Страница:
---------------------------------------------------------------
"Three Hearings on the Existence of Snakes in the Human Bloodstream"
Asimov's Science Fiction, Feb 1997
© Copyright James Alan Gardner
© Copyright Владислава Слободяна (vs@cityhall.novosibirsk.ru), перевод
---------------------------------------------------------------
Касательно линзового устройства, таковым образом собранного, дабы
увеличивать образы разных существ, слишком мелких для обозрения
невооруженным глазом
Его святейшество Верховный Патриарх Септус XXIV слыл большим знатоком
кандалов.
Святой закон каждому ответчику повелевает представать пред непогрешимым
судом закованным в цепи. Однако Лорд-тюремщик пользовался большой свободой в
определении того, какой из узников какими веригами будет отягощен. Денежный
мешок мог купить для себя позволение обойтись лишь золоченой цепью,
обернутой вокруг шеи; женщина, если была она молода и красива, проведя
некоторое время с Тюремщиком в его апартаментах, выходила от него с
поблескивающими серебром браслетами на запястьях -- тоже цепи, но тонкие,
как нити. Если же, с другой стороны, обвиняемый не отличался ни богатством,
ни положением в обществе, и в плане женских чар также не мог предложить
ничего выдающегося... что ж, для таких в тюрьме имелся добрый запас ручных и
ножных кандалов, тяжелых цепей и других оков, несущих на себе тяжкую печать
господней справедливости.
Стоящий сейчас перед Патриархом человек по количеству опутывающих его
цепей занимал довольно редко встречающееся среднее положение: прочные ручные
браслеты, соединенные железной цепью, достаточно толстой, чтобы узник даже и
не пытался ее разорвать, и в то же время не настолько тяжелой, чтобы
болезненно оттягивать руки. Очевидно, в данном случае Лорд-тюремщик решил
проявить осторожность, и Септус терялся в догадках относительно причин такой
осторожности. Должно быть, обвиняемый сам по себе ничего из себя не
представлял, но в то же время обладал достаточными связями для того, чтобы
избежать излишних унижений... может быть, музыкант или скульптор,
завоевавший расположение некоторых влиятельных городских семейств. В нем
несомненно было что-то от художника: глаза так и пылали на упрямом лице. Из
тех взрывных субъектов, что способны на душевные порывы, но не в силах
извлечь из них пользу.
-- Да станет известно суду, -- заголосил Первоприсутствующий, -- что
здесь стоит Антон Левенгук, естествоиспытатель, обвиняемый в ереси против
Господа и непорочной девы Марии. Преклони колена, проситель, и помолись с
Его Святейшеством о том, чтобы сегодня свершилась справедливость.
Септус помедлил секунду, наблюдая за поведением Левенгука. Когда пред
судом представали воры и убийцы, они падали на колени немедленно, истовой
молитвой пытаясь доказать свою невиновность. Еретики же, наоборот, всячески
выказывали свое презрение и даже начинали публично хулить Святой Престол --
не самый лучший способ снискать милость суда, но, в конце концов, многие
еретики попадали в это помещение полные решимости взойти на эшафот и принять
мученическую смерть. У Левенгука были глаза именно таких фанатиков, однако
он, по-видимому, не обладал их убежденностью -- не изменившись в лице, он
преклонил колена и склонил голову. Патриарх поспешно прикрыл глаза и уже в
шестой раз за сегодняшнее утро прочел нараспев слова молитвы: "Господи, дай
мне мудрость, чтобы узреть истину. Благословенная Дева, дай мне мудрость,
чтобы восстановить справедливость. И да свершится сие к вящей славе
Господней. Аминь".
Заключительное "аминь" разнеслось по залу суда -- секретари и адвокаты
повторяли за Патриархом ритуальную формулу. Септус бросил взгляд на Satan
Watchboy -- зловещее наименование для жизнерадостного веснушчатого юноши,
единственного из присутствующих, кто не должен был закрывать глаза во время
молитвы. Watchboy дважды кивнул, показывая, что Левенгук должным образом
совершил молитву и произнес "аминь" вместе со всеми. Хорошо; значит все, что
здесь произойдет, будет иметь законную силу и божье благословение.
-- Господин Прокурор, -- произнес Септус, -- огласите обвинение.
Прокурор поклонился, насколько позволило ему обширное брюхо. Он уже
вспотел, бисеринки пота выступили на его напудренном лице. День сегодня
вовсе не жаркий, на дворе ранняя весна, но прокурор Бен-Жакоб славился своей
потливостью; эта его черта доставляла больше хлопот его оппонентам в суде,
чем ему самому. Льющиеся по лицу прокурора потоки часто настолько отвлекали
адвокатов защиты, что они пропускали слабые места в аргументации обвинения.
А Септус знал, что слабые места в аргументации Бен-Жакоба можно найти всегда
-- старина Абрахам не отличался большим умом. Однако он был честен и не мог
даже помыслить о личном обогащении за счет тех, против кого выступал в суде,
и поэтому Патриарх не собирался менять своего прокурора.
-- Ваше Святейшество, -- сказал Бен-Жакоб, -- речь идет о
посягательстве на доктрину... э-э... Спящей Змеи.
-- Вот как? -- Септус взглянул на Левенгука. -- Сын мой, ты и вправду
отрицаешь Божью доктрину?
Тот пожал плечами.
-- Я опроверг эту доктрину. Потому она вряд ли может исходить от Бога.
По рядам присутствующих прокатился возмущенный возглас. Они считали
частью своих обязанностей демонстрировать ужас при любом богохульстве. В то
же время те же самые люди могли легкомысленно шептаться и перешучиваться,
когда речь шла о настоящих ужасах: убийствах, изнасилованиях, зверских
избиениях.
-- Зрителям надлежит сохранять молчание, -- устало произнес Септус. Эти
слова он также произносил сегодня уже в шестой раз. -- Господин Прокурор,
зачитайте текст.
-- Э-э текст... да, текст...
Септус спокойно ждал, пока Бен-Жакоб рылся в своих бумагах и
пергаментах, отыскивая нужный документ. Конечно, это часть стандартной
процедуры -- зачитать те строки Священного Писания, которые обвиняемый
отрицает, чтобы удостовериться в отсутствии недоразумений и разночтений. И
то, что Бен-Жакоб терял нужную бумагу в кипе других документов, тоже стало
частью стандартной процедуры. У любого другого прокурора это считалось бы
стратегическим ходом; у Бен-Жакоба это была всего лишь рассеянность.
-- Ах, вот же он, да, вот он, -- пробормотал он, наконец, вытаскивая на
свет Божий истрепанный лист с явственно видимыми жирными пятнами по краям.
