Донцова Дарья. Пикник на острове сокровищ

   – Милый, – подпрыгивала Лена, – ну как? Здорово мы тебя разыграли? А? Класс?
   Я прислонился к косяку, чувствуя, как по спине течет пот. Значит, никакого ограбления и похищения не было и в помине. Идиотка Лена решила разыграть Егора, устроить ему «праздничек». Сейчас Дружинин, мчавшийся на всех парах в Брусникино, чтобы спасти супругу, отвесит кретинке пощечину, а я, противник любого насилия, впервые в жизни возьму сторону человека, который решил образумить вздорную бабу оплеухами.
   Егор шагнул к жене, я невольно зажмурился и вдруг услышал радостный вопль друга:
   – Ленка! Чума! Ну разыграла, ну круто!
   – Ура! Ура! Ура! – вопили гости.
   Я приоткрыл глаза и почувствовал себя лишним на этом празднике жизни. Присутствующие находились в состоянии эйфории, всем было очень весело. Может, я на самом деле превратился в трухлявый пень, брюзгу-пенсионера, вечно всем недовольного? Сколько здесь гостей? Человек двадцать, и все просто счастливы, один я пребываю в негодовании. И потом, крайне неудобно находиться в идиотском костюме рыбака, в валенках с калошами, среди людей в шикарных вечерних костюмах. Мало того, что Лена напугала нас, она еще и поставила меня с Егором в идиотское положение! Только, похоже, брезентовые штаны нисколько не напрягают Егора, он счастлив, как щенок, укравший конфету.
   Словно почувствовав мое настроение, Дружинин закричал:
   – Ваня! Ну прикол! Как мы с тобой сюда крались!
   – Ха-ха, – вяло сказал я и сел в кресло, – весело до обморока.
   И тут с воплем: «Всем оставаться на местах» – в избу влетели парни в камуфляжной форме.
   Поднялся переполох.
   – Мы так не договаривались, – визжала на одной ноте Ленка, остальные гости буквально рыдали от смеха. Егор, словно пятилетний мальчик, получивший вожделенную игрушку, запрыгал на месте, а одна из дам, очевидно, уже успевшая подкрепиться коньяком, схватила со стола бутылку, тарелку с пирожками и ринулась к омоновцам с писком:
   – Хлеб, соль, мальчики, давайте тяпнем!
   Парень, которому она сунула угощение, откровенно растерялся. Остальные омоновцы в пятнистой форме удивленно смотрели на стол и гостей. И тут в комнату вошел Макс.
   – Ваня! – с яростью спросил он. – Это что такое?
   – Вау! – завопила Лена, кидаясь ко мне. – А я считала тебя жуткой занудой, способным только портить людям компанию! Как ты узнал, что я задумала? Круто! Ты меня переплюнул! Снимаю шляпу!
   – Ура! – завизжали гости.
   – Наливай!
   – За именинничка!
   – Ешьте, ребята.
   – Эй, парни, тут всем хватит!
   – Осетринки дайте!
   – Хрен есть?
   – Поросеночек хорош!
   – Нельзя без тоста, мужики! За здоровье Егора! Ура!
   – Ура-а!
   – Пей до дна!
   – Чегой-то там в красной бутылочке?
   Я удивился тому, с какой скоростью омоновцы сообразили, что присутствующие не представляют для них никакой опасности, и с какой радостью стражи порядка присоединились к празднику. Озабоченными на пиру выглядели лишь трое: я, Макс и крепкий мужик в камуфляже – по-видимому, старший группы захвата.
   – Живо объяснись! – велел мне Макс.
   – Ей-богу, я сам ничего не знал! – воскликнул я и попытался оправдаться перед Вороновым.
 
   Домой я попал около полуночи и рухнул в кровать. Нет, больше ни за какие пряники не соглашусь участвовать в рыбалке!
