Страница:
Я доложил Б.С.Иванову о выполнении задания. Он сказал, что уже информировал в общих чертах Центр и там ждут подробное сообщение. В рабочей комнате резидентуры я принял доклады от командиров групп, занимавшихся нейтрализацией других городских объектов.
Как и ожидалось, другим наиболее трудным объектом оказался Генеральный штаб афганской армии, охрана которого была значительно усилена, а сама обстановка внутри объекта весьма напряжена. Разведывательно-диверсионной группе в прожолжительной жестокой схватке удалось отсечь и изолировать руководство Генштаба, сковать огнем подразделения внутренней охраны, уничтожить узел связи, не допустить проникновения внешней охраны внутрь здания. Бой завершился с подходом подразделения десантников. В результате, - докладывал командир группы, - уничтожены лица, оказавшие сопротивление, взяты пленные. Группа из 16 разведчиков-диверсантов, выполнила основную задачу, понеся минимальные потери 3 раненых.
Примерно 40 минут продолжался бой 9 разведчиков-диверсантов и роты десантников по овладению радио- и телецентром. Разведчики овладели объектом, имея одного легко раненного из роты поддержки. 9 разведчиков-диверсантов и взвод поддержки ВДВ из 17 человек за два часа овладели телеграфом. Потерь с обеих сторон не было.
В 21.30 27 декабря 6 разведчиков-диверсантов вместе со взводом поддержки ВДВ овладели Министерством внутренних дел, преодолев незначительное сопротивление охраны. Потерь не имели.
Не менее сложным для овладения чем Генштаб, был штаб Центрального армейского корпуса, управление и охранные подразделения которого располагались в комплексе зданий "Дома народов" - всего более 1000 человек с артиллерией, БТР и стрелковым вооружением. Этим объектом предстояло овладеть 6 разведчикам-диверсантам, 6 военным советникам и роте поддержки ВДВ.
Группа тщательно разведала объект, разработала план действий по нейтрализации, сковыванию и, в случае необходимости, ликвидации противника. Благодаря слаженным действиям разведчиков, группы советников и роты поддержки, после 15-минутной перестрелки сопротивление противника было прекращено, овладение объектом шло по "мирному" варианту, что позволило нейтрализовать и удержать от оказания сопротивления новому режиму все части Центрального армейского корпуса. К утру 28 декабря 1978 года штаб ЦАК уже охранялся спаренными советско-афганскими постами. Сводная группа по овладению объектом потерь не имела.
Вполне понятную тревогу у нас вызывало овладение комплексом зданий афганской разведки и контрразведки - КАМ. Шесть разведчиков-диверсантов, 12 советников и два взвода десантников после тщательной разведки объекта огнем пулеметов блокировали действия подразделений охраны, ворвались на территорию объекта и внутрь главного здания, где соединились с находившимся там советником Чучукиным В.А., который склонил руководство КАМа не оказывать сопротивления. Потери легко раненный.
Помню, что во всех докладах командиров штурмовых групп в адрес солдат и офицеров подразделений поддержки ВДВ подчеркивалось: "Претензий к десантникам нет. Молодцы". Лица командиров групп разведчиков-диверсантов изменились. Посуровели. Их опалил огонь войны, ведь даже скоротечный бой оставляет в душе отпечаток на всю дальнейшую жизнь.
Я сел писать подробную шифровку в Москву. Она заняла несколько страниц. В ней были перечислены наиболее отличившиеся при штурме дворца Тадж-Бек сотрудники групп "Гром" и "Зенит", а также 10 офицеров и солдат "мусульманского" батальона. Это было мое предложение. Наградные же стали писать в Москве во второй половине января 1980 года.
"Вечером же произошел случай, чуть было не стоивший жизни всем руководителям операции "Шторм-333", когда они возвращались в расположение батальона на правительственном "мерседесе" и, хотя заранее согласовали сигналы с генераллейтенантом Н.Н.Гуськовым, возле здания Генштаба ВС ДРА были обстреляны своими же десантниками. Машина вдруг резко остановилась и заглохла. Олег Швец выскочил из машины и бросился за придорожные кусты. Послышалась возня и звук оплеух. "Ты что, балда, не видишь, что по своим стреляешь?" - кричал он какому-то десантнику, держа его за шиворот. "Мы здесь кровь проливаем, а вы на шикарных машинах раскатываете", отвечал лейтенант-десантник обиженно.
Вышли из машины. Подполковник Э.Г.Козлов прихрамывал. Он был ранен в ногу во время штурма. Подняли капот. Там было пять пробоин от пулеметных пуль. "Чуть выше - и все бы погибли. Так бездарно", - сказал "капитан Лебедев" (он прошел всю Великую Отечественную войну, побывал во многих передрягах, в частности, находился вместе с С.Альенде во время переворота в Чили и т.д. - Примеч.авт.). Пересели на бронетранспортер, на котором сзади ехал майор Халбаев."
