Страница:
В чем, в чем, а в наблюдательности Марине было не отказать.
– Так как? – наседала она на меня. – Я готова немедленно дать команду риелторам.
На лице Норы мелькнуло странное выражение, некая смесь удивления с брезгливостью.
– Нет, – решительно отрезал я, – извините, но я не способен на подобный поступок, честно говоря, я боюсь за свою жизнь.
Нора крякнула, Марина кивнула.
– Хорошо, – неожиданно спокойно сказала она, – я и не надеялась на твое согласие, да и какое право я имею требовать от постороннего человека геройских поступков? Если честно, самой непонятно, отчего похитители выбрали мне в спутники Ивана Павловича. Хотя, думаю, они давно следили за нашей семьей, изучили ее окружение и отлично знают, что…
Арапова замолчала, но я мысленно закончил за нее недосказанную фразу: «…он трус и никогда не согласится на такую поездку». Да уж, преступники явно хорошие психологи, рассчитали точно, вроде соблюли условие, выдвинутое Мариной, но сделали так, чтобы оно было невыполнимо, причем не по их вине. Негодяи откуда-то знают меня и понимают: Иван Павлович не герой, а самый обычный среднестатистический мужчина. Знаете, мы все на самом деле трусы, только не каждый способен громко заявить об этом окружающим открыто, как я, честный человек, не способный лгать женщине!
Марина встала и, сгорбившись, пошла к двери.
– Ты куда? – шепотом окликнула ее Нора.
Арапова оглянулась, в ее глазах метался детский испуг и полная безнадежность.
– Странный вопрос, еду к Косте.
– Сейчас?!
– Да, мне велено явиться на станцию Пролетово, это в Подмосковье, там меня встретят.
– Отправишься одна?
Марина неожиданно улыбнулась.
– А кто мне поможет? В этой жизни каждый сам за себя, герои, способные защитить слабого и обиженного, остались в прошлом. На всякий случай прощайте.
– Погоди, погоди, – засуетилась Нора, – может, тебе денег дать?
– Спасибо, вполне своих хватит.
– Сейчас я велю Шурику отвезти тебя на станцию.
– Ни в коем случае, – отрезала Марина, – меня ждут на моей машине. Знаете, я сразу им сказала, что Ваня не согласится, и получила ответ: тогда приезжай одна – либо он, либо никто. Я к вам пришла… потому… потому, э, сама не знаю почему! Забудьте нашу встречу, считайте, что ее не было. Иван Павлович, извини меня.
– Что ты, – неожиданно тыкнул я Марине, – о чем речь!
– Не должна была я даже предлагать тебе такое.
– Ну… ерунда.
– Еще раз прости, я поступила крайне эгоистично.
– Да, да, – закивал я.
– Погоди, – воскликнула Нора, – а где Аня? Девочку ты куда подевала?
– Сказала ей, что на пару дней отправляюсь в больницу, к Косте, – равнодушным голосом пояснила Марина. – Велела дочери не высовываться, оставила с ней домработницу. Если мы с Костиком вернемся, заживем по-старому, денег я еще накоплю, а коли нас убьют после получения карточки… Ладно, не следует думать о плохом! Я вернусь! С сыном! Вас же прошу лишь об одном: извините за доставленное неудобство и никогда никому ни при каких обстоятельствах не рассказывайте о нашем разговоре. Могу я надеяться на ваше молчание?
Мы с Норой разом кивнули.
– Спасибо, – ровным, дикторским голосом докончила Марина, – я всегда знала, что вы благородные люди, не чета остальным. Прощайте.
Маленькая фигурка со слишком прямой, словно накрахмаленной, спиной и гордо вскинутой головой направилась к двери. На ярко блестящих, уложенных в дорогой парикмахерской волосах играли блики света от хрустальной люстры, украшавшей кабинет Норы. Мне стало не по себе, наверное, вот так, отчаянно выпрямившись, Жанна д’Арк поднималась на кучу хвороста, возле которой стоял палач с зажженным факелом. «Я всегда знала, что вы благородные люди, не чета остальным». Внезапно я словно раздвоился, одна моя половина вжалась в кресло, отчаянно повторяя: «Ничего, все в порядке, чеченцы честные люди, возьмут деньги и вернут Костю, они с Мариной приедут в Москву. Сиди, Ваня, не рыпайся». Но вторая половина вдруг умылась стыдом, покрылась потом и неожиданно произнесла:
– Я еду с тобой.
Марина замерла, потом обернулась, на ее личике Барби возникло такое выражение, словно она встретила инопланетянина.
– Что? Повтори!
Первая половина Ивана Павловича попыталась заткнуть рот второй, но потерпела неудачу: дрожа от страха, ощущая полнейший душевный дискомфорт и невероятное желание оказаться сейчас в ста километрах от кабинета Элеоноры, я с огромным трудом вымолвил еще раз:
– Еду с тобой.
– Ты хорошо подумал? – воскликнула Нора.
Я обернулся к хозяйке.
– Нет, если я стану размышлять на эту тему, то точно струшу. Лучше прыгнуть в ситуацию, как в реку, вниз головой, авось выплыву. Сколько у меня есть времени на сборы?
Марина глянула на часы.
– Семь минут, ничего брать с собой нельзя, и лучше переоденься.
Огромным усилием воли переставляя налившиеся свинцом ноги, я, тоже старательно выпрямившись, пошел в свою спальню.
– Блин, – ударил в спину голос Норы, – просто офигеть! Меньше всего я предполагала, что он окажется способен на такое!
– Куплю тебе квартиру, – сказала Марина, когда мы углубились в лес.
– Хочешь меня обидеть? – откликнулся я. – Или комфортнее думать, что оплатила услугу?
Марина никак не отреагировала на мою фразу, но спустя пару минут вдруг улыбнулась.
– Ты же не согласишься в качестве награды стать женихом Ани?
Я засмеялся:
– Право, это слишком. И потом, кто для кого является призом? Твоей дочери еще рано замуж.
Арапова чуть сбавила скорость.
– У меня ничего нет, кроме детей и денег.
– Полно людей, не имеющих ни того, ни другого.
– Но я хочу отблагодарить тебя.
– Пока не за что!
– Ты поехал со мной!
– Думаю, любой на моем месте…
– …мигом убежал бы в кусты, – перебила меня Марина. – Короче, выбирай что хочешь!
– Спасибо, – я начал злиться, – денег не надо, а дочь оставь себе, я не страдаю педофилией, мне нравятся дамы зрелого возраста.
– Такие, как я?
– В принципе, да, – не подумавши ляпнул я.
