Донцова Дарья. Камин для Снегурочки

Дарья ДОНЦОВА
КАМИН ДЛЯ СНЕГУРОЧКИ

   Все события, описанные в книге, никогда не происходили в действительности. Сюжетные линии выдуманы, совпадения имен и фамилий случайны.

ГЛАВА 1

   Никогда не знаешь, с какой стороны к тебе подползет неприятность. И вообще, никому не известно, что с ним случится через пять минут.
   Как-то в начале июня я сидела в кафе вместе со своей подругой Ленкой Горбуновой. Время было довольно позднее, около полуночи, но, как ни странно, я никуда не спешила. Дело в том, что все мои домашние уехали кто куда, и мне предстояло провести несколько дней в одиночестве. Первые сутки я наслаждалась тишиной и покоем, на вторые загрустила, а на третьи, решив отвлечься, отправилась на встречу с Ленкой.
   Мы славно провели время, выпили кофе, поели пирожных, а потом я с завистью сказала:
   – Какие у тебя красивые волосы!
   – Ага, – кивнула Ленка, – правда шикарные?
   – Словно из рекламного ролика, – кивнула я, – густые и блестящие. А у меня! Просто кошмар! Мою их каждый день, и все равно тусклые, не лежат, секутся на концах. Да еще ногти в последнее время слоиться начали. Наверное, старость подбирается.
   – Глупости, – захихикала Ленка, – какие наши годы! Просто нехватка витаминов.
   – Я их принимаю каждое утро!
   – Значит, не те! – не сдавалась Ленка. – У меня, между прочим, на голове тоже сено торчало, пока одно средство не посоветовали. Во, гляди.
   С этими словами Ленка вытащила из сумки пластиковый флакон, набитый большими розовыми капсулами.
   – Помогает классно, – заверила меня она, – через три дня я совсем другой вид приобрела.
   – Дай название спишу, – загорелась я, – тоже хочу попробовать!
   Ленка открутила пробку, потом, высыпав на салфетку примерно двадцать желатиновых капсул, сказала:
   – На, попробуй. Сначала сразу надо слопать пять штук, а потом после каждой еды по две. Волшебное средство, только дорогое.
   – Ты мне просто название скажи, – улыбнулась я, – сама куплю.
   – Оно у нас не продается, – вздохнула Ленка. – Его мне Колька привез из Китая. Это их народная примочка, супер-пупер-полезная. Если через три дня поймешь, что тебе лучше становится – энергия прибывает, волосы заблестели, сон наладился, – позвони мне, а я Кольку попрошу, он и тебе витаминчики из Пекина притащит.
   – Ну спасибо, – обрадовалась я.
   – Ты сразу-то пять штук прими, – велела Ленка.
   – Большие очень, – скривилась я, глотая капсулы.
   – Ради красоты можно потерпеть, – хмыкнула подруга.
   Мы расплатились по счету, я проводила Ленку до ее машины.
   – Звони! – крикнула Горбунова и умчалась на бешеной скорости.
   Я осталась одна, надо было ехать домой, но отчего-то на меня напал столбняк. Начало июня в этом году выдалось просто замечательное. Вот уже несколько дней термометр стабильно показывает плюс двадцать три, на небе ни облачка, редкая погода для столицы. У нас ведь, как правило, на Новый год расцветают розы, а в июне валит снег.
   Улица, вернее, маленький переулочек, где располагалось кафе, выглядела пустынной. Впрочем, завтра рабочий день, и, несмотря на великолепную погоду, большинство москвичей уже улеглось спать. Если честно, я сама не слишком люблю посещать злачные места, расположенные на окраине Москвы, но Ленка недавно переехала в район новостроек, и, когда я, позвонив, сказала: «Давай встретимся», она ответила: «Если тебе все равно где, то лучше в ресторанчике „Винни-Пух“, там кормят отлично, кофе варят классный».
   – Где же такой трактир? – изумилась я.
   – А недалеко от моей новой квартиры, – пустилась в объяснения подруга, – извини, к себе не зову, у меня стены штробят под проводку. Грязища повсюду! Вот закончу ремонт, тогда и приглашу на новоселье. Ну какая тебе разница, где нам встречаться? А мне нельзя далеко от квартиры уезжать, мало ли что. Этот «Винни-Пух» вполне приличное место, тихое, народу никого, кормят хорошо!