   Спустя почти два месяца после описанных событий, опять в пятницу, где-то в районе одиннадцати вечера, ожил мой мобильный. Я с некоторой опаской вытащил сотовый и уставился на дисплей. Меньше всего мне хотелось беседовать с Николеттой, и вот спасибо, именно она-то и находится сейчас на другом конце провода. Прощай тихий вечер. Либо меня заставят поехать невесть куда, либо капитально испортят настроение, потребовав: «Мне срочно нужны деньги, сущие копейки, всего десять тысяч долларов!»
   – Алло, – стараясь придать голосу твердость, сказал я.
   Зачем я отреагировал на звонок? Почему не оставил его без внимания, если хотел в тишине почитать замечательную книгу «История Вьетнама»? Все дело в том, что если маменька вспомнила о сыне, то последнего ничто не спасет. Проигнорирую звонок я – Николетта примется разыскивать Нору, обрывать наш домашний телефон, приставать к Максу, обзванивать других моих приятелей. А Элеонора улетела на две недели в Америку, я получил неожиданный отпуск, который хочу провести в блаженном одиночестве! Но маменька не привыкла сдаваться, она всегда получает то, что хочет! Любой ценой!
   – Вава, – воскликнула она, – ну как…
   Я моментально отключил слух. Жизнь с Николеттой научила меня простому фокусу, причем исключительно из желания сохранить себя как физическую единицу: хочешь остаться в живых, не слушай мать, просто через определенные промежутки времени восклицай: «Ты абсолютно права!» или «Совершенно с тобой согласен!». Может, кто-то и посчитает мою позицию пораженческой, но я не из тех людей, которые всегда и везде хотят быть на коне, охотно уступлю маменьке, чтобы спокойно вернуться к «Истории Вьетнама».
   – Значит, ты понял? – взвизгнула Николетта.
   – Да, совершенно с тобой согласен, – на автопилоте ответил я.
   – Записывай.
   – Пишу, – покорно согласился я.
   – Поезд номер…
   Я потряс головой.
   – Николетта, прости, ты о чем?
   – Вава! Ты пропустил мои слова мимо ушей!
   – Нет, но…
   – Что «но»?
   Я замер, простой вопрос выбил меня из колеи, действительно: что значит «но»?
   – Повторяю для дураков, – заорала Николетта, – для людей, чьи уши заросли паутиной! Вава! Внимание! Начинаю! Сейчас же перестань издеваться надо мной!
   Я вздохнул и сконцентрировался на разговоре.

Глава 3

   Вот краткий пересказ сообщения маменьки. У нее есть стародавняя приятельница Зюка, которая сейчас гостит в Париже у своей племянницы. У Зюки, в свою очередь, есть закадычная подруга Фаня, живущая в Питере, а у Фани – сестра Роза, ее дочь прибывает в Москву, чтобы принять участие в какой-то выставке. Роза едет не одна, а с родственником, коему вменено в обязанность приглядывать за неразумной девицей, так как в столице полно опасностей, маньяки по Москве ходят стадами, разве можно девочку одну отпускать ехать в столь опасное место. Роза попросила Фаню, та обратилась к Зюке, последняя созвонилась с Николеттой…
   В общем, завтра около девяти утра мне нужно встретить поезд Петербург—Москва и в десятом вагоне, на седьмом и шестом месте найти некую Сонечку вкупе с Владимиром Ивановичем, а потом доставить эту парочку в частную гостиницу «Пента».
   Надеюсь, вы понимаете, что я собирался провести утро выходного дня совершенно иначе? Я предполагал поспать до десяти, но спорить с Николеттой может лишь абсолютно сумасшедний человек, поэтому я покорно воскликнул:
   – Хорошо!
   – Надеюсь, тебе не следует объяснять, – не успокоилась Николетта. – Розочка в Питере имеет большой вес, она вхожа в разные дома. Фаня ее любимая сестра. Не забудь букет цветов для Сонечки, помой машину. Кстати, тебе лучше взять «Мерседес».
   – Он не мой, – напомнил я.
   – А чей? – прикинулась идиоткой маменька.
   – Норин.
