Донцова Дарья. Третий глаз — алмаз

   — Эй, эй, тишина в зале, — прогремел Кеша, — у меня возникла интересная версия. Амара, ты уверен, что было произнесено слово «кролик»?
   Парень размашисто перекрестился.
   — Да.
   — Именно «кролик»? — по-адвокатски занудно уточнил Аркадий.
   — Да, — стоял на своем Амара.
   — Может, Зайка? — спросил Кеша и сделал серьезное лицо.
   — Точно! — хлопнул себя по лбу негр. — Зайка! Верно! Но какая разница? Что кролик, что заяц — однофигственно.
   — Ну, я пошел, — мигом сориентировался Дегтярев и шмыгнул в коридор.
   — Это же одно и то же, — растерянно повторил Амара.
   — Не совсем, — пискнула Маша и стала отступать к двери.
   — Очень даже «не совсем», — давясь смехом, уточнил Кеша. — Зайка в доме живет.
   — Да? — наивно удивился Амара. — А нам в школе вроде наоборот говорили: кроликов в клетках разводят, а зайцы по лесу скачут.
   — Некоторые в Ложкине, в коттедже, устроились, — не выдержал Кеша и поспешил на выход.
   Не успели брат с сестрой убежать, как Зайка избавилась от временного паралича, медленно встала и, глядя на меня, грозно произнесла:
   — Значит, тут появилась истеричная крольчиха, из-за которой никто не может нормально выспаться? Психопатка постоянно орет и скандалит?
   — Я здесь ни при чем, — в подтверждение своих слов я замахала руками, — ни слова не произнесла!
   — Ладно, — протянула Ольга, — я сделаю выводы.
   Дверь хлопнула о косяк, Зайка удалилась, я села в кресло. Ну и ну! Интересно, что она сделает с Аркадием? И каково придется Мане?
   — Случилась неприятность? — робко осведомился Амара.
   Я кивнула.
   — Из-за меня? — парень посерел.
   — В некотором роде да.
   Амара сжался в комок.
   — Извините, простите, я не хотел, исправлюсь, больше никогда…
   — Послушай, давай договоримся, ты у нас задержишься на месяц…
   — Не выгоняйте меня, — чуть не зарыдал домработник.
   — Ты у нас задержишься на месяц, — повторила я, — и при этом будешь молчать.
   — Совсем? — ужаснулся Амара.
   — Говори поменьше, всем лучше будет, — вздохнула я. — Если возникнут проблемы, обращайся только ко мне. Больше ни к кому.

Глава 6

   Большую часть ночи я потратила на поиски книги, но так ее и не обнаружила. Скорей всего, придя из сада, я кинула сброшюрованные листы на подоконник, в пачку газет, предназначенных на выброс, а Ирка отволокла прессу на помойку. Я лишилась возможности с карандашом в руке прочитать «Десять негритят» и еле-еле дождалась утра, чтобы позвонить Рите Аморади.
   — Алло, — бодро отозвалась знакомая.
   — Надеюсь, не разбудила тебя! — обрадовалась я. — Это Даша Васильева, прости за слишком ранний звонок.
   — Я всегда встаю в шесть, — отрапортовала Аморади, — пробежка, душ, здоровое питание, надеюсь дожить до пятисот лет.
   Если Риту не перебить, она будет говорить без умолку, поэтому я задала вопрос:
   — Ты по-прежнему преподаешь в музыкальном училище?
   — Увы, родители не научили доченьку ничему полезному, — заерничала Ритка, — убивать, воровать, брать взятки я не умею! Приходится на скрипочке пиликать. Трень-брень.
   — Тебе знакома фамилия Гинзбург? Юрий Гинзбург. У него есть дочь Варвара! Он композитор.
   — Юрий… Юра… ах Юрка! Но какой же он музыкант! Пиликалка! Господи! Вот времена настали! Если человек ходил два года в музыкальную школу, а потом стал писать кретинские песенки типа «Ла-ла-ла — ты мой навсегда», он уже считается композитором. Фу! Юрка лабух! Цзынь-брынь! Но теперь время посредственностей, чем тупее, тем дороже!
