Донцова Дарья. Метро до Африки

   – Что-то мне не верится в это, – пробормотала я. – Как же крем действует?
   – Очень просто! – оживилась собеседница. – Накладываешь крем на седалище и ждешь эффекта.
   – Жировой запас поползет вверх?
   – Да.
   – Надо будет стоять вниз головой? – растерялась я.
   – Зачем? – напряглась Татьяна.
   – Но по закону всемирного тяготения любое тело стремится вниз, – сказала я, – жир не исключение, вверх он только при помощи насоса может подняться. Хотя я не особо разбираюсь в физике. В химии, кстати, тоже.
   – Ничего качать не надо, – пояснила запыхавшаяся Алена, втаскивая в зал ящик, – все очень просто. Крем разогревает целлюлит, а тот, спасаясь от жары, бежит в грудь.
   – Не уверена, что целлюлитный бюст – это красиво, – промямлила я.
   – Грудь будет выглядеть шикарно, – заверила Татьяна.
   – Все равно не понимаю, каким образом часть филея может переместится к шее, – уперлась я.
   Продавщица и покупательница переглянулись.
   – Ну просто поползет, – не очень убедительным тоном сказала Алена, – медленно, но верно.
   – А если он в районе талии осядет? – поежилась я. – Представляете катастрофу? Снизу ушло, до верха не добрело, а посередине образовался «бублик». Начнется жуткая проблема с одеждой.
   Татьяна фыркнула и отвернулась.
   – Ну не знаю… – протянула Алена. – Может, конечно, всякое случиться, только на этот крем очередь стоит. Будете брать?
   Я не успела ей ответить, потому что в сумочке зазвонил мобильный.
   – Послушай, – зачастила Зайка, – мы с Тёмой стоим у плитки, скажи, какую брать: зеленую или синюю?
   – Куда вы ее класть собираетесь? – разумно поинтересовалась я.
   – Без разницы! – отбрила Ольга. – Назови цвет.
   – Послушай, но это же глупо, – попыталась я сопротивляться. – Вдруг Тёме не понравится мой выбор? Думаю, решение должен принимать хозяин. Кто, в конце концов, будет любоваться на кафель?
   – С чего ты взяла, что речь идет о покрытии для стен, – изумилась Зайка. – Мы пытаемся выбрать электроплиту.
   – Ты же сказала «плитку»…
   – Ну! А как ее надо было назвать?
   – Плита, – ответила я.
   – Еще скажи очаг или кострище! – обозлилась Ольга. – Тёма хочет двухконфорочную, а это натуральная плитка.
   Я вздохнула. Ну какого черта взялась спорить с Зайкой?
   – Теперь технику делают разноцветной, – тараторила Ольга, – вот мы и мучаемся. Красный очень агрессивный, так?
   – Да, – покорно ответила я.
   – Оранжевый цвет тупой!
   – Да.
   – Белый слишком традиционный.
   – Да, – тупо твердила я.
   – Черный мрачный.
   – Да.
   – Розовый идиотский.
   – Да.
   – И что остается?
   – Да, – привычно заявила я, – да, да, да…
   – Что «да»? – разъярилась Зайка. – Какие цвета я не назвала?
   – Ну… синий и зеленый, – опомнилась я.
   – Так какую плитку брать? – недовольно произнесла Ольга. – Сама я не хочу ему советовать.
   – Почему? – осторожно осведомилась я.
   – Не желаю, чтобы следующие десять лет Тёма попрекал меня неправильно выбранным колером, – заявила Ольга. – Придется тебе брать ответственность на себя.
   – С какой стати? – возмутилась я.
   – Дегтярев на совещании, Кеша в суде, Машка в клинике, Оксана на операции. Осталась только ты, вот и решай.
   Представляете, в каком положении я оказалась? Теперь, если что, в течение десяти лет Тёма будет попрекать меня «неправильно выбранным колером». Надо срочно что-то предпринять!
