Невозможно было не пожалеть леди Макуорт; но мы ничем не могли ей помочь: Джудит было уже тридцать, и, как мы знали по рассказам Джона, чьи наезды в Колверли были регулярны, она не собиралась - да и не могла уже избавиться от своего одиночества; она жила своей собственной жизнью, поглощенная, главным образом, благотворительностью, никогда ни с кем не советовалась и только изредка просила леди Макуорт стать хозяйкой замка, а ее, Джудит, оставить в покое и дать ей жить так, как она хочет.
Все это мало-помалу было в тот вечер сообщено нам ее матерью вперемежку с тысячью милых извинений, так что между нами нежданно установились самые дружеские отношения; леди Макуорт была тронута нашим вниманием к ее бедам и выразила надежду на то, что наш приезд не пройдет даром, а принесет ей долгожданное облегчение. Так незаметно пролетело время, и пришла пора отходить ко сну.
IV
Голос в ночи
Мы все вместе вышли из комнаты; но только оказались за дверями, как леди Макуорт окликнула миссис Джеймс, и они вместе немного отстали, оставив нас с Джоном одних. Он, прекрасно зная дом, провел меня по боковому коридору в глубокую нишу с большим окном, помогавшим освещать эту часть замка, в которой стоял стол и два дивана по его сторонам, упиравшихся в стену. Лампа под потолком изливала вниз довольно сильный свет, и мы заметили высокую женскую фигуру. Стоя у незанавешенного окна, женщина пристально всматривалась в темноту. Услышав наши шаги, она обернулась.
- Что это вы остановились? - спросила она. - Это ты, Джон, не так ли?
- Да, Джудит, а это - Мэри, - ответил он.
Она сделала пару шагов нам навстречу и остановилась, пытливо оглядывая меня, а я, в свою очередь, рассматривала ее. Одета она была в поношенное темно-коричневое платье до пят, а в руке держала черную соломенную шляпу.
- Не подходите слишком близко: я промокла насквозь, - сказала она, и тут я заметила, что с длинного пера на шляпе капает на пол вода, а на платье ясно видны мокрые пятна. Не успели мы ответить, как она продолжила:
- Итак, это Мэри? Какое прелестное дитя!
И снова взгляд ее остановился на мне: непонятный, грустный и даже как будто любящий, совершенно непохожий на тот, прежний; я была вполне уверена, что именно эта женщина дико и пугающе смотрела на меня тогда из дверцы в углу гостиной. Но теперь я уже знала ее историю и могла объяснить себе как ее первое удивление и страх, так и нынешнее грустное радушие.
- Оттепель, - продолжала она, глядя уже на Джона. - Послушайте!
И действительно, прислушавшись, мы различили звон капель, падающих с посеребренных инеем и льдом деревьев на камни.
- Ты с улицы? - спросил Джон.
- Да. Несколько часов назад за мной послала мадам Марджери. Она нянчила меня, когда я была ребенком, если вы этого не знаете. Я как-то навещала ее, больную, в лондонском госпитале. Помните?
- О, да. Я знаю ее. Ты привезла ее сюда. Я хорошо ее помню, - сказал Джон. - Так она больна?
- Она очень больна. Я обещала навестить ее еще раз. Я только что вернулась, мне надо захватить то, что она просила ей принести. Мне пора итти.
Затем Джудит снова подошла к окну и выглянула на улицу, точно не желая никуда уходить, и я никогда не забуду, каким усталым было в эту минуту ее лицо. Бедная Джудит! Росту она была выше среднего, с сильными, волевыми чертами лица и длиннейшими, густыми, очень темными волосами, которые в ярком свете лампы, висевшей у нее прямо над головой, отливали золотом. Я подумала о том, как бы она была красива, если бы из ее лица ушло что-то - я не могла понять, что именно. Усталым жестом она приложила руку ко лбу, точно ее сознание было так же утомлено, как и тело, а потом снова посмотрела на меня.
Непостижимая отрешенность ее лица совершенно потрясла меня. В глазах ее застыло то выражение тоски и растерянности, какое читается во взоре человека, сбившегося с дороги. Это так меня поразило, что я сказала:
- О, нет, не ходите туда; или пусть Джон пойдет вместе с вами.
Мне почудилось, что эту несчастную женщину, выйди она в ту влажную темноту, где звучало эхо падающих капель, поджидает на улице что-то ужасное.
- Не собираетесь же вы в самом деле итти туда одна? - продолжала я.
Она улыбнулась:
- Это недалеко. Вон там, прямо за теми высокими кедрами. Надо итги по торфу. Но это неважно. Дело не в том, чтобы итти туда. И не в том, что мне одиноко. Важно то, что я не знаю,что мне делать , Мэри! - продолжала она, некогда я так мечтала увидеть вас. Некогда я так вас любила - там... не подходите ко мне, дитя мое, в этом красивом платье, с меня просто течет. Вы вызываете у меня в памяти незабвенные времена, когда мне было не больше лет, чем вам сейчас. Но вы с Джоном верите друг другу. Да, Джон, тебе пришлось сыграть с нами шутку, чтобы показать свою невесту, - и она тихо, мелодично рассмеялась.
- О, только не говорите об этом! - покраснев, вскричала я. - С той минуты, как я здесь, я из-за того ужасно себя чувствовала. Я не знаю, что скажет отец, но Джон говорит, что все уладит.
Тут я осеклась и подумала, что очень неуклюже было с моей стороны упомянуть перед Джудит об отце, но она, казалось, не придала тому никакого значения.
- Ваш отец очень строг? - спросила она.
- Он очень честен и щепетилен, и не потерпит, чтобы я пользовалась чужим именем даже просто шутки ради.
- И все-таки Джон привез вас в Колверли, находчиво воспользовавшись ошибкой моей матери. Так или иначе, вы можете рассказать теперь своему отцу, что я была очень рада вас видеть, - и потом снова тоскливо добавила, - но мне надо итти.
- Вот что, Мэри, - бодро сказал Джон. - Много времени это у тебя не займет. Сейчас всего одиннадцать. Ступай переоденься в свое дорожное платье. Мы ведь много всего взяли из непромокаемой ткани. Смотри, какая яркая сегодня луна. Мы пойдем к госпоже Марджери все втроем, если уж Джудит непременно нужно туда пойти.
- Да, я должна пойти туда, - прошептала она, глядя на меня и точно пытаясь определить, что я буду делать. Я же, разумеется, решила повиноваться Джону.
- Я вернусь через пять минут, - воскликнула я и побежала в свою комнату.
Думаю, у меня и в самом деле ушло не более десяти минут на то, чтобы переодеться в свое черное дорожное платье и застегнуть плащ-дождевик. Я надела свои самые крепкие туфли, на лицо - самую густую вуаль, на плащ воротник-капюшон. И вот снаряженная таким образом для прогулок при луне в рождественскую ночь я вышла из своей комнаты и застала Джона в ожидании меня подле столика, на котором стоял подсвечник с зажженными свечами и лампа.
- Пойдем здесь, - сказал он.