-- Евангелие от Сусанны, двадцать третья глава, первый стих. -- Бен-Жакоб
помедлил, давая двоим присутствующим экспертам время, чтобы найти это место
в своих экземплярах Писания. Они будут следовать по тексту за словами
прокурора, готовые заметить любую оговорку или отклонение от канонического
Слова Божьего. Когда они дали знак, что готовы, Бен-Жакоб откашлялся и начал
читать:
Когда закончилось шествие, они ушли в сад, что за стенами
Иерусалимскими. И вечером случилось так, что Матфей заметил там змею, что
пряталась в траве. Он взял камень, чтобы раздавить тварь; однако Мария
удержала его руку и сказала:
"Она не опасна. Смотри же, змея спит."
"Но, Искупительница, -- возразил Матфей, -- змея ведь не будет спать
вечно."
"Воистину, -- сказала Мария, -- обещаю тебе, она проспит до зари; а
когда придет рассвет, мы покинем это место и всех змей, что его населяют."
Однако Матфей не оставил камня и продолжал взирать на змею со страхом.
"О маловерный, -- сказала Мария Матфею, -- почему тебя так пугает
спящая змея перед глазами, когда ты не видишь змей в собственном сердце?
Истинно говорю тебе, в каждой капле крови твоей полчища змей неисчислимые, и
так же у каждого из детей земли. Все вы отравлены черным ядом, отравлены
смертельно. Но пока ты веришь в меня, пением своим усыпляю я змей; и будут
они мирно спать, пока ты не оставишь бренную плоть и не войдешь в утро
нового Божьего дня."
Бен-Жакоб опустил свой документ и посмотрел на экспертов, ожидая их
одобрения. Патриарх тоже повернулся в их сторону, однако он и без их
подтверждения знал, что текст зачитан правильно. Отрывок этот Септус знал
наизусть, ведь то был один из столпов Матери-Церкви -- благая весть Святой
Девы о спасении. И один из тех текстов, что еретики оспаривали чаще всего.
Положение о первородном грехе, проклятии, которое каждый человек несет в
собственном теле... слишком страшный образ для впечатлительной души. Какой
Бог, -- вопрошали они, -- проклянет невинное дитя за то лишь, что оно
посмело родиться? Хороший вопрос, над ним и до сих пор ломают голову многие
изощренные умы. Но слова Святой Девы не подлежат сомнению, независимо от
того, понимают или не понимают теологи весь заложенный в них потаенный
смысл.
-- Антон Левенгук, -- заговорил Септус, -- тебе был зачитан точный
удостоверенный экспертами текст из Священного Писания. Ты отрицаешь его
истинность?
Левенгук смотрел ему прямо в глаза.
-- Я вынужден отрицать, -- ответил он. -- Я тщательно исследовал
человеческую кровь. В ней нет никаких змей.
Лизоблюды в зале уже пораскрывали рты, чтобы ужаснуться новому
богохульству... однако даже они почувствовали, что этот человек не
богохульствует. Он... просто констатирует факт.
До чего же странно.
Септус приосанился на своем патриаршем троне. Похоже, это будет
поинтереснее заурядного дела о ереси.
-- Ты ведь понял, -- сказал он Левенгуку, -- что речь здесь идет о
первородном грехе. Благословенная Дева утверждает, что люди отравлены
грехом, и лишь она может искупить этот грех.
-- Вовсе нет, -- резким голосом возразил Левенгук. -- Здесь
утверждается, что в крови человека есть змеи. Я же знаю, что их там нет.
-- Но змеи -- это всего лишь... -- Септус вовремя остановился. Он едва
не сказал, что змеи -- всего лишь метафора. Однако это открытое слушание, и
любое его заявление может получить силу закона. Утверждать же, что некую
часть Священного писания нельзя понимать буквально... ни один из Патриархов
не осмеливался этого делать, и Септус вовсе не горел желанием быть первым.
-- Давай же проясним ситуацию, -- сказал он Левенгуку. -- Ты отрицаешь
доктрину первородного греха?
-- Нет. В теологии я профан. Однако я изучал кровь; в ней нет змей.
Один из подхалимов решился возмущенно вскрикнуть... но очень тихо: даже
глухой понял бы, что возмущение было притворным.
Прокурор Бен-Жакоб решил поучаствовать в процессе.
-- Нужно, однако, иметь в виду, что змеи могут быть очень, очень малы.
-- Вот именно! -- внезапно оживился Левенгук. -- Я создал прибор,
позволяющий наблюдать очень маленькие вещи так, как если бы они были гораздо
больше. -- Он порывисто повернулся к Септусу. -- Вашему Святейшеству знаком
телескоп? Прибор для наблюдения далеких предметов?
Патриарх нехотя кивнул.
-- Мой прибор, -- продолжал Левенгук, -- основан на том же принципе.
Это линзовое устройство, увеличивающее изображение предметов, из-за своих
малых размеров невидимых невооруженным глазом. Я тщательнейшим образом
изучил человеческую кровь; и, хотя она содержит множество крошечных
образований, природа которых мне неясна, я готов присягнуть, что среди них
не было змей. Спящих или любых других.
-- М-м... -- Септус в раздумье положил руки на стол, за которым сидел.
Когда он заговорил, то старался не встречаться взглядом с ответчиком. --
Общеизвестно, что змеи отлично прячутся. Несомненно, они могли укрываться
за... за этими самыми крошечными образованиями, которые ты только что
упомянул.
-- Полчища змей, -- упрямо напомнил Левенгук. -- Именно так говорит
Святое Писание. Полчища змей в каждой капле крови. Без сомнения, они не
могли все найти там место для укрытия; я провел сотни часов, охотясь за
ними, Ваше Святейшество. Дни, недели и месяцы.
-- М-м.
Как ни неприятно было это признать, Септус не сомневался в утверждениях
Левенгука. Патриарх сам обозревал небеса в великолепный телескоп и наблюдал
потрясающие чудеса Вселенной -- горы на Луне, пятна на Солнце, кольцо вокруг
планеты Хронос. И он верил, что увеличитель Левенгука способен открыть взору
не менее поразительные явления... пусть даже и не полчища змей в капельке
крови. В любом случае змеи -- не более чем аллегория, кто в этом
сомневается? Святая Мария часто использовала поэтические сравнения, которые
ни один мало-мальски образованный человек не станет воспринимать буквально.
К сожалению, церковь -- это далеко не одни только образованные люди.
Как бы ни был образован и изощрен клир, основная масса прихожан все равно
происходит из низов. Змеи в крови? Раз так сказала Матерь Божья, значит, так
оно и есть; и лишь небо поможет Патриарху, что осмелится хоть немного отойти
от догмы. Фундаментальнейшая основа церковной власти есть Авторитет;
авторитет духовного наставника и Священного Писания. И стоит Септусу
публично признать, что какая-либо из библейских доктрин -- лишь метафора, а
не непреложный факт -- тем самым он вобьет первый гвоздь в гроб
непререкаемого церковного авторитета.
