Донцова Дарья. Покер с акулой

   Но Писемский все еще колебался.
   – Я не сумею помочь, если не узнаю правду…
   Олег Яковлевич вздохнул:
   – Знаете, ничего конкретного сообщить не могу, только весьма смутные подозрения, кое-какие странности…Может, лучше станете спрашивать сами?
   – Сколько лет вы в браке?
   Писемский вздохнул:
   – Год.
   – До этого были женаты?
   – Да.
   – Что с прежней супругой?
   – Уехала с новым мужем в Америку.
   Интересное дело, мне что, из него каждое слово клещами вытягивать? Зачем тогда нанимает детектива, если не хочет ничего рассказывать!
   – Где вы познакомились с нынешней женой?
   Олег Яковлевич тяжело вздохнул и положил руки на руль. Очевидно, он принял решение, потому что неожиданно заявил:
   – Ладно, слушайте.
   Писемский до 1988 года спокойно работал преподавателем английского языка в третьесортном институте. Зарплата была маленькая, педагогическая нагрузка огромная. Кандидатскую он так и не написал, за что его нещадно грызла жена – Нина Михайловна. Она полностью преуспела в жизни, стала доктором наук, профессором, изучала грибы и добилась каких-то невероятных результатов. Характер дама имела просто железный, каждый день писала по десять страниц и выпускала одну за другой книги: учебники, пособия, монографии. На фоне преуспевающей, крайне активной супруги тихий, даже вялый Олег Яковлевич, предпочитающий после тяжелого лекционного дня поваляться с газеткой на диване, выглядел очень бледно. Правда, жена одно время пыталась заставить его писать. Торжественно усаживала к столу, закрывала дверь в кабинет и шипела на дочь:
   – Тише, тише, папа работает над диссертацией.
   Олег Яковлевич с тоской поглядывал на кипу девственно-чистых листочков, вытаскивал припасенный детективчик и спокойно погружался в чтение.
   Процесс вождения ручкой по бумаге его злил, а больше всего бесила жена, ухитрявшаяся ваять свои опусы на углу кухонного стола как бы между делом, правой рукой помешивая суп и заглядывая одним глазом в тетради с детскими уроками.
   Естественно, Нина Михайловна зарабатывала на порядок больше супруга. Правда, она не делила деньги на «твои» и «мои», а просто складывала бумажки в коробочку из-под печенья, служившую в доме кассой. Но у Олега Яковлевича каждый раз, когда он брал из «сейфа» рублишки, возникало жутко некомфортное ощущение – он казался себе альфонсом, жиголо, живущим за счет супруги. Да к тому же Нина Михайловна махнула рукой на творческую карьеру мужа и перестала изображать «написание диссертации». Перестройка демократизировала научный мир России, упростила выезд за рубеж, и женщина без конца моталась по заграницам, ее, как видного миколога, постоянно приглашали на симпозиумы, конференции и семинары.
   Неизвестно, как бы сложилась дальнейшая жизнь Олега Яковлевича, но тут один его довольно близкий приятель предложил заняться торговлей машинами. Друг взялся обустроить все сам – наладить связи с заводом, транспортировку «Жигулей» в Москву, предпродажную подготовку автомобилей…
   От Олега Яковлевича требовалось только одно – оформить фирму на свое имя и получать в месяц пять тысяч. Огромные, невероятные по тем временам деньги.
   – Почему ты не хочешь выписывать документы на себя? – поинтересовался Писемский.
   Приятель захихикал:
   – Уже одна фирма, на меня зарегистрированная, работает, две нельзя.
   Наивный Писемский, желавший, как все лентяи, совершенно не работая, огрести куш, согласился. Три месяца он и впрямь получал отличную «заработную» плату, но потом за ним пришли с понятыми.
   Приятель оказался негодяем, набрал невероятную сумму от доверчивых людей в качестве предоплаты за автомобили и скрылся. Отдуваться пришлось Писемскому.
