– Лампа, – завопил, вбегая в кухню Кирюша, – где мои брюки? С какой стати в комнате стоит ящик с сервизом?
– Дайте поесть, – потребовал Костин. – Продукты привезли?
– Кому пришла в голову идея написать «Лизины шмотки» на сундуке с драными газетами? – понеслось сверху.
– Лампуша, – крикнула Катя, – у меня твои книги!
– Хочу обедать, – ныл Вовка.
– Где здесь выключатели?
– Как открыть шкаф?
– Вау, туалет! И не думала, что он тут!
– Где еда? – тупо вел свою партию майор.
У меня закружилась голова. Господи, мы никогда не разберем вещи.
– У свинки отбилась нога, – заорала Лиза. – Лампа, ты плохо завернула фигурки!
– Моя картотека, – сердился Кирюшка. – Лампа, ты перепутала вырезки.
– Постельного белья нет, – возвестила Катя. – Лампуша, ты куда его дела?
– У нас есть суп? – стонал майор. – Лампа, отчего ты его не сварила!
Чтобы избавиться от домашних, я вышла во двор и увидела наших собак, забытых на улице. Рамик и Рейчел, обалдев от простора, в полном восторге нарезали круги по двору. Грязные брызги летели во все стороны. Феня, повизгивая, пыталась поучаствовать в марафоне, Мульяна меланхолично грызла пенек, Капа… Ее нигде не было.
– Эй, Капецкий! – закричала я.
В ответ донеслось жалобное поскуливание, перешедшее в отчаянный плач.
– Где ты?
– У-у-у-у.
Минут пять, наверное, я пыталась определить, откуда несется стон, потом сообразила, что звук идет из большого серо-черного сугроба.
Я подошла и поняла, что случилось. Глупая Капа вскарабкалась на верх холмика, подтаявший снег не выдержал тяжести ее тела, и собачка провалилась вниз.
Изловчившись, я добыла дрожащую не то от переживаний, не то от холода совершенно мокрую Капу, сунула ее себе под куртку, остановила суматошно бегающих Рейчел, Рамика и задыхающуюся Феню, оттащила Мульяну от пня, пригнала стаю домой и снова очутилась в эпицентре бури. На этот раз во всей красе встала проблема выключателей.
– Какой дурак сделал их внутри комнат, – сердилась Юля, – ясно же, что свет зажигают перед входом в помещение.
– Да это ерунда, – объявила Лиза, – но почему слева? Понятное дело, что люди в основном правши!
– Небось здание строил левша, – заявил Кирюша, – ты, Лизка, прожила полжизни и никогда не слышала о таких людях? Ну и кретинка!
– Сам дебил!
– Идиотка!
– Идиот в квадрате.
– Дура в кубе.
Поняв, что моя нервная система не выдержит зрелища начинающейся драки, я снова быстро шмыгнула на двор, вытащила сигареты и, прежде чем затянуться, всеми легкими вдохнула непривычно свежий воздух. Что ни говори, а за городом дышится по-иному. Потом взор упал на коттедж, и я вздрогнула. На какую-то секунду он показался мне суровым и мрачным. Неожиданно я ощутила беспокойство. Вся семья в восторге от дома, а мне тут отчего-то не по себе, я бы поискала другое местожительство, но нельзя же портить своим праздник. Ничего, обживусь здесь и привыкну… Тяжелая рука схватила меня сзади за плечо.
– Мама, – заорала я и выронила сигарету, – вы тут! Но у меня есть время до первого мая. Извините, что задержалась слегка с началом работы, это из-за переезда, завтра же…
– Лампудель, – произнес Вовкин голос, – ты рехнулась? Что ты несешь, не пойму?!
Я мгновенно обернулась, увидела Костина и с огромным облегчением воскликнула:
– Это ты!
– А кто ж еще? – удивился майор. – Мы есть будем? Я сейчас потеряю сознание от голода!
– Честно говоря, я не помню, в какой сумке продукты, потерпи немного.
– Может, сгонять в магазин? – протянул Вовка.
– Хорошая идея, – согласилась я, – и где он тут? Подскажи!
Майор сначала надулся, а потом вдруг неожиданно заявил:
– Ты послушай, какая тишина.
– Собаки лают.
– Это не то. В городе постоянный шум, машины ездят, люди ходят, а здесь…
Костин не успел закончить фразу, потому что звук его голоса перекрыл надрывно-отчаянный вой. По улице, от которой наш участок был отделен красивым забором из кованых прутьев, пронеслись две ярко-красные машины.
– Где-то пожар, – насторожился майор.
Я подняла глаза вверх. Над вершинами деревьев, чуть левее того места, где мы вели мирную беседу, к небу поднимался столб дыма.
– Похоже, полыхает совсем близко, – сказал Костин, – хорошо, что здесь не шестисоточные участки. Вот в таких местах, где коттеджи понатыканы, словно сельди в банке, огонь – беда. Один займется – и все сгорят.
Дверь дома распахнулась, и выскочили Лиза, Кирюшка и Юлечка. Натягивая на ходу куртки, они ринулись к воротам.
– Эй, вы куда? – крикнул Костин.
Лизавета и Юля, не говоря ни слова, выбежали на дорогу, а Кирюшка заорал:
– Курочкорябские горят! Такой огонь, что глядеть жутко! Мы из мансарды заметили. Может, им помочь надо!
Мы с Вовкой, не сговариваясь, кинулись вслед за детьми.
ГЛАВА 6
ГЛАВА 7
– Дайте поесть, – потребовал Костин. – Продукты привезли?
– Кому пришла в голову идея написать «Лизины шмотки» на сундуке с драными газетами? – понеслось сверху.
– Лампуша, – крикнула Катя, – у меня твои книги!
– Хочу обедать, – ныл Вовка.
– Где здесь выключатели?
– Как открыть шкаф?
– Вау, туалет! И не думала, что он тут!
– Где еда? – тупо вел свою партию майор.
У меня закружилась голова. Господи, мы никогда не разберем вещи.
– У свинки отбилась нога, – заорала Лиза. – Лампа, ты плохо завернула фигурки!
– Моя картотека, – сердился Кирюшка. – Лампа, ты перепутала вырезки.
– Постельного белья нет, – возвестила Катя. – Лампуша, ты куда его дела?
– У нас есть суп? – стонал майор. – Лампа, отчего ты его не сварила!
Чтобы избавиться от домашних, я вышла во двор и увидела наших собак, забытых на улице. Рамик и Рейчел, обалдев от простора, в полном восторге нарезали круги по двору. Грязные брызги летели во все стороны. Феня, повизгивая, пыталась поучаствовать в марафоне, Мульяна меланхолично грызла пенек, Капа… Ее нигде не было.
– Эй, Капецкий! – закричала я.
В ответ донеслось жалобное поскуливание, перешедшее в отчаянный плач.
– Где ты?
– У-у-у-у.
Минут пять, наверное, я пыталась определить, откуда несется стон, потом сообразила, что звук идет из большого серо-черного сугроба.
Я подошла и поняла, что случилось. Глупая Капа вскарабкалась на верх холмика, подтаявший снег не выдержал тяжести ее тела, и собачка провалилась вниз.
Изловчившись, я добыла дрожащую не то от переживаний, не то от холода совершенно мокрую Капу, сунула ее себе под куртку, остановила суматошно бегающих Рейчел, Рамика и задыхающуюся Феню, оттащила Мульяну от пня, пригнала стаю домой и снова очутилась в эпицентре бури. На этот раз во всей красе встала проблема выключателей.
– Какой дурак сделал их внутри комнат, – сердилась Юля, – ясно же, что свет зажигают перед входом в помещение.
– Да это ерунда, – объявила Лиза, – но почему слева? Понятное дело, что люди в основном правши!