Я прошла вслед за ним по винтовой лестнице в холл, где вдоль стен стояли латы и висели большие щиты с гербами и где огромные рога древних оленей выступали на всю длину из темноты, а прямо над дверями, точно привидения, парили выцветшие полотнища древних, полуистлевших знамен. В любую другую минуту я остановилась бы посмотреть и обменяться впечатлениями с Джоном, но теперь рука его неудержимо влекла меня вперед, и вскоре мы уже стояли на широкой гравиевой дорожке рядом с кузиной Джудит. Она, не проронив ни слова, быстро пошла сквозь густые заросли деревьев, и с тающих на ветках сосулек, всего несколько часов назад придававших лесу такой неповторимо сказочный вид, нам на головы падали капли воды.
Выйдя из тени леса, мы оказались на небольшом торфяном лугу, ярко освещенном взошедшей луной, в свете которой наши фигуры отбрасывали перед нами длинные похожие на ленты тени. Джудит до сих пор не произнесла ни слова. Но потом, после пятнадцати минут быстрой ходьбы, она взглянула на меня:
- Мадам Марджери живет вон в том первом коттедже. Вход в него сбоку. Сзади проходит дорога, ведущая через парк в город, по ней вы приехали на экипаже. Мэри, мадам Марджери очень больна и думает, что умирает, иначе мне не пришлось бы сюда возвращаться сегодня. Вам не страшно?
Я сказала, что нет.
- А теперь, Джон, - продолжала она, - встаньте вдвоем поблизости от двери так, чтобы вас не было видно. Мадам Марджери лежит на кровати под пологом. Женщина, с которой она здесь живет и которая, может быть, сейчас сидит с нею, глухая. Я в ужасе от того, что вы сейчас можете услышать, Да, то, что мучило меня долгие годы, о чем я не решалась сказать вслух, возможно, она скажет сейчас, и вы услышите это. И тогда, Джон, помоги мне, и да будет Небо с тобой в эту святую рождественскую пору!
Она не стала ждать ответа и, резко распахнув дверь, вошла в дом. Комната была перегорожена тяжелой темной занавесью. Когда она отодвинула ее в сторону, я увидела, что прямо у окна стоит низкая кровать, ярко освещенная горящим камином, и на кровати лицом к нам лежит очень пожилая женщина. Глаза ее были закрыты, и я, было, подумала, что она мертва. Я уже готова была броситься к женщине, дремавшей у камина, но тут мадам Марджери открыла глаза и посмотрела на Джудит. Она хотела что-то сказать, видимо, поблагодарить ее за то, что она снова пришла, но слов ее нам не было слышно. Глухая женщина поднялась и почтительно встала рядом с нею. Джудит тихим, но решительным голосом произнесла:
- А теперь, когда вы лежите на своем смертном одре, еще раз скажите мне то, что вы уже не единожды говорили мне прежде. Бог вам судья, но расскажите мне все, как на духу.
- Я могу сказать лишь то же самое, - ответила Марджери. - Все в руках Божьих, и вы, Джудит, - не дитя леди Макуорт. Я собственными глазами видела ее ребенка мертвым, а кто вы, я не знаю.
Тогда Джон вышел вперед и громко произнес:
- Вы знаете меня, Марджери. Я пришел сюда услышать то, что вы только что сказали. Я записал это как ваши предсмертные слова: Джудит - не ребенок леди Макуорт - тот единственный ребенок, рожденный ею в Лондоне.
- Да, тот ребенок умер, - твердо ответствовала умирающая. - Мне было заплачено пятьдесят фунтов, чтобы я могла достойно похоронить его.
Потом она глубоко вздохнула и начала читать молитву, слова которой растаяли в воздухе за секунду перед тем, как она скончалась. Теперь глухая была подле самой кровати. Она отнеслась к происшедшему очень спокойно, сказав, что старая Марджери итак протянула дольше, чем она сама ожидала, поскольку не рассчитывала дожить до Рождества.
- Я пошлю за миссис Дженкинс, - сказала Джудит, вытирая слезы. И мы вышли из коттеджа.
Джон поднял меня с колен - потому что я не могла заставить себя смотреть на последние минуты старой женщины стоя - и сказал:
- Останься с Джудит. Я отправляюсь прямо к твоему отцу.
Слова его потрясли меня -отправляется прямо к моему отцу! - я вздрогнула, словно не он произнес их, а тот голос в ночи. Не в силах вымолвить и слова, я посмотрела ему в глаза.
Джудит вернулась с миссис Дженкинс, которая вошла в коттедж, оставив нас стоять в лунном свете, освещавшем сейчас все чуть ли не с яркостью солнечного.
- Я могу дойти до станции пешком и успею на лондонский поезд, который отправляется через час. Джудит, я еду прямо к нашему кузену Роджеру; он просто должен обо всем этом узнать немедленно, - сказал Джон.
- И скажи ему, - попросила Джудит, - что впервые я услышала это от мадам Марджери, которой носила в госпиталь цветы и фрукты - о чем он знает, в тот самый день, когда разорвала помолвку с майором Греем. Это и было настоящей причиной разрыва. Но и тогда она сказала мне не больше, чем сегодня. Хирург, которого я так и не нашла, по ее словам, знал больше. И я ничего тогда не сказала Роджеру, потому что было так трудно поверить, что это правда. Трудно в самом деле поверить в дурное, если это касается той, кого столько лет любила, как родную мать.
- Ах, - продолжала она, - ведь именно утрата ее и мысль о том, что она была способна совершить такое, разрывает мне сердце! А эта свадьба, с помощью которой она хотела исправить совершенное злодеяние? - она же провалилась! Скажи Роджеру, что не утрата столь милого дома так угнетает меня, а потеря матери, и более чем потеря: знание о преступлении, совершенном ею - вот что всегда приводило меня в отчаяние. Без сегодняшнего признания на смертном одре, я бы никогда не смогла полностью поверить старой Марджери. Скажи Роджеру, что теперь я ей верю. Но только не мне обвинять в чем-либо леди Макуорт. Я так ее люблю... - О, я теперь не просто безродная сирота, все намного хуже!
Она пошла к дому, а Джон, крепко сжав мне руку и оделив меня тысячью нежных обещаний, читавшихся в его взоре, перепрыгнул через невысокую ограду, отделявшую садик от дороги, и исчез. Я быстро подошла к Джудит и пошла вместе с ней. До самого дома мы молчали. Двое слуг стояли в дверях, и, проходя мимо, Джудит сказала им:
- Мистер Макуорт уехал в Лондон. Он пошел на станцию пешком. Спокойной ночи!
Мы вместе поднялись наверх, и она остановилась у дверей, ведших в мою комнату; я почувствовала, что не могу просто так оставить ее одну в такую минуту.
- Позвольте мне пойти с вами, - сказала я. - Я только загляну к тетушке Джеймс.
Джудит улыбнулась и, поставив свечу на столик рядом с собой, приготовилась ждать. Я нашла тетушку бодрой и как всегда веселой у камина в ее комнате.
- А, вот и ты, беглянка! - воскликнула она. - Где же ты была?
- Я здесь, только что вернулась! - ответила я.
- Тогда ложись и быстро засыпай, - сказала она.
Я поцеловала ее и быстро вернулась к Джудит. Ее комната была неподалеку. Там ждала Бэйнс, но мы отослали ее спать.