   — Ритуля, мне не нужна оценка творчества Гинзбурга. Расскажи мне о нем в общих чертах. Пожалуйста.
   — Ха! Он педик! Это всем известно! Не секрет.
   — А откуда у него дочь Варвара??
   — Слушай, — заверещала Ритка.
   Я села в кресле по-турецки: Аморади идеальный вариант, если вам нужно о ком-то подробно узнать. Сейчас Ритуля сообщит мне все: вес, рост, размер ноги, группу крови, опишет позу, в которой Юрий любит спать, перечислит жен, любовниц, тьфу, любовников, назовет излюбленные блюда Гинзбурга и размер его печени, определенный последним УЗИ.
   Юрий Гинзбург происходил из семьи музыкантов. Мама играла в оркестре, отец стоял за дирижерским пультом. Скрипачка — это не балерина, конечно, и ей нужно выглядеть прилично, но пара-тройка лишних килограммов, налипших на талию Диты Гинзбург, никого не волновала. Дита родила троих сыновей и одну дочь. Дети выросли замечательные, все они, естественно, окончили музыкальную школу и стали профессионалами, хорошо устроились все, кроме самого младшего, Юрочки, маминого любимца.
   Очевидно, на Юре природа не просто отдохнула — она на нем выспалась. Мальчика обучали в школе нотной грамоте и игре на фортепьяно только из уважения к его родителям и старшим братьям с сестрой. По-хорошему, Юру следовало отчислить, но он был одним из знаменитой творческой династии, поэтому получил диплом. Последнее, что успела сделать Дита перед смертью, это пристроить Юрочку в третьеразрядный оркестр.
   — Ничего, солнышко, — утешила мать незадачливое чадо, — опыт наиграешь.
   Дита кривила душой. Конечно, фанатичная работоспособность дает подчас потрясающие результаты, но одной техники мало, нужен еще и талант, а вот его запасы у Господа закончились на старших детях дирижера. С началом перестройки Гинзбурги разлетелись по свету. В Москве остался один Юра, некоторое время он сидел без работы, но никогда не нищенствовал.
   Здесь надо упомянуть об одной особенности Юрия. Даже Ритка, пытаясь перечислить всех его любовниц, иссякла на сороковой фамилии.
   — Всех его баб не назвать, — констатировала Аморади, — я могу выделить только тех, кто с нашим Дон Жуаном больше месяца продержался! Ты его видела?
   — Юрия? Нет, — ответила я.
   — Страшнее только голод, — вздохнула Рита, — маленький, кривоногий, носатый, лысый, волосатый, а дамы за него дерутся, подарками засыпают!
   — Нельзя быть одновременно лысым и волосатым, — урезонила я разошедшуюся Аморади.
   — Запросто, — не сдалась подруга. — На башке лысина, а тело будто в мохеровом свитере. Только не подумай про меня чего плохого! Я его голым на речке видела. С Юркой Света Лукашина жила, она с ним год продержалась, мы вместе на пляж ходили! Такой гиббон, а бабы пачками падают! Хотя — с его-то деньгами! Если гоблин ездит на «Бентли» и имеет в бумажнике пару платиновых кредиток, он Аполлон.
   — Постой, — удивилась я, — только что ты недвусмысленно намекнула, что Юрий существовал за счет любовниц.
   — Было, было, но его подобрала Тина Рик, слышала про нее?
   — Нет.
   — Дашка! Ты где живешь?
   — В Москве!
   — Похоже, что в тундре! Тина Рик, звезда эстрады семидесятых. Она Юрочку из грязи вытащила, отмыла, одела, он за ней сумочки носил, а потом начал песни писать! Жуткие! Бренд-кенц! Та-та-та! И взлетел! Нынче он богатый, знаменитый, морда гладкая! Женился на проститутке, бывшей подпевке. Говорят, он ее у Вадима Колина отбил. Про него хоть слышала?
   — Нет.
   — Вау! Он царь пластиковых пакетов! Производит упаковку и мешки с логотипами. Прикинь объем торговли! Теперь Юрка на горе, а его братья и сестра в жопе. Что толку от их музыкального таланта? Один в Австралии, другой в Чехии, а сестричка на Мальте, всех Юрка содержит.