Я просил Э.Г.Козлова, В.В.Колесника и О.Л.Швеца не вспоминать об этом случае. О нем до сих пор не знала и моя жена. Я нигде не писал о нем в отчетах, но все помню, как будто это произошло только вчера.
Мы подъезжали в темноте к зданию Генштаба ВС ДРА. Можно было разглядеть, как из-за ствола дерева вышла фигура нашего солдата-десантника и открыла огонь из ручного пулемета. Первые пули впились в землю перед машиной, затем трасса пуль стала подниматься, машина заглохла. Я вслух сказал: "Чуть выше и все погибнем, так бездарно". После громкой тирады мата, выплеснутой О.Л.Швецом в сторону стрелявшего, огонь прекратился. Я вышел из машины навстречу подошедшему офицеру и спросил: "Твой солдат?" Лейтенант-десантник молчал. "Спасибо, лейтенант, что не научил его стрелять", - добавил я.
Вместе с С.Альенде в Чили я не находился. Я был там в командировке за месяц до переворота. И меня узнал один из военных разведчиков, с которым когда-то вместе учились в ВИИЯ СА.
"Приехали в расположение батальона. Решили "отметить" успешное выполнение боевой задачи. Спустя годы генерал-майор Василий Васильевич Колесник вспоминал: "Впятером мы выпили шесть бутылок водки, а было такое впечатление, что как будто мы и не пили вовсе. И нервное напряжение было настолько велико, что, хотя мы не спали, наверное, более двух суток, заснуть никто из нас никак не мог. Некоторые аналитики оценили действия спецназа как вероломные. Но что было делать в такой обстановке? Вопрос стоял - или они нас, или мы их". И сколько бы лет ни прошло, но у каждого спецназовца штурм дворца Х.Амина останется в памяти навсегда. Это был кульминационный момент всей их жизни. Они с честью выполнили задание своего правительства."
Второго августа 1995 г., через 18 лет, посол РФ в Королевстве Швеция Олег Гриневский опубликовал в "Литературной газете" отрывок из своих мемуаров "Как мы "брали" Афганистан", в которых дает свою версию событий во дворце Тадж-Бек:
"Роковое решение было принято Политбюро 12 декабря 1979 года в строгой тайне - никаких протоколов не велось...
Пятнадцать дней спустя спецотряд КГБ численностью примерно в тысячу человек штурмом взял дворец президента Амина, а советские войска вошли в Афганистан. Накануне штурма личный врач Амина, майор медслужбы Советской Армии, дал своему пациенту лошадиную дозу снотворного. Но тот почуял неладное - к тому времени он уже не доверял своему советскому окружению. Воду, к примеру, пил только из разных сосудов небольшими порциями: боялся, что отравят. Ночью спал в разных местах, порой даже в танке. Поэтому снотворное как следует не подействовало. Но все же Амин чувствовал какую-то слабость и недомогание.
...Амина уложили в кровать, сделали промывание и поставили капельницу. Он задремал, но автомат положил с собой рядом. В это время раздались первые выстрелы - это десантники начали штурм дворца и рвались наверх. С вертолета на крышу была выброшена вторая группа, которая пробивалась вниз. Охраняли Амина советские солдаты-узбеки, одетые в афганскую форму, которые не знали, кто штурмует дворец, и потому стойко защищали афганского президента.
Стрельба приближалась. Но Амин лежал спокойно и спал. Врач-майор спрятался в шкафу здесь же, в комнате, а посольский врач с медсестрой выбежали в коридор и укрылись в какой-то нише. Мимо них с топотом пробежали солдаты в камуфляже и ворвались в кабинет Амина. С ходу дали очередь из автоматов крест-накрест по шкафам, и оттуда вывалилось прошитое пулями окровавленное тело военврача.
Неожиданно Амин, который до того, казалось, спокойно спал, схватил автомат и стал стрелять. Хотя приказ был брать живым, десантники дали очередь по постели, и президент затих навсегда.
Эту грустную историю поведал нам в МИДе Василий Степанович Сафрончук советник афганского президента по внешнеполитическим вопросам, тоже находившийся в день штурма во дворе. О геройском штурме пелось в балладе "Как брали Амина", сложенной тогда десантниками. Сохранилась ли она? Насколько точны детали штурма, описанные Сафрончуком?"
Василия Степановича Сафрончука я хорошо знаю. Он встречал меня в 1975 году в Нью-Йорке, когда я прилетел туда на работу. Встретились мы с ним и в посольстве в Кабуле. Он увидел меня в вестибюле первого этажа и удивленно поднял глаза. Потом столкнулись еще раз 28 декабря у лестницы на второй этаж посольства. Я был в афганской форме. Он не удивился. В день штурма во дворце В.С.Сафрончука не было и вертолета над крышей тоже.
