– Нельзя впихивать в человека еду.
   – Не лезь не в свое дело, – рявкнула Клава.
   – Не орите на меня, – взвелся мальчик, – и вообще, вы у нас в гостях.
   Клава уперла руки в боки.
   – Да? Мы у своего зятя.
   – Он живет в соседней квартире, – не утерпел Кирюха.
   Клава отвесила Магдалене оплеуху.
   – Вот! Из-за тебя, дрянь, нас, несчастных погорельцев, попрекают! Каши не желаешь! От хлеба нос воротишь!
   По лицу девочки поползли слезы.
   – Оставьте ее в покое, – возмутилась я, – ребенок должен есть столько, сколько хочет!
   – Она обязана слушаться мать, – зашипела Клава. – Я ради блага дочери занимаюсь ее воспитанием, иначе из нее Чикатило вырастет.
   – Из Магдалены никогда не вырастет Чикатило, – влезла Лизавета.
   – Я точно знаю, – заорала Клава, – не станет слушаться – будет Чикатило.
   – Не будет! – топнула ногой Лиза.
   – Будет.
   – Не будет!!!
   – Будет.
   Меня затошнило.
   – Пожалуйста, прекратите.
   – Жри немедленно, – бесновалась Клава, отвешивая девочке очередную затрещину.
   Магдалена принялась быстро заглатывать кашу, но и это не помогло.
   – А-а-а, – завопила маменька, – значит, можешь жрать, только сначала хотела меня до паралича довести, сволота!
   На низко склоненную над тарелкой голову несчастной девочки посыпался град ударов.
   Я беспомощно захлопала глазами. Что делать? Магдалена дочь Клавы, и она может делать с ней все, что захочет. Вызвать милицию? Да никто не поедет разбираться в семейных дрязгах, а службы, защищающей детей от насилия, которое чинят над ними родители, в нашей стране нет, или я не знаю ее телефона.
   Пока в моей голове носились глупые мысли, Кирюшка подскочил к плите, схватил кастрюлю с остатками овсянки и… надел Клаве на голову.
   Давайте, я не стану описывать, что было потом! Когда в районе пяти вечера вернулась с работы Катя, скандал только-только утих.
   Увидав, как подруга втаскивает на кухню торбы, набитые продуктами, я подскочила к ней, схватила мешки и спросила:
   – Мы не можем избавиться от гостей?
   – Что случилось? – устало спросила Катюня, рушась на стул.
   Выслушав мой рассказ, она вздохнула.
   – Ужасно, конечно, но очень многие родители срывают злобу на младших членах семьи. В случае Клавы, думаю, действует несколько факторов. Во-первых, у нее, очевидно, климакс, во-вторых, сильный раздражающий фактор – муж-алкоголик.
   – Ну и била бы его!
   – Она боится, Юрий может ответить и, наверное, не раз уже отвечал.
   – Давай выселим их, всех. Впрочем, Магдалену можно оставить.
   Катюша посмотрела на меня.
   – Лампуша, потерпи немного. Погорельцам обещают вот-вот дать новые квартиры. Если мы сейчас поругаемся с Клавой, то доставим много неприятностей Вовке, она мать его жены.
   Я ушла к себе в комнату и села в кресло. Честно говоря, мне не нравятся все: Клава, Юрий и Ната, ухитрившаяся сбегать налево прямо на собственной свадьбе. Кстати, и Вовка не выглядит безмятежно счастливым. Вчера вечером он заскочил к нам на секундочку и совсем не был похож на довольного молодожена: мрачный, насупленный. На мой вопрос: «Как дела?» – последовал быстрый ответ:
   – Прекрасно. Лучше некуда.
   Но я-то знаю, что, когда у Володьки все в порядке, он хмыкает и заявляет:
   – Дела идут, контора пишет.
   Значит, у него какие-то неприятности.
   Посидев несколько минут в тяжелых раздумьях, я решила сходить к Костину. Авось Наты нет и мы спокойно поболтаем.