   — Похоже, он добрый человек.
   — Юрка? Нет, конечно. Ему приятно родственничкам рублик сунуть. «Ах, вы меня презирали, дерьмом считали? Ничего, теперь, чтобы с голоду не подохнуть, в пояс кланяйтесь!»
   — Ты же говорила, что Юра мужчина нетрадиционной сексуальной ориентации! — вспомнила я начало беседы.
   — И что? Он пидор!
   — С огромным количеством любовниц?
   — Душевный педераст!
   — Ясно, теперь о дочери.
   — Маленькая крыса! Вся в папочку, — вскипела Аморади, — я видела, как она няньку по морде колготками хлестала. Весьма крутое поведение для малолетних.
   — Ты в курсе, что Варя пропала?
   Ритка издала хрюкающий звук.
   — Ну… вроде как! Вчера в новостях сообщили… хотя…
   — Что?
   — Ничего, — Аморади внезапно растеряла всю свою болтливость.
   — Почему ты так странно отреагировала на вопрос о похищении? — наседала я.
   — Нормально.
   — Фраза «вроде как» звучит непонятно!
   — Ну…
   — Рита!
   — Да!
   — Это очень важно!
   — Ой, прекрати, какое тебе дело до чужих детей! — отрубила Аморади.
   Я насторожилась: если Рита пытается скрыть сведения, ежу понятно — они самые важные.
   — Хорошо поболтали, — защебетала подруга, — жаль, что ты редко звонишь. Надо нам пересечься, потрепаться… Ну, ладно…
   — Стой! Рита! Помнишь, ты сбила человека? Три года назад наехала на мужика, который упал пьяным с тротуара под колеса твоей машины! — Конечно, закон был на стороне Аморади, алкоголик сам оказался виноват, но было отягчающее обстоятельство. Риточка неслась со скоростью восемьдесят километров в час, наплевав на знак «сорок» перед въездом в городок. — И кто тебе тогда помог?
   — Мне даже жена того урода «спасибо» сказала, — возмутилась Рита. — Обняла меня в кабинете у следователя и зарыдала от счастья, избавилась наконец от камня на шее, помер ее мучитель.
   — Ага, жена всем хороша, только дело-то вела не она. Лучше ответь на вопрос: кто тебя выручил? Кто приехал в местную ментовку и вытащил госпожу Аморади из вонючего обезьянника?
   — Дегтярев, — неохотно признала Рита.
   — Долг платежом красен!
   — И что тебе надо? — с тяжелым вздохом осведомилась Ритка.
   — Александру Михайловичу поручили дело о похищении Варвары, — беззастенчиво соврала я. — Ему необходима подробная информация о семье и девочке. Начинай.
   — Юрка пидор, богатая сволочь, живет в шикарном доме. Женат на Лизке. У Юрки полно баб, Лизка с ним не расходится, потому что ей это удобно, она дура, но ей повезло, работать не надо. — Рита заныла. — Не то что я, с утра в классе маячу. Юрка в шоу-бизе, значит, Лизку на тусовки зовут, она за вечер пять мест объезжает, вечно ее снимки в глянце. Дочка их Варька — дикое существо, хамка и сволочь в папу, дура в маму. Все.
   — Мне показалось, что ты не веришь в версию с похищением, — заметила я.
   — Я ничего не знаю!
   — Рита! Вспомни про Дегтярева!
   — Слушай, — зашептала Аморади. — Юрка мерзкий гад, говорят, он своих нераскрученных девчонок-певичек разным мужикам подкладывает, а если девки отказываются, ноги им ломает. Собрал компромат на всех! Обладает связями! С ним в открытую ругаться никак нельзя. Наболтаю лишнего, а мне потом пасть порвут! Мир тесен, кто-нибудь ляпнет, другой повторит, третий подхватит, четвертый Юрке нашепчет, он кому надо в училище свистнет, и что со мной станет? Рваной тряпкой буду мыть постамент памятника Петру Ильичу Чайковскому.