   Мужика сволокли в Бутырку и сунули в камеру на 120 человек. Ему грозил нешуточный срок за мошенничество, к тому же кое-кто из сокамерников просто покатился с хохоту, когда услышал о «преступлении».
   – Ну, мужик, ты и попал, – ухмылялся местный смотрящий, угощая Олега Яковлевича «Примой», – книжек, что ль, не читал? Возьми в библиотеке Ильфа и Петрова, они как раз про такого зиц-председателя писали.
   Вызванная следователем из очередной поездки, Нина Михайловна не растерялась и моментально оформила развод. Любимая дочурка тоже не захотела иметь с папой-уголовником ничего общего. Никто из родственников ни разу не пришел на свидание и не передал Писемскому даже дешевенькой пачки печенья.
   Но вялый, апатичный мужик неожиданно выжил. Господь наградил его недюжинной силой, и пары сломанных рук хватило уголовникам, чтобы понять – с этим лучше не связываться. Олег Яковлевич получил шконку поближе к окошку, занавесил ее тряпкой и поднял тем самым свой статус.
   Однажды ночью он проснулся от шума. Одного взгляда на соседние нары хватило, чтобы понять – парочка сокамерников собралась «опустить» молоденького парнишку, только сегодня определенного на постой. Писемский пожалел парня, накостылял браткам по шее и положил мальчишку на свою шконку. Поступок героический по тюремным нравам. Целый месяц Олег охранял парнишку, впрочем, через тридцать суток того освободили, а на следующий день Писемский получил роскошную передачу с американскими сигаретами, осетриной горячего копчения и икрой. В сумке лежали новехонький фирменный костюм «Adidas», нижнее белье и мыло. Через час принесли телевизор, таз, ведро… А ночью надзиратель открыл кормушку и тихо оповестил:
   – Писемский, на выход!
   Ничего не понимающий Олег Яковлевич пошел за ним в следственную часть. Там, в маленьком кабинетике, сидел пожилой мужик в роскошном костюме от Хуго Босс. Выяснилась невероятная правда. Спасенный парнишечка – сын одного из влиятельнейших авторитетов. И теперь благодарный папа приехал в тюрьму и, называя Олега Яковлевича братом, обещал помощь и поддержку.
   Дальнейшее сильно напоминало сказку. Назад его привели в другую камеру, всего на пять человек. Наутро появился пронырливый адвокат, суд, назначенный на декабрь, состоялся в августе. Олегу дали два года и тут же амнистировали. На свободе его поджидали уютная однокомнатная квартирка и официально оформленные бумаги на владение бензоколонкой.
   Неожиданно в Писемском проснулся бизнесмен. Тюрьма явно пошла мужику на пользу. Он словно вынырнул из омута лени и развил бешеную активность. Словом, через два года в его руках была уже не одна бензоколонка. Вот тут-то любимая доченька и вспомнила про папочку, принялась звать к себе в гости. Но Олег Яковлевич сказал, как отрезал:
   – Детей у меня нет.
   Ему очень хотелось встретиться с Ниной Михайловной. Приехать в роскошном «Мерседесе», сверкнуть золотыми часами, небрежно снять пиджак от Лагерфельда… Но бывшая супруга успела удачно выскочить замуж за американского коллегу и укатить в Нью-Йорк.
   Несколько лет Писемский жил холостяком. Но потом женился на Ксении Фединой, студентке Экономической академии имени Резникова. Познакомились они случайно. Олег Яковлевич регулярно стригся в одной парикмахерской у смешливого и болтливого Максима. После очередной укладки Писемский вышел на улицу, сел в автомобиль, тронулся с места, и тут из-за угла дома выскочила тонюсенькая девушка на огромных каблуках. Не глядя по сторонам, она понеслась через дорогу, Олег Яковлевич в ужасе затормозил… Девчонка взмахнула руками и рухнула под колеса, прямо в весеннюю грязь.