   Дверь соседней квартиры, как всегда, оказалась незапертой. Я толкнула ее и очутилась в хорошо знакомой тесной прихожей. Тут же меня постигло горькое разочарование: Ната была на месте. Из глубины квартиры донесся ее чистый, звонкий голосок:
   – Главное, не дергайся.
   Я хотела было развернуться и тихонечко удалиться, но следующая фраза заставила меня замереть у порога:
   – Да нету идиота дома, в свою ментовку побежал, не бойся, никто нас не слышит.
   Значит, новобрачная болтает с кем-то по телефону. Стараясь не дышать, я стала подслушивать. Ната, не предполагавшая, что в прихожей могут находиться посторонние, чувствовала себя свободно и разговаривала соответственно:
   – Ну мне надо поговорить, срочно. Да, случилось. Отложи работу.
   Очевидно, последняя фраза вызвала слишком бурную реакцию у собеседника, потому что молодая жена замолкла, а потом заявила:
   – Ладно, успокойся, но правда очень надо. Хорошо, давай встретимся, где всегда, в восемь часов вечера, ненадолго, мне тоже недосуг, надо из себя заботливую женушку корчить, котлеты вертеть, картошку жарить. Покедова.
   И она очень противно захихикала. Я мигом выскочила на лестничную клетку и понеслась в свою квартиру. В голове просто кипело. Вот оно как! Ната совершенно не любит Вовку, вышла за него замуж по расчету. У нее имеется любовник, наверное, тот длинноволосый, крашенный в два цвета парень. Ну, Ната, погоди! Сегодня же соберу всех домашних и расскажу сначала о том, что видела из окна туалета, затем о том, что услышала в прихожей. Представляю, в какое негодование придет Вовка! Он выгонит Нату из дома, а вместе с ней уедут и Клава с Юрием.
   Внезапно в голову пришла трезвая мысль. А если Костин мне не поверит? Доказательств измены нет! Я заявлю одно, а наглая Ната начнет рыдать и приговаривать:
   – Она врет! Ненавидит меня, вот и придумала гадость.
   И на чью сторону станет Костин? Нет, надо добыть неопровержимые улики адюльтера и предъявить их, только тогда жизнь в нашем доме потечет по-прежнему.
   Приняв это решение, я опрометью бросилась к шкафу. Надо переодеться, попытаться стать неузнаваемой и проследить за Натой. Она сейчас побежит на свидание, а я за ней с фотоаппаратом, нащелкаю снимков и покажу Вовке, пусть потом решает, нравится ли ему ходить с ветвистыми рогами на башке. Если подобное «украшение» Костину по нраву, спорить не стану, в конце концов это его личная жизнь, но предупредить Вовку я обязана.
   Ната вышла из подъезда около половины восьмого и, не оглядываясь, почти побежала к метро. Я поджидала ее в темном углу, возле того места, где жильцы оставляют детские коляски. Присела между «экипажами» и осталась незамеченной. На голове у меня была бейсболка с большим козырьком, на носу сидели огромные очки, и я надела Кирюшкину ветровку темно-синего цвета. Внешне я сильно смахивала на певицу Земфиру, пытающуюся скрыться от вездесущих фанатов.
   Ната, не глядя по сторонам, долетела до подземки и вскочила в поезд. Я, следовавшая за ней тенью, встала у дверей, вытащила из сумочки заранее приготовленную газету и стала сквозь проделанную в полосе дырочку следить за негодяйкой.
   Мерзавка, одетая в красную ветровку и джинсы, сидела с абсолютно спокойным лицом, более того, она выудила из кармана своей красной куртки тоненькую брошюрку и углубилась в чтение. И как ей только не жарко! Хотя с таким весом она, наверное, постоянно мерзнет. Мне стало интересно: что увлекло противную девицу? Через пару остановок Ната начала зевать и подняла книжонку к лицу, чтобы прикрыть рот. «Сто блюд из мяса, лучшие рецепты русской и европейской кухни». От негодования у меня начался кашель. Эта пакостница усиленно исполняет роль хорошей жены и великолепной хозяйки! Ишь ты, изучает, как готовить вкусные котлеты. Вот хитрюга, понимает, откуда надо подъезжать к Вовке. Костин обожает все мясное.