   — Спасибо, — язвительно ответила я, — надеюсь, великий и ужасный Гинзбург никогда не узнает, что ты разносишь слухи о его яркой душевной голубизне.
   — Подумаешь, это же глупости, — повеселела Рита.
   — Значит, с Варей случилось нечто ужасное? — предположила я.
   — Понятия не имею! И вообще! Сплетни я не повторяю, слухи не собираю.
   — Ладно, — сдалась я, — но в следующий раз, если случится беда, не звони полковнику, он у нас человек добрый, но с плохой памятью, поэтому всегда записывает фамилии тех, кто его не отблагодарил, на всякий случай, чтобы потом не ошибиться и случайно не помочь во второй раз.
   Рита засопела.
   — Я правда ничего не знаю.
   — Охотно верю, пока.
   — Дашута!
   — Слушаю.
   — Это всего лишь догадки.
   — Выкладывай.
   — Пару дней назад журнал «Ах» проводил светский праздник: на благотворительном аукционе продавали рисунки малышей. Добрые папеньки выложили немалые денежки, выкупая творчество дочек и сыновей. Собрали изрядную сумму, которая пошла на лечение детей с больным сердцем. Надеюсь, деньги и впрямь достались тем, кто в них нуждается, а не осели в карманах организаторов. Так вот. Варьки среди участниц аукциона не было, хотя картина ее демонстрировалась. Лиза, которая там блистала, заявила, что дочь подхватила ветрянку.
   — На мой взгляд, ничего странного, это распространенное детское заболевание, — осторожно заметила я.
   — Ха! Ветряной оспой два раза не болеют!
   — Не понимаю!
   Аморади понизила голос до свистящего шепота.
   — В прошлом году я отдыхала в Тунисе. Так себе курортик. Жила в трехзвездочном отеле, он стоял на левом берегу аквапарка, а на правом была более дорогая гостиница, но тоже не фонтан. Детей полно, орут, визжат, место на лежаке надо с шести утра занимать. Но нам, бедным преподавателям, к такому не привыкать.
   Я чуть отодвинула от уха трубку: пластик нагрелся от долгой болтовни, а Рита продолжала вещать.

Глава 7

   Устав от шума на берегу, Рита пошла искупаться, а когда вернулась к своему лежаку, обнаружила, что он занят девочкой, по виду школьницей младших классов. Тело ее было покрыто прыщами, полотенце Аморади и ее сумка валялись на песке.
   — Деточка! — возмутилась Рита. — Немедленно встань!
   Девочка даже не шевельнулась, Аморади ее толкнула.
   — А-а-а! — заорала та.
   — Как вы смеете! — завизжала сзади женщина. — Отвяжитесь от крошки!
   — Она сбросила мои вещи, — начала Рита, повернулась и тоже взвизгнула: — Светка! Лукашина!
   — Я, — с неохотой откликнулась бывшая любовница Гинзбурга. — Ты что здесь делаешь?
   — Отдыхаю, — засмеялась Аморади. — А ты?
   — Аналогично, — ответила Света.
   — Откуда у тебя ребенок? — не утерпела Рита и тут же покривила душой. — Очень милая девочка, только она лежаки перепутала!
   Светлана моргнула.
   — Это Варя, дочь Юры и Лизы Гинзбург.
   — Да ну? — поразилась Рита.
   — Она заболела ветрянкой, — пояснила Светлана. — Юра с Лизаветой испугались, их в детстве инфекция миновала, ну и попросили меня Варьку увезти, ей солнце полезно.
   — Странно, что они дочь на третьесортный курорт отправили, — пробормотала Рита.
   Светлана села на песок.
   — Торопились очень, горящие путевки схватили, в один день нас собрали.
   — Что же няню не послали? — продолжала изумляться Аморади.
   — Она за неделю до болезни Вари уволилась, новую пока не нашли, — объяснила Света.
   — А ты, значит, вместо воспитательницы? — съехидничала Рита.
   — Надо же друзьям помочь, — без налета агрессии сообщила Светка, — и на море хотелось смотаться, да у меня сейчас с деньгами туго. А тут прекрасный вариант — за счет Гинзбурга отдохнуть.