– Небось здание строил левша, – заявил Кирюша, – ты, Лизка, прожила полжизни и никогда не слышала о таких людях? Ну и кретинка!
– Сам дебил!
– Идиотка!
– Идиот в квадрате.
– Дура в кубе.
Поняв, что моя нервная система не выдержит зрелища начинающейся драки, я снова быстро шмыгнула на двор, вытащила сигареты и, прежде чем затянуться, всеми легкими вдохнула непривычно свежий воздух. Что ни говори, а за городом дышится по-иному. Потом взор упал на коттедж, и я вздрогнула. На какую-то секунду он показался мне суровым и мрачным. Неожиданно я ощутила беспокойство. Вся семья в восторге от дома, а мне тут отчего-то не по себе, я бы поискала другое местожительство, но нельзя же портить своим праздник. Ничего, обживусь здесь и привыкну… Тяжелая рука схватила меня сзади за плечо.
– Мама, – заорала я и выронила сигарету, – вы тут! Но у меня есть время до первого мая. Извините, что задержалась слегка с началом работы, это из-за переезда, завтра же…
– Лампудель, – произнес Вовкин голос, – ты рехнулась? Что ты несешь, не пойму?!
Я мгновенно обернулась, увидела Костина и с огромным облегчением воскликнула:
– Это ты!
– А кто ж еще? – удивился майор. – Мы есть будем? Я сейчас потеряю сознание от голода!
– Честно говоря, я не помню, в какой сумке продукты, потерпи немного.
– Может, сгонять в магазин? – протянул Вовка.
– Хорошая идея, – согласилась я, – и где он тут? Подскажи!
Майор сначала надулся, а потом вдруг неожиданно заявил:
– Ты послушай, какая тишина.
– Собаки лают.
– Это не то. В городе постоянный шум, машины ездят, люди ходят, а здесь…
Костин не успел закончить фразу, потому что звук его голоса перекрыл надрывно-отчаянный вой. По улице, от которой наш участок был отделен красивым забором из кованых прутьев, пронеслись две ярко-красные машины.
– Где-то пожар, – насторожился майор.
Я подняла глаза вверх. Над вершинами деревьев, чуть левее того места, где мы вели мирную беседу, к небу поднимался столб дыма.
– Похоже, полыхает совсем близко, – сказал Костин, – хорошо, что здесь не шестисоточные участки. Вот в таких местах, где коттеджи понатыканы, словно сельди в банке, огонь – беда. Один займется – и все сгорят.
Дверь дома распахнулась, и выскочили Лиза, Кирюшка и Юлечка. Натягивая на ходу куртки, они ринулись к воротам.
– Эй, вы куда? – крикнул Костин.
Лизавета и Юля, не говоря ни слова, выбежали на дорогу, а Кирюшка заорал:
– Курочкорябские горят! Такой огонь, что глядеть жутко! Мы из мансарды заметили. Может, им помочь надо!
Мы с Вовкой, не сговариваясь, кинулись вслед за детьми.
ГЛАВА 6
Подойти близко к месту происшествия не дал жар, исходивший от полыхающего здания. Парни в робах сбивали пламя струями из брандспойтов.
Я быстро оглядела вымощенный плиткой двор и увидела Асю, прижимавшую к груди железную коробку.
– Ваши живы? – кинулась я к ней.
– Да, – растерянно кивнула та, – Лев Яковлевич, Света, Оля. Мы успели выбежать, я даже документы сумела прихватить. Никто не пострадал, только Света ушиблась, она с лестницы упала.
– Собирайте своих, и пошли в дом Василия, – быстро сказала я.
– Да нет, – забормотала Ася, – это же теперь ваш коттедж. Мы помешаем вам разбирать вещи.
– Вы простудитесь, наденьте куртку или пальто!
Ася поежилась:
– А нету, я в чем была, в том и выскочила.
Я потянула ее за рукав тоненькой кофточки:
– Пошли скорей, иначе воспаление легких вам обеспечено.
– Надо Льва Яковлевича позвать, – засуетилась Ася, – он может заболеть от переживаний. Ну-ка подержи.
Сунув мне в руки коробку, Ася метнулась влево. Я хотела поставить на землю железный ящик, оказавшийся неожиданно тяжелым, и уронила его. Крышка соскочила, внутри показались тесно уложенные, перехваченные разноцветными резинками пачки зеленых купюр. Я недавно отдала за дом огромную сумму наличности, поэтому сразу поняла: в коробке лежат те самые доллары. Быстро закрыв «сейф» крышкой, я подхватила его и прижала к груди. Ну Ася! Сует малознакомой женщине астрономическую сумму и убегает. Как вам это нравится? Похоже, дама совсем без головы, или она растерялась на пожаре? Откуда ни возьмись появилась Катюша с чемоданчиком в одной руке, второй подруга поддерживала девушку со спутанными светло-русыми волосами.
– Осторожно, осторожно, – повторяла Катя.
– Ой, больно, – воскликнула девушка, – я сломала ногу!
– Нет, просто ушибла.
– Ужасно дергает.
– Ничего, ничего, потерпи.
– Лампа, – крикнула Ася, – помоги!
Я побежала на зов и увидела Курочкорябскую и высокого, полного, холеного мужчину в роскошном халате. Очевидно, это был хозяин дома. От Льва Яковлевича исходил такой сильный запах одеколона, что мне на секунду пришла в голову бредовая мысль: сейчас из брандспойтов льется не вода, а французский парфюм.
– Пошли, Лева, – велела жена.
– Я никуда не двинусь без рукописи, – красивым, хорошо поставленным баритоном заявил супруг, – если мой труд погибнет, то жизнь потеряет смысл.
Ася глубоко вздохнула:
– Лампа, покарауль Льва Яковлевича.
Я не успела кивнуть, как она метнулась в сторону пожарища. Ее стройная, девичья фигурка исчезла в дыму.
– Вернись, – заорала я, – с ума сошла!
– Ася, – перекрыл мой крик голос Льва Яковлевича, – там, на столе, еще и книга в зеленом переплете, прихвати ее тоже!
Меня на миг парализовало. Не двигаясь, я в полнейшем изумлении смотрела на совершенно невозмутимого ученого. Потом меня охватило негодование. Он псих! Жена бросается в полыхающий дом ради стопки исписанной бумаги, а муж не только не останавливает ее, но еще и приказывает добыть свою рукопись! Хотя, может, я чего-то не понимаю? Вдруг у них, у великих ученых, так принято?
– Никто не догадался прихватить плед? – спросила внезапно появившаяся толстушка в голубых джинсах и майке.
Лев Яковлевич ничего не ответил, его лицо приняло отсутствующее выражение. Толстая девица махнула рукой:
– Папа, очнись, где мама?
– Кто? – вынырнул из заоблачных высей ученый. – Мама? Олечка, господь с тобой, она же давно скончалась!
Дочь с нескрываемым раздражением взглянула на отца:
– Умерла твоя мать, бабушка Вера! А моя жива. Если помнишь, ее зовут Асей, и она является еще и твоей супругой!
– Я, Олюшка, обладаю замечательной памятью, – совершенно спокойно, словно сидя в кабинете, в удобном кресле, а не стоя около бушующего пожара, завел ученый, – вот ты, например, можешь ответить, какого числа монголо-татарские войска захватили Смоленск?
Оля скривилась:
– О боже! Понеслось.
– Значит, нет, – констатировал отец, – а я, которого ты опрометчиво обвинила в отсутствии памяти, назову дату с легкостью…
– Не надо, – простонала дочь.
