Страница:
Анастасия Доронина
Встреча вне расписания
Если тебе не повезло с самого утра, то в течение остального дня уже не стоит ждать от жизни приятных подарков. Старая добрая истина! Как всякий неглупый человек, Рита ее знала, но, как всякая женщина, почему-то считала, что на этот раз судьба-злодейка будет к ней чуть снисходительнее, чем обычно. Хотя именно сегодня считать так у Риты не было никаких оснований.
Тем более что несчастья на нее начали сыпаться уже с самого утра: пытаясь ввинтить в ванной так некстати перегоревшую лампочку, она сломала ноготь – только женщина поймет, какая это на самом деле трагедия! – а затем, заметавшись по квартире в поисках ножниц и пилочки, зацепилась за раскрытую дверцу шкафа. И по новым, только полчаса назад извлеченным из упаковки колготкам, поползла подлая стрелка.
– Черт! – сказала Рита, чувствуя приближение истерики.
Примерно в это самое время истерика должна была начаться и у ее начальника, потому что Рита уже и без того опаздывала на еженедельное пятничное совещание. А их шеф давно уже косил на девушку недобрым глазом, в котором отражались естественное раздражение от хронического недосыпа и недовольство этой бестолковой журналисткой, невесть как попавшей на работу на их солидный телевизионный канал. Со всеми нами периодически что-то случается, но с Ритой это «что-то» происходило почему-то именно накануне пятничных совещаний!
– Будь оно все проклято! – еще раз выругалась Рита, представив, как шеф пыхтит и тычет пальцем в ее пустующий стул. Но выхода не было. Ногти на оставшихся девяти пальцах было необходимо остричь, стереть с них боевую раскраску и привести в максимально скромный вид, потому что нет ничего хуже нескольких длинных ногтей. Выйти на улицу и ехать в общественном транспорте на работу со сломанным ногтем и в рваных колготках Рита не могла бы позволить себе даже в случае, если бы с неба вдруг стали сыпаться камни!
И, конечно, мобильный телефон в ее сумочке зазвонил как раз в тот момент, когда она, растопырив пальцы на левой руке, только что нанесла на них лак. Чертыхнувшись в третий раз, и с большим чувством, Рита проявила чудеса женской изобретательности. Вместо того чтобы лезть в битком набитую сумку и с яростью извлекать из ее недр верещащий аппарат, тем самым уничтожая только что наведенный лоск на подровненных ногтях, она схватила сумку за ремень и бросила ее на пол. Содержимое рассыпалось по полу кухни и частично закатилось под стол и холодильник. Мобильник, естественно, выпал из нее последним.
– Марго! – услышала Рита всегда испуганный голос Натки Игнатовой, ответственного секретаря их редакции. – Марго, ты что, с ума сошла? Где ты, чем занимаешься? Бросай все срочно и мухой сюда! Шеф сказал, если тебя не будет через пять минут – он подписывает приказ на увольнение!
– Как на увольнение? Почему? – пробормотала Рита, одной рукой держа у уха телефон и отчаянно дуя на вторую, чтобы подсушить лак.
– Потому что ты опять умудрилась стать героиней дня! Ты вчера сюжет про этого, как его, как его, ну, коллекционера чайников делала?
– Я. А что? – удивилась Рита. – Хорошая же тема! У него выставка была в районном Доме культуры. Человек за свою жизнь две тысячи чайников собрал, от миниатюрных до пятнадцатилитровых! Скажешь, не интересный материал?
– Интересный, интересный! Очень даже интересный! – с непонятной для Риты издевкой подтвердила Натка. – А комментарий у этого чайного владельца, ну, хозяина коллекции, тоже ты брала?
– Ну я… – И тут Рита смутилась.
Дело в том, что, проторчав добрых полтора часа возле заставленной причудливыми предметами полки (каких только чайников там не было: в виде пишущей машинки, лесного пенька, дамы с собачкой и даже один совершенно неприличный, поглазеть на который собиралось особенно много народу), они с оператором Васькой по прозвищу Отойди-не-Отсвечивай так и не дождались самого коллекционера. Хозяин экспозиции на открытие собственной выставки почему-то не пришел.
– Что будем делать? – в сотый раз взглянув на часы, спросила у оператора Рита.
– Марго, ты меня удивляешь. Ты профессионал или где? Наговоришь за него за кадром все, что эти сумасшедшие собиратели талдычат в таких случаях, – усмехнулся Васька Отойди-не-Отсвечивай. – Дескать, «как говорит сам коллекционер В.И. Теребенников…».
– Думаешь, проскочит?
– Да ну! Он же тебе еще и спасибо скажет! Голову даю на отсечение – этот Теребенников потому и на открытие выставки не пришел, что двух слов связать не может. Стесняется, как пить дать.
Рита в последний раз посмотрела на часы, подумала и согласилась. Вечером в эфир их телеканала вышел довольно милый сюжетец о необычном увлечении «нашего земляка, Владимира Ивановича Теребенникова. Говорят, что коллекционером стать нельзя, им можно только родиться. По словам самого Владимира Ивановича, благодаря систематической, серьезной, глубокой работе с коллекцией у него появилась потребность не просто украшать чайниками интерьер своей квартиры, но и как можно больше узнавать об истории этого непритязательного на первый взгляд предмета. Владимир Иванович говорит, что искренне влюблен в свою коллекцию. Гордо демонстрируя свежий трофей своим знакомым, он испытывает настоящую эйфорию. Коллекционирование – это настоящий духовный интерес, высшая степень поклонения красоте, которой человеку не хватает в жизни, считает Теребенников».
– Ну и что? – быстро прокрутив в памяти вчерашний сюжет, Рита не увидела в нем ничего криминального, а уж тем более такого, за что ее можно выгонять с работы. – Что такого особенного произошло? Обычный сюжет, милое домашнее увлечение, людям нравится…
– «Людям нравится»! – передразнила ее Натка. – Шеф сегодня аж папками в меня швырялся – вот как ему понравилось! Знаешь, что произошло?! Спозаранку, прямо в восемь утра, на студию заявилась жена этого В.И. Теребенникова. И потребовала найти управу на мужа. Орет, ногами топает, в общем – бабий бунт! Шеф ничего не понял, спрашивает: «В чем дело, гражданка?» А она кричит: «Он, гад такой, тридцать лет со мной прожил, и все это время притворялся глухонемым, а как телевидение эту его чертову коллекцию снимать приехало, так сразу заговорил, интервью давать начал!» Что тут началось – ты не представляешь! Ваську на ковер вызвали, режиссерам монтажа форменный допрос устроили! Тебя требуют – тебя нету! Пока они там разобрались, что к чему, я думала, у шефа инфаркт случится!