   — Хочу колу, — заявила Варя.
   — Солнышко, — засюсюкала Света, — тебе нельзя.
   — Купи, — нахмурилась девочка.
   — Нет, — твердо ответила Света, — врач запретил. Могу принести апельсиновый сок, свежевыжатый.
   — Залей его себе в задницу, — заорала малышка. — Я буду пить только колу. Не хочешь принести, сама пойду, но потом папе расскажу, как ты за мной ухаживала! Давай кошелек!
   — Варечка, смотри, включили самую большую горку, — Лукашина попыталась отвлечь внимание нахалки.
   Но девочка встала и заявила:
   — Деньги мои, что хочу, то и покупаю! Или отдавай валюту, или плохо будет!
   Света протянула ей портмоне, Варвара выхватила его, показала Лукашиной язык, сделала несколько шагов, затем остановилась, обернулась и ткнула пальцем в Риту:
   — У меня память как фотоаппарат! Один раз увижу и не забуду! Вернусь в Москву, расскажу папе, как ты меня с лежака скинула! Пнула! Наорала! Папа тебя накажет! Светка, как ее фамилия?
   Лукашина заморгала.
   — Хорошо, — процедила Варвара, — я все равно узнаю, а вас обеих папа из музыки выгонит! Даже в подземный переход пиликать не возьмут! Я скоро вернусь! Не хотите неприятностей, придется извиняться!
   Высказавшись, исчадие ада бодрым шагом направилось к киоску, где торговали прохладительными напитками.
   — Сколько ей лет? — спросила пораженная Рита.
   — Девять, — мрачно ответила Света.
   — Ну и ну, — пробормотала Аморади, — вроде у Гинзбурга семья приличная.
   — Варя больна, — решила оправдать подопечную Лукашина, — температура высокая.
   — И ты ее на пляж привела? — запоздало удивилась Рита.
   — Педиатр сказал, что солнечные лучи благотворно действуют на сыпь, — пояснила Света.
   — Ну ладно, — увидав, что Варя возвращается, Рита свернула беседу. — Удачи тебе и хорошего отдыха.
   Следующие дни Аморади провела на пляже чужого отеля. Меньше всего ей хотелось снова пересечься с Варей.
   — Вот какие люди бывают, — шипела сейчас Рита. — За свое здоровье испугались и отослали больную дочь подальше, на солнышко, но о других детях и не подумали. Варька — ходячая зараза! Сколько малышей из-за нее домой из Туниса ветрянку привезли! Понимаешь теперь? Два раза этой гадостью не болеют, вырабатывается стойкий иммунитет, практически на всю жизнь!
   — Ну и что? Не вижу ничего странного, — заметила я.
   — Лизка Варьку на самую пафосную детскую тусовку не привела, выдумала, что у нее ветрянка, почему?
   — Объяснений много! Девочку наконец-то решили наказать и лишили праздника, — предположила я.
   — Зачем про болезнь заливать?
   — Не захотели сообщать правду окружающим, мало кому нравится посвящать посторонних в семейные проблемы.
   — Лизка ради лицезрения собственной морды на глянце готова на все, — фыркнула Рита. — Под Новый год Варвара ногу на катке подвернула, она с мамулей тогда участвовала в забаве «Лед в парке». Знаменитости всякие катались, их журналисты снимали. Лиза с Варей взялись за руки и начали из себя олимпийских чемпионок изображать, но получилось плохо, обе упали. Лизка нормально встала, а у Вари колено в подушку прямо на глазах превратилось. И как поступила заботливая мать?
   — Схватила ребенка в охапку и помчалась к врачу?
   — Не угадала! — взвизгнула, забыв об осторожности, Рита. — Она ее на скамейку посадила и сказала: «Сиди тихо. Сейчас приедет телевидение, снимет нас, и мы отправимся в больницу». Для Лизы пиар всего важнее. А на вечеринке «Ах» Гинзбург-младшей не было. Тут что-то не так.
   — Что?
   — Не знаю, — понизила голос Аморади, — думаю… она давно пропала… вот почему на тусу не пришла… Можно по журналам проверить.
   — Как? — не поняла я.
