Девушка села на табуретку и прошептала:
– Ну, теперь ей ничего не будет, раз померла. Она торговала желудком беременной ослицы.
– Чем? – оторопела я. – Ну-ка повтори!
– Желудком беременной ослицы, – покорно высказалась еще раз Ниночка.
Я разинула рот. Чего только не бывает в наше время! Про гербалайф, тайские таблетки с глистами, желчные камни крупного рогатого скота я читала в «Из рук в руки», но про ослов!
– Где же она его брала?
– Кого?
– Ну, желудок ослицы…
– В гастрономе покупала, на Ленинградском шоссе.
– А зачем его продают? Ну, для какой цели? Едят сей продукт или к больным местам прикладывают?
Ниночка тяжело вздохнула.
– Ну, слушайте, видимо, делать нечего, придется правду рассказать.
Надюша недолго проработала медсестрой, вскоре шприц, клизма и капризные пациентки ей надоели, и девушка ушла. Где она только потом не трудилась: продавала билеты в кинотеатре, торговала на рынке косметикой и колготками, бегала по домам от фирмы, производящей витамины, и пекла блинчики в павильоне «Русские блины»… Но никакой радости ни одна из работ не приносила. Да и фиг с ней, с радостью, были бы деньги, но их-то как раз и не платили. На рынке хозяин давал по пятьдесят рублей в день, в блинах выходило около тысячи в месяц, а за витамины вообще шел процент, и, протаскавшись весь день по крутым лестницам, можно было вернуться домой с пустыми руками.
Жизнь казалась Надюше беспросветной, и она часто жаловалась более удачливой Ниночке:
– Господи, вон в газетах пишут, богатые старики обожают молоденьких! Где найти такого дедушку? Уж я бы его ублажала со всех сторон! Денег хочу, ничего другого не надо! Денег! Долларов! Я, Нинка, за баксы на все согласная!
Ниночка вздыхала и предлагала подруге:
– Ну, хочешь, возьми у меня двести рублей, просто так, без отдачи!
Надежда закатывала глаза.
– И что на такую сумму можно сделать? В Макдоналдс пойти? Нет, Нинок, мне тысячи нужны. Ей-богу, если бы могла, пошла бы в проститутки, только меня с души воротит при виде грязных парней…
– А дедушку ищешь, – хихикала подруга.
– Так небось они импотенты, – пояснила Надя.
Зимой Надежда, стоявшая на морозе за прилавком с колготками, заработала воспаление придатков. Сначала, как все женщины, она хотела перетерпеть и не ходить к гинекологу, но потом боль скрутила так, что пришлось переться в женскую консультацию.
Естественно, у кабинета сидела очередь, штук шесть беременных женщин и две не слишком молодые тетки. Одна из будущих мамаш стала громко жаловаться на многочисленные болячки. Надюшу чуть не затошнило от отвращения, но другие бабы с животами мигом подхватили тему и начали рассказывать о своих недугах. Только одна, с огромным пузом, молчала. Когда остальные стали восклицать: «Лишь бы на ребенке не отразилось», сидевшая до сих пор тихо беременная резко сказала:
– Естественно, отразится: сами подумайте, могут с гнилого дерева сладкие яблочки упасть? Весь ваш токсикоз, повышенное давление и запор младенцу боком выйдут. Родится больной.
– Делать-то чего? – растерянно спросила самая молоденькая.
– Мне тоже плохо было, зато потом люди надоумили, что нужно отваривать по маленькому кусочку желудка беременной ослицы и пить воду. Мясо съедать на ночь. Три-четыре процедуры, и все. Я, например, про все недуги позабыла, и мой малыш, в отличие от ваших, родится здоровым.
– А где его берут, желудок этот? – робко поинтересовалась молоденькая.
– Мне из Средней Азии присылают, самый лучший, вот только что поезд встретила, десять порций получила. Дорогой только, зараза, одна доза сто баксов, но ради здоровья сына я на все согласна. Хотя мне уже этот желудок и ни к чему, рожать не сегодня-завтра, да и не болит ничего. Но все равно купила, в морозильник суну, а потом подругам раздам, когда беременеть надумают!
Воцарилось молчание. Потом рыжая девушка, сидевшая у самого кабинета, попросила:
– Если вам ни к чему, продайте мне, а? Вот триста долларов. Трех порций достаточно?
– Конечно, много даже, и одной хватит!
– А мне одну можно? – подала голос брюнетка из угла. – Только сто баксов с собой.
– Сейчас мужу позвоню, – оживилась третья, – он мне оставшееся купит.
– Почему это все тебе? – окрысилась блондинка с золотым зубом. – Я тоже хочу здорового ребенка!
Торговка зашуршала пакетами, вытащила наружу нечто, страшно напоминавшее по виду коровий рубец, и получила от покупательниц в общей сложности тысячу долларов. Надюша только вздохнула, увидав, как беременная прячет зеленые бумажки.
Гинеколог осмотрел Надежду и велел сдать кровь на анализ. Каково же было ее удивление, когда на следующее утро в очереди к кабинету, где брали кровь, она опять увидела двух баб, тех самых, что вчера сидели к гинекологу… И опять одна, жалуясь на отвратительное самочувствие, «завела» всех на разговор о болячках, а другая принялась торговать ослиным желудком. Но самое удивительное было не это, бойкие бабы были уже не беременными, от их огромных животов ничего не осталось, и обе нацепили на стройные бедра узенькие джинсики-стрейч.
Надюша мигом смекнула, в чем дело, и пришла в полный восторг. Сразу из поликлиники она отправилась в мясной магазин, отдала сорок рублей за килограмм рубца и предложила Нине работать на пару, но медсестра побоялась дурить народ. Тогда Надюша взяла в напарницы другую девушку, и синдикат «целителей» заработал на полную мощь.
– Они иногда по тысяче долларов в день имели, – вздыхала Ниночка. – Надюшка оделась, ремонт сделала, мебель купила, отдыхать съездила… И вот бац – умерла. И все из-за денег. Кабы не жуткие тысячи, что у нее в руках оказались, не погибла бы моя подруга.
– При чем тут деньги?
– Ну как же? – удивилась Нина. – Надьку током убило. Машину она посудомоечную купила, автоматическую. По мне, так совершенно ненужная вещь. Ладно стиральная: белье тяжело руками ворочать, а тарелки – тьфу!
Вот тут милейшая Ниночка не права. Прибор, превращающий грязные, жирные кастрюльки в скрипящие от чистоты предметы, – великолепная вещь, и я давно хочу купить такую штуку.
– Да и посуды у нее никакой, – пожимала плечами Нина, – ну сколько там грязи у одинокой бабы наберется… Но она захотела агрегатик, купила и умерла!