– Ваня, – мгновенно сориентировалась Марина, – не могу сказать, что ты в моем вкусе, но, как только мы вернемся с Костей назад, я готова…
– Ни в коем случае, – испугался я, – послушай, я согласился из глупого благородства на сомнительное приключение. А ты решила отблагодарить меня тем, чего я старательно избегаю последние годы. Гран мерси, совершенно не намерен жениться!
– Я тебе не нравлюсь? – изящно изогнула выщипанную бровь Арапова.
Да уж, женское кокетство – неистребимая страсть, даже в тяжелой ситуации Марина не упустила возможности состроить глазки.
– Нет.
– Почему?
– Не люблю блондинок, – резко ответил я.
Тот, кто не первый раз встречается со мной, хорошо знает, что я никогда не хамлю дамам, но сейчас на душу давило предчувствие беды, вот я и сорвался.
Арапова снова уставилась на шоссе, и оставшуюся часть пути мы проехали в молчании. Наконец впереди замаячила маленькая, абсолютно пустая платформа.
– Тут должен быть указатель «Пролетово, 0,5 км», – занервничала Марина.
– Вон он, слева.
– Точно, значит, не ошиблась, теперь направо, до моста через речку, – бормотала Арапова, безжалостно направляя роскошный джип в раскисшую грязь.
– Не застрянем? – озаботился я.
Но Марина не услышала вопроса, она была целиком поглощена дорогой.
– Чуть вперед, до брошенной деревни, вот развалины церкви… кладбище… А! Вот он!
– Кто? – напрягся я.
Марина ткнула пальцем вперед.
– Щит с надписью «Берегите лес», видишь?
Я взглянул на транспарант, в левом его углу красуется намалеванная хулиганами рожица, в правом – сверкает площадное слово.
– Надо же, подобные щиты еще украшают Подмосковье! Думал, они исчезли давным-давно. Интересно, кто их устанавливает?
Арапова вытащила мобильный, и тот, словно по заказу, мигом затрезвонил.
– Слушаю! – крикнула Марина. – Ага, поняла. Он согласился, мы идем вместе. Ясно! – Потом она повернулась ко мне: – Пошли.
– Куда?
– По тропинке, которая ведет от щита в лес.
– Пешком?
– Да.
– А машина?
– Здесь оставим.
– Бросим в лесу?
– Да.
– Джип стоимостью в семьдесят тысяч долларов?
– За него было уплачено сто тысяч гринов, – уточнила Марина, – вылезай, хватит гундеть.
Я выбрался наружу и поежился: хоть и апрель, а холодно, за городом вообще морозно.
Я урбанист, прогулки по лесу не любил никогда, даже в молодости. Один раз, правда, в студенческие годы поддался на уговоры и отправился с одногруппниками в поход. Поверьте, ничего ужасней в своей жизни я с тех пор не испытывал и даже сейчас пребываю в глубочайшем недоумении: ну кому приятно тащить на спине пудовый рюкзак, есть грязную, полусырую картошку и спать в продуваемой насквозь палатке, отмахиваясь от громадных комаров? Если это и есть романтика, то тогда я начисто лишен сего чувства.
Марина бодро шагала впереди, казалось, она не испытывает холода и страха, мне же было некомфортно физически и тем более морально.
В темноте блеснул луч фонарика, мы замерли. Из леса вышла фигура, с ног до головы укутанная в черное. Лицо существа непонятной половой принадлежности скрывал черный вязаный шлем.
Луч фонарика дрогнул, потом указал на автомобиль, старые, раздолбанные «Жигули», вроде бы темно-синего цвета.
– Нам велят сесть туда, – нервно пояснила Марина.
Не успел я вымолвить слова, как Арапова распахнула дверцу и юркнула в салон. Луч фонарика ударил мне в глаза, потом переместился на авто. Я покорно последовал за Мариной.
Стекла колымаги были тонированы, за рулем восседала еще одна замотанная в тряпки фигура, но я сообразил, что водитель мужчина, потому что руки, державшие баранку, хоть и были затянуты в перчатки, оказались большими, широкими, совершенно не женскими.
В машину ворвался холодный воздух, я вздрогнул, сидевшая около меня Марина тоже, на переднее сиденье плюхнулось то самое существо с фонариком, что встретило нас, оно по-прежнему не произносило ни слова, но шофер поехал вперед. Загремел плохой амортизатор, «Жигули» затряслись. Марина схватила меня за руку, ее горячие пальцы вонзились в мою ладонь. Неожиданно я понял, что все спокойствие Араповой, ее дурацкое кокетство со мной во время пути, предложение стать женихом Ани на самом деле глупая бравада, Марина отчаянно пытается не показать охвативший ее ужас.
Чтобы успокоить ее, я кашлянул и решил завести с чеченцами беседу.
– Добрый день, вернее, вечер. Очевидно, нам предстоит неблизкая дорога, может, лучше познакомиться? Меня зовут Иван Павлович Подушкин.
Молчание. Две черные, похожие на громадных крыс фигуры на переднем сиденье не шелохнулись. Но я решил не сдаваться, до Чечни далеко, скорее всего, добираться туда будем на этих «Жигулях», следует хоть чуть-чуть наладить контакт с молодыми людьми. Впрочем, отчего я решил, что они молодые? Может, по той причине, что старцы должны сидеть дома, а не колесить ночью по дорогам?
– Рядом со мной Марина Арапова, мать Кости, – соловьем заливался я, – кстати, если вдруг мы захотим в туалет или испытаем голод, к кому из вас нужно обратиться? Представьтесь, пожалуйста, право, неудобно общаться, не употребляя имени собеседника, это невежливо, а мне не хочется показаться некорректным.
Человек, маячивший на переднем сиденье справа, обернулся.
Я обрадовался: вот он, пример того, что с любым субъектом, даже подонком и негодяем, возможно договориться, если вести себя дипломатично.
Навесив на лицо самую милую из имеющихся в запасе улыбок, я хотел было продолжить беседу, но тут в черной руке блеснул пистолет странного вида, слишком толстый, полупрозрачный. Или это было не оружие?
Мозг не успел придумать ответа на этот вопрос. Послышался тихий деликатный щелчок. Марина вздрогнула, дернулась и завалилась набок. Я испугался, попытался нашарить ручку на дверце, но в ту же секунду в плечо будто впилась оса. Последней мыслью перед тем, как отбыть в небытие, была: «Господи, в апреле же жалящие насекомые еще спят». Потом свет потух, и исчезли все ощущения.
Глава 5
– Так как? – наседала она на меня. – Я готова немедленно дать команду риелторам.
На лице Норы мелькнуло странное выражение, некая смесь удивления с брезгливостью.