– Что же касается твоего вопроса, – ровным тоном вещал Лев Яковлевич, – то позволь напомнить его формулировку: «Папа, очнись, где мама». Фраза построена некорректно. Я, естественно, подумал, что ты спрашиваешь о моей родительнице, такое понимание вопроса вытекало из логики предложения. Если ты хотела узнать об Асе, следовало по-другому сформулировать вопрос: «Папа, очнись, где моя мама?» Тебе понятен ход моих рассуждений или нужно объяснить все еще раз? Все беды этого мира происходят от того, что люди элементарно не умеют выражать свои мысли: думают одно, вслух говорят другое, подразумевают третье, а понимают их все равно неверно. Да-с! Кабы…
– Пойду гляну, может, Светка догадалась одеяло прихватить, – оборвала отца Оля и ушла.
Лев Яковлевич покачал головой, покусал нижнюю губу и вновь впал в нирвану.
– Лева! – выкрикнула запыхавшаяся Ася. – Вот рукопись и книга. Пошли скорей!
Спустя два часа мы сидели в гостиной нового дома, среди разбросанных тюков, полуразвязанных узлов и нераспакованных коробок.
Курочкорябские выглядели плохо, все бледные, потерянные. За короткое время мы успели перезнакомиться, и я поняла, что пухлая девушка Оля – дочь Аси и Льва, а Света, миловидная блондинка, вдова покойного Василия.
Еще мне стало ясно, что спокойной, размеренной жизни в только что приобретенном загородном особняке у нас не получится. Катя, вводя погорельцев в дом, произнесла:
– Вы не волнуйтесь, здесь полно места, все разместимся с удобствами.
Ася замахала руками:
– Нет, мы не можем так стеснять вас!
– Ерунда, – отмахнулся Костин, – сделаете ремонт и съедете. – Если останется, что ремонтировать, – буркнула Оля.
– Значит, отстроитесь заново, – не сдался Вовка.
– Боюсь, у нас плохо с деньгами, – тихо сообщила Ася, – на жизнь-то хватит, а вот на масштабное строительство нет.
Я искоса глянула на женщину. Она не знает, что я случайно увидела содержимое коробки, неужели тех долларов не достаточно для восстановления здания? Впрочем, я же просила Асю не говорить никому, что отдала ей деньги. Вот она и старается ради меня.
Следующий час мы решали бытовые проблемы и наконец пришли к консенсусу. В мансарде будут жить Оля и Света. На втором этаже в одной комнате поселятся Юлечка и Сережа, в другой – Катя. На первом разместимся я и Лиза, нам отдают угловую спальню, Ася займет крохотную гостевую, для Льва Яковлевича переоборудуют сорокаметровую гостиную, а Кирюша переедет в гараж к Костину.
– Я не очень хорошо понял, – ожил ученый, узнав про план расселения, – я сплю здесь?
– Да, – кивнула Ася, – не волнуйся, мы очень уютно оформим комнату, повесим, как ты любишь, темные гардины.
– Мне без разницы, в каком месте спать, – раздраженно сказал муж, – я абсолютно неприхотлив в быту, но где стану работать?
– Здесь же, – ответила Катя, – комната огромная, просто Георгиевский зал. Внесем сюда письменный стол.
– Это совершенно невозможно! – покачал головой Лев Яковлевич.
– Почему? – удивилась Юлечка. – Вам здесь не нравится? Хотите, вселяйтесь в нашу спальню, а мы с Серегой переедем сюда!
– Я не могу писать там, где сплю, – заявил ученый, – мне для плодотворной работы необходим кабинет.
– Зачем? – разинула рот Юля. – Мы стол поставим и кресло.
– Боюсь, что вам, человеку не творческому, проблему не понять, – отрезал историк и повернулся к жене: – Ася, займись делом! Приготовь спальню и кабинет, помещения должны быть рядом, кстати, подойдет соседняя комната.
– Это столовая, – протянула Катя, – там все обедать будут.
– Ну, нам хватит и кухни, – быстро сказала Ася, – понимаете, Лев Яковлевич не способен жить так, как все. Он не простой человек.
– Да? – изогнула бровь Юля. – В чем же отличие богоподобного от нас, убогих смертных?
Ася слегка порозовела:
– Понимаете, Лев имеет мантии сорока двух международных академий.
– Он их коллекционирует? – наивно спросил Кирюша.
Щеки Аси стали медленно краснеть. Катя моментально вклинилась в разговор.
– Мы самые обычные люди, – сказала она, – на работе трудимся, дома отдыхаем, нам и впрямь не понять человека, который творит не на службе.
– Вовсе я и не отдыхаю в своей комнате, – возмутился Кирюшка, – уроки делаю до офигения.
– И я, – подхватила Лизавета.
– Мы с Сережкой рекламные тексты пишем, – сообщила Юля, – между прочим, это трудное дело!
– Кухня большая, – умоляюще сказала Ася, – в ней тридцать метров, неужели все мы не уместимся?
Домашние замерли, потом Катя тихо сказала:
– Ну конечно, пусть Лев Яковлевич устраивается.
– Вот и хорошо, – засуетилась Ася, – вот и здорово. Лева, Лева, ты слышишь?
Муж оторвал глаза от книги и весьма недовольно пробурчал:
– Весь внимание.
– В гостиной сделаем тебе спальню, а в столовой кабинет.
– То есть работать я буду здесь? – напрягся ученый.
– Да, тебе не нравится?
– Не слишком удобно без книжных шкафов!
– Библиотека небось сгорела, – совершенно не к месту брякнула Лиза.
Лев Яковлевич вскочил:
– Мои книги!
Ася бросилась к мужу:
– Не нервничай, милый. Они не пропали, девочка просто не в курсе.
На лице профессора появилось выражение блаженства.
– Очень хорошо, – кивнул он, потом оглянулся и добавил: – Пусть немедленно специально обученные люди переставят тут мебель, принесут книги и папки. Ася, займись. Остальных попрошу покинуть МОЮ половину, я хочу сесть за работу.
В полном изумлении мы выпали в коридор и начали заниматься хозяйственными хлопотами. Через некоторое время ко мне подошел Кирюшка и жарко зашептал:
– Слышь, Лампа, он псих?
– Кто? – волоча в нашу с Лизой комнату неподъемный тюк белья, спросила я.
– Профессор.
– Ну… так нельзя говорить о взрослых.
Кирюшка скривился:
– А если по-честному?
– На сумасшедшего он мало похож, – вздохнула я, – безумные люди частенько бывают неадекватны, ну, допустим, накидываются с ножом. А Лев просто эгоистичен, любит лишь себя родного, до остальных людей ему дела нет.
– Зачем Ася с ним живет? – не успокаивался Кирюша.
– Вот это нас не касается!
– Ты бы за такого замуж вышла?
Я пнула ногой узел, переместила его на пару миллиметров вперед и заявила:
– Свадьбу играть ни с кем не собираюсь, а поскольку у меня нет супруга, тебе сейчас придется помочь незамужней женщине.
Ночью, лежа на новой кровати в комнате, где нам с Лизой предстояло провести вместе не один день, я никак не могла уснуть: вертелась с боку на бок, переворачивала подушку, сдергивала и снова натягивала одеяло…
– Перестань скрипеть, – пробормотала Лизавета.
Я замерла на пару секунд, но потом опять принялась крутиться, пытаясь производить как можно меньше шума.
– Хватит шуршать, – сонно протянула Лиза, – только задремлю, ты меня будишь.
Я забилась под плед и попыталась не дышать, но уже спустя минуту поняла, что лежу на крошках, мелких, сухих, колких, надо встать и встряхнуть простыню.
– С ума сойти, – завздыхала Лиза, – если ты страдаешь от блох, возьми специальный ошейник и нацепи, он лежит у входной двери, около собачьих комбинезонов.