   – Хорошо, я сама улажу этот вопрос, – взвизгнула Николетта, – главное, не проспи, не опоздай и не опозорь меня, не вздумай совать девочке три чахлые гвоздички, купи милую, не слишком дорогую композицию. Излишне вычурную не надо, это будет по-новорусски, абсолютно не интеллигентно. Вот что, поезжай сейчас в «Золотую розу», она работает круглосуточно, там вполне дешево, тысяч за двадцать можно купить вполне пристойный букетик.
   – Двадцать тысяч чего? – вздрогнул я.
   – Вава! Не будь идиотом! Ясное дело, рублей, – обозлилась Николетта, – я же говорила, что «Золотая роза» недорогая лавка.
 
   На следующее утро, в восемь сорок пять, я бочком пробирался по узкому коридору вагона, прикрываясь букетом. Ясное дело, я не стал приобретать его в магазине, куда меня упорно направляла Николетта. Цветы в «Золотой розе» такие же, как везде, родом из Голландии. Думаю, хозяева пафосного магазина и небольшого ларька на вокзале закупают товар на одном складе. Просто в «Золотой розе» вам на упаковку наклеят фирменный значок, и человек из тусовки, бросив на него взгляд, мигом оценит стоимость веника. Но думаю, девочка из Петербурга не разбирается в наших московских тонкостях и обрадуется тюльпанам, которые я без всяких угрызений совести приобрел в вагончике у вокзала.
   Дверь в купе оказалась закрытой, я постучал, сначала тихо, потом погромче, створка отъехала в сторону, высунулся мужик.
   – Чего надо? – рявкнул он.
   – Простите, Сонечка тут?
   – А ты кто? – чудище слегка сбавило тон.
   – Разрешите представиться, Иван Павлович Подушкин, сын Николетты Адилье, приятельницы Зюки, знакомой Фани…
   – Дядя Вова, – прозвенел из купе нежный голосок, – это нас встречают, извини, забыла тебе сказать, мама попросила московских знакомых приехать на вокзал.
   – А-а-а, – протянул мужик и улыбнулся: – Ну, заходите.
   Слегка обескураженный приемом, я втиснулся в купе и увидел очень симпатичную девушку лет двадцати.
   Длинные светлые волосы падали на худенькие плечи, большие голубые глаза прятались за густыми черными ресницами, нежный румянец цвел на щеках, алые губы напоминали бутоны.
   Не следует упрекать меня в использовании лексики любовных романов – иных слов, чтобы описать юную прелестницу, у меня просто не нашлось. Незнакомку нельзя было назвать красавицей, и мне нравятся женщины иного типа: я принадлежу к мужчинам, которые делают стойку при виде стервозных дам. Уж не знаю почему, но я предпочитаю эгоистичных особ, обладательниц неуемно острого языка и безудержных мотовок. И ведь понимаю, что тихая «ромашка», мечтающая вдохновенно стряпать супругу обед и рожать детей, – наверняка самый лучший вариант жены. Но, увы, меня такие дамы не вдохновляют, мне охота греться у вулкана, я, мятежный, все бури прошу. И, что интересно, завоевав вожделенную даму, я начинаю мучиться, злиться на эгоизм партнерши, и в результате наш роман заканчивается разрывом. Отчего бы мне не оглянуться по сторонам и не обратить внимание на тихий, скромный полевой цветок?