   На «Новокузнецкой» Ната выскочила из вагона, поднялась наверх и встала на площади возле тонара с надписью «хлеб». Я завернула за газетный киоск и сделала вид, будто с интересом изучаю ручки, значки и ластики, выставленные в боковой витрине ларька.
   Ната вытащила сигареты, и тут к ней подошел тот самый «двухцветный» парень. Парочка сначала обнялась, потом девушка, очевидно, сказала что-то не слишком приятное. Кавалер оттолкнул ее и замахал руками. Ната сначала стояла спокойно, потом топнула хорошенькой ножкой. Несмотря на теплый, даже жаркий день, вечер был прохладный, и Ната накинула себе на плечи красную куртку, на ногах у нее были легкие летние сапожки из джинсовой ткани, очень модные и скорей всего дорогие. Я невольно стала разглядывать ее обувь. Сама хотела приобрести такие, да остановили два обстоятельства. Вся джинсовая обувь, попадавшаяся мне на глаза, была на шпильке, а я не ношу высокие каблуки, у меня на них просто подламываются ноги. И стоила обувь запредельную цену. А вот Ната ухитрилась достать где-то высокие ботиночки из джинсы почти на плоской подошве. Слегка позавидовав негодяйке, я расчехлила фотоаппарат и принялась за съемку. Вот они обнимаются, потом ругаются, следом целуются. Пленка кончилась, и тут началось самое интересное.
   Парень толкнул Нату. Она чуть не упала, ей пришлось схватиться за какую-то женщину, шедшую к метро. На секунду я потеряла парочку из вида, потому что к остановке подкатили сразу автобус, троллейбус и два маршрутных такси. Из открытых дверей вывалилось несметное количество народа и направилось к метро. Внезапно раздался резкий звук, громкий, сухой: словно некий великан сломал палку – «крак». Все было похоже на кино. К метро, высоко вскидывая ноги, как-то неловко, чуть покачиваясь, бежит стройная девушка в красной куртке и джинсовых сапожках. Я невольно вновь задержала глаза на ее обуви, что-то было не так. Последнее, что я увидела, это пистолет в руке у Наты. Вовкина жена влетела в вестибюль. Масса людей в едином порыве шатнулась вправо. В тот же момент над площадью понесся истерический визг и вопль:
   – Убили!
   – Вот она, ловите!
   – Держите!
   – Милиция!
   Несколько парней в синей форме, только что меланхолично жевавших хот-доги возле палатки, побросали еду и ринулись вперед. На площади повисла неожиданная тишина. Я перевела глаза вниз и чуть не заорала. На асфальте, странно изогнувшись, словно тряпичная кукла, брошенная злой хозяйкой, лежал парень с выкрашенными волосами.
   – «Скорую» вызовите, – отмерла неожиданно торговка газетами.
   Я с ужасом смотрела на то, как под головой несчастного расплывается темно-бордовая лужа. На площадь вновь вернулись звуки. Подъехала машина с милиционерами, появились врачи. Потом толпу стали теснить в сторону. Меня, тихо стоявшую около газетного киоска, никто не заметил. Откуда-то появилась тряпка, больше всего похожая на застиранное байковое одеяло, и кто-то накрыл тело с головой.
   Вдруг шум снова стих. Из метро выволокли Нату. Девушка упиралась, но милиционеры ловко тащили ее вперед. Сзади шла тетка в форменной шинели, приговаривая:
   – Она это, видела я, она, зашвырнула пистолет в урну и тикать!
   Люди, разинув рты, смотрели на сине-бледную Нату, которая принялась кричать:
   – С ума посходили! Отпустите меня! Офигели, да? У меня муж в милиции работает, сейчас позвоню, он приедет и вам покажет!