Я осторожно сползла с кровати и, стараясь не хлопать тапками о босые пятки, пошла на кухню. Может, если попить теплого чая, бессонница отступит?
Выключателя на стене я не нашла, его не было ни справа, ни слева. Поэтому пошла к плите, вытянув вперед руки, и наткнулась на что-то теплое, мягкое.
– А-а-а, – закричало оно, и тут же вспыхнула люстра.
Передо мной, одетая в халат Кати, тряслась Света. Она была так бледна, что я испугалась.
– Вам плохо?
– Это ты? – залязгала зубами Светлана. – Не надо, пожалуйста, очень прошу! Неля, опомнись! Не трогай меня!
Услыхав последнюю фразу, я окончательно перепугалась:
– Света! Вы меня видите?
Но у невестки Курочкорябских были совершенно безумные глаза, остановившиеся, тусклые, словно у снулой рыбы.
– Что случилось? – послышалось из коридора, и в кухню вошла Ася.
Я кинулась к ней:
– Свете плохо!
Ася приблизилась к невестке:
– Пойдем в кровать.
– Не надо, зачем ты такое придумала, зачем?..
Ася обняла невестку и увела, я осталась одна и стала тупо вспоминать, с какой целью заявилась на кухню. Хотела пить? Есть? Курить? Вроде нет. Или вообще направлялась не сюда, а в туалет?
– Перепугалась? – спросила Ася, появляясь на пороге.
– Ага, – кивнула я.
Ася зябко передернула плечами.
– После смерти Васи Света сама не своя. Может, тебе странно слышать подобные речи от свекрови, но я буду очень довольна, если она найдет себе нового мужа. К огромному сожалению, Светочка даже не смотрит в сторону мужчин. Иногда с ней случаются странные вещи, ей кажется, что ее все хотят убить…
Я вздрогнула.
– Не бойся, – Ася заметила мою реакцию. – Света нормальная. Знаешь, почему она впала сейчас в такое состояние?
– Ну…
– Она сильно понервничала, – вздохнула Ася. – Васенька-то во время пожара погиб, ну и навалились на бедную всякие воспоминания. Да еще на тебе платье в бежево-коричневую клетку.
– Это халат, – поправила я Асю.
– Неважно, – отмахнулась она, – хоть пальто, просто подобное сочетание цветов было у моего несчастного сына любимым, в его гардеробе висело штук десять рубашек в бежево-коричневых тонах. Небось Света маялась бессонницей, пошла воды попить, погрузилась в свои невеселые мысли, а тут ты! Ладно, утро вечера мудренее. Вот увидишь, завтра она будет такой, как всегда.
Не став пить чай, я пошлепала в спальню, забилась под одеяло, послушала мерное сопение Лизы, потом встала и придвинула к двери тяжелое дубовое кресло. Никаких запоров на дверях тут не предусматривалось, а мне было очень страшно. Светлана походила на натуральную психопатку, мало ли что могло взбрести в ее лишенную разума голову.
Проснулась я внезапно, словно кто-то пнул меня ногой в бок. Села и пару мгновений никак не могла сообразить: где я? Незнакомый, идеально белый потолок, стены, ковер и мебель цвета мокрого песка… Взгляд упал на кровать со скомканным постельным бельем, потом выхватил большой лист бумаги, лежавший на моих тапках. Я взяла записку. «Лампа, мы уехали в город по делам, вернемся к вечеру, повесь мои вещи в шкаф». Это накорябала Лиза. Следующая фраза была начертана рукой Кати: «Не суетись, отдохни спокойно, приедем поздно. Курочкорябские разбирают вещи на пепелище. Слава богу, у них не все сгорело». В самом низу чернело короткое замечание от Вовки: «Будь другом, свари борщ».
Я встала, натянула халат и отправилась на кухню. Похоже, в доме никого нет, тишина стоит просто невероятная. Со двора не доносится лай чужих собак, шум машин, грохот, лязг, крик, даже вода не капает из кранов, а в окне вместо соседней противно-серой блочной башни виднеется лес.
Напившись чаю, я в растерянности замерла возле нераспакованных коробок, потом попыталась стряхнуть с себя оцепенение. Наверное, свежий воздух, состоящий в основном из кислорода, вызывает у городских жителей отупение и сонливость. Мой организм привык вдыхать бензиновые пары и «наслаждаться» шумом. Вот что, Лампа, принимайся за работу! Раньше начнешь, быстрей закончишь.
Руки стали ловко раскладывать посуду. Спустя какой-нибудь час кухня приобрела вполне уютный вид. Я огляделась по сторонам, так, все коробки пусты, а где же чайный сервиз? Скорей всего, ящик с ним случайно затащили в одну из спален.
Я пошла по комнатам на поиски чашек. Сначала заглянула в столовую – пусто, затем в гостиную. И была поражена. Похоже, Ася не спала всю ночь. Оба помещения, захваченные капризным Львом Яковлевичем, выглядели безукоризненно. Столовая была превращена в образцовый кабинет. В шкафах, предназначенных для хранения посуды, стояли книги. Оставалось лишь удивляться, где Ася взяла библиотеку. Сам Лев Яковлевич обнаружился в сорокаметровой гостиной, академик мирно спал на кровати. Невероятным, чудесным образом его услужливая жена ухитрилась произвести рокировку мебели. А сам ученый не принадлежит, похоже, к племени аскетов. Постельное белье у него шелковое, на тумбочке около ложа виднелись бутылка дорогой минеральной воды и ваза, наполненная крупной темно-вишневой черешней. Тем, кто забыл, напомню: на календаре самое начало апреля, и эта сладкая, очень вкусная и полезная ягода стоит на рынке бешеных денег. Что же касается воды, то я натыкалась иногда в супермаркетах на эти темно-зеленые бутылки и удивлялась, ну кто же приобретет минералку по такой немыслимой цене? И вот теперь я знаю ответ на этот вопрос.
В поисках ящика с сервизом я обошла весь дом, последняя спальня была та, что теперь принадлежала Свете. Думая, что женщины нет, я вошла в комнату и вздрогнула. На подушке виднелась голова с перепутанными кудряшками. Мне стало не по себе. Вдруг Света сейчас проснется и начнет вести себя еще более странно, чем вчера. Надо потихоньку уйти, фиг с ним, с сервизом, из кружек попьем!
Я попятилась, налетела спиной на этажерку и свалила ее на пол. На беду, наверху стояло довольно много всякой всячины: будильник, тарелка, пепельница и букет тюльпанов в хрустальной вазе. Все это обвалилось на ничем не прикрытый паркет, разбилось, разлилось, рассыпалось на осколки. Шум получился оглушительный.
Я невольно вжала голову в плечи: сейчас Светлана начнет ругаться последними словами и будет права. Ну с какой стати я вперлась в ее личную спальню без стука?
Я быстро оглядела вымощенный плиткой двор и увидела Асю, прижимавшую к груди железную коробку.
– Ваши живы? – кинулась я к ней.
– Да, – растерянно кивнула та, – Лев Яковлевич, Света, Оля. Мы успели выбежать, я даже документы сумела прихватить. Никто не пострадал, только Света ушиблась, она с лестницы упала.
– Собирайте своих, и пошли в дом Василия, – быстро сказала я.
– Да нет, – забормотала Ася, – это же теперь ваш коттедж. Мы помешаем вам разбирать вещи.
– Вы простудитесь, наденьте куртку или пальто!
Ася поежилась:
– А нету, я в чем была, в том и выскочила.
Я потянула ее за рукав тоненькой кофточки:
– Пошли скорей, иначе воспаление легких вам обеспечено.
– Надо Льва Яковлевича позвать, – засуетилась Ася, – он может заболеть от переживаний. Ну-ка подержи.