   Нет ответа. Хотя всем известно, что женщины бывают двух видов: с одними приятно проводить время, а на других принято жениться. Я же не созрел для брака. Вернее, мне на жизненном пути до сих пор не попался мой идеал. Я хочу, чтобы супруга любила меня бескорыстно, понимая: Иван Павлович занимается интересным делом за вполне приличную зарплату, на спокойную жизнь нам хватит, а вот на покупку «Бентли» не надо рассчитывать. Если вы хотите иметь коллекцию шуб, парк личных авто, раритетные бриллианты и загородные особняки – тут я пас. Еще моя избранница должна уяснить: мужу порой требуется уединение, не следует лезть к нему с сюсюканьем, если он сидит с книгой в кресле. Кроме того, я не слишком люблю гостей и ненавижу походы по магазинам, вот в интересной беседе поучаствую с удовольствием, только вряд ли сумею поддержать разговор на тему: «Какие клевые ботинки купила Наташка». Если же вы захотите обсудить книгу «История Вьетнама», я всецело в вашем распоряжении. Я честен и признаю, что совершенно не чадолюбив, не желаю обзаводиться потомством. Мысль о том, что род Подушкиных, уходящий корнями невесть в какие времена, оборвется в двадцать первом веке, абсолютно не пугает меня. Вот мой отец, известный писатель, как-то раз подшофе признался мне, что пошел с Николеттой в загс лишь по одной причине.
   – Очень боялся, что твой дед восстанет из могилы и проклянет меня за то, что я не оставил сына, – каялся отец, – хорошо, что сразу мальчик получился, а то вон у Федора Вронского родилось шесть дочерей и лишь потом господь над ним сжалился, послал наследника фамилии.
   Но я не готов губить свою жизнь на пеленки, даже перспектива, очутившись на том свете, держать ответ перед всеми предками меня не пугает. Да и поверить в загробную жизнь мне мешает здоровый скептицизм.
   И зачем мне жена? К тому же у меня есть Николетта, которая со стопроцентной гарантией никогда не поладит с невесткой, даже если сыну удастся найти Белоснежку, Василису Премудрую и Золушку в одном лице. Сноха может рассчитывать на благосклонность Николетты-свекрови, если имеет многомиллионные капиталы, но мне претит роль любимой болонки при богатой женушке.
   – Здравствуйте, – пропела Сонечка, – а мы вас ждем!
   – Гр-бр-др, – пробурчал дядя Володя, потом он легко поднял два громоздких чемодана и вполне внятно поинтересовался: – Машина есть?
   – Тут, рядом, – улыбнулся я, – меньше чем за минуту доберемся.
   – Двигаем, – кивнул дядюшка и вышел в коридор.
   Сонечка, быстро перебирая ножками в модных сапожках-валенках, потрусила за ним, я замыкал шествие, неся все тот же букет тюльпанов.
   «Слава богу, – промелькнуло в голове, – сейчас устрою их в гостиницу, и весь день свободен».
   Не успел я порадоваться, как Сонечка поскользнулась и уронила сумочку, та раскрылась, и из нее выпало зеркальце в золотой оправе.
   – Ой, – расстроенно воскликнула девушка, – разбилось!
   – Ну вот, – не замедлил отозваться дядя Володя, – теперь нам всем семь лет счастья не видать!
   – Что же делать? – встревожилась Сонечка.
   – Надо осколки в воду кинуть, – безапелляционно заявил мужик.
   Меня удивила его реакция: неужели неуклюжий, как медведь, дядька верит в приметы?
   Сонечка носком сапожка швырнула осколки зеркальца в кучу мусора.
   – Все это ерунда! – воскликнула она. – Наплевать.
   – А вот и нет, – оживился дядя Володя, – это верная фенька, сейчас все пойдет наперекосяк.
   И он споро двинулся вперед.
   Сонечка взяла меня под руку.
   – Пойдемте, дядя Володя жуткий брюзга, если начнет спорить, хоть караул кричи. Наверное, поэтому он три раза разводился, все его жены убегали от него.
   Я посмотрел в спину Владимиру Ивановичу. И неудивительно, милейший дядюшка отнюдь не красавец и, похоже, не слишком деликатен.
   Но, как это ни странно, примета сработала на все сто процентов. По названному адресу не оказалось никакого отеля, там находилась башня из светлого кирпича, за ней тянулся длинный семиэтажный жилой дом, а с правой стороны шумел Ленинградский проспект.
   Мы с дядей Володей обежали здание раз пять, Сонечка терпеливо сидела в машине.
   – Вы уверены в правильности адреса? – поинтересовался я у девушки, вернувшись к автомобилю.