С другой же стороны, против фактов не попрешь. Если змей нет, значит,
их нет. Бог создал мир и всех людей в этом мире; и если Творец решил, что
кровь этих людей будет устроена так, а не иначе, обязанностью Матери-Церкви
является принять Его волю и воздать Ему хвалу. Держаться ложных догм, чтобы
сохранить власть -- это не просто трусость, это самое страшное богохульство.
Септус взглянул на скованного Левенгука. Живой человек с живой душой; и
единым словом своим Септус волен приговорить его к казни как проповедника
лжи.
Но где именно лежит эта ложь?
-- Сегодня мы не можем разрешить это дело, -- объявил Септус. -- Мать
Святая Церковь должна изучить заявления обвиняемого со всей возможной
тщательностью. Мы построим собственное увеличительное устройство и должным
образом освятим его, дабы избежать вмешательства Сатаны. -- При этих словах
Септус едва сдержал улыбку: до сих пор находились твердолобые инквизиторы,
считавшие, что дьявол искажает то, что видно сквозь линзы. -- И мы сами
увидим, что есть, а чего нет.
Все присутствующие в зале суда закивали головами; так они бы приняли и
полное оправдание, и смертный приговор.
-- Ваше Святейшество, -- спросил Бен-Жакоб, -- может быть, будет лучше,
если суд издаст... предписание, запрещающее изготовление увеличительных
устройств, пока церковь не вынесет своего решения?
-- Совсем наоборот, -- возразил Септус. -- Думаю, церковь должна
сделать такие устройства доступными для заинтересованных лиц. Пусть сами
посмотрят.
Патриарх улыбнулся. Бен-Жакоб вряд ли поймет этот шаг. Запрет
увеличительных устройств лишь подхлестнет интерес вольнодумцев, они начнут
изготовлять их тайно. С другой же стороны, свободный доступ к таким
устройствам привлечет любопытных к церкви, а не отвратит их от нее. В любом
случае, проблема заинтересует лишь праздных богачей, у которых есть время
задумываться над тайнами бытия. Подавляющее большинство мирян -- крестьян,
конюхов, горняков -- никогда о ней и не услышат. А если и услышат, то тут же
и забудут. Крошечные животные -- любопытная диковинка, но не имеют никакого
отношения к реальной жизни.
Еще один перерыв для молитвы, и Левенгука увели к церковным книжникам
-- учить их строить увеличительные приборы. Он выглядел довольным таким
оборотом дела: мало того, что избежал смерти за еретические домыслы, так еще
и получил возможность показать другим то, что видел сам. Септус встречал
множество таких людей: словно дети, что собирают на берегу разноцветные
ракушки, они бесконечно признательны любому, кто проявит хоть малейший
интерес к их бесценным сокровищам.
Когда к полудню суд закончил свое заседание, Септус забрал первый
увеличитель Левенгука в свои апартаменты. Добыть кровь труда не составило:
укол булавкой -- и Патриарх получил образец для исследований. Нетерпеливо
приник он к окуляру, настраивая резкость так же, как делал это с телескопом.
Микроскопические животные. Скажите на милость...
Крошечные, крошечные живые существа. Бесчисленные их стаи, плавающие в
его собственной крови. Что за чудо явил нам Господь! Твари разных форм и
размеров, что наверняка охотятся и пожирают друг друга, как рыбы в океане.
А змеи? Сейчас это казалось не столь уж важным. Однако же... что-то
смутно-туманное, до того неясное, что могло быть обманом напряженного
зрения, нечто тонкое, как волос, проскочило на самой грани восприятия через
поле зрения микроскопа.
И пропало.
О происхождении змеевидных аналогов в крови приверженцев Папы
Ее Британское Величество Анна VI любила Звездный зал. Да, на протяжении
последних пяти столетий он видел немало чудовищных злоупотреблений и
несправедливостей, когда после скоротечного тайного разбирательства не менее
тайно лишались жизни люди, которые, возможно, были виновны в гораздо меньшей
степени, нежели монархи, занимавшие судейское кресло; однако даже и в
просвещенной Империи сохранялась необходимость в подобного рода слушаниях. С
одной стороны стола -- королева, один из ее подданных -- с другой... это
создавало атмосферу дружеской встречи, когда в приватной беседе можно
обсудить и -- тем или иным образом -- устранить любые разногласия.
-- Ну что ж, мистер Дарвин, -- произнесла она, когда был подан и разлит
чай, -- похоже, вы разворошили целое змеиное гнездо, не так ли?
Сидевший напротив нее чрезвычайно бородатый мужчина ответил не сразу.
Он тронул ручку своей чашки, словно вопрос -- пить или не пить чай --
занимал его сейчас больше всего; затем сказал:
-- Я просто говорил правду, мадам... какой ее увидел.
-- Да; однако у разных людей и правда различна, ведь так? И многих
весьма огорчили вещи, о которых вы говорили, как о реально существующих. Вы
ведь в курсе, что это вызвало некоторые... недоразумения.
-- Мне известно о беспорядках, мадам. Несколько раз они происходили в
опасной близости от меня. И уж конечно, мне не раз угрожали расправой.
-- В самом деле, -- Анна взяла тоненький ломтик намазанного маслом
хлеба и задумчиво откусила крошечный кусочек. Почему-то ей всегда доставляло
удовольствие есть в присутствии обвиняемого здесь, в Звездном зале; у самих
же обвиняемых в это время обычно совсем не было аппетита. -- Именно из-за
этих угроз Мы и пригласили вас сегодня сюда. Скотланд-Ярд уже не справляется
с вашей охраной, а сэр Освальд начинает задумываться, стоит ли ваша жизнь
таких усилий.
Она все-таки получила ожидаемую реакцию -- рука Дарвина застыла на
ручке чашки, а кровь отлила от лица.
-- Я и не предполагал... -- его глаза сузились. -- Полагаю, мадам,
кому-то очень скоро предстоит принять решение по этому вопросу.
-- Именно так, -- ответила королева. -- Сэр Освальд обратился за
указаниями к короне, и теперь Мы обращаемся к вам. -- Она откусила еще один
крошечный кусочек от своего бутерброда. -- Было бы неплохо, если бы вы
изложили Нам свои теории -- дабы восстановить цепь рассуждений, приведших к
вашим... будоражащим публичным заявлениям.
-- Я изложил их в своей книге, мадам.
-- Но ведь ваша книга для ученых, а не для королев, -- Анна отложила
бутерброд и позволила себе глоток чая. Этим она давала Дарвину время, но он
все молчал. -- Пожалуйста, -- снова заговорила она, -- Мы хотим принять
обоснованное решение.