   Перепуганный Олег бросился к ней. Девица отделалась легким испугом, сломанным каблуком и вконец испорченным пальто. Безмерно счастливый оттого, что не задавил бедолагу насмерть, Писемский посадил ее в «Мерседес» и повез сначала в магазин за новой обувью и пальто, а потом в ресторан, чтобы отпраздновать «второе рождение». Они стали встречаться и через два месяца поженились.
   Сначала все шло хорошо, Ксения училась, пропадала целыми днями в библиотеке. Впрочем, Олег Яковлевич не хотел, чтобы жена сидела взаперти дома, занимаясь домашним хозяйством. Для готовки, уборки и стирки есть прислуга. Если девочка хочет получить профессию – пожалуйста. Тем более что днем он и сам тотально занят, а вечера они всегда проводили вместе – ходили в рестораны, театры или клубы. Ксюша была неизбалованна и искренне радовалась любым знакам внимания – цветам, конфетам, хорошим духам. В полный восторг приходила она от возможности сорить деньгами, и квартира скоро стала похожа на лавку – кругом статуэточки, шкатулочки, подсвечники и курильницы с ароматизированными свечами. Но Олега Яковлевича это не раздражало, скорей умиляло. Впервые в жизни он оказался в роли дающего и испытывал сладкие ощущения, представая перед женой этаким джинном, выполняющим любые желания.
   Неприятные сомнения в честности Ксюты стали закрадываться в его душу месяц тому назад. Сначала начались загадочные звонки по телефону. Если трубку брал Писемский, из нее доносилось сосредоточенное дыхание не желавшего отзываться человека, а на определителе номера высвечивались палочки и нули. Таинственный абонент явно пользовался телефоном-автоматом. Потом Ксения стала нервничать, пару раз Олег Яковлевич заставал ее с заплаканными глазами. Жена изворачивалась, врала, будто сменила краску для ресниц и заработала аллергию.
   Бензинщик не поверил и пару раз внезапно приехал домой днем. Ничего особенного он не узнал, кроме одного – жена, бывшая до этого старательной студенткой и никогда не пропускавшая занятий, теперь сидит дома. Дальше – больше. Ксюта рассчитала прислугу и принялась сама за ведение хозяйства – готовила супы, пыталась печь пироги и даже накупила кучу книг по домоводству и кулинарии. Писемский, в общем, был не против такого поворота событий, только ему стало казаться, что жена просто боится посторонних, вот и избавилась от горничной и кухарки. Но окончательно потерял он покой неделю тому назад.
   Вечером, как раз накануне программы «Время», Олег сказал:
   – Пойду кефирчику выпью.
   – Сиди милый, – подскочила жена, – сейчас принесу.
   Она с готовностью понеслась на кухню. Непонятно почему, Олег пошел за ней и начал подсматривать в щелочку. Супруга вынула из холодильника пакет Bio-Max, потом вытащила из кармана брючек пузырек и принялась сосредоточенно капать в чашку какую-то жидкость.
   Писемский метнулся в гостиную. Получив из рук улыбающейся жены «угощенье», он поблагодарил ее и попросил:
   – Милая, уж извини, так устал, сил нет шевелиться, сходи в гараж, принеси из машины газету.
   Ксюша с готовностью схватила ключи. Писемский свистнул ротвейлера Карла и сунул тому под нос кружку. Всеядный пес в мгновение выхлебал кефирчик и через пять минут свалился на правый бок, издавая жуткий храп. Очевидно, в Bio-Max влили необычайно сильное снотворное.
   Решив не путать планы жены, Олег лег на диван и притворился спящим. Ксюша сначала унесла и вымыла чашку, потом позвонила куда-то по телефону, но бормотала так тихо, что супруг ничего не разобрал. Потом она оделась и унеслась. Вернулась под утро, бледная, с синяками под глазами…
   Сложив вместе всю информацию, Писемский пришел к неутешительному выводу – супруга ему изменяет. И вот теперь он хочет иметь полный отчет, желательно с фотографиями – где, когда, с кем, сколько раз и как. По-моему, абсолютно дурацкое желание. Ну не все ли ему равно, как зовут счастливого любовника, не в имени, в конце концов, дело!