– Нет, – решительно отрезал я, – извините, но я не способен на подобный поступок, честно говоря, я боюсь за свою жизнь.
Нора крякнула, Марина кивнула.
– Хорошо, – неожиданно спокойно сказала она, – я и не надеялась на твое согласие, да и какое право я имею требовать от постороннего человека геройских поступков? Если честно, самой непонятно, отчего похитители выбрали мне в спутники Ивана Павловича. Хотя, думаю, они давно следили за нашей семьей, изучили ее окружение и отлично знают, что…
Арапова замолчала, но я мысленно закончил за нее недосказанную фразу: «…он трус и никогда не согласится на такую поездку». Да уж, преступники явно хорошие психологи, рассчитали точно, вроде соблюли условие, выдвинутое Мариной, но сделали так, чтобы оно было невыполнимо, причем не по их вине. Негодяи откуда-то знают меня и понимают: Иван Павлович не герой, а самый обычный среднестатистический мужчина. Знаете, мы все на самом деле трусы, только не каждый способен громко заявить об этом окружающим открыто, как я, честный человек, не способный лгать женщине!
Марина встала и, сгорбившись, пошла к двери.
– Ты куда? – шепотом окликнула ее Нора.
Арапова оглянулась, в ее глазах метался детский испуг и полная безнадежность.
– Странный вопрос, еду к Косте.
– Сейчас?!
– Да, мне велено явиться на станцию Пролетово, это в Подмосковье, там меня встретят.
– Отправишься одна?
Марина неожиданно улыбнулась.
– А кто мне поможет? В этой жизни каждый сам за себя, герои, способные защитить слабого и обиженного, остались в прошлом. На всякий случай прощайте.
– Погоди, погоди, – засуетилась Нора, – может, тебе денег дать?
– Спасибо, вполне своих хватит.
– Сейчас я велю Шурику отвезти тебя на станцию.
– Ни в коем случае, – отрезала Марина, – меня ждут на моей машине. Знаете, я сразу им сказала, что Ваня не согласится, и получила ответ: тогда приезжай одна – либо он, либо никто. Я к вам пришла… потому… потому, э, сама не знаю почему! Забудьте нашу встречу, считайте, что ее не было. Иван Павлович, извини меня.
– Что ты, – неожиданно тыкнул я Марине, – о чем речь!
– Не должна была я даже предлагать тебе такое.
– Ну… ерунда.
– Еще раз прости, я поступила крайне эгоистично.
– Да, да, – закивал я.
– Погоди, – воскликнула Нора, – а где Аня? Девочку ты куда подевала?
– Сказала ей, что на пару дней отправляюсь в больницу, к Косте, – равнодушным голосом пояснила Марина. – Велела дочери не высовываться, оставила с ней домработницу. Если мы с Костиком вернемся, заживем по-старому, денег я еще накоплю, а коли нас убьют после получения карточки… Ладно, не следует думать о плохом! Я вернусь! С сыном! Вас же прошу лишь об одном: извините за доставленное неудобство и никогда никому ни при каких обстоятельствах не рассказывайте о нашем разговоре. Могу я надеяться на ваше молчание?
Мы с Норой разом кивнули.
– Спасибо, – ровным, дикторским голосом докончила Марина, – я всегда знала, что вы благородные люди, не чета остальным. Прощайте.
Маленькая фигурка со слишком прямой, словно накрахмаленной, спиной и гордо вскинутой головой направилась к двери. На ярко блестящих, уложенных в дорогой парикмахерской волосах играли блики света от хрустальной люстры, украшавшей кабинет Норы. Мне стало не по себе, наверное, вот так, отчаянно выпрямившись, Жанна д’Арк поднималась на кучу хвороста, возле которой стоял палач с зажженным факелом. «Я всегда знала, что вы благородные люди, не чета остальным». Внезапно я словно раздвоился, одна моя половина вжалась в кресло, отчаянно повторяя: «Ничего, все в порядке, чеченцы честные люди, возьмут деньги и вернут Костю, они с Мариной приедут в Москву. Сиди, Ваня, не рыпайся». Но вторая половина вдруг умылась стыдом, покрылась потом и неожиданно произнесла:
– Я еду с тобой.
Марина замерла, потом обернулась, на ее личике Барби возникло такое выражение, словно она встретила инопланетянина.
– Что? Повтори!
Первая половина Ивана Павловича попыталась заткнуть рот второй, но потерпела неудачу: дрожа от страха, ощущая полнейший душевный дискомфорт и невероятное желание оказаться сейчас в ста километрах от кабинета Элеоноры, я с огромным трудом вымолвил еще раз:
– Еду с тобой.
– Ты хорошо подумал? – воскликнула Нора.
Я обернулся к хозяйке.
– Нет, если я стану размышлять на эту тему, то точно струшу. Лучше прыгнуть в ситуацию, как в реку, вниз головой, авось выплыву. Сколько у меня есть времени на сборы?
Марина глянула на часы.
– Семь минут, ничего брать с собой нельзя, и лучше переоденься.
Огромным усилием воли переставляя налившиеся свинцом ноги, я, тоже старательно выпрямившись, пошел в свою спальню.
– Блин, – ударил в спину голос Норы, – просто офигеть! Меньше всего я предполагала, что он окажется способен на такое!
* * *
Сначала мы ехали молча, Арапова гнала автомобиль с такой скоростью, что я, вжавшись в сиденье, старался не шевелиться. Стрелка спидометра как легла на цифру «180», так и осталась на ней. Хорошо еще, что шоссе оказалось широким и с относительно новым покрытием.– Куплю тебе квартиру, – сказала Марина, когда мы углубились в лес.
– Хочешь меня обидеть? – откликнулся я. – Или комфортнее думать, что оплатила услугу?
Марина никак не отреагировала на мою фразу, но спустя пару минут вдруг улыбнулась.
– Ты же не согласишься в качестве награды стать женихом Ани?
Я засмеялся:
– Право, это слишком. И потом, кто для кого является призом? Твоей дочери еще рано замуж.
Арапова чуть сбавила скорость.
– У меня ничего нет, кроме детей и денег.
– Полно людей, не имеющих ни того, ни другого.
– Но я хочу отблагодарить тебя.
– Пока не за что!
– Ты поехал со мной!
– Думаю, любой на моем месте…
– …мигом убежал бы в кусты, – перебила меня Марина. – Короче, выбирай что хочешь!
– Спасибо, – я начал злиться, – денег не надо, а дочь оставь себе, я не страдаю педофилией, мне нравятся дамы зрелого возраста.
– Такие, как я?
– В принципе, да, – не подумавши ляпнул я.