– Отчего?
– Говорю же, током дернуло, – шмыгнула носом Нина, – у нас в доме проводка старая, «земли» нет. Раньше, когда у народа только холодильники и телевизоры стояли, еще куда ни шло. А теперь у всех чего только не завелось! Вон у Федотовых из четырнадцатой – чисто магазин бытовой техники. Да и у Надьки полна коробочка была: тостер, ростер, СВЧ-печка, гриль, даже ножеточка – и та от тока работала, и консервный нож электрический, и тесак для мяса… Иногда вечером у нас лампы таким желтым светом горят… В общем, перегрузка вышла. Надя подошла к посудомойке и небось мокрыми руками включила… Ну ее и долбануло до смерти. Так и нашли возле машины.
Тут до глупой Ниночки дошло, что она беседует с представителем милиции, и девушка добавила:
– Да вы небось лучше меня все знаете.
Я проигнорировала последнее замечание и спросила:
– Расскажите о ее взаимоотношениях с Владимиром Костиным.
– С кем? – изумилась Нина.
– У Надежды был роман с Владимиром Костиным, и вы, как близкая подруга, не могли не знать этого. Скажите, он в конце августа часто бывал у нее?
Нина поджала губы.
– Не видела такого, у нее вообще мужиков не было с весны.
– Да? А муж? Она же замужем?
– Кто, – удивилась Нина, – кто замужем?
– Надя.
– Что вы, – отмахнулась девушка, – неправда это. Она хотела, конечно, супруга-то иметь, но ничего не получилось! Ухаживать – ухаживали, а под венец не вели. Кто вам про мужа наболтал?
– Да вот, нашлись люди, говорили, якобы он шофер-дальнобойщик…
– Ой, это ее со мной перепутали, – отозвалась Нина, – мой муженек фуры гоняет. Сейчас в Хельсинки отправился. А у Надьки никого, одна-одинешенька. Хотя, если бы захотела, мигом в загс побежала, охотников много было.
– Значит, никакого кавалера по имени Владимир Костин у нее не было?
– Нет, я бы знала. Она вообще 28 августа отдыхать уехала и вернулась только за день до смерти.
– Куда ездила?
Нина задумалась.
– Сейчас покажу.
Она на секунду вышла из комнаты и вернулась, держа в руках черную майку с надписью «Афины».
– Во, где такой город?
– В Греции.
– Вот туда она и ездила.
– Вы точно знаете?
– Конечно, у Надьки от меня тайн не было, – обиделась Нина. – Вернулась загорелая, веселая…
Спустя десять минут я уже была у метро, плохо понимая, что делать дальше. Неисправные бытовые приборы очень опасны, пользоваться незаземленной техникой не рекомендуется. Кстати, западные производители очень педантичны. Не так давно, на мой день рождения, Володя принес замечательный подарок – кухонный комбайн, который без всякого труда с вашей стороны трет морковь, режет лук, шинкует капусту и взбивает яйца. Так вот, руководство по эксплуатации открывалось фразой: «Пожалуйста, никогда не прикасайтесь к работающему комбайну мокрыми руками».
Надежда пренебрегла правилами безопасности. И хотя тысячи хозяек ежедневно хватаются отнюдь не сухими ладонями за различные агрегаты, призванные облегчить их тяжелый труд, не повезло именно ей. Судьба, или карма, как теперь принято говорить.
Молча разглядывая витрины магазинчиков, я приближалась к метро. Может быть, и вправду кто-то на небесах управляет нашими судьбами? Один человек несется в самолет, отталкивая пытающихся удержать его сотрудников аэропорта, и попадает в катастрофу, а другой опаздывает, не может поймать такси, приезжает в аэропорт тогда, когда стальная птица уже взмыла в небо и с жуткой скоростью летит навстречу своей гибели… Почему один погибает, а другой спасается? Накануне выхода в море подлодки «Курск» у одного из матросов случился приступ аппендицита, ночью, за несколько часов до погружения. Его спешно отправили в госпиталь, а место заболевшего занял другой, такой же девятнадцатилетний парень. Отчего господь решил спасти одного и убить другого? Нет ответа. Рок, карма, судьба…
Внезапно мои глаза наткнулись на черную майку с надписью «Афины».
– Давно такими торгуете? – спросила я у продавщицы.
– С мая, – улыбнулась та, – ловко, да?
– Что ловко?
– Да хозяин придумал, смотри, – она обвела рукой витрины, – молодежь в основном берет, девчонки молодые, для понта. Все есть: «Париж», «Лондон», «Анталия», «Кипр»… На любой вкус.
– Понт-то в чем? – тихо спросила я, чувствуя, как начинает биться сердце.
– У молодых денег на отдых нет, – засмеялась торгашка, – а признаваться всем, что отпуск в Москве просидела или у бабки в деревне на огороде ковырялась, неохота. Ну не престижно! Теперь принято в компаниях рассказывать не сколько зарабатываешь, а где отдыхаешь… Вот ребята, в основном девчонки, конечно, автозагар купят, обмажутся и мои маечки прибарахлят. На сувениры. Стоит-то копейки. Ну и раздают приятелям. Мол, глядите, в Турции была или на Кипре и тебе подарочек сгоношила, маечку.
«Так вот откуда взялась обновка у Нины», – молнией пронеслась в моей голове мысль.
В полном отупении я вошла в метро, села в вагон, поезд стоял. Надо же, не включила мотор! Я полезла в сумочку, достала ключи от зажигания, и в этот момент раздался металлический голос: «Осторожно, двери закрываются, следующая станция «Водный стадион».
Осторожно поглядывая на пассажиров, я спрятала ключи в карман. Ну и дура! Сначала забыла, что приехала на машине, и теперь моя «копейка» тоскует на чужой улице, так еще решила завести поезд метро. Придется возвращаться назад.
Глава 6
– Ну, теперь ей ничего не будет, раз померла. Она торговала желудком беременной ослицы.
– Чем? – оторопела я. – Ну-ка повтори!
– Желудком беременной ослицы, – покорно высказалась еще раз Ниночка.
Я разинула рот. Чего только не бывает в наше время! Про гербалайф, тайские таблетки с глистами, желчные камни крупного рогатого скота я читала в «Из рук в руки», но про ослов!
– Где же она его брала?
– Кого?
– Ну, желудок ослицы…
– В гастрономе покупала, на Ленинградском шоссе.
– А зачем его продают? Ну, для какой цели? Едят сей продукт или к больным местам прикладывают?
Ниночка тяжело вздохнула.
– Ну, слушайте, видимо, делать нечего, придется правду рассказать.