   Потом мы перешли к обсуждению финансовой стороны вопроса. Я постаралась не измениться в лице, услыхав подтверждение о получении десяти тысяч долларов, и потребовала две тысячи в качестве задатка и еще одну на расходы.
   – Естественно, я представлю вам счет и квитанции, впрочем, наверняка придется пользоваться такси, а это усложняет отчетность.
   – Умоляю вас, – махнул поленообразной рукой работодатель, – забудьте об этой ерунде!
   Он вытащил роскошное портмоне из змеиной кожи и принялся сосредоточенно отсчитывать зеленые бумажки. Когда приятно шуршащая пачка оказалась у меня в руках, я мысленно перекрестилась. Все, обратной дороги нет, придется приниматься за работу.

ГЛАВА 5

   Следующую неделю я провела в бестолковой суете. Сначала договорилась с тихой бабулькой, окна квартиры которой выходили как раз на подъезд дома, где жили Олег Яковлевич и Ксюша. За пятьдесят долларов пенсионерка разрешила мне целый день проводить у подоконника и даже угощала чаем.
   К вечеру у меня заболела голова. Олег Яковлевич снабдил фотографией жены, но никто даже отдаленно напоминающий худощавую, коротко стриженную брюнетку из подъезда не выходил. В старинном доме, стоящем в тихой улочке, было только три этажа и шесть квартир. К концу недели я знала всех. Девочку-школьницу, уходившую из дома с завидной аккуратностью ровно в восемь и возвращавшуюся в три, няню, прогуливающую младенца, пока мать уезжала в шикарном «Вольво», элегантную пару, ведущую «артистический» образ жизни, и, конечно, Олега, работавшего день-деньской. Узнала всех, кроме Ксении. Она не показывалась, высунулась только один раз в ближайший супермаркет. Если у дамы и был любовник, то она, очевидно, перестала с ним встречаться.
   По ночам тоже не происходило ничего интересного. Тринадцатилетний внук приветливой бабки пришел в полный восторг, когда я предложила ему пятьдесят долларов за страшно интересное дело. Не спать несколько ночей, а сидеть у окошка и методично записывать всех, кто входит и выходит из подъезда. В случае появления Ксюши следовало моментально звонить мне.
   Но по ночам дом спал. Только пара молодых супругов веселилась, раскатывая на шикарном автомобиле. Я загрустила. Простая на первый взгляд задача начинала принимать характер неразрешимой. На всякий случай я завела дневник и скрупулезно отмечала все перемещения жильцов дома. Если Олег Яковлевич потребует отчета, хоть будет что показать.
   В четверг вечером бензинщик позвонил и сообщил, что они с женой идут в театр, а потом в ресторан, домой предполагают вернуться около двух часов. Я посчитала себя свободной от наружного наблюдения и, велев помощнику-подростку глядеть в оба, преспокойненько осталась дома.
   В квартире стояла тишина. Катя дежурила в больнице, Сережка задерживался, а Юлечка поехала к сокурснице готовиться к экзамену. Лишь несчастный Кирюшка маялся над уроками. Изредка он выбегал на кухню, делал бутерброд и ныл:
   – Повезло же Маше Галкиной, у нее мама учительница математики, а тетя преподает русский, никаких проблем. А у нас в семье кругом бесполезные люди, врачи да журналисты! Вот и мучайся теперь с уравнениями…
   Около десяти вечера он, устав, засобирался спать. Влез под одеяло, схватил книгу «Смерть на чердаке» и вдруг заорал:
   – Лампуша! Катастрофа!
   Испугавшись, что мальчишка поранился, я влетела в детскую. Кирюшка судорожно рылся на полках.
   – Что случилось?
   – Катастрофа, – убивался Кирка, – совсем забыл, русичка велела завтра принести на урок литературы «На дне» Горького…
   – Ну и что?
   – А я забыл сходить в библиотеку…
   – Подумаешь, завтра возьмешь!