– Ваня, – мгновенно сориентировалась Марина, – не могу сказать, что ты в моем вкусе, но, как только мы вернемся с Костей назад, я готова…
– Ни в коем случае, – испугался я, – послушай, я согласился из глупого благородства на сомнительное приключение. А ты решила отблагодарить меня тем, чего я старательно избегаю последние годы. Гран мерси, совершенно не намерен жениться!
– Я тебе не нравлюсь? – изящно изогнула выщипанную бровь Арапова.
Да уж, женское кокетство – неистребимая страсть, даже в тяжелой ситуации Марина не упустила возможности состроить глазки.
– Нет.
– Почему?
– Не люблю блондинок, – резко ответил я.
Тот, кто не первый раз встречается со мной, хорошо знает, что я никогда не хамлю дамам, но сейчас на душу давило предчувствие беды, вот я и сорвался.
Арапова снова уставилась на шоссе, и оставшуюся часть пути мы проехали в молчании. Наконец впереди замаячила маленькая, абсолютно пустая платформа.
– Тут должен быть указатель «Пролетово, 0,5 км», – занервничала Марина.
– Вон он, слева.
– Точно, значит, не ошиблась, теперь направо, до моста через речку, – бормотала Арапова, безжалостно направляя роскошный джип в раскисшую грязь.
– Не застрянем? – озаботился я.
Но Марина не услышала вопроса, она была целиком поглощена дорогой.
– Чуть вперед, до брошенной деревни, вот развалины церкви… кладбище… А! Вот он!
– Кто? – напрягся я.
Марина ткнула пальцем вперед.
– Щит с надписью «Берегите лес», видишь?
Я взглянул на транспарант, в левом его углу красуется намалеванная хулиганами рожица, в правом – сверкает площадное слово.
– Надо же, подобные щиты еще украшают Подмосковье! Думал, они исчезли давным-давно. Интересно, кто их устанавливает?
Арапова вытащила мобильный, и тот, словно по заказу, мигом затрезвонил.
– Слушаю! – крикнула Марина. – Ага, поняла. Он согласился, мы идем вместе. Ясно! – Потом она повернулась ко мне: – Пошли.
– Куда?
– По тропинке, которая ведет от щита в лес.
– Пешком?
– Да.
– А машина?
– Здесь оставим.
– Бросим в лесу?
– Да.
– Джип стоимостью в семьдесят тысяч долларов?
– За него было уплачено сто тысяч гринов, – уточнила Марина, – вылезай, хватит гундеть.
Я выбрался наружу и поежился: хоть и апрель, а холодно, за городом вообще морозно.
Я урбанист, прогулки по лесу не любил никогда, даже в молодости. Один раз, правда, в студенческие годы поддался на уговоры и отправился с одногруппниками в поход. Поверьте, ничего ужасней в своей жизни я с тех пор не испытывал и даже сейчас пребываю в глубочайшем недоумении: ну кому приятно тащить на спине пудовый рюкзак, есть грязную, полусырую картошку и спать в продуваемой насквозь палатке, отмахиваясь от громадных комаров? Если это и есть романтика, то тогда я начисто лишен сего чувства.
Марина бодро шагала впереди, казалось, она не испытывает холода и страха, мне же было некомфортно физически и тем более морально.
В темноте блеснул луч фонарика, мы замерли. Из леса вышла фигура, с ног до головы укутанная в черное. Лицо существа непонятной половой принадлежности скрывал черный вязаный шлем.
Луч фонарика дрогнул, потом указал на автомобиль, старые, раздолбанные «Жигули», вроде бы темно-синего цвета.
– Нам велят сесть туда, – нервно пояснила Марина.
Не успел я вымолвить слова, как Арапова распахнула дверцу и юркнула в салон. Луч фонарика ударил мне в глаза, потом переместился на авто. Я покорно последовал за Мариной.
Стекла колымаги были тонированы, за рулем восседала еще одна замотанная в тряпки фигура, но я сообразил, что водитель мужчина, потому что руки, державшие баранку, хоть и были затянуты в перчатки, оказались большими, широкими, совершенно не женскими.
В машину ворвался холодный воздух, я вздрогнул, сидевшая около меня Марина тоже, на переднее сиденье плюхнулось то самое существо с фонариком, что встретило нас, оно по-прежнему не произносило ни слова, но шофер поехал вперед. Загремел плохой амортизатор, «Жигули» затряслись. Марина схватила меня за руку, ее горячие пальцы вонзились в мою ладонь. Неожиданно я понял, что все спокойствие Араповой, ее дурацкое кокетство со мной во время пути, предложение стать женихом Ани на самом деле глупая бравада, Марина отчаянно пытается не показать охвативший ее ужас.
Чтобы успокоить ее, я кашлянул и решил завести с чеченцами беседу.
– Добрый день, вернее, вечер. Очевидно, нам предстоит неблизкая дорога, может, лучше познакомиться? Меня зовут Иван Павлович Подушкин.
Молчание. Две черные, похожие на громадных крыс фигуры на переднем сиденье не шелохнулись. Но я решил не сдаваться, до Чечни далеко, скорее всего, добираться туда будем на этих «Жигулях», следует хоть чуть-чуть наладить контакт с молодыми людьми. Впрочем, отчего я решил, что они молодые? Может, по той причине, что старцы должны сидеть дома, а не колесить ночью по дорогам?
– Рядом со мной Марина Арапова, мать Кости, – соловьем заливался я, – кстати, если вдруг мы захотим в туалет или испытаем голод, к кому из вас нужно обратиться? Представьтесь, пожалуйста, право, неудобно общаться, не употребляя имени собеседника, это невежливо, а мне не хочется показаться некорректным.
Человек, маячивший на переднем сиденье справа, обернулся.
Я обрадовался: вот он, пример того, что с любым субъектом, даже подонком и негодяем, возможно договориться, если вести себя дипломатично.
Навесив на лицо самую милую из имеющихся в запасе улыбок, я хотел было продолжить беседу, но тут в черной руке блеснул пистолет странного вида, слишком толстый, полупрозрачный. Или это было не оружие?
Мозг не успел придумать ответа на этот вопрос. Послышался тихий деликатный щелчок. Марина вздрогнула, дернулась и завалилась набок. Я испугался, попытался нашарить ручку на дверце, но в ту же секунду в плечо будто впилась оса. Последней мыслью перед тем, как отбыть в небытие, была: «Господи, в апреле же жалящие насекомые еще спят». Потом свет потух, и исчезли все ощущения.
Глава 5
В виске пульсировала тупая боль. Не раскрывая глаз, я сел, тут же довольно больно ударился головой о потолок, от изумления упал назад, на подушку, и в конце концов сумел разлепить веки.