Комната Джудит больше походила на гостиную, нежели на спальню. В ней было много книг и картин, в углу стояла невысокая кровать, а вся мебель была обтянута розовым бархатом и украшена золотистыми шнурами. Напротив камина стояли глубокое кресло и мягкий диван. Словом, комната выглядела как типичное обиталище старой девы-хозяйки замка, в котором она безвыездно проводит в раздумьях большую часть жизни. Но раздумья Джудит были самого незавидного свойства, и мое сочувствие ей было связано с сожалением о ее прошлом, удивлением настоящим и непонятным опасением за будущее. Мы сидели в грустной задумчивости у огня и не обменялись за все это время ни единым словом. Часы тикали, отсчитывая минуты и сообщая о количестве прошедших чередою часов. Джудит держала меня за руку, порой поглаживая ее и глядя мне в лицо странно-задумчивыми глазами, точно хотела из моего взгляда узнать, что я думаю и не изменились ли наши отношения из-за того, что я теперь узнала. Я улыбалась ей, пока она не начинала отвечать мне улыбкой, но мы почти не разговаривали вплоть до той минуты, когда часы пробили четыре склянки; тогда она сказала:
- Джон уже встретился с вашим отцом. Думаю, он отправился туда прямо с вокзала. Я уверена, он не стал ждать и поднял его с постели.
- Конечно, он не станет ждать, - подтвердила я.
- Тогда я могу теперь передохнуть. Я совсем выбилась из сил, - добавила она.
Тут я наконец встала и вышла из комнаты. На цыпочках я прошла в свою комнату и легла спать. Наутро - это был сочельник - я снова пришла к ней. Она крепко спала. Подле нее стояла леди Макуорт.
- Джудит говорила со мной, - сказала леди Макуорт, вертя в руках маленький пузырек с надписью "настойка опия". - Она сказала мне, что вынуждена была принять вот это. Ей в последнее время часто приходилось это делать.
Наверное, я выглядела испуганной, потому что леди Макуорт тут же прибавила:
- По совету врача, моя дорогая.
Потом она продолжила:
- Джудит хотела, чтобы вы сегодня вместо нее раздавали благотворительные подарки. Не отказывайтесь, дитя мое. Вы, как невеста Джона, будете сегодня всем здесь распоряжаться...
Я перебила ее:
- Нет, леди Макуорт.
- Ну что же, ну... как знаете, - растерянно проговорила она. - Я уже просто не знаю, что делать.
- О, нет, нет, леди Макуорт, ради Джудит я готова на все, - решительно сказала я, - только побудьте со мной рядом и покажите, что надо делать.
Она поцеловала меня и вывела из комнаты. Джудит так и не проснулась.
В этот день я поступала так, как мне велели, и все вокруг расспрашивали меня об отце и наговорили о нем много хорошего и благословляли его имя.
Как раз когда я уже собиралась итти спать, то есть около одиннадцати, ко мне пришла Джудит. Она была одета так, точно собиралась уходить куда-то.
- Пойдемте со мной, - сказала она. - Посмотрим на свечи в церкви. Я попробую молиться. Очень люблю встречать рождественское утро в церкви.
V
Тайна раскрыта - тайна сохранена!
Рождественское утро! За час, пока нас не было, дом буквально преобразился, вступая в свой новый день. Наверное, слуги уже все приготовили к торжествам и потратили много сил на то, чтобы расставить все по местам, В этот год рождественские подарки природы в Колверли были особенно обильны. Оттепель пришла вовремя. Иней сверкал всеми цветами радуги на ветвистых оленьих рогах и старинных шлемах, развешанных по стенам в холле. Джудит улыбнулась и указала мне на них, когда мы проходили мимо. Ее комната, куда мы пришли, вся сверкала, словно покой во дворце Снежной Королевы. Я не могла скрыть своего изумления и восторга.
- Ах, - сказала она, - они сделали это нарочно ради меня. С каждым годом Рождество все богаче и красивее, чем в предыдущий раз. Все просто из кожи вон лезут, чтобы доставить мне радость. Но я могла бы стать счастлива в один миг, если бы она - вы знаете, кого я имею в виду - если бы она призналась в своем грехе, покаялась и помогла бы мне изгнать зло из этого дома. Все эти годы, вплоть до вчерашнего дня, я все надеялась, что это неправда. Но бедная женщина не стала бы лгать перед смертью. И что теперь предпримет ваш отец, Мэри? Ведь все здесь принадлежит ему, и он вправе передать это вам. Я так мечтала вас увидеть. И я могла бы полюбить вас, как мать, но это уж позади, и ответственность за все лежит на леди Макуорт: она знала, и ни разу не предалась печали. Она перенесла все утраты гораздо лучше, чем я. Мне страшно даже подумать, какой она человек на самом деле. И я все равно люблю ее! Когда меня не станет, постарайтесь заменить ей меня, ведь все эти годы она так меня любила. Когда меня не станет...
- Замолчите, Джудит! - вскричала я. - Не смейте так говорить! Если вы так долго управляли здесь, то теперь вам нелишне поучиться бы и повиноваться. - Я говорила, неожиданно преисполнившись силой, поскольку что-то непонятно путающее было в сонном, тихом голосе, которым она изливала мне тайны исстрадавшегося сердца.
- Не считаете же вы в самом деле, - продолжала я, - будто то, что старуха настаивает на правдивости какой-то дурацкой выдумки, сразу же превращает ее в истину в последней инстанции? Мы все знаем, здесь кроется какая-то тайна, какой-то секрет, и мы сообща займемся его выяснением, И лучшее, что вы можете сделать, и, безусловно, самое подходящее для вас попридержать язык.
Она посмотрела на меня с изумлением. Еще раз оглядев комнату, поняв ее роскошь и стремление хозяйки потакать своим капризам, я посчитала, что сейчас лучше всего применить самое сильнодействующее из "моральных лекарств", которыми я располагала. Я повторяла ей одно и то же, снова и снова, но по-разному. Я оспаривала ее доводы с разных точек зрения, коротко и непреклонно. Я говорила ей, что она не должна рассуждать о том времени, "когда ее не станет", не должна обвинять леди Макуорт в каком бы то ни было преступлении. Что допустить такую глупую мысль в свое сердце и разрушить свой покой, сделав себя несчастной на долгие годы, было просто недостойной слабостью с ее стороны. Что теперь, когда все проблемы в тех руках, в коих они всегда, собственно, и должны находиться, - в руках мужчин, ей нужно лишь сидеть да помалкивать и ждать, твердо уповая на свое решение поступить по справедливости.
Просто удивительно, как быстро Джудит вернулась к жизни под действием "лечения", которому я ее подвергла. Бэйнс, спавшая в гардеробной, пришла спросить, не собирается ли Джудит ложиться, и Джудит ей ответила:
- О, я сейчас получила необыкновенный рождественский подарок, и уверена, он принесет мне пользу.
Я пожелала ей спокойной ночи и вышла. Но мне самой никто не преподнес драгоценного подарка - спокойного сна. Я лежала не смыкая глаз, а потом, хотя была одета и читала при свече, вскрикнула, когда служанка вошла зажечь камин и вложила мне в руку записку, сказав при этом:
- Джентльмен сейчас внизу, мэм.
Записка была от моего отца.
"Никому не говори ничего; устрой так, чтобы я встретился с Джудит и тобой, как свидетелем, до девяти часов в библиотеке, где я буду вас ждать."
Я быстро оделась и пошла за Джудит. Она, высунувшись из окна, смотрела на въезд в замок, за которым сквозь деревья виднелась колокольня церкви. С головы до ног она была одета в коричневый бархат и, обернувшись, показалась мне чрезвычайно привлекательной, особенно когда ее профиль появился на фоне голубого чистого неба, а водопад густых волос заблистал на солнце золотом.