   – К сожалению, я сейчас занята, – завела я, – нахожусь в… э… э…
   Фантазия иссякла. Увы, я не работаю и не могу, как все, соврать, что сижу на совещании.
   – Интересное дело! – возмутилась Зайка.
   И тут продавщица Алена заорала так, словно потолок торгового центра обрушился на ее голову:
   – Так вы берете бюстопопный крем? Осталось всего две банки.
   Я прикрыла ладонью трубку и прошипела:
   – Тише, не вопите.
   Но поздно! Чуткие уши Зайки уже услышали вопль Алены.
   – Так ты в магазине! – пришла в негодование Ольга. – В косметике! Неужели не стыдно? Мы мучаемся на стройрынке, прыгаем возле плитки, а ты нам даже помочь не хочешь! Отложи сейчас же румяна и подумай о серьезной проблеме: синяя или зеленая?
   – Я даже смотреть на румяна не собиралась! Мне предлагают купить некий крем, но, похоже, тут очередной обман. Представляешь, производители обещают, что при регулярном его использовании жировой запас нижнего этажа переползет вверх и превратит нулевой размер бюста в пятый, – опрометчиво разоткровенничалась я.
   В трубке повисла тишина, потом Зайка взвизгнула:
   – А если поподробнее?
   Страшно довольная тем, что она забыла о плите, я начала рассказывать про косметическое средство.
   – Бери сколько дадут, – занервничала Зайка. – Похоже, это замечательная вещь.
   – Покупаете? – вновь заголосила Алена.
   – Да, да, – закивала я, – возьму. Несите.
   – Ты в джинсах? – неожиданно спросила Зайка.
   – Нет, в платье.
   – В каком? – Ольга проявила странное любо­пытство.
   – В красном, его Кеша из Парижа привез, – не почуяв подвоха, сообщила я.
   – Тёма, Дашута велит брать красную, – незамедлительно отреагировала Зайка. – Она только что сказала: красную и никакую другую.
   У меня отвисла челюсть.
   – С вас три тысячи рублей, – сообщила Алена.
   – Так дорого?
   – Из попы в грудь задешево не добраться, – отрезала продавщица. – Средство молекулярное, значит, стоит того. Вы только подумайте, что силикон вставлять намного дороже, и вам сразу станет легче! Впрочем, я настаивать не буду. Уже говорила – у нас на этот крем очередь стоит, вы мне просто понравились, потому я и предложила.
   Я молча достала из кошелька кредитку, очень хорошо понимая, что стала жертвой надувательства. Но явиться домой без чудо-средства нельзя, Заюшка тогда попросту загрызет меня – Ольга верит рекламе…
   В зал, где брат Дины презентовал свою картину «Русь Великая», я вошла через час после назначенного времени и сразу угодила в лапы людей с диктофонами.
   – Газета «Желтуха», – кинулась ко мне женщина лет сорока, держа наперевес фотоаппарат. – Вы же Дарья Васильева, так? Почему вы пришли на презентацию?
   – Посмотреть на эпическое полотно господина Корундова, – смиренно ответила я. – Зачем же еще?
   Но корреспондентке, похоже, не нужны были ответы, ей хотелось задать вопросы, что она и сделала.
   – Вы без сопровождающего? Плохие отношения в семье? Сколько стоит ваша сумка? Назовите марку автомобиля, на котором прибыли. Правда ли, что у вас дома живут верблюд и пони? Кто за ними ухаживает? Какое количество денег вы еженедельно тратите на брильянты? Вас с Корундовым связывают интимные отношения?
   – Нет, – быстро сказала я, съежившись под лавиной вопросов, – я даже не знакома с Андреем.
   – Врете! – радостно отметила журналистка. – Если не водите дружбу, то откуда знаете имя художника?
   – Я никогда не пила чая вместе с Пушкиным, но знаю, что он – Александр Сергеевич, – огрызнулась я.
   – Ага, ага, – закивала тетка. – Так у вас был роман с Корундовым?
   Я прищурилась.