Перед глазами предстало помещение без окон, откуда в него проникал свет, было непонятно. Я попытался оценить ситуацию. Лежу на грязном матрасе в углу подвала, мое ложе в некоем подобии ниши, и, чтобы нормально встать на ноги, нужно почти на четвереньках выбраться из углубления в стене. На мне джинсы и мятая рубашка, а голова болит так, словно вчера вечером я выпил все имеющиеся в Москве запасы спиртного.
– Ты проснулся? – послышался из угла быстрый шепот.
Я сфокусировал взгляд: чуть поодаль на таком же грязном матрасе сидела Марина. От красивой укладки на ее голове не осталось и следа, макияж тоже испарился. Сейчас Арапова не выглядела хорошенькой куколкой, сразу стало понятно, что тридцатилетие – давно пройденный для дамы этап, но странным образом Марина стала от этого милее.
– Эй, ты как? – зашептала она.
– Ужасно, – признался я.
– Голова гудит?
– Да.
– И тошнит?
– Верно.
– Со мной то же самое, думаю, это результат применения большой дозы снотворного.
– Что? – не понял я.
– Похоже, похитители использовали пистолет, заряженный ампулами с наркозом, – вздохнула Арапова. – Такие применяют в ветеринарии, чтобы усыпить опасное животное.
– Хочешь сказать, что нас доставили в нужное место, когда мы спали?
– Именно так.
– Это Чечня?
– Думаю, да.
– Ну, это маловероятно.
– Почему?
– До мятежной республики не один день пути, – ответил я, борясь с подступающей к горлу тошнотой.
– Ваня, у тебя часы дату показывают?
– Конечно.
– Они электронные, не требующие подзаводки?
– Верно, механика лучше, но…
– Речь сейчас идет не о марках брегетов, – зашипела Марина, – а о том, что твой будильник исправно работает от батарейки, так?
– Так, – подтвердил я, плохо понимая, куда клонит Арапова.
– Помнишь, когда я пришла к вам?
– Сегодня вечером.
– Число назови!
– Двенадцатое апреля.
– А теперь на часы взгляни!
Я поднес руку к лицу и ахнул:
– Пятнадцатое!
– Верно, у меня то же самое.
– Но куда подевались тринадцатое и четырнадцатое?
– Мы их проспали, нас усыпили, оттого и голова гудит.
– Семь ровно, – в изумлении сказал я, – утро или вечер?
– Не знаю.
Я попытался собраться с мыслями.
– Надо позвонить по мобильному, набрать сто, там скажут, допустим, девятнадцать часов…
– Ваня, – перебила Марина, – у тебя сотовый есть?
Я похлопал себя по карманам.
– Нет! Впрочем, и кошелек отсутствует, и сигареты.
– И у меня забрали все.
– Карточка! Она пропала?
Марина фыркнула:
– Какой смысл ее красть? Без пин-кода и пароля это простой кусок пластика!
Внезапно меня осенило:
– Мы попали в руки к грабителям!
– Чушь, сидим в подвале, в Чечне.
– Нет, нет, нас обманули, обвели вокруг пальца, завезли сюда, чтобы отнять деньги и телефоны.
Арапова покрутила пальцем у виска.
– Ку-ку! Очнись! Слишком масштабная операция ради копеечной выгоды. Снотворное, поездка…
– А твой джип? Он же остался брошенным на дороге, – настаивал я.
Вдруг послышался лязг, дверь распахнулась, на пороге появился тощий, гибкий парень в джинсах и серой толстовке, лицо его было прикрыто вязаным шлемом.
– Очнулись? – спросил он странным, слишком высоким голосом с сильным акцентом.
– Да, – живо отозвалась Марина, – где Костя?
– Будет тебе Костя-Шмостя, карточку привезла?
– Она в украденном вами портмоне.
– Мы ничего не воруем!
– У меня тоже пропали вещи, – некстати влез я.
Юноша издал горловой звук.
– Вах! Их просто убрали.
– Верните сумочку, – велела Марина.
Парень обернулся и крикнул что-то на своем языке.
Ему кто-то ответил из темноты, и в руках парня волшебным образом возник пластиковый пакет. Чеченец швырнул его в нашу сторону.
– Берите, нам, воинам Аллаха, чужого не надо.
Марина встала, подняла кулек, вытащила оттуда сумку из змеиной кожи и суровым голосом спросила:
– Где Костя?
– Пошли, – велел чеченец.
По крутой лестнице мы выбрались наверх, и я невольно вздрогнул. Во дворе, который со всех сторон окружает сплошной бетонный забор, нет ни деревца, ни травинки. Впереди виден старый дом из красного кирпича, одно из его окон открыто, на подоконнике стоит радиоприемник, из него льется тихая музыка, по бокам – железные ставни, на которых чья-то неумелая рука нарисовала орнамент, отдаленно напоминающий виноградные листья. В центре двора находится лавочка, на ней сидят двое: мужчина с лицом, закрытым черным шлемом, и… Костя.
– Котик! – закричала Марина, кидаясь к сыну.
– Мама, – всхлипнул тот.
Чеченцы молча смотрели, как она судорожно обнимает сына. Я внезапно осел прямо на землю, от свежего воздуха дурнота не прошла, а странным образом усилилась. С неба сыпалась колкая белая крупа, потом резко подул ветер, тучи унесло, засияло солнце, низко висящее над оградой.
– Хватит, – рявкнул мужчина на лавочке, – давай карточку!
Марина вытащила из сумочки конверт.
– Вот.
– Пин говори и пароль.
– При всех орать? – прищурилась Арапова. – Может, громкоговоритель дадите? А то вдруг соседи не услышат.
Я поразился храбрости той, которую считал куклой Барби. Впрочем, одобрить поведение Марины никак нельзя. Похитителей не следует злить, не дай бог они взбеленятся и пристрелят нас. Наверное, последняя мысль отпечаталась на моем лбу, потому что Марина неожиданно усмехнулась.
– Крысы боятся огня, – сказала она, – нас, Ваня, не тронут, пока я цифры не сообщу. Убивать не станут, какой смысл? Без кода и пароля карточку можно выкинуть.
Юноша в черном шлеме кашлянул, мужчина на лавочке пнул Костю ногой.
– Гордая, да? – ехидно осведомился он.
– Уж не такая, как ваши бабы, – не сдала позиций Арапова.
– А-а-а, – протянул чеченец, – ну-ну.
Потом он встал, схватил Костю за волосы и в одно мгновение швырнул его на землю.
– Мама, – слабо пискнул парень.