   Кирюшка уставился на меня круглыми глазами.
   – Лампудель, ты не поняла, завтра на первом уроке книга должна лежать на парте. Иначе вломит два балла.
   – Да уж, – вздохнула я, – не повезло. Впрочем, тебе наука.
   – Ну забыл, забыл, – стонал Кирюшка, – скоро четверть заканчивается, а у меня по литре и так драма.
   – Какая?
   – Четыре тройки и две двойки.
   – Да, в такой ситуации не рекомендуется игнорировать требования учителя.
   – Ну придумай что-нибудь, Лампушечка! – взмолился Кирюша. – Ты у нас умная, сообразительная, талантливая…
   Я усмехнулась: ну, хитрец.
   – Ладно, так и быть, загляну к соседям, может, у них есть.
   На нашей лестничной клетке пять квартир. В двух живут молодые бездетные пары, зато в 47-й квартире есть школьники, и я позвонила в дверь. Высунулась растрепанная голова. Соседка Анна Сергеевна, довольно милая дама, всегда вежливо здоровается, гладит наших собак и никогда не торопится уехать в лифте, а ждет, пока вы подойдете к кабине. Впрочем, она иногда заглядывает вечером к нам померить давление, а когда ее сын, тринадцатилетний Антон, сломал руку, Катя поехала с парнишкой в травматологию. Словом, совесть меня не мучила, когда палец жал на звонок.
   – Добрый вечер, Анна Сергеевна.
   – Здравствуйте, Евлампия Андреевна, – пропела дама и уставилась на меня.
   – Понимаете, тут у нас такое дело вышло, – забормотала я, – нет ли у вас случайно «На дне», просто позарез нужно!
   Анна Сергеевна секунду помолчала, потом улыбнулась:
   – Конечно, есть, заходите, сейчас дам, идите, идите прямо на кухню, холодильник там.
   Не понимая, при чем тут холодильник, я вошла в небольшую кухоньку и села на табуретку. Анна Сергеевна открыла новехонький «Аристон», достала бутылку «Гжелки» и протянула мне:
   – Вот.
   Окончательно растерявшись, я проблеяла:
   – Мне «На дне».
   – А здесь как раз на дне и осталось, граммов пятьдесят, не больше, – мило улыбнулась соседка, – впрочем, если не хватит, могу дать непочатую, но вы вроде на дне просили…
   С трудом сдерживая смех, я пояснила:
   – Пьеса М. Горького «На дне», Кирюшке завтра в школу надо!
   Анна Сергеевна всплеснула руками и захохотала, я следом за ней. Но, к счастью, у соседки дома была не только бутылка, но и хорошая библиотека. Получив вожделенный томик, я отнесла его Кирюшке и улеглась на диван перед телевизором, намереваясь приятно провести время. И тут затрезвонил телефон.
   – Немедленно приезжайте, – велел Олег Яковлевич.
   – Куда?
   – Ко мне домой, – отрывисто сообщил мужик и бросил трубку.
   Недоумевая, я взглянула на часы – без пятнадцати одиннадцать. Интересно, что у него случилось? И потом – зовет в квартиру, ведь договаривались, что я с его женой пока знакомиться не буду!
   Писемский распахнул дверь сразу. Я шагнула в просторный холл. Сразу было видно, что человек не так давно получил богатство и теперь хочет его продемонстрировать. Или это убранство на Ксюшин вкус?
   С потолка свисала чудовищная люстра – бронза с хрусталем. Нечто подобное находится в Колонном зале и вполне уместно там, в квартире же подобный светильник просто подавляет. На полу, прямо от дверей шел белый мохнатый ковер. Я с сомнением покосилась на свои сапоги.
   – Где у вас тапочки?
   Но хозяину, очевидно, было плевать на полы, потому что он буквально вытряхнул меня из куртки и велел:
   – Идите в кабинет.
