Страница:
Леонардо был умен и изобретателен. Это он все придумал. Не скажу, чтобы я его осуждала, ведь я готова была пройти с ним этот путь до конца. Но у меня никогда не хватило бы смекалки составить такой план. Мы сделали дубинку
– ее смастерил Леонардо, в широкой свинцовой части он закрепил пять длинных стальных гвоздей остриями наружу, расставленных в точности как когти львиной лапы. Дубинка эта и должна была нанести моему мужу смертельный удар, а выглядело бы все так, словно его убил лев, когда вырвался на свободу.
В ту ночь, когда мы с мужем по обыкновению пошли кормить льва, тьма была хоть глаз выколи. Мы несли в цинковом ведре сырое мясо. Леонардо ждал за углом большого фургона, мимо которого нам надо было пройти к клетке. Он замешкался, и мы прошли дальше прежде, чем он успел ударить, но он тихонько прокрался следом, и я услышала удар, который раздробил мужу череп. Сердце мое радостно забилось, я бросилась вперед и откинула щеколду, на которую запиралась клетка льва.
И тут случилось страшное. Может быть, вы слышали, как чутки эти звери к запаху человеческой крови и как он их возбуждает. Изощренное чутье вмиг подсказало льву, что человек убит. Едва я отодвинула запоры, он выскочил и повалил меня. Леонардо мог меня спасти. Если бы он бросился вперед и ударил зверя той дубиной, он бы, наверно, его укротил. Но он струсил. Я слышала, он завопил от ужаса, и видела – он повернулся и кинулся бежать. И в этот миг зубы зверя впились мне в лицо. Под его обжигающим смрадным дыханьем я уже наполовину потеряла сознание и почти не чувствовала боли. Обеими руками я пыталась оттолкнуть огромную, пышущую жаром окровавленную пасть и звала на помощь. Я поняла, что весь лагерь всполошился, потом смутно помню, Леонардо, Григс и другие мужчины тащили меня из-под лап зверя. Это было последнее мое воспоминание на долгие, томительные месяцы, мистер Холмс. Когда я пришла в себя и погляделась в зеркало, я прокляла этого льва – о, как я его проклинала! – не за то, что он отнял мою красоту, но за то, что не отнял у меня жизнь. У меня осталось одно желание, мистер Холмс, и хватало денег, чтобы его исполнить. Желание скрыть мое несчастное лицо от всех взоров и жить там, где ни одна душа из тех, кто знал меня прежде, меня не найдет. Только это одно мне оставалось, так я и поступила. Жалкое раненое животное, которое заползло в свою нору умирать, – вот чем кончила Юджиния Рондер.
Когда несчастная женщина досказала свою повесть, все мы некоторое время молчали. Потом Холмс протянул длинную руку и с глубоким сочувствием, какое мне не часто случалось у него видеть, погладил руку миссис Рондер.
– Бедняжка, – сказал он, – бедняжка! Поистине пути Судьбы неисповедимы. Если она потом ничем не вознаграждает, тогда наша жизнь – жестокая шутка. Но что же этот Леонардо?
– Я никогда больше его не видела, и ни разу он не дал о себе знать. Быть может, я неправа, что думаю о нем с такой горечью. Любить то, что оставила от меня пасть льва, было бы все равно что полюбить какого-нибудь уродца, каких мы возили в цирке на потеху всей стране. Но женщине не так-то просто отбросить свою любовь. Он покинул меня под когтями зверя, предал в час, когда я в нем больше всего нуждалась, и однако не могла я послать его на виселицу. Что станет со мной, мне было все равно. Может ли быть что-нибудь ужаснее моей теперешней жизни? Но я стояла между Леонардо и его судьбой.
– А теперь он умер?
– Месяц назад он утонул, купаясь близ Маргейта. Я узнала о его смерти из газеты.
– А что он сделал с той дубинкой о пяти когтях? Это самая поразительная и хитроумная часть вашей истории.
– Не могу вам сказать, мистер Холмс. Возле того места, где останавливался тогда наш цирк, есть глубокая меловая шахта, на дне ее стоит зеленая от тины вода. Возможно, в глубине тех вод…
– Что ж, сейчас это уже не имеет значения. Дело закончено.
– Да, – сказала миссис Рондер, – дело закончено.
Мы встали, готовые уйти, но что-то в голосе женщины привлекло внимание Холмса. Он круто повернулся к ней.
– Ваша жизнь вам не принадлежит, – сказал он. – Не вздумайте наложить на себя руки.
– Кому нужна моя жизнь?
– Откуда вам знать? Пример терпеливого страдания сам по себе – драгоценнейший из уроков миру, не знающему терпения.
Ответ женщины был ужасен. Она подняла вуаль и выступила на свет.
– Хотела бы я знать, могли бы вы такое вынести?
Это было страшно. Никакими словами не описать руины лица, когда лица не осталось. Живые, прекрасные карие глаза скорбно смотрели с устрашающих останков, и от этого взора зрелище казалось еще невыносимей. Холмс поднял руку движеньем, полным жалости и протеста, и мы вышли.
Когда три дня спустя я навестил моего друга, он не без гордости показал мне синий флакончик, стоящий на каминной полке. Я взял пузырек в руки. Красная наклейка гласила: яд. Я откупорил его и вдохнул приятный запах миндаля.
– Синильная кислота? – сказал я.
– Совершенно верно. Я получил это по почте. В записке сказано: «Посылаю вам мое искушение. Последую вашему совету». Думаю, Уотсон, нетрудно угадать имя необыкновенной женщины, которая это прислала.
Загадка поместья Шоскомб
– ее смастерил Леонардо, в широкой свинцовой части он закрепил пять длинных стальных гвоздей остриями наружу, расставленных в точности как когти львиной лапы. Дубинка эта и должна была нанести моему мужу смертельный удар, а выглядело бы все так, словно его убил лев, когда вырвался на свободу.
В ту ночь, когда мы с мужем по обыкновению пошли кормить льва, тьма была хоть глаз выколи. Мы несли в цинковом ведре сырое мясо. Леонардо ждал за углом большого фургона, мимо которого нам надо было пройти к клетке. Он замешкался, и мы прошли дальше прежде, чем он успел ударить, но он тихонько прокрался следом, и я услышала удар, который раздробил мужу череп. Сердце мое радостно забилось, я бросилась вперед и откинула щеколду, на которую запиралась клетка льва.