Марина кинулась к сыну, но тут же замерла на месте. Чеченец успел вытащить пистолет и приставить его к голове Кости.
– Значит, так, – размеренно сказал он, – гордых учить надо, Аллах не велит заноситься, нельзя ставить себя над другими. Деньги лично мне не нужны, ни копейки из них не возьму, они на борьбу предназначены. Ну пропадет твоя карточка, и что? Из другого места средства придут. А тебе за гордость наказание, прощайся с сыном.
Марина посерела, Костино лицо окаменело, он попытался что-то сказать, но не сумел раскрыть рта. Я бросился к чеченцу.
– Бога ради, сжальтесь.
– Плохо быть гордой.
– Она от переживаний глупость сморозила, от страха.
Чеченец пнул Костю ногой, тот закричал, Марина продолжала стоять на месте.
– Видишь, – обратился ко мне мучитель, – не прав ты, плохая она мать.
– Просто замечательная, – заголосил я, словно базарная торговка, расхваливающая товар, – великолепная, умная, она вдова. Муж у нее погиб, сын только и остался. Не убивайте его, умоляю.
Чеченец засмеялся.
– На колени становись и проси.
Я рухнул, словно подкошенный, на землю.
– Отпустите Костю.
Первый раз в своей жизни я стоял перед кем-то на коленях. Я не церковный человек, у меня нет особого смирения и опыта земных поклонов, так же, как все, я подвержен греху гордыни, но сейчас был готов на что угодно, лишь бы не присутствовать при казни.
Понимаю, как упаду в ваших глазах, когда узнаете правду: мне, естественно, было жаль Костю, но еще больше я жалел себя. Если сейчас мерзавец выстрелит, голова несчастного парня разлетится на куски, меня потом всю оставшуюся жизнь будет мучить бессонница и преследовать картина кровавой расправы.
– Хорошо, – кивнул чеченец, – считай, ты его почти отпросил, теперь пусть она на колени станет. Ну, живо!
Марина медленно опустилась около меня.
– Проси, – велел чеченец.
– Мать голоса от стресса лишилась, – быстро встрял я, – давайте я за двоих молить стану.
– Значит, она онемела?
– Да, да.
– Тогда пусть мне ботинок поцелует, – улыбнулся во весь рот бандит.
Продолжая мерзко ухмыляться, он выставил вперед левую ногу, обутую в грязную кроссовку. Во дворе стало тихо-тихо, я почувствовал, что дико замерз. Холод пробрался под куртку, колени, стоявшие на земле, совсем заледенели.
– Ну? – издевательски напомнил бандит. – Ты сына получить хочешь? Я жду.
Мое горло будто сдавили стальные пальцы, а зрение отчего-то потеряло резкость. Сквозь возникший туман глаза с трудом различили, как белокурая голова наклонилась над ногой мерзавца.
– Хорошо, – засмеялся подонок, – теперь говори код, пароль и забирай парня.
– Нет, – прозвучал слишком громкий голос Марины, – сначала Костя и Ваня должны уехать, я остаюсь тут в заложниках, а потом…
Внезапно тихая музыка, лившаяся из стоящего на подоконнике приемника, стихла, и раздался приятный голос дикторши:
– В Москве двадцать часов…
Ее речь была прервана тягучим, длинным криком:
– Мухамма-а-а-ад…
Я сначала испугался, но через секунду понял, что это голос муллы, читающего молитву, где-то рядом расположена мечеть. Чеченцы вздрогнули, потом одновременно, словно по команде, достали из-под скамеечки два коврика, быстро расстелили их, стали на них коленями лицом к солнцу и принялись кланяться, бормоча непонятные слова. Я молча смотрел на их согнутые спины, наверно, они истинные мусульмане, если бросили все дела и кинулись совершать намаз. Но неужели их религия допускает похищение людей? И вообще, что дозволено совершать человеку во имя веры? Увы, история мировых религий полна кровавых страниц: Крестовые походы, костры инквизиции, борьба с раскольниками. А сколько войн происходило на земле из-за того, что мусульмане не хотели мирно жить рядом с христианами и наоборот! Неужели бог, которого почитают все верующие, мечтал именно о таком для своих детей?
Мулла пел, чеченцы молились. Внезапно на ум пришли абсолютно несвойственные мне мысли. Сейчас эти, с позволения сказать, правоверные отрешились от окружающего мира, что, если как следует пнуть их, выхватить у них оружие, пристрелить подонков и сбежать?
Желание расправиться с негодяями было настолько острым, что я шагнул было вперед, но тут же остановился.
Спокойно, Иван Павлович, откуда в тебе появился зверь? Да и не выйдет ничего хорошего из этой затеи. Даже если удастся отнять у чеченцев оружие, то воспользоваться им я не смогу, не умею стрелять. И куда нам бежать? Вокруг враждебно настроенные люди, ну выберемся мы с Мариной и Костей из этого двора, и что? Куда податься? Костя, похоже, практически не способен передвигаться, вон он сидит на холодной земле с совершенно безучастным видом. Наверное, похитители опоили его наркотиком или обкололи сильнодействующими транквилизаторами.
Нет, надо действовать иначе, мне одному не справиться с задачей вывода к своим слабого парня и женщины. Голос муллы обволакивал, бандиты исправно кланялись, стоя лицом к солнцу. Внезапно что-то показалось мне странным, некий диссонанс был в обстановке, царапнул душу…
Молитва оборвалась, негодяи резво встали, скатали коврики, и старший заявил:
– Хорошо. Будь по-твоему.
В ту же секунду молодой поднял руку, в его ладони блеснул странный пистолет, я, мигом сообразив, что нас опять собираются усыпить, быстро сел на мерзлую землю, ощутил, как холод пробирается под брюки, и, даже не почувствовав укола, лишился чувств.
Я вскочил на подламывающиеся ноги и в ту же секунду понял: мы в загородном новом особняке Араповой. Марина построила дом недавно, а въехав в него, закатила невероятное по размаху и пышности новоселье, созвала в поселок с идиллическим названием Аленушкино абсолютно всех знакомых, естественно, приглашение получили и Нора, и Николетта, и ваш покорный слуга.
Помнится, оказавшись в огромной, стометровой гостиной, я был поражен безвкусной роскошью интерьера: повсюду золото, хрусталь, лепнина, стразы, парча, медальоны. Вот уж не думал, что Арапова настолько лишена вкуса, хотя, скорей всего, обустройством особняка занимался дизайнер.
Перед глазами предстало помещение без окон, откуда в него проникал свет, было непонятно. Я попытался оценить ситуацию. Лежу на грязном матрасе в углу подвала, мое ложе в некоем подобии ниши, и, чтобы нормально встать на ноги, нужно почти на четвереньках выбраться из углубления в стене. На мне джинсы и мятая рубашка, а голова болит так, словно вчера вечером я выпил все имеющиеся в Москве запасы спиртного.