   Уж не знаю, как он ухитрялся работать в подобной комнате! Все стены сплошь завешаны картинами, причем не было ни одного по-настоящему ценного полотна. Скорей всего их покупали для души, по принципу «мне это нравится». Штук пять отвратительных пейзажей, сильно смахивающих на увеличенные почтовые открытки, два натюрморта и тройка полотен с изображением щенков и котят. Здесь опять на полу лежал белый ковер, по стенам выстроились книжные шкафы с собраниями сочинений А. Дюма, В. Пикуля, Л. Толстого и Майн Рида. Очевидно, художественные вкусы Писемского оформились в коммунистические времена. На письменном столе, чудовищно огромном и вульгарно-дорогом, высился новехонький компьютер, и везде, куда ни взгляни, стояли безделушки – бронзовые зажигалки, всевозможные пепельницы, глобусы, писающие мальчики, фарфоровые балерины и позолоченные фигурки собак…
   – Вот, – сунул мне Олег в руки листки.
   Я развернула первый.
   «Дорогой, верь, я полюбила тебя всей душой и не смогла сделать подлость. Не ищи меня, это бесполезно. Оформи развод и живи счастливо. Хочу предостеречь – будь осторожен с красивыми молодыми девушками, которые станут с тобой знакомиться, скорей всего ими будет руководить корысть. Прощай, очень люблю, Ксюша». Следующая бумага – заявление в суд о разводе.
   – Что это? – удивилась я.
   – Как видите, – пожал плечами Олег.
   – Где вы это нашли?
   Писемский нервно закурил и сообщил:
   – В театре.
   – Где?
   – Мы пошли сегодня во МХАТ, – начал объяснять бензинщик, – там была премьера. Хороший спектакль, но очень тягостный.
   В антракте они сходили в буфет, съели несколько бутербродов, выпили шампанского… Потом прозвенел звонок, и Ксюша внезапно сказала:
   – Прихвати мою сумочку и иди в зал, я загляну в туалет.
   Олег Яковлевич взял расшитый бисером мешочек и сел на место. Тут же потух свет и началось действие. Шли минуты, но жена не появлялась. Писемский подумал, что она опоздала к началу и тетки, стоящие на входе, не пустили супругу в зал во время действия. Мхатовские билетерши крайне ревностно относятся к своим обязанностям. Скорей всего, думал Олег, Ксюша сидит в буфете. Он даже хотел встать и уйти, но места у них были во втором ряду, в самом центре, пришлось бы на глазах у старательно изображающих трагедию артистов поднимать из кресел десять человек, и Олег Яковлевич постеснялся.
   Лишь только упал занавес, Писемский вышел в холл, но Ксюши нигде не оказалось – ни в буфете, ни в фойе, ни у гардероба. Муж даже заглянул в дамскую комнату, но жена словно испарилась. Самое странное было то, что она ушла без верхней одежды. Красивая шубка из светлой норки преспокойненько осталась висеть на вешалке, да и номерок лежал в кармане у Олега Яковлевича.
   В страшном волнении, дождавшись, пока публика покинет театр, Писемский побежал к администратору. Сначала сделали объявление по радио, потом методично обыскали театр, заглянули везде, даже на новую сцену, Ксюта словно испарилась. Ушла декабрьской ночью, при жутком морозе в бархатном платье с открытой спиной и элегантных лодочках на десятисантиметровых каблуках, без денег и документов.
   Олег Яковлевич помчался домой в тайной надежде найти там беглянку. Может, ей просто взбрела дурь в голову, опоздала к началу, не попала в зал, распсиховалась и уехала на такси. Мысль о том, что Камергерский проезд, где расположен МХАТ, превращен в пешеходную зону и до такси полуголой Ксюте пришлось бы идти на Тверскую, Писемский старательно прогнал.
   Квартира встретила его темнотой и тишиной. Крикнув для порядка пару раз: «Ксюнчик, ты здесь?» – муж швырнул на пол бисерную торбочку.
   Завязочки распустились, выпало письмо.
   – Наверное, надо идти в милицию, – вздохнула я.