Дарвин хмыкнул... или это был циничный смешок. В любом случае, не
слишком вежливо.
-- Хорошо, Ваше Величество, -- кивнул он. -- Это простой исторический
казус.
-- История редко бывает простой, мистер Дарвин; однако, продолжайте.
-- В... 1430 или около того, я не помню точной даты, Антон Левенгук
предстал перед Верховным Патриархом Септусом для обсуждения вопроса об
отсутствии змей в крови человека. Вам известен этот случай, мадам?
-- Разумеется. Это ключевой момент в расколе между Нашей церковью и
папистами.
-- Именно так.
Анна видела, что Дарвин с трудом сдерживается, чтобы не вскочить и не
начать расхаживать по залу, как учитель перед компанией тупоголовых
школяров. Ее позабавил темперамент ученого, однако она надеялась, что он и
дальше будет держать свои импульсы под контролем.
-- Прошу вас, продолжайте, мистер Дарвин.
-- Общеизвестно, что патриарший вердикт породил в полном смысле слова
легионы любопытных, которые стали разглядывать под микроскопом собственную
кровь. Поначалу только высший класс, но очень скоро это поветрие
распространилось и на низшие слои общества. Так как церковь позволила
каждому смотреть в микроскоп, и совершенно бесплатно, то, я полагаю, это
стало неплохим источником развлечений для простонародья.
-- Опиум для народа, -- вставила Анна. Ей очень нравилась эта фраза --
она подцепила ее от Карла Маркса во время его краткого посещения Звездного
зала.
-- Полагаю, можно сказать и так, -- согласился Дарвин. -- Как бы там ни
было, масштабы увлечения превзошли все, что мог предположить Септус; но что
было хуже всего для патриарха, оно раскололо церковь на два лагеря: тех,
кто, по их словам, видел в своей крови змей, и тех, кто не видел.
-- Мистер Дарвин, Нам знакомо основное различие между папистами и
Спасенными.
-- Прошу прощения, мадам, но я думаю, что исторически сложившиеся
представления... в корне неверны. Они путают причину со следствием.
-- Каким же образом? -- удивилась Анна. -- У папистов есть змеи в
крови, это ясно любому ребенку, взглянувшему в микроскоп. У нас же, у
Спасенных, кровь не заражена змеями, и это тоже наблюдаемый факт. Вывод из
всего этого очевиден: сама Искупительница отметила папистов своим
проклятием, дабы показать, что недовольна ими.
-- Согласно учению Папы, -- напомнил Дарвин, -- змеи являются знаком
божьего благословения: спящая змея означает искупленный грех.
-- И вы тоже так думаете, мистер Дарвин?
-- Я думаю, что прежде чем судить, нужно тщательно изучить факты.
-- Для этого мы с вами и встретились здесь, -- произнесла Анна,
критически посмотрев на собеседника. -- Суд... и факты. Давайте перейдем к
существу дела, мистер Дарвин.
-- К существу дела, -- повторил он. -- Конечно. Я согласен, что сегодня
любой микроскоп покажет, что в крови у папистов есть змеи, или, как их
предпочитают называть ученые, змеевидные аналоги, так как совершенно
невероятно, чтобы наблюдаемый феномен имел хоть какое-то отношение к
рептилиям...
-- Не будем придираться к словам, -- прервала его Анна. -- Конечно, эти
образования в крови папистов не имеют никакого отношения к кобрам или
гадюкам; однако их называли змеями на протяжении столетий, и это
наименование вполне адекватно. Развивайте свою мысль, мистер Дарвин.
-- Вы только что высказали ее, мадам. Со времени возникновения спора
прошло пять столетий. И то, что мы видим сейчас -- возможно, совсем не то,
что люди видели тогда. -- Он глубоко вздохнул. -- Если вы почитаете
литературу тех лет, то обнаружите, что относительно змей тогда не было
твердой уверенности даже в рядах самих папистов. Змеевидные аналоги были
очень редки, и их было чрезвычайно трудно обнаружить -- в противоположность
явлению, наблюдаемому в наши дни.
-- Тогдашнее оборудование было очень несовершенно, -- сказала Анна. --
Микроскопы в те времена были не более чем грубыми поделками, в то время как
сейчас это очень точные инструменты.
-- Это общепринятый аргумент, -- кивнул Дарвин, -- но, по-моему,
возможно и иное объяснение.
-- Какое же?
-- Моя аргументация, мадам, базируется на наблюдениях за голубями.
Анна недоуменно моргнула.
-- Голубями, мистер Дарвин? Птицами? -- она прикусила губу. -- Этими
мерзкими тварями, что пачкают статуи?
-- Нет, Ваше Величество, не за дикими голубями, за домашними. Которых
выводят специально. К примеру, несколько столетий назад одному сквайру из
Суссекса взбрело в голову вывести черного голубя из стаи серых.
-- А зачем ему понадобился черный голубь?
-- Для меня это также осталось загадкой, мадам; однако исторические
записи говорят об этом факте совершенно отчетливо. Он решал эту задачу,
отбирая из стаи самых темных особей и скрещивая их между собой. Из поколения
в поколение птицы становились все темнее и темнее, и в наши дни потомки того
сквайра хвастаются голубями, черными, словно уголь.
-- Хвастаются?
-- На каждом углу.
Дарвин схватил со стола бутерброд и одним движением забросил его в рот.
Он настолько увлекся беседой, что, по-видимому, забыл, с кем сидит за одним
столом. Тем лучше, подумала Анна, он не будет бояться сболтнуть лишнее.
-- Нам известны общие принципы селекции в животноводстве, -- сказала
она. -- Но какое они имеют отношение к папистам?
-- Ваше величество, в течение последних пяти столетий паписты
подвергались в точности такой же обработке... как, впрочем и Спасенные.
Задумайтесь, мадам. В любой популяции индивидуумы отличаются друг от друга
по множеству характеристик: голуби того сквайра, к примеру, отличались
разной степенью пигментации своего оперения. Целью селекционного процесса
является усиление какой-то характеристики путем контроля за
воспроизводством: вы даете размножаться только самым темным голубям и
исключаете из этого процесса более светлые особи. Таким образом выбранная
характеристика с каждым поколением становится все более и более ярко
выражена.
-- Вы говорите о голубях, мистер Дарвин.
-- Нет, мадам, -- торжествующе возразил он, -- я говорю о папистах и
Спасенных. Давайте предположим, что во времена Патриарха Септуса у некоторых
людей в крови встречались почти необнаружимые змеевидные аналоги --
совершенно случайное явление, точно так же, как у некоторых людей волосы
вьются, а у других -- нет.