– Ты проснулся? – послышался из угла быстрый шепот.
Я сфокусировал взгляд: чуть поодаль на таком же грязном матрасе сидела Марина. От красивой укладки на ее голове не осталось и следа, макияж тоже испарился. Сейчас Арапова не выглядела хорошенькой куколкой, сразу стало понятно, что тридцатилетие – давно пройденный для дамы этап, но странным образом Марина стала от этого милее.
– Эй, ты как? – зашептала она.
– Ужасно, – признался я.
– Голова гудит?
– Да.
– И тошнит?
– Верно.
– Со мной то же самое, думаю, это результат применения большой дозы снотворного.
– Что? – не понял я.
– Похоже, похитители использовали пистолет, заряженный ампулами с наркозом, – вздохнула Арапова. – Такие применяют в ветеринарии, чтобы усыпить опасное животное.
– Хочешь сказать, что нас доставили в нужное место, когда мы спали?
– Именно так.
– Это Чечня?
– Думаю, да.
– Ну, это маловероятно.
– Почему?
– До мятежной республики не один день пути, – ответил я, борясь с подступающей к горлу тошнотой.
– Ваня, у тебя часы дату показывают?
– Конечно.
– Они электронные, не требующие подзаводки?
– Верно, механика лучше, но…
– Речь сейчас идет не о марках брегетов, – зашипела Марина, – а о том, что твой будильник исправно работает от батарейки, так?
– Так, – подтвердил я, плохо понимая, куда клонит Арапова.
– Помнишь, когда я пришла к вам?
– Сегодня вечером.
– Число назови!
– Двенадцатое апреля.
– А теперь на часы взгляни!
Я поднес руку к лицу и ахнул:
– Пятнадцатое!
– Верно, у меня то же самое.
– Но куда подевались тринадцатое и четырнадцатое?
– Мы их проспали, нас усыпили, оттого и голова гудит.
– Семь ровно, – в изумлении сказал я, – утро или вечер?
– Не знаю.
Я попытался собраться с мыслями.
– Надо позвонить по мобильному, набрать сто, там скажут, допустим, девятнадцать часов…
– Ваня, – перебила Марина, – у тебя сотовый есть?
Я похлопал себя по карманам.
– Нет! Впрочем, и кошелек отсутствует, и сигареты.
– И у меня забрали все.
– Карточка! Она пропала?
Марина фыркнула:
– Какой смысл ее красть? Без пин-кода и пароля это простой кусок пластика!
Внезапно меня осенило:
– Мы попали в руки к грабителям!
– Чушь, сидим в подвале, в Чечне.
– Нет, нет, нас обманули, обвели вокруг пальца, завезли сюда, чтобы отнять деньги и телефоны.
Арапова покрутила пальцем у виска.
– Ку-ку! Очнись! Слишком масштабная операция ради копеечной выгоды. Снотворное, поездка…
– А твой джип? Он же остался брошенным на дороге, – настаивал я.
Вдруг послышался лязг, дверь распахнулась, на пороге появился тощий, гибкий парень в джинсах и серой толстовке, лицо его было прикрыто вязаным шлемом.
– Очнулись? – спросил он странным, слишком высоким голосом с сильным акцентом.
– Да, – живо отозвалась Марина, – где Костя?
– Будет тебе Костя-Шмостя, карточку привезла?
– Она в украденном вами портмоне.
– Мы ничего не воруем!
– У меня тоже пропали вещи, – некстати влез я.
Юноша издал горловой звук.
– Вах! Их просто убрали.
– Верните сумочку, – велела Марина.
Парень обернулся и крикнул что-то на своем языке.
Ему кто-то ответил из темноты, и в руках парня волшебным образом возник пластиковый пакет. Чеченец швырнул его в нашу сторону.
– Берите, нам, воинам Аллаха, чужого не надо.
Марина встала, подняла кулек, вытащила оттуда сумку из змеиной кожи и суровым голосом спросила:
– Где Костя?
– Пошли, – велел чеченец.
По крутой лестнице мы выбрались наверх, и я невольно вздрогнул. Во дворе, который со всех сторон окружает сплошной бетонный забор, нет ни деревца, ни травинки. Впереди виден старый дом из красного кирпича, одно из его окон открыто, на подоконнике стоит радиоприемник, из него льется тихая музыка, по бокам – железные ставни, на которых чья-то неумелая рука нарисовала орнамент, отдаленно напоминающий виноградные листья. В центре двора находится лавочка, на ней сидят двое: мужчина с лицом, закрытым черным шлемом, и… Костя.
– Котик! – закричала Марина, кидаясь к сыну.
– Мама, – всхлипнул тот.
Чеченцы молча смотрели, как она судорожно обнимает сына. Я внезапно осел прямо на землю, от свежего воздуха дурнота не прошла, а странным образом усилилась. С неба сыпалась колкая белая крупа, потом резко подул ветер, тучи унесло, засияло солнце, низко висящее над оградой.
– Хватит, – рявкнул мужчина на лавочке, – давай карточку!
Марина вытащила из сумочки конверт.
– Вот.
– Пин говори и пароль.
– При всех орать? – прищурилась Арапова. – Может, громкоговоритель дадите? А то вдруг соседи не услышат.
Я поразился храбрости той, которую считал куклой Барби. Впрочем, одобрить поведение Марины никак нельзя. Похитителей не следует злить, не дай бог они взбеленятся и пристрелят нас. Наверное, последняя мысль отпечаталась на моем лбу, потому что Марина неожиданно усмехнулась.
– Крысы боятся огня, – сказала она, – нас, Ваня, не тронут, пока я цифры не сообщу. Убивать не станут, какой смысл? Без кода и пароля карточку можно выкинуть.
Юноша в черном шлеме кашлянул, мужчина на лавочке пнул Костю ногой.
– Гордая, да? – ехидно осведомился он.
– Уж не такая, как ваши бабы, – не сдала позиций Арапова.
– А-а-а, – протянул чеченец, – ну-ну.
Потом он встал, схватил Костю за волосы и в одно мгновение швырнул его на землю.
– Мама, – слабо пискнул парень.
Марина кинулась к сыну, но тут же замерла на месте. Чеченец успел вытащить пистолет и приставить его к голове Кости.
– Значит, так, – размеренно сказал он, – гордых учить надо, Аллах не велит заноситься, нельзя ставить себя над другими. Деньги лично мне не нужны, ни копейки из них не возьму, они на борьбу предназначены. Ну пропадет твоя карточка, и что? Из другого места средства придут. А тебе за гордость наказание, прощайся с сыном.