   – После моей свадьбы с Пушкиным! Я изменяла поэту с художником!
   – Прикольно, – кивнула баба с фотоаппаратом и, пару раз помигав вспышкой, исчезла.
   Я стала продираться сквозь довольно густую толпу к стене, на которой висела картина – виновница торжества.

Глава 3

   Увы, я плохо знаю живопись и не принадлежу к тем, кто понимает современное искусство. Не так давно я с лучшей подругой Оксаной отправилась на выставку молодых гениев, и мы ушли оттуда в глубоком шоке. Посередине зала, около массивной собачьей будки, раскрашенной в желто-черной гамме, сидел на привязи абсолютно голый мужчина в наморднике. Дядька выглядел мерзко, до Аполлона ему – как мне до Майи Плисецкой. Я тогда подумала: уж если решился предстать перед людьми обнаженным, то хоть вывел бы прыщи на спине и подкачал пресс. Но че­ловек-собака явно не собирался работать над своим телом, очевидно, сам себе он казался неотразимым. Иногда «экспонат» начинал материться, и тогда собравшаяся у будки толпа фраков хлопала в ладоши. Да, забыла сказать: экспозиция называлась «Закат цивилизации». Кроме шедевра в виде мужика с конурой, сильное впечатление на меня произвела гора смятых пакетов из-под сока, вина, молока и прочих жидких продуктов. Из кучи мусора торчала табличка «У мамы день рождения». Оставалось лишь пожалеть несчастную женщину, которая выпила столько разнообразной жидкости. Интересно, она дожила до утра или скончалась от отравления в токсикологическом отделении больницы вечером после банкета?
   Прогнав это воспоминание, я протолкалась к картине и обомлела. Холст, размером примерно три метра в длину и два в высоту, выглядел очень мрачно. В центре композиции красовалась фигура крестьянина в грязном рубище – он лежал на спине, подняв вверх ноги, обутые в лапти, а руками прижимал к груди большой батон белого хлеба. Слева высилась здоровенная лошадь, на которой восседал воин, явно представитель татаро-монгольских захватчиков, справа с копьем в руке стоял рыцарь в железных доспехах, около его ног сидела маленькая девочка с куклой, за ее спиной виднелся стол, заставленный едой – в плошках зеленели яблоки, краснели помидоры, синели баклажаны…
   Несколько минут я пребывала в ступоре, потом в голову полезли вполне уместные вопросы. Отчего татаро-монгольский захватчик одет в шелковые, расшитые бисером шаровары и почему он обут в домашние туфли с загнутыми вверх носами? Да и у воина не конь, а кобыла (никаких признаков мужского пола у животины нет). Теперь обратимся к крестьянину. Где он раздобыл длинный французский багет? Очень сомневаюсь, что во времена лаптей караваи выглядели подобным образом. Ладно, не буду придираться к хлебу, но вот новая несуразица: откуда появились помидоры с баклажанами? Когда Чингисхан пытался подмять под себя Русь, о диковинных овощах никто среди русичей и не слышал! И с какого боку тут средневековый рыцарь? Каким образом он оказался в Москве? Откуда я узнала, что действие происходит на месте теперешней столицы России? Ну это просто: в правом верхнем углу картины изображена Красная площадь с Мавзолеем, возведенным в тридцатых годах прошлого века (похоже, крестьянин валяется как раз там, где сейчас стоит ГУМ). И уж совсем неясно, отчего сей компот называется «Русь Великая». К этническим россиянам на нем относится лишь селянин с багетом, да и тот не в самом выигрышном положении. Вот дай художник полотну имя «Русь вороватая», хоть часть вопросов отпала бы (по крайней мере, в отношении батона). Где его раздобыл пращур фермера? Да спер со стола у барина, причем, похоже, парижанина, родившегося в конце двадцатого века…
   – Замечательно, да? – зазвенел чей-то голос сбоку. – Великая картина!
   – Вы абсолютно правы, – согласилась я (в конце концов, если вы приняли приглашение и явились на презентацию, то не следует ругать того, кто затеял фуршет, вас звали не для справедливой оценки творения, а для похвал).