Сунув мне в руки коробку, Ася метнулась влево. Я хотела поставить на землю железный ящик, оказавшийся неожиданно тяжелым, и уронила его. Крышка соскочила, внутри показались тесно уложенные, перехваченные разноцветными резинками пачки зеленых купюр. Я недавно отдала за дом огромную сумму наличности, поэтому сразу поняла: в коробке лежат те самые доллары. Быстро закрыв «сейф» крышкой, я подхватила его и прижала к груди. Ну Ася! Сует малознакомой женщине астрономическую сумму и убегает. Как вам это нравится? Похоже, дама совсем без головы, или она растерялась на пожаре? Откуда ни возьмись появилась Катюша с чемоданчиком в одной руке, второй подруга поддерживала девушку со спутанными светло-русыми волосами.
– Осторожно, осторожно, – повторяла Катя.
– Ой, больно, – воскликнула девушка, – я сломала ногу!
– Нет, просто ушибла.
– Ужасно дергает.
– Ничего, ничего, потерпи.
– Лампа, – крикнула Ася, – помоги!
Я побежала на зов и увидела Курочкорябскую и высокого, полного, холеного мужчину в роскошном халате. Очевидно, это был хозяин дома. От Льва Яковлевича исходил такой сильный запах одеколона, что мне на секунду пришла в голову бредовая мысль: сейчас из брандспойтов льется не вода, а французский парфюм.
– Пошли, Лева, – велела жена.
– Я никуда не двинусь без рукописи, – красивым, хорошо поставленным баритоном заявил супруг, – если мой труд погибнет, то жизнь потеряет смысл.
Ася глубоко вздохнула:
– Лампа, покарауль Льва Яковлевича.
Я не успела кивнуть, как она метнулась в сторону пожарища. Ее стройная, девичья фигурка исчезла в дыму.
– Вернись, – заорала я, – с ума сошла!
– Ася, – перекрыл мой крик голос Льва Яковлевича, – там, на столе, еще и книга в зеленом переплете, прихвати ее тоже!
Меня на миг парализовало. Не двигаясь, я в полнейшем изумлении смотрела на совершенно невозмутимого ученого. Потом меня охватило негодование. Он псих! Жена бросается в полыхающий дом ради стопки исписанной бумаги, а муж не только не останавливает ее, но еще и приказывает добыть свою рукопись! Хотя, может, я чего-то не понимаю? Вдруг у них, у великих ученых, так принято?
– Никто не догадался прихватить плед? – спросила внезапно появившаяся толстушка в голубых джинсах и майке.
Лев Яковлевич ничего не ответил, его лицо приняло отсутствующее выражение. Толстая девица махнула рукой:
– Папа, очнись, где мама?
– Кто? – вынырнул из заоблачных высей ученый. – Мама? Олечка, господь с тобой, она же давно скончалась!
Дочь с нескрываемым раздражением взглянула на отца:
– Умерла твоя мать, бабушка Вера! А моя жива. Если помнишь, ее зовут Асей, и она является еще и твоей супругой!
– Я, Олюшка, обладаю замечательной памятью, – совершенно спокойно, словно сидя в кабинете, в удобном кресле, а не стоя около бушующего пожара, завел ученый, – вот ты, например, можешь ответить, какого числа монголо-татарские войска захватили Смоленск?
Оля скривилась:
– О боже! Понеслось.
– Значит, нет, – констатировал отец, – а я, которого ты опрометчиво обвинила в отсутствии памяти, назову дату с легкостью…
– Не надо, – простонала дочь.
– Что же касается твоего вопроса, – ровным тоном вещал Лев Яковлевич, – то позволь напомнить его формулировку: «Папа, очнись, где мама». Фраза построена некорректно. Я, естественно, подумал, что ты спрашиваешь о моей родительнице, такое понимание вопроса вытекало из логики предложения. Если ты хотела узнать об Асе, следовало по-другому сформулировать вопрос: «Папа, очнись, где моя мама?» Тебе понятен ход моих рассуждений или нужно объяснить все еще раз? Все беды этого мира происходят от того, что люди элементарно не умеют выражать свои мысли: думают одно, вслух говорят другое, подразумевают третье, а понимают их все равно неверно. Да-с! Кабы…
– Пойду гляну, может, Светка догадалась одеяло прихватить, – оборвала отца Оля и ушла.
Лев Яковлевич покачал головой, покусал нижнюю губу и вновь впал в нирвану.
– Лева! – выкрикнула запыхавшаяся Ася. – Вот рукопись и книга. Пошли скорей!
Спустя два часа мы сидели в гостиной нового дома, среди разбросанных тюков, полуразвязанных узлов и нераспакованных коробок.
Курочкорябские выглядели плохо, все бледные, потерянные. За короткое время мы успели перезнакомиться, и я поняла, что пухлая девушка Оля – дочь Аси и Льва, а Света, миловидная блондинка, вдова покойного Василия.
Еще мне стало ясно, что спокойной, размеренной жизни в только что приобретенном загородном особняке у нас не получится. Катя, вводя погорельцев в дом, произнесла:
– Вы не волнуйтесь, здесь полно места, все разместимся с удобствами.
Ася замахала руками:
– Нет, мы не можем так стеснять вас!
– Ерунда, – отмахнулся Костин, – сделаете ремонт и съедете. – Если останется, что ремонтировать, – буркнула Оля.
– Значит, отстроитесь заново, – не сдался Вовка.
– Боюсь, у нас плохо с деньгами, – тихо сообщила Ася, – на жизнь-то хватит, а вот на масштабное строительство нет.
Я искоса глянула на женщину. Она не знает, что я случайно увидела содержимое коробки, неужели тех долларов не достаточно для восстановления здания? Впрочем, я же просила Асю не говорить никому, что отдала ей деньги. Вот она и старается ради меня.
Следующий час мы решали бытовые проблемы и наконец пришли к консенсусу. В мансарде будут жить Оля и Света. На втором этаже в одной комнате поселятся Юлечка и Сережа, в другой – Катя. На первом разместимся я и Лиза, нам отдают угловую спальню, Ася займет крохотную гостевую, для Льва Яковлевича переоборудуют сорокаметровую гостиную, а Кирюша переедет в гараж к Костину.
– Я не очень хорошо понял, – ожил ученый, узнав про план расселения, – я сплю здесь?
– Да, – кивнула Ася, – не волнуйся, мы очень уютно оформим комнату, повесим, как ты любишь, темные гардины.
– Мне без разницы, в каком месте спать, – раздраженно сказал муж, – я абсолютно неприхотлив в быту, но где стану работать?
– Здесь же, – ответила Катя, – комната огромная, просто Георгиевский зал. Внесем сюда письменный стол.
– Это совершенно невозможно! – покачал головой Лев Яковлевич.
– Почему? – удивилась Юлечка. – Вам здесь не нравится? Хотите, вселяйтесь в нашу спальню, а мы с Серегой переедем сюда!
– Я не могу писать там, где сплю, – заявил ученый, – мне для плодотворной работы необходим кабинет.
– Зачем? – разинула рот Юля. – Мы стол поставим и кресло.
– Боюсь, что вам, человеку не творческому, проблему не понять, – отрезал историк и повернулся к жене: – Ася, займись делом! Приготовь спальню и кабинет, помещения должны быть рядом, кстати, подойдет соседняя комната.
– Это столовая, – протянула Катя, – там все обедать будут.
– Ну, нам хватит и кухни, – быстро сказала Ася, – понимаете, Лев Яковлевич не способен жить так, как все. Он не простой человек.
– Да? – изогнула бровь Юля. – В чем же отличие богоподобного от нас, убогих смертных?
Ася слегка порозовела:
– Понимаете, Лев имеет мантии сорока двух международных академий.