   И вот сейчас я стою совершенно одна, поздним вечером, даже ночью, в незнакомом, почти не заселенном районе, а вокруг ни души. Мне неприятно и некомфортно.
   Внезапно стало душно. Наверное, собиралась гроза. Не успела в голове возникнуть эта мысль, как перед глазами блеснула молния, но грома не было слышно. «Надо поспешить домой», – вяло подумала я, пытаясь оторвать ноги от асфальта, и тут прямо передо мной снова ударила молния. Яркий свет вспыхнул в глазах, на голову словно надвинули тесную, тяжелую шапку, потом внезапно потемнело. Я хотела было шагнуть вперед и оказалась в кромешной темноте…
 
   – Отметь там, – донеслось из плотного тумана, – два часа ровно, бирку нацепи.
   – Ага, – ответил другой голос, тоже мужской, но более высокий. – А че писать?
   – Учи вас всему! Число, время и паспортные данные.
   – Так у ней документов нет.
   – Тогда пиши – неизвестная, пусть ее к неопознанным положат.
   Я попыталась открыть глаза, но ничего не вышло. Чьи-то грубые, крепкие пальцы схватили меня за левую щиколотку.
   – Слышь, Колька, – сказал мужчина, – а у ей ногти лаком помазаны, розовым таким.
   – И че?
   – Не похожа она на бомжиху.
   – Ты нам сложностей не создавай, – обозлился Колька, – документов нет? Нет! Вот и отправляй куда велено, не наше это дело, понял, Толян?
   – И не грязная она, – бубнил Толян, что-то делая с моей ногой.
   – На одежду глянь, – сказал Колька, – дерьмо вонючее.
   – А сама-то чистая, – не успокаивался Толян. – Руки тоже аккуратные!
   – Заткнись!
   – Так маникюр есть! И видишь полоску на пальце, такую белую.
   – И че?
   – Она кольцо носила! Не, это не бомжиха.
   – Толян, – сурово заявил Колька, – тебя сюда на практику прислали? Вот и учись у меня. Вези в морг. Я хочу спокойно матч посмотреть, ей уже до лампочки, где лежать, а наши с такой командой больше никогда играть не будут. Завтра Семен Петрович явится, и разберемся. Маникюр, педикюр… С улицы привезли, в одежде рваной, без обуви, документов нет…
   – А ноги чистые, – зудел Толян, – как же она босиком ходила и не испачкалась? Нелогично.
   – Пошел ты со своей логикой, – заорал Николай, – вот несчастье на мою голову! Практикант хренов! Ее «Скорая» в приемный покой приволокла! Одну! С улицы! Тетка померла, к несчастью, не у них в машине, а у нас в коридоре, отправляй ее в морг! Да не в первый, к приличным, а во второй, к бомжарам. Небось проститутка! Отсюда и ногти крашеные. Попользовались ею и вышвырнули…
   – Не получается по-твоему!
   – Ну все, – рявкнул Николай, – матч уже пять минут идет! Умерла так умерла, блин.
   Хлопнула дверь. Пока мужчины спорили, я пыталась открыть глаза или рот или пошевелиться, но отчего-то ни одна часть моего тела не повиновалась мне. Руки, ноги не желали двигаться, шея не поворачивалась, и диалог парней я слышала словно сквозь вату, никаких эмоций он у меня не вызвал. Кто-то умер… Я, скорей всего, сплю и вижу дурацкий сон.
   Чьи-то руки подняли меня, уронили на железный матрас, потом кровать затряслась…
   – Ты чё ее головой вперед толкаешь, – загундосил Толян, – ногами положено!
   – Молчи, студент, – ответил звонкий девичий голос, – нашелся тут!
   Я пыталась вырваться из вязкой темноты, облепившей меня, хотела спросить: «Что случилось?» – но пошевелить губами не сумела и заснула…
 
   – И кто из них? – раздался мужской голос.
   – Ну… вон та, наверное, – ответил второй мужчина, – слева, бери ее.
   – На бирку глянь, – велел первый.
   – Ща, не, Макс, лучше сам позырь, не разобрать.