   – Да, да, – закивала Соня, – я сама, через Интернет, нашла отель.
   – Так вам никто не рекомендовал эту гостиницу? – уточнил я.
 
   – Нет, – растерянно ответила Сонечка, – мне не хотелось во всякие «Мариотты», там шумно. Я влезла в Инет, нашла частную гостиницу, всего пять номеров, и послала им заявку. Собственно говоря, это все!
   – И ваша мама не проконтролировала вас? – уточнил я.
   – Нет, – дернула плечиком девушка, – она не занимается бытовыми проблемами.
   Я положил руки на руль. Милое семейство. Незнакомая мне Роза, очевидно, достойная компания Зюке, Люке, Маке и Коке, те тоже не способны даже чайник на плиту поставить. Хорошо, что дама сообразила дать наивной дочери в сопровождающие своего брата, хотя какой толк от дяди Володи? Похоже, он способен выступать только в качестве тягловой силы.
   – И что нам теперь делать? – заломила руки Сонечка. – Дядюшка, придумай!
   – Ну… э… да… о… – замычал родственник.
   Тут у меня зазвонил мобильный.
   – Вава! – воскликнула Николетта. – Я жду Сонюшку к завтраку, как только они устроятся, привози.
   – Мы уже в пути, – радостно заявил я и включил поворотник.
   В конце концов, я всего лишь шофер, какие могут быть ко мне претензии?
 
   – Ах, деточка, – заквохтала Николетта, обнимая Соню, – как мама? Ой, какое чудное колечко! Замечательный бриллиант! А это что?
   – Тюльпаны, мне их Ваня подарил, – сообщила Сонечка.
   Николетта испепелила меня взглядом и приказала гостям:
   – Идите, мои дорогие, в столовую.
   Когда Соня с дядюшкой удалились, маменька гневно прошипела:
   – Вава! Ты…
   И в эту секунду ожил мой мобильный, никогда я не бывал так рад звонку.
   – Извини, Николетта, – воскликнул я, – работа! Побежал! Дела!
   Маменька раскрыла рот, но я ужом выскользнул на лестницу и помчался по ступенькам вниз, не дожидаясь лифта. Согласен, подобное поведение отвратительно, но скажите, где альтернатива? Меньше всего мне хотелось сейчас оказаться в эпицентре скандала, который приготовилась закатить Николетта.
   Долетев до первого этажа, я быстро набрал домашний номер Егора и, услышав короткое «Алло», сказал:
   – Прости, я сразу не мог взять трубку, как дела?
   – Кто это? – странным голосом поинтересовался приятель.
   Его вопрос вызвал у меня удивление.
   – Это Иван Павлович, не узнал? Ты мне только что звонил.
   Баритон покашлял и заявил:
   – Вас беспокоил я.
   Я изумленно спросил:
   – Кто?
   – Юрий Трофимов.
   – Но на телефоне определился домашний номер Дружинина и…
   – Егор умер, – перебил меня Трофимов.
   – В каком смысле? Извините, я не понял.
   – Господин Дружинин скончался сегодня ночью от обширного инфаркта, – повторил Юрий.
   – Вы шутите? Это розыгрыш? – настаивал я.
   – Нет, конечно, тело уже увезли в морг.
   – Еду к вам! – закричал я и ринулся к машине.
   Невесть почему в памяти ожила картина: Сонечка запихивает ножкой в мусор разбитое зеркало. Неужели не врет примета, обещающая семь лет сплошных несчастий?
 
   Лена не вышла из спальни: судя по тяжелому запаху лекарств, жене Дружинина было плохо. Со мной разговаривал некий Юрий.
   – Я лечащий врач Дружинина, – сразу представился он.
   – Не знал, что у Егора есть семейный доктор, – невежливо отреагировал я на его заявление.
   Юрий пояснил:
   – Не все сообщают даже близким друзьям о проблемах со здоровьем.
   – Как называется ваша клиника? – зачем-то уточнил я.
