Страница:
Яхтой Роберт с Ольгой так и не обзавелись, но не потому, что на плавсредство не хватило денег, а из-за морской болезни бывшей балерины. Это был единственный пункт Ольгиного плана, который остался невыполненным. Бедную женщину начинало тошнить, едва она вступала на палубу, поэтому про яхту пришлось забыть. Зато у Волковых теперь есть просторный особняк и красивый сад. В гараже стоят дорогие машины. Издательство «Роб» процветает. Нынче оно специализируется не только на литературе для эмигрантов из России, но и выпускает большое количество книг на разных языках, научных трудов, словарей, справочников, календарей.
Некогда купленная у Штиха типография превратилась в музей, а неподалеку от Бургштайна возник современный полиграфический комплекс, где работает почти все население разросшегося города. Большие оклады, социальный пакет, оплачиваемые отпуска, бесплатная медицинская помощь, детский сад. Сотрудники «Роба» пользуются многими привилегиями, количество желающих работать в издательстве и типографии превышает число вакансий. Роберт, ставший главой концерна, исповедует одно правило: эмигранту из России он работу находит всегда. Любой человек, постучавший в дом Волковых со словами: «Я прибыл из Москвы, у меня тяжелое материальное положение», моментально получает помощь.
Всех российских деятелей культуры от звезд до никому не известных, начинающих авторов, живших в особняке Волковых, невозможно вспомнить. В Бургштайне есть отличная гостиница, но ни один писатель из России там не останавливается, он гостит у Роберта, Оли и Бориса. Ярмарки книг, фестиваль поэзии, театральные представления по произведениям русских классиков – все это «Роб» организует, всячески пропагандируя литературу бывшего Отечества.
В этом году Оле исполнилось пятьдесят восемь лет. Роб чуть старше жены, Борис недавно отметил шестидесятилетний юбилей. Но не зря считается, что добрые дела молодят человека. Владельцы «Роба» выглядят максимум лет на сорок, они активны, занимаются спортом, не жалуются на здоровье и полны творческих планов. Правда, Боря по-прежнему покашливает, но это не мешает ему водить автомобиль, скакать на лошади по кличке Марта и работать от восхода до заката.
Бургштайн незаметно превратился в центр российской эмиграции, а местное население поголовно освоило язык Пушкина. В любом учреждении, магазине или кафе найдется служащий, который с легким акцентом произнесет на русском:
– Здравствуйте! Чем могу служить?
Едва я приехала в Бургштайн, как меня окружили такой любовью, что я даже растерялась. Иначе, чем «Вилка-великая», Олечка меня не называет, причем ее слова звучат абсолютно искренне: она на самом деле считает меня гениальной. Сначала я ежилась, пыталась углядеть подковырку или шутку в ее словах, но потом до меня дошло: в Европе практически отсутствует снобизм. В России автора криминальных романов считают треш-литератором, а того, кто его читает, – малообразованным идиотом. Люди не хотят открыто признаваться в любви к детективам Смоляковой, а сами писатели развлекательного жанра мнутся, услышав от журналистов вопрос:
– Вам не стыдно портить вкус читателей своими поделками?
Но стоит пересечь границу России, как попадаешь в иное измерение, где человек спокойно признается:
– Еду на курорт, накупил покетбуков с револьверами на обложках.
Западные журналисты понимают, что в литературе есть разные жанры, и ни одному не приклеивают эпитета «низкий». Мне непонятно, почему в России сложилась обратная ситуация? Может, наша пресса слишком завистлива? Несмотря на то что все читают исключительно Пушкина, тиражи у российских писателей криминальной литературы высокие. Смолякова давно обогнала Александра Сергеевича по количеству проданных за год книг.
Не стану больше размышлять о судьбе российской литературы. Для этого есть специально обученные люди. Лучше расскажу, где сейчас нахожусь.
Ярмарка в Бургштайне вчера закрылась, я подписала книги фанатам и раздала интервью. Накануне я сделала красивую укладку, выбрала платье, дополнила его скромными, но вполне достойными украшениями, а потом решила показаться во всей красе перед Олей, спросить у нее, хорошо ли буду выглядеть.
При полном параде я спустилась в огромную гостиную и увидела двух мужчин в белых комбинезонах. Они устанавливали в центре комнаты вечнозеленое дерево.
– Елка! – удивилась я.
– Скоро праздник, – напомнил один из рабочих. – Ольга всегда устанавливает ель за пять суток до торжества.
Я посмотрела на календарь, стоявший в серебряной рамке на белом фортепьяно.
– Но завтра девятнадцатое декабря! До тридцать первого уйма времени.
Мужчины улыбнулись.
– Рождество двадцать пятого, – произнес один.
– Вообще-то Волковы его два раза отмечают, – уточнил второй, – по европейскому календарю, затем нашенское, седьмого января, ну и Новый год соответственно.
– Отлично мы устроились, – перебил первый мужчина, – получаем много подарков. В Европе последний день года почти не отмечают, для них главное, когда Иисус на свет появился. Но Ольга всем по четыре сувенира готовит.
– Хорошо получать презенты, – согласился другой, – пустячок, а приятно. Уж извините, мы тут пошумим недолго.
В глубокой задумчивости я покинула гостиную. Собираясь в Бургштайн, я начисто забыла про Рождество. Обратный билет у меня куплен на утро тридцать первого декабря, я рассчитывала вернуться около семи вечера домой и достать из чемодана сувениры, приобретенные за границей. Но не вспомнила про католическое Рождество! Двадцать пятого декабря Оля, Роберт, Борис и, наверное, многочисленные гости соберутся у переливающейся разноцветными огоньками ели. Руку на отсечение даю, радушная хозяйка приготовила мне сюрприз. Правила приличия требуют сделать ответный подарок. Остается один выход: приобрести в Бургштайне сувенир и выдать его за привезенный из Москвы.
Я повеселела и пошла искать Раису – экономку Волковых. Она на кухне старательно терла мягкой тряпочкой салатницу.
– Вы сами чистите столовое серебро? – удивилась я. – В доме же есть горничная.
Раиса отложила в сторону полировочное средство.
– Оно верно, – вздохнула она, – но разве сейчас найдешь хорошую прислугу? Я Олечке постоянно жужжу: «Ну давайте пригласим тайку. Они тихие, очень аккуратные, исполнительные. Все, у кого азиатки служат, нарадоваться на них не могут». Но она отвечает: «Рая, ты мою позицию знаешь. Главное, обеспечить работой российских девушек!» Хотите чаю?