И тут случилось страшное. Может быть, вы слышали, как чутки эти звери к запаху человеческой крови и как он их возбуждает. Изощренное чутье вмиг подсказало льву, что человек убит. Едва я отодвинула запоры, он выскочил и повалил меня. Леонардо мог меня спасти. Если бы он бросился вперед и ударил зверя той дубиной, он бы, наверно, его укротил. Но он струсил. Я слышала, он завопил от ужаса, и видела – он повернулся и кинулся бежать. И в этот миг зубы зверя впились мне в лицо. Под его обжигающим смрадным дыханьем я уже наполовину потеряла сознание и почти не чувствовала боли. Обеими руками я пыталась оттолкнуть огромную, пышущую жаром окровавленную пасть и звала на помощь. Я поняла, что весь лагерь всполошился, потом смутно помню, Леонардо, Григс и другие мужчины тащили меня из-под лап зверя. Это было последнее мое воспоминание на долгие, томительные месяцы, мистер Холмс. Когда я пришла в себя и погляделась в зеркало, я прокляла этого льва – о, как я его проклинала! – не за то, что он отнял мою красоту, но за то, что не отнял у меня жизнь. У меня осталось одно желание, мистер Холмс, и хватало денег, чтобы его исполнить. Желание скрыть мое несчастное лицо от всех взоров и жить там, где ни одна душа из тех, кто знал меня прежде, меня не найдет. Только это одно мне оставалось, так я и поступила. Жалкое раненое животное, которое заползло в свою нору умирать, – вот чем кончила Юджиния Рондер.
Когда несчастная женщина досказала свою повесть, все мы некоторое время молчали. Потом Холмс протянул длинную руку и с глубоким сочувствием, какое мне не часто случалось у него видеть, погладил руку миссис Рондер.
– Бедняжка, – сказал он, – бедняжка! Поистине пути Судьбы неисповедимы. Если она потом ничем не вознаграждает, тогда наша жизнь – жестокая шутка. Но что же этот Леонардо?
– Я никогда больше его не видела, и ни разу он не дал о себе знать. Быть может, я неправа, что думаю о нем с такой горечью. Любить то, что оставила от меня пасть льва, было бы все равно что полюбить какого-нибудь уродца, каких мы возили в цирке на потеху всей стране. Но женщине не так-то просто отбросить свою любовь. Он покинул меня под когтями зверя, предал в час, когда я в нем больше всего нуждалась, и однако не могла я послать его на виселицу. Что станет со мной, мне было все равно. Может ли быть что-нибудь ужаснее моей теперешней жизни? Но я стояла между Леонардо и его судьбой.
– А теперь он умер?
– Месяц назад он утонул, купаясь близ Маргейта. Я узнала о его смерти из газеты.
– А что он сделал с той дубинкой о пяти когтях? Это самая поразительная и хитроумная часть вашей истории.
– Не могу вам сказать, мистер Холмс. Возле того места, где останавливался тогда наш цирк, есть глубокая меловая шахта, на дне ее стоит зеленая от тины вода. Возможно, в глубине тех вод…
– Что ж, сейчас это уже не имеет значения. Дело закончено.
– Да, – сказала миссис Рондер, – дело закончено.
Мы встали, готовые уйти, но что-то в голосе женщины привлекло внимание Холмса. Он круто повернулся к ней.
– Ваша жизнь вам не принадлежит, – сказал он. – Не вздумайте наложить на себя руки.
– Кому нужна моя жизнь?
– Откуда вам знать? Пример терпеливого страдания сам по себе – драгоценнейший из уроков миру, не знающему терпения.
Ответ женщины был ужасен. Она подняла вуаль и выступила на свет.
– Хотела бы я знать, могли бы вы такое вынести?
Это было страшно. Никакими словами не описать руины лица, когда лица не осталось. Живые, прекрасные карие глаза скорбно смотрели с устрашающих останков, и от этого взора зрелище казалось еще невыносимей. Холмс поднял руку движеньем, полным жалости и протеста, и мы вышли.
Когда три дня спустя я навестил моего друга, он не без гордости показал мне синий флакончик, стоящий на каминной полке. Я взял пузырек в руки. Красная наклейка гласила: яд. Я откупорил его и вдохнул приятный запах миндаля.
– Синильная кислота? – сказал я.
– Совершенно верно. Я получил это по почте. В записке сказано: «Посылаю вам мое искушение. Последую вашему совету». Думаю, Уотсон, нетрудно угадать имя необыкновенной женщины, которая это прислала.
Загадка поместья Шоскомб
Шерлок Холмс довольно долго сидел, склонившись над микроскопом. Наконец он выпрямился и торжествующе повернулся ко мне.
– Это клей, Уотсон! – воскликнул он. – Несомненно, это столярный клей. Взгляните-ка на эти частички!
Я наклонился к окуляру и подстроил фокусировку.
– Волоски – это ворсинки с пальто из твида. Серые комочки неправильной формы – пыль. Ну а коричневые маленькие шарики в центре – не что иное, как клей.
– Допустим, – сказал я с усмешкой. – Готов поверить вам на слово! И что из этого вытекает?
– Но это же прекрасное доказательство, – ответил Холмс. – Вы, вероятно, помните дело Сент-Панкрас: рядом с убитым полицейским найдено кепи. Обвиняемый отрицает, что кепи принадлежит ему. Однако он занимается изготовлением рам для картин и постоянно имеет дело с клеем.
– А разве вы взялись за это дело?
– Мой приятель Меривейл из Ярда попросил ему помочь. С тех пор как я вывел на чистую воду фальшивомонетчика, найдя медные и цинковые опилки в швах на его манжетах, полиция начала осознавать важность микроскопических исследований.
Холмс нетерпеливо поглядел на часы.
– Ко мне должен прийти новый клиент, но что-то задерживается. Кстати, Уотсон, вы что-нибудь понимаете в скачках?
– Еще бы! Я отдал за это почти половину своей пенсии по ранению.
– В таком случае использую вас в качестве справочника. Вам ни о чем не говорит имя сэра Роберта Норбертона?
– Почему же. Он живет в старинном поместье Шоскомб. Я как-то провел там лето и хорошо знаю те места. Однажды Норбертон вполне мог попасть в сферу ваших интересов.
– Каким образом?
– Он избил хлыстом Сэма Брюэра, известного ростовщика с Керзон-стрит. Еще немного, и он убил бы его.
– И часто он позволяет себе такое?
– Ну, вообще-то его считают опасным человеком. Это один из самых бесстрашных наездников в Англии. Он из тех, кто родился слишком поздно: во времена регентства это был бы истинный денди – спортсмен, боксер, лихой кавалерист, ценитель женской красоты и, по всей видимости, так запутан в долгах, что уже никогда из них не выберется.
– Превосходно, Уотсон! Хороший портрет. Я словно увидел этого человека. А не могли бы вы теперь рассказать что-нибудь о самом поместье Шоскомб?
– Только то, что оно расположено среди Шоскомбского парка и известно своей скаковой конюшней.
– А главный тренер там – Джон Мейсон, – неожиданно сказал Холмс. – Не следует удивляться моим познаниям, Уотсон, потому что в руках у меня письмо от него. Но давайте еще немного поговорим о Шоскомбе. Кажется, мы напали на неисчерпаемую тему.