   – Ничего оригинального, – спокойно ответил Трофимов, – «Айболит». На мой взгляд, смешно, но не я хозяин. Мы давно на рынке, впрочем, это не имеет никакого отношения к делу. Дружинин не один год страдал ишемической болезнью…
   – Он гонял на мотоцикле, прыгал с парашютом, лазил по горам! – воскликнул я. – Спортсмен, тренированный человек…
   Трофимов развел руками.
   – Это все внешне, а внутри артеросклероз и куча проблем, начиная с повышенного холестерина. Бесполезно было уговаривать его беречься и не рисковать. Сколько раз я буквально умолял Егора не идти в горы, но он от меня отмахивался. Знаете его девиз?
   – Лучше умереть по дороге к вершине, чем сидеть до ста лет в инвалидной коляске, – прошептал я, – он часто повторял эту фразу. Честно говоря, я полагал, что Егор просто рисуется.
   Трофимов вытащил сигареты.
   – Не возражаете? Мой подопечный мечтал скончаться на бегу, он очень боялся старости, зависимости от других. Насколько мне известно, даже жена не знала о его болезни, Дружинин не хотел казаться слабым. Но, увы, судьба распорядилась по-своему, он ушел из жизни ночью, во сне. Многие люди мечтают о подобном исходе, но Егор… Он бы выбрал авиакатастрофу или предпочел бы сломать себе шею, несясь вниз на горных лыжах.
   – Чем я могу помочь Лене? – только и сумел вымолвить я.
   Трофимов склонил голову.
   – Думаю, вы бессильны, мужа ей не вернуть.
   – Я имел в виду материальную сторону проблемы, – чувствуя дурноту, пояснил я, – похороны, поминки. Скажите, сколько надо.
   Юрий положил мне руку на плечо.
   – Давайте валокординчику дам?
   – Спасибо, – сказал я, – не стоит.
   – В контракт с «Айболитом» входит оплата ритуальных услуг, – пояснил Трофимов, – похороны завтра.
   – Уже?
   – Ну да, на третий день.
   – Но он умер сегодня ночью!
   – Егор скончался накануне в одиннадцать вечера, – пояснил Трофимов, – это первый день, сегодня второй, завтра третий. Ясно? Думается, он испытал сильный стресс, но, как всегда, не подал вида, почувствовав недомогание, и вот! Пожалуйте! Если решите принять участие в погребении, приезжайте в воскресенье на Старое Наташкино кладбище.
   – В Москве есть такое? – изумился я.
   – Это в области, – сухо пояснил Юрий, – поселок Наташкино. Дружинин в свое время оставил четкие указания на случай своей кончины, расписал церемонию в деталях, там полно всяких странностей, но последняя воля покойного священна.
 
   Я плохо помню, как приехал домой и упал в кровать.
   Ночью я неожиданно проснулся и начал вертеться с боку на бок. Надо же, похоже, я совсем не знал Егора, хоть и дружил с ним много лет. Я считал Дружинина бесшабашным охотником за адреналином, а он, оказывается, был тяжело болен, готовился к смерти, оставил какие-то абсурдные распоряжения насчет похорон… Господи, чего он захотел? Развеять свой прах над рекой Ганг? Или отправить пепел в космос?
   Полный дурных предчувствий, я задремал. Слава богу, что не забыл завести будильник, иначе не сумел бы попасть на похороны. Иногда судьба человека зависит от мелочей. Страшно подумать, что могло бы произойти, если бы внутренний голос не напомнил: «Иван Павлович, ты забыл о часах!»
   Окрик был таким реальным, что я резко сел, схватил будильник, завел его и рухнул в пропасть недолгого небытия.

Глава 4

   Если вам приходилось принимать участие в погребальной церемонии, то вы знаете, какой пронизывающий холод всегда царит на погосте. Я не понимаю, с чем это связано, но даже в жаркий августовский полдень около разверстой могилы меня трясет в ознобе.