– Он их коллекционирует? – наивно спросил Кирюша.
Щеки Аси стали медленно краснеть. Катя моментально вклинилась в разговор.
– Мы самые обычные люди, – сказала она, – на работе трудимся, дома отдыхаем, нам и впрямь не понять человека, который творит не на службе.
– Вовсе я и не отдыхаю в своей комнате, – возмутился Кирюшка, – уроки делаю до офигения.
– И я, – подхватила Лизавета.
– Мы с Сережкой рекламные тексты пишем, – сообщила Юля, – между прочим, это трудное дело!
– Кухня большая, – умоляюще сказала Ася, – в ней тридцать метров, неужели все мы не уместимся?
Домашние замерли, потом Катя тихо сказала:
– Ну конечно, пусть Лев Яковлевич устраивается.
– Вот и хорошо, – засуетилась Ася, – вот и здорово. Лева, Лева, ты слышишь?
Муж оторвал глаза от книги и весьма недовольно пробурчал:
– Весь внимание.
– В гостиной сделаем тебе спальню, а в столовой кабинет.
– То есть работать я буду здесь? – напрягся ученый.
– Да, тебе не нравится?
– Не слишком удобно без книжных шкафов!
– Библиотека небось сгорела, – совершенно не к месту брякнула Лиза.
Лев Яковлевич вскочил:
– Мои книги!
Ася бросилась к мужу:
– Не нервничай, милый. Они не пропали, девочка просто не в курсе.
На лице профессора появилось выражение блаженства.
– Очень хорошо, – кивнул он, потом оглянулся и добавил: – Пусть немедленно специально обученные люди переставят тут мебель, принесут книги и папки. Ася, займись. Остальных попрошу покинуть МОЮ половину, я хочу сесть за работу.
В полном изумлении мы выпали в коридор и начали заниматься хозяйственными хлопотами. Через некоторое время ко мне подошел Кирюшка и жарко зашептал:
– Слышь, Лампа, он псих?
– Кто? – волоча в нашу с Лизой комнату неподъемный тюк белья, спросила я.
– Профессор.
– Ну… так нельзя говорить о взрослых.
Кирюшка скривился:
– А если по-честному?
– На сумасшедшего он мало похож, – вздохнула я, – безумные люди частенько бывают неадекватны, ну, допустим, накидываются с ножом. А Лев просто эгоистичен, любит лишь себя родного, до остальных людей ему дела нет.
– Зачем Ася с ним живет? – не успокаивался Кирюша.
– Вот это нас не касается!
– Ты бы за такого замуж вышла?
Я пнула ногой узел, переместила его на пару миллиметров вперед и заявила:
– Свадьбу играть ни с кем не собираюсь, а поскольку у меня нет супруга, тебе сейчас придется помочь незамужней женщине.
Ночью, лежа на новой кровати в комнате, где нам с Лизой предстояло провести вместе не один день, я никак не могла уснуть: вертелась с боку на бок, переворачивала подушку, сдергивала и снова натягивала одеяло…
– Перестань скрипеть, – пробормотала Лизавета.
Я замерла на пару секунд, но потом опять принялась крутиться, пытаясь производить как можно меньше шума.
– Хватит шуршать, – сонно протянула Лиза, – только задремлю, ты меня будишь.
Я забилась под плед и попыталась не дышать, но уже спустя минуту поняла, что лежу на крошках, мелких, сухих, колких, надо встать и встряхнуть простыню.
– С ума сойти, – завздыхала Лиза, – если ты страдаешь от блох, возьми специальный ошейник и нацепи, он лежит у входной двери, около собачьих комбинезонов.
Я осторожно сползла с кровати и, стараясь не хлопать тапками о босые пятки, пошла на кухню. Может, если попить теплого чая, бессонница отступит?
Выключателя на стене я не нашла, его не было ни справа, ни слева. Поэтому пошла к плите, вытянув вперед руки, и наткнулась на что-то теплое, мягкое.
– А-а-а, – закричало оно, и тут же вспыхнула люстра.
Передо мной, одетая в халат Кати, тряслась Света. Она была так бледна, что я испугалась.
– Вам плохо?
– Это ты? – залязгала зубами Светлана. – Не надо, пожалуйста, очень прошу! Неля, опомнись! Не трогай меня!
Услыхав последнюю фразу, я окончательно перепугалась:
– Света! Вы меня видите?
Но у невестки Курочкорябских были совершенно безумные глаза, остановившиеся, тусклые, словно у снулой рыбы.
– Что случилось? – послышалось из коридора, и в кухню вошла Ася.
Я кинулась к ней:
– Свете плохо!
Ася приблизилась к невестке:
– Пойдем в кровать.
– Не надо, зачем ты такое придумала, зачем?..
Ася обняла невестку и увела, я осталась одна и стала тупо вспоминать, с какой целью заявилась на кухню. Хотела пить? Есть? Курить? Вроде нет. Или вообще направлялась не сюда, а в туалет?
– Перепугалась? – спросила Ася, появляясь на пороге.
– Ага, – кивнула я.
Ася зябко передернула плечами.
– После смерти Васи Света сама не своя. Может, тебе странно слышать подобные речи от свекрови, но я буду очень довольна, если она найдет себе нового мужа. К огромному сожалению, Светочка даже не смотрит в сторону мужчин. Иногда с ней случаются странные вещи, ей кажется, что ее все хотят убить…
Я вздрогнула.
– Не бойся, – Ася заметила мою реакцию. – Света нормальная. Знаешь, почему она впала сейчас в такое состояние?
– Ну…
– Она сильно понервничала, – вздохнула Ася. – Васенька-то во время пожара погиб, ну и навалились на бедную всякие воспоминания. Да еще на тебе платье в бежево-коричневую клетку.
– Это халат, – поправила я Асю.
– Неважно, – отмахнулась она, – хоть пальто, просто подобное сочетание цветов было у моего несчастного сына любимым, в его гардеробе висело штук десять рубашек в бежево-коричневых тонах. Небось Света маялась бессонницей, пошла воды попить, погрузилась в свои невеселые мысли, а тут ты! Ладно, утро вечера мудренее. Вот увидишь, завтра она будет такой, как всегда.
Не став пить чай, я пошлепала в спальню, забилась под одеяло, послушала мерное сопение Лизы, потом встала и придвинула к двери тяжелое дубовое кресло. Никаких запоров на дверях тут не предусматривалось, а мне было очень страшно. Светлана походила на натуральную психопатку, мало ли что могло взбрести в ее лишенную разума голову.
Проснулась я внезапно, словно кто-то пнул меня ногой в бок. Села и пару мгновений никак не могла сообразить: где я? Незнакомый, идеально белый потолок, стены, ковер и мебель цвета мокрого песка… Взгляд упал на кровать со скомканным постельным бельем, потом выхватил большой лист бумаги, лежавший на моих тапках. Я взяла записку. «Лампа, мы уехали в город по делам, вернемся к вечеру, повесь мои вещи в шкаф». Это накорябала Лиза. Следующая фраза была начертана рукой Кати: «Не суетись, отдохни спокойно, приедем поздно. Курочкорябские разбирают вещи на пепелище. Слава богу, у них не все сгорело». В самом низу чернело короткое замечание от Вовки: «Будь другом, свари борщ».
Я встала, натянула халат и отправилась на кухню. Похоже, в доме никого нет, тишина стоит просто невероятная. Со двора не доносится лай чужих собак, шум машин, грохот, лязг, крик, даже вода не капает из кранов, а в окне вместо соседней противно-серой блочной башни виднеется лес.