   Внезапно мне стало нехорошо. Господи, что же теперь будет? Ната убила своего любовника, никаких сомнений насчет того, кто выстрелил в несчастного парнишку, у меня нет. Я хорошо видела, как Ната, в красной куртке и джинсовых сапожках, неслась к метро, пытаясь скрыться, в руке у нее был зажат револьвер.
   Я сняла очки, бейсболку и беспомощно следила за происходящим.
   – Отвалите, уроды, – пиналась девушка, – козлы!
   Глаза убийцы заметались по толпе, и вдруг она, уставившись на меня, заорала:
   – Лампа! Ты! Немедленно сообщи Володе, что меня арестовали.
   Присутствующие мигом повернулись в мою сторону. Я хотела шмыгнуть за ларек, но ноги словно приросли к асфальту. Мгновенно около меня возник парень самой неприметной наружности и сухо-официальным голосом поинтересовался:
   – Вы знаете эту женщину?
   Передо мной явно был представитель правоохранительных органов.
   – Да, – ответила я машинально, – она жена Володи Костина, вашего коллеги, майора милиции.
   – Пройдемте. – Молодой человек указал в сторону машины с синими номерами.
   Я покорно двинулась к ней, но, сделав пару шагов, внезапно обернулась. Менты впихивали Нату в другой автомобиль, она пыталась сопротивляться, но где ей, хрупкой и маленькой, тягаться с плечистыми мужиками. Довольно грубо ткнув задержанную в спину, сержанты засунули ее внутрь салона. Ната упала на сиденье, снаружи на пару секунд осталась нога в джинсовом сапожке на плоской подметке. Внезапно в моей голове зашевелилось нечто смутное, неосознанное. Что-то в этой ужасной ситуации было не так. Но что?

Глава 5

   Надеюсь, вы понимаете, какая атмосфера воцарилась у нас дома? Клавдия слегла с сердечным приступом через час после того, как ей сообщили об аресте Наты. Вечером с подозрением на инфаркт ее отвезли в больницу. Юрий продолжал наливаться водкой, и для меня осталось загадкой, понял ли он, что случилось с его старшей дочерью. Магдалена тенью скользила по квартире и изо всех сил старалась угодить окружающим. Девочка убрала комнаты, начистила картошки, перегладила кучу белья, скопившуюся в шкафу за неделю, и все молчком, не поднимая глаз. Костин к нам не заходил, впрочем, его не было дома. Пару раз я звонила ему в дверь, но никто не спешил открывать, а мобильный Вовки монотонно талдычил: «Абонент отключен или находится вне зоны действия сети».
   В среду вечером Вовка неожиданно появился на нашей кухне. Магдалена, стоявшая у плиты, быстро положила половник и мигом выскользнула за дверь. Девочке явно не хотелось встречаться с мужем сестры. Костин сел за стол и положил перед собой руки.
   – Хочешь рагу из баранины? – осторожно спросила я. – Вкусно получилось, с картошкой. Давай, положу.
   – Не надо, – буркнул Вовка, – дай чаю.
   Получив дымящуюся кружку, он насыпал в нее сахару и, методично размешивая, неожиданно спросил:
   – Ну-ка, что ты делала возле «Новокузнецкой»?
   – Э-э, – замялась я, – ну так, по делам ходила.
   – Каким?
   – Ерунда.
   – Говори.
   – Может, не надо? – безнадежно сопротивлялась я.
   – Колись, голубка, – хмуро сказал Костин, – все равно я уже знаю правду про Нату и Игоря.
   – Это кто такой?
   – Так звали ее любовника, – пояснил Володя, – Игорь Грачев, студент-медик.
   – Надо же, – покачала я головой, – а я решила, что он работает на автобазе.
   – Почему? – изогнул бровь Костин. – Какие основания были у тебя для такого умозаключения?
   Я растерянно замолчала. Язык мой – враг мой. Эта пословица целиком и полностью оправдывается в моем случае. Ну зачем ляпнула сейчас про свои догадки? Вряд ли Вовке будет приятно узнать, что его только вышедшая из загса женушка убежала от свадебного стола, чтобы закрыться в «трансформаторной будке» с этим Игорем.