   – Ты, Витька, очки себе купи!
   – Пошел на…
   – Сам иди! Это она! Видишь, написано «неопознанный», клади сюда.
   – Во блин, тяжелая!
   – Так мертвое тело завсегда тяжельче живого, подымай.
   Чьи-то руки схватили меня, понесли, потом по лицу пробежал ветерок.
   – Внутрь пихай.
   – Нормалек, улеглась.
   – Теперь куда?
   – Поглупей чего спроси, к Ивану.
   Из моей головы медленно начал уходить туман, и появились какие-то ощущения. Через некоторое время я поняла, что лежу на спине, на чем-то жестком, подпрыгивающем, мне очень холодно, неудобно и плохо. Но это определенно не явь, а ужасный, кошмарный сон. Иначе почему я никак не могу открыть глаза?
   Внезапно тряска прекратилась, послышался противный лязг.
   – Привезли? – прозвучало издалека.
   – Да.
   – Где?
   – В кузове.
   – Ясное дело, не на сиденье, показывай.
   – Вот.
   Повисла тишина. Потом мужик с негодованием воскликнул:
   – Это что? Ты кого припер, Витя?
   – Как велели, из морга, неопознанная, нам Николай Михайлович выдал. Мы ему заплатили, все путем, – затарахтел тот, кто отзывался на имя Виктор, – не сомневайтесь.
   – Идиот! Кто это?
   – Так, Иван Николаевич, – труп!
   – Чей?!
   – Ну… как велено… бабы!
   – Какой?
   – …э …неопознанной!
   – И где ты… его взял?
   – Так Николай Михайлович выдал. Она к ним в ночь поступила, вчера, то есть сегодня. Документы он похерил, вот и получается, что о ней никто не знает. Все как надо.
   – Витя, ты…
   – Да че я сделал-то!
   – Дерьмо, – заорал Иван Николаевич, – никому ничего поручить нельзя! Все самому делать надо! Урод! Кретин!
   – Так че я не так сделал? – обиженно занудил Витя.
   – Все, – бушевал Иван Николаевич. – Мне нужна старуха! Ста-ру-ха! Баба семидесяти лет! Или около того, а здесь кто, а? Ей пятидесяти не дать!
   – Намного моложе будет, – встрял еще один до сих пор молчавший мужчина, – вон грудь какая!
   – Молчи, придурок, – взвизгнул Иван Николаевич, – только о сиськах и думаешь, гондон!
   – Мне такую Николай дал, – отбивался Виктор.
   – Ну, ща ему мало не покажется, – пообещал Иван Николаевич.
   Послышалось тихое пиканье, потом мужик гаркнул:
   – Колька, сучий потрох, кого мне прислал! Мне бабка нужна старая…
   Вяло слушая его речь, щедро пересыпанную матом, я изо всех сил пыталась проснуться.
   – Езжай опять к Кольке, – велел Иван Николаевич.
   – А эту куда? – спросил Витя.
   – Куда, куда, на холодец сварите.
   – Скажете тоже, – хихикнул Виктор, – назад, что ли, тащить?
   – Нет! Колька уже заплатил, чтоб не болтали. Заройте ее с Лешкой в лесу.
   – Сделаем, – прозвучали дуэтом голоса.
   – Быстро засыпьте – и к Кольке, – велел Иван Николаевич, – твари, идиоты!
   Вновь послышался лязг, пол подо мной затрясся. Я попробовала крикнуть, но не сумела. Очень быстро шум мотора стих. Грубые руки схватили меня за щиколотку, протащили и бросили, на этот раз не на железо, а на что-то мягкое.
   – Неси лопату, Лешка.
   – А ее нет!
   – Ты че, не взял?
   – Не.
   – Идиот!
   – Сам такой!
   – …
   – От… слышу!
   – Ладно, – слегка успокоился Витя, – жди тут, съезжу за заступом.
   – Я с тобой.
   – С какой стати?
   – Не останусь с ней один!
   – Во придурок! Боишься, что ли?
   – Ага, – честно признался Леша, – мне от трупов нехорошо.
   – Ну ты и чмо! Мертвецы безобиднее живых.
   – Не, я с тобой поеду.
   – А эту кто караулить будет?
   – А че с ней сделается? Пусть лежит. Или сам оставайся, а я за лопатой сгоняю, – предложил Леша.
   – Нет, – быстро буркнул Витя, – вместе прокатимся.
   Повисла тишина, я, плохо понимая, что происходит, пошевелила рукой… И тут со всего размаху мне на живот шлепнулось что-то скользкое, мягкое, отвратительное…
   Из груди вырвался жуткий крик, я села и раскрыла глаза… Вокруг стеной стоял лес, серый рассвет едва проникал сквозь кроны деревьев. В легком недоумении я огляделась и мгновенно просекла ситуацию. Господи, я умерла, попала в морг, оттуда меня, спутав с кем-то, увезли. А вот теперь, чтобы исправить ошибку, парни снова поедут в трупохранилище, а меня сейчас зароют тут, вот на этой симпатичной поляне. Мои могильщики забыли лопату, скоро они вернутся. Надо бежать отсюда с реактивной скоростью. Ни в коем случае нельзя дожидаться этих Витю и Лешу. Парни явно принадлежат к криминальному сообществу. Ну кому еще придет в голову брать из больницы неопознанное тело?
   Я вскочила на подгибающиеся от слабости ноги, дикий, животный страх прибавил мне сил. В ту же секунду стало понятно, что я совершенно голая. На секунду меня охватило отчаяние, но вдруг взгляд упал на лежащее передо мной грязное серое байковое одеяло. Я схватила его, набросила на плечи и понеслась сквозь кустарник, не чуя земли под босыми ногами.

ГЛАВА 2

   Сколько времени я летела сквозь лес, сказать трудно. Ужас гнал меня словно сыромятной плетью. Вдруг деревья расступились, и я увидела пустынное шоссе. Радость охватила меня. Дорога обязательно выведет к какому-нибудь населенному пункту, и по ней может проехать машина.
   И тут показалось ярко-красное пятно. Оно быстро приближалось ко мне, превращаясь в красивую иномарку. Я бросилась автомобилю наперерез.
   – Помогите!
   «Мерседес» замер. Из окошка высунулась светловолосая девушка.
   – Ну ваще, – воскликнула она, – ты пьяная? Или обкуренная?
   – Помогите!
   – Вау! Тебя ограбили?
   – Да, – быстро сказала я.
   – Ну садись, – сморщилась девушка, – довезу до Москвы.
   Я влезла в «Мерседес» и затряслась от холода.
   – Эк тебя ломает, – пожалела меня девица, – небось мескалин жрешь? Или на дорожке сидишь?
   – Вы о чем?
   – Какие колеса хаваешь?
   – Я не наркоманка.
   – Нормалек! Ладно, будем знакомы, я – Глафира. Узнала небось?
   – Кого? – стуча зубами, спросила я.
   – Меня, – горделиво ответила девушка, – я – Глафира.
   – Нет, простите, а вас надо узнавать?
   Девушка тряхнула копной светло-русых мелкозавитых волос.
   – Все отчего-то мигом ко мне целоваться лезут. Ты что, телик не смотришь?
   – Очень редко. Вы ведете какую-то программу? Ток-шоу?
   Глафира засмеялась.
   – Не. Пою в группе «Сладкий кусочек». Неужели ничего про нас не слышала? Вот эту песенку, например.
   Бойко вертя рулем, Глафира слабеньким, дрожащим голоском завела: «Милый уехал, в жизни все обман…»
   – Ой, конечно, знаю, это вы исполняете?
   – Да.
   – Очень приятно, меня зовут…
   Внезапно я замолчала. А как меня зовут?
   – Ну, – поторопила Глафира, – так как тебя звать?
   – Не помню, – оторопело ответила я, – имя из памяти вылетело.
   – А фамилия, – хихикнула Глафира.
   – …э …тоже.
   – Чего же ты врала, что не глотаешь колеса, – откровенно развеселилась добрая самаритянка, – наркоша!
   – Ей-богу, я не пользуюсь стимуляторами.
   – И как тебя звать, не скажешь?
   – Нет, – пробормотала я, чувствуя, как в душе снова нарастает ужас, – ничего не помню. Вообще.
   – Где живешь?
   – Понятия не имею.