   — Боже! Элементарно! Берешь, допустим, «Старз», он ежедневный, и смотришь снимки, они там про все вечеринки сообщают. Сразу ясно станет: когда Лиза веселиться перестала, тогда что-то и случилось.
   — Здравая мысль, — протянула я. — Кстати, у тебя есть координаты Светы?
   — Лукашиной? Естественно. Сейчас… где он… вот! И мобильный, и домашний, и рабочий, звони с утра до вечера, все сообщу, — сказала Рита, страшно довольная, что я перестала интересоваться Варей.
   Сотовый Светланы не отвечал, к домашнему телефону тоже никто не подходил, а по рабочему откликнулась бойкая женщина:
   — Продюсерский центр.
   — Здравствуйте, — сказала я, — позовите Лукашину.
   — Света, — заорали в трубке, — эй! Кто-нибудь видел Светку? Люди! Найдите Лукашину! Ее к телефону… Светка! Ау! Она не пришла пока, будет через час.
   Последняя фраза относилась ко мне.
   — Спасибо, а как к вам проехать? — спросила я.
   Тетка, как пулемет, оттарабанила адрес.
   — Светлана обязательно приедет? — решила уточнить я.
   — Конечно, — заверили на том конце провода, — она всегда здесь!
   Я быстро оделась, вышла из спальни и услышала басовитое:
   — Хозяйка!
   От неожиданности я вскрикнула:
   — Ой! — Потом повернулась и увидела Амару, одетого, как и вчера, в идиотский красный костюм с золотыми пуговицами.
   — Хозяйка, — повторил он.
   — Что случилось? — напряглась я.
   — Яйца! — закатил карие глаза парень. — Яйца! Вы о них знаете? Откуда они берутся?
   — Из курицы, — растерялась я.
   — А где живут куры?
   — Во дворе, в сарае, — изумилась я, — или на птицефабрике.
   — Понял, — кивнул Амара и испарился.
   Я постояла пару секунд, спустилась по лестнице и снова услышала:
   — Хозяйка!
   — Ну?
   — Во дворе нет сараев, — улыбаясь, заявил домработник, — и кур не видно.
   — Мы не разводим птицу, — ошарашенно ответила я.
   — А где же яйца взять? — заморгал Амара. — Вы сами сказали про кур!
   Я уставилась на юношу, он, чуть приоткрыв рот, преданно смотрел мне в глаза, и тут до меня дошло, что временная прислуга… как бы это помягче выразиться, чтобы не обидеть…
   — Ты идиот? — вырвалось у меня. — Ой, прости! Ищешь яйца? Хочешь сделать завтрак?
   Амара кивнул.
   — Да, да. Кролик велела быстро состряпать! Она приказала: «Что-нибудь по твоему вкусу», значит, яйца, а где их найти?
   — В холодильнике.
   — Там нет.
   — Загляни в кладовку, Ира всегда держит про запас пару десятков.
   — Понял, — кивнул Амара. — Вам сварить?
   — Одно яйцо, — сказала я.
   — Еще паштет, — заявил Амара, — этот толстый просит его к гренкам… Я все облазил. Не нашел.
   — В шкафчике под кофемашиной есть банки, тебе нужна та, на которой написано «Патэ» и нарисована свинка.
   — Понял, — затряс кудрявой головой Амара и убежал.
   Минут через пятнадцать домашние уселись за стол, Амара внес блюдо, на котором лежало штук десять яиц, и торжественно водрузил его на стол, объявив:
   — Горячая еда, пожалуйста.
   — Очень мило, — приободрила я парня, схватила одно яйцо, поместила его в подставку и постучала ложкой по верхушке.
   Скорлупа не дрогнула.
   — Похоже, курам стали давать кальций в таблетках, — заметил Кеша, тоже безуспешно пытавшийся разбить скорлупу.
   — Странные какие, — удивилась Маша, — не кокаются.
   — Где мой паштет? — зашумел Дегтярев, входя в столовую. — Фу! Яйца! У меня от них изжога!
   — И тебе приятного аппетита, — сказал Кеша. — Между прочим, моя печень приходит в ужас, глядя на твой жирный паштет!