У Риты подкосились ноги. Рухнув на кухонную табуретку, машинально продолжая держать трубку около уха, она явственно ощущала, как сердце покрывается ледяной корочкой страха. Вот это да! Это же надо так влипнуть! И в который раз! Теперь прямо хоть на работу не ходи – уволят, на этот раз уже точно!
Тем более что «последнее предупреждение» у нее уже было.
– Марго! Бери оператора и срочно дуй в колхоз имени Ильича! – приказывал ей выпускающий редактор, разгоняя рукой клубы дыма от папирос, которые он курил одну за другой. – Там наши агрономы-новаторы какой-то новый вид селекции открыли – картофель выращивают круглогодично прямо в подвале, по два урожая в год снимают. Полтора часа тебе на все про все – и чтобы вечером сюжет об этом был уже в эфире!
Рита бежала искать Ваську Отойди-не-Отсвечивай, хватала микрофон, прыгала в разбитый редакционный «уазик», тряслась по болотистой местности в забытый богом и людьми колхоз, находила новаторов, брала интервью, и… неизбежно портила прекрасный сюжет какой-нибудь своей нелепой фразой.
– Дан старт подземному размножению картошки! – говорила она в микрофон, и студия лежала на столах от смеха, а лысина редактора покрывалась крупным бисером пота.
– Мичурин из тебя не вышел, подруга, – говорил на следующий день шеф-редактор, закуривая очередную папиросу. – Ладно. Попробуй на собачках. В окрестностях города много бродячих псов появилось, есть даже случаи нападения на людей. Сделай проблемный материал.
Рита рыскала по подворотням, выискивала для съемок особенно колоритных псов, больше похожих на волков-мутантов, дозванивалась до ветеринарной службы, тщательно записывала все, что ей там говорили, и… снова становилась посмешищем для своего коллектива, начиная репортаж бодрой фразой:
– Если вам нанесла покус известная собака, то беспокоиться не стоит, а вот если неизвестная…
– Деточка, вот уж не думала, что надо знакомиться с каждой собакой… – невинно округляя плутоватые глаза, удивлялась режиссер монтажа, сорокапятилетняя плоскогрудая Алла, никогда не упускавшая случая выставить Риту круглой дурой. Просто по той причине, что этой Мурашко было двадцать два года, а не сорок пять, за то, что у нее были длинные ноги, высокая грудь, маленький задорный носик, и еще за то, что на Риту заглядывался практически весь мужской коллектив.
Весь, кроме шефа. Этот тайный алкоголик и явный женоненавистник, как думала про него Рита, на прошлой неделе вызвал ее в свой кабинет и, не поздоровавшись и не предложив даже присесть, сказал буквально следующее:
– Еще одна такая выходка, моя дорогая, и я буду вынужден просить вас поискать себе другую работу. Причем желательно как можно дальше от телевидения.
И вот – кажется, пришла пора ей именно этим и заняться.
– Слепые видят, глухие слышат, немые говорят! – громко крикнул коллега сразу же, как только завидел Риту. – А ну-ка колись, Марго, чем еще с тобой поделился глухонемой собиратель? Слушай, давай к нему снова съездим – может быть, он нам в убийстве президента Кеннеди признается?
– Васька! Ну хоть ты меня не добивай! – взмолилась она. – Между прочим, начитать закадровый текст со ссылкой на коллекционера – это была твоя идея!
– Моя, – легко согласился оператор. – Только я думал, ты хотя бы биографию этого мужика перед съемкой узнала. Глупо получилось, ничего не попишешь, только извини – ты сама в этом виновата.
– Да знаю я, – отмахнулась Рита. Она не могла отвести взгляда от выглядевшей сегодня особенно устрашающей двери в добротной кожаной обивке с табличкой «Главный редактор».
– Иди, иди, – усмехнулся Васька и слегка шлепнул девушку пониже спины. – Не отсвечивай. Все равно придется.
– Ох, страшно…
– Да иди! Не бойся. Отмолили тебя. Забелин лично на совещаловке распинался, обещал взять на поруки, научить уму-разуму. Одним словом, заступался, как за родную маму. До очередного предупреждения.
– Ой, Васька… правда? – взвизгнула Рита.
– Ну-тк, я тебе говорю!
Подмигнув ей и поправив на плече лямку тяжеленного кофра, оператор последовал своей дорогой. Какое-то время Рита смотрела ему вслед, и в голове у нее сладчайшей музыкой разливались Васькины последние слова: «Отмолили тебя… Забелин лично… Заступался, как за родную…»
– Костенька, золотой мой, спасибочки тебе огромадное! – пробормотала Рита, чувствуя, как позорный страх перед разносом с последующим увольнением наконец-то ее отпускает. Еще бы! Костя Забелин при желании мог вить из шефа веревки!
Он, Костя Забелин, ведущий вечернего выпуска новостей и автор крайне популярной у телезрителей программы «Нулевая верста» был любимчиком женщин, баловнем судьбы и талантливейшим человеком одновременно. Его знала вся страна. Ему писали письма, его принимали президенты и члены правительств, ему признавались в любви красивейшие женщины и приглашали на обед влиятельнейшие мужчины! Вторым талантом Кости после несомненного журналистского дарования было обаяние потрясающей силы. Этот высокий и стройный молодой человек с летящей походкой и неизменной улыбкой на румяном лице появлялся в просмотровой, заглядывал в монтажную, заворачивал в студию – и везде получал все, что хотел. Его без очереди пускали за свободный монитор, чтобы посмотреть только что отснятый материал – и никто из изнывающих от нетерпения корреспондентов не возражал. Операторы монтажа без звука позволяли ему садиться за святая святых – монтажный стол – и сколько угодно нажимать на кнопки пульта для экспериментов со спецэффектами. Даже осветители, которые все и всегда знают лучше всех, не хмурились, а прислушивались к Косте, когда он давал советы по установке света, одновременно показывая операторам, какой ракурс съемки будет для этой ситуации особенно подходящим. Одним словом, Забелин был на их канале человеком, которому позволялось и прощалось все просто потому, что его все любили.