- Не могли бы вы показать мне свою библиотеку? - обратилась я к ней с неожиданным предложением.
Она улыбнулась:
- Прошлой ночью я раскрыла вам свое сердце, и вы выбранили меня. Что же вы сделаете со мной после просмотра библиотеки?
Она выглядела удивительно свежей, поскольку утренний мороз покрыл ей щеки румянцем, и я посчитала, что она еще никогда не выглядела такой красивой. Она продолжала:
- Я хотела бы опять предложить вам сходить со мною в церковь. Как красиво звонили колокола! А на дворе снова мороз. Принесет ли это Рождество мир моей душе?.. Я почти уверена, что да.
- Давайте все же лучше сходим в библиотеку, - отвечала я.
Джудит провела меня в кедровую гостиную, где мы были прошлой ночью. Теперь ее украшали длинные разноцветные гирлянды, живые цветы из оранжереи. Затем мы проследовали через дверь, в которой я впервые увидела ее; миновали узкую прихожую с тяжелыми, чтобы не выпускать тепло, занавесями по углам и попали наконец в длинный зал, одна из стен которого была сплошь завешена картинами и где от каждого окна до противоположной стены тянулись массивные двустворчатые шкафы.
Мы направились прямо к камину, но едва подошли к нему, как из-за ряда шкафов навстречу нам вышел мой отец.
Джудит вздрогнула. Отец взял ее за руку и, не отпуская, наклонился и поцеловал меня в лоб, поскольку я тут же подбежала к нему.
- Я никак не ожидал, что Джон может приехать ко мне в четыре часа утра, - сказал он. - Он передал мне ваше послание, и я тут же явился со своим рождественским подарком:леди Макуорт абсолютно ничего не знает о совершенной подмене.
- Слава Богу! - только и могла вымолвить Джудит.
- Я все сейчас объясню, - сказал отец. - Есть один человек, который дороже мне, чем даже вам, это - леди Макуорт. И только с моей женой я буду говорить о нем, только с нею.
- Но ведь ты же не собираешься жениться прямо сейчас, Роджер... начала, было, Джудит, но отец обернулся ко мне:
- Надевай свою шляпку, Мэри, и следуй за нами в церковь. Джон уже там. Ну, а теперь скажи мне наконец "Да", Джудит.
- Да, - просто сказала она.
Отец, положив руку мне на плечо, на мгновенье задержал меня.
- Только так, - сказал он при этом, - мы сможем избежать трудностей, с которыми будут связаны в нашем случае брачный контракт и церемония. Только так мы сможемсохранить тот подлог - а мы обязаны сделать это - в тайне . Леди Макуорт ничего не должна знать.
Я начала смутно понимать, что имеет в виду отец. Он вооружился специальной лицензией на скорейшее заключение брака. Джон ждал в церкви. Сохранить в тайне - чтобы леди Макуорт ничего не знала - чтобы избежать всех трудностей, связанных с соблюдением формальностей, поскольку только это - и ничего больше - требовалось в случае тайной немедленной свадьбы настоящего владельца всей собственности и той, кому она принадлежала не по праву.
Я все поняла, все прочувствовала, не потребовав даже никакого объяснения. И поторопилась прочь, а, вернувшись, нашла отца и Джудит на дорожке, ведущей к церкви. Через пару минут мы уже были там, а колокола все не переставали звонить. Мы стояли перед алтарем, вознося хвалу Святому Рождеству, а потом мы с Джоном засвидетельствовали совершение брака, благодаря которому тайна должна была сохраниться перед всем остальным миром.
Когда мы снова очутились в библиотеке, отец заговорил и сказал, насколько я помню, следующее:
- Это мой дед тогда, чтобы спасти жизнь леди Макуорт, распорядился подменить мертвого ребенка живым. Вам всем хорошо известны печальные обстоятельства, при которых происходили роды. Дед сделал это с помощью хирурга, который, находясь при смерти, послал за мной и все мне рассказал. Мой дед сказал ему тогда, что он в тот же день собирался переписать завещание и оставить все имущество мне. Но по пути в адвокатскую контору он, как вы знаете, погиб. Мистер Эллерби - ибо хирург был мужем женщины, которая все эти годы служит у меня экономкой - боялся для себя неблагоприятных последствий в случае, если он предаст происшедшее огласке, хотя он все тогда сделал в соответствии с настоятельным желанием моего деда, который видел, в какое глубокое горе ввергло леди Макуорт сообщение о гибели мужа, и понимал, что второго потрясения - теперь в связи со смертью ребенка - она не перенесет. Эллерби умер незадолго до того, как ты расторгла помолвку с майором Греем. Мы с тобой узнали тайну почти одновременно: Эллерби знал, что мадам Марджери все тебе рассказала; узнал, таким образом, об этом и я. Доверься ты мне тогда, все трудности тут же исчезли бы - ведь ты сама захотела бы этого. Но сам я не мог ничего предпринять. Леди Макуорт часто приглашала меня на Рождество в замок, но ни за что и никогда не смог бы я причинить тебе неприятность, Джудит, тем более - в рождественский день.
- Расскажи до конца, - попросила Джудит. - Кто я?
- Ты моя жена, - ответил он, - и ни одна душа не знает большего.
Колокола снова зазвонили. Новость разнеслась почти мгновенно. "Мисс Макуорт вышла замуж!" Отец отвел свою жену к леди Макуорт, которая, не успев оправиться от потрясения, ожидала нас в большом холле.
То, как Джон ездил в Лондон; то, как мой отец, - говоря словами молвы, - "высоко взлетевший среди законников, выхлопотал себе специальную лицензию всего за одну минуту"; как мисс Макуорт наконец вышла замуж, причем, по любви - все это стало просто рождественской сказкой у всех на устах. Нам же было безразлично, сколько всякого рода толков ходило вокруг нас, и даже то, что говорили, не интересовало нас. Главное -тайна была сохранена .
Леди Макуорт благословила свою дочь и назвала моего отца своим сыном; а вечером он увез жену в Лондон, оставив нас пировать, наслаждаться фейерверком и вообще радоваться жизни так бурно, как еще ни разу не бывало в старом замке Колверли на Рождество.
Миссис Эллерби, которую давно мучала меланхолия, поскольку не в ее силах было все уладить в вопросе зла или блага, которое принесли моему отцу деяния ее мужа, оказалась полностью удовлетворена этим браком. Она тоже сохранила тайну. Когда отец и Джудит вскоре вернулись в Колверли-Корт, чтобы встретить там Новый год в окружении родных и близких, он строго посмотрел на меня и спросил, где же, в конце концов, обретается мисс Джексон?
Весь местный "свет", так сильно потрясенный этим Рождеством и не оправившийся от него до самого Нового года, тут же всех простил, узнав, что Джудит собиралась выйти замуж за моего отца вот уже более десяти лет. Сразу исчезли проблемы, и дела были улажены. Отец сделался местным героем. Мы, помещенные в круг его притяжения, получили звание "миротворцев"; а когда стало известно, что я собираюсь замуж за Джона, представителя того старого дома, во главе которого стоял теперь мой отец, удовлетворение "публики" достигло критических высот.