   – Телефон назови.
   – Ну… Нет, не могу.
   – Во блин, – хлопнула рукой по баранке Глафира, – класс! И чего делать теперь? Куда тебя везти? Почему ты голая, в одеяле?
   Я поежилась.
   – Плохо помню. Вроде меня хотели убить, а я удрала, но это все.
   Глафира хмыкнула:
   – Ловко. Может, в милицию поедем?
   – Не надо, – испугалась я.
   Певица рассмеялась:
   – Понятно. Катим ко мне, там Свин сидит, он разберется.
   – Это кто Свин? – спросила я, тщетно пытаясь унять дрожь.
   Глафира нажала на кнопочку, по моим босым ногам повеяло теплым ветерком.
   – Свин? Продюсер. Сиди спокойно, торчила.
   Я хотела было снова напомнить, что не употребляю никакие препараты, но приятное тепло уже добралось до головы, и я уснула…
 
   – Дура, – ворвался в уши возмущенный голос, – зафигом приволокла ее?!
   – Она на дороге стояла.
   – … бы с ней.
   – Жалко все-таки.
   – Идиотка.
   – Свин!!!
   – Что?
   – Ну не бросать же ее было?
   – Не стоило подбирать!
   Я села, обнаружила, что нахожусь на диване в просторной комнате с ярко-голубыми занавесками. На мне была слишком просторная шелковая пижама. В креслах у окна сидели Глафира и мужчина лет сорока, черноволосый, плохо выбритый, с крупным ртом и большим носом.
   – Здравствуйте, – пролепетала я, – который час?
   – Ты, киса, сутки проспала! – рявкнул мужик. – Давай-ка познакомимся, Семен.
   – Очень приятно, – кивнула я.
   – Ну, чего молчишь, лапа? – заржал Семен. – Имечко скажи, назовись по-человечески, голуба. Сколько тебе лет, где живешь? Язык проглотила?
   Я попыталась судорожно вспомнить хоть что-то. Но тщетно, в голове было пусто, словно в тумбочке у кровати в гостинице после отъезда очередных постояльцев.
   – Ну, лапуся, – поторопил меня Сеня, – как дела? Ау! Кофе хочешь?
   – Да, – с благодарностью воскликнула я, – очень!
   – А покушать?
   Невидимая рука сжала желудок.
   – Конечно, с огромным удовольствием, – обрадовалась я.
   Свин заржал и показал на столик, где стояла банка растворимого кофе, коробка с печеньем и электрочайник.
   – Угощайся, котя.
   Я встала с дивана, пересела в кресло, насыпала коричневого порошка в чашку, налила туда воды, глотнула и сморщилась.
   – Что, невкусно? – заботливо спросил Свин.
   – Не слишком, натуральный лучше.
   – Скажите пожалуйста, – скривился Семен, – какие мы нежные! Где же ты наслаждалась кофейком по-турецки? В сизо?
   Быстрым движением он выхватил у меня из рук чашку и залпом опрокинул в себя ее содержимое.
   – Мы, люди шоу-бизнеса, не гордые, – сообщил он, – не то что вы, зэчки.
   – Почему зэчки? – оторопело поинтересовалась я.
   – Врать не надо, – рявкнул Свин, – хорош выделываться, мы тут тоже можем такого Ваню изобразить!
   Я растерянно моргала глазами, потом собралась с духом и прошептала:
   – Простите, я не хотела вас обидеть, сказав про кофе. Сама не понимаю, как это вырвалось. Отчего-то мне кажется: раньше я пила только арабику.
   – Ну, киса, – хмыкнул Свин, – роль не продуманная. Значит, ничего о себе не помнишь, а кофе в чашечку насыпала, кипяточком залила. Следовательно, не такая уж ты психованная. Сумасшедшая бы на стол порошок натрясла и языком слизала. Одним словом, кончай базар.
   – Извините, но я…
   – Хватит!
   – Ей-богу…
   – Значит, правда ничего о себе не знаешь?
   – Нет! – с отчаянием воскликнула я.
   – Ладно, котя. А я кой-чего разведал. Ты – Таня Рыкова.
   – Таня Рыкова? – повторила я, пытаясь понять, вызывает ли это словосочетание у меня хоть какие-то эмоции.