Рита не была в том смысле исключением. И даже более того – она не просто всегда улыбалась Косте, как это делали все окружающие, но и начинала излучать при его приближении поистине неземное сияние. Этого обожания она не умела и не хотела скрывать, и, может быть, именно поэтому Забелин относился к ней с особенной отеческой нежностью. Хотя… с некоторых пор у Риты были основания считать, что нежность эта и вовсе даже не отеческая!
Дело в том, что… Об этом еще не знал ни один человек на земле! Дело в том, что ей, Рите, кажется, удалось добиться невозможного – у них с Костей роман! «Фу, какое пошлое слово!» – тут же пронеслось в голове. Не роман, конечно, никакой это не роман, а самая настоящая любовь! Именно настоящая – недаром же так теплеет на душе от одного воспоминания о Косте, и недаром же, в конце концов, она опоздала сегодня на работу! Да их телевизионные кумушки просто попадали бы от зависти на вот этот вытертый коридорный линолеум, если бы узнали, что и сегодняшнюю ночь она провела с Костей! Да-да, с «их» Костей! И это была волшебная ночь, как и все их ночи!
– Далеко тебе ехать? – услышала она за спиной. Голос, задавший этот вопрос, хотя и показался Рите знакомым, но все-таки испугал: очень уж неожиданно с ней заговорили. Обернувшись, она рассмеялась от радости и облегчения, увидев в тусклом свете фонаря знакомое улыбчивое лицо с упавшей на лоб светлой челкой – чтобы добиться этого редкого оттенка волос, Костя, она знала, специально раз в три дня посещает парикмахерскую.
– Так далеко ты живешь-то, королева Марго?
– Почему «королева»? – машинально спросила Рита.
– А… Не знаю. Так, пришло в голову почему-то.
Он улыбнулся, приобнял девушку за плечи – и только что заданный вопрос моментально выветрился у Риты из головы. Подняв голову, она смотрела, как в глазах у Кости крохотными звездочками вспыхивают и гаснут отблески фонарей. Картина показалась ей настолько завораживающей, что она забыла все на свете, и Забелину пришлось повторить свой вопрос в третий раз:
– Так куда тебя отвезти-то?
– Ой, а ты на машине?
– Ну да. И более того, сегодня тебе повезло особенно! Я не только на машине. Я еще и в прекрасном настроении.
Как будто у него могло когда-нибудь быть другое настроение!
– Далеко… – вздохнула Рита. – Даже очень далеко. – Она назвала адрес. – Это совсем на другом конце Москвы вообще-то…
– Да уж, дальше, чем я ожидал, – сказал он после раздумья. – Пока я тебя отвезу, пока вернусь, пока машину поставлю – так и ночь пройдет.
– Ну и ладно. Пока. Сама как-нибудь доберусь, – ответила она уныло и не очень уверенно.
– Послушай, Марго! А может, поступим проще? Может, просто поедем ко мне?
– Как это… к тебе? – от неожиданности Рита задала глупый вопрос, но, по счастью, Костя этого не заметил:
– По-моему, мне пришла в голову более чем удачная мысль. А что? Я живу один, в роскошной, но лишенной уюта квартире, имею в холодильнике дорогие, но невкусные полуфабрикаты, делю двуспальную постель, – он выдержал эффектную паузу, – с персидским, но кастрированным котом…
Рита тряхнула головой и захохотала. Смех у нее был очень красивый и к тому же заразительный – Рита знала это про себя. Забелин с удовольствием посмотрел на девушку и засмеялся тоже.
Потом они ехали в его машине, Костя балагурил и продолжал смешить Риту.
– Хочешь сигарету? – спрашивал он, свободной от вождения рукой выстукивая из пачки тонкую палочку с золотым ободком.
– Я не курю.
– Мама не велит?
– И мама, и так… Вредная привычка.
– Это верно! Сигарета помогает скоротать жизнь. Между прочим, это не я придумал. Так говорит мой дед, которому, как-никак, в прошлом сентябре исполнилось девяносто шесть.
– Здорово! – искренне восхитилась Рита.
– Самое замечательное то, что этот мощный старик всю сознательную жизнь курит по три пачки в день! И причем строго марки «Беломор» или «Прима». Так что, если бы каждая выкуренная сигарета действительно сокращала жизнь на десять минут, то мой дед должен был умереть еще в младенчестве!
– А он у тебя женатый? – отсмеявшись, спрашивала Рита.
– Вот уж нет! И не был никогда. Всю жизнь его уговаривали жениться, но дед у меня железный. «Женитьба, – говорит он, – это такое же событие, как и посещение ресторана с друзьями. Ты заказываешь, что тебе нравится, а когда видишь, что заказали другие, тебе начинает казаться, что ты выбрал бы то же самое, что и они».
– Если он не женатый, как же мог стать твоим дедом?
– Ну он из таких родственников, по боковой линии.
– Шутник!
– На том и стоит. Он у меня намерен еще лет пятьдесят землю топтать. И исключительно с целью побить мировой рекорд по долголетию. Какой-то там старик в Сальвадоре сто двадцать три года уже живет. Так моему деду просто нет покоя. Должен я, говорит, этого латиноамериканца похоронить и на его могиле краковяк сплясать. Вот уж действительно – долгожитель это не тот, кто долго живет, а тот, кто долго не умирает!
Вот так, перешучиваясь, они катили и катили по ночной Москве. За окнами автомобиля проносились дома и проспекты, приобретшие в ночи причудливые и во многом таинственные очертания. Куда они все-таки едут – этим вопросом Рита не задавалась. Ей было просто хорошо и уютно.
– Слушай, Марго! А тебя мама не заругает за то, что ты сегодня ночевать не придешь?
– Она не узнает. Она в Твери. Они все в Твери – мама, папа и младший братишка.
– О! Так ты не москвичка?