   — Печень не имеет глаз, — авторитетно заявила Маша. — Этот орган является непарным, он расположен в…
   — Лучше без подробностей, — живо остановила я девочку и принялась изо всей силы бить по яйцу ложкой.
   — Хочу паштета, — раскапризничался Александр Михайлович.
   — Он здесь, — Амара ткнул пальцем в никелированную миску.
   Я подавила улыбку. Парень старается изо всех сил, он учел мою просьбу говорить как можно меньше и обходится минимальным набором слов. А то, что Амара положил любимую еду полковника в миску, которой пользуется кошка Клеопатра, это пустяки. Клепа не обидится, она хорошо воспитана, а полковник не поймет, в чем паштет. Надо будет потом объяснить Амаре про разделение посуды на «человеческую» и «животную».
   — Что-то вкус странный, — отметил Дегтярев, кусая бутерброд.
   — Свинья, — гаркнул домработник.
   Полковник уронил хлеб, намазанный толстым слоем паштета.
   — Кто? — растерялся он.
   — На банке свинья, — телеграфным стилем ответил Амара, — этикетка. Рисунок. Патэ. Все точно.
   — Интересно, если я брошу яйцо на пол, оно треснет? — обозлилась Зайка.
   — Можно попробовать, — оживилась Маня.
   Я, тоже безуспешно боровшаяся с яйцом, не успела сказать «стой», как Манюня вскочила и швырнула «куриную икру» на плитку. Яйцо подпрыгнуло и укатилось. Жюли, решив, что ей купили новую игрушку, со счастливым визгом нырнула под сервант и выкатила абсолютно целое яйцо.
   — Прикольно! — поразился Аркадий. — Интересненько, ну-ка…
   Второе яйцо, упав на пол, тоже осталось целым. Радости Жюли не было предела, количество ее любимых мячиков резко увеличивалось.
   — Дай сюда, — прокряхтел полковник и схватил стоявшую передо мною подставку, — вы хотели слопать ЭТО? Не поняли, что завтрак из пластика?
   Маша и Кеша переглянулись, Зайка вперила взгляд в Амару.
   — Ты решил пошутить? — зловещим тоном осведомилась она. — Здорово! Мы повеселились! А теперь неси настоящие яйца.
   — Я думал, это куриные, — замямлил домработник. — Простите… я не хотел.
   — Где ты их взял? — спросила Маша.
   — В кладовке, на полке среди лампочек, хозяйка подсказала! — Парень решил спрятаться за меня.
   — Это остатки муляжей для пасхальной росписи, — осенило меня. — Ну конечно! Я сама купила их ранней весной, потому что не хотела варить в луковой шелухе настоящие. Их потом никто не ест, продукты пропадают. Очень обрадовалась, когда увидела в супермаркете эрзац, а к нему коробочку с красками! Ирка разрисовала один десяток, а второй оставила про запас!
   — Ловко, — ухмыльнулась Зайка. — Ты решила подшутить над Амарой, а он купился. Но сегодня не первое апреля! Я хочу есть!
   — И в мыслях у меня не было над вами издеваться! — попыталась я оправдаться. — Он спросил, я ответила, Амара сам перепутал.
   — Поеду на работу голодной, — с мученическим видом протянула Ольга.
   Амара испугался, сложил молитвенно руки, потом заорал густым басом:
   — Кролик! Простите! Милый кролик! Не ругайте меня! Дорогой кролик! Извините! Более это не повторится! Ласковый кролик!
   С каждым новым восклицанием глаза Зайки делались все круглее, Кеша с Машей потихонечку сползли под стол, один только Дегтярев как ни в чем не бывало продолжал бодро выковыривать паштет из кошкиной миски: ничто так не отвлекает полковника от реальности, как вкусная еда.
   — Кролик! — всхлипнул в последний раз Амара. — Только не выгоняйте меня!