Надюша недолго проработала медсестрой, вскоре шприц, клизма и капризные пациентки ей надоели, и девушка ушла. Где она только потом не трудилась: продавала билеты в кинотеатре, торговала на рынке косметикой и колготками, бегала по домам от фирмы, производящей витамины, и пекла блинчики в павильоне «Русские блины»… Но никакой радости ни одна из работ не приносила. Да и фиг с ней, с радостью, были бы деньги, но их-то как раз и не платили. На рынке хозяин давал по пятьдесят рублей в день, в блинах выходило около тысячи в месяц, а за витамины вообще шел процент, и, протаскавшись весь день по крутым лестницам, можно было вернуться домой с пустыми руками.
Жизнь казалась Надюше беспросветной, и она часто жаловалась более удачливой Ниночке:
– Господи, вон в газетах пишут, богатые старики обожают молоденьких! Где найти такого дедушку? Уж я бы его ублажала со всех сторон! Денег хочу, ничего другого не надо! Денег! Долларов! Я, Нинка, за баксы на все согласная!
Ниночка вздыхала и предлагала подруге:
– Ну, хочешь, возьми у меня двести рублей, просто так, без отдачи!
Надежда закатывала глаза.
– И что на такую сумму можно сделать? В Макдоналдс пойти? Нет, Нинок, мне тысячи нужны. Ей-богу, если бы могла, пошла бы в проститутки, только меня с души воротит при виде грязных парней…
– А дедушку ищешь, – хихикала подруга.
– Так небось они импотенты, – пояснила Надя.
Зимой Надежда, стоявшая на морозе за прилавком с колготками, заработала воспаление придатков. Сначала, как все женщины, она хотела перетерпеть и не ходить к гинекологу, но потом боль скрутила так, что пришлось переться в женскую консультацию.
Естественно, у кабинета сидела очередь, штук шесть беременных женщин и две не слишком молодые тетки. Одна из будущих мамаш стала громко жаловаться на многочисленные болячки. Надюшу чуть не затошнило от отвращения, но другие бабы с животами мигом подхватили тему и начали рассказывать о своих недугах. Только одна, с огромным пузом, молчала. Когда остальные стали восклицать: «Лишь бы на ребенке не отразилось», сидевшая до сих пор тихо беременная резко сказала:
– Естественно, отразится: сами подумайте, могут с гнилого дерева сладкие яблочки упасть? Весь ваш токсикоз, повышенное давление и запор младенцу боком выйдут. Родится больной.
– Делать-то чего? – растерянно спросила самая молоденькая.
– Мне тоже плохо было, зато потом люди надоумили, что нужно отваривать по маленькому кусочку желудка беременной ослицы и пить воду. Мясо съедать на ночь. Три-четыре процедуры, и все. Я, например, про все недуги позабыла, и мой малыш, в отличие от ваших, родится здоровым.
– А где его берут, желудок этот? – робко поинтересовалась молоденькая.
– Мне из Средней Азии присылают, самый лучший, вот только что поезд встретила, десять порций получила. Дорогой только, зараза, одна доза сто баксов, но ради здоровья сына я на все согласна. Хотя мне уже этот желудок и ни к чему, рожать не сегодня-завтра, да и не болит ничего. Но все равно купила, в морозильник суну, а потом подругам раздам, когда беременеть надумают!
Воцарилось молчание. Потом рыжая девушка, сидевшая у самого кабинета, попросила:
– Если вам ни к чему, продайте мне, а? Вот триста долларов. Трех порций достаточно?
– Конечно, много даже, и одной хватит!
– А мне одну можно? – подала голос брюнетка из угла. – Только сто баксов с собой.
– Сейчас мужу позвоню, – оживилась третья, – он мне оставшееся купит.
– Почему это все тебе? – окрысилась блондинка с золотым зубом. – Я тоже хочу здорового ребенка!
Торговка зашуршала пакетами, вытащила наружу нечто, страшно напоминавшее по виду коровий рубец, и получила от покупательниц в общей сложности тысячу долларов. Надюша только вздохнула, увидав, как беременная прячет зеленые бумажки.
Гинеколог осмотрел Надежду и велел сдать кровь на анализ. Каково же было ее удивление, когда на следующее утро в очереди к кабинету, где брали кровь, она опять увидела двух баб, тех самых, что вчера сидели к гинекологу… И опять одна, жалуясь на отвратительное самочувствие, «завела» всех на разговор о болячках, а другая принялась торговать ослиным желудком. Но самое удивительное было не это, бойкие бабы были уже не беременными, от их огромных животов ничего не осталось, и обе нацепили на стройные бедра узенькие джинсики-стрейч.
Надюша мигом смекнула, в чем дело, и пришла в полный восторг. Сразу из поликлиники она отправилась в мясной магазин, отдала сорок рублей за килограмм рубца и предложила Нине работать на пару, но медсестра побоялась дурить народ. Тогда Надюша взяла в напарницы другую девушку, и синдикат «целителей» заработал на полную мощь.
– Они иногда по тысяче долларов в день имели, – вздыхала Ниночка. – Надюшка оделась, ремонт сделала, мебель купила, отдыхать съездила… И вот бац – умерла. И все из-за денег. Кабы не жуткие тысячи, что у нее в руках оказались, не погибла бы моя подруга.
– При чем тут деньги?
– Ну как же? – удивилась Нина. – Надьку током убило. Машину она посудомоечную купила, автоматическую. По мне, так совершенно ненужная вещь. Ладно стиральная: белье тяжело руками ворочать, а тарелки – тьфу!
Вот тут милейшая Ниночка не права. Прибор, превращающий грязные, жирные кастрюльки в скрипящие от чистоты предметы, – великолепная вещь, и я давно хочу купить такую штуку.
– Да и посуды у нее никакой, – пожимала плечами Нина, – ну сколько там грязи у одинокой бабы наберется… Но она захотела агрегатик, купила и умерла!
– Отчего?
– Говорю же, током дернуло, – шмыгнула носом Нина, – у нас в доме проводка старая, «земли» нет. Раньше, когда у народа только холодильники и телевизоры стояли, еще куда ни шло. А теперь у всех чего только не завелось! Вон у Федотовых из четырнадцатой – чисто магазин бытовой техники. Да и у Надьки полна коробочка была: тостер, ростер, СВЧ-печка, гриль, даже ножеточка – и та от тока работала, и консервный нож электрический, и тесак для мяса… Иногда вечером у нас лампы таким желтым светом горят… В общем, перегрузка вышла. Надя подошла к посудомойке и небось мокрыми руками включила… Ну ее и долбануло до смерти. Так и нашли возле машины.
Тут до глупой Ниночки дошло, что она беседует с представителем милиции, и девушка добавила:
– Да вы небось лучше меня все знаете.