– Нет, – сказала она, вздохнув. – Я тут комнату снимаю. У одной хорошей женщины. Правда, она сама дома редко бывает, проводницей работает на поездах дальнего следования. Уже второй год снимаю… Сначала, пока в институте училась, в общежитии жила. А как на работу устроилась, захотелось пожить одной и отдельно.
– А чего же одной? Что за интерес для такой красавицы – снимать целую комнату и жить в ней одной?
Как это хорошо, что сейчас ночь и в машине тоже темно! Иначе Костя непременно увидел бы, что она покраснела. А этого допустить было никак нельзя. Считалось, что они, телевизионные работники, предпочитают вести жизнь богемную и в большинстве случаев сексуально разнообразную. И смущаться, как девочка, оттого, что тебе просто намекнули на широкие возможности, которыми она пренебрегает, было просто глупо! Но она смутилась.
– Погоди-ка! – Костя внезапно притормозил у ночного киоска.
Хлопнул дверцей машины. Вышел и вскоре вернулся до подбородка нагруженный бумажными пакетами с продуктами, ловко поместил все это добро в багажник, вернулся на место и снова повернул ключ в замке зажигания:
– Ну вот, Марго, мы и обеспечили себе сегодня романтический ужин при свечах. Я подумал, что мороженые пельмени, батон и сыр, что лежат сейчас у меня в холодильнике, для сегодняшнего вечера не очень подходят. Как-никак, мы с тобой, можно сказать, только сейчас впервые по-настоящему познакомились. И это знакомство надо отметить!
«Так, значит, он действительно везет меня к себе!» – мысленно ахнула Рита и поняла руку к груди, пытаясь унять бухающее сердце.
Ужин – действительно при свечах и действительно очень романтический, который они готовили в четыре руки на огромной, недавно отремонтированной и обставленной в стиле хай-тек кухне. Рита резала салат, Костя, переодевшись в домашние джинсы и мягкую рубашку, священнодействовал над сковородой, в которой жарились обвалянные в какой-то замысловатой приправе аппетитные стейки. По кухне плыл аромат, способный свести с ума и менее голодных людей, чем они. Но когда мясо было готово и заправленные оливковым маслом сочные помидоры, засыпанные крупными кольцами лука, были сложены в стеклянную вазу и бутылка настоящего французского шампанского под восторженные Ритины аплодисменты была помещена в настоящее серебряное ведерко со льдом – Костя не позволил садиться за стол в кухне.
– Марго, я тебе удивляюсь! Романтический ужин на двоих не должен быть опошлен такими вещами, как созерцание газовой плиты и урчащего холодильника! Эх ты, а еще женщина! Живо хватай в верхнем ящике стола скатерть и накрывай стол в комнате!
Рита расправляла сложенную вчетверо, идеально выглаженную (неужели он сам гладил?) скатерть на полированной столешнице. Расставляла на белоснежном поле салатницы, фужеры, раскладывала приборы, мясо, хлеб, маленькие бутерброды с семгой и красной икрой – и все время чувствовала спиной доброжелательный и оценивающий взгляд Кости.
«Сейчас я обернусь, и если он все еще стоит на пороге, не проходя в комнату, значит, я действительно ему нравлюсь», – загадывала она и, на секунду зажмурившись, поворачивала голову. «Ура!» – ликовало в ней, потому что Костя действительно смотрел на нее из коридора, и в глазах его был восторг, смешанный со здоровым мужским желанием. Было бы удивительно, если бы Забелин смотрел на нее по-другому: пусть и не очень высокая, Рита была хорошо сложена и класса с седьмого научилась застегивать блузку ровно на одну пуговицу меньше, чем положено. К чему слыть пуританкой, если у тебя такая красивая, высокая грудь и такая соблазнительная впадинка над ключицей? «Спасибо тебе, мамочка, за то, что у меня твоя фигура», – мысленно поблагодарила Рита и улыбнулась Косте, который перешагнул порог.
Забелин включил негромкую музыку, и они сели ужинать, а потом стали пить вино и танцевать – все так по-книжному, но разве тебе придет в голову быть этим недовольной, если напротив сидит мужчина твоей мечты? А тем более если он держит тебя в объятиях во время медленного танца, и кладет руку на плечо, и наклоняется к тебе, чтобы дотронуться губами до той самой впадинки? И вот уже ты тонешь в его объятиях, и тебе кажется, что сердце готово остановиться от нежности и любви – да-да, ведь ты любишь его, и как же хорошо наконец-то это понять!
«Я должна понимать, что нельзя торопить события, что делаю это зря, что завтра наступит обычный день… Но не могу остановиться! Сегодня можно, сегодня волшебная ночь, пусть украденная, не настоящая, ведь все у нас получилось так случайно, но она моя, эта ночь, моя! О большем подарке я и не мечтала…»
Они погружались в любовь, тепло, бесконечные поцелуи – то нежные, то страстные до боли, и держались за руки. Был шепот, какие-то слова, улыбки, раскрытые глаза… «Я окружена волшебным чувством и тобой, – думала Рита. Грусть наступит, но пусть это случится как можно позже… пусть она придет днем, когда все станет таким реальным. А сейчас ты спишь и разговариваешь во сне, бессознательно прижимаешь к груди мою голову, пальцами зарывшись в мои волосы, которые разметались по твоей подушке и груди. И пусть есть ты, а есть мое воображение, и общего между вами гораздо меньше, чем хотелось бы нам обоим. Но эта ночь – наша, и я люблю тебя, и поделюсь с тобой ближайшим будущим и чувством или сначала чувством, а потом будущим – не будем думать об этом сейчас, ведь самое главное между нами уже случилось».
Тем более что несчастья на нее начали сыпаться уже с самого утра: пытаясь ввинтить в ванной так некстати перегоревшую лампочку, она сломала ноготь – только женщина поймет, какая это на самом деле трагедия! – а затем, заметавшись по квартире в поисках ножниц и пилочки, зацепилась за раскрытую дверцу шкафа. И по новым, только полчаса назад извлеченным из упаковки колготкам, поползла подлая стрелка.
– Черт! – сказала Рита, чувствуя приближение истерики.
Примерно в это самое время истерика должна была начаться и у ее начальника, потому что Рита уже и без того опаздывала на еженедельное пятничное совещание. А их шеф давно уже косил на девушку недобрым глазом, в котором отражались естественное раздражение от хронического недосыпа и недовольство этой бестолковой журналисткой, невесть как попавшей на работу на их солидный телевизионный канал. Со всеми нами периодически что-то случается, но с Ритой это «что-то» происходило почему-то именно накануне пятничных совещаний!
– Будь оно все проклято! – еще раз выругалась Рита, представив, как шеф пыхтит и тычет пальцем в ее пустующий стул. Но выхода не было. Ногти на оставшихся девяти пальцах было необходимо остричь, стереть с них боевую раскраску и привести в максимально скромный вид, потому что нет ничего хуже нескольких длинных ногтей. Выйти на улицу и ехать в общественном транспорте на работу со сломанным ногтем и в рваных колготках Рита не могла бы позволить себе даже в случае, если бы с неба вдруг стали сыпаться камни!
И, конечно, мобильный телефон в ее сумочке зазвонил как раз в тот момент, когда она, растопырив пальцы на левой руке, только что нанесла на них лак. Чертыхнувшись в третий раз, и с большим чувством, Рита проявила чудеса женской изобретательности. Вместо того чтобы лезть в битком набитую сумку и с яростью извлекать из ее недр верещащий аппарат, тем самым уничтожая только что наведенный лоск на подровненных ногтях, она схватила сумку за ремень и бросила ее на пол. Содержимое рассыпалось по полу кухни и частично закатилось под стол и холодильник. Мобильник, естественно, выпал из нее последним.
– Марго! – услышала Рита всегда испуганный голос Натки Игнатовой, ответственного секретаря их редакции. – Марго, ты что, с ума сошла? Где ты, чем занимаешься? Бросай все срочно и мухой сюда! Шеф сказал, если тебя не будет через пять минут – он подписывает приказ на увольнение!
– Как на увольнение? Почему? – пробормотала Рита, одной рукой держа у уха телефон и отчаянно дуя на вторую, чтобы подсушить лак.
– Потому что ты опять умудрилась стать героиней дня! Ты вчера сюжет про этого, как его, как его, ну, коллекционера чайников делала?
– Я. А что? – удивилась Рита. – Хорошая же тема! У него выставка была в районном Доме культуры. Человек за свою жизнь две тысячи чайников собрал, от миниатюрных до пятнадцатилитровых! Скажешь, не интересный материал?
– Интересный, интересный! Очень даже интересный! – с непонятной для Риты издевкой подтвердила Натка. – А комментарий у этого чайного владельца, ну, хозяина коллекции, тоже ты брала?
– Ну я… – И тут Рита смутилась.
Дело в том, что, проторчав добрых полтора часа возле заставленной причудливыми предметами полки (каких только чайников там не было: в виде пишущей машинки, лесного пенька, дамы с собачкой и даже один совершенно неприличный, поглазеть на который собиралось особенно много народу), они с оператором Васькой по прозвищу Отойди-не-Отсвечивай так и не дождались самого коллекционера. Хозяин экспозиции на открытие собственной выставки почему-то не пришел.
– Что будем делать? – в сотый раз взглянув на часы, спросила у оператора Рита.
– Марго, ты меня удивляешь. Ты профессионал или где? Наговоришь за него за кадром все, что эти сумасшедшие собиратели талдычат в таких случаях, – усмехнулся Васька Отойди-не-Отсвечивай. – Дескать, «как говорит сам коллекционер В.И. Теребенников…».
– Думаешь, проскочит?
– Да ну! Он же тебе еще и спасибо скажет! Голову даю на отсечение – этот Теребенников потому и на открытие выставки не пришел, что двух слов связать не может. Стесняется, как пить дать.
Рита в последний раз посмотрела на часы, подумала и согласилась. Вечером в эфир их телеканала вышел довольно милый сюжетец о необычном увлечении «нашего земляка, Владимира Ивановича Теребенникова. Говорят, что коллекционером стать нельзя, им можно только родиться. По словам самого Владимира Ивановича, благодаря систематической, серьезной, глубокой работе с коллекцией у него появилась потребность не просто украшать чайниками интерьер своей квартиры, но и как можно больше узнавать об истории этого непритязательного на первый взгляд предмета. Владимир Иванович говорит, что искренне влюблен в свою коллекцию. Гордо демонстрируя свежий трофей своим знакомым, он испытывает настоящую эйфорию. Коллекционирование – это настоящий духовный интерес, высшая степень поклонения красоте, которой человеку не хватает в жизни, считает Теребенников».
– Ну и что? – быстро прокрутив в памяти вчерашний сюжет, Рита не увидела в нем ничего криминального, а уж тем более такого, за что ее можно выгонять с работы. – Что такого особенного произошло? Обычный сюжет, милое домашнее увлечение, людям нравится…
– «Людям нравится»! – передразнила ее Натка. – Шеф сегодня аж папками в меня швырялся – вот как ему понравилось! Знаешь, что произошло?! Спозаранку, прямо в восемь утра, на студию заявилась жена этого В.И. Теребенникова. И потребовала найти управу на мужа. Орет, ногами топает, в общем – бабий бунт! Шеф ничего не понял, спрашивает: «В чем дело, гражданка?» А она кричит: «Он, гад такой, тридцать лет со мной прожил, и все это время притворялся глухонемым, а как телевидение эту его чертову коллекцию снимать приехало, так сразу заговорил, интервью давать начал!» Что тут началось – ты не представляешь! Ваську на ковер вызвали, режиссерам монтажа форменный допрос устроили! Тебя требуют – тебя нету! Пока они там разобрались, что к чему, я думала, у шефа инфаркт случится!
У Риты подкосились ноги. Рухнув на кухонную табуретку, машинально продолжая держать трубку около уха, она явственно ощущала, как сердце покрывается ледяной корочкой страха. Вот это да! Это же надо так влипнуть! И в который раз! Теперь прямо хоть на работу не ходи – уволят, на этот раз уже точно!
Тем более что «последнее предупреждение» у нее уже было.
* * *
На сама деле Рита Мурашко вовсе не была плохим или нерадивым журналистом. Наоборот, она очень старалась! Но черт его знает, почему все ее старания так часто приводили к обратному результату. Конечно, многое можно было списать на неопытность (журфак Рита Мурашко закончила только в прошлом году), но еще больше начинающей корреспондентке мешали волнение, или то, что в кругах творческой интеллигенции называется «мандраж». Ну разве есть другие объяснения тому, что отличница журфака, неглупая и красивая журналистка Мурашко имела несчастье раз за разом прокалываться на совершенно смехотворных вещах.– Марго! Бери оператора и срочно дуй в колхоз имени Ильича! – приказывал ей выпускающий редактор, разгоняя рукой клубы дыма от папирос, которые он курил одну за другой. – Там наши агрономы-новаторы какой-то новый вид селекции открыли – картофель выращивают круглогодично прямо в подвале, по два урожая в год снимают. Полтора часа тебе на все про все – и чтобы вечером сюжет об этом был уже в эфире!
Рита бежала искать Ваську Отойди-не-Отсвечивай, хватала микрофон, прыгала в разбитый редакционный «уазик», тряслась по болотистой местности в забытый богом и людьми колхоз, находила новаторов, брала интервью, и… неизбежно портила прекрасный сюжет какой-нибудь своей нелепой фразой.
– Дан старт подземному размножению картошки! – говорила она в микрофон, и студия лежала на столах от смеха, а лысина редактора покрывалась крупным бисером пота.
– Мичурин из тебя не вышел, подруга, – говорил на следующий день шеф-редактор, закуривая очередную папиросу. – Ладно. Попробуй на собачках. В окрестностях города много бродячих псов появилось, есть даже случаи нападения на людей. Сделай проблемный материал.
Рита рыскала по подворотням, выискивала для съемок особенно колоритных псов, больше похожих на волков-мутантов, дозванивалась до ветеринарной службы, тщательно записывала все, что ей там говорили, и… снова становилась посмешищем для своего коллектива, начиная репортаж бодрой фразой:
– Если вам нанесла покус известная собака, то беспокоиться не стоит, а вот если неизвестная…
– Деточка, вот уж не думала, что надо знакомиться с каждой собакой… – невинно округляя плутоватые глаза, удивлялась режиссер монтажа, сорокапятилетняя плоскогрудая Алла, никогда не упускавшая случая выставить Риту круглой дурой. Просто по той причине, что этой Мурашко было двадцать два года, а не сорок пять, за то, что у нее были длинные ноги, высокая грудь, маленький задорный носик, и еще за то, что на Риту заглядывался практически весь мужской коллектив.
Весь, кроме шефа. Этот тайный алкоголик и явный женоненавистник, как думала про него Рита, на прошлой неделе вызвал ее в свой кабинет и, не поздоровавшись и не предложив даже присесть, сказал буквально следующее:
– Еще одна такая выходка, моя дорогая, и я буду вынужден просить вас поискать себе другую работу. Причем желательно как можно дальше от телевидения.
И вот – кажется, пришла пора ей именно этим и заняться.
* * *
Через сорок минут она толкнула крутящуюся дверь телецентра, предъявила пропуск охраннику и на негнущихся от страха ногах проследовала в лифт. Когда лифт остановился на нужном Рите одиннадцатом этаже, девушка поняла, что выйти из него будет гораздо труднее, чем войти, – по коридору шли и бежали люди, и каждый из них, конечно, уже был осведомлен о том, что эта молоденькая Мурашко опять стала героиней дня. Первым приветствовал Риту Отойди-не-Отсвечивай – нагруженный различной съемочной аппаратурой, он как раз шел ей навстречу.– Слепые видят, глухие слышат, немые говорят! – громко крикнул коллега сразу же, как только завидел Риту. – А ну-ка колись, Марго, чем еще с тобой поделился глухонемой собиратель? Слушай, давай к нему снова съездим – может быть, он нам в убийстве президента Кеннеди признается?
– Васька! Ну хоть ты меня не добивай! – взмолилась она. – Между прочим, начитать закадровый текст со ссылкой на коллекционера – это была твоя идея!
– Моя, – легко согласился оператор. – Только я думал, ты хотя бы биографию этого мужика перед съемкой узнала. Глупо получилось, ничего не попишешь, только извини – ты сама в этом виновата.
– Да знаю я, – отмахнулась Рита. Она не могла отвести взгляда от выглядевшей сегодня особенно устрашающей двери в добротной кожаной обивке с табличкой «Главный редактор».
– Иди, иди, – усмехнулся Васька и слегка шлепнул девушку пониже спины. – Не отсвечивай. Все равно придется.
– Ох, страшно…
– Да иди! Не бойся. Отмолили тебя. Забелин лично на совещаловке распинался, обещал взять на поруки, научить уму-разуму. Одним словом, заступался, как за родную маму. До очередного предупреждения.
– Ой, Васька… правда? – взвизгнула Рита.
– Ну-тк, я тебе говорю!
Подмигнув ей и поправив на плече лямку тяжеленного кофра, оператор последовал своей дорогой. Какое-то время Рита смотрела ему вслед, и в голове у нее сладчайшей музыкой разливались Васькины последние слова: «Отмолили тебя… Забелин лично… Заступался, как за родную…»
– Костенька, золотой мой, спасибочки тебе огромадное! – пробормотала Рита, чувствуя, как позорный страх перед разносом с последующим увольнением наконец-то ее отпускает. Еще бы! Костя Забелин при желании мог вить из шефа веревки!
Он, Костя Забелин, ведущий вечернего выпуска новостей и автор крайне популярной у телезрителей программы «Нулевая верста» был любимчиком женщин, баловнем судьбы и талантливейшим человеком одновременно. Его знала вся страна. Ему писали письма, его принимали президенты и члены правительств, ему признавались в любви красивейшие женщины и приглашали на обед влиятельнейшие мужчины! Вторым талантом Кости после несомненного журналистского дарования было обаяние потрясающей силы. Этот высокий и стройный молодой человек с летящей походкой и неизменной улыбкой на румяном лице появлялся в просмотровой, заглядывал в монтажную, заворачивал в студию – и везде получал все, что хотел. Его без очереди пускали за свободный монитор, чтобы посмотреть только что отснятый материал – и никто из изнывающих от нетерпения корреспондентов не возражал. Операторы монтажа без звука позволяли ему садиться за святая святых – монтажный стол – и сколько угодно нажимать на кнопки пульта для экспериментов со спецэффектами. Даже осветители, которые все и всегда знают лучше всех, не хмурились, а прислушивались к Косте, когда он давал советы по установке света, одновременно показывая операторам, какой ракурс съемки будет для этой ситуации особенно подходящим. Одним словом, Забелин был на их канале человеком, которому позволялось и прощалось все просто потому, что его все любили.
Рита не была в том смысле исключением. И даже более того – она не просто всегда улыбалась Косте, как это делали все окружающие, но и начинала излучать при его приближении поистине неземное сияние. Этого обожания она не умела и не хотела скрывать, и, может быть, именно поэтому Забелин относился к ней с особенной отеческой нежностью. Хотя… с некоторых пор у Риты были основания считать, что нежность эта и вовсе даже не отеческая!
Дело в том, что… Об этом еще не знал ни один человек на земле! Дело в том, что ей, Рите, кажется, удалось добиться невозможного – у них с Костей роман! «Фу, какое пошлое слово!» – тут же пронеслось в голове. Не роман, конечно, никакой это не роман, а самая настоящая любовь! Именно настоящая – недаром же так теплеет на душе от одного воспоминания о Косте, и недаром же, в конце концов, она опоздала сегодня на работу! Да их телевизионные кумушки просто попадали бы от зависти на вот этот вытертый коридорный линолеум, если бы узнали, что и сегодняшнюю ночь она провела с Костей! Да-да, с «их» Костей! И это была волшебная ночь, как и все их ночи!
* * *
Все началось самым обычным образом. А именно с того, что несколько дней назад Рита засиделась в редакции дольше обычного (если к ее работе вообще применимо это «дольше обычного», ведь журналисты и репортеры, как известно, могут работать и сутки напролет) и вышла из телецентра, когда последний автобус, издевательски помигав задними огнями, скрылся в ночи. Оставалось еще метро, но до него нужно было дойти… А потом, выйдя на «Текстильщиках», предстояло еще добрых полтора часа добираться до дому, оглядываясь по сторонам и пугаясь редких прохожих, каждый из которых во втором часу ночи вполне мог оказаться самым настоящим бандитом.– Далеко тебе ехать? – услышала она за спиной. Голос, задавший этот вопрос, хотя и показался Рите знакомым, но все-таки испугал: очень уж неожиданно с ней заговорили. Обернувшись, она рассмеялась от радости и облегчения, увидев в тусклом свете фонаря знакомое улыбчивое лицо с упавшей на лоб светлой челкой – чтобы добиться этого редкого оттенка волос, Костя, она знала, специально раз в три дня посещает парикмахерскую.
– Так далеко ты живешь-то, королева Марго?
– Почему «королева»? – машинально спросила Рита.
– А… Не знаю. Так, пришло в голову почему-то.
Он улыбнулся, приобнял девушку за плечи – и только что заданный вопрос моментально выветрился у Риты из головы. Подняв голову, она смотрела, как в глазах у Кости крохотными звездочками вспыхивают и гаснут отблески фонарей. Картина показалась ей настолько завораживающей, что она забыла все на свете, и Забелину пришлось повторить свой вопрос в третий раз:
– Так куда тебя отвезти-то?
– Ой, а ты на машине?
– Ну да. И более того, сегодня тебе повезло особенно! Я не только на машине. Я еще и в прекрасном настроении.
Как будто у него могло когда-нибудь быть другое настроение!
– Далеко… – вздохнула Рита. – Даже очень далеко. – Она назвала адрес. – Это совсем на другом конце Москвы вообще-то…
– Да уж, дальше, чем я ожидал, – сказал он после раздумья. – Пока я тебя отвезу, пока вернусь, пока машину поставлю – так и ночь пройдет.
– Ну и ладно. Пока. Сама как-нибудь доберусь, – ответила она уныло и не очень уверенно.
– Послушай, Марго! А может, поступим проще? Может, просто поедем ко мне?
– Как это… к тебе? – от неожиданности Рита задала глупый вопрос, но, по счастью, Костя этого не заметил:
– По-моему, мне пришла в голову более чем удачная мысль. А что? Я живу один, в роскошной, но лишенной уюта квартире, имею в холодильнике дорогие, но невкусные полуфабрикаты, делю двуспальную постель, – он выдержал эффектную паузу, – с персидским, но кастрированным котом…
Рита тряхнула головой и захохотала. Смех у нее был очень красивый и к тому же заразительный – Рита знала это про себя. Забелин с удовольствием посмотрел на девушку и засмеялся тоже.
Потом они ехали в его машине, Костя балагурил и продолжал смешить Риту.
– Хочешь сигарету? – спрашивал он, свободной от вождения рукой выстукивая из пачки тонкую палочку с золотым ободком.
– Я не курю.
– Мама не велит?
– И мама, и так… Вредная привычка.
– Это верно! Сигарета помогает скоротать жизнь. Между прочим, это не я придумал. Так говорит мой дед, которому, как-никак, в прошлом сентябре исполнилось девяносто шесть.
– Здорово! – искренне восхитилась Рита.
– Самое замечательное то, что этот мощный старик всю сознательную жизнь курит по три пачки в день! И причем строго марки «Беломор» или «Прима». Так что, если бы каждая выкуренная сигарета действительно сокращала жизнь на десять минут, то мой дед должен был умереть еще в младенчестве!
– А он у тебя женатый? – отсмеявшись, спрашивала Рита.
– Вот уж нет! И не был никогда. Всю жизнь его уговаривали жениться, но дед у меня железный. «Женитьба, – говорит он, – это такое же событие, как и посещение ресторана с друзьями. Ты заказываешь, что тебе нравится, а когда видишь, что заказали другие, тебе начинает казаться, что ты выбрал бы то же самое, что и они».
– Если он не женатый, как же мог стать твоим дедом?
– Ну он из таких родственников, по боковой линии.
– Шутник!
– На том и стоит. Он у меня намерен еще лет пятьдесят землю топтать. И исключительно с целью побить мировой рекорд по долголетию. Какой-то там старик в Сальвадоре сто двадцать три года уже живет. Так моему деду просто нет покоя. Должен я, говорит, этого латиноамериканца похоронить и на его могиле краковяк сплясать. Вот уж действительно – долгожитель это не тот, кто долго живет, а тот, кто долго не умирает!
Вот так, перешучиваясь, они катили и катили по ночной Москве. За окнами автомобиля проносились дома и проспекты, приобретшие в ночи причудливые и во многом таинственные очертания. Куда они все-таки едут – этим вопросом Рита не задавалась. Ей было просто хорошо и уютно.
– Слушай, Марго! А тебя мама не заругает за то, что ты сегодня ночевать не придешь?
– Она не узнает. Она в Твери. Они все в Твери – мама, папа и младший братишка.
– О! Так ты не москвичка?
– Нет, – сказала она, вздохнув. – Я тут комнату снимаю. У одной хорошей женщины. Правда, она сама дома редко бывает, проводницей работает на поездах дальнего следования. Уже второй год снимаю… Сначала, пока в институте училась, в общежитии жила. А как на работу устроилась, захотелось пожить одной и отдельно.
– А чего же одной? Что за интерес для такой красавицы – снимать целую комнату и жить в ней одной?
Как это хорошо, что сейчас ночь и в машине тоже темно! Иначе Костя непременно увидел бы, что она покраснела. А этого допустить было никак нельзя. Считалось, что они, телевизионные работники, предпочитают вести жизнь богемную и в большинстве случаев сексуально разнообразную. И смущаться, как девочка, оттого, что тебе просто намекнули на широкие возможности, которыми она пренебрегает, было просто глупо! Но она смутилась.
– Погоди-ка! – Костя внезапно притормозил у ночного киоска.
Хлопнул дверцей машины. Вышел и вскоре вернулся до подбородка нагруженный бумажными пакетами с продуктами, ловко поместил все это добро в багажник, вернулся на место и снова повернул ключ в замке зажигания:
– Ну вот, Марго, мы и обеспечили себе сегодня романтический ужин при свечах. Я подумал, что мороженые пельмени, батон и сыр, что лежат сейчас у меня в холодильнике, для сегодняшнего вечера не очень подходят. Как-никак, мы с тобой, можно сказать, только сейчас впервые по-настоящему познакомились. И это знакомство надо отметить!
«Так, значит, он действительно везет меня к себе!» – мысленно ахнула Рита и поняла руку к груди, пытаясь унять бухающее сердце.
* * *
…И было все.Ужин – действительно при свечах и действительно очень романтический, который они готовили в четыре руки на огромной, недавно отремонтированной и обставленной в стиле хай-тек кухне. Рита резала салат, Костя, переодевшись в домашние джинсы и мягкую рубашку, священнодействовал над сковородой, в которой жарились обвалянные в какой-то замысловатой приправе аппетитные стейки. По кухне плыл аромат, способный свести с ума и менее голодных людей, чем они. Но когда мясо было готово и заправленные оливковым маслом сочные помидоры, засыпанные крупными кольцами лука, были сложены в стеклянную вазу и бутылка настоящего французского шампанского под восторженные Ритины аплодисменты была помещена в настоящее серебряное ведерко со льдом – Костя не позволил садиться за стол в кухне.
– Марго, я тебе удивляюсь! Романтический ужин на двоих не должен быть опошлен такими вещами, как созерцание газовой плиты и урчащего холодильника! Эх ты, а еще женщина! Живо хватай в верхнем ящике стола скатерть и накрывай стол в комнате!
Рита расправляла сложенную вчетверо, идеально выглаженную (неужели он сам гладил?) скатерть на полированной столешнице. Расставляла на белоснежном поле салатницы, фужеры, раскладывала приборы, мясо, хлеб, маленькие бутерброды с семгой и красной икрой – и все время чувствовала спиной доброжелательный и оценивающий взгляд Кости.
«Сейчас я обернусь, и если он все еще стоит на пороге, не проходя в комнату, значит, я действительно ему нравлюсь», – загадывала она и, на секунду зажмурившись, поворачивала голову. «Ура!» – ликовало в ней, потому что Костя действительно смотрел на нее из коридора, и в глазах его был восторг, смешанный со здоровым мужским желанием. Было бы удивительно, если бы Забелин смотрел на нее по-другому: пусть и не очень высокая, Рита была хорошо сложена и класса с седьмого научилась застегивать блузку ровно на одну пуговицу меньше, чем положено. К чему слыть пуританкой, если у тебя такая красивая, высокая грудь и такая соблазнительная впадинка над ключицей? «Спасибо тебе, мамочка, за то, что у меня твоя фигура», – мысленно поблагодарила Рита и улыбнулась Косте, который перешагнул порог.
Забелин включил негромкую музыку, и они сели ужинать, а потом стали пить вино и танцевать – все так по-книжному, но разве тебе придет в голову быть этим недовольной, если напротив сидит мужчина твоей мечты? А тем более если он держит тебя в объятиях во время медленного танца, и кладет руку на плечо, и наклоняется к тебе, чтобы дотронуться губами до той самой впадинки? И вот уже ты тонешь в его объятиях, и тебе кажется, что сердце готово остановиться от нежности и любви – да-да, ведь ты любишь его, и как же хорошо наконец-то это понять!
«Я должна понимать, что нельзя торопить события, что делаю это зря, что завтра наступит обычный день… Но не могу остановиться! Сегодня можно, сегодня волшебная ночь, пусть украденная, не настоящая, ведь все у нас получилось так случайно, но она моя, эта ночь, моя! О большем подарке я и не мечтала…»
Они погружались в любовь, тепло, бесконечные поцелуи – то нежные, то страстные до боли, и держались за руки. Был шепот, какие-то слова, улыбки, раскрытые глаза… «Я окружена волшебным чувством и тобой, – думала Рита. Грусть наступит, но пусть это случится как можно позже… пусть она придет днем, когда все станет таким реальным. А сейчас ты спишь и разговариваешь во сне, бессознательно прижимаешь к груди мою голову, пальцами зарывшись в мои волосы, которые разметались по твоей подушке и груди. И пусть есть ты, а есть мое воображение, и общего между вами гораздо меньше, чем хотелось бы нам обоим. Но эта ночь – наша, и я люблю тебя, и поделюсь с тобой ближайшим будущим и чувством или сначала чувством, а потом будущим – не будем думать об этом сейчас, ведь самое главное между нами уже случилось».