   Старое Наташкино кладбище оказалось пасторальным сельским уголком. Небольшая площадка, на которой проводился прощальный обряд, с трудом вместила всех желающих отдать последний долг усопшему. Кто-то из организаторов похорон, похоже, взял на себя труд обзвонить всех знакомых Егора. Тут и там в толпе мелькали корреспонденты столичных изданий, я даже заметил пару телекамер. Удивляться вниманию прессы не приходилось. Егор был крупным предпринимателем и обладал не только большим капиталом, но и умением поддерживать отношения с самыми разными людьми. На вечеринках, которые устраивал Дружинин, запросто можно было встретить звезд шоу-бизнеса, видных политиков и рядом… скромного слесаря, который, починив трубы в квартире Егора, крепко подружился с хозяином. В Дружинине не было и капли снобизма, он ценил людей не за деньги или связи, его привлекали иные качества. Хотя, если быть справедливым, нельзя не заметить, что порой Егор окружал себя очень странными, на мой взгляд, личностями. Он сохранил детское восприятие мира, любую ситуацию Егор сначала видел в розовом свете, и лишь по прошествии некоторого времени эти розовые очки падали с его носа, и он искренне удивлялся.
   – Скажи, Ваня, почему я не понял, с кем подружился? По какой причине дал мерзавцу денег? – или: – Зачем помог поднять бизнес уроду?
   Мне оставалось лишь разводить руками и занудно повторять:
   – Надо быть более разборчивым в связях.
   Но мои наставления оказывались напрасными, Дружинин влюблялся в людей и в первые месяцы знакомства не замечал откровенного корыстолюбия приятелей, их подлости, желания использовать его. При этом как бизнесмен Егор был непотопляем, своих потенциальных партнеров словно просвечивал рентгеном. Иногда я удивлялся и спрашивал:
   – Скажи, отчего ты не захотел иметь дело с N?
   – Всем нутром чую, что он мошенник, – объяснял Егор, – несмотря на его безупречную репутацию и респектабельный внешний вид, внутренний голос мне шепчет: «Гоша, не связывайся с ним!»
   Внутренний голос никогда не подводил моего друга в делах, но он отчего-то всегда замолкал, когда Егор уезжал из офиса, чтобы отдохнуть.
   Дружинина любили журналисты за неконфликтный нрав, охотную раздачу интервью, обильные фуршеты и презенты. Егор не ссорился даже с теми, кто возводил на него напраслину, он лишь посмеивался, говоря:
   – Пусть пишут, если я им интересен, значит, я на коне.
   Похороны Егора стали важным светским событием, никогда крохотное кладбище не вмещало такого количества известных всей стране лиц, никогда на узком шоссе, ведущем к погосту, не стояла такая длинная вереница иномарок со скучающими шоферами внутри.
 
   Я попытался пробиться сквозь толпу туда, где на обитом красной тканью постаменте стоял шикарный гроб из светлого полированного дерева. Крышка была откинута, мне бросилась в глаза совершенно неуместная обивка домовины: белая, шелковая, просто ткань для свадебного платья.
   – Здрассти, Иван Павлович, – прошептал справа тихий голос.
   Я повернул голову и увидел Зину Ротову, папарацци на вольных хлебах, всю увешанную фотоаппаратами.
   – Добрый день, Зиночка, – кивнул я и тут же спохватился: – Извини за глупое приветствие, ничего хорошего в сегодняшнем дне нет.
   – Почему вы в общей толпе, а не там? – поинтересовалась Зина, указав на ряд стульев в центре площади.
   – Ну… не знаю… как-то неудобно лезть вперед.
   – Ерунда, – решительно заявила она, – вы ж его лучший друг!
   Не успел я охнуть, как активная Ротова ухватила меня за плечо и поволокла вперед, повторяя:
   – Господа, пропустите родственника покойного.
   В конце концов энергичная Зина допинала меня до цепочки парней в темных костюмах.
   – Простите, к гробу приближаться нельзя, – вежливо сказал один из них.