Анна открыла было рот, чтобы заметить, что вьющиеся волосы -- вовсе не
"Three Hearings on the Existence of Snakes in the Human Bloodstream"
Asimov's Science Fiction, Feb 1997
© Copyright James Alan Gardner
© Copyright Владислава Слободяна (vs@cityhall.novosibirsk.ru), перевод
---------------------------------------------------------------
Касательно линзового устройства, таковым образом собранного, дабы
увеличивать образы разных существ, слишком мелких для обозрения
невооруженным глазом
Его святейшество Верховный Патриарх Септус XXIV слыл большим знатоком
кандалов.
Святой закон каждому ответчику повелевает представать пред непогрешимым
судом закованным в цепи. Однако Лорд-тюремщик пользовался большой свободой в
определении того, какой из узников какими веригами будет отягощен. Денежный
мешок мог купить для себя позволение обойтись лишь золоченой цепью,
обернутой вокруг шеи; женщина, если была она молода и красива, проведя
некоторое время с Тюремщиком в его апартаментах, выходила от него с
поблескивающими серебром браслетами на запястьях -- тоже цепи, но тонкие,
как нити. Если же, с другой стороны, обвиняемый не отличался ни богатством,
ни положением в обществе, и в плане женских чар также не мог предложить
ничего выдающегося... что ж, для таких в тюрьме имелся добрый запас ручных и
ножных кандалов, тяжелых цепей и других оков, несущих на себе тяжкую печать
господней справедливости.
Стоящий сейчас перед Патриархом человек по количеству опутывающих его
цепей занимал довольно редко встречающееся среднее положение: прочные ручные
браслеты, соединенные железной цепью, достаточно толстой, чтобы узник даже и
не пытался ее разорвать, и в то же время не настолько тяжелой, чтобы
болезненно оттягивать руки. Очевидно, в данном случае Лорд-тюремщик решил
проявить осторожность, и Септус терялся в догадках относительно причин такой
осторожности. Должно быть, обвиняемый сам по себе ничего из себя не
представлял, но в то же время обладал достаточными связями для того, чтобы
избежать излишних унижений... может быть, музыкант или скульптор,
завоевавший расположение некоторых влиятельных городских семейств. В нем
несомненно было что-то от художника: глаза так и пылали на упрямом лице. Из
тех взрывных субъектов, что способны на душевные порывы, но не в силах
извлечь из них пользу.
-- Да станет известно суду, -- заголосил Первоприсутствующий, -- что
здесь стоит Антон Левенгук, естествоиспытатель, обвиняемый в ереси против
Господа и непорочной девы Марии. Преклони колена, проситель, и помолись с
Его Святейшеством о том, чтобы сегодня свершилась справедливость.
Септус помедлил секунду, наблюдая за поведением Левенгука. Когда пред
судом представали воры и убийцы, они падали на колени немедленно, истовой
молитвой пытаясь доказать свою невиновность. Еретики же, наоборот, всячески
выказывали свое презрение и даже начинали публично хулить Святой Престол --
не самый лучший способ снискать милость суда, но, в конце концов, многие
еретики попадали в это помещение полные решимости взойти на эшафот и принять
мученическую смерть. У Левенгука были глаза именно таких фанатиков, однако
он, по-видимому, не обладал их убежденностью -- не изменившись в лице, он
преклонил колена и склонил голову. Патриарх поспешно прикрыл глаза и уже в
шестой раз за сегодняшнее утро прочел нараспев слова молитвы: "Господи, дай
мне мудрость, чтобы узреть истину. Благословенная Дева, дай мне мудрость,
чтобы восстановить справедливость. И да свершится сие к вящей славе
Господней. Аминь".
Заключительное "аминь" разнеслось по залу суда -- секретари и адвокаты
повторяли за Патриархом ритуальную формулу. Септус бросил взгляд на Satan
Watchboy -- зловещее наименование для жизнерадостного веснушчатого юноши,
единственного из присутствующих, кто не должен был закрывать глаза во время
молитвы. Watchboy дважды кивнул, показывая, что Левенгук должным образом
совершил молитву и произнес "аминь" вместе со всеми. Хорошо; значит все, что
здесь произойдет, будет иметь законную силу и божье благословение.
-- Господин Прокурор, -- произнес Септус, -- огласите обвинение.
Прокурор поклонился, насколько позволило ему обширное брюхо. Он уже
вспотел, бисеринки пота выступили на его напудренном лице. День сегодня
вовсе не жаркий, на дворе ранняя весна, но прокурор Бен-Жакоб славился своей
потливостью; эта его черта доставляла больше хлопот его оппонентам в суде,
чем ему самому. Льющиеся по лицу прокурора потоки часто настолько отвлекали
адвокатов защиты, что они пропускали слабые места в аргументации обвинения.
А Септус знал, что слабые места в аргументации Бен-Жакоба можно найти всегда
-- старина Абрахам не отличался большим умом. Однако он был честен и не мог
даже помыслить о личном обогащении за счет тех, против кого выступал в суде,
и поэтому Патриарх не собирался менять своего прокурора.
-- Ваше Святейшество, -- сказал Бен-Жакоб, -- речь идет о
посягательстве на доктрину... э-э... Спящей Змеи.
-- Вот как? -- Септус взглянул на Левенгука. -- Сын мой, ты и вправду
отрицаешь Божью доктрину?
Тот пожал плечами.
-- Я опроверг эту доктрину. Потому она вряд ли может исходить от Бога.
По рядам присутствующих прокатился возмущенный возглас. Они считали
частью своих обязанностей демонстрировать ужас при любом богохульстве. В то
же время те же самые люди могли легкомысленно шептаться и перешучиваться,
когда речь шла о настоящих ужасах: убийствах, изнасилованиях, зверских
избиениях.
-- Зрителям надлежит сохранять молчание, -- устало произнес Септус. Эти
слова он также произносил сегодня уже в шестой раз. -- Господин Прокурор,
зачитайте текст.
-- Э-э текст... да, текст...
Септус спокойно ждал, пока Бен-Жакоб рылся в своих бумагах и
пергаментах, отыскивая нужный документ. Конечно, это часть стандартной
процедуры -- зачитать те строки Священного Писания, которые обвиняемый
отрицает, чтобы удостовериться в отсутствии недоразумений и разночтений. И
то, что Бен-Жакоб терял нужную бумагу в кипе других документов, тоже стало
частью стандартной процедуры. У любого другого прокурора это считалось бы
стратегическим ходом; у Бен-Жакоба это была всего лишь рассеянность.
-- Ах, вот же он, да, вот он, -- пробормотал он, наконец, вытаскивая на
свет Божий истрепанный лист с явственно видимыми жирными пятнами по краям.