Напившись чаю, я в растерянности замерла возле нераспакованных коробок, потом попыталась стряхнуть с себя оцепенение. Наверное, свежий воздух, состоящий в основном из кислорода, вызывает у городских жителей отупение и сонливость. Мой организм привык вдыхать бензиновые пары и «наслаждаться» шумом. Вот что, Лампа, принимайся за работу! Раньше начнешь, быстрей закончишь.
Руки стали ловко раскладывать посуду. Спустя какой-нибудь час кухня приобрела вполне уютный вид. Я огляделась по сторонам, так, все коробки пусты, а где же чайный сервиз? Скорей всего, ящик с ним случайно затащили в одну из спален.
Я пошла по комнатам на поиски чашек. Сначала заглянула в столовую – пусто, затем в гостиную. И была поражена. Похоже, Ася не спала всю ночь. Оба помещения, захваченные капризным Львом Яковлевичем, выглядели безукоризненно. Столовая была превращена в образцовый кабинет. В шкафах, предназначенных для хранения посуды, стояли книги. Оставалось лишь удивляться, где Ася взяла библиотеку. Сам Лев Яковлевич обнаружился в сорокаметровой гостиной, академик мирно спал на кровати. Невероятным, чудесным образом его услужливая жена ухитрилась произвести рокировку мебели. А сам ученый не принадлежит, похоже, к племени аскетов. Постельное белье у него шелковое, на тумбочке около ложа виднелись бутылка дорогой минеральной воды и ваза, наполненная крупной темно-вишневой черешней. Тем, кто забыл, напомню: на календаре самое начало апреля, и эта сладкая, очень вкусная и полезная ягода стоит на рынке бешеных денег. Что же касается воды, то я натыкалась иногда в супермаркетах на эти темно-зеленые бутылки и удивлялась, ну кто же приобретет минералку по такой немыслимой цене? И вот теперь я знаю ответ на этот вопрос.
В поисках ящика с сервизом я обошла весь дом, последняя спальня была та, что теперь принадлежала Свете. Думая, что женщины нет, я вошла в комнату и вздрогнула. На подушке виднелась голова с перепутанными кудряшками. Мне стало не по себе. Вдруг Света сейчас проснется и начнет вести себя еще более странно, чем вчера. Надо потихоньку уйти, фиг с ним, с сервизом, из кружек попьем!
Я попятилась, налетела спиной на этажерку и свалила ее на пол. На беду, наверху стояло довольно много всякой всячины: будильник, тарелка, пепельница и букет тюльпанов в хрустальной вазе. Все это обвалилось на ничем не прикрытый паркет, разбилось, разлилось, рассыпалось на осколки. Шум получился оглушительный.
Я невольно вжала голову в плечи: сейчас Светлана начнет ругаться последними словами и будет права. Ну с какой стати я вперлась в ее личную спальню без стука?
ГЛАВА 7
Но сердитого вопроса: «Что тут происходит?» – не прозвучало. Более того, Светлана даже не пошевелилась, я посмотрела на постель, кудлатая голова находилась в той же позе.
– Света, – позвала я, – Света!
Ответа не последовало.
– Извини, конечно, но уже час дня! Света! Тебе не надо вставать?
Женщина хранила пугающее молчание. Мои руки и ноги словно опутала липкая паутина, к горлу подступила тошнота, казалось, в воздухе запахло гнилью. Кое-как справившись с собой, я подошла к кровати и посмотрела на Свету.
Она лежала на боку, чтобы увидеть ее лицо, мне пришлось присесть. Глаза невестки Курочкорябских были закрыты, нос заострился, изо рта вырывалось натужное, свистящее дыхание.
– Тебе плохо? – испуганно спросила я.
Нет ответа.
– Что у тебя болит?
Тишина.
– Голова? Сердце? Желудок? Ну отзовись!!!
Светлана не издала ни звука, она не слышала и не видела меня.
Я схватилась за телефон и набрала «03».
– «Скорая», слушаю.
– Женщине плохо, она, похоже, без сознания.
– Возраст?
Вот уж кретинский вопрос. Какая разница, сколько лет тому, кто занедужил? Или они выезжают только к молодым? А всем, кому исполнилось пятьдесят, следует накрываться белой простыней и ползти на кладбище?
– Двадцать пять, – брякнула я.
– Адрес?
– …э… э… поселок… по Новорижской трассе… примерно…
– Уточните адрес, тогда и вызывайте машину, – рявкнула диспетчер, – а если еще станете хулиганить, передадим данные в милицию. За ложный вызов можно и привлечь!
Не чуя под собой ног, я понеслась в бывшую гостиную и заорала:
– Лев Яковлевич! Проснитесь! Скорей!
Ученый резко сел, потом снова свалился в подушки.
– Что случилось? Орда город берет? Нас хотят взять в плен?
Если бы не ситуация со Светланой, я бы не преминула захихикать. Надо же, до такой степени выпасть из реальности! Но сейчас мне было не до смеха.
– Скажите скорей адрес!
– Чей?
– Этого дома!
Лев Яковлевич поморгал, потом нахмурился:
– Марфа! По всем вопросам, связанным с хозяйством, следует обращаться к этой… как ее… ну… э… да! Асе Михайловне! И еще! Имейте в виду, Марфа, никогда, ни при каких обстоятельствах не смейте входить в мои покои без приглашения. Ступайте в трапезную и готовьте пищу.
Я выскочила в прихожую, сдернула с крючка чью-то куртку, выбежала во двор и понеслась по направлению к сгоревшему дому Курочкорябских – скорей всего, Ася там, выносит уцелевшие вещи.
Очутившись около здания, я заорала:
– Ася!
Из разбитого окна выглянула баба в телогрейке.
– Хто? – спросила она.
– Где Ася?
– Хто?
– Хозяйка.
– Ах Михална?! Ща покличу.
Бабища обернулась и завизжала, как бензопила:
– Таньк, Михалну пошукай, пришли до ей!
– Ща, – донеслось изнутри. – Машк, где Михална?
– Тута нету.
– Валька, Михална у тя?
Меня стала отпускать тошнота, похоже, на пожарище работает неисчислимая куча народа. Внезапно из обгоревшего дверного проема показалась Ася, голова завязана простой серой косынкой, сама в черной куртке.
– Что-то со Львом Яковлевичем? – нервно спросила она.
– Нет, Светлане очень плохо, она без сознания!
– Бегу! – выкрикнула Ася.
В кратчайший срок мы преодолели обратный путь. Следует отметить, что Ася проявила себя с лучшей стороны. Бросив беглый взгляд на вдову сына, она схватила телефон. Я сгоняла в кладовку, притащила совок, веник и стала аккуратно складывать в помойное ведро осколки вазы. Мелкие куски не хотели заметаться, пришлось брать их руками.
– Разве можно возиться в грязи без перчаток? – укорила меня казавшаяся спокойной Ася. – Ну-ка, унеси это ведро и вымой руки. Вопьется стекло в пальцы, будешь полгода лечиться. Фу, ну и пахнет тут! Похоже, вода в цветах совсем протухла!
Я послушалась Асю и, надев резиновые перчатки, прибежала назад, но жена академика, словно подпитываемая энергией вечной батарейки, уже успела все убрать и вымыть пол. Окно было открыто, запах гнили исчез, на Свету свекровь положила еще одно одеяло. Мне опять стало страшно, ну где же врачи? И тут со двора послышались голоса, залаяли собаки. Ася побежала открывать дверь. Я села на кровать и забормотала:
– Ну-ну, все хорошо…
– Вася, – неожиданно четко произнесла Светлана, – это она! Мстит теперь, да! Сгорели! Все! Да! Она! Неля Смешкина, Смешкина, Смешкина, из-за нее! Ее надо… ее… Неля Смешкина, Неля… Неля… Она всех убила, и меня, и Васю!
– Сюда, скорей, – раздался голос Аси.