   Но нет, никаких воспоминаний в голове не возникло.
   – Таня Рыкова, Рыкова Таня… – бубнила я.
   – Ага, – кивнул Свин. – Ты жила себе спокойно хрен знает где, у Муньки за шиворотом, потом приехала в Первопрестольную, устроилась трамваи водить.
   – Трамваи? – эхом отозвалась я и посмотрела на свои узкие ладони. – Я не умею управлять этим транспортным средством.
   – Ага, – хмыкнул Свин, – но само слово «трамвай» тебе понятно?
   Я кивнула.
   – Вот и славненько, – скривился он, – уже продвигаемся вперед. На городском транспорте тебе работать не понравилось, что, в общем-то, понятно: грязно, утомительно, платят мало, и ты, котя, подалась в поломойки, стала квартирки убирать. И тут тебе, киса, повезло. Пристроилась в коттеджный поселок, к некоему Сергею Лавсанову. Дальше мне говорить или сама продолжишь?
   – Простите, лучше вы.
   – Вот, е-мое, кривляка, – хохотнул Свин, – ну лады. Некоторое время тому назад ты, душенька, прирезала своего доброго хозяина, можно сказать, благодетеля, пырнула ножиком, остреньким таким, тоненьким, для сырокопченой колбаски. Очень аккуратно попала мужику прямо в сердце. Ловко вышло.
   – Не может быть, – прошептала я, чувствуя, как голову стремительно стискивает обруч, – я никогда никого не убивала!
   – Да? Откуда ты знаешь? – захрюкал Свин.
   – Ну… мне так кажется. И потом, как вы выяснили, кто я такая?
   Продюсер шмыгнул носом, вытащил пачку сигарет, закурил и, выпустив прямо мне в лицо струю дыма, спросил:
   – Ты выскочила к Глафире из леса?
   – Вроде, – осторожно подтвердила я.
   – На Волоколамском шоссе?
   – Извините, не знаю.
   – Зато я очень хорошо знаю, – оборвал меня Свин. – У Глафиры там, на Волоколамке, приятель живет, она от него рулила, а тут ты, киска, в одеялке, голенькая. Глафира, конечно, дура…
   Девушка шумно вздохнула, но осталась сидеть молча. За время нашего разговора она не произнесла ни слова.
   – …полная идиотка, – продолжил Семен, – жалостливая слишком, вот и притормозила. Я бы ни за что не остановился. Ясно?
   – В общем, да, но откуда вы узнали, что я Таня Рыкова?
   – Не перебивай, а слушай. Когда ты прирезала хозяина, бедного Сережу, то, совершенно потеряв голову, вылетела из дома и понеслась к дороге, вся в крови, с ножиком в руке. Естественно, тебя взяли на выходе из поселка, охранник выскочил из будки и скрутил Танюшу. Ну, ясный перец, менты приехали, то да се, сечешь? Вела ты себя неадекватно, на вопросы не отвечала, чушь понесла. Ну и попала в сизо, потом суд и приговор!
   – Это со мной давно было? – еле шевеля губами, спросила я.
   – Да уж не вчера, – улыбнулся Свин, – наша самая справедливая и неподкупная Фемида посчитала тебя невменяемой и отправила на лечение в спецбольницу. Это по-ихнему, по-юридически, клиника, а по-нашенски, по-простому, психушка. Таперича понятненько, Танюшка?
   – Нет.
   – Ох, и упорная ты. Хорошо. Психушка эта стоит в километре от Волоколамки, надо сквозь лесок пробежать, и выскочишь на шоссе. И знаешь, что интересно?
   – Нет.
   – Заладила: нет, нет, – фыркнул Свин, – из психушки поднадзорная личность удрапала ночью. Татьяна Рыкова пошла в туалет и утекла. Пронырливая такая, ловко дельце обустроила. Все в палате оставила, в ночной рубашке босиком в сортир почапала, а потом в душ зарулила, сказала медсестре, что обосралась. Вот та, дуреха, и поверила Танечке. А наша Рыкова, ну хитра, ночную рубашонку на крючок повесила и в душ двинула. Сестра спокойно ждала, сорочка висит, вода шумит. Только через час до тупой девки дошло: неладно дело. Открыла дверь, а тебя нет.