   В столовой повисла тишина, нарушаемая только чавканьем Александра Михайловича. Я лишний раз удивилась экстрасенсорным способностям собак. Только что Жюли бойко катала по полу муляжи яиц, а остальные псы преданно смотрели на полковника в надежде, что он уронит на пол кусочек паштета. Но при первом стоне Амары про кролика все четвероногие испарились, даже глухая и почти слепая пуделиха Черри резво прогалопировала прочь. Говорят, у большинства японцев дома есть аквариумы, жители Страны восходящего солнца наблюдают за поведением рыбок и, если те начинают вести себя непривычно, понимают — скоро будет землетрясение. А наши собачки чуют приближение скандала и заранее смазывают лапы салом, чтобы не очутиться в его эпицентре.
   Зая покраснела, выпрямилась во весь свой не особо большой рост, набрала полную грудь воздуха…
   — Солнышко, — ласково сказал Аркадий, — мы же воспитывались в советские времена, читали книги о плохих белых плантаторах, которые убивали бедных рабов-негров! И глубоко осуждали рабовладельцев.
   Ольга с шумом выдохнула и вылетела в холл.
   — Ну я пошел, — весело сказал Кеша. — Медаль «Укротитель тигров» первой степени прошу вручить мне вечером, во время торжественной линейки.
   — Довези меня до метро, — воскликнула Маня и ринулась за братом.
   — Паштет суховат, — заметил Дегтярев, — покажи банку!
   Амара мухой сносился на кухню и поставил перед полковником пустую жестянку.
   — Вот, — ткнул он пальцем в картинку, — свинья.
   Я заморгала.
   — Так и знал, — кивнул Дегтярев, — купили другой сорт. Я всегда ел из красной упаковки, а эта бело-синяя. Ну ничего!
   — Вы сердитесь! — опять ужаснулся Амара.
   — Нет.
   — Совсем?
   — Конечно!
   — Простите.
   — Ты не виноват.
   — Извините.
   — Я не злюсь, — повысил голос толстяк.
   — Ой! Вы нервничаете, — прошептал Амара.
   — Нет!!! — завопил Дегтярев.
   — Простите.
   — Хорошо!!! — рявкнул толстяк. — Замолчи!
   — Смерть пришла, — обморочным голосом заявил Амара, — можно, я водички перед кончиной хлебну?
   Я, не в силах сказать ни слова, кивнула.
   Домработник поплелся к раковине, Дегтярев вытер лысину салфеткой.
   — Где ты взяла это чудо болотное? — спросил он.
   — В агентстве «Подруга», — честно ответила я.
   — Объясни ему, что у меня тихий, интеллигентный нрав, и я не собираюсь расстреливать его из-за перепутанных упаковок, — заорал полковник. — Донеси сию информацию до его мозга, запихни туда, утрамбуй и… и…
   Я быстро подала приятелю стакан воды, Александр Михайлович залпом выпил и сказал:
   — Ты совершила ошибку. Нужно было сначала объяснить Амаре, ху из ху в нашем доме, а уж потом требовать от него безупречной службы.

Глава 8

   Домработника я нашла у разделочного столика.
   — Амара, — окликнула я его.
   — Что, хозяйка? — подпрыгнул парень.
   — Зови меня просто Даша, понял?
   — Да, хозяйка!
   — Амара!
   — Что, хозяйка?
   — Меня зовут Дарья! Но лучше Даша!
   — Да, хозяйка, — покорно кивнул юноша.
   У меня зачесались руки, но тут я вспомнила слова Кеши о белых плантаторах и, навесив на лицо широкую улыбку, сказала:
   — Каждый человек совершает ошибки.
   — Да, хозяйка.
   — Когда я пришла преподавать на кафедру, на первом своем экзамене поставила «двойку» любимой внучке ректора. Оцениваешь, какой промах я допустила?
   — Да, хозяйка.
   — Прекрати звать меня «хозяйка»!
   — Но вы же хозяйка! — чуть не заплакал Амара. — Меня предупредили, объяснили, велели быть очень почтительным, не мешать, не болтать, мыться каждый день…
   Я потрясла головой.
   — Что ж, тебе дали совсем неплохие советы. Человек, который регулярно принимает душ, держит язык за зубами и старательно выполняет просьбы нанимателя, имеет все шансы сделать карьеру. Начнет простым домработником, потом станет дворецким, понимаешь?