Экономка встала и, не дожидаясь моего ответа, пошла к шкафчику с посудой. Говорить при этом она не переставала:
– К сожалению, у наших девочек свои планы. Никто не нанимается на длительный срок. Придут в дом, поработают несколько месяцев и ну петь: «Ольга Сергеевна, мы учиться хотим, не желаем всю жизнь с тряпкой бегать». Красиво получается! Прикатили, отъелись, приоделись за хозяйский счет, знакомства завели, и адью. Олечка – добрая душа, всем помогает. Тьфу! Серебро я никому чистить не доверю, поцарапают, помнут!
Я решила перевести беседу на интересующую меня тему:
– Раечка, есть ли в Бургштайне магазин, где торгуют сувенирами из России?
– Матрешки, оренбургские платки, вологодские кружева, шкатулки из Палеха, жостовские подносы? – спросила Рая.
Я кивнула.
– Здесь этого добра навалом, – протянула экономка, – в южной части Бургштайна есть Рашен-авеню, там на каждом углу гжель, деревянные игрушки, значки, ушанки – а зачем это вам?
– Хочу сувенир купить, – призналась я.
Глава 3
Глава 4
Некогда купленная у Штиха типография превратилась в музей, а неподалеку от Бургштайна возник современный полиграфический комплекс, где работает почти все население разросшегося города. Большие оклады, социальный пакет, оплачиваемые отпуска, бесплатная медицинская помощь, детский сад. Сотрудники «Роба» пользуются многими привилегиями, количество желающих работать в издательстве и типографии превышает число вакансий. Роберт, ставший главой концерна, исповедует одно правило: эмигранту из России он работу находит всегда. Любой человек, постучавший в дом Волковых со словами: «Я прибыл из Москвы, у меня тяжелое материальное положение», моментально получает помощь.
Всех российских деятелей культуры от звезд до никому не известных, начинающих авторов, живших в особняке Волковых, невозможно вспомнить. В Бургштайне есть отличная гостиница, но ни один писатель из России там не останавливается, он гостит у Роберта, Оли и Бориса. Ярмарки книг, фестиваль поэзии, театральные представления по произведениям русских классиков – все это «Роб» организует, всячески пропагандируя литературу бывшего Отечества.
В этом году Оле исполнилось пятьдесят восемь лет. Роб чуть старше жены, Борис недавно отметил шестидесятилетний юбилей. Но не зря считается, что добрые дела молодят человека. Владельцы «Роба» выглядят максимум лет на сорок, они активны, занимаются спортом, не жалуются на здоровье и полны творческих планов. Правда, Боря по-прежнему покашливает, но это не мешает ему водить автомобиль, скакать на лошади по кличке Марта и работать от восхода до заката.
Бургштайн незаметно превратился в центр российской эмиграции, а местное население поголовно освоило язык Пушкина. В любом учреждении, магазине или кафе найдется служащий, который с легким акцентом произнесет на русском:
– Здравствуйте! Чем могу служить?
Едва я приехала в Бургштайн, как меня окружили такой любовью, что я даже растерялась. Иначе, чем «Вилка-великая», Олечка меня не называет, причем ее слова звучат абсолютно искренне: она на самом деле считает меня гениальной. Сначала я ежилась, пыталась углядеть подковырку или шутку в ее словах, но потом до меня дошло: в Европе практически отсутствует снобизм. В России автора криминальных романов считают треш-литератором, а того, кто его читает, – малообразованным идиотом. Люди не хотят открыто признаваться в любви к детективам Смоляковой, а сами писатели развлекательного жанра мнутся, услышав от журналистов вопрос:
– Вам не стыдно портить вкус читателей своими поделками?
Но стоит пересечь границу России, как попадаешь в иное измерение, где человек спокойно признается:
– Еду на курорт, накупил покетбуков с револьверами на обложках.
Западные журналисты понимают, что в литературе есть разные жанры, и ни одному не приклеивают эпитета «низкий». Мне непонятно, почему в России сложилась обратная ситуация? Может, наша пресса слишком завистлива? Несмотря на то что все читают исключительно Пушкина, тиражи у российских писателей криминальной литературы высокие. Смолякова давно обогнала Александра Сергеевича по количеству проданных за год книг.
Не стану больше размышлять о судьбе российской литературы. Для этого есть специально обученные люди. Лучше расскажу, где сейчас нахожусь.
Ярмарка в Бургштайне вчера закрылась, я подписала книги фанатам и раздала интервью. Накануне я сделала красивую укладку, выбрала платье, дополнила его скромными, но вполне достойными украшениями, а потом решила показаться во всей красе перед Олей, спросить у нее, хорошо ли буду выглядеть.
При полном параде я спустилась в огромную гостиную и увидела двух мужчин в белых комбинезонах. Они устанавливали в центре комнаты вечнозеленое дерево.
– Елка! – удивилась я.
– Скоро праздник, – напомнил один из рабочих. – Ольга всегда устанавливает ель за пять суток до торжества.
Я посмотрела на календарь, стоявший в серебряной рамке на белом фортепьяно.
– Но завтра девятнадцатое декабря! До тридцать первого уйма времени.
Мужчины улыбнулись.
– Рождество двадцать пятого, – произнес один.
– Вообще-то Волковы его два раза отмечают, – уточнил второй, – по европейскому календарю, затем нашенское, седьмого января, ну и Новый год соответственно.
– Отлично мы устроились, – перебил первый мужчина, – получаем много подарков. В Европе последний день года почти не отмечают, для них главное, когда Иисус на свет появился. Но Ольга всем по четыре сувенира готовит.
– Хорошо получать презенты, – согласился другой, – пустячок, а приятно. Уж извините, мы тут пошумим недолго.
В глубокой задумчивости я покинула гостиную. Собираясь в Бургштайн, я начисто забыла про Рождество. Обратный билет у меня куплен на утро тридцать первого декабря, я рассчитывала вернуться около семи вечера домой и достать из чемодана сувениры, приобретенные за границей. Но не вспомнила про католическое Рождество! Двадцать пятого декабря Оля, Роберт, Борис и, наверное, многочисленные гости соберутся у переливающейся разноцветными огоньками ели. Руку на отсечение даю, радушная хозяйка приготовила мне сюрприз. Правила приличия требуют сделать ответный подарок. Остается один выход: приобрести в Бургштайне сувенир и выдать его за привезенный из Москвы.
Я повеселела и пошла искать Раису – экономку Волковых. Она на кухне старательно терла мягкой тряпочкой салатницу.