– Еще стоит упомянуть о шоскомбских спаниелях, – продолжал я. – О них можно услышать на каждой выставке собак. Одни из самых породистых в Англии
– гордость хозяйки поместья.
– Супруги сэра Роберта?
– Сэр Роберт никогда не был женат. Он живет вместе с овдовевшей сестрой, леди Беатрис Фолдер.
– Вы хотели сказать, что она живет у него?
– Нет, нет. Поместье принадлежало ее покойному мужу, сэру Джеймсу. У Норбертона нет на него никаких прав. Поместье дает небольшую ежегодную ренту.
– И эту ренту, я полагаю, тратит ее братец Роберт?
– Наверное, так. Человек он очень тяжелый, и жизнь с ним для нее нелегка. Но я слышал, леди Беатрис привязана к брату. Так что же произошло в Шоскомбе?
– Это я и сам хотел бы узнать. А вот, кажется, и тот человек, который сможет нам все рассказать.
Дверь открылась, и мальчик-слуга провел в комнату высокого, отменно выбритого человека со строгим выражением лица, какое встречается лишь у людей, привыкших держать в повиновении лошадей или мальчишек. Он холодно и сдержанно поздоровался и сел в предложенное ему Холмсом кресло.
– Вы получили мое письмо, мистер Холмс?
– Да, но оно ничего не объясняет.
– Я считаю дело слишком щепетильным, чтобы излагать подробности на бумаге. И к тому же слишком запутанным. Предпочитаю сделать это с глазу на глаз.
– Прекрасно! Мы в вашем распоряжении.
– Прежде всего, мистер Холмс, я думаю, что мой хозяин, сэр Роберт, сошел с ума.
Холмс вопросительно вскинул брови.
– Но ведь я сыщик, а не психиатр, – произнес он. – А, кстати, почему вам это показалось?
– Видите ли, сэр, если человек поступает странно один раз, другой, то, возможно, этому можно найти и иное объяснение. Но если странным выглядит все, что он делает, – это наводит на определенные мысли. Мне кажется, Принц Шоскомба и участие в дерби помутили его рассудок.
– Принц – это жеребец, которого вы тренируете?
– Лучший во всей Англии, мистер Холмс. Уж кому, как не мне, знать об этом. Буду откровенен с вами, так как чувствую, что вы люди слова и все сказанное здесь не выйдет за пределы вашей комнаты. Сэр Роберт просто обязан выиграть дерби. Он по уши в долгах, и это его последний шанс. Все, что он смог собрать и занять, поставлено на этого коня. Сейчас ставки на Принца один к сорока. Прежде же он шел чуть ли не один к ста.
– Почему цена упала, если конь так хорош?
– Никто пока не знает этого, но сэр Роберт перехитрил всех, тайком собирающих сведения о лошадях. Он выводит на прогулки единокровного брата Принца. Внешне их невозможно отличить, но на скачках уже через двести метров Принц обгонит его на два корпуса. Сэр Роберт думает только о дерби и Принце Шоскомба. От этого сейчас зависит вся его жизнь. Кредиторов удалось уговорить подождать до Дня скачек, но если Принц подведет, Норбертон – человек конченый.
– Да, игра рискованная, но при чем же тут сумасшествие?
– Ну, во-первых, достаточно просто посмотреть на него. Не думаю, что он спит по ночам, почти все время проводит в конюшне. А взгляд у него просто дикий. И еще – его поведение по отношению к леди Беатрис! Они всегда были очень дружны: у них один вкус, одни пристрастия. Леди любила лошадей не меньше, чем ее брат. Каждый день в одно и то же время она приезжала поглядеть на них. Принц Шоскомба нравился и ей больше других. А Принц настораживал уши, заслышав скрип колес, и выбегал навстречу, чтобы получить непременный кусочек сахара. Но сейчас все изменилось. Она потеряла всякий интерес к лошадям. Вот уже целую неделю она проезжает мимо конюшни и ни с кем не здоровается!
– Вы полагаете, они поссорились?
– И притом не на шутку. Иначе почему бы он избавился от ее любимца спаниеля, к которому она относилась как к ребенку? Несколько дней назад сэр Роберт отдал собаку старому Барнесу, владельцу «Зеленого дракона» в Крендалле, в трех милях от поместья.
– Вот это действительно странно.
– Конечно, из-за больного сердца и водянки леди Беатрис передвигалась с трудом и не могла совершать с братом прогулки, но сэр Роберт ежевечерне проводил два часа в ее комнате. Он старался сделать для нее все, что мог, и она относилась к брату с любовью. Но все это уже в прошлом. Теперь он и близко к ней не подходит. А она это переживает. Даже начала пить, мистер Холмс, пить как сапожник. Бутылку за вечер может выпить. Мне об этом рассказал Стивенс, наш дворецкий. Так что изменилось многое, мистер Холмс. И в этом есть что-то ужасное. Да к тому же сэр Роберт уходит ночами в склеп под старой церковью. Что он там делает? С кем встречается?
Холмс удовлетворенно потер руки.
– Продолжайте, мистер Мейсон. Дело становится все более интересным.
– Дворецкий видел, как сэр Роберт шел туда в полночь под проливным дождем. На следующую ночь я спрятался за домом и видел, как он шел туда опять. Мы со Стивенсом двинулись за ним, но очень осторожно. Ох, как бы нам непоздоровилось, если бы он заметил. В гневе он ужасен. Сэр Роберт направлялся именно к склепу, и там его ждал какой-то человек.
– А что представляет собой этот склеп?
– Понимаете, сэр, в парке стоит полуразвалившаяся древняя часовня – никто не знает, сколько ей лет. Под часовней имеется склеп, пользующийся дурной славой. Там пустынно, сыро и темно даже днем. А ночью немногие решатся подойти туда. Хозяин, правда, смел и никогда ничего не боялся. Но все равно, что ему там делать ночью?
– Подождите, – вмешался Холмс. – Вы сказали, там был и другой человек. Вероятно, кто-то из домашней прислуги или с конюшни?
– Он не из наших!
– Почему вы так думаете?
– Потому что сам видел его вблизи, мистер Холмс, в ту вторую ночь. Когда сэр Роберт шел мимо нас обратно, мы со Стивенсом дрожали в кустах, точно два кролика, так как ночь была лунная и он мог нас заметить. Потом послышались шаги того, другого. Его-то мы не боялись. И едва сэр Роберт отошел подальше, мы поднялись притворившись, что просто гуляем при луне, вроде бы случайно приблизились к незнакомцу. «Здорово, приятель! – говорю я ему. – Ты кто такой?» Он не заметил, как мы подошли, и здорово испугался. На обратившемся в нашу сторону лице застыл такой испуг, словно перед ним появился сам сатана. Он громко вскрикнул и бросился бежать. И надо отдать ему должное, бегать он умел! В одно мгновение скрылся из виду.