   – Хоть он и мой брат, – продолжал тот же голосок, – но я не постесняюсь признать: Андрей гений!
   Я обернулась и увидела невысокую полную женщину в излишне обтягивающем ее телеса ярко-голубом платье в мелкий розовый цветочек. Незнакомка явно хотела выглядеть девочкой, поэтому и выбрала трогательный наряд – весь в оборочках, воланчиках и фестончиках. Одеяние было милым, его портила лишь владелица. Даме надо потерять килограммов пятнадцать либо прикрыть жирные складки, нависавшие над коленями.
   – Тебе нравится? – фамильярно спросила она ­меня.
   – Оригинальное произведение, – кивнула я.
   – Андрей работал над ним со студенческих лет, – вздохнула «девочка». – Вчера позвонил мне и заплакал: «Милая, что же делать? Великий труд завершен, жизнь потеряла смысл!» У брата сейчас тяжелый пе­риод.
   – Я всегда считала, что, закончив картину, живописец испытывает положительные эмоции, – покачала я головой, сообразив наконец, что разговариваю с Диной.
   – Это ремесленник, а не настоящий художник! – возмутилась та. – Вот он счастлив – предвкушает гонорар и потирает липкие ручонки. А подлинный творец вроде Андрюши полон печали, ведь он как бы отпускает от себя свое дитя. Тяжелый, мучительный процесс… Ты когда-нибудь жила с гением?
   – Слава богу, нет! – вырвалось у меня.
   – Надо немедленно познакомить тебя с Андрюшей, – возбудилась Дина, – стой тут, не двигайся.
   Не успела я возразить, как собеседница ринулась в толпу. Чья-то рука опустилась на мое плечо, я вздрогнула, обернулась и увидела Таисию Волкову, слегка пополневшую, но вполне узнаваемую.
   – Спасибо, что пришла, – заулыбалась бывшая однокурсница. – Андрюше надо помочь, он яркий талант, а, как известно, в нашем мире способна пробиться только бездарность. Не откажи в любезности, скажи пару слов для программы «Искусство», вон там камера стоит.
   – Можно через десять минут? – спросила я.
   На лицо Волковой набежала легкая тень.
   – Хочешь сначала закусить? Давай поступим так: я наберу тебе полную тарелку всего самого вкусного, а ты уж сделай милость, подойди к телевизионщикам. А то они уже собрались уезжать.
   – Пару минут назад ко мне обратилась Дина, – объяснила я, – очень смешная, в детском платьице… Она побежала за братом. Мне велела стоять на месте, вот я и маячу тут. Боюсь, неудобно получится – приведут художника для знакомства, а я ушла!
   – Ох уж эта Динка… – покачала головой Тася. – Не беспокойся, она Андрюшу не сможет притащить, Корундов сейчас с Селезневым разговаривает, тот хочет выставить его полотно. Андрюша святой человек, никаких бытовых претензий. Есть обед? Замечательно, он слопает любое блюдо. Нету еды? Прекрасно, выпьет кефира, или чая, или даже, в конце концов, водой из-под крана обойдется. Всегда приветливый, веселый, воспитанный, интеллигентный, начитанный. Он свою бывшую жену буквально боготворил, ни разу с ней не поспорил, а та ему скандалы закатывала. Андрюша молчал-молчал, но затем даже у него терпелка лопнула – собрал шмотки (все в одну крохотную сумку уместились!) и съехал на дачу. Живет теперь в курятнике, без воды, отопления и канализации. Летом хорошо – лес, цветы, птички, а зимой жутко и холодно. Динка ему, конечно, помогает. Вот взялась презентацию устроить, Корундов же абсолютно беспомощен. Давай поторопимся, а то камера уедет…
   Словно загипнотизированный коброй кролик, я покорно двинулась туда, куда меня тащила Тася, и сказала в объектив все приличествующие случаю слова. Когда теледеятели утащили аппаратуру, я спросила у Волковой:
   – Теперь все?