И поныне, в длинной череде рождественских торжеств, которые прошли с той поры, тогдашнее Рождество в Кол-верли-Корте, par excellence, зовется "счастливым". Так что, за исключением неприятностей, с ним связанных, имея в виду лишь его подарки бедным и богатым, подарки от добрых рук и доброго сердца - позвольте, леди и джентльмены, пожелать того же и вам.
1895 г.
Все это мало-помалу было в тот вечер сообщено нам ее матерью вперемежку с тысячью милых извинений, так что между нами нежданно установились самые дружеские отношения; леди Макуорт была тронута нашим вниманием к ее бедам и выразила надежду на то, что наш приезд не пройдет даром, а принесет ей долгожданное облегчение. Так незаметно пролетело время, и пришла пора отходить ко сну.
IV
Голос в ночи
Мы все вместе вышли из комнаты; но только оказались за дверями, как леди Макуорт окликнула миссис Джеймс, и они вместе немного отстали, оставив нас с Джоном одних. Он, прекрасно зная дом, провел меня по боковому коридору в глубокую нишу с большим окном, помогавшим освещать эту часть замка, в которой стоял стол и два дивана по его сторонам, упиравшихся в стену. Лампа под потолком изливала вниз довольно сильный свет, и мы заметили высокую женскую фигуру. Стоя у незанавешенного окна, женщина пристально всматривалась в темноту. Услышав наши шаги, она обернулась.
- Что это вы остановились? - спросила она. - Это ты, Джон, не так ли?
- Да, Джудит, а это - Мэри, - ответил он.
Она сделала пару шагов нам навстречу и остановилась, пытливо оглядывая меня, а я, в свою очередь, рассматривала ее. Одета она была в поношенное темно-коричневое платье до пят, а в руке держала черную соломенную шляпу.
- Не подходите слишком близко: я промокла насквозь, - сказала она, и тут я заметила, что с длинного пера на шляпе капает на пол вода, а на платье ясно видны мокрые пятна. Не успели мы ответить, как она продолжила:
- Итак, это Мэри? Какое прелестное дитя!
И снова взгляд ее остановился на мне: непонятный, грустный и даже как будто любящий, совершенно непохожий на тот, прежний; я была вполне уверена, что именно эта женщина дико и пугающе смотрела на меня тогда из дверцы в углу гостиной. Но теперь я уже знала ее историю и могла объяснить себе как ее первое удивление и страх, так и нынешнее грустное радушие.
- Оттепель, - продолжала она, глядя уже на Джона. - Послушайте!
И действительно, прислушавшись, мы различили звон капель, падающих с посеребренных инеем и льдом деревьев на камни.
- Ты с улицы? - спросил Джон.
- Да. Несколько часов назад за мной послала мадам Марджери. Она нянчила меня, когда я была ребенком, если вы этого не знаете. Я как-то навещала ее, больную, в лондонском госпитале. Помните?
- О, да. Я знаю ее. Ты привезла ее сюда. Я хорошо ее помню, - сказал Джон. - Так она больна?
- Она очень больна. Я обещала навестить ее еще раз. Я только что вернулась, мне надо захватить то, что она просила ей принести. Мне пора итти.
Затем Джудит снова подошла к окну и выглянула на улицу, точно не желая никуда уходить, и я никогда не забуду, каким усталым было в эту минуту ее лицо. Бедная Джудит! Росту она была выше среднего, с сильными, волевыми чертами лица и длиннейшими, густыми, очень темными волосами, которые в ярком свете лампы, висевшей у нее прямо над головой, отливали золотом. Я подумала о том, как бы она была красива, если бы из ее лица ушло что-то - я не могла понять, что именно. Усталым жестом она приложила руку ко лбу, точно ее сознание было так же утомлено, как и тело, а потом снова посмотрела на меня.
Непостижимая отрешенность ее лица совершенно потрясла меня. В глазах ее застыло то выражение тоски и растерянности, какое читается во взоре человека, сбившегося с дороги. Это так меня поразило, что я сказала:
- О, нет, не ходите туда; или пусть Джон пойдет вместе с вами.
Мне почудилось, что эту несчастную женщину, выйди она в ту влажную темноту, где звучало эхо падающих капель, поджидает на улице что-то ужасное.
- Не собираетесь же вы в самом деле итти туда одна? - продолжала я.
Она улыбнулась:
- Это недалеко. Вон там, прямо за теми высокими кедрами. Надо итги по торфу. Но это неважно. Дело не в том, чтобы итти туда. И не в том, что мне одиноко. Важно то, что я не знаю,что мне делать , Мэри! - продолжала она, некогда я так мечтала увидеть вас. Некогда я так вас любила - там... не подходите ко мне, дитя мое, в этом красивом платье, с меня просто течет. Вы вызываете у меня в памяти незабвенные времена, когда мне было не больше лет, чем вам сейчас. Но вы с Джоном верите друг другу. Да, Джон, тебе пришлось сыграть с нами шутку, чтобы показать свою невесту, - и она тихо, мелодично рассмеялась.
- О, только не говорите об этом! - покраснев, вскричала я. - С той минуты, как я здесь, я из-за того ужасно себя чувствовала. Я не знаю, что скажет отец, но Джон говорит, что все уладит.
Тут я осеклась и подумала, что очень неуклюже было с моей стороны упомянуть перед Джудит об отце, но она, казалось, не придала тому никакого значения.
- Ваш отец очень строг? - спросила она.
- Он очень честен и щепетилен, и не потерпит, чтобы я пользовалась чужим именем даже просто шутки ради.
- И все-таки Джон привез вас в Колверли, находчиво воспользовавшись ошибкой моей матери. Так или иначе, вы можете рассказать теперь своему отцу, что я была очень рада вас видеть, - и потом снова тоскливо добавила, - но мне надо итти.
- Вот что, Мэри, - бодро сказал Джон. - Много времени это у тебя не займет. Сейчас всего одиннадцать. Ступай переоденься в свое дорожное платье. Мы ведь много всего взяли из непромокаемой ткани. Смотри, какая яркая сегодня луна. Мы пойдем к госпоже Марджери все втроем, если уж Джудит непременно нужно туда пойти.
- Да, я должна пойти туда, - прошептала она, глядя на меня и точно пытаясь определить, что я буду делать. Я же, разумеется, решила повиноваться Джону.
- Я вернусь через пять минут, - воскликнула я и побежала в свою комнату.
Думаю, у меня и в самом деле ушло не более десяти минут на то, чтобы переодеться в свое черное дорожное платье и застегнуть плащ-дождевик. Я надела свои самые крепкие туфли, на лицо - самую густую вуаль, на плащ воротник-капюшон. И вот снаряженная таким образом для прогулок при луне в рождественскую ночь я вышла из своей комнаты и застала Джона в ожидании меня подле столика, на котором стоял подсвечник с зажженными свечами и лампа.
- Пойдем здесь, - сказал он.
Я прошла вслед за ним по винтовой лестнице в холл, где вдоль стен стояли латы и висели большие щиты с гербами и где огромные рога древних оленей выступали на всю длину из темноты, а прямо над дверями, точно привидения, парили выцветшие полотнища древних, полуистлевших знамен. В любую другую минуту я остановилась бы посмотреть и обменяться впечатлениями с Джоном, но теперь рука его неудержимо влекла меня вперед, и вскоре мы уже стояли на широкой гравиевой дорожке рядом с кузиной Джудит. Она, не проронив ни слова, быстро пошла сквозь густые заросли деревьев, и с тающих на ветках сосулек, всего несколько часов назад придававших лесу такой неповторимо сказочный вид, нам на головы падали капли воды.