– Вы сами чистите столовое серебро? – удивилась я. – В доме же есть горничная.
Раиса отложила в сторону полировочное средство.
– Оно верно, – вздохнула она, – но разве сейчас найдешь хорошую прислугу? Я Олечке постоянно жужжу: «Ну давайте пригласим тайку. Они тихие, очень аккуратные, исполнительные. Все, у кого азиатки служат, нарадоваться на них не могут». Но она отвечает: «Рая, ты мою позицию знаешь. Главное, обеспечить работой российских девушек!» Хотите чаю?
Экономка встала и, не дожидаясь моего ответа, пошла к шкафчику с посудой. Говорить при этом она не переставала:
– К сожалению, у наших девочек свои планы. Никто не нанимается на длительный срок. Придут в дом, поработают несколько месяцев и ну петь: «Ольга Сергеевна, мы учиться хотим, не желаем всю жизнь с тряпкой бегать». Красиво получается! Прикатили, отъелись, приоделись за хозяйский счет, знакомства завели, и адью. Олечка – добрая душа, всем помогает. Тьфу! Серебро я никому чистить не доверю, поцарапают, помнут!
Я решила перевести беседу на интересующую меня тему:
– Раечка, есть ли в Бургштайне магазин, где торгуют сувенирами из России?
– Матрешки, оренбургские платки, вологодские кружева, шкатулки из Палеха, жостовские подносы? – спросила Рая.
Я кивнула.
– Здесь этого добра навалом, – протянула экономка, – в южной части Бургштайна есть Рашен-авеню, там на каждом углу гжель, деревянные игрушки, значки, ушанки – а зачем это вам?
– Хочу сувенир купить, – призналась я.
Глава 3
Раечка засмеялась:
– Вот уж всем глупостям глупость. – В ту же секунду она спохватилась: – То есть я хотела сказать, нет ни малейшего смысла покупать здесь российский товар!
Я смутилась:
– Вы меня неправильно поняли, я хочу приобрести Оле подарок на Рождество.
Рая выслушала мой сбивчивый рассказ, поправила идеальную прическу и сказала:
– Виолочка, разрешите дать вам совет?
– С удовольствием выслушаю, – кивнула я.
Экономка указала на дверь.
– Там, в самом конце коридора, есть комната, Олечка называет ее музеем. Хозяйка велит складывать туда сувениры из России. Можете полюбопытствовать. Оля очень щепетильна, никогда не выбросит даже поломанной деревянной ложки, если получила ее в дар. Пойдемте покажу, как она все устроила.
Я покорно последовала за Раисой и очутилась в просторном, почти пятидесятиметровом зале со стеклянными витринами и стеллажами. Идея обрадовать Ольгу матрешкой перестала казаться мне привлекательной, примитивных кукол здесь было несметное множество. А еще тут оказалось много изделий из Гжели, преимущественно сахарниц, горели золотом деревянные хохломские поделки, лакированные ложки, на полках в ряд выстроилось штук двадцать томов «Сокровища Московского Кремля», висели варежки с цветочным узором, павловопосадские платки. В углу скалило зубы чучело медведя в кепке. Каждый экспонат снабжался табличкой с надписью: «Дар нашего гостя из России», далее шли имя, отчество и фамилия.
– Супер, – вырвалось у меня, – не хватает лишь селедки и черного хлеба с кислой капустой.
– Привозят, – кивнула Рая, – но продукты приходится съедать, их не сохранишь. Ну и подумайте, зачем Олечке еще одна деревянная расписная игрушка?
– Незачем, – грустно согласилась я, – но ведь неудобно прийти на Рождество с пустыми руками.
Раиса подняла брови.
– Есть один вариант. Олечка обожает бургштайнскую коврижку, ее пекут исключительно к Рождеству, только раз в году.
– Куплю ее в местном супермаркете, – обрадовалась я, – не особенно дорогое кондитерское изделие.
– Фу! – скривилась Раиса. – Это для приезжих. Наивные туристы охотно хватают ерунду, они не знают, что выпечка из супермаркета похожа на настоящую рождественскую коврижку, как бабочка на носорога. У каждой хозяйки Бургштайна свой рецепт, он передается из поколения в поколение, ну а те, кто недавно приехал, стараются не ударить в грязь лицом, ищут в старинных книгах состав лакомства. Двадцать четвертого декабря на главной площади пройдет фестиваль, где выберут главную коврижку города. Все хозяйки соберутся, владельцы пекарен, они принесут свои изделия. Так вот! Если вы вручите Оле собственноручно изготовленное праздничное угощение, это будет фурор! Хозяйка обожает сладкое, и в Бургштайне очень ценится хэндмейд! Конечно, можно купить шкатулку, но если вы сами придумаете дизайн, распишете деревянное изделие, вот это поставят в гостиной и будут хвастаться перед гостями: «Гляньте, какое чудо Виола сварганила». А уж коврижка и вовсе потрясет Олю.
– Странно, – пожала я плечами.
– Если учитывать местные реалии, то нет, – возразила Раечка, – в Бургштайне можно купить все. Зашли в лавку, приобрели платок, сумку, шаль, ежедневник, велели празднично запаковать, отдали деньги и ушли. А вот если вы сами постарались, потратили свое время, оно тут намного больше ценится, чем банальные евро. Хэндмейд словно говорит: «Очень хотела вам удовольствие доставить, старалась изо всех сил». Я понятно выражаюсь?
– Более чем, – кивнула я, – идея с коврижкой замечательная, но есть одна сложность: я отвратительно готовлю, печь вообще не умею, рецептов не знаю.
Раиса улыбнулась:
– Так и быть! Покажу вам свою заветную тетрадочку! Сегодня вечером после работы отведу вас к себе, и мы вместе испечем фестброд. Так в Бургштайне называют рождественское угощение, дословный перевод…
– Праздничный хлеб, – щегольнула я эрудицией.
– Договорились! – шлепнула ладонью по столу Рая.
– Право, мне неудобно, – смутилась я, – он засохнет до Рождества, и получается, что подарок приготовили вы.
– Фестброд лежит месяц и не теряет свежести, я вам помогать особенно не намерена, объясню последовательность действий, а уж дальше вы сами, – возразила Рая.
– Надо продукты купить! – озаботилась я.
– С этим проблем нет, – успокоила меня экономка, – заедем в супермаркет.
– Огромное спасибо, – принялась я благодарить Раису, – вы меня выручили.
Экономка подала мне чашку.