Я проигнорировала последнее замечание и спросила:
– Расскажите о ее взаимоотношениях с Владимиром Костиным.
– С кем? – изумилась Нина.
– У Надежды был роман с Владимиром Костиным, и вы, как близкая подруга, не могли не знать этого. Скажите, он в конце августа часто бывал у нее?
Нина поджала губы.
– Не видела такого, у нее вообще мужиков не было с весны.
– Да? А муж? Она же замужем?
– Кто, – удивилась Нина, – кто замужем?
– Надя.
– Что вы, – отмахнулась девушка, – неправда это. Она хотела, конечно, супруга-то иметь, но ничего не получилось! Ухаживать – ухаживали, а под венец не вели. Кто вам про мужа наболтал?
– Да вот, нашлись люди, говорили, якобы он шофер-дальнобойщик…
– Ой, это ее со мной перепутали, – отозвалась Нина, – мой муженек фуры гоняет. Сейчас в Хельсинки отправился. А у Надьки никого, одна-одинешенька. Хотя, если бы захотела, мигом в загс побежала, охотников много было.
– Значит, никакого кавалера по имени Владимир Костин у нее не было?
– Нет, я бы знала. Она вообще 28 августа отдыхать уехала и вернулась только за день до смерти.
– Куда ездила?
Нина задумалась.
– Сейчас покажу.
Она на секунду вышла из комнаты и вернулась, держа в руках черную майку с надписью «Афины».
– Во, где такой город?
– В Греции.
– Вот туда она и ездила.
– Вы точно знаете?
– Конечно, у Надьки от меня тайн не было, – обиделась Нина. – Вернулась загорелая, веселая…
Спустя десять минут я уже была у метро, плохо понимая, что делать дальше. Неисправные бытовые приборы очень опасны, пользоваться незаземленной техникой не рекомендуется. Кстати, западные производители очень педантичны. Не так давно, на мой день рождения, Володя принес замечательный подарок – кухонный комбайн, который без всякого труда с вашей стороны трет морковь, режет лук, шинкует капусту и взбивает яйца. Так вот, руководство по эксплуатации открывалось фразой: «Пожалуйста, никогда не прикасайтесь к работающему комбайну мокрыми руками».
Надежда пренебрегла правилами безопасности. И хотя тысячи хозяек ежедневно хватаются отнюдь не сухими ладонями за различные агрегаты, призванные облегчить их тяжелый труд, не повезло именно ей. Судьба, или карма, как теперь принято говорить.
Молча разглядывая витрины магазинчиков, я приближалась к метро. Может быть, и вправду кто-то на небесах управляет нашими судьбами? Один человек несется в самолет, отталкивая пытающихся удержать его сотрудников аэропорта, и попадает в катастрофу, а другой опаздывает, не может поймать такси, приезжает в аэропорт тогда, когда стальная птица уже взмыла в небо и с жуткой скоростью летит навстречу своей гибели… Почему один погибает, а другой спасается? Накануне выхода в море подлодки «Курск» у одного из матросов случился приступ аппендицита, ночью, за несколько часов до погружения. Его спешно отправили в госпиталь, а место заболевшего занял другой, такой же девятнадцатилетний парень. Отчего господь решил спасти одного и убить другого? Нет ответа. Рок, карма, судьба…
Внезапно мои глаза наткнулись на черную майку с надписью «Афины».
– Давно такими торгуете? – спросила я у продавщицы.
– С мая, – улыбнулась та, – ловко, да?
– Что ловко?
– Да хозяин придумал, смотри, – она обвела рукой витрины, – молодежь в основном берет, девчонки молодые, для понта. Все есть: «Париж», «Лондон», «Анталия», «Кипр»… На любой вкус.
– Понт-то в чем? – тихо спросила я, чувствуя, как начинает биться сердце.
– У молодых денег на отдых нет, – засмеялась торгашка, – а признаваться всем, что отпуск в Москве просидела или у бабки в деревне на огороде ковырялась, неохота. Ну не престижно! Теперь принято в компаниях рассказывать не сколько зарабатываешь, а где отдыхаешь… Вот ребята, в основном девчонки, конечно, автозагар купят, обмажутся и мои маечки прибарахлят. На сувениры. Стоит-то копейки. Ну и раздают приятелям. Мол, глядите, в Турции была или на Кипре и тебе подарочек сгоношила, маечку.
«Так вот откуда взялась обновка у Нины», – молнией пронеслась в моей голове мысль.
В полном отупении я вошла в метро, села в вагон, поезд стоял. Надо же, не включила мотор! Я полезла в сумочку, достала ключи от зажигания, и в этот момент раздался металлический голос: «Осторожно, двери закрываются, следующая станция «Водный стадион».
Осторожно поглядывая на пассажиров, я спрятала ключи в карман. Ну и дура! Сначала забыла, что приехала на машине, и теперь моя «копейка» тоскует на чужой улице, так еще решила завести поезд метро. Придется возвращаться назад.
Глава 6
К дому я подрулила, когда стемнело. Мое место для парковки было занято пожарной машиной, и пришлось оставить «жигуленок» в соседнем дворе. Подходя к дому, я задрала голову. В наших окнах плескалась ночь. В общем, это неудивительно. Кирюшка придет в десять, а Лиза в четверть одиннадцатого.
В лифте отчего-то стоял противный запах гари. Чем выше кабина поднималась к нашему этажу, тем сильнее несло паленым. Причем это был какой-то химический «аромат». Сгоревшие пироги, мясо или каша благоухают по-другому. Наконец кабина остановилась на седьмом. Я выскочила на площадку и ахнула.
Все не слишком большое пространство лестничной клетки было занято пожарными – крепкими молодыми парнями в оранжевых комбинезонах и касках. Двое из них быстро и ловко махали какими-то железными палками, остальные разматывали брезентовую ленту.
Две квартиры на этаже принадлежат нам с Катюшей. Несколько лет тому назад Сережка женился на соседке Юлечке из двухкомнатной. Они быстренько разбили стенку и сделали отличные апартаменты. В однокомнатную недавно въехал Володя. Зато в «двушке» проживает местное несчастье – алкоголичка по прозвищу Копейка. Днем она толкается у метро, собирая у ларьков бутылки, вечером вместе с компанией таких же опустившихся людей горланит песни. За стеной у нас частенько вспыхивают драки, и тогда я вызываю милицию. Но ничего поделать с Копейкой никто не может. Лиц, нарушающих общественный порядок, из Москвы давно не выселяют, считается, что это попирает их гражданские права. Интересно, а кто будет охранять гражданские права жильцов нашего подъезда, регулярно подскакивающих в своих квартирах, когда Копейка в три утра распахивает дверь своей квартиры и орет дурниной:
– Пошли все на…
Больше всего я боюсь, что она уснет в кровати с тлеющей сигаретой, и мы все сгорим. И вот, кажется, дождалась.