-- Евангелие от Сусанны, двадцать третья глава, первый стих. -- Бен-Жакоб
помедлил, давая двоим присутствующим экспертам время, чтобы найти это место
в своих экземплярах Писания. Они будут следовать по тексту за словами
прокурора, готовые заметить любую оговорку или отклонение от канонического
Слова Божьего. Когда они дали знак, что готовы, Бен-Жакоб откашлялся и начал
читать:
Когда закончилось шествие, они ушли в сад, что за стенами
Иерусалимскими. И вечером случилось так, что Матфей заметил там змею, что
пряталась в траве. Он взял камень, чтобы раздавить тварь; однако Мария
удержала его руку и сказала:
"Она не опасна. Смотри же, змея спит."
"Но, Искупительница, -- возразил Матфей, -- змея ведь не будет спать
вечно."
"Воистину, -- сказала Мария, -- обещаю тебе, она проспит до зари; а
когда придет рассвет, мы покинем это место и всех змей, что его населяют."
Однако Матфей не оставил камня и продолжал взирать на змею со страхом.
"О маловерный, -- сказала Мария Матфею, -- почему тебя так пугает
спящая змея перед глазами, когда ты не видишь змей в собственном сердце?
Истинно говорю тебе, в каждой капле крови твоей полчища змей неисчислимые, и
так же у каждого из детей земли. Все вы отравлены черным ядом, отравлены
смертельно. Но пока ты веришь в меня, пением своим усыпляю я змей; и будут
они мирно спать, пока ты не оставишь бренную плоть и не войдешь в утро
нового Божьего дня."
Бен-Жакоб опустил свой документ и посмотрел на экспертов, ожидая их
одобрения. Патриарх тоже повернулся в их сторону, однако он и без их
подтверждения знал, что текст зачитан правильно. Отрывок этот Септус знал
наизусть, ведь то был один из столпов Матери-Церкви -- благая весть Святой
Девы о спасении. И один из тех текстов, что еретики оспаривали чаще всего.
Положение о первородном грехе, проклятии, которое каждый человек несет в
собственном теле... слишком страшный образ для впечатлительной души. Какой
Бог, -- вопрошали они, -- проклянет невинное дитя за то лишь, что оно
посмело родиться? Хороший вопрос, над ним и до сих пор ломают голову многие
изощренные умы. Но слова Святой Девы не подлежат сомнению, независимо от
того, понимают или не понимают теологи весь заложенный в них потаенный
смысл.
-- Антон Левенгук, -- заговорил Септус, -- тебе был зачитан точный
удостоверенный экспертами текст из Священного Писания. Ты отрицаешь его
истинность?
Левенгук смотрел ему прямо в глаза.
-- Я вынужден отрицать, -- ответил он. -- Я тщательно исследовал
человеческую кровь. В ней нет никаких змей.
Лизоблюды в зале уже пораскрывали рты, чтобы ужаснуться новому
богохульству... однако даже они почувствовали, что этот человек не
богохульствует. Он... просто констатирует факт.
До чего же странно.
Септус приосанился на своем патриаршем троне. Похоже, это будет
поинтереснее заурядного дела о ереси.
-- Ты ведь понял, -- сказал он Левенгуку, -- что речь здесь идет о
первородном грехе. Благословенная Дева утверждает, что люди отравлены
грехом, и лишь она может искупить этот грех.
-- Вовсе нет, -- резким голосом возразил Левенгук. -- Здесь
утверждается, что в крови человека есть змеи. Я же знаю, что их там нет.
-- Но змеи -- это всего лишь... -- Септус вовремя остановился. Он едва
не сказал, что змеи -- всего лишь метафора. Однако это открытое слушание, и
любое его заявление может получить силу закона. Утверждать же, что некую
часть Священного писания нельзя понимать буквально... ни один из Патриархов
не осмеливался этого делать, и Септус вовсе не горел желанием быть первым.
-- Давай же проясним ситуацию, -- сказал он Левенгуку. -- Ты отрицаешь
доктрину первородного греха?
-- Нет. В теологии я профан. Однако я изучал кровь; в ней нет змей.
Один из подхалимов решился возмущенно вскрикнуть... но очень тихо: даже
глухой понял бы, что возмущение было притворным.
Прокурор Бен-Жакоб решил поучаствовать в процессе.
-- Нужно, однако, иметь в виду, что змеи могут быть очень, очень малы.
-- Вот именно! -- внезапно оживился Левенгук. -- Я создал прибор,
позволяющий наблюдать очень маленькие вещи так, как если бы они были гораздо
больше. -- Он порывисто повернулся к Септусу. -- Вашему Святейшеству знаком
телескоп? Прибор для наблюдения далеких предметов?
Патриарх нехотя кивнул.
-- Мой прибор, -- продолжал Левенгук, -- основан на том же принципе.
Это линзовое устройство, увеличивающее изображение предметов, из-за своих
малых размеров невидимых невооруженным глазом. Я тщательнейшим образом
изучил человеческую кровь; и, хотя она содержит множество крошечных
образований, природа которых мне неясна, я готов присягнуть, что среди них
не было змей. Спящих или любых других.
-- М-м... -- Септус в раздумье положил руки на стол, за которым сидел.
Когда он заговорил, то старался не встречаться взглядом с ответчиком. --
Общеизвестно, что змеи отлично прячутся. Несомненно, они могли укрываться
за... за этими самыми крошечными образованиями, которые ты только что
упомянул.
-- Полчища змей, -- упрямо напомнил Левенгук. -- Именно так говорит
Святое Писание. Полчища змей в каждой капле крови. Без сомнения, они не
могли все найти там место для укрытия; я провел сотни часов, охотясь за
ними, Ваше Святейшество. Дни, недели и месяцы.
-- М-м.
Как ни неприятно было это признать, Септус не сомневался в утверждениях
Левенгука. Патриарх сам обозревал небеса в великолепный телескоп и наблюдал
потрясающие чудеса Вселенной -- горы на Луне, пятна на Солнце, кольцо вокруг
планеты Хронос. И он верил, что увеличитель Левенгука способен открыть взору
не менее поразительные явления... пусть даже и не полчища змей в капельке
крови. В любом случае змеи -- не более чем аллегория, кто в этом
сомневается? Святая Мария часто использовала поэтические сравнения, которые
ни один мало-мальски образованный человек не станет воспринимать буквально.
К сожалению, церковь -- это далеко не одни только образованные люди.
Как бы ни был образован и изощрен клир, основная масса прихожан все равно
происходит из низов. Змеи в крови? Раз так сказала Матерь Божья, значит, так
оно и есть; и лишь небо поможет Патриарху, что осмелится хоть немного отойти
от догмы. Фундаментальнейшая основа церковной власти есть Авторитет;
авторитет духовного наставника и Священного Писания. И стоит Септусу
публично признать, что какая-либо из библейских доктрин -- лишь метафора, а
не непреложный факт -- тем самым он вобьет первый гвоздь в гроб
непререкаемого церковного авторитета.