– Виола, я ваша страстная поклонница. Прочитала все изданные в России книги и очень рада, что они появятся в Европе в красивом оформлении, на хорошей бумаге. Извините за прямоту, но в Москве вас печатают как макулатуру, а Олечка и Роберт с Борисом тщательнейшим образом пекутся о внешнем виде изданий. Я польщена, что могу оказать пустяковую услугу обожаемой писательнице.
Я отхлебнула изумительно вкусный чай с ароматом ванили. Как хорошо, что в доме издателя обнаружилась преданная поклонница Арины Виоловой! Я вначале удивилась, ну почему экономка решила потратить на гостью из России свое свободное время, но теперь все поняла.
Когда мы, нагруженные пакетами, подошли к крохотному зданию с голубыми ставнями, на которых были вырезаны сердечки, я не удержалась от возгласа:
– Какая красота! Напоминает пряничный домик, куда случайно забрели герои сказок Гензель и Гретель!
Раиса поставила сумки на маленький столик, расположенный прямо у двери.
– Ну, в том пряничном домике обитала злая ведьма!
Я прикусила язык, а Раиса рассмеялась:
– У вас такое несчастное лицо!
– Вроде глупость сказала, – вздохнула я, – извините, совсем забыла про колдунью.
Рая вынула из сумки ключи.
– Виола, придется вам кое-что рассказать. У меня есть муж, Анатолий, он немного странный, живет так, как хочет.
– Многие мужчины ведут себя соответственно с личными желаниями, – осторожно сказала я, – женщины вынуждены вести домашнее хозяйство, воспитывать детей, а сильный пол часто манкирует своими обязанностями.
Рая облокотилась о столик.
– Толя математик. У него есть только одна страсть – решать уравнения.
– Хорошо, когда супруг увлечен делом, – нашлась я.
Экономка вздохнула.
– Оно верно, но у Толи есть одна особенность. Он никогда не выходит на улицу. Что происходит вне дома, его не интересует. А если к нам заглядывают посторонние, Анатолий носа из своей комнаты не высунет!
– Кем он работает? – спросила я.
Глаза Раи забегали из стороны в сторону.
– Толик решает некую задачу. Когда успешно завершит вычисления, получит миллион долларов.
– Вы шутите? – улыбнулась я.
Но Раиса была серьезна, как пограничный столб.
– Эта сумма обещана ученому, который справится с решением. Толя невероятно талантлив, но, как у всякого великого человека, у него есть заморочки. Газеты недавно сообщали о российском математике Григории Перельмане, который, как и Толик, работал над задачей, получил верный ответ, но не захотел взять положенное вознаграждение. Перельман живет в тесной квартирке вместе с мамой, скудно питается, но его абсолютно не интересует золотой телец. Полагаю, он родной брат Толи. Тот бы тоже наплевал на миллион. Но есть я, страшная жадина, мне богатство не помешает, в чем честно и признаюсь. Зачем я вам это рассказала? Все наши знакомые в курсе привычек Толи, никто не удивляется, что он прячется от чужих взоров. Иногда у Анатолия бывает плохое настроение, связано это с напряженной работой. Муж может злиться, кричать, но, поверьте, к вам его слова ни малейшего отношения не имеют! Он ведь вас даже не знает. Поэтому не обижайтесь, если услышите нечто неприятное. Толя большой ребенок, но гениальный.
Завершив тираду, Рая открыла дверь, мы прошли на кухню и начали священнодействовать над коврижкой. В крохотном домике стояла тишина, даже часы тикали беззвучно.
– У вас есть кошки или собаки? – завела я пустой разговор.
– У Толи аллергия на шерсть, – ответила Рая.
Я украдкой оглядела место, где она готовит пищу. Очень похоже, что жизнь семьи крутится вокруг мужа. На холодильник при помощи магнита было прикреплено объявление «Лекарства для Толи. Кондор – утром; Флорбистол – днем; Романол – вечером». На столе в железной подставке хранилась бутылка, на ее этикетке я прочла надпись, сделанную красным маркером: «Бальзам для Толи». А когда я перед готовкой заглянула в идеально чистую ванную, чтобы помыть руки, то наткнулась на крючки с надписью «Толя», на трех висело по махровому полотенцу, остальные были заняты новыми халатами, теплым, из тонкой махры, и шелковым, зеленым в серую клетку. На стене на уровне глаз висело дацзыбао: «Толя! Весы»! Жирная красная стрелка указывала вниз, где на полу находился темно-синий аппарат с окошком, в котором виднелась цифра 0.
Когда форма с тестом была засунута в духовку, Рая удовлетворенно крякнула и проронила:
– Мы сделали большое дело, нужно себя вознаградить. Как насчет кофейку с капелькой шерри и шоколадными конфетами из Брюсселя?
Я тут же вспомнила, что бельгийский шоколад самый дорогой в мире, и воскликнула:
– Спасибо, лучше один кофе.
– Не любишь сладкое? – усмехнулась экономка, с которой мы в процессе создания кондитерского шедевра успели перейти на «ты».
– Да, – лихо соврала я.
Раиса засмеялась:
– Вилка, ты очень напоминаешь меня саму в молодости. Знай, повышенная деликатность сильно осложняет жизнь. Не стоит стараться быть удобной для окружающих. В гостях надо всегда охотно есть то, что предлагают, даже если хозяева открывают новую коробку конфет. Знаешь, почему? Если хозяйка добрая, ей приятно, а если жадная и угощает только из желания произвести хорошее впечатление, то так скряге и надо! Слопай всю!
Я улыбнулась:
– Отличная идея, но, боюсь, больше трех шоколадок во мне не уместится!
– Не говори «гоп», пока не перескочишь, – пропела Рая, – сейчас принесу шоколад, я держу его в холодной кладовой.
Хозяйка ушла, а через пару секунд из глубины коридора донесся скрипучий, недовольный мужской голос:
– Чай! Принеси чаю! Немедленно!
Вернувшаяся на кухню Раиса попыталась уговорить Анатолия немного подождать, но тот перешел на крик, и хозяйка, извинившись, стала готовить мужу трапезу. Я молча наблюдала за ее отработанными движениями. Рая постелила на серебряный поднос полотняную салфетку, поставила на нее чайник с заваркой, фарфоровую чашку с блюдцем, сахарницу, тарелку с бутербродами, плошку с медом и осторожно понесла все это к двери.
Я осталась на кухне одна. Из коридора опять донесся дребезжащий баритон математика:
– Сколько раз напоминать! Где моя махровая салфетка? А?