– А ну, ребята, поднажмите, – велел мужик лет сорока, – вам чего, дама?
– Домой хочу пройти, моя дверь как раз впритык к той, что вы ломаете.
– Из сорок второй, что ли?
– Нет, я живу в сорок первой, – похолодев, ответила я.
– Эй, ребята, стопорь, – заорал мужик, – хозяйка пришла, ключи есть?
Трясущимися от ужаса руками я начала тыкать в замочную скважину, из которой валил синий дым. Боже, горит наша квартира. Мои животные!
Дверь распахнулась. Из коридора вылетел клуб синего дыма. Непонятно откуда появившиеся баба Зина, председатель кооператива Саша и бухгалтерша Лена заохали. Пожарные ринулись внутрь, я за ними.
На кухне на включенной плите мирно стоял абсолютно целый прозрачный чайничек. Воды в нем не было, а на дне вовсю кипели остатки красной пластмассовой крышечки, источавшие жуткие миазмы. Один из пожарных потушил огонь.
– Что же вы, дама, так и сгореть можно!
Я только открывала и закрывала рот. Отчаянно чихающие собаки сбились у моих ног, кошки выли на верхних полках, жаба Гертруда опустилась на самое дно аквариума и тяжело дышала.
– Горим! – заорал Кирюшка, врываясь прямо в уличных ботинках на кухню. – Лизка, хватай собак, эвакуация!
– Никто не горит, – ответил один из пожарных, по виду старше всех, – слава богу, обошлось! Где сесть можно?
– Вот тут, на стульчике, – засуетилась я.
– Окна откройте, – велел другой парень и, сняв каску, спросил: – Попить дадите?
– Вам чай или кофе? – обрадовалась я. – А что мне будет за вызов? Какой штраф?
– Просто воды налейте, – ответил брандмайор, – ничего не будет, по делу вызывали. – И приказал подчиненным: – Ступайте, парни, на лестницу.
– Ой, все интересное пропустил, – заныл Кирюшка, – пожара не увидел.
– Ну и скажи спасибо, что так, – буркнуло начальство, лихорадочно заполняя какие-то бумаги, – ничего хорошего в огне нет.
– А это что? – спросил Кирюшка, тыча пальцем в какой-то странный, вытянутый предмет.
– Пенный огнетушитель.
– Зачем он?
– Огонь гасить.
– А почему не водой?
– Слушай, парень, – не вытерпел брандмайор, – не видишь, я документ оформляю, сделай милость, не мешай.
– Вижу, – радостно ответил Кирюшка.
У него замечательный характер – ровный, открытый и приветливый. Он почти всегда пребывает в великолепном настроении и моментально находит контакт с посторонними людьми. Одна беда: господь отсыпал ему чересчур много любопытства!
– Вижу, – повторил Кирюшка и глянул через плечо пожарного. – А вы неправильно пишете.
– Где? – удивился мужик.
– Здесь, – радостно ответил мальчик, – смотрите, вот на этой строчке: «очаг возгарания».
– Ну и что, так у нас принято…
– Так «возгорание», – пояснил Кирка. – Корень гар-гор, мы в пятом классе проходили.
– Ну, ты прям Лобачевский, – недовольно ответил майор, – никто не замечал никогда.
– А Лобачевский был математик, – встряла Лиза, – великий, но к русскому языку отношения не имел.
– Раз такие умные, – вскипел начальник, – чего тогда чайник не выключаете? А?
Я хотела было сказать, что дети к этому инциденту непричастны, но Кирюшка опять спросил:
– А как этот огнетушитель работает?
– Просто.
– В электричество включается?
– Нет.
– Где его включают?
– Кнопка наверху.
– Какая? Их там две.
– Правая.
– От вас или от меня?
– Правая она и есть правая, – цедил пожарный.
– Эта, – продолжал Кирюшка, – да? Эта? Ну скажите!
– Какая? – безнадежно спросил майор.
И тут мальчик ткнул пальцем в красную пупочку. Вмиг из небольшого раструба на самом верху огнетушителя послышалось угрожающее ворчание, и через мгновение из отверстия забила толстая струя пены.
– Блин! – заорал майор, кидаясь к агрегату.
Не тут-то было. Наши толстенькие мопсихи, напуганные до полусмерти всем происходящим, тихо сидели, прижавшись друг к другу. Очевидно, у майора дома не было животных, потому что мы, прежде чем шагнуть, машинально смотрим под ноги. Но пожарный бросился вперед не задумываясь. Правая ступня его зацепилась за Аду, левая – за Мулю. Взмахнув руками, с воплем он рухнул между столом и мойкой. Огнетушитель вертелся в разные стороны, плюясь белыми, пухлыми кусками пены.
Баба Зина заорала как ненормальная и выскочила в коридор.
– Как его выключать? – завопила я, подбираясь к баллону.
… – ответил майор.
– Кнопка, – заверещал Кирюшка, – кнопка, Лизка, нажми скорей сверху!
Девочка ловко выполнила приказ, но огнетушитель не послушался. Раструб неожиданно повернулся на сто восемьдесят градусов, и не успела я опомниться, как противно воняющая масса залепила мне нос, рот и глаза. Так что наблюдать за происходящим я больше не могла, слышала только разнообразные звуки: беспрестанный мат брандмайора, нервное поскуливание мопсих, надрывное мяуканье кошек, нечленораздельное мычание, которое издавали баба Зина и председатель Саша, звяканье, топот, фырканье, стук, потом все перекрыл громовой вопль:
– Растуды твою, блин, Николай Евгеньевич, чего стряслось?
– …Мишка, – возвестил майор, – …и… и… Больше сказать нечего.
– Лампа, – заорал Кирюшка, – утрите ей морду!
Я открыла рот, чтобы сделать ему замечание, и даже начала:
– Не морду, а… – Но тут пена заползла в рот, и я чуть не скончалась от омерзительного вкуса.
– Пошли, Лампуша, – сказала Лизавета и потянула меня за руку, – давай, умывайся.
Зажурчала вода, кое-как я смыла с лица отчего-то жирную, липкую кашу и наконец-то сумела разлепить веки. Перед глазами предстало дивное зрелище. Когда-то, страшно давно, мама читала мне книжку про эскимосов. Больше всего детское сознание поразила картинка, изображавшая внутренность дома северных жителей. До сих пор помню, что он называется красивым, загадочным словом «иглу». Так вот, наверное, чтобы потрясти детскую душу до основания, живописец изобразил небольшую комнату, где все предметы были сделаны из льда и снега – кровати, стол, стулья, даже газовая плитка. Естественно, такое нереально, а небось на самом деле в иглу висит закопченный горшок над огнем, но цель была достигнута. С замиранием сердца я разглядывала картинки и страстно мечтала оказаться там, внутри. Теперь мне была предоставлена такая возможность.