   Олег Яковлевич прищурился и довольно зло сказал:
   – Ну уж нет! Я предпочитаю не иметь дела с ментами. Гадкие, подлые люди, даже заявление не возьмут.
   – Почему?
   Писемский хмыкнул:
   – Эти сволочи не хотят лишней работы, поглядят на письмо и заявят: «Ваша супруга не пропала, а ушла к другому, мы не ищем неверных жен. Сами разбирайтесь».
   Резон в его словах был.
   – Отчего вы решили, что Ксюта у любовника?
   Бензинщик всплеснул руками:
   – А у кого еще? Ясное дело, подогнал машину к дверям театра и увез. Сейчас небось посмеиваются надо мной.
   И он скрипнул зубами. Я аккуратно положила листочки на стол и со вздохом сказала:
   – Завтра верну задаток.
   – Ну уж нет, – нахмурился Писемский, – нанялись, теперь работайте, ищите Ксению.
   – Зачем? – изумилась я. – Вы хотели ясности и получили ее. Любовник имеется, она к нему съехала. Разводитесь и забудьте.
   – Нет уж, – побагровел Олег Яковлевич, – давайте действуйте. Желаю знать имя, отчество, фамилию и адрес счастливчика.
   – Да зачем? – недоумевала я.
   – Какое вам дело, – вызверился бензинщик, – может, хочу удостовериться, что девочка попала в хорошие руки, она мне дорога…
   Я только вздохнула и велела:
   – Хорошо, показывайте ее комнату.
   Писемский повел меня по бесконечному коридору и ткнул рукой в три двери:
   – Вот – будуар, ванная и спальня.
   Я приступила к осмотру. Очевидно, квартира делилась на две половины – женскую и мужскую. На Ксюшиной стороне располагалась ванная, сплошь забитая парфюмерией и косметикой. Огромное розовое джакузи с латунными кранами, на небольшой полочке – пузатая бутылочка «Арманьяка».
   – Она пила?
   – Нет, упаси бог, наливала в воду, когда ополаскивала голову, говорит, очень хорошо волосы после коньяка блестят.
   Да уж, до такой феньки даже я не додумалась в прошлой жизни.
   Десятки баночек, флакончиков, тюбиков громоздились в шкафчиках. В воздухе витал слабый аромат. Я повела носом. Надо же, «Шанель», старая добрая классика. Сейчас молодежь не слишком жалует старушку Коко, предпочитая «Кензо», «Эскаду» и другой новомодный, но не всегда качественный парфюм. Ксюша же обладала хорошим вкусом и не гналась за модой.
   Будуар напоминал комнату девочки-подростка, никак не желавшей расстаться с детством. Повсюду – на диване, креслах и комодиках сидели плюшевые игрушки: мягкие собачки, кошечки, слоники… Да и обстановка сильно смахивала на домик Барби. Розовые занавески с рюшечками, ковер цвета молочного поросенка, мебель, обитая ярко-красным бархатом, и куча позолоченных статуэток, изображающих псевдогреческих богов и богинь. В общем, мрак. Да еще повсюду торчали плошки с ароматическими свечами, и запах в будуаре стоял соответственный, меня чуть не стошнило от сладко-приторного аромата. Но Олег Яковлевич принюхался, грустно сказал:
   – Детка так любила эту комнату, сама обставляла, украшала…
   Из будуара дверь вела в супружескую спальню. Она была обставлена более скромно. Из мебели лишь огромная кровать с резной дубовой спинкой и две тумбочки. Но покрывало опять цвета закатного солнца и все усеяно бантиками. Подушки вдеты в чехлы. Очевидно, справа было место Олега Яковлевича, потому что там на тумбочке стоял пузырек с валокордином, лежали очки и стопочка детективов Незнанского. Слева же, на такой же тумбочке валялся новый «Космополитен» и пульт от телевизора. Большой «Филипс» был повернут влево, около него видик, внизу батарея видеокассет. В основном комедии, мелодрамы и порнуха. Ни шкафа, ни комода, ни трюмо…