– Прости, дорогой, забыла, – ответила Раиса, – сейчас принесу из чулана.
– Это неуважение! – заявил Анатолий.
– Уже бегу, – попыталась купировать скандал Рая.
Но Анатолий не унимался:
– Всякий раз одно и то же! Без махровой салфетки!
– Уже бегу, милый, – заверила Раиса.
– Синего цвета! – напомнил Анатолий. – Не красного! …!
Площадная брань резанула мне ухо.
– Да-да, конечно, – воскликнула Раиса и, видимо, ушла. Стало тихо, затем раздался крик:
– …! …! Куда прешь, идиотка!
– Прости, милый! – ответила Рая, и опять наступила тишина.
Очевидно, Анатолий помиловал супругу, потому что перестал к ней придираться. Я мысленно пожалела Раису. Семейная жизнь – дело непростое, а уж существование с гением просто невыносимо. Математик – откровенный эгоист и грубиян. Мало того, что шпыняет жену, словно прислугу, так еще и требует салфетки определенного цвета. Интересно, как бы я поступила, заведи Юра подобные речи? Ну, наверное, первый раз напоила бы его чаем, но на второй сказала бы: «Гениальность не оправдывает эгоизм, придется тебе топать на кухню и самому наливать себе чай. Мне, кстати, тоже можешь сделать кружечку!»
Ну по какой причине некоторые женщины отдаются в добровольное рабство мужчине? Анатолий великий математик? Но, простите, кто об этом знает, кроме супруги? Ученый еще не решил задачу, он пока с ней сражается, и неизвестно, кто победит – Анатолий или уравнение. Этак и я могу объявить себя эпохальной писательницей, сесть в уютном кабинете и гонять Шумакова на кухню за сладкими пирожками, злясь и бурча ему в спину: «Эй, пошевеливайся. Я работаю над великой книгой, которая перевернет весь мир».
Поосторожней надо с подобными заявлениями, еще неизвестно, что или кто перевернется, когда опус попадет на прилавки. И не факт, что роман будет написан. Всякий раз, когда я слышу фразу: «Я далек от всего материального, не хожу на службу, ежедневная работа отупляет, обдумываю философское произведение, которое даст человечеству ответы на все вопросы», – мне хочется поинтересоваться: «А кто вас кормит? Одевает? Оплачивает коммунальные услуги?»
Никто из тех, кто объявил себя гением, не ходит босым, голым или голодным. Наоборот, самопровозглашенные гении, как правило, вполне упитанные.
В кухню вплыл терпкий запах дорогого мужского одеколона. Я невольно чихнула, подняла глаза и увидела на пороге невысокого коренастого человека, одетого самым нелепым образом. На незнакомце было черное пальто из качественного кашемира. Воротник поднят, шею обвивал темно-серый шарф. Чуть более длинные, чем надо, брюки внизу собрались складками, которые падали на тупоносые ботинки с высокой платформой. На голове торчала дурацкая шерстяная бордовая шапочка, из-под нее выбивались длинные, чуть вьющиеся, поседевшие волосы. Мужчина явно не был частым посетителем парикмахерской или пытался походить на Эйнштейна, который, судя по известным фотографиям, предпочитал такую же прическу. Только у физика волосы были откинуты назад, а у этого типа густая челка опускалась до оправы больших, слегка затемненных очков. Подбородок незнакомец прятал в кашне, я не смогла в деталях рассмотреть его лицо. Руки странного типа украшали ярко-голубые перчатки. Поверьте, редко встретишь на улице человека, одетого столь нелепым образом. Пальто было ему велико, плечи свисали, а длинный шарф походил на скрученную простыню, шапочка могла бы хорошо смотреться на подростке, который катается на сноуборде, на седых волосах она выглядела диковато. Ботинки на карикатурно толстой подошве буквально кричали о комплексе неполноценности, а голубые перчатки вызывали недоумение. Вроде человек, облаченный в черное, не должен выделяться из толпы. Но этот индивидуум ухитрился достичь эффекта, о котором мечтают некоторые женщины: его было невозможно не заметить.
Я моргнула, опомнилась и сказала:
– Здравствуйте.
Дядька вздрогнул, развернулся и быстро убежал. Мне оставалось лишь удивляться: кто же он такой и как попал в дом? Отлично помню, что Раиса тщательно заперла дверь, когда мы с ней вошли в прихожую. Может, у мужчины имелся ключ? Или здесь есть черный ход?
– Вот уж всем глупостям глупость. – В ту же секунду она спохватилась: – То есть я хотела сказать, нет ни малейшего смысла покупать здесь российский товар!
Я смутилась:
– Вы меня неправильно поняли, я хочу приобрести Оле подарок на Рождество.
Рая выслушала мой сбивчивый рассказ, поправила идеальную прическу и сказала:
– Виолочка, разрешите дать вам совет?
– С удовольствием выслушаю, – кивнула я.
Экономка указала на дверь.
– Там, в самом конце коридора, есть комната, Олечка называет ее музеем. Хозяйка велит складывать туда сувениры из России. Можете полюбопытствовать. Оля очень щепетильна, никогда не выбросит даже поломанной деревянной ложки, если получила ее в дар. Пойдемте покажу, как она все устроила.
Я покорно последовала за Раисой и очутилась в просторном, почти пятидесятиметровом зале со стеклянными витринами и стеллажами. Идея обрадовать Ольгу матрешкой перестала казаться мне привлекательной, примитивных кукол здесь было несметное множество. А еще тут оказалось много изделий из Гжели, преимущественно сахарниц, горели золотом деревянные хохломские поделки, лакированные ложки, на полках в ряд выстроилось штук двадцать томов «Сокровища Московского Кремля», висели варежки с цветочным узором, павловопосадские платки. В углу скалило зубы чучело медведя в кепке. Каждый экспонат снабжался табличкой с надписью: «Дар нашего гостя из России», далее шли имя, отчество и фамилия.
– Супер, – вырвалось у меня, – не хватает лишь селедки и черного хлеба с кислой капустой.
– Привозят, – кивнула Рая, – но продукты приходится съедать, их не сохранишь. Ну и подумайте, зачем Олечке еще одна деревянная расписная игрушка?
– Незачем, – грустно согласилась я, – но ведь неудобно прийти на Рождество с пустыми руками.
Раиса подняла брови.
– Есть один вариант. Олечка обожает бургштайнскую коврижку, ее пекут исключительно к Рождеству, только раз в году.