Вся кухня была покрыта толстым белым слоем отвратительно воняющей субстанции. Когда пожарные, синие от злости, наконец ушли, волоча за собой пустой огнетушитель, я вздохнула.
– Боже, это же целую ночь отмывать!
– Здорово хлестало, – в полном восторге запрыгал Кирюшка, – совершенно офигенно, эх, жаль, Лешка Королев не увидел. Он-то все хвастался, что у них дома батарею зимой прорвало, но мой огнетушитель покруче будет!
Я сунула ему в руки тряпку.
– Начинай!
– Да, – моментально загудел Кирюшка, – почему всегда я?
– Ты на кнопку нажал!
– А ты чайник забыла!
Признав правильность данного замечания, я взяла другую тряпку и предложила:
– Давай вместе, быстрее справимся.
– Ага, – зудел Кирюшка, – мы будем тут все мыть, а Лизка отдыхать!
– Вовсе нет.
– Где она?
– Слышишь, идет по коридору?
Топот приближался, и в кухню влетела соседка Копейка, как всегда, в подпитии и, как всегда, с сигаретой в руке.
– Вона, блин, какая штука! – в полном восторге хлопнула она себя руками по бедрам. – Ну и ну! А все ко мне приставали, ругались! «Смотри, Виктория, сгоришь!» И чего вышло? Сами чуть весь дом не спалили, вроде ты, Лампа, баба приличная, завсегда трезвая, ну и как у тебя такое вышло?
– Откуда ты узнала про сгоревший чайник? – поинтересовалась я, размазывая скользкую пену по столу.
– Тоже секрет нашла, – хмыкнула Вика, обдавая меня водочным амбрэ, – баба Зина уже всему нашему дому растрепала, теперь в одиннадцатом, ну, в том, где булочная, людям рассказывает.
– Шла бы ты домой, Виктория, – каменным от злости голосом отчеканила я, – чего тут интересного?!
– Да ладно тебе, по-соседски заглянула, ох и грязи! Всю ночь проколупаешься. Да не так надо! – проорала Вика.
Она схватила веник, мигом смела белые клочья в ведро и сообщила:
– Тряпкой только развозюкаешь. Дай на бутылку пятьдесят рублей, мигом порядок наведу.
– Бери, – протянула я ей голубую бумажку.
Вика все убрала с такой скоростью, словно обладала, как богиня Кали, десятком рук.
– За пятьдесят рублей, – обиженно сказал Кирюшка, – я бы тоже так бы носился.
После дождливого дня неожиданно наступил душный влажный вечер, а потом такая же ночь. Я никак не могла заснуть, в открытое окно вплывал густой, горячий воздух, под одеялом было отвратительно жарко, а без него холодно. Я сходила в ванную, вытащила из шкафа банную простыню и укрылась ею. Телу стало лучше, но голова совершенно не собиралась засыпать, в мозгу кипели мысли, и чем больше я думала, тем меньше становилась понятной история, приключившаяся с Володей.
Ну ладно, предположим, с ним случился острый приступ идиотии, и мужик, убив и оставив в квартире кучу следов, в багажнике нож, преспокойненько отправился домой. Но Надежда Колесникова! За каким чертом она сказала Костину, что замужем! Насколько я знаю, женщины обычно поступают как раз наоборот, врут случайным любовникам, что совершенно свободны. Оно и понятно, никому не охота убегать голым от разъяренного супруга. И эта непонятная ложь про отпуск… Ну зачем ей было врать подруге про поездку? Отчего она не рассказала про Володю? Как правило, молоденькие девушки любят похвастаться кавалерами, а майор, хоть и старше девицы почти в два раза, выглядит очень даже ничего: высокий, светловолосый… К тому же он балагур, ловко играет на гитаре и с удовольствием рассказывает абсолютно неправдивые, зато невероятно веселые случаи из милицейской жизни. Володя вмиг становился душой любой компании, и он не стал бы бить женщину, даже изменницу. Во-первых, он слишком галантен и воспитан, а во-вторых, дамы падают к его ногам, как срезанные ромашки, и он не слишком-то горюет, разбежавшись с очередной пассией. Все, абсолютно все в этой истории выглядело нелепо. И в довершение – смерть Надежды. Кончина единственного человека, способного подтвердить алиби майора. Конечно, Колесникова и впрямь могла погибнуть в результате бытовой травмы. Но как странно она себя вела! Сотрудникам милиции сообщила, что и слыхом не слыхивала про Костина, а потом зачем-то приехала ко мне, оставила записку… Интересно, вопрос о чьей жизни или смерти волновал ее? Володиной или своей? И зачем ей понадобилась я?
Ни на один вопрос не нашлось ответа, и я заснула под утро, так и не зная, как поступить.
Едва стрелка будильника подобралась к семи, как я схватила трубку и набрала домашний номер Рожкова.
– Да, – ответил сонный, недовольный голос его жены Ларисы, – кто это в такую рань?
Славка и Ларка перманентно находятся в странных отношениях. Иногда у них начинается бурная любовь, и месяц-другой они друг в друге души не чают, но потом мгновенно переходят в стадию ненависти, начинают швыряться предметами, и жена сваливает в квартиру к матери. Детей у Рожковых нет, поэтому они могут до посинения закатывать друг другу истерики. Каких только гадостей не говорит Лариска про Славку. Он и жмот, и негодяй, и импотент, и дурак, и бабник… Валит все вместе, в одну кучу. Ну как, скажите на милость, человек с отсутствием потенции может быть ловеласом? Но Ларису подобные нестыковки не смущают, и в Рожкова летят кастрюли с дерьмом. Но сегодня, похоже, у них опять совет да любовь, потому что Ларка пребывала в семь утра в своей квартире.
В лифте отчего-то стоял противный запах гари. Чем выше кабина поднималась к нашему этажу, тем сильнее несло паленым. Причем это был какой-то химический «аромат». Сгоревшие пироги, мясо или каша благоухают по-другому. Наконец кабина остановилась на седьмом. Я выскочила на площадку и ахнула.
Все не слишком большое пространство лестничной клетки было занято пожарными – крепкими молодыми парнями в оранжевых комбинезонах и касках. Двое из них быстро и ловко махали какими-то железными палками, остальные разматывали брезентовую ленту.