   – Огромное спасибо, – кивнула Тася. – А вот и Андрюша…
   Через зал, смущенно улыбаясь, шел милый человек с растрепанными светло-русыми волосами.
   – Здравствуйте, – приятным баритоном сказал он, подходя вплотную, – рад встрече.
   – Вот и здорово! – обрадовалась невесть откуда появившаяся Динка. – Сейчас оттянемся, закусим… Дашута, водочки?
   Меня передернуло от перспективы пить теплый алкоголь в жару.
   – Нет, – быстро отреагировала я.
   – Тогда коньячку, – наседала Динка. – Я отличный напиток купила. Недорогой, но замечательный.
   Я подавила вздох. Не хотелось разочаровывать Дину, но мне-то хорошо известно, что качество спиртного напрямую зависит от его цены. Настоящий коньяк дешевым не бывает!
   Перед моим носом появился пластиковый стаканчик, наполненный темно-коричневой жидкостью.
   – Держи, – напирала Дина. – А вот и тарталетка с салатом на закуску.
   Теперь понимаете, отчего я ненавижу тусовки? Мало того, что вас насильно пытаются напоить отвратительным спиртным, так еще заставляют слопать нечто, утопленное в майонезе.
   – Спасибо, но я за рулем, – попыталась я решительно отбиться от Емельяновой.
   – Граммулька не помешает, – не дрогнула Дина, – от чайной ложки тебя не развезет.
   – Запах останется, – сопротивлялась я.
   – Лучше возьмите стаканчик, – шепнул кто-то мне в самое ухо, – иначе она не отстанет. Жуткая прилипала!
   Не зная, кто является добрым советчиком, я послушно протянула руку.
   – Пей до дна… – затянула Динка.
   Пришлось поднести стаканчик ко рту и глотнуть пойло, которое походило на благородный коньяк, как наш мопс Хучик на горного козла.
   – А теперь тарталеточку – ам! – насела Динка. – Ну, открывай ротик!
   От тарталетки нестерпимо несло самым любимым соусом россиян, который я просто не переношу. Ну скажите на милость, зачем заливать салат майонезом? Исчезает оригинальный вкус продуктов. Если тебе так нравится «Провансаль», то купи его себе и съешь с восторгом. При чем здесь ветчина, яйца, картошка и прочие ингредиенты?
   – Давай, давай… – торопила меня Динка. – Нельзя ходить голодной.
   Тарелочка с тарталеткой очутилась у моего носа.
   – Ой, на улице, кажется, гроза началась! – воскликнул все тот же незнакомый голос, ранее посоветовавший мне взять емкость с бурдой.
   Почти все присутствующие повернули головы к большому окну, но Динка не собиралась бросать свою жертву.
   – Дашута, жри тарталетку! – приказала она. – Я считаю, что человек должен регулярно подкрепляться. Или ты из тех дур, что сидят на диете? Постоянно считаешь калории и боишься даже посмотреть на хороший кусок хлеба с маслом? Если так, ты довела себя до крайней точки, похожа на скелетину. Страдаешь булемией? Анорексией?
   Ошеломленная яростным напором Динки, я помотала головой.
   – Нет, просто не хочу есть.
   – Так не бывает, – авторитетно заявила бывшая подруга, – человек всегда способен сожрать вкусненькое.
   Я окинула взглядом фигуру Динки, состоящую из сплошных валиков жира, и еле удержалась от комментариев.
   – Ну… за маму! – зудела Емельянова. – Впрочем, может, тебе, девушке богатой, эта пища кажется слишком простецкой? Или считаешь, что мы выставили тут тухлую дрянь, а? Презираешь нас, живущих от аванса до получки?
   В голосе Дины зазвучали истеричные нотки. Присутствующие в зале люди, в том числе один фотокорреспондент, с неподдельным интересом посмотрели в нашу сторону.