С другой же стороны, против фактов не попрешь. Если змей нет, значит,
их нет. Бог создал мир и всех людей в этом мире; и если Творец решил, что
кровь этих людей будет устроена так, а не иначе, обязанностью Матери-Церкви
является принять Его волю и воздать Ему хвалу. Держаться ложных догм, чтобы
сохранить власть -- это не просто трусость, это самое страшное богохульство.
Септус взглянул на скованного Левенгука. Живой человек с живой душой; и
единым словом своим Септус волен приговорить его к казни как проповедника
лжи.
Но где именно лежит эта ложь?
-- Сегодня мы не можем разрешить это дело, -- объявил Септус. -- Мать
Святая Церковь должна изучить заявления обвиняемого со всей возможной
тщательностью. Мы построим собственное увеличительное устройство и должным
образом освятим его, дабы избежать вмешательства Сатаны. -- При этих словах
Септус едва сдержал улыбку: до сих пор находились твердолобые инквизиторы,
считавшие, что дьявол искажает то, что видно сквозь линзы. -- И мы сами
увидим, что есть, а чего нет.
Все присутствующие в зале суда закивали головами; так они бы приняли и
полное оправдание, и смертный приговор.
-- Ваше Святейшество, -- спросил Бен-Жакоб, -- может быть, будет лучше,
если суд издаст... предписание, запрещающее изготовление увеличительных
устройств, пока церковь не вынесет своего решения?
-- Совсем наоборот, -- возразил Септус. -- Думаю, церковь должна
сделать такие устройства доступными для заинтересованных лиц. Пусть сами
посмотрят.
Патриарх улыбнулся. Бен-Жакоб вряд ли поймет этот шаг. Запрет
увеличительных устройств лишь подхлестнет интерес вольнодумцев, они начнут
изготовлять их тайно. С другой же стороны, свободный доступ к таким
устройствам привлечет любопытных к церкви, а не отвратит их от нее. В любом
случае, проблема заинтересует лишь праздных богачей, у которых есть время
задумываться над тайнами бытия. Подавляющее большинство мирян -- крестьян,
конюхов, горняков -- никогда о ней и не услышат. А если и услышат, то тут же
и забудут. Крошечные животные -- любопытная диковинка, но не имеют никакого
отношения к реальной жизни.
Еще один перерыв для молитвы, и Левенгука увели к церковным книжникам
-- учить их строить увеличительные приборы. Он выглядел довольным таким
оборотом дела: мало того, что избежал смерти за еретические домыслы, так еще
и получил возможность показать другим то, что видел сам. Септус встречал
множество таких людей: словно дети, что собирают на берегу разноцветные
ракушки, они бесконечно признательны любому, кто проявит хоть малейший
интерес к их бесценным сокровищам.
Когда к полудню суд закончил свое заседание, Септус забрал первый
увеличитель Левенгука в свои апартаменты. Добыть кровь труда не составило:
укол булавкой -- и Патриарх получил образец для исследований. Нетерпеливо
приник он к окуляру, настраивая резкость так же, как делал это с телескопом.
Микроскопические животные. Скажите на милость...
Крошечные, крошечные живые существа. Бесчисленные их стаи, плавающие в
его собственной крови. Что за чудо явил нам Господь! Твари разных форм и
размеров, что наверняка охотятся и пожирают друг друга, как рыбы в океане.
А змеи? Сейчас это казалось не столь уж важным. Однако же... что-то
смутно-туманное, до того неясное, что могло быть обманом напряженного
зрения, нечто тонкое, как волос, проскочило на самой грани восприятия через
поле зрения микроскопа.
И пропало.
О происхождении змеевидных аналогов в крови приверженцев Папы
Ее Британское Величество Анна VI любила Звездный зал. Да, на протяжении
последних пяти столетий он видел немало чудовищных злоупотреблений и
несправедливостей, когда после скоротечного тайного разбирательства не менее
тайно лишались жизни люди, которые, возможно, были виновны в гораздо меньшей
степени, нежели монархи, занимавшие судейское кресло; однако даже и в
просвещенной Империи сохранялась необходимость в подобного рода слушаниях. С
одной стороны стола -- королева, один из ее подданных -- с другой... это
создавало атмосферу дружеской встречи, когда в приватной беседе можно
обсудить и -- тем или иным образом -- устранить любые разногласия.
-- Ну что ж, мистер Дарвин, -- произнесла она, когда был подан и разлит
чай, -- похоже, вы разворошили целое змеиное гнездо, не так ли?
Сидевший напротив нее чрезвычайно бородатый мужчина ответил не сразу.
Он тронул ручку своей чашки, словно вопрос -- пить или не пить чай --
занимал его сейчас больше всего; затем сказал:
-- Я просто говорил правду, мадам... какой ее увидел.
-- Да; однако у разных людей и правда различна, ведь так? И многих
весьма огорчили вещи, о которых вы говорили, как о реально существующих. Вы
ведь в курсе, что это вызвало некоторые... недоразумения.
-- Мне известно о беспорядках, мадам. Несколько раз они происходили в
опасной близости от меня. И уж конечно, мне не раз угрожали расправой.
-- В самом деле, -- Анна взяла тоненький ломтик намазанного маслом
хлеба и задумчиво откусила крошечный кусочек. Почему-то ей всегда доставляло
удовольствие есть в присутствии обвиняемого здесь, в Звездном зале; у самих
же обвиняемых в это время обычно совсем не было аппетита. -- Именно из-за
этих угроз Мы и пригласили вас сегодня сюда. Скотланд-Ярд уже не справляется
с вашей охраной, а сэр Освальд начинает задумываться, стоит ли ваша жизнь
таких усилий.
Она все-таки получила ожидаемую реакцию -- рука Дарвина застыла на
ручке чашки, а кровь отлила от лица.
-- Я и не предполагал... -- его глаза сузились. -- Полагаю, мадам,
кому-то очень скоро предстоит принять решение по этому вопросу.
-- Именно так, -- ответила королева. -- Сэр Освальд обратился за
указаниями к короне, и теперь Мы обращаемся к вам. -- Она откусила еще один
крошечный кусочек от своего бутерброда. -- Было бы неплохо, если бы вы
изложили Нам свои теории -- дабы восстановить цепь рассуждений, приведших к
вашим... будоражащим публичным заявлениям.
-- Я изложил их в своей книге, мадам.
-- Но ведь ваша книга для ученых, а не для королев, -- Анна отложила
бутерброд и позволила себе глоток чая. Этим она давала Дарвину время, но он
все молчал. -- Пожалуйста, -- снова заговорила она, -- Мы хотим принять
обоснованное решение.