– Куплю ее в местном супермаркете, – обрадовалась я, – не особенно дорогое кондитерское изделие.
– Фу! – скривилась Раиса. – Это для приезжих. Наивные туристы охотно хватают ерунду, они не знают, что выпечка из супермаркета похожа на настоящую рождественскую коврижку, как бабочка на носорога. У каждой хозяйки Бургштайна свой рецепт, он передается из поколения в поколение, ну а те, кто недавно приехал, стараются не ударить в грязь лицом, ищут в старинных книгах состав лакомства. Двадцать четвертого декабря на главной площади пройдет фестиваль, где выберут главную коврижку города. Все хозяйки соберутся, владельцы пекарен, они принесут свои изделия. Так вот! Если вы вручите Оле собственноручно изготовленное праздничное угощение, это будет фурор! Хозяйка обожает сладкое, и в Бургштайне очень ценится хэндмейд! Конечно, можно купить шкатулку, но если вы сами придумаете дизайн, распишете деревянное изделие, вот это поставят в гостиной и будут хвастаться перед гостями: «Гляньте, какое чудо Виола сварганила». А уж коврижка и вовсе потрясет Олю.
– Странно, – пожала я плечами.
– Если учитывать местные реалии, то нет, – возразила Раечка, – в Бургштайне можно купить все. Зашли в лавку, приобрели платок, сумку, шаль, ежедневник, велели празднично запаковать, отдали деньги и ушли. А вот если вы сами постарались, потратили свое время, оно тут намного больше ценится, чем банальные евро. Хэндмейд словно говорит: «Очень хотела вам удовольствие доставить, старалась изо всех сил». Я понятно выражаюсь?
– Более чем, – кивнула я, – идея с коврижкой замечательная, но есть одна сложность: я отвратительно готовлю, печь вообще не умею, рецептов не знаю.
Раиса улыбнулась:
– Так и быть! Покажу вам свою заветную тетрадочку! Сегодня вечером после работы отведу вас к себе, и мы вместе испечем фестброд. Так в Бургштайне называют рождественское угощение, дословный перевод…
– Праздничный хлеб, – щегольнула я эрудицией.
– Договорились! – шлепнула ладонью по столу Рая.
– Право, мне неудобно, – смутилась я, – он засохнет до Рождества, и получается, что подарок приготовили вы.
– Фестброд лежит месяц и не теряет свежести, я вам помогать особенно не намерена, объясню последовательность действий, а уж дальше вы сами, – возразила Рая.
– Надо продукты купить! – озаботилась я.
– С этим проблем нет, – успокоила меня экономка, – заедем в супермаркет.
– Огромное спасибо, – принялась я благодарить Раису, – вы меня выручили.
Экономка подала мне чашку.
– Виола, я ваша страстная поклонница. Прочитала все изданные в России книги и очень рада, что они появятся в Европе в красивом оформлении, на хорошей бумаге. Извините за прямоту, но в Москве вас печатают как макулатуру, а Олечка и Роберт с Борисом тщательнейшим образом пекутся о внешнем виде изданий. Я польщена, что могу оказать пустяковую услугу обожаемой писательнице.
Я отхлебнула изумительно вкусный чай с ароматом ванили. Как хорошо, что в доме издателя обнаружилась преданная поклонница Арины Виоловой! Я вначале удивилась, ну почему экономка решила потратить на гостью из России свое свободное время, но теперь все поняла.
Когда мы, нагруженные пакетами, подошли к крохотному зданию с голубыми ставнями, на которых были вырезаны сердечки, я не удержалась от возгласа:
– Какая красота! Напоминает пряничный домик, куда случайно забрели герои сказок Гензель и Гретель!
Раиса поставила сумки на маленький столик, расположенный прямо у двери.
– Ну, в том пряничном домике обитала злая ведьма!
Я прикусила язык, а Раиса рассмеялась:
– У вас такое несчастное лицо!
– Вроде глупость сказала, – вздохнула я, – извините, совсем забыла про колдунью.
Рая вынула из сумки ключи.
– Виола, придется вам кое-что рассказать. У меня есть муж, Анатолий, он немного странный, живет так, как хочет.
– Многие мужчины ведут себя соответственно с личными желаниями, – осторожно сказала я, – женщины вынуждены вести домашнее хозяйство, воспитывать детей, а сильный пол часто манкирует своими обязанностями.
Рая облокотилась о столик.
– Толя математик. У него есть только одна страсть – решать уравнения.
– Хорошо, когда супруг увлечен делом, – нашлась я.
Экономка вздохнула.
– Оно верно, но у Толи есть одна особенность. Он никогда не выходит на улицу. Что происходит вне дома, его не интересует. А если к нам заглядывают посторонние, Анатолий носа из своей комнаты не высунет!
– Кем он работает? – спросила я.
Глаза Раи забегали из стороны в сторону.
– Толик решает некую задачу. Когда успешно завершит вычисления, получит миллион долларов.
– Вы шутите? – улыбнулась я.
Но Раиса была серьезна, как пограничный столб.
– Эта сумма обещана ученому, который справится с решением. Толя невероятно талантлив, но, как у всякого великого человека, у него есть заморочки. Газеты недавно сообщали о российском математике Григории Перельмане, который, как и Толик, работал над задачей, получил верный ответ, но не захотел взять положенное вознаграждение. Перельман живет в тесной квартирке вместе с мамой, скудно питается, но его абсолютно не интересует золотой телец. Полагаю, он родной брат Толи. Тот бы тоже наплевал на миллион. Но есть я, страшная жадина, мне богатство не помешает, в чем честно и признаюсь. Зачем я вам это рассказала? Все наши знакомые в курсе привычек Толи, никто не удивляется, что он прячется от чужих взоров. Иногда у Анатолия бывает плохое настроение, связано это с напряженной работой. Муж может злиться, кричать, но, поверьте, к вам его слова ни малейшего отношения не имеют! Он ведь вас даже не знает. Поэтому не обижайтесь, если услышите нечто неприятное. Толя большой ребенок, но гениальный.
Завершив тираду, Рая открыла дверь, мы прошли на кухню и начали священнодействовать над коврижкой. В крохотном домике стояла тишина, даже часы тикали беззвучно.
– У вас есть кошки или собаки? – завела я пустой разговор.
– У Толи аллергия на шерсть, – ответила Рая.