   – Полагаешь, что я сэкономила на фуршете? – перешла на визг Дина. – Андрюша дал мне деньги, а я дерьма накупила, потому что хотела новые туфли приобрести? Намекаешь на мою вороватость?
   И как поступить в данном случае? Швырнуть картонную тарелку со злосчастной тарталеткой на пол и уйти с гордо поднятой головой? Но мне совсем не хотелось затевать скандал, а он неминуемо возник бы – Дина буквально закусила удила. Но почему остальные участники малоприятной сцены усиленно делают вид, что ничего не замечают? Тася и Андрей как ни в чем не бывало беседуют о правильном освещении картины, а около них, постоянно кивая, стоит незнакомая брюнетка. Похоже, это она дала мне совет не перечить Дине.
   – Ешь! – топнула ногой Емельянова. – Хватит выеживаться!
   Брюнетка исподлобья глянула на меня, потом, пользуясь тем, что истеричка стоит к ней спиной, быстро повертела пальцем у виска. Я взяла тарталетку и запихнула ее в рот. Все понятно – бывшая однокурсница не совсем нормальна, можно было и самой разобраться в ситуации. Разве адекватный человек устроит бучу из-за отказа пробовать угощение?
   Жирный майонез растекся по языку, потом проявился вкус холодной картошки, крутого яйца и чего-то очень противного, давно мною не пробованного. Я на секунду замерла, попыталась не жуя проглотить тарталетку и в то же мгновение сообразила: салат сделан из печени трески, а у меня на нее аллергия. Не успела я осознать размеры бедствия, как в носу засвербило, в горле будто кошки зацарапали острыми когтями, к глазам подкатили слезы.
   Забыв о приличиях, я оттолкнула Дину, которая с нескрываемой радостью протягивала мне вторую тарталетку, и кинулась к выходу. Где здесь туалет?
   Выплюнув непроглоченное угощенье, я принялась тщательно полоскать рот, начисто забыв о макияже. Печень трески для меня – страшная вещь. О своей аллергии я узнала в раннем детстве, когда оказалась на дне рождения у одноклассницы Виты Березиной. Моя бабушка не любила консервы и никогда их не употребляла для готовки, а мама Виты соорудила самый обычный салат: печень трески, яйца, картошка, лук. Мне, семилетней, никогда не пробовавшей ничего подобного, он показался невероятно вкусным, я съела почти всю плошку и… очутилась в реанимации детской больницы…
   – Как вы? Ничего? – тихо спросил кто-то.
   Я подняла голову, увидела в зеркале отражение брюнетки и ответила:
   – Успела добежать. Понимаете, мой организм не воспринимает печень трески.
   Незнакомка кивнула.
   – Неприятно. Дину когда-нибудь пристрелят. Ужасный характер! Авторитарна до абсурда, все должно быть так, как она хочет. Если человек начинает оказывать ей сопротивление, она устраивает скандал. Бедный Андрюша! Говорят, он мечтал избавиться от своей напористой женушки и сумел развестись, но Дина-то его не бросила, постоянно находится рядом и доканывает несчастного. У нее это называется: «заботиться о самом близком и родном человеке». Все удивляются, как Корундов терпит Емельянову. Кстати, простите, я забыла представиться: Инна. Вот, держите визитку.
   – Очень приятно, – пробормотала я и стала рыться в сумке в поисках своей карточки, – рада знакомству.
   Право, смешно соблюдать светские церемонии в одном шаге от унитаза, но, если тебе протягивают бумажку с телефоном, элементарная вежливость требует сделать ответный жест.
   – Хотите, сбегаю в аптеку и принесу вам лекарство? – заботливо предложила Инна.
   – Спасибо, в этом нет необходимости.
   – Мне не трудно.
   – Не стоит, я в порядке.
   – Вы очень побледнели.
   – Это от злости.
   Инна засмеялась.