– Но вы хоть хорошо разглядели его в свете луны?
– Да. Готов поклясться, что опознал бы это отвратительное лицо. Типичный бродяга. Что у него могло быть общего с сэром Робертом?
– Кто прислуживает леди Беатрис Фолдер? – спросил Холмс после некоторой задумчивости.
– Горничная Керри Ивенс. Она у нее уже пять лет.
– Конечно же, предана хозяйке?
Мейсон неловко заерзал на месте.
– Предана-то предана, – ответил он. – Правда, трудно сказать – кому.
– О! – только и вымолвил Холмс.
– Мне не хотелось бы выносить сор из избы…
– Понимаю вас, мистер Мейсон. Ситуация деликатная. Судя по описанию сэра Роберта, данному доктором Уотсоном, я могу сделать вывод: перед ним не устоит ни одна женщина. А не кажется ли вам, что в этом может крыться и причина размолвки между братом и сестрой?
– Их отношения были очевидными давно.
– Но возможен вариант, что леди Беатрис прежде не замечала этого. А когда узнала, решила избавиться от горничной, но брат не позволил ей сделать это. Больная женщина смогла настоять на своем. Служанка, которую она так возненавидела, остается при ней. Леди Беатрис перестает разговаривать, грустит, начинает пить. Брат в гневе отбирает у нее любимого спаниеля. Разве здесь не все сходится?
– Все это вполне правдоподобно, но как быть с остальным? Как связать это с ночными визитами в старый склеп? Они не укладываются в эту схему. И еще есть одно, что в нее не укладывается. Зачем сэру Роберту понадобилось доставать мертвое тело?
Холмс резко выпрямился.
– Да-да, мы обнаружили его только вчера, уже после того, как я отправил вам письмо. Сэр Роберт уехал в Лондон, и мы со Стивенсом отправились в склеп. Там все было как обычно, мистер Холмс, только в одном из углов лежали останки человека.
– Я полагаю, вы сообщили в полицию?
Наш посетитель мрачно усмехнулся.
– Думаю, они едва ли заинтересовались бы, потому что, сэр, это была уже высохшая мумия.
– И что же вы сделали?
– Оставили все как было.
– Разумно. Вы говорили, что сэр Роберт был вчера в отъезде. Он уже вернулся?
– Ждем его сегодня.
– А когда сэр Роберт отдал собаку своей сестры?
– Ровно неделю назад. Бедное создание, спаниель выл ночью возле старого колодца, чем вызвал у Роберта приступ гнева. Утром он поймал собаку, и вид у него был такой, что я решил: убьет! Но он отдал спаниеля Сэнди Бейну, нашему наезднику, и велел отвезти к старику Барнесу в «Зеленый дракон», потому что не желал его больше видеть.
Некоторое время Холмс сидел молча и размышлял, раскуривая свою старую закопченную трубку.
– Мистер Мейсон, – произнес он наконец, – я не совсем понимаю, что от меня требуется.
– Вероятно, вот это позволит сделать некоторые уточнения, мистер Холмс, – ответил наш посетитель.
Он вытащил из кармана небольшой сверток и, осторожно развернув бумагу, достал обуглившийся кусок кости.
Холмс с интересом принялся изучать.
– Где вы это взяли?
– В подвале дома, прямо под комнатой леди Беатрис, расположена печь центрального отопления. Некоторое время ею не пользовались, но как-то сэр Роберт пожаловался на холод и приказал начать топить. Обязанности истопника сейчас выполняет Харвей, один из моих парней. Он-то и принес мне эту кость сегодня утром. Нашел в золе, которую выгребал из печи. Ему не понравилось все это, и он…
– Мне тоже не нравится, – произнес Холмс. – Что вы думаете по этому поводу?
Кость обгорела почти дочерна, но ее форма сохранилась.
– Это верхняя часть человеческой берцовой кости, – ответил я.
Холмс внезапно посерьезнел.
– А когда этот парень обычно топит печь?
– Харвей растапливает ее вечером, а потом уходит спать…
– Значит, ночью в подвал мог зайти кто угодно?
– Да, сэр.
– Можно ли попасть туда со двора?
– Да. Одна дверь выходит прямо на улицу, другая – на лестницу, которая ведет в коридор перед комнатой леди Беатрис.
– Дело зашло далеко, мистер Мейсон, и принимает скверный оборот. Вы говорили, что этой ночью сэра Роберта не было в поместье?
– Да, сэр.
– Значит, кости сжигал в печи не он.
– Совершенно справедливо, сэр.
– Как называется гостиница, которую вы упоминали?
– «Зеленый дракон».
– А есть где порыбачить в той части Беркшира?
По лицу нашего гостя, не умевшего скрывать свои чувства, было видно: он убежден, что превратности жизни свели его еще с одним сумасшедшим.
– Говорят, в небольшой речушке, той, что выше мельницы, водится форель, а в озере Холл есть щука.
– Этого вполне достаточно. Мы с Уотсоном заядлые рыболовы, не правда ли, доктор? В случае необходимости вы сможете найти нас в «Зеленом, драконе». Мы будем там уже сегодня вечером. Я думаю, вы понимаете, мистер Мейсон, что приходить туда вам не следует. Лучше послать записку. А если вы нам понадобитесь, я разыщу вас. Как только нам удастся продвинуться хоть немного вперед с расследованием, я сообщу вам о выводах.
И вот прекрасным майским вечером мы с Холмсом ехали в вагоне первого класса к небольшой станции Шоскомб, где поезда останавливались только по требованию. Мы сошли на нужной станции и очень скоро добрались до старомодной маленькой гостиницы. Ее владелец, Джозия Барнес, как истый спортсмен охотно принялся помогать нам составлять план истребления всей рыбы в округе.
– А как насчет озера Холл? Есть шанс поймать там щуку?
На лице хозяина отразилось беспокойство.
– Ничего из этого не выйдет, сэр. Там опасно.
– Но почему же?
– Сэр Роберт терпеть не может, когда кто-то тайком собирает сведения о лошадях. И едва вы, двое незнакомых людей, вдруг окажетесь рядом с его конюшнями, он обязательно набросится на вас. Сэр Роберт не хочет рисковать! Да, совсем не хочет.
– Говорят, у него есть конь, который заявлен для участия в дерби?
– Да, славный жеребец. На него поставлены наши денежки, да и сэра Роберта тоже. – Тут Джозия Барнес испытующе взглянул на нас. – Надеюсь, вы сами не имеете отношения к скачкам?
– Абсолютно никакого! Мы всего лишь два усталых лондонца, которым просто необходим ваш чудесный беркширский воздух.
– Ну тогда вы правильно выбрали место. Свежего воздуха здесь сколько угодно. Только помните, что я сказал вам насчет сэра Роберта. Он не из тех, кто много разговаривает, он сразу пускает в ход кулаки. Не подходите близко к парку.
– Хорошо, мистер Барнес. Мы внемлем вашему совету. Между прочим, спаниель, повизгивающий у вас в зале, очень красив.
– Это самый настоящий шоскомбский спаниель. Лучших нет во всей Англии.
– Я большой любитель собак, – продолжал Холмс. – Хочу задать вам не совсем деликатный вопрос. Сколько может стоить подобный пес?
– Намного больше, чем я в состоянии заплатить, сэр. Этого красавца мне недавно подарил сэр Роберт. Я постоянно держу его на привязи, потому что он сбежит домой в ту же секунду, как только я его отпущу.
– Итак, мы уже получили несколько козырей, Уотсон, – сказал мне Холмс, когда владелец гостиницы ушел. – Правда, даже с ними пока не так просто выиграть.
– У вас есть версия, Холмс?
– Я знаю только то, что примерно неделю назад в Шоскомбе произошло нечто, круто изменившее всю жизнь поместья. Что же именно? Могу лишь предположить. Обратимся еще раз к нашим фактам. Брат перестает навещать свою дорогую тяжелобольную сестру. Он избавляется от ее любимой собаки. Ее собаки, Уотсон! Это вам ни о чем не говорит?
– Нет. Разве что о его сильной злости.
– Ну что же, это вполне вероятно. Продолжим обзор событий, происшедших после ссоры, если она вообще была. Леди Беатрис практически все время проводит у себя в комнате, показывается на людях, только выезжая на прогулку вместе со служанкой, больше не останавливается возле конюшни поглядеть на своего любимца – Принца Шоскомба и, вероятно, начинает пить. Вот, пожалуй, и все. Не так ли?
– Да, за исключением того, что касается склепа.
– Это относится уже к другой цепи событий. Я попросил бы их не смешивать. Цепь «А», касающаяся леди Беатрис, имеет довольно зловещий оттенок.
– Я не понимаю…
– Ладно. Перейдем тогда к цепи «Б», связанной с сэром Робертом. Он буквально помешан на выигрыше в дерби. Он попал в лапы к ростовщикам, и в любой момент его имущество может пойти с молотка, включая лошадей и конюшни. Человек он решительный, жить привык на деньги сестры. Горничная сестры – послушное орудие в его руках. Ну что, доктор? Мне кажется, что пока все идет как по маслу.
– Ну а склеп?
– Да… Склеп! Давайте-ка чисто теоретически предположим, что сэр Роберт убил свою сестру.
– Но, Холмс! Друг мой, об этом не может быть и речи!
– Послушайте, Уотсон. По происхождению Норбертоны – люди почтенные. Но и в хорошее стадо может затесаться паршивая овца. Так что не стоит отметать эту версию, не обсудив ее. Без денег Роберт Норбертон бежать за границу не может, а обладателем денег он может стать, только если удастся его затея с Принцем Шоскомба. Поэтому он вынужден пока оставаться в поместье. Роль сестры будет пока исполнять служанка – в этом нет ничего сложного, а тело старой леди можно перенести в склеп, куда вообще никто не заглядывает, или же тайно уничтожить ночью в печи. Так вот и могла остаться улика, подобная имеющейся в нашем распоряжении. Что вы на это скажете, доктор?
– Все довольно правдоподобно, если, конечно, согласиться с чудовищным исходным предположением.
– Кажется, я придумал небольшой эксперимент, Уотсон. Мы поставим его завтра же, чтобы прояснить дело. А сейчас, дабы выглядеть теми, за кого мы себя выдаем, предлагаю пригласить хозяина гостиницы и повести светский разговор об угрях и плотве за стаканом его лучшего вина. Это самый краткий путь к расположению мистера Барнеса. А уж по ходу беседы мы можем услышать полезную местную сплетню.
…На следующее утро Холмс обнаружил, что мы забыли взять с собой блесну на молодую щуку, поэтому вместо рыбалки нам пришлось пойти гулять. Мы вышли около одиннадцати. Холмс получил разрешение взять с собой прекрасного спаниеля.
– Вот мы и пришли, – произнес мой друг, когда мы приблизились к высоким воротам парка, которые венчались фигурами сказочных грифов родового герба. – От мистера Барнеса нам известно, что старая леди выезжает на прогулку около полудня. Ее экипаж должен здесь остановиться и стоять, пока будут открывать ворота. Вы, Уотсон, задержите кучера каким-нибудь вопросом, едва он окажется за воротами. Действуйте, а я спрячусь за куст и стану наблюдать.
Ждать пришлось недолго. Четверть часа спустя мы увидели большую открытую коляску желтого цвета, направляющуюся по главной аллее в нашу сторону. В нее были запряжены два прекрасных серых рысака. Холмс вместе с собакой спрятался за своим кустом, а я встал на дороге, безразлично помахивая тростью. Охранник распахнул ворота.
Коляска двигалась совсем медленно, и я мог разглядеть всех, кто в ней находился. Слева сидела румяная молодая женщина с золотистыми волосами и дерзким взглядом. По правую руку от нее – сгорбленная пожилая дама, плотно закутанная в многочисленные шали. Как только лошади вышли из ворот на дорогу, я поднял руку и, когда кучер остановил экипаж, осведомился, дома ли сейчас сэр Роберт.
– Это клей, Уотсон! – воскликнул он. – Несомненно, это столярный клей. Взгляните-ка на эти частички!
Я наклонился к окуляру и подстроил фокусировку.
– Волоски – это ворсинки с пальто из твида. Серые комочки неправильной формы – пыль. Ну а коричневые маленькие шарики в центре – не что иное, как клей.
– Допустим, – сказал я с усмешкой. – Готов поверить вам на слово! И что из этого вытекает?
– Но это же прекрасное доказательство, – ответил Холмс. – Вы, вероятно, помните дело Сент-Панкрас: рядом с убитым полицейским найдено кепи. Обвиняемый отрицает, что кепи принадлежит ему. Однако он занимается изготовлением рам для картин и постоянно имеет дело с клеем.
– А разве вы взялись за это дело?
– Мой приятель Меривейл из Ярда попросил ему помочь. С тех пор как я вывел на чистую воду фальшивомонетчика, найдя медные и цинковые опилки в швах на его манжетах, полиция начала осознавать важность микроскопических исследований.
Холмс нетерпеливо поглядел на часы.
– Ко мне должен прийти новый клиент, но что-то задерживается. Кстати, Уотсон, вы что-нибудь понимаете в скачках?
– Еще бы! Я отдал за это почти половину своей пенсии по ранению.
– В таком случае использую вас в качестве справочника. Вам ни о чем не говорит имя сэра Роберта Норбертона?
– Почему же. Он живет в старинном поместье Шоскомб. Я как-то провел там лето и хорошо знаю те места. Однажды Норбертон вполне мог попасть в сферу ваших интересов.
– Каким образом?
– Он избил хлыстом Сэма Брюэра, известного ростовщика с Керзон-стрит. Еще немного, и он убил бы его.
– И часто он позволяет себе такое?
– Ну, вообще-то его считают опасным человеком. Это один из самых бесстрашных наездников в Англии. Он из тех, кто родился слишком поздно: во времена регентства это был бы истинный денди – спортсмен, боксер, лихой кавалерист, ценитель женской красоты и, по всей видимости, так запутан в долгах, что уже никогда из них не выберется.
– Превосходно, Уотсон! Хороший портрет. Я словно увидел этого человека. А не могли бы вы теперь рассказать что-нибудь о самом поместье Шоскомб?
– Только то, что оно расположено среди Шоскомбского парка и известно своей скаковой конюшней.
– А главный тренер там – Джон Мейсон, – неожиданно сказал Холмс. – Не следует удивляться моим познаниям, Уотсон, потому что в руках у меня письмо от него. Но давайте еще немного поговорим о Шоскомбе. Кажется, мы напали на неисчерпаемую тему.
– Еще стоит упомянуть о шоскомбских спаниелях, – продолжал я. – О них можно услышать на каждой выставке собак. Одни из самых породистых в Англии
– гордость хозяйки поместья.
– Супруги сэра Роберта?
– Сэр Роберт никогда не был женат. Он живет вместе с овдовевшей сестрой, леди Беатрис Фолдер.
– Вы хотели сказать, что она живет у него?
– Нет, нет. Поместье принадлежало ее покойному мужу, сэру Джеймсу. У Норбертона нет на него никаких прав. Поместье дает небольшую ежегодную ренту.
– И эту ренту, я полагаю, тратит ее братец Роберт?
– Наверное, так. Человек он очень тяжелый, и жизнь с ним для нее нелегка. Но я слышал, леди Беатрис привязана к брату. Так что же произошло в Шоскомбе?
– Это я и сам хотел бы узнать. А вот, кажется, и тот человек, который сможет нам все рассказать.
Дверь открылась, и мальчик-слуга провел в комнату высокого, отменно выбритого человека со строгим выражением лица, какое встречается лишь у людей, привыкших держать в повиновении лошадей или мальчишек. Он холодно и сдержанно поздоровался и сел в предложенное ему Холмсом кресло.
– Вы получили мое письмо, мистер Холмс?
– Да, но оно ничего не объясняет.
– Я считаю дело слишком щепетильным, чтобы излагать подробности на бумаге. И к тому же слишком запутанным. Предпочитаю сделать это с глазу на глаз.
– Прекрасно! Мы в вашем распоряжении.
– Прежде всего, мистер Холмс, я думаю, что мой хозяин, сэр Роберт, сошел с ума.
Холмс вопросительно вскинул брови.
– Но ведь я сыщик, а не психиатр, – произнес он. – А, кстати, почему вам это показалось?
– Видите ли, сэр, если человек поступает странно один раз, другой, то, возможно, этому можно найти и иное объяснение. Но если странным выглядит все, что он делает, – это наводит на определенные мысли. Мне кажется, Принц Шоскомба и участие в дерби помутили его рассудок.
– Принц – это жеребец, которого вы тренируете?
– Лучший во всей Англии, мистер Холмс. Уж кому, как не мне, знать об этом. Буду откровенен с вами, так как чувствую, что вы люди слова и все сказанное здесь не выйдет за пределы вашей комнаты. Сэр Роберт просто обязан выиграть дерби. Он по уши в долгах, и это его последний шанс. Все, что он смог собрать и занять, поставлено на этого коня. Сейчас ставки на Принца один к сорока. Прежде же он шел чуть ли не один к ста.
– Почему цена упала, если конь так хорош?
– Никто пока не знает этого, но сэр Роберт перехитрил всех, тайком собирающих сведения о лошадях. Он выводит на прогулки единокровного брата Принца. Внешне их невозможно отличить, но на скачках уже через двести метров Принц обгонит его на два корпуса. Сэр Роберт думает только о дерби и Принце Шоскомба. От этого сейчас зависит вся его жизнь. Кредиторов удалось уговорить подождать до Дня скачек, но если Принц подведет, Норбертон – человек конченый.
– Да, игра рискованная, но при чем же тут сумасшествие?
– Ну, во-первых, достаточно просто посмотреть на него. Не думаю, что он спит по ночам, почти все время проводит в конюшне. А взгляд у него просто дикий. И еще – его поведение по отношению к леди Беатрис! Они всегда были очень дружны: у них один вкус, одни пристрастия. Леди любила лошадей не меньше, чем ее брат. Каждый день в одно и то же время она приезжала поглядеть на них. Принц Шоскомба нравился и ей больше других. А Принц настораживал уши, заслышав скрип колес, и выбегал навстречу, чтобы получить непременный кусочек сахара. Но сейчас все изменилось. Она потеряла всякий интерес к лошадям. Вот уже целую неделю она проезжает мимо конюшни и ни с кем не здоровается!
– Вы полагаете, они поссорились?
– И притом не на шутку. Иначе почему бы он избавился от ее любимца спаниеля, к которому она относилась как к ребенку? Несколько дней назад сэр Роберт отдал собаку старому Барнесу, владельцу «Зеленого дракона» в Крендалле, в трех милях от поместья.
– Вот это действительно странно.
– Конечно, из-за больного сердца и водянки леди Беатрис передвигалась с трудом и не могла совершать с братом прогулки, но сэр Роберт ежевечерне проводил два часа в ее комнате. Он старался сделать для нее все, что мог, и она относилась к брату с любовью. Но все это уже в прошлом. Теперь он и близко к ней не подходит. А она это переживает. Даже начала пить, мистер Холмс, пить как сапожник. Бутылку за вечер может выпить. Мне об этом рассказал Стивенс, наш дворецкий. Так что изменилось многое, мистер Холмс. И в этом есть что-то ужасное. Да к тому же сэр Роберт уходит ночами в склеп под старой церковью. Что он там делает? С кем встречается?
Холмс удовлетворенно потер руки.
– Продолжайте, мистер Мейсон. Дело становится все более интересным.
– Дворецкий видел, как сэр Роберт шел туда в полночь под проливным дождем. На следующую ночь я спрятался за домом и видел, как он шел туда опять. Мы со Стивенсом двинулись за ним, но очень осторожно. Ох, как бы нам непоздоровилось, если бы он заметил. В гневе он ужасен. Сэр Роберт направлялся именно к склепу, и там его ждал какой-то человек.
– А что представляет собой этот склеп?
– Понимаете, сэр, в парке стоит полуразвалившаяся древняя часовня – никто не знает, сколько ей лет. Под часовней имеется склеп, пользующийся дурной славой. Там пустынно, сыро и темно даже днем. А ночью немногие решатся подойти туда. Хозяин, правда, смел и никогда ничего не боялся. Но все равно, что ему там делать ночью?
– Подождите, – вмешался Холмс. – Вы сказали, там был и другой человек. Вероятно, кто-то из домашней прислуги или с конюшни?
– Он не из наших!
– Почему вы так думаете?
– Потому что сам видел его вблизи, мистер Холмс, в ту вторую ночь. Когда сэр Роберт шел мимо нас обратно, мы со Стивенсом дрожали в кустах, точно два кролика, так как ночь была лунная и он мог нас заметить. Потом послышались шаги того, другого. Его-то мы не боялись. И едва сэр Роберт отошел подальше, мы поднялись притворившись, что просто гуляем при луне, вроде бы случайно приблизились к незнакомцу. «Здорово, приятель! – говорю я ему. – Ты кто такой?» Он не заметил, как мы подошли, и здорово испугался. На обратившемся в нашу сторону лице застыл такой испуг, словно перед ним появился сам сатана. Он громко вскрикнул и бросился бежать. И надо отдать ему должное, бегать он умел! В одно мгновение скрылся из виду.
– Но вы хоть хорошо разглядели его в свете луны?
– Да. Готов поклясться, что опознал бы это отвратительное лицо. Типичный бродяга. Что у него могло быть общего с сэром Робертом?
– Кто прислуживает леди Беатрис Фолдер? – спросил Холмс после некоторой задумчивости.
– Горничная Керри Ивенс. Она у нее уже пять лет.
– Конечно же, предана хозяйке?
Мейсон неловко заерзал на месте.
– Предана-то предана, – ответил он. – Правда, трудно сказать – кому.
– О! – только и вымолвил Холмс.
– Мне не хотелось бы выносить сор из избы…
– Понимаю вас, мистер Мейсон. Ситуация деликатная. Судя по описанию сэра Роберта, данному доктором Уотсоном, я могу сделать вывод: перед ним не устоит ни одна женщина. А не кажется ли вам, что в этом может крыться и причина размолвки между братом и сестрой?
– Их отношения были очевидными давно.
– Но возможен вариант, что леди Беатрис прежде не замечала этого. А когда узнала, решила избавиться от горничной, но брат не позволил ей сделать это. Больная женщина смогла настоять на своем. Служанка, которую она так возненавидела, остается при ней. Леди Беатрис перестает разговаривать, грустит, начинает пить. Брат в гневе отбирает у нее любимого спаниеля. Разве здесь не все сходится?
– Все это вполне правдоподобно, но как быть с остальным? Как связать это с ночными визитами в старый склеп? Они не укладываются в эту схему. И еще есть одно, что в нее не укладывается. Зачем сэру Роберту понадобилось доставать мертвое тело?
Холмс резко выпрямился.
– Да-да, мы обнаружили его только вчера, уже после того, как я отправил вам письмо. Сэр Роберт уехал в Лондон, и мы со Стивенсом отправились в склеп. Там все было как обычно, мистер Холмс, только в одном из углов лежали останки человека.
– Я полагаю, вы сообщили в полицию?
Наш посетитель мрачно усмехнулся.
– Думаю, они едва ли заинтересовались бы, потому что, сэр, это была уже высохшая мумия.
– И что же вы сделали?
– Оставили все как было.
– Разумно. Вы говорили, что сэр Роберт был вчера в отъезде. Он уже вернулся?
– Ждем его сегодня.
– А когда сэр Роберт отдал собаку своей сестры?
– Ровно неделю назад. Бедное создание, спаниель выл ночью возле старого колодца, чем вызвал у Роберта приступ гнева. Утром он поймал собаку, и вид у него был такой, что я решил: убьет! Но он отдал спаниеля Сэнди Бейну, нашему наезднику, и велел отвезти к старику Барнесу в «Зеленый дракон», потому что не желал его больше видеть.
Некоторое время Холмс сидел молча и размышлял, раскуривая свою старую закопченную трубку.
– Мистер Мейсон, – произнес он наконец, – я не совсем понимаю, что от меня требуется.
– Вероятно, вот это позволит сделать некоторые уточнения, мистер Холмс, – ответил наш посетитель.
Он вытащил из кармана небольшой сверток и, осторожно развернув бумагу, достал обуглившийся кусок кости.
Холмс с интересом принялся изучать.
– Где вы это взяли?
– В подвале дома, прямо под комнатой леди Беатрис, расположена печь центрального отопления. Некоторое время ею не пользовались, но как-то сэр Роберт пожаловался на холод и приказал начать топить. Обязанности истопника сейчас выполняет Харвей, один из моих парней. Он-то и принес мне эту кость сегодня утром. Нашел в золе, которую выгребал из печи. Ему не понравилось все это, и он…
– Мне тоже не нравится, – произнес Холмс. – Что вы думаете по этому поводу?
Кость обгорела почти дочерна, но ее форма сохранилась.
– Это верхняя часть человеческой берцовой кости, – ответил я.
Холмс внезапно посерьезнел.
– А когда этот парень обычно топит печь?
– Харвей растапливает ее вечером, а потом уходит спать…
– Значит, ночью в подвал мог зайти кто угодно?
– Да, сэр.
– Можно ли попасть туда со двора?
– Да. Одна дверь выходит прямо на улицу, другая – на лестницу, которая ведет в коридор перед комнатой леди Беатрис.
– Дело зашло далеко, мистер Мейсон, и принимает скверный оборот. Вы говорили, что этой ночью сэра Роберта не было в поместье?
– Да, сэр.
– Значит, кости сжигал в печи не он.
– Совершенно справедливо, сэр.
– Как называется гостиница, которую вы упоминали?
– «Зеленый дракон».
– А есть где порыбачить в той части Беркшира?
По лицу нашего гостя, не умевшего скрывать свои чувства, было видно: он убежден, что превратности жизни свели его еще с одним сумасшедшим.
– Говорят, в небольшой речушке, той, что выше мельницы, водится форель, а в озере Холл есть щука.
– Этого вполне достаточно. Мы с Уотсоном заядлые рыболовы, не правда ли, доктор? В случае необходимости вы сможете найти нас в «Зеленом, драконе». Мы будем там уже сегодня вечером. Я думаю, вы понимаете, мистер Мейсон, что приходить туда вам не следует. Лучше послать записку. А если вы нам понадобитесь, я разыщу вас. Как только нам удастся продвинуться хоть немного вперед с расследованием, я сообщу вам о выводах.
И вот прекрасным майским вечером мы с Холмсом ехали в вагоне первого класса к небольшой станции Шоскомб, где поезда останавливались только по требованию. Мы сошли на нужной станции и очень скоро добрались до старомодной маленькой гостиницы. Ее владелец, Джозия Барнес, как истый спортсмен охотно принялся помогать нам составлять план истребления всей рыбы в округе.
– А как насчет озера Холл? Есть шанс поймать там щуку?
На лице хозяина отразилось беспокойство.
– Ничего из этого не выйдет, сэр. Там опасно.
– Но почему же?
– Сэр Роберт терпеть не может, когда кто-то тайком собирает сведения о лошадях. И едва вы, двое незнакомых людей, вдруг окажетесь рядом с его конюшнями, он обязательно набросится на вас. Сэр Роберт не хочет рисковать! Да, совсем не хочет.
– Говорят, у него есть конь, который заявлен для участия в дерби?
– Да, славный жеребец. На него поставлены наши денежки, да и сэра Роберта тоже. – Тут Джозия Барнес испытующе взглянул на нас. – Надеюсь, вы сами не имеете отношения к скачкам?
– Абсолютно никакого! Мы всего лишь два усталых лондонца, которым просто необходим ваш чудесный беркширский воздух.
– Ну тогда вы правильно выбрали место. Свежего воздуха здесь сколько угодно. Только помните, что я сказал вам насчет сэра Роберта. Он не из тех, кто много разговаривает, он сразу пускает в ход кулаки. Не подходите близко к парку.
– Хорошо, мистер Барнес. Мы внемлем вашему совету. Между прочим, спаниель, повизгивающий у вас в зале, очень красив.
– Это самый настоящий шоскомбский спаниель. Лучших нет во всей Англии.
– Я большой любитель собак, – продолжал Холмс. – Хочу задать вам не совсем деликатный вопрос. Сколько может стоить подобный пес?
– Намного больше, чем я в состоянии заплатить, сэр. Этого красавца мне недавно подарил сэр Роберт. Я постоянно держу его на привязи, потому что он сбежит домой в ту же секунду, как только я его отпущу.
– Итак, мы уже получили несколько козырей, Уотсон, – сказал мне Холмс, когда владелец гостиницы ушел. – Правда, даже с ними пока не так просто выиграть.
– У вас есть версия, Холмс?
– Я знаю только то, что примерно неделю назад в Шоскомбе произошло нечто, круто изменившее всю жизнь поместья. Что же именно? Могу лишь предположить. Обратимся еще раз к нашим фактам. Брат перестает навещать свою дорогую тяжелобольную сестру. Он избавляется от ее любимой собаки. Ее собаки, Уотсон! Это вам ни о чем не говорит?
– Нет. Разве что о его сильной злости.
– Ну что же, это вполне вероятно. Продолжим обзор событий, происшедших после ссоры, если она вообще была. Леди Беатрис практически все время проводит у себя в комнате, показывается на людях, только выезжая на прогулку вместе со служанкой, больше не останавливается возле конюшни поглядеть на своего любимца – Принца Шоскомба и, вероятно, начинает пить. Вот, пожалуй, и все. Не так ли?
– Да, за исключением того, что касается склепа.
– Это относится уже к другой цепи событий. Я попросил бы их не смешивать. Цепь «А», касающаяся леди Беатрис, имеет довольно зловещий оттенок.
– Я не понимаю…
– Ладно. Перейдем тогда к цепи «Б», связанной с сэром Робертом. Он буквально помешан на выигрыше в дерби. Он попал в лапы к ростовщикам, и в любой момент его имущество может пойти с молотка, включая лошадей и конюшни. Человек он решительный, жить привык на деньги сестры. Горничная сестры – послушное орудие в его руках. Ну что, доктор? Мне кажется, что пока все идет как по маслу.
– Ну а склеп?
– Да… Склеп! Давайте-ка чисто теоретически предположим, что сэр Роберт убил свою сестру.
– Но, Холмс! Друг мой, об этом не может быть и речи!
– Послушайте, Уотсон. По происхождению Норбертоны – люди почтенные. Но и в хорошее стадо может затесаться паршивая овца. Так что не стоит отметать эту версию, не обсудив ее. Без денег Роберт Норбертон бежать за границу не может, а обладателем денег он может стать, только если удастся его затея с Принцем Шоскомба. Поэтому он вынужден пока оставаться в поместье. Роль сестры будет пока исполнять служанка – в этом нет ничего сложного, а тело старой леди можно перенести в склеп, куда вообще никто не заглядывает, или же тайно уничтожить ночью в печи. Так вот и могла остаться улика, подобная имеющейся в нашем распоряжении. Что вы на это скажете, доктор?
– Все довольно правдоподобно, если, конечно, согласиться с чудовищным исходным предположением.
– Кажется, я придумал небольшой эксперимент, Уотсон. Мы поставим его завтра же, чтобы прояснить дело. А сейчас, дабы выглядеть теми, за кого мы себя выдаем, предлагаю пригласить хозяина гостиницы и повести светский разговор об угрях и плотве за стаканом его лучшего вина. Это самый краткий путь к расположению мистера Барнеса. А уж по ходу беседы мы можем услышать полезную местную сплетню.
…На следующее утро Холмс обнаружил, что мы забыли взять с собой блесну на молодую щуку, поэтому вместо рыбалки нам пришлось пойти гулять. Мы вышли около одиннадцати. Холмс получил разрешение взять с собой прекрасного спаниеля.
– Вот мы и пришли, – произнес мой друг, когда мы приблизились к высоким воротам парка, которые венчались фигурами сказочных грифов родового герба. – От мистера Барнеса нам известно, что старая леди выезжает на прогулку около полудня. Ее экипаж должен здесь остановиться и стоять, пока будут открывать ворота. Вы, Уотсон, задержите кучера каким-нибудь вопросом, едва он окажется за воротами. Действуйте, а я спрячусь за куст и стану наблюдать.
Ждать пришлось недолго. Четверть часа спустя мы увидели большую открытую коляску желтого цвета, направляющуюся по главной аллее в нашу сторону. В нее были запряжены два прекрасных серых рысака. Холмс вместе с собакой спрятался за своим кустом, а я встал на дороге, безразлично помахивая тростью. Охранник распахнул ворота.
Коляска двигалась совсем медленно, и я мог разглядеть всех, кто в ней находился. Слева сидела румяная молодая женщина с золотистыми волосами и дерзким взглядом. По правую руку от нее – сгорбленная пожилая дама, плотно закутанная в многочисленные шали. Как только лошади вышли из ворот на дорогу, я поднял руку и, когда кучер остановил экипаж, осведомился, дома ли сейчас сэр Роберт.