   – Начинай, – приказал Костин, – да не вздумай врать, я всегда знаю, когда ты выкручиваешься!
   – Откуда?
   – Не важно; слушаю. Я набрала побольше воздуха в легкие и рассказала все. Вовка слегка изменился в лице, услыхав о будке, но тем не менее решил уточнить:
   – В этой, как ты выражаешься, «трансформаторной будке» были окна?
   – Кажется, нет.
   – Ты не знаешь точно?
   – Откуда? Я стояла в туалете и видела лишь вход в нее.
   – Значит, внутрь не заглядывала?
   – Нет.
   – И не видела, чем занимаются Игорь с Натой?
   – Нет, но…
   – Так видела?
   – Нет, но…
   – Значит, просто предполагаешь, что там они занимались любовью? – каменным голосом продолжил допрос Костин.
   И тут я обозлилась так, что вспотела. Ну, Вовка, совсем лишился разума! Естественно, они лазили в укромное местечко, чтобы почитать вместе поэму «Руслан и Людмила», бессмертное творение Александра Сергеевича Пушкина.
   – Какие у тебя есть основания обвинять Нату? – давил на меня Вовка.
   У меня лопнуло терпение.
   – Самые простые! Сначала обнимались, потом ушли, затем вернулись, Игорь застегивал крючки у Наты на платье, а еще я подслушала ее телефонный разговор…
   – С одной стороны ясно, – процедил майор, – а с другой нет.
   – Почему?
   – Знаешь, отчего я повел Нату в загс?
   Я пожала плечами.
   – Кто же ответит на этот вопрос? Наверное, влюбился?
   Вовка кивнул:
   – Точно, понравилась она мне. Ната категорично заявила – все только лишь после свадьбы, даже целовать себя не позволяла.
   Я подавила тяжелый вздох. Опытный ловелас Вовка попался на старую, как мир, уловку. Сколько женщин сумело заманить своих кавалеров в загс, прикинувшись недотрогами? Мужчины – странные существа, заполучив любовницу, мигом остывают и начинают тяготиться возникшими отношениями. Зато, если объект сопротивляется, часто стремятся вступить в брак, чтобы сорвать запретный плод.
   – Она была девственницей, – заявил Вовка.
   Я покачала головой.
   – Ты ошибся.
   – Нет, точно говорю, – настаивал Костин.
   Можно сохранить физическую нетронутость и быть опытной женщиной, только отчего-то Вовке в голову не приходит эта простая мысль. Со мной в консерватории училась Зульфия Рамазанова, татарка из очень строгой семьи. Так вот Зуля, как звали ее однокурсники, переобжималась со всеми парнями Москвы и Московской области, разрешая им делать с собой все, кроме самого главного. Потом она благополучно вышла замуж за мальчика, которого ей подобрали родители. Меня позвали на свадьбу. Торжество длилось день, ночь и следующий день. Утром к гостям вынесли простыню с пятнами крови. Смущенная Зуля принимала поздравления, опустив вниз бесстыжие глазки. Уж не знаю, как сложилась ее семейная жизнь, но на свадебном пиру не было ни одного родственника, сомневавшегося в чистоте и невинности невесты.
   – Точно говорю, – повторил Вовка, – уж поверь мне, есть кое-какие признаки, чисто физические, по которым можно со стопроцентной уверенностью судить о девственности.
   Я подавила тяжелый вздох. И этот человек еще работает в милиции! Ну нельзя же быть таким наивным! Знаю я, о каких признаках идет речь! Только сейчас на каждом столбе висят объявления: «Восстанавливаем девственность, дешево». Хорошо, пусть Ната была нетронутой физически, но морально! На мой взгляд, моральная измена хуже!
   – Очевидно, мне придется уйти с работы, – заявил Костин.
   Я уронила ложку.
   – Почему?
   Володя пожал плечами:
   – Не понимаешь? Кто же оставит на службе сотрудника, чья жена осуждена за убийство?
   – Они не имеют права тебя сейчас уволить!
   – Да? – хмыкнул Вовка.