Выйдя из тени леса, мы оказались на небольшом торфяном лугу, ярко освещенном взошедшей луной, в свете которой наши фигуры отбрасывали перед нами длинные похожие на ленты тени. Джудит до сих пор не произнесла ни слова. Но потом, после пятнадцати минут быстрой ходьбы, она взглянула на меня:
- Мадам Марджери живет вон в том первом коттедже. Вход в него сбоку. Сзади проходит дорога, ведущая через парк в город, по ней вы приехали на экипаже. Мэри, мадам Марджери очень больна и думает, что умирает, иначе мне не пришлось бы сюда возвращаться сегодня. Вам не страшно?
Я сказала, что нет.
- А теперь, Джон, - продолжала она, - встаньте вдвоем поблизости от двери так, чтобы вас не было видно. Мадам Марджери лежит на кровати под пологом. Женщина, с которой она здесь живет и которая, может быть, сейчас сидит с нею, глухая. Я в ужасе от того, что вы сейчас можете услышать, Да, то, что мучило меня долгие годы, о чем я не решалась сказать вслух, возможно, она скажет сейчас, и вы услышите это. И тогда, Джон, помоги мне, и да будет Небо с тобой в эту святую рождественскую пору!
Она не стала ждать ответа и, резко распахнув дверь, вошла в дом. Комната была перегорожена тяжелой темной занавесью. Когда она отодвинула ее в сторону, я увидела, что прямо у окна стоит низкая кровать, ярко освещенная горящим камином, и на кровати лицом к нам лежит очень пожилая женщина. Глаза ее были закрыты, и я, было, подумала, что она мертва. Я уже готова была броситься к женщине, дремавшей у камина, но тут мадам Марджери открыла глаза и посмотрела на Джудит. Она хотела что-то сказать, видимо, поблагодарить ее за то, что она снова пришла, но слов ее нам не было слышно. Глухая женщина поднялась и почтительно встала рядом с нею. Джудит тихим, но решительным голосом произнесла:
- А теперь, когда вы лежите на своем смертном одре, еще раз скажите мне то, что вы уже не единожды говорили мне прежде. Бог вам судья, но расскажите мне все, как на духу.
- Я могу сказать лишь то же самое, - ответила Марджери. - Все в руках Божьих, и вы, Джудит, - не дитя леди Макуорт. Я собственными глазами видела ее ребенка мертвым, а кто вы, я не знаю.
Тогда Джон вышел вперед и громко произнес:
- Вы знаете меня, Марджери. Я пришел сюда услышать то, что вы только что сказали. Я записал это как ваши предсмертные слова: Джудит - не ребенок леди Макуорт - тот единственный ребенок, рожденный ею в Лондоне.
- Да, тот ребенок умер, - твердо ответствовала умирающая. - Мне было заплачено пятьдесят фунтов, чтобы я могла достойно похоронить его.
Потом она глубоко вздохнула и начала читать молитву, слова которой растаяли в воздухе за секунду перед тем, как она скончалась. Теперь глухая была подле самой кровати. Она отнеслась к происшедшему очень спокойно, сказав, что старая Марджери итак протянула дольше, чем она сама ожидала, поскольку не рассчитывала дожить до Рождества.
- Я пошлю за миссис Дженкинс, - сказала Джудит, вытирая слезы. И мы вышли из коттеджа.
Джон поднял меня с колен - потому что я не могла заставить себя смотреть на последние минуты старой женщины стоя - и сказал:
- Останься с Джудит. Я отправляюсь прямо к твоему отцу.
Слова его потрясли меня -отправляется прямо к моему отцу! - я вздрогнула, словно не он произнес их, а тот голос в ночи. Не в силах вымолвить и слова, я посмотрела ему в глаза.
Джудит вернулась с миссис Дженкинс, которая вошла в коттедж, оставив нас стоять в лунном свете, освещавшем сейчас все чуть ли не с яркостью солнечного.
- Я могу дойти до станции пешком и успею на лондонский поезд, который отправляется через час. Джудит, я еду прямо к нашему кузену Роджеру; он просто должен обо всем этом узнать немедленно, - сказал Джон.
- И скажи ему, - попросила Джудит, - что впервые я услышала это от мадам Марджери, которой носила в госпиталь цветы и фрукты - о чем он знает, в тот самый день, когда разорвала помолвку с майором Греем. Это и было настоящей причиной разрыва. Но и тогда она сказала мне не больше, чем сегодня. Хирург, которого я так и не нашла, по ее словам, знал больше. И я ничего тогда не сказала Роджеру, потому что было так трудно поверить, что это правда. Трудно в самом деле поверить в дурное, если это касается той, кого столько лет любила, как родную мать.
- Ах, - продолжала она, - ведь именно утрата ее и мысль о том, что она была способна совершить такое, разрывает мне сердце! А эта свадьба, с помощью которой она хотела исправить совершенное злодеяние? - она же провалилась! Скажи Роджеру, что не утрата столь милого дома так угнетает меня, а потеря матери, и более чем потеря: знание о преступлении, совершенном ею - вот что всегда приводило меня в отчаяние. Без сегодняшнего признания на смертном одре, я бы никогда не смогла полностью поверить старой Марджери. Скажи Роджеру, что теперь я ей верю. Но только не мне обвинять в чем-либо леди Макуорт. Я так ее люблю... - О, я теперь не просто безродная сирота, все намного хуже!
Она пошла к дому, а Джон, крепко сжав мне руку и оделив меня тысячью нежных обещаний, читавшихся в его взоре, перепрыгнул через невысокую ограду, отделявшую садик от дороги, и исчез. Я быстро подошла к Джудит и пошла вместе с ней. До самого дома мы молчали. Двое слуг стояли в дверях, и, проходя мимо, Джудит сказала им:
- Мистер Макуорт уехал в Лондон. Он пошел на станцию пешком. Спокойной ночи!
Мы вместе поднялись наверх, и она остановилась у дверей, ведших в мою комнату; я почувствовала, что не могу просто так оставить ее одну в такую минуту.
- Позвольте мне пойти с вами, - сказала я. - Я только загляну к тетушке Джеймс.
Джудит улыбнулась и, поставив свечу на столик рядом с собой, приготовилась ждать. Я нашла тетушку бодрой и как всегда веселой у камина в ее комнате.
- А, вот и ты, беглянка! - воскликнула она. - Где же ты была?
- Я здесь, только что вернулась! - ответила я.
- Тогда ложись и быстро засыпай, - сказала она.
Я поцеловала ее и быстро вернулась к Джудит. Ее комната была неподалеку. Там ждала Бэйнс, но мы отослали ее спать.