Я вскочила на ноги. Врачи в голубых халатах окружили постель, началась обычная в таких случаях суета.
Через полчаса белый фургон, отчаянно воя, унесся по направлению к Москве. Мы с Асей остались сидеть на кухне.
– Надо было поехать с ней, – запоздало спохватилась я.
– Чем же мы поможем? – мрачно отозвалась Ася. – Инфаркт! Да еще обширный.
– Ну… за руку просто подержать, – забормотала я, – медсестрам заплатить, нянечкам, чтобы лучше смотрели, знаешь ведь, как у нас!
– Мы прикреплены к частному медучреждению, – пояснила Ася, – за большие деньги. «Скорая» прибыла из этой дорогой клиники. Там сделают все, что только возможно. Тебе надо разбирать вещи, а мне пожарище… Ну чем мы Свете поможем сейчас? Приедем вечером…
– Ася, – громогласно позвал Лев Яковлевич, – Ася!
Моя собеседница, оборвав фразу на полуслове, кинулась на зов. Я села у окна и тупо уставилась на темно-зеленые елки. Инфаркт! Надо же! Он что, может случиться и в молодом возрасте?
– Ну и что произошло с фифой? – ехидно спросила, входя на кухню, Ольга. – Какая болячка на этот раз подкосила нежную розу?
– Света часто болеет?
Оля включила чайник:
– Да она здоровей молодого быка! Вот прикидывается гениально, а мама, дура, ей верит.
– Света, – позвала я, – Света!
Ответа не последовало.
– Извини, конечно, но уже час дня! Света! Тебе не надо вставать?
Женщина хранила пугающее молчание. Мои руки и ноги словно опутала липкая паутина, к горлу подступила тошнота, казалось, в воздухе запахло гнилью. Кое-как справившись с собой, я подошла к кровати и посмотрела на Свету.
Она лежала на боку, чтобы увидеть ее лицо, мне пришлось присесть. Глаза невестки Курочкорябских были закрыты, нос заострился, изо рта вырывалось натужное, свистящее дыхание.
– Тебе плохо? – испуганно спросила я.
Нет ответа.
– Что у тебя болит?
Тишина.
– Голова? Сердце? Желудок? Ну отзовись!!!
Светлана не издала ни звука, она не слышала и не видела меня.
Я схватилась за телефон и набрала «03».
– «Скорая», слушаю.
– Женщине плохо, она, похоже, без сознания.
– Возраст?
Вот уж кретинский вопрос. Какая разница, сколько лет тому, кто занедужил? Или они выезжают только к молодым? А всем, кому исполнилось пятьдесят, следует накрываться белой простыней и ползти на кладбище?
– Двадцать пять, – брякнула я.
– Адрес?
– …э… э… поселок… по Новорижской трассе… примерно…
– Уточните адрес, тогда и вызывайте машину, – рявкнула диспетчер, – а если еще станете хулиганить, передадим данные в милицию. За ложный вызов можно и привлечь!
Не чуя под собой ног, я понеслась в бывшую гостиную и заорала:
– Лев Яковлевич! Проснитесь! Скорей!
Ученый резко сел, потом снова свалился в подушки.
– Что случилось? Орда город берет? Нас хотят взять в плен?
Если бы не ситуация со Светланой, я бы не преминула захихикать. Надо же, до такой степени выпасть из реальности! Но сейчас мне было не до смеха.
– Скажите скорей адрес!
– Чей?
– Этого дома!
Лев Яковлевич поморгал, потом нахмурился:
– Марфа! По всем вопросам, связанным с хозяйством, следует обращаться к этой… как ее… ну… э… да! Асе Михайловне! И еще! Имейте в виду, Марфа, никогда, ни при каких обстоятельствах не смейте входить в мои покои без приглашения. Ступайте в трапезную и готовьте пищу.
Я выскочила в прихожую, сдернула с крючка чью-то куртку, выбежала во двор и понеслась по направлению к сгоревшему дому Курочкорябских – скорей всего, Ася там, выносит уцелевшие вещи.
Очутившись около здания, я заорала:
– Ася!
Из разбитого окна выглянула баба в телогрейке.
– Хто? – спросила она.
– Где Ася?
– Хто?
– Хозяйка.
– Ах Михална?! Ща покличу.
Бабища обернулась и завизжала, как бензопила:
– Таньк, Михалну пошукай, пришли до ей!
– Ща, – донеслось изнутри. – Машк, где Михална?
– Тута нету.
– Валька, Михална у тя?
Меня стала отпускать тошнота, похоже, на пожарище работает неисчислимая куча народа. Внезапно из обгоревшего дверного проема показалась Ася, голова завязана простой серой косынкой, сама в черной куртке.
– Что-то со Львом Яковлевичем? – нервно спросила она.
– Нет, Светлане очень плохо, она без сознания!
– Бегу! – выкрикнула Ася.
В кратчайший срок мы преодолели обратный путь. Следует отметить, что Ася проявила себя с лучшей стороны. Бросив беглый взгляд на вдову сына, она схватила телефон. Я сгоняла в кладовку, притащила совок, веник и стала аккуратно складывать в помойное ведро осколки вазы. Мелкие куски не хотели заметаться, пришлось брать их руками.
– Разве можно возиться в грязи без перчаток? – укорила меня казавшаяся спокойной Ася. – Ну-ка, унеси это ведро и вымой руки. Вопьется стекло в пальцы, будешь полгода лечиться. Фу, ну и пахнет тут! Похоже, вода в цветах совсем протухла!
Я послушалась Асю и, надев резиновые перчатки, прибежала назад, но жена академика, словно подпитываемая энергией вечной батарейки, уже успела все убрать и вымыть пол. Окно было открыто, запах гнили исчез, на Свету свекровь положила еще одно одеяло. Мне опять стало страшно, ну где же врачи? И тут со двора послышались голоса, залаяли собаки. Ася побежала открывать дверь. Я села на кровать и забормотала:
– Ну-ну, все хорошо…
– Вася, – неожиданно четко произнесла Светлана, – это она! Мстит теперь, да! Сгорели! Все! Да! Она! Неля Смешкина, Смешкина, Смешкина, из-за нее! Ее надо… ее… Неля Смешкина, Неля… Неля… Она всех убила, и меня, и Васю!
– Сюда, скорей, – раздался голос Аси.
Я вскочила на ноги. Врачи в голубых халатах окружили постель, началась обычная в таких случаях суета.
Через полчаса белый фургон, отчаянно воя, унесся по направлению к Москве. Мы с Асей остались сидеть на кухне.
– Надо было поехать с ней, – запоздало спохватилась я.
– Чем же мы поможем? – мрачно отозвалась Ася. – Инфаркт! Да еще обширный.
– Ну… за руку просто подержать, – забормотала я, – медсестрам заплатить, нянечкам, чтобы лучше смотрели, знаешь ведь, как у нас!
– Мы прикреплены к частному медучреждению, – пояснила Ася, – за большие деньги. «Скорая» прибыла из этой дорогой клиники. Там сделают все, что только возможно. Тебе надо разбирать вещи, а мне пожарище… Ну чем мы Свете поможем сейчас? Приедем вечером…
– Ася, – громогласно позвал Лев Яковлевич, – Ася!
Моя собеседница, оборвав фразу на полуслове, кинулась на зов. Я села у окна и тупо уставилась на темно-зеленые елки. Инфаркт! Надо же! Он что, может случиться и в молодом возрасте?
– Ну и что произошло с фифой? – ехидно спросила, входя на кухню, Ольга. – Какая болячка на этот раз подкосила нежную розу?
– Света часто болеет?
Оля включила чайник:
– Да она здоровей молодого быка! Вот прикидывается гениально, а мама, дура, ей верит.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента