Страница:
– Скажи, пожалуйста, твоя мама всегда так драгоценности разбрасывает?
– А она сейчас в отпуске, – невпопад ответила девочка.
– И что? – не поняла Ленка.
Школьница хихикнула:
– Так ей потом на работу выходить, придется вас со мной наедине оставлять, вот и проверяет, можно училке доверять или нет? Словом, сопрете вы колечко или постесняетесь?
Но меня господь от подобных ситуаций уберег, поэтому сейчас, слушая рассказ Жоры, я даже слегка растерялась.
Вчера из спальни хозяев пропала очень дорогая вещь: золотое пасхальное яйцо работы самого Фаберже. Симпатичная безделушка украшена нехилыми камушками и стоит баснословно дорого.
– Господи, – только и смогла я вымолвить, – откуда оно у них?
Жора вздохнул:
– Родители Рыкова из дворян. Его бабка состояла фрейлиной при последней императрице. По семейному преданию, юная графиня Рыкова прогуливалась мартовским днем по берегу реки в одной из царских резиденций. Возможно, это был пруд. Юрий Анатольевич точно знает только, что невесть как в проруби оказалась любимая кошка Александры Федоровны. Фрейлина смело кинулась спасать животное и при этом чуть сама не утонула. В конце концов киску благополучно выудили, доставили императрице. Поговаривают, что Александра Федоровна была слегка скуповата, особых подарков придворные от нее не имели, но тут, учитывая факт, что графиня Рыкова заболела воспалением легких и чуть не отдала из-за кошки богу душу, императрица расщедрилась. В первый день Пасхи она навестила больную и преподнесла ей яйцо.
Бабка Рыкова, великолепно понимала ценность презента. После революции она отчаянно бедствовала, но ни разу даже не подумала о том, чтобы продать эту «царскую милость». Ее родственники, коим яйцо досталось по наследству, также тщательно берегли сувенир. И вот теперь он пропал.
– Но почему решили, что это я?
Жора развел руками.
– Говорят, больше ни на кого нельзя подумать.
– Отчего?
– Ну, баба эта, Роза, старинная подруга Рыкова, сто лет в дом ходит. Владимир Сергеевич – директор крупного НИИ, Леонид Георгиевич его заместитель, а Яков у него в помощниках. Вроде бы гребут лапой миллионы, и им без надобности что-либо переть, даже яйца Фаберже.
– Но я тоже не бедствую!
Колесов вздохнул:
– Оно так, но за все время званого вечера из гостиной на полчаса удалялась только ты.
– Ходила в туалет!
– На тридцать минут? Тебя что, понос разобрал?
– Нет.
– Чего тогда просидела столько в сортире?
– Не хотелось в гостиную возвращаться, вот и нюхала содержимое всяческих баночек у хозяйки в ванной. Помазала кремом руки, ой!
– Что случилось?
Я в недоумении пробормотала:
– У этой Сабины отечественная косметика фирмы «Маркус» разложена в такие невыразительные баночки из желтой пластмассы, а кое-что и в тюбики советского дизайна. Да вот поди ж ты! У меня на внешней стороне кистей рук появились пигментные пятна. Что только ни пробовала, все бесполезно. Покупала дорогущие средства от «Виши» – мази, капли. А тут один разок нанесла, и все. Просто чудо какое-то.
Жорка уставился на мою руку и пробормотал:
– Видишь, не все отечественное – какашка.
Потом он замолчал, и в воздухе повисла тишина.
– Хочешь чаю? – решила я нарушить тягостное молчание.
Приятель помотал головой и сообщил:
– Слышь, Дашка, этот Рыков пообещал меня растоптать. Говорит, что разошлет по всем учебным заведениям столицы предупреждение о том, что фирма Колесова состоит из жуликов. Он, правда, сказал, что, если мы ему вернем раритет, то он ничего затевать не станет.
– Как можно отдать то, чего ты не брал?
– Он еще говорит, что согласен принять деньгами.
– И сколько?
– По оценке «Сотбис», яичко тянет на триста тысяч «зеленых».
Я чуть не упала со стула.
– Да он с ума сошел.
– Не знаю, – забормотал Жора и принялся перекладывать лежащие на столике газеты, – не знаю, обещает крупный скандал. – Потом он помолчал и тихонечко осведомился: – Дашутка, мне ты можешь сказать правду. Ты его точно не брала?
Глава 3
Глава 4
– А она сейчас в отпуске, – невпопад ответила девочка.
– И что? – не поняла Ленка.
Школьница хихикнула:
– Так ей потом на работу выходить, придется вас со мной наедине оставлять, вот и проверяет, можно училке доверять или нет? Словом, сопрете вы колечко или постесняетесь?
Но меня господь от подобных ситуаций уберег, поэтому сейчас, слушая рассказ Жоры, я даже слегка растерялась.
Вчера из спальни хозяев пропала очень дорогая вещь: золотое пасхальное яйцо работы самого Фаберже. Симпатичная безделушка украшена нехилыми камушками и стоит баснословно дорого.
– Господи, – только и смогла я вымолвить, – откуда оно у них?
Жора вздохнул:
– Родители Рыкова из дворян. Его бабка состояла фрейлиной при последней императрице. По семейному преданию, юная графиня Рыкова прогуливалась мартовским днем по берегу реки в одной из царских резиденций. Возможно, это был пруд. Юрий Анатольевич точно знает только, что невесть как в проруби оказалась любимая кошка Александры Федоровны. Фрейлина смело кинулась спасать животное и при этом чуть сама не утонула. В конце концов киску благополучно выудили, доставили императрице. Поговаривают, что Александра Федоровна была слегка скуповата, особых подарков придворные от нее не имели, но тут, учитывая факт, что графиня Рыкова заболела воспалением легких и чуть не отдала из-за кошки богу душу, императрица расщедрилась. В первый день Пасхи она навестила больную и преподнесла ей яйцо.
Бабка Рыкова, великолепно понимала ценность презента. После революции она отчаянно бедствовала, но ни разу даже не подумала о том, чтобы продать эту «царскую милость». Ее родственники, коим яйцо досталось по наследству, также тщательно берегли сувенир. И вот теперь он пропал.
– Но почему решили, что это я?
Жора развел руками.
– Говорят, больше ни на кого нельзя подумать.
– Отчего?
– Ну, баба эта, Роза, старинная подруга Рыкова, сто лет в дом ходит. Владимир Сергеевич – директор крупного НИИ, Леонид Георгиевич его заместитель, а Яков у него в помощниках. Вроде бы гребут лапой миллионы, и им без надобности что-либо переть, даже яйца Фаберже.
– Но я тоже не бедствую!
Колесов вздохнул:
– Оно так, но за все время званого вечера из гостиной на полчаса удалялась только ты.
– Ходила в туалет!
– На тридцать минут? Тебя что, понос разобрал?
– Нет.
– Чего тогда просидела столько в сортире?
– Не хотелось в гостиную возвращаться, вот и нюхала содержимое всяческих баночек у хозяйки в ванной. Помазала кремом руки, ой!
– Что случилось?
Я в недоумении пробормотала:
– У этой Сабины отечественная косметика фирмы «Маркус» разложена в такие невыразительные баночки из желтой пластмассы, а кое-что и в тюбики советского дизайна. Да вот поди ж ты! У меня на внешней стороне кистей рук появились пигментные пятна. Что только ни пробовала, все бесполезно. Покупала дорогущие средства от «Виши» – мази, капли. А тут один разок нанесла, и все. Просто чудо какое-то.
Жорка уставился на мою руку и пробормотал:
– Видишь, не все отечественное – какашка.
Потом он замолчал, и в воздухе повисла тишина.
– Хочешь чаю? – решила я нарушить тягостное молчание.
Приятель помотал головой и сообщил:
– Слышь, Дашка, этот Рыков пообещал меня растоптать. Говорит, что разошлет по всем учебным заведениям столицы предупреждение о том, что фирма Колесова состоит из жуликов. Он, правда, сказал, что, если мы ему вернем раритет, то он ничего затевать не станет.
– Как можно отдать то, чего ты не брал?
– Он еще говорит, что согласен принять деньгами.
– И сколько?
– По оценке «Сотбис», яичко тянет на триста тысяч «зеленых».
Я чуть не упала со стула.
– Да он с ума сошел.
– Не знаю, – забормотал Жора и принялся перекладывать лежащие на столике газеты, – не знаю, обещает крупный скандал. – Потом он помолчал и тихонечко осведомился: – Дашутка, мне ты можешь сказать правду. Ты его точно не брала?
Глава 3
Около трех ночи ко мне в спальню ворвалась Маша:
– Муся!
Я села в кровати.
– У нас пожар?
– Нет, Черри рожает.
Пришлось натягивать халат и идти в комнату к Машке. Там уже стояли растерянные Зайка и Аркадий. Пуделиха, тяжело дыша, лежала на диване.
– Вот, – сообщила Маня, – процесс пошел.
– Как ты определила, что роды начались? Ей, по-моему, просто жарко.
Маруська показала градусник.
– Видишь? Всего 37 градусов.
– Ну и что, подумаешь, чуть повышена.
Девочка засмеялась:
– Наоборот, понижена. У собак, как правило, 38 градусов, а если падает на целый градус, то верный признак, что началась родовая деятельность.
– Может, ветеринара вызвать? Дениску, к примеру, – предложила Ольга.
Машка махнула рукой, показывая на письменный стол, где на белой простынке лежали ножницы, нитки и какой-то инструментарий.
– Сама справлюсь.
– А ты сумеешь? – засомневалась Зайка.
– Я принимала роды даже у обезьяны, – гордо заявила Манюня, – про собак все знаю. Нужно разрезать пузырь, вытащить щенка, отсосать слизь изо рта и носа…
– Избавь меня от подробностей, – побелел Кеша, который приходит в ужас от поцарапанного пальца.
Машка фыркнула:
– Поверь, это не намного сложнее, чем поменять колесо у твоего джипа.
– Ну-ну, – недоверчиво пробормотала Зайка.
В шесть утра стало понятно, что Черри совсем плохо. Пуделиха лежала, вывалив из пасти сухой язык. Бока ее тяжело вздымались, и она ни на что не реагировала. Не хотела пить воду, пробовать обожаемую сгущенку и прикасаться к шоколадке.
– Я бы позвала Дениса, – вздохнула Зайка.
Маня ничего не сказала, но спустя полчаса вдруг хлопнула дверь, и влетел растрепанный Денька. Он младший сын моей лучшей подруги Оксаны. С самого детства Дениска обожал животных и буквально с трех лет всем сообщал:
– Хочу быть ветеринаром.
Оксанка, хирург по профессии, пыталась надавить на сына. Как все врачи, она считала профессию ветеринара чем-то несерьезным. Вроде бы доктор, но ненастоящий.
– Иди в медицинский, – упрашивала она сына.
Но Денисыч стоял насмерть:
– Только в ветеринары.
В конце концов Александр Михайлович не выдержал и заявил:
– Слышь, Оксанка, отцепись от парня. Похоже, он лучше тебя знает, кем хочет стать.
– Хочу дать ребенку такую профессию, – завела подруга, – чтобы твердо стоял на ногах. Мужчине важно иметь стабильный заработок.
Дегтярев хмыкнул и на следующий день принес Оксанке вырезку из журнала.
– «Каждый второй москвич имеет в семье домашнее животное», – прочитала подруга. – Ну и что?
– А то, – сообщил полковник, – что Дениске хватит работы.
Надо отдать должное Оксане, она умеет давать задний ход. Денисыч поступил в Ветеринарную академию, и к третьему курсу стало понятно, что он «Айболит» милостию божьей. Диагноз Денька ставит удивительно, животные его любят, каким-то десятым чувством понимая, что, хоть сей молодой человек и делает в данный момент болезненный укол, после им будет хорошо. И еще, по-моему, он владеет собачьим и кошачьим языком, потому что иногда заявляет изумленным владельцам:
– У вашей кошки болит печень. Она мне только что пожаловалась на дискомфорт в правом боку.
Окинув глазом Черри, Денька мигом заорал:
– Едем в клинику.
– Почему? – засуетились домашние.
– Надо срочно сделать кесарево, сама не родит.
– Точно знаешь? – решил подстраховаться Кеша.
– Абсолютно, – отрезал Дениска, – два щенка идут одновременно, они перекрыли друг другу выход на свет божий.
Поднялась суматоха. Начали складывать вещи в сумку: простыни, электрогрелку, теплое одеяльце для щенков…
К десяти утра мы получили от хирургов пять щеночков размером чуть больше зажигалки. Я со злорадством отметила, что двое из них – вылитый Гектор: белые, а остальные угольно-черные, совсем как мать.
Домой мы явились к одиннадцати. Черри с выбритым животом выглядела ужасно. Она храпела на диване.
– Отличный шов, – сообщил Денька.
Я взглянула на жуткое нечто, делившее пузо собачки пополам, и вздрогнула. Если это отлично, то как выглядит плохой шов?
Сначала Дениска и Маруська пытались подсунуть щенков матери, но та никак не реагировала на детей.
– От наркоза еще не отошла, – пояснила Маня.
Впрочем, щенята тоже не хотели сосать. Они разевали маленькие пасти и слабо пищали.
– Надо их кормить, – сказал Дениска, – иначе умрут от голода.
Поднялась жуткая суматоха. Аркадий понесся в магазин «Марквет» за детским питанием для щенят. Назад он прилетел с огромной банкой, на которой был нарисован толстый щенок с крошечными бутылочками и пипетками. Мы развели смесь и приступили к кормлению. Маня, Зайка, Аркашка и Дениска довольно ловко закапали своим подопечным в пасть молоко, мне же достался совсем крохотный черный мальчик, очевидно последыш. Жалкий и какой-то полуживой. Глотать пищу он не хотел, капли молока выливались у него из пасти. Кое-как это несчастье проглотило грамм еды и мигом заснуло.
Мы положили щенков на грелку.
– И долго нам их так кормить? – спросил Кеша.
– Пока у Черри не проснется материнский инстинкт, кормить нужно каждые полтора часа, – хором ответили Маня и Денис.
– А если он у нее вообще не проклюнется, инстинкт этот? – осторожно поинтересовалась я. – Тогда как?
– Быть тебе кормящей сукой, – успокоил меня сын.
– Почему именно мне предназначена эта роль? – попробовала я возмутиться, но домашние мигом дали мне отпор:
– Потому что все остальные учатся или работают.
Одним словом, они бросили меня около пластмассового короба, в котором слабо попискивали пять комочков, и унеслись. До самого вечера я, не зная отдыха, кормила кутят. Процесс казался бесконечным. Когда пятый заканчивал завтракать, наступала пора полдничать первому, и так по кругу. Черри не реагировала ни на что. Пару раз только приоткрыла глаза и обвела затуманенным взором гостиную.
Прошло два дня. Ситуация в нашем доме не сильно изменилась. Пуделиха никак не могла оклематься, щенки, правда, начали довольно активно сосать из бутылочек. Я сидела около них неотлучно, удивляясь, отчего это в ящике чисто.
Приехавший Дениска пояснил:
– У них желудки не работают.
– Почему?
– Собака постоянно облизывает щенков, она делает им языком массаж, и это возбуждает перистальтику, – пояснил студент.
– Делать-то чего?
– Как чего? Облизывать, – ответил наш ветеринар и убежал пить чай.
Я с сомнением покосилась на тихо копошащийся выводок. Облизывать? Честно говоря, не очень хочется, но, похоже, альтернативы нет. Мне жалко несчастных собачат.
Поколебавшись минут пять, я взяла самого хилого черненького мальчика и, глубоко вздохнув, приступила к облизыванию. Честно говоря, думала, стошнит сразу, ан нет. Ничем противным от щенят не пахло. Целых полчаса я старательно изображала из себя заботливую собачью мамашу, потом, решив вознаградить себя за труды чашечкой чая, отправилась в столовую.
– Тебе кофе? – спросил Дениска, хватая чайник.
– Чай, – с глубоким вздохом ответила я, – весь рот в шерсти.
– Почему? – удивился наш ветеринар.
– Да со щенков шерсть облезает.
– При чем тут твой рот?
– Как это? Ты же велел щенят облизывать, ну для возбуждения перистальтики!
Дениска захохотал и мигом пролил чай на ковер.
– Ой, не могу, ты их языком, да? Своим?
– Нет, – обозлилась я, – чужим!
– Даша, – стонал Денька, – люди берут тряпочку, мочат теплой водой и протирают щенят. Этакая имитация облизывания. А ты… Ой, держите меня, завтра в академии народ просто завянет, когда узнает!
– Надо было нормально объяснить!
– Но я и подумать не мог, что ты так буквально воспримешь мои слова!
Я уже хотела было заорать от возмущения, но тут зазвонил телефон. Незнакомый женский голос прочирикал:
– Дашу позовите.
– Слушаю.
– Ты газету «Улет» читала?
– Нет, – рявкнула я, – подобной дрянью не интересуюсь. Кто говорит?
– Сгоняй к метро и купи сегодняшний номер, – злорадно заявила незнакомка, – там про тебя такое написано, богатенькая ты наша. Усраться можно. Теперь тебя никто в гости не позовет.
Я растерянно посмотрела на телефон. Про меня? В газете «Улет»? Самое интересное, что хорошо знаю этот бульварный листок, и он мне совершенно не нравится. Его издает один из моих дальних знакомых, Антон Чебуков. Когда-то Антоша работал, как тогда говорили, в партийной советской печати и писал напыщенные заметки о преимуществе социалистического строя над загнивающим капиталистическим. Он дружил с моим последним мужем Генкой, и одно время мы тесно общались. Затем отношения прервались. Гена уехал в Америку, а Антон пропал. Но пару лет назад я столкнулась с ним на вечере, который устраивал в честь своего пятидесятилетия наш сосед банкир Сыромятников. Мы мило побеседовали на отвлеченные темы, потом я подошла к жене Ивана Александровича Карине и поинтересовалась:
– Откуда знаешь Чебукова?
Кара вздернула брови.
– Жуткая дрянь, но с ним нужно дружить, иначе напакостит по полной программе. – И, видя мое глубочайшее удивление, добавила: – Антон – владелец газеты «Улет».
Я тогда не поленилась доехать до метро и купить газету. Поверьте, держала ее в руках впервые. Просто сточная канава, а не издание, на ее фоне даже «Экспресс-газета» и «Мегаполис» выглядят суперреспектабельными. Каких только гадких сплетен не было на ее страницах. Я бросила мерзкую газетенку и понеслась мыть руки. Вот уж не ожидала подобного от Антона, он казался мне интеллигентным человеком. Но я не являюсь лакомой добычей для «Улета»: человек я самый обыкновенный, на светских тусовках почти не бываю, для сплетников никакого интереса не представляю. Живу себе тихо-спокойно, воспитываю внуков. Впрочем, сейчас Анька и Ванька живут в Киеве у Зайкиной мамы. Марина обожает близнецов, она – идеальная бабушка, не то что я.
Вновь зазвонил телефон, на этот раз на том конце провода нервничал Жора:
– Ты «Улет» сегодня покупала?
– Нет, я его никогда не читаю.
– И правильно, – ответил Колесов, – имей в виду, никто не поверит.
– Чему?
Но Жорик уже отсоединился.
– Можешь покараулить щенков? – попросила я Дениску. – На пять минут отъехать надо.
У метро я схватила «Улет» и ахнула. Первую полосу украшала моя фотография, над ней красовалась шапка: «Одна из богатейших женщин столицы промышляет воровством в домах знакомых». Я юркнула в «Пежо» и принялась читать статью.
«Наша милая Даша Васильева, появляющаяся со скучной миной на лице лишь на избранных тусовках, эта безупречно одетая и обвешанная нехилыми камушками дама, эта тетка, чей банковский счет неприлично велик… Держитесь за стену, господа! Впрочем, лучше сядьте, поскольку я сообщу вам такое, что можно упасть: мадам, претендующая на пушистость, оказалась самой обычной воровкой, обворовавшей Юрочку Рыкова…»
Далее излагалась история с яйцом «работы самого Фаберже». Несколько минут я тупо сидела за рулем, переваривая информацию. Мне показалось, что кто-то выплеснул мне на голову ведро помоев, и я, забыв про то, что оставила Дениску со щенками всего на пять минут, рванула по адресу, указанному на последней странице мерзкой газетенки.
– Муся!
Я села в кровати.
– У нас пожар?
– Нет, Черри рожает.
Пришлось натягивать халат и идти в комнату к Машке. Там уже стояли растерянные Зайка и Аркадий. Пуделиха, тяжело дыша, лежала на диване.
– Вот, – сообщила Маня, – процесс пошел.
– Как ты определила, что роды начались? Ей, по-моему, просто жарко.
Маруська показала градусник.
– Видишь? Всего 37 градусов.
– Ну и что, подумаешь, чуть повышена.
Девочка засмеялась:
– Наоборот, понижена. У собак, как правило, 38 градусов, а если падает на целый градус, то верный признак, что началась родовая деятельность.
– Может, ветеринара вызвать? Дениску, к примеру, – предложила Ольга.
Машка махнула рукой, показывая на письменный стол, где на белой простынке лежали ножницы, нитки и какой-то инструментарий.
– Сама справлюсь.
– А ты сумеешь? – засомневалась Зайка.
– Я принимала роды даже у обезьяны, – гордо заявила Манюня, – про собак все знаю. Нужно разрезать пузырь, вытащить щенка, отсосать слизь изо рта и носа…
– Избавь меня от подробностей, – побелел Кеша, который приходит в ужас от поцарапанного пальца.
Машка фыркнула:
– Поверь, это не намного сложнее, чем поменять колесо у твоего джипа.
– Ну-ну, – недоверчиво пробормотала Зайка.
В шесть утра стало понятно, что Черри совсем плохо. Пуделиха лежала, вывалив из пасти сухой язык. Бока ее тяжело вздымались, и она ни на что не реагировала. Не хотела пить воду, пробовать обожаемую сгущенку и прикасаться к шоколадке.
– Я бы позвала Дениса, – вздохнула Зайка.
Маня ничего не сказала, но спустя полчаса вдруг хлопнула дверь, и влетел растрепанный Денька. Он младший сын моей лучшей подруги Оксаны. С самого детства Дениска обожал животных и буквально с трех лет всем сообщал:
– Хочу быть ветеринаром.
Оксанка, хирург по профессии, пыталась надавить на сына. Как все врачи, она считала профессию ветеринара чем-то несерьезным. Вроде бы доктор, но ненастоящий.
– Иди в медицинский, – упрашивала она сына.
Но Денисыч стоял насмерть:
– Только в ветеринары.
В конце концов Александр Михайлович не выдержал и заявил:
– Слышь, Оксанка, отцепись от парня. Похоже, он лучше тебя знает, кем хочет стать.
– Хочу дать ребенку такую профессию, – завела подруга, – чтобы твердо стоял на ногах. Мужчине важно иметь стабильный заработок.
Дегтярев хмыкнул и на следующий день принес Оксанке вырезку из журнала.
– «Каждый второй москвич имеет в семье домашнее животное», – прочитала подруга. – Ну и что?
– А то, – сообщил полковник, – что Дениске хватит работы.
Надо отдать должное Оксане, она умеет давать задний ход. Денисыч поступил в Ветеринарную академию, и к третьему курсу стало понятно, что он «Айболит» милостию божьей. Диагноз Денька ставит удивительно, животные его любят, каким-то десятым чувством понимая, что, хоть сей молодой человек и делает в данный момент болезненный укол, после им будет хорошо. И еще, по-моему, он владеет собачьим и кошачьим языком, потому что иногда заявляет изумленным владельцам:
– У вашей кошки болит печень. Она мне только что пожаловалась на дискомфорт в правом боку.
Окинув глазом Черри, Денька мигом заорал:
– Едем в клинику.
– Почему? – засуетились домашние.
– Надо срочно сделать кесарево, сама не родит.
– Точно знаешь? – решил подстраховаться Кеша.
– Абсолютно, – отрезал Дениска, – два щенка идут одновременно, они перекрыли друг другу выход на свет божий.
Поднялась суматоха. Начали складывать вещи в сумку: простыни, электрогрелку, теплое одеяльце для щенков…
К десяти утра мы получили от хирургов пять щеночков размером чуть больше зажигалки. Я со злорадством отметила, что двое из них – вылитый Гектор: белые, а остальные угольно-черные, совсем как мать.
Домой мы явились к одиннадцати. Черри с выбритым животом выглядела ужасно. Она храпела на диване.
– Отличный шов, – сообщил Денька.
Я взглянула на жуткое нечто, делившее пузо собачки пополам, и вздрогнула. Если это отлично, то как выглядит плохой шов?
Сначала Дениска и Маруська пытались подсунуть щенков матери, но та никак не реагировала на детей.
– От наркоза еще не отошла, – пояснила Маня.
Впрочем, щенята тоже не хотели сосать. Они разевали маленькие пасти и слабо пищали.
– Надо их кормить, – сказал Дениска, – иначе умрут от голода.
Поднялась жуткая суматоха. Аркадий понесся в магазин «Марквет» за детским питанием для щенят. Назад он прилетел с огромной банкой, на которой был нарисован толстый щенок с крошечными бутылочками и пипетками. Мы развели смесь и приступили к кормлению. Маня, Зайка, Аркашка и Дениска довольно ловко закапали своим подопечным в пасть молоко, мне же достался совсем крохотный черный мальчик, очевидно последыш. Жалкий и какой-то полуживой. Глотать пищу он не хотел, капли молока выливались у него из пасти. Кое-как это несчастье проглотило грамм еды и мигом заснуло.
Мы положили щенков на грелку.
– И долго нам их так кормить? – спросил Кеша.
– Пока у Черри не проснется материнский инстинкт, кормить нужно каждые полтора часа, – хором ответили Маня и Денис.
– А если он у нее вообще не проклюнется, инстинкт этот? – осторожно поинтересовалась я. – Тогда как?
– Быть тебе кормящей сукой, – успокоил меня сын.
– Почему именно мне предназначена эта роль? – попробовала я возмутиться, но домашние мигом дали мне отпор:
– Потому что все остальные учатся или работают.
Одним словом, они бросили меня около пластмассового короба, в котором слабо попискивали пять комочков, и унеслись. До самого вечера я, не зная отдыха, кормила кутят. Процесс казался бесконечным. Когда пятый заканчивал завтракать, наступала пора полдничать первому, и так по кругу. Черри не реагировала ни на что. Пару раз только приоткрыла глаза и обвела затуманенным взором гостиную.
Прошло два дня. Ситуация в нашем доме не сильно изменилась. Пуделиха никак не могла оклематься, щенки, правда, начали довольно активно сосать из бутылочек. Я сидела около них неотлучно, удивляясь, отчего это в ящике чисто.
Приехавший Дениска пояснил:
– У них желудки не работают.
– Почему?
– Собака постоянно облизывает щенков, она делает им языком массаж, и это возбуждает перистальтику, – пояснил студент.
– Делать-то чего?
– Как чего? Облизывать, – ответил наш ветеринар и убежал пить чай.
Я с сомнением покосилась на тихо копошащийся выводок. Облизывать? Честно говоря, не очень хочется, но, похоже, альтернативы нет. Мне жалко несчастных собачат.
Поколебавшись минут пять, я взяла самого хилого черненького мальчика и, глубоко вздохнув, приступила к облизыванию. Честно говоря, думала, стошнит сразу, ан нет. Ничем противным от щенят не пахло. Целых полчаса я старательно изображала из себя заботливую собачью мамашу, потом, решив вознаградить себя за труды чашечкой чая, отправилась в столовую.
– Тебе кофе? – спросил Дениска, хватая чайник.
– Чай, – с глубоким вздохом ответила я, – весь рот в шерсти.
– Почему? – удивился наш ветеринар.
– Да со щенков шерсть облезает.
– При чем тут твой рот?
– Как это? Ты же велел щенят облизывать, ну для возбуждения перистальтики!
Дениска захохотал и мигом пролил чай на ковер.
– Ой, не могу, ты их языком, да? Своим?
– Нет, – обозлилась я, – чужим!
– Даша, – стонал Денька, – люди берут тряпочку, мочат теплой водой и протирают щенят. Этакая имитация облизывания. А ты… Ой, держите меня, завтра в академии народ просто завянет, когда узнает!
– Надо было нормально объяснить!
– Но я и подумать не мог, что ты так буквально воспримешь мои слова!
Я уже хотела было заорать от возмущения, но тут зазвонил телефон. Незнакомый женский голос прочирикал:
– Дашу позовите.
– Слушаю.
– Ты газету «Улет» читала?
– Нет, – рявкнула я, – подобной дрянью не интересуюсь. Кто говорит?
– Сгоняй к метро и купи сегодняшний номер, – злорадно заявила незнакомка, – там про тебя такое написано, богатенькая ты наша. Усраться можно. Теперь тебя никто в гости не позовет.
Я растерянно посмотрела на телефон. Про меня? В газете «Улет»? Самое интересное, что хорошо знаю этот бульварный листок, и он мне совершенно не нравится. Его издает один из моих дальних знакомых, Антон Чебуков. Когда-то Антоша работал, как тогда говорили, в партийной советской печати и писал напыщенные заметки о преимуществе социалистического строя над загнивающим капиталистическим. Он дружил с моим последним мужем Генкой, и одно время мы тесно общались. Затем отношения прервались. Гена уехал в Америку, а Антон пропал. Но пару лет назад я столкнулась с ним на вечере, который устраивал в честь своего пятидесятилетия наш сосед банкир Сыромятников. Мы мило побеседовали на отвлеченные темы, потом я подошла к жене Ивана Александровича Карине и поинтересовалась:
– Откуда знаешь Чебукова?
Кара вздернула брови.
– Жуткая дрянь, но с ним нужно дружить, иначе напакостит по полной программе. – И, видя мое глубочайшее удивление, добавила: – Антон – владелец газеты «Улет».
Я тогда не поленилась доехать до метро и купить газету. Поверьте, держала ее в руках впервые. Просто сточная канава, а не издание, на ее фоне даже «Экспресс-газета» и «Мегаполис» выглядят суперреспектабельными. Каких только гадких сплетен не было на ее страницах. Я бросила мерзкую газетенку и понеслась мыть руки. Вот уж не ожидала подобного от Антона, он казался мне интеллигентным человеком. Но я не являюсь лакомой добычей для «Улета»: человек я самый обыкновенный, на светских тусовках почти не бываю, для сплетников никакого интереса не представляю. Живу себе тихо-спокойно, воспитываю внуков. Впрочем, сейчас Анька и Ванька живут в Киеве у Зайкиной мамы. Марина обожает близнецов, она – идеальная бабушка, не то что я.
Вновь зазвонил телефон, на этот раз на том конце провода нервничал Жора:
– Ты «Улет» сегодня покупала?
– Нет, я его никогда не читаю.
– И правильно, – ответил Колесов, – имей в виду, никто не поверит.
– Чему?
Но Жорик уже отсоединился.
– Можешь покараулить щенков? – попросила я Дениску. – На пять минут отъехать надо.
У метро я схватила «Улет» и ахнула. Первую полосу украшала моя фотография, над ней красовалась шапка: «Одна из богатейших женщин столицы промышляет воровством в домах знакомых». Я юркнула в «Пежо» и принялась читать статью.
«Наша милая Даша Васильева, появляющаяся со скучной миной на лице лишь на избранных тусовках, эта безупречно одетая и обвешанная нехилыми камушками дама, эта тетка, чей банковский счет неприлично велик… Держитесь за стену, господа! Впрочем, лучше сядьте, поскольку я сообщу вам такое, что можно упасть: мадам, претендующая на пушистость, оказалась самой обычной воровкой, обворовавшей Юрочку Рыкова…»
Далее излагалась история с яйцом «работы самого Фаберже». Несколько минут я тупо сидела за рулем, переваривая информацию. Мне показалось, что кто-то выплеснул мне на голову ведро помоев, и я, забыв про то, что оставила Дениску со щенками всего на пять минут, рванула по адресу, указанному на последней странице мерзкой газетенки.
Глава 4
Очевидно, торговля гадостями – выгодное занятие, потому что «Улет» помещался в новехоньком здании. У входа сидел охранник.
– Вы к кому? – весьма вежливо, но строго спросил он.
– К Чебукову.
Узнав мою фамилию, секьюрити принялся терзать телефон, потом сказал:
– Второй этаж, в конце коридора.
Вне себя от злости я, проигнорировав лифт, понеслась по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, распахнула вызывающе шикарную отлакированную дверь и буквально уткнулась в грудь широко улыбающегося Антона.
– О, Дашута, чему обязан?
– Еще спрашиваешь, – прошипела я и швырнула ему на стол газету. – Твоих рук дело?
Чебуков хмыкнул:
– Фотка не нравится? Извини, другой не нашли, ты редко ходишь на такие мероприятия, где бродят мои корреспонденты с аппаратурой.
– Фотография хорошая.
– Тогда чего?
– Статья омерзительная.
– Ну? Неужели?
– Хватит из себя идиота корчить! – рявкнула я. – Кто тебе рассказал чушь про это яйцо?
Антон ткнул пальцем в газетную полосу:
– Это имеешь в виду?
– Да.
– Я тут ни при чем. Вот, смотри, подпись – «госпожа Резвая», к автору и претензии. Можешь подать в суд, у нас в месяц по пять-шесть процессов бывает.
– И тебе нравится таскаться по судам?
Антон с жалостью посмотрел на меня:
– Весь мир изменился, а ты все та же. На судебное разбирательство ходят адвокаты. Кстати, имей в виду: мы почти всегда выигрываем и потом пишем об этих заседаниях. Вот так.
– Как найти эту госпожу Резвую?
– Если в редакции, то сидит на третьем этаже, сорок вторая комната.
– И что, в твоей газетенке можно напечатать все, что угодно.
Антон поднял руки вверх.
– Ну, ну, спокойно! Мы интеллигентные люди, давай без мордобоя. Кстати, если сейчас начнешь бить окна и ломать мебель, мигом прибегут из информационного отдела. Драка – хороший повод для новой статьи. Прикинь, тебе такое надо?
Я пошла к выходу.
– Дашута, – окликнул Чебуков, – не злись. На самом деле ничего не знал. Я – владелец издания, занимаюсь только коммерческими вопросами, а полосы находятся в ведении редакторов. Это они решают, какой материал помещать.
Ничего не ответив, я побежала на третий этаж, отыскала нужное помещение, рванула дверь и обнаружила внутри прехорошенького рыженького мальчика с по-детски пухлыми щеками.
– Где госпожа Резвая? – рявкнула я.
Парнишка от испуга дернулся, и компьютерная мышка свалилась со стола.
– Где она? – не унималась я.
Подросток подхватил болтающуюся на шнуре мышку и тоненьким голоском пропищал:
– Слушаю.
– Ты мне не нужен, где госпожа Резвая?
– Это я, только меня на самом деле зовут Петя.
От неожиданности я села на стул и глупо переспросила:
– Ты?
Мальчонка кивнул.
– Но почему подписываешься женским именем?
– У меня много псевдонимов, – пустился в объяснения гадкий ребенок. – Колючий, Сплетник, Госпожа Резвая, Любитель свиней.
– Твоя работа?
– Ну, в общем…
– Да или нет?
– Это как посмотреть…
– Прямо на страницу погляди! – заорала я. – Как ты посмел меня на весь свет опозорить? Дал непроверенную информацию. Мало ли кто чего наболтает!
– Да вы не расстраивайтесь, – затарахтел юноша, – это же слава, скандальная, правда, но слава. Знаете, сколько всякие звезды шоу-бизнеса платят, чтобы их хоть упомянули? А про вас бесплатно…
– Издеваешься, да? – прошипела я и схватила стоящую на столе пластиковую бутылку с пепси.
– Эй, эй, – отшатнулся Петя, – осторожней. Я ни при чем вовсе.
– Да ну? Кто же тогда все написал под твоим псевдонимом?
– Антон Григорьевич в кабинет вызвал, дал фото, сообщил информацию и велел действовать. А мне чего? Главный приказал, я и выполнил. Еще торопил. Утром задание озвучил, а в обед уже статью получить хотел.
– Тебе велел написать обо мне Чебуков?
– Ага, – сообщил Петя, – и фотку вручил.
Я понеслась на второй этаж с твердым желанием разорвать мерзавца на куски, но дверь его кабинета оказалась запертой, на косяке покачивалась записка: «Зная милую привычку сотрудников обсуждать поведение начальства, сообщаю всем: уехал на блядки, на…сь и вернусь. Ваш главный».
Дрожа от негодования, я села в «Пежо». Ну не сволочь ли! Сколько раз я кормила его по вечерам ужином. Антон частенько брал у нас с Генкой деньги в долг. Суммы, правда, были небольшие, но он их всегда забывал вернуть. А когда Нинка Вишнякова, его бывшая жена, выперла мужика на улицу в одних подштанниках, куда он пришел? Правильно, к нам. Жил в большой комнате на раскладушке, пока не познакомился с Наташкой Луниной, у которой имелась собственная жилплощадь. Да Антон меня знает как облупленную. Конечно, я способна совершить неподобающий поступок. Один раз, когда Генка явился домой пьяный в лоскуты, да еще с парочкой нетрезвых приятелей, я окатила мужиков грязной водой из ведра. Им не повезло, в момент их появления я мыла полы. Но украсть! Да мне такое никогда даже в голову не приходило!
Тут я вспомнила про щенков и Дениску. Парень, должно быть, весь там извелся, ожидая меня.
Наш дом стоит за коттеджем Сыромятниковых. Я обогнула небольшой палисадник, где Карина разводит розы, и внезапно мне в голову пришла очень полезная мысль: интересное дело, почему я должна одна выкармливать из бутылочки пятерых кутят? Их отец явно Гектор, вот пусть Кара и забирает себе двух беленьких, все мне легче будет.
Обрадованная столь легким решением сложной проблемы, я позвонила в дверь Сыромятниковых. Она мигом распахнулась. На пороге стояла их дочь Леля, подруга Машки. Девочки – одногодки, они ходят в один класс. Лелечка приветливая, спокойная и очень милая, но сегодня, увидев меня, она неожиданно покраснела и пробормотала:
– Здрассти.
– Мама дома? – спросила я, входя в хорошо знакомый холл, заставленный кадками с растениями.
Карина увлекается цветоводством. В доме Сыромятниковых на каждом метре пространства красуются емкости с экзотическими растениями.
– Ее нет, – произнесла Леля, став пунцовой.
Я удивилась:
– Куда же она подевалась? Обычно дома сидит.
Лелина лицо приобрело оттенок кетчупа «Чумак», который очень любит Маруся.
– Это, ну, в общем… В бридж играть пошла, к Локтевым.
Локтевы тоже наши соседи. Их коттедж стоит слева от дома Сыромятниковых. Я пришла в полное изумление:
– К Локтевым? Но ведь они еще на прошлой недели заперли дом и отправились в Лондон.
У бедной Лели на глазах выступили слезы, и она в полном отчаянии воскликнула:
– Ну не помню, куда мама пошла, нет ее!
В полном недоумении я вышла на крыльцо. Очень странно. Нас с Сыромятниковыми связывают скорее дружеские, а не просто соседские отношения. Несколько лет мы запросто общаемся, забегаем друг к другу в халатах…
Внезапно из-за закрытой двери донесся высокий голосок Лели:
– Я больше не буду ей врать, тетя Даша хорошая.
– Ты же видела газету, – ответила Карина, – мадам Васильева – воровка, обокрала приятелей, таких людей в дом не пускают!
– Это ошибка!
– В газете всегда помещают проверенные сведения, – с уверенностью человека, выросшего в стране социализма, заявила Карина.
– Она не могла украсть, да и зачем? – пыталась оправдать меня Леля. – У них денег больше, чем у нас!
– Дурочка, – ласково ответила Карина, – она же не двадцать рублей сперла. Яйцо, сделанное самим Фаберже! Прикинь, сколько оно стоит. И потом, как у людей обстоят дела в действительности, никогда не узнать. Наш папа в прошлом году чуть не разорился, но об этом никто не догадывался. Мы на «мерсе» ездили и в шубах щеголяли…
Не слушая, что ответила Леля, я побрела по дорожке, соединяющей наши участки. Да, дело плохо. Если уж Карина поверила, то у тех, кто знаком со мной не так близко, и сомнений, должно быть, не осталось. Небось все соседи перестанут со мной здороваться. И что делать? Ума не приложу. Внезапно мне в голову пришла гениальная мысль. Я вытащила мобильный и, поеживаясь от совсем не по-апрельски прохладного ветерка, набрала номер Колесова.
– Жора? Сделай доброе дело. Звякни этому Рыкову и посоветуй подать заявление в милицию о краже. Пусть в происшествии разберутся компетентные органы.
– Я ему предлагал, – вздохнул Жорка.
– И что?
– Не хочет. Говорит, его родственники – до десятого колена аристократы – никогда никаких дел с полицией не имели и ему завещали поступать так же.
– Какая глупость!
– Точно, – подхватил Жорка, – только он уверен, что воровка – ты.
Я стала набирать другой номер.
– «Улет» на проводе.
– Чебукова позовите.
– Кто просит?
– Майя Плисецкая.
– О, как я рад, – донеслось через секунду из мембраны, – как счастлив, несравненная…
– Можешь не разливаться соловьем, это Даша Васильева.
Антон поскучнел:
– Ну и чего надо?
– Если принесу тебе неопровержимые доказательства того, что яйцо украла не я, а кто-то другой, ты дашь опровержение?
– Обязательно тисну статью с опровержением.
– Обещаешь?
– Слово джентльмена.
– Ну в твоих устах это не гарантия.
– Хорошо, в честь нашей дружбы.
Я хмыкнула: мог бы и раньше об этом вспомнить.
– Только имей в виду, – завел Антон.
– Что еще?
Чебуков помолчал, а потом внезапно спросил голосом нормального человека, того, кто просиживал в былые времена табуретку у меня на кухне:
– Слышь, Дашка, ты вправду его не брала? Сделай милость, скажи честно!
– Скоро приволоку к тебе за шиворот того, кто совершил кражу, – пообещала я и побежала домой.
– Вы к кому? – весьма вежливо, но строго спросил он.
– К Чебукову.
Узнав мою фамилию, секьюрити принялся терзать телефон, потом сказал:
– Второй этаж, в конце коридора.
Вне себя от злости я, проигнорировав лифт, понеслась по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, распахнула вызывающе шикарную отлакированную дверь и буквально уткнулась в грудь широко улыбающегося Антона.
– О, Дашута, чему обязан?
– Еще спрашиваешь, – прошипела я и швырнула ему на стол газету. – Твоих рук дело?
Чебуков хмыкнул:
– Фотка не нравится? Извини, другой не нашли, ты редко ходишь на такие мероприятия, где бродят мои корреспонденты с аппаратурой.
– Фотография хорошая.
– Тогда чего?
– Статья омерзительная.
– Ну? Неужели?
– Хватит из себя идиота корчить! – рявкнула я. – Кто тебе рассказал чушь про это яйцо?
Антон ткнул пальцем в газетную полосу:
– Это имеешь в виду?
– Да.
– Я тут ни при чем. Вот, смотри, подпись – «госпожа Резвая», к автору и претензии. Можешь подать в суд, у нас в месяц по пять-шесть процессов бывает.
– И тебе нравится таскаться по судам?
Антон с жалостью посмотрел на меня:
– Весь мир изменился, а ты все та же. На судебное разбирательство ходят адвокаты. Кстати, имей в виду: мы почти всегда выигрываем и потом пишем об этих заседаниях. Вот так.
– Как найти эту госпожу Резвую?
– Если в редакции, то сидит на третьем этаже, сорок вторая комната.
– И что, в твоей газетенке можно напечатать все, что угодно.
Антон поднял руки вверх.
– Ну, ну, спокойно! Мы интеллигентные люди, давай без мордобоя. Кстати, если сейчас начнешь бить окна и ломать мебель, мигом прибегут из информационного отдела. Драка – хороший повод для новой статьи. Прикинь, тебе такое надо?
Я пошла к выходу.
– Дашута, – окликнул Чебуков, – не злись. На самом деле ничего не знал. Я – владелец издания, занимаюсь только коммерческими вопросами, а полосы находятся в ведении редакторов. Это они решают, какой материал помещать.
Ничего не ответив, я побежала на третий этаж, отыскала нужное помещение, рванула дверь и обнаружила внутри прехорошенького рыженького мальчика с по-детски пухлыми щеками.
– Где госпожа Резвая? – рявкнула я.
Парнишка от испуга дернулся, и компьютерная мышка свалилась со стола.
– Где она? – не унималась я.
Подросток подхватил болтающуюся на шнуре мышку и тоненьким голоском пропищал:
– Слушаю.
– Ты мне не нужен, где госпожа Резвая?
– Это я, только меня на самом деле зовут Петя.
От неожиданности я села на стул и глупо переспросила:
– Ты?
Мальчонка кивнул.
– Но почему подписываешься женским именем?
– У меня много псевдонимов, – пустился в объяснения гадкий ребенок. – Колючий, Сплетник, Госпожа Резвая, Любитель свиней.
– Твоя работа?
– Ну, в общем…
– Да или нет?
– Это как посмотреть…
– Прямо на страницу погляди! – заорала я. – Как ты посмел меня на весь свет опозорить? Дал непроверенную информацию. Мало ли кто чего наболтает!
– Да вы не расстраивайтесь, – затарахтел юноша, – это же слава, скандальная, правда, но слава. Знаете, сколько всякие звезды шоу-бизнеса платят, чтобы их хоть упомянули? А про вас бесплатно…
– Издеваешься, да? – прошипела я и схватила стоящую на столе пластиковую бутылку с пепси.
– Эй, эй, – отшатнулся Петя, – осторожней. Я ни при чем вовсе.
– Да ну? Кто же тогда все написал под твоим псевдонимом?
– Антон Григорьевич в кабинет вызвал, дал фото, сообщил информацию и велел действовать. А мне чего? Главный приказал, я и выполнил. Еще торопил. Утром задание озвучил, а в обед уже статью получить хотел.
– Тебе велел написать обо мне Чебуков?
– Ага, – сообщил Петя, – и фотку вручил.
Я понеслась на второй этаж с твердым желанием разорвать мерзавца на куски, но дверь его кабинета оказалась запертой, на косяке покачивалась записка: «Зная милую привычку сотрудников обсуждать поведение начальства, сообщаю всем: уехал на блядки, на…сь и вернусь. Ваш главный».
Дрожа от негодования, я села в «Пежо». Ну не сволочь ли! Сколько раз я кормила его по вечерам ужином. Антон частенько брал у нас с Генкой деньги в долг. Суммы, правда, были небольшие, но он их всегда забывал вернуть. А когда Нинка Вишнякова, его бывшая жена, выперла мужика на улицу в одних подштанниках, куда он пришел? Правильно, к нам. Жил в большой комнате на раскладушке, пока не познакомился с Наташкой Луниной, у которой имелась собственная жилплощадь. Да Антон меня знает как облупленную. Конечно, я способна совершить неподобающий поступок. Один раз, когда Генка явился домой пьяный в лоскуты, да еще с парочкой нетрезвых приятелей, я окатила мужиков грязной водой из ведра. Им не повезло, в момент их появления я мыла полы. Но украсть! Да мне такое никогда даже в голову не приходило!
Тут я вспомнила про щенков и Дениску. Парень, должно быть, весь там извелся, ожидая меня.
Наш дом стоит за коттеджем Сыромятниковых. Я обогнула небольшой палисадник, где Карина разводит розы, и внезапно мне в голову пришла очень полезная мысль: интересное дело, почему я должна одна выкармливать из бутылочки пятерых кутят? Их отец явно Гектор, вот пусть Кара и забирает себе двух беленьких, все мне легче будет.
Обрадованная столь легким решением сложной проблемы, я позвонила в дверь Сыромятниковых. Она мигом распахнулась. На пороге стояла их дочь Леля, подруга Машки. Девочки – одногодки, они ходят в один класс. Лелечка приветливая, спокойная и очень милая, но сегодня, увидев меня, она неожиданно покраснела и пробормотала:
– Здрассти.
– Мама дома? – спросила я, входя в хорошо знакомый холл, заставленный кадками с растениями.
Карина увлекается цветоводством. В доме Сыромятниковых на каждом метре пространства красуются емкости с экзотическими растениями.
– Ее нет, – произнесла Леля, став пунцовой.
Я удивилась:
– Куда же она подевалась? Обычно дома сидит.
Лелина лицо приобрело оттенок кетчупа «Чумак», который очень любит Маруся.
– Это, ну, в общем… В бридж играть пошла, к Локтевым.
Локтевы тоже наши соседи. Их коттедж стоит слева от дома Сыромятниковых. Я пришла в полное изумление:
– К Локтевым? Но ведь они еще на прошлой недели заперли дом и отправились в Лондон.
У бедной Лели на глазах выступили слезы, и она в полном отчаянии воскликнула:
– Ну не помню, куда мама пошла, нет ее!
В полном недоумении я вышла на крыльцо. Очень странно. Нас с Сыромятниковыми связывают скорее дружеские, а не просто соседские отношения. Несколько лет мы запросто общаемся, забегаем друг к другу в халатах…
Внезапно из-за закрытой двери донесся высокий голосок Лели:
– Я больше не буду ей врать, тетя Даша хорошая.
– Ты же видела газету, – ответила Карина, – мадам Васильева – воровка, обокрала приятелей, таких людей в дом не пускают!
– Это ошибка!
– В газете всегда помещают проверенные сведения, – с уверенностью человека, выросшего в стране социализма, заявила Карина.
– Она не могла украсть, да и зачем? – пыталась оправдать меня Леля. – У них денег больше, чем у нас!
– Дурочка, – ласково ответила Карина, – она же не двадцать рублей сперла. Яйцо, сделанное самим Фаберже! Прикинь, сколько оно стоит. И потом, как у людей обстоят дела в действительности, никогда не узнать. Наш папа в прошлом году чуть не разорился, но об этом никто не догадывался. Мы на «мерсе» ездили и в шубах щеголяли…
Не слушая, что ответила Леля, я побрела по дорожке, соединяющей наши участки. Да, дело плохо. Если уж Карина поверила, то у тех, кто знаком со мной не так близко, и сомнений, должно быть, не осталось. Небось все соседи перестанут со мной здороваться. И что делать? Ума не приложу. Внезапно мне в голову пришла гениальная мысль. Я вытащила мобильный и, поеживаясь от совсем не по-апрельски прохладного ветерка, набрала номер Колесова.
– Жора? Сделай доброе дело. Звякни этому Рыкову и посоветуй подать заявление в милицию о краже. Пусть в происшествии разберутся компетентные органы.
– Я ему предлагал, – вздохнул Жорка.
– И что?
– Не хочет. Говорит, его родственники – до десятого колена аристократы – никогда никаких дел с полицией не имели и ему завещали поступать так же.
– Какая глупость!
– Точно, – подхватил Жорка, – только он уверен, что воровка – ты.
Я стала набирать другой номер.
– «Улет» на проводе.
– Чебукова позовите.
– Кто просит?
– Майя Плисецкая.
– О, как я рад, – донеслось через секунду из мембраны, – как счастлив, несравненная…
– Можешь не разливаться соловьем, это Даша Васильева.
Антон поскучнел:
– Ну и чего надо?
– Если принесу тебе неопровержимые доказательства того, что яйцо украла не я, а кто-то другой, ты дашь опровержение?
– Обязательно тисну статью с опровержением.
– Обещаешь?
– Слово джентльмена.
– Ну в твоих устах это не гарантия.
– Хорошо, в честь нашей дружбы.
Я хмыкнула: мог бы и раньше об этом вспомнить.
– Только имей в виду, – завел Антон.
– Что еще?
Чебуков помолчал, а потом внезапно спросил голосом нормального человека, того, кто просиживал в былые времена табуретку у меня на кухне:
– Слышь, Дашка, ты вправду его не брала? Сделай милость, скажи честно!
– Скоро приволоку к тебе за шиворот того, кто совершил кражу, – пообещала я и побежала домой.