   – Да, – сердито отозвалась я, – сколько продлится следствие?
   Приятель махнул рукой.
   – При чем тут это?
   – А при том, что никто не может быть назван виновным, кроме как по решению суда, – заволновалась я, – презумпция невиновности распространяется на всех, и на жен милиционеров тоже. Пока Нату не осудили, ты имеешь право спокойно служить!
   – Сам уйду, – заявил Вовка, – не стану дожидаться, пока прикажут заявление писать.
   Я растерялась.
   – И куда пойдешь?
   Костин вытащил сигареты.
   – Сложный вопрос. Скорей всего в частное агентство.
   От удивления у меня на секунду пропал голос. Володька всегда более чем презрительно относился к «Шерлокам Холмсам», он вообще считает, что все эти конторы под лихими названиями «Пинкертон», «Лупа», «Алиби» следует закрыть. Не так давно, сидя на том же самом месте, что и сегодня, Вовка плевался огнем:
   – Надо запретить деятельность этих, с позволения сказать, сыщиков, только мешают нам нормально работать.
   – Но милиция, к сожалению, не всегда хорошо справляется со своими обязанностями, – робко возразила Катюша, – вот не так давно у одной из наших медсестер украли в метро сумочку, так в отделении заявление брать не хотели.
   – Ладно, – пошел на попятный Костин. – Хорошо. Пусть занимаются поисками сбежавших болонок и слежкой за неверными супругами, но это все!
   – Не любишь ты, однако, коллег, – засмеялась я.
   – Этих – да, – отрезал Володька, – и за коллег их не считаю. Гусь свинье не товарищ. Нету у меня никакого уважения к ним…
   На том спор и завершился. И вот сейчас Костин заявляет о своем желании устроиться на работу в какое-нибудь агентство!
   Очевидно, на моем лице отразилось изумление, потому что приятель сердито продолжил:
   – А куда деваться? Ничего не умею, кроме как негодяев ловить! В охрану податься? Стоять у дверей супермаркета? Или кланяться бабам у входа в ювелирную лавку?
   Я молчала, до меня постепенно дошел ужас происходящего. Вовка и впрямь ничего не умеет делать. Костин великолепный профессионал в своей области, у него незапятнанная репутация и честное имя. Кроме того, он любит свою работу и потеря ее для него трагедия. Это женщина, если ее выгонят со службы, поплачет, поплачет и утешится. Начнет самозабвенно заниматься домашним хозяйством, воспитывать детей или внуков, станет разводить цветы, запишется в кружок вязания или макраме. Для представительниц слабого пола работа все-таки стоит не на первом месте, главное – семья. А вот у мужчин дело обстоит иначе. Увольнение со службы они воспринимают как крах жизни. Кроме того, имеется еще такой немаловажный фактор, как зарплата. Ну на что Вовка будет жить? Я точно знаю: никаких сбережений у него нет. Впрочем, мы не дадим ему умереть с голоду, но Костин не из тех особей, которые с удовольствием садятся бабам на шею.
   – Сегодня уезжаю, – неожиданно брякнул Вовка, – на двадцать четыре дня.
   – Куда?!
   – На Селигер, в дом отдыха, отпуск взял, – хмуро сообщил Костин.
   Я схватила его за руку.
   – Послушай, не глупи, все уладится.
   – Что? – грустно спросил майор. – Дело ясное, никаких сомнений у следователя нет. Этот Игорь и Ната целый год были вместе. Может, они бы и поженились, только ее родители оказались против, не понравился им предполагаемый зять.
   Я молча слушала Володю.
   – Потом Ната его бросила, – продолжал он, – и у нас завязался роман. Игорь ревновал, звонил бывшей невесте, пугал ее, требовал вернуться к нему, а затем случилось то, что случилось!
   – Но тогда не она должна была его убить, а он ее! – логично возразила я.
   Вовка нахмурился, но промолчал.
   – А что Ната говорит? – полюбопытствовала я.