Марина посерела, Костино лицо окаменело, он попытался что-то сказать, но не сумел раскрыть рта. Я бросился к чеченцу.
– Бога ради, сжальтесь.
– Плохо быть гордой.
– Она от переживаний глупость сморозила, от страха.
Чеченец пнул Костю ногой, тот закричал, Марина продолжала стоять на месте.
– Видишь, – обратился ко мне мучитель, – не прав ты, плохая она мать.
– Просто замечательная, – заголосил я, словно базарная торговка, расхваливающая товар, – великолепная, умная, она вдова. Муж у нее погиб, сын только и остался. Не убивайте его, умоляю.
Чеченец засмеялся.
– На колени становись и проси.
Я рухнул, словно подкошенный, на землю.
– Отпустите Костю.
Первый раз в своей жизни я стоял перед кем-то на коленях. Я не церковный человек, у меня нет особого смирения и опыта земных поклонов, так же, как все, я подвержен греху гордыни, но сейчас был готов на что угодно, лишь бы не присутствовать при казни.
Понимаю, как упаду в ваших глазах, когда узнаете правду: мне, естественно, было жаль Костю, но еще больше я жалел себя. Если сейчас мерзавец выстрелит, голова несчастного парня разлетится на куски, меня потом всю оставшуюся жизнь будет мучить бессонница и преследовать картина кровавой расправы.
– Хорошо, – кивнул чеченец, – считай, ты его почти отпросил, теперь пусть она на колени станет. Ну, живо!
Марина медленно опустилась около меня.
– Проси, – велел чеченец.
– Мать голоса от стресса лишилась, – быстро встрял я, – давайте я за двоих молить стану.
– Значит, она онемела?
– Да, да.
– Тогда пусть мне ботинок поцелует, – улыбнулся во весь рот бандит.
Продолжая мерзко ухмыляться, он выставил вперед левую ногу, обутую в грязную кроссовку. Во дворе стало тихо-тихо, я почувствовал, что дико замерз. Холод пробрался под куртку, колени, стоявшие на земле, совсем заледенели.
– Ну? – издевательски напомнил бандит. – Ты сына получить хочешь? Я жду.
Мое горло будто сдавили стальные пальцы, а зрение отчего-то потеряло резкость. Сквозь возникший туман глаза с трудом различили, как белокурая голова наклонилась над ногой мерзавца.
– Хорошо, – засмеялся подонок, – теперь говори код, пароль и забирай парня.
– Нет, – прозвучал слишком громкий голос Марины, – сначала Костя и Ваня должны уехать, я остаюсь тут в заложниках, а потом…
Внезапно тихая музыка, лившаяся из стоящего на подоконнике приемника, стихла, и раздался приятный голос дикторши:
– В Москве двадцать часов…
Ее речь была прервана тягучим, длинным криком:
– Мухамма-а-а-ад…
Я сначала испугался, но через секунду понял, что это голос муллы, читающего молитву, где-то рядом расположена мечеть. Чеченцы вздрогнули, потом одновременно, словно по команде, достали из-под скамеечки два коврика, быстро расстелили их, стали на них коленями лицом к солнцу и принялись кланяться, бормоча непонятные слова. Я молча смотрел на их согнутые спины, наверно, они истинные мусульмане, если бросили все дела и кинулись совершать намаз. Но неужели их религия допускает похищение людей? И вообще, что дозволено совершать человеку во имя веры? Увы, история мировых религий полна кровавых страниц: Крестовые походы, костры инквизиции, борьба с раскольниками. А сколько войн происходило на земле из-за того, что мусульмане не хотели мирно жить рядом с христианами и наоборот! Неужели бог, которого почитают все верующие, мечтал именно о таком для своих детей?
Мулла пел, чеченцы молились. Внезапно на ум пришли абсолютно несвойственные мне мысли. Сейчас эти, с позволения сказать, правоверные отрешились от окружающего мира, что, если как следует пнуть их, выхватить у них оружие, пристрелить подонков и сбежать?
Желание расправиться с негодяями было настолько острым, что я шагнул было вперед, но тут же остановился.
Спокойно, Иван Павлович, откуда в тебе появился зверь? Да и не выйдет ничего хорошего из этой затеи. Даже если удастся отнять у чеченцев оружие, то воспользоваться им я не смогу, не умею стрелять. И куда нам бежать? Вокруг враждебно настроенные люди, ну выберемся мы с Мариной и Костей из этого двора, и что? Куда податься? Костя, похоже, практически не способен передвигаться, вон он сидит на холодной земле с совершенно безучастным видом. Наверное, похитители опоили его наркотиком или обкололи сильнодействующими транквилизаторами.
Нет, надо действовать иначе, мне одному не справиться с задачей вывода к своим слабого парня и женщины. Голос муллы обволакивал, бандиты исправно кланялись, стоя лицом к солнцу. Внезапно что-то показалось мне странным, некий диссонанс был в обстановке, царапнул душу…
Молитва оборвалась, негодяи резво встали, скатали коврики, и старший заявил:
– Хорошо. Будь по-твоему.
В ту же секунду молодой поднял руку, в его ладони блеснул странный пистолет, я, мигом сообразив, что нас опять собираются усыпить, быстро сел на мерзлую землю, ощутил, как холод пробирается под брюки, и, даже не почувствовав укола, лишился чувств.
* * *
В нос ударил резкий запах парфюмерии, глаза раскрылись, и я увидел кроваво-красную подушку в золотых разводах. Я сел и огляделся по сторонам. Богато убранная комната показалась мне знакомой, такое ощущение, что я уже видел эти стены, выкрашенные в нежно-розовый цвет, массивные кресла и диваны, картины в золоченых рамах, огромную плазменную панель… Взгляд упал на соседний диван, там лицом к спинке лежал Костя, его плечи мерно двигались, парень ровно дышал во сне.Я вскочил на подламывающиеся ноги и в ту же секунду понял: мы в загородном новом особняке Араповой. Марина построила дом недавно, а въехав в него, закатила невероятное по размаху и пышности новоселье, созвала в поселок с идиллическим названием Аленушкино абсолютно всех знакомых, естественно, приглашение получили и Нора, и Николетта, и ваш покорный слуга.
Помнится, оказавшись в огромной, стометровой гостиной, я был поражен безвкусной роскошью интерьера: повсюду золото, хрусталь, лепнина, стразы, парча, медальоны. Вот уж не думал, что Арапова настолько лишена вкуса, хотя, скорей всего, обустройством особняка занимался дизайнер.