Комната Джудит больше походила на гостиную, нежели на спальню. В ней было много книг и картин, в углу стояла невысокая кровать, а вся мебель была обтянута розовым бархатом и украшена золотистыми шнурами. Напротив камина стояли глубокое кресло и мягкий диван. Словом, комната выглядела как типичное обиталище старой девы-хозяйки замка, в котором она безвыездно проводит в раздумьях большую часть жизни. Но раздумья Джудит были самого незавидного свойства, и мое сочувствие ей было связано с сожалением о ее прошлом, удивлением настоящим и непонятным опасением за будущее. Мы сидели в грустной задумчивости у огня и не обменялись за все это время ни единым словом. Часы тикали, отсчитывая минуты и сообщая о количестве прошедших чередою часов. Джудит держала меня за руку, порой поглаживая ее и глядя мне в лицо странно-задумчивыми глазами, точно хотела из моего взгляда узнать, что я думаю и не изменились ли наши отношения из-за того, что я теперь узнала. Я улыбалась ей, пока она не начинала отвечать мне улыбкой, но мы почти не разговаривали вплоть до той минуты, когда часы пробили четыре склянки; тогда она сказала:
- Джон уже встретился с вашим отцом. Думаю, он отправился туда прямо с вокзала. Я уверена, он не стал ждать и поднял его с постели.
- Конечно, он не станет ждать, - подтвердила я.
- Тогда я могу теперь передохнуть. Я совсем выбилась из сил, - добавила она.
Тут я наконец встала и вышла из комнаты. На цыпочках я прошла в свою комнату и легла спать. Наутро - это был сочельник - я снова пришла к ней. Она крепко спала. Подле нее стояла леди Макуорт.
- Джудит говорила со мной, - сказала леди Макуорт, вертя в руках маленький пузырек с надписью "настойка опия". - Она сказала мне, что вынуждена была принять вот это. Ей в последнее время часто приходилось это делать.
Наверное, я выглядела испуганной, потому что леди Макуорт тут же прибавила:
- По совету врача, моя дорогая.
Потом она продолжила:
- Джудит хотела, чтобы вы сегодня вместо нее раздавали благотворительные подарки. Не отказывайтесь, дитя мое. Вы, как невеста Джона, будете сегодня всем здесь распоряжаться...
Я перебила ее:
- Нет, леди Макуорт.
- Ну что же, ну... как знаете, - растерянно проговорила она. - Я уже просто не знаю, что делать.
- О, нет, нет, леди Макуорт, ради Джудит я готова на все, - решительно сказала я, - только побудьте со мной рядом и покажите, что надо делать.
Она поцеловала меня и вывела из комнаты. Джудит так и не проснулась.
В этот день я поступала так, как мне велели, и все вокруг расспрашивали меня об отце и наговорили о нем много хорошего и благословляли его имя.
Как раз когда я уже собиралась итти спать, то есть около одиннадцати, ко мне пришла Джудит. Она была одета так, точно собиралась уходить куда-то.
- Пойдемте со мной, - сказала она. - Посмотрим на свечи в церкви. Я попробую молиться. Очень люблю встречать рождественское утро в церкви.
V
Тайна раскрыта - тайна сохранена!
Рождественское утро! За час, пока нас не было, дом буквально преобразился, вступая в свой новый день. Наверное, слуги уже все приготовили к торжествам и потратили много сил на то, чтобы расставить все по местам, В этот год рождественские подарки природы в Колверли были особенно обильны. Оттепель пришла вовремя. Иней сверкал всеми цветами радуги на ветвистых оленьих рогах и старинных шлемах, развешанных по стенам в холле. Джудит улыбнулась и указала мне на них, когда мы проходили мимо. Ее комната, куда мы пришли, вся сверкала, словно покой во дворце Снежной Королевы. Я не могла скрыть своего изумления и восторга.
- Ах, - сказала она, - они сделали это нарочно ради меня. С каждым годом Рождество все богаче и красивее, чем в предыдущий раз. Все просто из кожи вон лезут, чтобы доставить мне радость. Но я могла бы стать счастлива в один миг, если бы она - вы знаете, кого я имею в виду - если бы она призналась в своем грехе, покаялась и помогла бы мне изгнать зло из этого дома. Все эти годы, вплоть до вчерашнего дня, я все надеялась, что это неправда. Но бедная женщина не стала бы лгать перед смертью. И что теперь предпримет ваш отец, Мэри? Ведь все здесь принадлежит ему, и он вправе передать это вам. Я так мечтала вас увидеть. И я могла бы полюбить вас, как мать, но это уж позади, и ответственность за все лежит на леди Макуорт: она знала, и ни разу не предалась печали. Она перенесла все утраты гораздо лучше, чем я. Мне страшно даже подумать, какой она человек на самом деле. И я все равно люблю ее! Когда меня не станет, постарайтесь заменить ей меня, ведь все эти годы она так меня любила. Когда меня не станет...
- Замолчите, Джудит! - вскричала я. - Не смейте так говорить! Если вы так долго управляли здесь, то теперь вам нелишне поучиться бы и повиноваться. - Я говорила, неожиданно преисполнившись силой, поскольку что-то непонятно путающее было в сонном, тихом голосе, которым она изливала мне тайны исстрадавшегося сердца.
- Не считаете же вы в самом деле, - продолжала я, - будто то, что старуха настаивает на правдивости какой-то дурацкой выдумки, сразу же превращает ее в истину в последней инстанции? Мы все знаем, здесь кроется какая-то тайна, какой-то секрет, и мы сообща займемся его выяснением, И лучшее, что вы можете сделать, и, безусловно, самое подходящее для вас попридержать язык.
Она посмотрела на меня с изумлением. Еще раз оглядев комнату, поняв ее роскошь и стремление хозяйки потакать своим капризам, я посчитала, что сейчас лучше всего применить самое сильнодействующее из "моральных лекарств", которыми я располагала. Я повторяла ей одно и то же, снова и снова, но по-разному. Я оспаривала ее доводы с разных точек зрения, коротко и непреклонно. Я говорила ей, что она не должна рассуждать о том времени, "когда ее не станет", не должна обвинять леди Макуорт в каком бы то ни было преступлении. Что допустить такую глупую мысль в свое сердце и разрушить свой покой, сделав себя несчастной на долгие годы, было просто недостойной слабостью с ее стороны. Что теперь, когда все проблемы в тех руках, в коих они всегда, собственно, и должны находиться, - в руках мужчин, ей нужно лишь сидеть да помалкивать и ждать, твердо уповая на свое решение поступить по справедливости.
Просто удивительно, как быстро Джудит вернулась к жизни под действием "лечения", которому я ее подвергла. Бэйнс, спавшая в гардеробной, пришла спросить, не собирается ли Джудит ложиться, и Джудит ей ответила:
- О, я сейчас получила необыкновенный рождественский подарок, и уверена, он принесет мне пользу.
Я пожелала ей спокойной ночи и вышла. Но мне самой никто не преподнес драгоценного подарка - спокойного сна. Я лежала не смыкая глаз, а потом, хотя была одета и читала при свече, вскрикнула, когда служанка вошла зажечь камин и вложила мне в руку записку, сказав при этом:
- Джентльмен сейчас внизу, мэм.
Записка была от моего отца.
"Никому не говори ничего; устрой так, чтобы я встретился с Джудит и тобой, как свидетелем, до девяти часов в библиотеке, где я буду вас ждать."
Я быстро оделась и пошла за Джудит. Она, высунувшись из окна, смотрела на въезд в замок, за которым сквозь деревья виднелась колокольня церкви. С головы до ног она была одета в коричневый бархат и, обернувшись, показалась мне чрезвычайно привлекательной, особенно когда ее профиль появился на фоне голубого чистого неба, а водопад густых волос заблистал на солнце золотом.
- Не могли бы вы показать мне свою библиотеку? - обратилась я к ней с неожиданным предложением.