Дарвин хмыкнул... или это был циничный смешок. В любом случае, не
слишком вежливо.
-- Хорошо, Ваше Величество, -- кивнул он. -- Это простой исторический
казус.
-- История редко бывает простой, мистер Дарвин; однако, продолжайте.
-- В... 1430 или около того, я не помню точной даты, Антон Левенгук
предстал перед Верховным Патриархом Септусом для обсуждения вопроса об
отсутствии змей в крови человека. Вам известен этот случай, мадам?
-- Разумеется. Это ключевой момент в расколе между Нашей церковью и
папистами.
-- Именно так.
Анна видела, что Дарвин с трудом сдерживается, чтобы не вскочить и не
начать расхаживать по залу, как учитель перед компанией тупоголовых
школяров. Ее позабавил темперамент ученого, однако она надеялась, что он и
дальше будет держать свои импульсы под контролем.
-- Прошу вас, продолжайте, мистер Дарвин.
-- Общеизвестно, что патриарший вердикт породил в полном смысле слова
легионы любопытных, которые стали разглядывать под микроскопом собственную
кровь. Поначалу только высший класс, но очень скоро это поветрие
распространилось и на низшие слои общества. Так как церковь позволила
каждому смотреть в микроскоп, и совершенно бесплатно, то, я полагаю, это
стало неплохим источником развлечений для простонародья.
-- Опиум для народа, -- вставила Анна. Ей очень нравилась эта фраза --
она подцепила ее от Карла Маркса во время его краткого посещения Звездного
зала.
-- Полагаю, можно сказать и так, -- согласился Дарвин. -- Как бы там ни
было, масштабы увлечения превзошли все, что мог предположить Септус; но что
было хуже всего для патриарха, оно раскололо церковь на два лагеря: тех,
кто, по их словам, видел в своей крови змей, и тех, кто не видел.
-- Мистер Дарвин, Нам знакомо основное различие между папистами и
Спасенными.
-- Прошу прощения, мадам, но я думаю, что исторически сложившиеся
представления... в корне неверны. Они путают причину со следствием.
-- Каким же образом? -- удивилась Анна. -- У папистов есть змеи в
крови, это ясно любому ребенку, взглянувшему в микроскоп. У нас же, у
Спасенных, кровь не заражена змеями, и это тоже наблюдаемый факт. Вывод из
всего этого очевиден: сама Искупительница отметила папистов своим
проклятием, дабы показать, что недовольна ими.
-- Согласно учению Папы, -- напомнил Дарвин, -- змеи являются знаком
божьего благословения: спящая змея означает искупленный грех.
-- И вы тоже так думаете, мистер Дарвин?
-- Я думаю, что прежде чем судить, нужно тщательно изучить факты.
-- Для этого мы с вами и встретились здесь, -- произнесла Анна,
критически посмотрев на собеседника. -- Суд... и факты. Давайте перейдем к
существу дела, мистер Дарвин.
-- К существу дела, -- повторил он. -- Конечно. Я согласен, что сегодня
любой микроскоп покажет, что в крови у папистов есть змеи, или, как их
предпочитают называть ученые, змеевидные аналоги, так как совершенно
невероятно, чтобы наблюдаемый феномен имел хоть какое-то отношение к
рептилиям...
-- Не будем придираться к словам, -- прервала его Анна. -- Конечно, эти
образования в крови папистов не имеют никакого отношения к кобрам или
гадюкам; однако их называли змеями на протяжении столетий, и это
наименование вполне адекватно. Развивайте свою мысль, мистер Дарвин.
-- Вы только что высказали ее, мадам. Со времени возникновения спора
прошло пять столетий. И то, что мы видим сейчас -- возможно, совсем не то,
что люди видели тогда. -- Он глубоко вздохнул. -- Если вы почитаете
литературу тех лет, то обнаружите, что относительно змей тогда не было
твердой уверенности даже в рядах самих папистов. Змеевидные аналоги были
очень редки, и их было чрезвычайно трудно обнаружить -- в противоположность
явлению, наблюдаемому в наши дни.
-- Тогдашнее оборудование было очень несовершенно, -- сказала Анна. --
Микроскопы в те времена были не более чем грубыми поделками, в то время как
сейчас это очень точные инструменты.
-- Это общепринятый аргумент, -- кивнул Дарвин, -- но, по-моему,
возможно и иное объяснение.
-- Какое же?
-- Моя аргументация, мадам, базируется на наблюдениях за голубями.
Анна недоуменно моргнула.
-- Голубями, мистер Дарвин? Птицами? -- она прикусила губу. -- Этими
мерзкими тварями, что пачкают статуи?
-- Нет, Ваше Величество, не за дикими голубями, за домашними. Которых
выводят специально. К примеру, несколько столетий назад одному сквайру из
Суссекса взбрело в голову вывести черного голубя из стаи серых.
-- А зачем ему понадобился черный голубь?
-- Для меня это также осталось загадкой, мадам; однако исторические
записи говорят об этом факте совершенно отчетливо. Он решал эту задачу,
отбирая из стаи самых темных особей и скрещивая их между собой. Из поколения
в поколение птицы становились все темнее и темнее, и в наши дни потомки того
сквайра хвастаются голубями, черными, словно уголь.
-- Хвастаются?
-- На каждом углу.
Дарвин схватил со стола бутерброд и одним движением забросил его в рот.
Он настолько увлекся беседой, что, по-видимому, забыл, с кем сидит за одним
столом. Тем лучше, подумала Анна, он не будет бояться сболтнуть лишнее.
-- Нам известны общие принципы селекции в животноводстве, -- сказала
она. -- Но какое они имеют отношение к папистам?
-- Ваше величество, в течение последних пяти столетий паписты
подвергались в точности такой же обработке... как, впрочем и Спасенные.
Задумайтесь, мадам. В любой популяции индивидуумы отличаются друг от друга
по множеству характеристик: голуби того сквайра, к примеру, отличались
разной степенью пигментации своего оперения. Целью селекционного процесса
является усиление какой-то характеристики путем контроля за
воспроизводством: вы даете размножаться только самым темным голубям и
исключаете из этого процесса более светлые особи. Таким образом выбранная
характеристика с каждым поколением становится все более и более ярко
выражена.
-- Вы говорите о голубях, мистер Дарвин.
-- Нет, мадам, -- торжествующе возразил он, -- я говорю о папистах и
Спасенных. Давайте предположим, что во времена Патриарха Септуса у некоторых
людей в крови встречались почти необнаружимые змеевидные аналоги --
совершенно случайное явление, точно так же, как у некоторых людей волосы
вьются, а у других -- нет.
Анна открыла было рот, чтобы заметить, что вьющиеся волосы -- вовсе не