   – Честно говоря, я удивлена вашим терпением. Обычно люди, к которым Динка пристает подобным образом, не выдерживают и посылают Емельянову куда подальше. Знаете, с каким количеством народа она испортила отношения? Из хороших подруг только Тася осталась, но та святая, и…
   Договорить Инна не успела – из моей сумочки понесся звон мобильного. Я взяла аппарат, а собеседница, продемонстрировав хорошее воспитание, тут же вышла из туалета.

Глава 4

   – Ты где? – спросил Дегтярев.
   – На выставке, – обтекаемо ответила я. – А что?
   Полковник кашлянул.
   – Ничего. Скажи, какой сегодня день недели?
   – Суббота, – изумилась я. – Забыл?
   – Ну… в общем… да, – признался приятель, – жарко очень.
   – Душно, – согласилась я.
   – Голова болит. Кружится, – неожиданно пожаловался Александр Михайлович. – И подташнивает.
   – У тебя поднялось давление! Немедленно иди в медпункт, пусть врач даст таблетку.
   – Я не на работе.
   – Тогда загляни в аптеку и купи, что тебе было прописано, – велела я. – Только не забудь: дозировка пять миллиграммов, и съесть надо полтаблетки.
   – Ноги дрожат, – протянул приятель, – в глазах двоится.
   Я прислонилась спиной к рукомойнику. Главное сейчас – не показать полковнику своего волнения. Наш бравый боец с преступностью крайне внушаем, и он панически боится врачей. Вероятно, у Дегтярева гипертонический криз, но, если я выскажу свое предположение вслух, он перепугается, и ему станет еще хуже.
   – Ерунда, – стараясь казаться беспечной, завела я, – погода меняется, у меня тоже голова раскалывается, скорей всего, идет более жуткая жара или холод наступает. Кстати, ты где?
   – Дома, – протянул Дегтярев.
   – Замечательно! – обрадовалась я. – Возьми в аптечке лекарства и на диван. Я звякну Оксане, она приедет…
   – Я не в Ложкине, – промямлил полковник.
   – А где? – изумилась я. – Какое еще место ты называешь домом?
   – В смысле, я не дома, а в доме, – начал путано объяснять полковник. – В чужой квартире. Очень прошу, приезжай, мне нужна твоя помощь!
   Вот тут я перепугалась до паники. Обычно Александр Михайлович отстраняется от моей заботы и страшно злится, когда я пытаюсь облегчить ему жизнь. Если уж он обратился ко мне с подобной просьбой, дело совсем плохо.
   – Милый, ты где? – заорала я.
   Вместо того чтобы, как обычно, недовольно вздохнуть и заявить: «Прекрати кричать, слушай внимательно», Александр Михайлович тоном потерявшегося детсадовца ответил:
   – Не знаю.
   – Это как? – растерялась я и похолодела от ужаса.
   Все, допрыгался, заработал инсульт! Сколько раз я твердила полковнику: прекрати есть свинину, холодец и сыр камамбер, сядь на диету, сбрось лишние килограммы, займись бегом… И вот результат беспечного отношения к собственному организму!
   – Я в квартире, – простонал полковник.
   – Чьей?
   – Понятия не имею.
   – Говори адрес.
   – Он мне неизвестен.
   – Тебя заперли?
   – Нет!
   – Тогда спустись вниз и посмотри на угол здания, авось найдешь табличку.
   – Не могу.
   – Почему?
   – Голова кружится, на бок падаю.
   – Хорошо, я сейчас приеду. Только не выключай мобильный, понял?
   – Да. Ты же мне поможешь? – по-детски протянул Дегтярев.
   – Непременно, – трясясь от волнения, заверила я. – Там есть диван или кровать?
   – Я вроде сижу на кухне, – промямлил полковник.
   – Отлично. Старайся поменьше шевелиться и ни в коем случае не отсоединяй сотовый от сети. Повтори, как понял…
   – Я сейчас затаюсь и не трону телефон. Только поспеши, – послушно отозвался Александр Михайлович и отсоединился.
   От покорности полковника у меня началась нервная икота. Трясущимися пальцами я набрала номер телефона. Только бы Артур сидел на месте!