Две квартиры на этаже принадлежат нам с Катюшей. Несколько лет тому назад Сережка женился на соседке Юлечке из двухкомнатной. Они быстренько разбили стенку и сделали отличные апартаменты. В однокомнатную недавно въехал Володя. Зато в «двушке» проживает местное несчастье – алкоголичка по прозвищу Копейка. Днем она толкается у метро, собирая у ларьков бутылки, вечером вместе с компанией таких же опустившихся людей горланит песни. За стеной у нас частенько вспыхивают драки, и тогда я вызываю милицию. Но ничего поделать с Копейкой никто не может. Лиц, нарушающих общественный порядок, из Москвы давно не выселяют, считается, что это попирает их гражданские права. Интересно, а кто будет охранять гражданские права жильцов нашего подъезда, регулярно подскакивающих в своих квартирах, когда Копейка в три утра распахивает дверь своей квартиры и орет дурниной:
– Пошли все на…
Больше всего я боюсь, что она уснет в кровати с тлеющей сигаретой, и мы все сгорим. И вот, кажется, дождалась.
– А ну, ребята, поднажмите, – велел мужик лет сорока, – вам чего, дама?
– Домой хочу пройти, моя дверь как раз впритык к той, что вы ломаете.
– Из сорок второй, что ли?
– Нет, я живу в сорок первой, – похолодев, ответила я.
– Эй, ребята, стопорь, – заорал мужик, – хозяйка пришла, ключи есть?
Трясущимися от ужаса руками я начала тыкать в замочную скважину, из которой валил синий дым. Боже, горит наша квартира. Мои животные!
Дверь распахнулась. Из коридора вылетел клуб синего дыма. Непонятно откуда появившиеся баба Зина, председатель кооператива Саша и бухгалтерша Лена заохали. Пожарные ринулись внутрь, я за ними.
На кухне на включенной плите мирно стоял абсолютно целый прозрачный чайничек. Воды в нем не было, а на дне вовсю кипели остатки красной пластмассовой крышечки, источавшие жуткие миазмы. Один из пожарных потушил огонь.
– Что же вы, дама, так и сгореть можно!
Я только открывала и закрывала рот. Отчаянно чихающие собаки сбились у моих ног, кошки выли на верхних полках, жаба Гертруда опустилась на самое дно аквариума и тяжело дышала.
– Горим! – заорал Кирюшка, врываясь прямо в уличных ботинках на кухню. – Лизка, хватай собак, эвакуация!
– Никто не горит, – ответил один из пожарных, по виду старше всех, – слава богу, обошлось! Где сесть можно?
– Вот тут, на стульчике, – засуетилась я.
– Окна откройте, – велел другой парень и, сняв каску, спросил: – Попить дадите?
– Вам чай или кофе? – обрадовалась я. – А что мне будет за вызов? Какой штраф?
– Просто воды налейте, – ответил брандмайор, – ничего не будет, по делу вызывали. – И приказал подчиненным: – Ступайте, парни, на лестницу.
– Ой, все интересное пропустил, – заныл Кирюшка, – пожара не увидел.
– Ну и скажи спасибо, что так, – буркнуло начальство, лихорадочно заполняя какие-то бумаги, – ничего хорошего в огне нет.
– А это что? – спросил Кирюшка, тыча пальцем в какой-то странный, вытянутый предмет.
– Пенный огнетушитель.
– Зачем он?
– Огонь гасить.
– А почему не водой?
– Слушай, парень, – не вытерпел брандмайор, – не видишь, я документ оформляю, сделай милость, не мешай.
– Вижу, – радостно ответил Кирюшка.
У него замечательный характер – ровный, открытый и приветливый. Он почти всегда пребывает в великолепном настроении и моментально находит контакт с посторонними людьми. Одна беда: господь отсыпал ему чересчур много любопытства!
– Вижу, – повторил Кирюшка и глянул через плечо пожарного. – А вы неправильно пишете.
– Где? – удивился мужик.
– Здесь, – радостно ответил мальчик, – смотрите, вот на этой строчке: «очаг возгарания».
– Ну и что, так у нас принято…
– Так «возгорание», – пояснил Кирка. – Корень гар-гор, мы в пятом классе проходили.
– Ну, ты прям Лобачевский, – недовольно ответил майор, – никто не замечал никогда.
– А Лобачевский был математик, – встряла Лиза, – великий, но к русскому языку отношения не имел.
– Раз такие умные, – вскипел начальник, – чего тогда чайник не выключаете? А?
Я хотела было сказать, что дети к этому инциденту непричастны, но Кирюшка опять спросил:
– А как этот огнетушитель работает?
– Просто.
– В электричество включается?
– Нет.
– Где его включают?
– Кнопка наверху.
– Какая? Их там две.
– Правая.
– От вас или от меня?
– Правая она и есть правая, – цедил пожарный.
– Эта, – продолжал Кирюшка, – да? Эта? Ну скажите!
– Какая? – безнадежно спросил майор.
И тут мальчик ткнул пальцем в красную пупочку. Вмиг из небольшого раструба на самом верху огнетушителя послышалось угрожающее ворчание, и через мгновение из отверстия забила толстая струя пены.
– Блин! – заорал майор, кидаясь к агрегату.
Не тут-то было. Наши толстенькие мопсихи, напуганные до полусмерти всем происходящим, тихо сидели, прижавшись друг к другу. Очевидно, у майора дома не было животных, потому что мы, прежде чем шагнуть, машинально смотрим под ноги. Но пожарный бросился вперед не задумываясь. Правая ступня его зацепилась за Аду, левая – за Мулю. Взмахнув руками, с воплем он рухнул между столом и мойкой. Огнетушитель вертелся в разные стороны, плюясь белыми, пухлыми кусками пены.
Баба Зина заорала как ненормальная и выскочила в коридор.
– Как его выключать? – завопила я, подбираясь к баллону.
… – ответил майор.
– Кнопка, – заверещал Кирюшка, – кнопка, Лизка, нажми скорей сверху!
Девочка ловко выполнила приказ, но огнетушитель не послушался. Раструб неожиданно повернулся на сто восемьдесят градусов, и не успела я опомниться, как противно воняющая масса залепила мне нос, рот и глаза. Так что наблюдать за происходящим я больше не могла, слышала только разнообразные звуки: беспрестанный мат брандмайора, нервное поскуливание мопсих, надрывное мяуканье кошек, нечленораздельное мычание, которое издавали баба Зина и председатель Саша, звяканье, топот, фырканье, стук, потом все перекрыл громовой вопль:
– Растуды твою, блин, Николай Евгеньевич, чего стряслось?
– …Мишка, – возвестил майор, – …и… и… Больше сказать нечего.
– Лампа, – заорал Кирюшка, – утрите ей морду!
Я открыла рот, чтобы сделать ему замечание, и даже начала:
– Не морду, а… – Но тут пена заползла в рот, и я чуть не скончалась от омерзительного вкуса.