Я украдкой оглядела место, где она готовит пищу. Очень похоже, что жизнь семьи крутится вокруг мужа. На холодильник при помощи магнита было прикреплено объявление «Лекарства для Толи. Кондор – утром; Флорбистол – днем; Романол – вечером». На столе в железной подставке хранилась бутылка, на ее этикетке я прочла надпись, сделанную красным маркером: «Бальзам для Толи». А когда я перед готовкой заглянула в идеально чистую ванную, чтобы помыть руки, то наткнулась на крючки с надписью «Толя», на трех висело по махровому полотенцу, остальные были заняты новыми халатами, теплым, из тонкой махры, и шелковым, зеленым в серую клетку. На стене на уровне глаз висело дацзыбао: «Толя! Весы»! Жирная красная стрелка указывала вниз, где на полу находился темно-синий аппарат с окошком, в котором виднелась цифра 0.
Когда форма с тестом была засунута в духовку, Рая удовлетворенно крякнула и проронила:
– Мы сделали большое дело, нужно себя вознаградить. Как насчет кофейку с капелькой шерри и шоколадными конфетами из Брюсселя?
Я тут же вспомнила, что бельгийский шоколад самый дорогой в мире, и воскликнула:
– Спасибо, лучше один кофе.
– Не любишь сладкое? – усмехнулась экономка, с которой мы в процессе создания кондитерского шедевра успели перейти на «ты».
– Да, – лихо соврала я.
Раиса засмеялась:
– Вилка, ты очень напоминаешь меня саму в молодости. Знай, повышенная деликатность сильно осложняет жизнь. Не стоит стараться быть удобной для окружающих. В гостях надо всегда охотно есть то, что предлагают, даже если хозяева открывают новую коробку конфет. Знаешь, почему? Если хозяйка добрая, ей приятно, а если жадная и угощает только из желания произвести хорошее впечатление, то так скряге и надо! Слопай всю!
Я улыбнулась:
– Отличная идея, но, боюсь, больше трех шоколадок во мне не уместится!
– Не говори «гоп», пока не перескочишь, – пропела Рая, – сейчас принесу шоколад, я держу его в холодной кладовой.
Хозяйка ушла, а через пару секунд из глубины коридора донесся скрипучий, недовольный мужской голос:
– Чай! Принеси чаю! Немедленно!
Вернувшаяся на кухню Раиса попыталась уговорить Анатолия немного подождать, но тот перешел на крик, и хозяйка, извинившись, стала готовить мужу трапезу. Я молча наблюдала за ее отработанными движениями. Рая постелила на серебряный поднос полотняную салфетку, поставила на нее чайник с заваркой, фарфоровую чашку с блюдцем, сахарницу, тарелку с бутербродами, плошку с медом и осторожно понесла все это к двери.
Я осталась на кухне одна. Из коридора опять донесся дребезжащий баритон математика:
– Сколько раз напоминать! Где моя махровая салфетка? А?
– Прости, дорогой, забыла, – ответила Раиса, – сейчас принесу из чулана.
– Это неуважение! – заявил Анатолий.
– Уже бегу, – попыталась купировать скандал Рая.
Но Анатолий не унимался:
– Всякий раз одно и то же! Без махровой салфетки!
– Уже бегу, милый, – заверила Раиса.
– Синего цвета! – напомнил Анатолий. – Не красного! …!
Площадная брань резанула мне ухо.
– Да-да, конечно, – воскликнула Раиса и, видимо, ушла. Стало тихо, затем раздался крик:
– …! …! Куда прешь, идиотка!
– Прости, милый! – ответила Рая, и опять наступила тишина.
Очевидно, Анатолий помиловал супругу, потому что перестал к ней придираться. Я мысленно пожалела Раису. Семейная жизнь – дело непростое, а уж существование с гением просто невыносимо. Математик – откровенный эгоист и грубиян. Мало того, что шпыняет жену, словно прислугу, так еще и требует салфетки определенного цвета. Интересно, как бы я поступила, заведи Юра подобные речи? Ну, наверное, первый раз напоила бы его чаем, но на второй сказала бы: «Гениальность не оправдывает эгоизм, придется тебе топать на кухню и самому наливать себе чай. Мне, кстати, тоже можешь сделать кружечку!»
Ну по какой причине некоторые женщины отдаются в добровольное рабство мужчине? Анатолий великий математик? Но, простите, кто об этом знает, кроме супруги? Ученый еще не решил задачу, он пока с ней сражается, и неизвестно, кто победит – Анатолий или уравнение. Этак и я могу объявить себя эпохальной писательницей, сесть в уютном кабинете и гонять Шумакова на кухню за сладкими пирожками, злясь и бурча ему в спину: «Эй, пошевеливайся. Я работаю над великой книгой, которая перевернет весь мир».
Поосторожней надо с подобными заявлениями, еще неизвестно, что или кто перевернется, когда опус попадет на прилавки. И не факт, что роман будет написан. Всякий раз, когда я слышу фразу: «Я далек от всего материального, не хожу на службу, ежедневная работа отупляет, обдумываю философское произведение, которое даст человечеству ответы на все вопросы», – мне хочется поинтересоваться: «А кто вас кормит? Одевает? Оплачивает коммунальные услуги?»
Никто из тех, кто объявил себя гением, не ходит босым, голым или голодным. Наоборот, самопровозглашенные гении, как правило, вполне упитанные.
В кухню вплыл терпкий запах дорогого мужского одеколона. Я невольно чихнула, подняла глаза и увидела на пороге невысокого коренастого человека, одетого самым нелепым образом. На незнакомце было черное пальто из качественного кашемира. Воротник поднят, шею обвивал темно-серый шарф. Чуть более длинные, чем надо, брюки внизу собрались складками, которые падали на тупоносые ботинки с высокой платформой. На голове торчала дурацкая шерстяная бордовая шапочка, из-под нее выбивались длинные, чуть вьющиеся, поседевшие волосы. Мужчина явно не был частым посетителем парикмахерской или пытался походить на Эйнштейна, который, судя по известным фотографиям, предпочитал такую же прическу. Только у физика волосы были откинуты назад, а у этого типа густая челка опускалась до оправы больших, слегка затемненных очков. Подбородок незнакомец прятал в кашне, я не смогла в деталях рассмотреть его лицо. Руки странного типа украшали ярко-голубые перчатки. Поверьте, редко встретишь на улице человека, одетого столь нелепым образом. Пальто было ему велико, плечи свисали, а длинный шарф походил на скрученную простыню, шапочка могла бы хорошо смотреться на подростке, который катается на сноуборде, на седых волосах она выглядела диковато. Ботинки на карикатурно толстой подошве буквально кричали о комплексе неполноценности, а голубые перчатки вызывали недоумение. Вроде человек, облаченный в черное, не должен выделяться из толпы. Но этот индивидуум ухитрился достичь эффекта, о котором мечтают некоторые женщины: его было невозможно не заметить.