Она улыбнулась:
- Прошлой ночью я раскрыла вам свое сердце, и вы выбранили меня. Что же вы сделаете со мной после просмотра библиотеки?
Она выглядела удивительно свежей, поскольку утренний мороз покрыл ей щеки румянцем, и я посчитала, что она еще никогда не выглядела такой красивой. Она продолжала:
- Я хотела бы опять предложить вам сходить со мною в церковь. Как красиво звонили колокола! А на дворе снова мороз. Принесет ли это Рождество мир моей душе?.. Я почти уверена, что да.
- Давайте все же лучше сходим в библиотеку, - отвечала я.
Джудит провела меня в кедровую гостиную, где мы были прошлой ночью. Теперь ее украшали длинные разноцветные гирлянды, живые цветы из оранжереи. Затем мы проследовали через дверь, в которой я впервые увидела ее; миновали узкую прихожую с тяжелыми, чтобы не выпускать тепло, занавесями по углам и попали наконец в длинный зал, одна из стен которого была сплошь завешена картинами и где от каждого окна до противоположной стены тянулись массивные двустворчатые шкафы.
Мы направились прямо к камину, но едва подошли к нему, как из-за ряда шкафов навстречу нам вышел мой отец.
Джудит вздрогнула. Отец взял ее за руку и, не отпуская, наклонился и поцеловал меня в лоб, поскольку я тут же подбежала к нему.
- Я никак не ожидал, что Джон может приехать ко мне в четыре часа утра, - сказал он. - Он передал мне ваше послание, и я тут же явился со своим рождественским подарком:леди Макуорт абсолютно ничего не знает о совершенной подмене.
- Слава Богу! - только и могла вымолвить Джудит.
- Я все сейчас объясню, - сказал отец. - Есть один человек, который дороже мне, чем даже вам, это - леди Макуорт. И только с моей женой я буду говорить о нем, только с нею.
- Но ведь ты же не собираешься жениться прямо сейчас, Роджер... начала, было, Джудит, но отец обернулся ко мне:
- Надевай свою шляпку, Мэри, и следуй за нами в церковь. Джон уже там. Ну, а теперь скажи мне наконец "Да", Джудит.
- Да, - просто сказала она.
Отец, положив руку мне на плечо, на мгновенье задержал меня.
- Только так, - сказал он при этом, - мы сможем избежать трудностей, с которыми будут связаны в нашем случае брачный контракт и церемония. Только так мы сможемсохранить тот подлог - а мы обязаны сделать это - в тайне . Леди Макуорт ничего не должна знать.
Я начала смутно понимать, что имеет в виду отец. Он вооружился специальной лицензией на скорейшее заключение брака. Джон ждал в церкви. Сохранить в тайне - чтобы леди Макуорт ничего не знала - чтобы избежать всех трудностей, связанных с соблюдением формальностей, поскольку только это - и ничего больше - требовалось в случае тайной немедленной свадьбы настоящего владельца всей собственности и той, кому она принадлежала не по праву.
Я все поняла, все прочувствовала, не потребовав даже никакого объяснения. И поторопилась прочь, а, вернувшись, нашла отца и Джудит на дорожке, ведущей к церкви. Через пару минут мы уже были там, а колокола все не переставали звонить. Мы стояли перед алтарем, вознося хвалу Святому Рождеству, а потом мы с Джоном засвидетельствовали совершение брака, благодаря которому тайна должна была сохраниться перед всем остальным миром.
Когда мы снова очутились в библиотеке, отец заговорил и сказал, насколько я помню, следующее:
- Это мой дед тогда, чтобы спасти жизнь леди Макуорт, распорядился подменить мертвого ребенка живым. Вам всем хорошо известны печальные обстоятельства, при которых происходили роды. Дед сделал это с помощью хирурга, который, находясь при смерти, послал за мной и все мне рассказал. Мой дед сказал ему тогда, что он в тот же день собирался переписать завещание и оставить все имущество мне. Но по пути в адвокатскую контору он, как вы знаете, погиб. Мистер Эллерби - ибо хирург был мужем женщины, которая все эти годы служит у меня экономкой - боялся для себя неблагоприятных последствий в случае, если он предаст происшедшее огласке, хотя он все тогда сделал в соответствии с настоятельным желанием моего деда, который видел, в какое глубокое горе ввергло леди Макуорт сообщение о гибели мужа, и понимал, что второго потрясения - теперь в связи со смертью ребенка - она не перенесет. Эллерби умер незадолго до того, как ты расторгла помолвку с майором Греем. Мы с тобой узнали тайну почти одновременно: Эллерби знал, что мадам Марджери все тебе рассказала; узнал, таким образом, об этом и я. Доверься ты мне тогда, все трудности тут же исчезли бы - ведь ты сама захотела бы этого. Но сам я не мог ничего предпринять. Леди Макуорт часто приглашала меня на Рождество в замок, но ни за что и никогда не смог бы я причинить тебе неприятность, Джудит, тем более - в рождественский день.
- Расскажи до конца, - попросила Джудит. - Кто я?
- Ты моя жена, - ответил он, - и ни одна душа не знает большего.
Колокола снова зазвонили. Новость разнеслась почти мгновенно. "Мисс Макуорт вышла замуж!" Отец отвел свою жену к леди Макуорт, которая, не успев оправиться от потрясения, ожидала нас в большом холле.
То, как Джон ездил в Лондон; то, как мой отец, - говоря словами молвы, - "высоко взлетевший среди законников, выхлопотал себе специальную лицензию всего за одну минуту"; как мисс Макуорт наконец вышла замуж, причем, по любви - все это стало просто рождественской сказкой у всех на устах. Нам же было безразлично, сколько всякого рода толков ходило вокруг нас, и даже то, что говорили, не интересовало нас. Главное -тайна была сохранена .
Леди Макуорт благословила свою дочь и назвала моего отца своим сыном; а вечером он увез жену в Лондон, оставив нас пировать, наслаждаться фейерверком и вообще радоваться жизни так бурно, как еще ни разу не бывало в старом замке Колверли на Рождество.
Миссис Эллерби, которую давно мучала меланхолия, поскольку не в ее силах было все уладить в вопросе зла или блага, которое принесли моему отцу деяния ее мужа, оказалась полностью удовлетворена этим браком. Она тоже сохранила тайну. Когда отец и Джудит вскоре вернулись в Колверли-Корт, чтобы встретить там Новый год в окружении родных и близких, он строго посмотрел на меня и спросил, где же, в конце концов, обретается мисс Джексон?
Весь местный "свет", так сильно потрясенный этим Рождеством и не оправившийся от него до самого Нового года, тут же всех простил, узнав, что Джудит собиралась выйти замуж за моего отца вот уже более десяти лет. Сразу исчезли проблемы, и дела были улажены. Отец сделался местным героем. Мы, помещенные в круг его притяжения, получили звание "миротворцев"; а когда стало известно, что я собираюсь замуж за Джона, представителя того старого дома, во главе которого стоял теперь мой отец, удовлетворение "публики" достигло критических высот.
И поныне, в длинной череде рождественских торжеств, которые прошли с той поры, тогдашнее Рождество в Кол-верли-Корте, par excellence, зовется "счастливым". Так что, за исключением неприятностей, с ним связанных, имея в виду лишь его подарки бедным и богатым, подарки от добрых рук и доброго сердца - позвольте, леди и джентльмены, пожелать того же и вам.
1895 г.