   – Ушла в глухую несознанку, – ответил майор, – не отрицает, что была знакома с Игорем, подтверждает, что пришла к нему на свидание, но лишь с одной целью: попросить его оставить ее в покое, навсегда.
   – Зачем тогда стреляла?
   – Она говорит, что толкнула парня и ушла, кипя от злости, в метро. Спустилась на перрон и села на скамейку. Хотела привести нервы в порядок, а тут налетели менты, подбежала дежурная. Ната клянется, что не стреляла и в глаза не видела револьвера!
   – Очень глупо! Я собственными глазами наблюдала, как она несется к зданию метро, сжимая огнестрельное оружие. Кстати, на площади было полно свидетелей.
   – И тем не менее она плачет и твердит: «Не я!» – мрачно завершил рассказ Костин.
   Вечером мы вместе с Кирюшей смотрели видик. Мальчик решил развеселить меня и, сбегав в прокат, приволок глупейшую комедию, герои которой швыряли друг другу в лицо тарелки с едой и попадали ногами в унитаз. Пару дней назад я бы уже согнулась от хохота, но сегодня лишь натянуто улыбалась, чтобы не обидеть Кирюшку. В голове крутились мысли, не имеющие никакого отношения к действию, разворачивающемуся на экране. Бедный Вовка! Надо же так вляпаться! И что делать с Юрием, который никак не выходит из запоя? И как поступить с Магдаленой, если Клава задержится в больнице надолго?
   – Ну и дура! – воскликнул Кирюшка.
   – Кто? – машинально спросила я.
   – Эта Софи, – ткнул мальчик пальцем в экран, – за ней гонятся, а она на каблучищах шкандыбает! Ежу понятно, чтобы убежать, нужно надеть кроссовки, ну, на худой конец, ботинки без каблуков. Разве на таких ходулях скроешься?
   Я включила зрение и увидела на экране маленькую, хрупкую фигурку, которая, покачиваясь, бежала по улице. Внезапно перед глазами возникла совсем иная картина. Вот Ната, рассердившись на Игоря, топает ножкой, обутой в джинсовый сапог. Подошва у него почти плоская, помнится, я еще позавидовала: ну где Вовкина жена ухитрилась раздобыть такие удобные и модные сапожки?
   Так, что было потом? Толпа, сошедшая с автобуса, двинулась к метро и закрыла мне на пару минут обзор. Затем раздался выстрел. Я не видела, как Ната стреляет в Игоря, просто услышала резкий звук «крак». А дальше? Народ шарахнулся, и перед взглядом появилась бегущая Ната, она слегка покачивалась… Мне еще тогда показалось что-то странным, и теперь я понимаю что. Я в тот момент вновь глянула на ее обувь. Так вот, Ната бежала неловко, покачиваясь, оттого что на ногах у нее были джинсовые сапожки на высокой, десятисантиметровой, шпильке.
   Я вскочила с дивана.
   – Ты куда? – удивился Кирюшка. – За чаем? Тогда остановлю пленку.
   Но мне было не до дурацкой комедии. Отлично помню, что Ната топала ногой, обутой в высокий ботиночек без каблука. Каким образом у бегущей к метро женщины оказались сапожки на шпильке? Напрашивался только один ответ: в сторону подземки торопилась не Ната. А кто? Вновь перед глазами возникла фигурка в красной куртке, с дурацки причесанной головой: кудряшки, на которых висит заколка в виде бабочки.
   В полном ажиотаже я влетела на кухню и, сама не знаю почему, дернула ящик, в котором у нас хранятся столовые приборы. Вилки, ложки, ножи веером разлетелись по чисто вымытому линолеуму. Кирюшка вбежал в кухню.
   – Лампудель! Ты упала?
   Я присела и стала молча собирать рассыпанное. Руки тряслись от напряжения. Девушка в красной куртке, спешившая к зданию «Новокузнецкой», убийца, сжимавшая пистолет, была не Ната. Просто они очень похожи. Внезапно вилки выпали из моих рук и снова оказались на полу. Кто-то решил подставить Вовкину жену и специально обстряпал дело таким образом, что…