Я моргнула, опомнилась и сказала:
– Здравствуйте.
Дядька вздрогнул, развернулся и быстро убежал. Мне оставалось лишь удивляться: кто же он такой и как попал в дом? Отлично помню, что Раиса тщательно заперла дверь, когда мы с ней вошли в прихожую. Может, у мужчины имелся ключ? Или здесь есть черный ход?
Глава 4
Отсутствие Раисы затянулось. Я спокойно ждала ее, но, когда из духовки интенсивно запахло выпечкой, забеспокоилась. Ну куда могла подеваться хозяйка? Возможно, ее муж требует, чтобы его поили из ложечки? Скоро Рая вернется, не могла же она забыть про коврижку и гостью?
Я взглянула на большие бело-красные часы, висевшие в простенке между окнами, и забеспокоилась. Раиса отсутствует сорок минут. За это время можно было завершить чайную церемонию, даже если заботливая жена закапывает муженьку заварку через нос при помощи малюсенькой пипетки.
Я встала, подошла к двери и, поколебавшись чуть-чуть, вышла в узкий коридор, украшенный книжными полками. Библиотека семьи состояла из классической русской литературы, все тома в богатых переплетах, ни одного дешевого издания. Неприлично бродить без разрешения по квартире малознакомого человека, но меня извиняло беспокойство, которое становилось все более сильным.
По ногам, обутым в пластиковые тапки, пробежала волна холодного воздуха, я удивилась. Откуда сквозняк? По идее, в узком извилистом коридоре его быть не должно, здесь отсутствуют окна и двери. Но коридор делает небольшой поворот. Наверное, во второй, скрытой от моих глаз части находятся комнаты математика и его жены, а в них распахнуты форточки.
Ногам стало совсем холодно.
– Раечка, – крикнула я. – Рая! Простите, у вас все в порядке?
Никакого ответа.
– Раиса, тебе помочь? – надрывалась я.
Опять полнейшая тишина.
Я растерялась. Стоит ли идти дальше? Вдруг у Раисы с мужем есть некие интимные привычки? Возможно, они обожают предаваться любви после того, как математик поест бутербродов. Вам мое предположение кажется абсурдным? Но если мужчина эгоист, причем принадлежит к самой неприятной разновидности «себялюб-грубиян», то он не постесняется потребовать от супруги исполнения интимных обязанностей, даже если она скажет: «Дорогой, на кухне сидит гостья, а в духовке печется коврижка».
Плевать избалованному индивидууму и на гостью, и на пирог. И то, что супругам уже по полтиннику, ни о чем не говорит. Большинство тех, кого молодежь презрительно именует «неандерталами», ведут активную сексуальную жизнь.
До моего слуха донесся тихий скрип и легкий стук.
– Кто там? – подпрыгнула я и пошла на звук.
Ноги привели меня в крохотный холл-прихожую, я увидела вешалку с верхней одеждой, аккуратно расставленную уличную обувь и чуть приоткрытую входную дверь. Сердце екнуло. Я ведь упоминала о том, что экономка тщательно заперла замок, когда мы вошли в «пряничный домик».
Я развернулась и, выкрикивая на разные лады: «Раечка!» – побежала по коридору.
Первая по ходу комната была спальней с узкой кроватью, застеленной бежевым покрывалом. На тумбочке лежали книги из серии «Жизнь замечательных людей». Торшер с розовым абажуром, на полу ковер цвета спелого персика. Явно спальня Раисы, но ее здесь нет.
Я взглянула на большие бело-красные часы, висевшие в простенке между окнами, и забеспокоилась. Раиса отсутствует сорок минут. За это время можно было завершить чайную церемонию, даже если заботливая жена закапывает муженьку заварку через нос при помощи малюсенькой пипетки.
Я встала, подошла к двери и, поколебавшись чуть-чуть, вышла в узкий коридор, украшенный книжными полками. Библиотека семьи состояла из классической русской литературы, все тома в богатых переплетах, ни одного дешевого издания. Неприлично бродить без разрешения по квартире малознакомого человека, но меня извиняло беспокойство, которое становилось все более сильным.
По ногам, обутым в пластиковые тапки, пробежала волна холодного воздуха, я удивилась. Откуда сквозняк? По идее, в узком извилистом коридоре его быть не должно, здесь отсутствуют окна и двери. Но коридор делает небольшой поворот. Наверное, во второй, скрытой от моих глаз части находятся комнаты математика и его жены, а в них распахнуты форточки.
Ногам стало совсем холодно.
– Раечка, – крикнула я. – Рая! Простите, у вас все в порядке?
Никакого ответа.
– Раиса, тебе помочь? – надрывалась я.
Опять полнейшая тишина.
Я растерялась. Стоит ли идти дальше? Вдруг у Раисы с мужем есть некие интимные привычки? Возможно, они обожают предаваться любви после того, как математик поест бутербродов. Вам мое предположение кажется абсурдным? Но если мужчина эгоист, причем принадлежит к самой неприятной разновидности «себялюб-грубиян», то он не постесняется потребовать от супруги исполнения интимных обязанностей, даже если она скажет: «Дорогой, на кухне сидит гостья, а в духовке печется коврижка».
Плевать избалованному индивидууму и на гостью, и на пирог. И то, что супругам уже по полтиннику, ни о чем не говорит. Большинство тех, кого молодежь презрительно именует «неандерталами», ведут активную сексуальную жизнь.
До моего слуха донесся тихий скрип и легкий стук.
– Кто там? – подпрыгнула я и пошла на звук.
Ноги привели меня в крохотный холл-прихожую, я увидела вешалку с верхней одеждой, аккуратно расставленную уличную обувь и чуть приоткрытую входную дверь. Сердце екнуло. Я ведь упоминала о том, что экономка тщательно заперла замок, когда мы вошли в «пряничный домик».
Я развернулась и, выкрикивая на разные лады: «Раечка!» – побежала по коридору.
Первая по ходу комната была спальней с узкой кроватью, застеленной бежевым покрывалом. На тумбочке лежали книги из серии «Жизнь замечательных людей». Торшер с розовым абажуром, на полу ковер цвета спелого персика. Явно спальня Раисы, но ее здесь нет.