   – Куда же я делась?
   – Э-э-э, хитрованка! Там в полу, под решеткой, которая пол прикрывает, люк имелся в подвал. Дом-то старый, про лючок то ли забыли, то ли посчитали, что его не открыть. А может, тебе кто помог, а? Только утекла ты, киса, и к шоссе бросилась.
   – Нелогично выходит, – обозлилась я, – если я имела сообщников, то почему они машину не подготовили?
   – Значит, ты одна орудовала, – быстро согласился Свин.
   – И откуда у меня одеяло?
   – Так сперла в больнице.
   Я ошарашенно замолчала, потом поинтересовалась:
   – С какой стати мне было хозяина убивать? Опять не то получается. Он же горничной небось зарплату платил!
   Семен издал серию коротких хрюкающих звуков, и мне стало ясно, почему он получил столь милое прозвище.
   – Ты, кисонька, решила у благодетеля деньжат стырить и сумела сейф вскрыть. Он у парня ну в очень нестандартном месте находился – в кладовке с припасами. Небось он решил, если бандиты наедут, то деньги в кабинете или в спальне искать будут. К банкам с крупой не полезут. Только не подумал Сережа о вороватых горничных да, на свою беду, домой в неурочный час приехал. Прикинь, как он удивился…
   – Откуда вы все это узнали? – только сумела спросить я.
   Свин хмыкнул:
   – Киса, у меня такие связи! И что теперь делать станем, Татьяна? Назад в клинику поедем? Да уж, тебе там очень обрадуются! Скрутят, к кроватке привяжут. Есть у них такие милые постельки, без матраса, а в деревяшке под спиной дырка!
   – Зачем?
   – А под нее ведерко ставят, – заржал Свин, – чтобы всякие вроде тебя в туалеты не просились.
   – Я никого не убивала, ей-богу, поверьте.
   – Ты же ничего не помнишь, – издевался Свин, – ни своего имени, ни адреса, ни возраста…
   – Да, это так, но я знаю, что не могла убить.
   – Невысокая, коротко стриженная, светло-русая, глаза голубые, худая, имеет шрам от аппендицита, – спокойно перечислил Семен.
   Я схватилась за пижамные штанишки.
   – Да есть у тебя отметина, – отмахнулся Свин, – не старайся, не верю, как говорил Станиславский.
   Из моих глаз полились слезы.
   – Я ничего, совсем ничего не помню, вообще.
   – Тогда поехали в клинику.
   – Не хочу!
   – Да? Выбора-то нет, киса.
   У меня внезапно затряслась голова, по спине пробежал озноб, перед глазами сначала появилась серая сетка наподобие москитной, потом запрыгали разноцветные шары и стала медленно надвигаться темнота. Последнее, что я помню, был гневный вскрик Глафиры.
   – Ну ты мерзавец, Свин!
   В следующий раз я очнулась ночью, в окнах был беспросветный мрак. В углу большой комнаты горела лампа, на диване в круге желтого света сидела Глафира с журналом в руках. Я попыталась подняться и застонала – голова болела нещадно.
   – Проснулась? – спросила Глафира, откладывая яркий томик. – Хочешь есть?
   – Да, если можно.
   – Пошли на кухню.
   Пошатываясь, я добрела до огромного помещения, села на стул и стала смотреть, как Глафира роется в холодильнике.
   – Сыр будешь? – спросила она.
   Я кивнула.
   – Ты не злись на Сеньку, – вздохнула певица, – хоть он и дикая свинья! Он тебе проверку устроил.
   – В каком смысле?
   – Ты, похоже, в самом деле Рыкова Татьяна, – пояснила Глафира, – убила Сергея Лавсанова, только не из-за денег. Он к тебе полез, изнасиловать хотел, на кухне дело было, вот ножик под руку и попался. И потом, ты москвичка.
   – Зачем же тогда Свин наврал? – удивилась я, впиваясь зубами в бутерброд.
   – Он думал, что ты врешь, притворяешься беспамятной, – пояснила она, – решил, что в какой-то момент не выдержишь и заорешь: «Все не так было». Но ты молчала, а потом в обморок упала. Теперь Свин в сомнениях.