– Пошли, Лампуша, – сказала Лизавета и потянула меня за руку, – давай, умывайся.
Зажурчала вода, кое-как я смыла с лица отчего-то жирную, липкую кашу и наконец-то сумела разлепить веки. Перед глазами предстало дивное зрелище. Когда-то, страшно давно, мама читала мне книжку про эскимосов. Больше всего детское сознание поразила картинка, изображавшая внутренность дома северных жителей. До сих пор помню, что он называется красивым, загадочным словом «иглу». Так вот, наверное, чтобы потрясти детскую душу до основания, живописец изобразил небольшую комнату, где все предметы были сделаны из льда и снега – кровати, стол, стулья, даже газовая плитка. Естественно, такое нереально, а небось на самом деле в иглу висит закопченный горшок над огнем, но цель была достигнута. С замиранием сердца я разглядывала картинки и страстно мечтала оказаться там, внутри. Теперь мне была предоставлена такая возможность.
Вся кухня была покрыта толстым белым слоем отвратительно воняющей субстанции. Когда пожарные, синие от злости, наконец ушли, волоча за собой пустой огнетушитель, я вздохнула.
– Боже, это же целую ночь отмывать!
– Здорово хлестало, – в полном восторге запрыгал Кирюшка, – совершенно офигенно, эх, жаль, Лешка Королев не увидел. Он-то все хвастался, что у них дома батарею зимой прорвало, но мой огнетушитель покруче будет!
Я сунула ему в руки тряпку.
– Начинай!
– Да, – моментально загудел Кирюшка, – почему всегда я?
– Ты на кнопку нажал!
– А ты чайник забыла!
Признав правильность данного замечания, я взяла другую тряпку и предложила:
– Давай вместе, быстрее справимся.
– Ага, – зудел Кирюшка, – мы будем тут все мыть, а Лизка отдыхать!
– Вовсе нет.
– Где она?
– Слышишь, идет по коридору?
Топот приближался, и в кухню влетела соседка Копейка, как всегда, в подпитии и, как всегда, с сигаретой в руке.
– Вона, блин, какая штука! – в полном восторге хлопнула она себя руками по бедрам. – Ну и ну! А все ко мне приставали, ругались! «Смотри, Виктория, сгоришь!» И чего вышло? Сами чуть весь дом не спалили, вроде ты, Лампа, баба приличная, завсегда трезвая, ну и как у тебя такое вышло?
– Откуда ты узнала про сгоревший чайник? – поинтересовалась я, размазывая скользкую пену по столу.
– Тоже секрет нашла, – хмыкнула Вика, обдавая меня водочным амбрэ, – баба Зина уже всему нашему дому растрепала, теперь в одиннадцатом, ну, в том, где булочная, людям рассказывает.
– Шла бы ты домой, Виктория, – каменным от злости голосом отчеканила я, – чего тут интересного?!
– Да ладно тебе, по-соседски заглянула, ох и грязи! Всю ночь проколупаешься. Да не так надо! – проорала Вика.
Она схватила веник, мигом смела белые клочья в ведро и сообщила:
– Тряпкой только развозюкаешь. Дай на бутылку пятьдесят рублей, мигом порядок наведу.
– Бери, – протянула я ей голубую бумажку.
Вика все убрала с такой скоростью, словно обладала, как богиня Кали, десятком рук.
– За пятьдесят рублей, – обиженно сказал Кирюшка, – я бы тоже так бы носился.
После дождливого дня неожиданно наступил душный влажный вечер, а потом такая же ночь. Я никак не могла заснуть, в открытое окно вплывал густой, горячий воздух, под одеялом было отвратительно жарко, а без него холодно. Я сходила в ванную, вытащила из шкафа банную простыню и укрылась ею. Телу стало лучше, но голова совершенно не собиралась засыпать, в мозгу кипели мысли, и чем больше я думала, тем меньше становилась понятной история, приключившаяся с Володей.
Ну ладно, предположим, с ним случился острый приступ идиотии, и мужик, убив и оставив в квартире кучу следов, в багажнике нож, преспокойненько отправился домой. Но Надежда Колесникова! За каким чертом она сказала Костину, что замужем! Насколько я знаю, женщины обычно поступают как раз наоборот, врут случайным любовникам, что совершенно свободны. Оно и понятно, никому не охота убегать голым от разъяренного супруга. И эта непонятная ложь про отпуск… Ну зачем ей было врать подруге про поездку? Отчего она не рассказала про Володю? Как правило, молоденькие девушки любят похвастаться кавалерами, а майор, хоть и старше девицы почти в два раза, выглядит очень даже ничего: высокий, светловолосый… К тому же он балагур, ловко играет на гитаре и с удовольствием рассказывает абсолютно неправдивые, зато невероятно веселые случаи из милицейской жизни. Володя вмиг становился душой любой компании, и он не стал бы бить женщину, даже изменницу. Во-первых, он слишком галантен и воспитан, а во-вторых, дамы падают к его ногам, как срезанные ромашки, и он не слишком-то горюет, разбежавшись с очередной пассией. Все, абсолютно все в этой истории выглядело нелепо. И в довершение – смерть Надежды. Кончина единственного человека, способного подтвердить алиби майора. Конечно, Колесникова и впрямь могла погибнуть в результате бытовой травмы. Но как странно она себя вела! Сотрудникам милиции сообщила, что и слыхом не слыхивала про Костина, а потом зачем-то приехала ко мне, оставила записку… Интересно, вопрос о чьей жизни или смерти волновал ее? Володиной или своей? И зачем ей понадобилась я?
Ни на один вопрос не нашлось ответа, и я заснула под утро, так и не зная, как поступить.
Едва стрелка будильника подобралась к семи, как я схватила трубку и набрала домашний номер Рожкова.
– Да, – ответил сонный, недовольный голос его жены Ларисы, – кто это в такую рань?
Славка и Ларка перманентно находятся в странных отношениях. Иногда у них начинается бурная любовь, и месяц-другой они друг в друге души не чают, но потом мгновенно переходят в стадию ненависти, начинают швыряться предметами, и жена сваливает в квартиру к матери. Детей у Рожковых нет, поэтому они могут до посинения закатывать друг другу истерики. Каких только гадостей не говорит Лариска про Славку. Он и жмот, и негодяй, и импотент, и дурак, и бабник… Валит все вместе, в одну кучу. Ну как, скажите на милость, человек с отсутствием потенции может быть ловеласом? Но Ларису подобные нестыковки не смущают, и в Рожкова летят кастрюли с дерьмом. Но сегодня, похоже, у них опять совет да любовь, потому что Ларка пребывала в семь утра в своей квартире.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента