирюк кукует.
   – Где, простите? – не поняла я.
   Домна поправила платок на голове.
   – У нас каждый дом имя имеет, как раньше на Руси водилось. Не по номеру, а по хозяину адрес был. Ну, допустим, такой: село Красное, изба Михаила Хромого. Наверное, отсюда и фамилии образовались. Спрашивали люди: «Как к Михаилу пройти?» А на деревне Мишек трое: высокий, хромоногий и красивый. Вот и отвечали им: «Миша хромой слева, у колодца». Но в «Лучших временах», в особенности в той части, что помесячно сдается, такую традицию соблюсти трудно, меняются же хозяева, поэтому избы сами носят имена. Одна пустая сейчас стоит, «Марфа». Поживите в ней, не пожалеете.
   – Я работаю.
   – Ну и что? – пожала плечами Домна. – У нас есть такие, кто в Москву шастает. За воротами есть стоянка для машин, там можно свою оставить. Да только все меньше таких людей к нам обращается, неохота народу в ад бегать.
   – Как же с продуктами? – поразилась я.
   Домна прищурилась.
   – Никто никому ничего не запрещает, в сумки, что хозяева от ворот прут, не заглядывает, но все равно большинство от магазинной еды отказывается. Я уж давно ни чаю, ни кофе, ни какао не пью, только воду колодезную, квас, кисель. Понимаете, тело нам от родителей досталось, они его тоже от предков получили, а кофе – чужая забава, африканская. Наши прадеды киселек кушали, и нам его есть надобно.
   – Интересно, – протянула я.
   – Хотите мой совет? – склонила голову набок Домна.
   – С огромным удовольствием приму! – воскликнула я.
   – Если вы не готовы взять дом для постоянного проживания, снимите «Марфу» на месячишко. День в городе, ночь у нас. Через недельку вам станет ясно, чего душа просит.
   – Вы правы, – согласилась я. – Вот только в «Марфу» мне не хочется.
   – Почему?
   – Ну… не знаю. Не пришелся мне домик по душе. Можно во Владимир заглянуть?
   – Он занят, его вчера арендовали, скоро займут.
   – А кто прибудет?
   Домна кашлянула в кулак.
   – То неведомо. Именами я не интересуюсь. Люди здесь по-другому называются. Вы тоже можете по-любому именоваться.
   – А где расположен «Владимир»? – спросила я.
   – Через версту от «Марфы», в березовой роще.
   – Можно хоть издали посмотреть на избу?
   – Запретить не могу, – вздохнула Домна, – заборов у нас, как и у древних русичей, нет, да только каждому человеку уединения хочется, надо уважать чужие желания. Сами, ясный день, можете куда угодно заглядывать и с любым человеком толковать. А уж ответят вам или нет, мне неведомо. К «Владимиру» вас не поведу, но ежели сами пойдете…
   – Ясно, – вздохнула я. – Значит, ни света, ни газа, ни Интернета, ни телефона?
   – Да.
   – А сумки у входа не досматриваете?
   – Нет.
   – Так кто мешает мобильный протащить? Или ноутбук?
   Домна заморгала.
   – Никто. Но куда вы технику подключите? Ни одной розетки в «Лучших временах» не найдете. И зачем в старинном селении жить, если охота по переносному устройству болтать? Так берете «Марфу»?
   – Мне надо подумать.
   – Хорошее дело, – одобрила Домна, – голова ведь первее сердца. Но только ежели кто иной снять до вас успеет, давайте без обид! Я предупредила вас: одна изба осталась. Лето на дворе, вот люди и бегут к земле. Зимой у нас случаются пустые избушки, а в теплый месяц нет, «Марфа» быстро уйдет. Ее только вчера освободили, хорошая женщина в ней жила, отпуск проводила. Только она съехала – интерес к избе разгорелся. Сегодня еще двое должны прийти «Марфу» глядеть.
   – Сколько стоит месяц проживания? – задала я конкретный вопрос.
   Ответ Домны заставил меня крякнуть.
   – Дороговато для жилья без удобств, – заметила я.
   Хозяйка опять поправила платок.
   – Не себе деньги беру, служу за избу, гляжу за порядком, а заодно мы с Устей тут век коротаем. Мне главное – дочь от соблазнов города уберечь, хоть он и рядом, да далеко.
   – Можно зарезервировать избу?
   – Конечно, – согласилась Домна.
   – Я поеду за деньгами.
   – Устраивайтесь спокойно, оглядитесь. Ежели чего надо, приходите, все дам, – пообещала Домна. – Первое время, конечно, здесь непривычно, но потом легко будет.
   – Но я пока не заплатила.
   – Отдадите позже, я верю людям на слово.
   – Нет уж, лучше схожу в банк.
   – Хозяин – барин.
   – До которого часа пускают в поселок?
   – Тут не тюрьма, время для посещений не ограничивают, продукты не взвешивают, сигареты не режут и день свиданий не назначают, – скрестила руки на груди Домна.
   – Наверное, Антон запирает ворота, – предположила я, испытав отчего-то удивление, смешанное с неловкостью.
   – Щеколда всегда накинута, но ее легко открыть – за веревочку снаружи дерните, и калитка отворится.
   – То есть здесь нет охраны?
   – Антон покой блюдет.
   – Не похож старичок на секьюрити, пожилой совсем.
   – Вот и хорошо, молодые невнимательные.
   – Но Антону не справиться с бандитами!
   Домна подошла к небольшому окошку и выглянула на улицу.
   – Лихим людям тут делать нечего, – убежденно ответила она. – Горшки чугунные да ухваты никому не надобны, корову со двора свести трудно, курицу и ту не упереть, квохтать на всю деревню начнет. А если кому она и понадобится, пусть берет. Нет, спокойно здесь, насильников не случается. В ином поселке танк у забора поставят, а порядка нет. У нас же один Антон с колотушкой – и тишина благостная. Не бойтесь, мы домов не запираем, прямо как в лучшие времена. Потому и село наше такое название имеет, доброе. Значит, за деньгами подадитесь?
   – Да, – кивнула я.
   – Как вернетесь, сюда загляните, отведу вас в «Марфу», – пообещала Домна. – Вы какой дорогой от ворот шли? Длинной али короткой?
   – Антон мне осла одолжил. На редкость противное животное! – призналась я.
   Домна усмехнулась.
   – Потапий у нас с характером. Правда, Рикси еще хуже, я к нему даже подходить не рискую. Антон животных шибко любит и он большой шутник, вот и подсадил вас на Потапия – решил ослика прогулять, тот завсегда кругом бежит. Ну-ка, идите сюда…
   Я приблизилась к окошку.
   – Видите высокую березу? Ствол толстый, а потом он разделяется на три дерева.
   – Да, – закивала я.
   – Направляйтесь в ту сторону, там вход.
   – Береза совсем рядом! Или она такая большая, что это обман зрения?
   – За пять минут медленным шагом дойдете.
   – А Антон про шесть-семь верст пути говорил, – наябедничала я.
   Домна села на табуретку.
   – Дошуткуется когда-нибудь… Хотите, велю Усте «Марфу» помыть? Там чисто, но все равно освежить не помешает.
   – Неудобно вашу дочь эксплуатировать.
   – Мой ребенок, хочу – в печи испеку, хочу – с молоком съем, – серьезно ответила Домна. – Пусть работой занимается, тогда дурь из головы уйдет.
   Домна оказалась права, я дошла до калитки меньше чем за три минуты. Хотела уже поднять щеколду, но тут заметила тоненький проводок, спускавшийся к замку. Чья-то хозяйственная рука очень тщательно покрасила проводку, она почти полностью сливалась с деревяшкой. Я изумилась: понятно! Значит, есть и камера, и электронный замок, но, чтобы жители «Лучших времен» ощущали себя в восемнадцатом веке, признаки технического прогресса завуалировали. Наверное, днем-то вход свободный, а на ночь поселок тщательно запирают. И насчет «свободного входа» я погорячилась – меня же впустили отнюдь не сразу. Наверняка тут есть помещения, где возле мониторов сидят крепкие парни в форме.
   Я вышла на улицу и оглохла. После тишины поселка даже неоживленная, почти пустая улица Калашникова показалась мне излишне шумной.
   Я вынула телефон и набрала номер начальника.
   – Чеслав, – коротко прозвучало в трубке.
   Быстро отчитавшись о проделанной работе, я получила одобрение на съем избы и услышала странную фразу:
   – Ну, мы полетели.
   – Кто и куда? – проявила я не совсем уместное любопытство.
   – Отправляемся с Коробковым, Мартой и Гри в командировку, уже ремни пристегнули, в самолете сидим.
   – А я?
   – Что «ты»?
   – Почему меня не взяли?
   – Ты работаешь по делу Бондаренко, – бесстрастно пояснил Чеслав.
   Перед моими глазами невольно развернулась картинка. Салон лайнера, три кресла, в них расположились члены нашей группы. Марта, расфуфыренная по полной программе, капризно требует у бортпроводницы:
   – Принесите капучино. Мне плевать, что самолет еще не взлетел, и насрать на отсутствие на борту агрегата для эспрессо. Готовь капучино! Хоть у себя на грудях свари! Действуй живей, а не то велю своему папе аэропорт купить и отправлю тебя оформлять рейсы Москва – Чуркистан. Шевелись, коза недоеная!
   Тирада произносится госпожой Карц небрежно, сквозь зубы, и притом Марта лениво изучает только что сделанный маникюр. Сколько раз я наблюдала подобное и всегда поражалась гипнотическим способностям баловницы. Ей сейчас непременно принесут капучино, стюардесса раздобудет напиток. Но если другая пассажирка в момент взлета потребует горячий кофеек, ей покажут известную фигуру из трех пальцев.
   А Коробков в этот момент наверняка уткнулся в ноутбук. Волосы Димочки небось стянуты резинкой в хвост, уши заткнуты наушниками от плеера, правая рука хакера управляет мышкой, левая посылает кому-то эсэмэски. Навряд ли Димон сменил свою сильно помятую клетчатую рубашонку и замызганные джинсы на приличную одежду, и он явно полакомился гамбургером с чесночной подливкой. Удивительно, но Марта тоже обожает фастфуд, и они с Коробковым часто лопают из пакетов отвратительную пищу. Если уж быть точной, то рты у светской львицы и у компьютерщика никогда не бывают пустыми. Либо парочка жует «нагетсы», картофель фри, бургеры, либо чипсы, орешки, сухофрукты, конфетки-карамельки, зефирки – шоколадки – семечки – леденцы… Ну почему, потребляя немереное количество калорий, и Карц, и Коробков остаются похожими на вязальные спицы, а я, нюхающая только листик салата, напоминаю слона после посещения кулинарного фестиваля? Кто-то еще продолжает считать наш мир справедливым?
   Чеслав, естественно, облачен в строгий темно-синий костюм: пиджак и идеально выглаженные брюки. Один раз бригаду забросило в лес, мы пролежали в овраге несколько часов, отплевываясь от глины. Представляете, какими красавцами мы вылезли из укрытия, да? А теперь оцените размер моего удивления, когда, сев наконец-то в машину, я оглядела Чеслава и увидела: он одет в чистенький, без единой морщинки костюм, к которому таинственным образом не прилипло ни одной соринки. С тех пор я пребываю в твердой уверенности, что у Чеслава в брюки встроены утюги, а в пиджак – замаскированные щетки-липучки.
   В самолете Чеслав всегда спит, а вот мой муж Гри предпочитает смотреть кино. Голову на отсечение даю, что сейчас вся женская часть лайнера уставилась на моего законного супруга. Через несколько минут после взлета, когда погаснет табло «пристегните ремни», мимо кресла Гри начнут шнырять особы противоположного пола и строить глазки самому красивому мужчине на свете. Если я присутствую при подобной сцене, мой комплекс неполноценности начинает расцветать ярким цветом.
   Как-то раз Марта Карц заявила одной из клеивщихся к Гри девиц:
   – Эй, кукла, слушай, допустим, ты утащишь нашего Святого Иосифа под одеяло. И что с того?
   – И что? – изумленно повторила нахалка, нагло напирая на Гри.
   – Он с тобой потрахается, – спокойно пояснила Марта, – раз, другой, третий. Но учти, с женой Гри не разведется, ему нужна клуша с восторгом в глазах. Ты начнешь скандалить, он ответит, в конце концов вы подеретесь и разбежитесь, изрядно попортив друг другу нервы. Круто получится: десять минут в койке и десять месяцев геморроя. Хочешь совет?
   – Ага, – растерянно кивнула девица.
   – Канай отсюда, не стоит один оргазм горы мигрени. – Марта зевнула. – Кстати, тетя справа – жена Гри. Она может на тебя сесть и раздавить. На моих глазах уже пять идиоток под нею погибло.
   Девчонка побагровела и исчезла, Марта еще раз зевнула и отвернулась к окну. А я застыла в недоумении: как мне поступить? Поблагодарить Карц за то, что она турнула наглую особу, или обидеться на нее за то, что изобразила меня этакой слонихой?..
   Я тряхнула головой, прогнав воспоминания.
   – Вполне можешь сама справиться с задачей, – мирно договорил ничего не подозревающий о моих мыслях Чеслав, – пора личный опыт набирать. Короче, ориентируешься по обстоятельствам.
   – Но как же? Я привыкла в группе, – залепетала я.
   – Отвыкай, – почти ласково сказал Чеслав. – Наши все умеют работать в автономном режиме, и телефонов никто не отменял. Да, чуть не забыл…. Гри сидит у окна, рядом с ним Дима, Марта устроилась в проходе. Никто на твоего мужа не пялится, никому он не нужен. Удачи.
   Трубка запищала. Упади сейчас небо на землю, я и то удивилась бы меньше. Значит, Чеслав знает о моих душевных терзаниях! Кто ему сказал? Гри? Но я никогда не признавалась мужу, что ревную его. Марта? Навряд ли. Госпожу Карц интересует лишь собственная персона, на чувства окружающих она не обращает ни малейшего внимания. Значит, Чеслав сам догадался. Ой, как нехорошо! Члены группы не лезут в личную жизнь друг друга. Правда, жизнь Марты трудно назвать «личной», каждый ее чих обсуждает пресса, но вот о Чеславе и Диме мне не известно ничего.
   Вас удивляет, что Гри не сообщил мне о командировке? Уверена, он не знал о планах начальства. Очень хорошо представляю, как обстояло дело. Чеслав обзвонил ребят и сказал: «Ровно в полдень. Аэропорт Домодедово. Берете только необходимое».