@
^ИС: ЗАПИСКИ НАЧАЛЬНИКА НЕЛЕГАЛЬНОЙ РАЗВЕДКИ
^ДТ: 15.05.1999
^АВ: ЮРИЙ ДРОЗДОВ
^ЗГ: ГЛАВА 10. Афганцы
^ТТ:
В апреле 1980 года "закрытым Указом Президиума Верховного Совета СССР большая группа сотрудников КГБ СССР (около 400 чел.) была награждена орденами и медалями. Полковнику Г.И.Бояринову за мужество и героизм, проявленные при оказании интернациональной помощи братскому афганскому народу, было присвоено звание Героя Советского Союза (посмертно). Такого же звания были удостоены полковник В.В.Колесник и подполковник Э.Г.Козлов. Подполковника О.Л.Швеца наградили орденом Красного Знамени. Получили правительственные награды также около 300 офицеров и солдат "мусульманского" батальона, из них 7 человек наградили орденами Ленина (в том числе Халбаева, Сатарова и Шарипова) и порядка 30 - орденами Красного Знамени. Они все, выполняя приказ, рисковали жизнью (некоторые погибли или были ранены). Другое дело - ради чего? Ведь солдаты всегда являются пешками в чьей-то большой игре и сами войн никогда не начинают, но часто расплачиваются своими жизнями именно они.
"За штурм дворца Амина" полковника В.П.Кузнеченкова, как воинаинтернационалиста, удостоили ордена Красного Знамени (посмертно). Лишь немногим будет известно, что во время штурма они с полковником А.В.Алексеевым, выполняя свой врачебный долг, "воскресили" Хафизуллу Амина. А.Алексееву же дали почетную грамоту при его отъезде из Кабула на Родину в апреле 1980 г.
29 декабря охрану дворца от спецназовцев приняли десантники и части 40-й армии."
По возвращении из Кабула в Москву 31 декабря 1979 г. нас принял Ю.В.Андропов.
- Трудно было? - спросил он.
- Да, через 35 лет вспоминать молодость трудно...
- Понимаю. Пробовали разрубить узел иначе, а пришлось вот так...
В середине того же дня я с одним из офицеров ГРУ, также принимавшем участие в операции, был на приеме у начальника Генштаба маршала Н.В.Огаркова. Николай Васильевич внимательно выслушал наш доклад и принял от нас единственный документ, характеризующий все особенности этого боя: лист карты с нанесенной обстановкой, задачами подразделений спецназа и таблицей взаимодействия. Маршал бросил быстрый взгляд на карту и спросил: "Почему не утверждена?" Мы промолчали. Обычно сдержанный, он выругался в адрес неутвердивших боевой документ, встал и положил лист карты в свой приоткрытый сейф.
Я не осуждаю двух генералов, которым не хватило мужества поставить свои подписи, утвердить документ, воспользоваться правом, предоставленным им руководством страны. Мы уходили выполнять задание правительства, сознавая, что можем не вернуться, оставляя, как принято в таких случаях, все на сохранение другим. Их же поступок оставил щемящее чувство досады: мы рисковали жизнью, онивозможной оглаской личной причастности к этому событию. Может быть, этот их шаг характеризовал их личное отношение к решению руководства страны? Не знаю, но разделяю возмущение маршала Н.В. Огаркова.
В тот же день, в канун Нового, 1980 года, я попросил жену поехать со мной на Манежную площадь к Вечному Огню. Падал редкий снежок. Кругом гудела предновогодняя Москва, узнавшая об афганских событиях из скупого сообщения по радио. Ее, как и всей страны, будни еще не были омрачены похоронками, порой опережавшими "черные тюльпаны". Мы положили к Вечному Огню несколько ярких гвоздик, помолчали и также молча пошли домой. По дороге я рассказал ей, что вчера ночью наш самолет сделал промежуточную посадку в Самарканде. Мы решили зайти в ресторан перекусить и стали подниматься по лестнице. Дверь ресторана распахнулась, и нам навстречу в ослепительно белом подвенечном платье вышли счастливая невеста и жених. Мы остановились, потом вернулись вниз и вышли из здания аэропорта к нашему самолету: у каждого перед глазами стояла, сверкала трассами пуль, грохотом разрывов картина недавнего боя. Мы не могли быть там, в этом зале. Это не совмещалось.
Жена рассказала, что она все поняла еще в день моего отлета 19 декабря 1979 года. "Ты так просто внезапно никогда и никуда не уезжал. А 28 числа после сообщений по радио все стало ясно: что, где, когда. Трудно было ждать прилета. Ведь никто ничего не скажет".
Она была права. Страна уже втянулась в конфликт, а у нас еще долгие месяцы скрывали, что происходят события, которые уносят жизни где-то в Афганистане. Один из находившихся там советников Игорь Васильевич Остапкин, поэт и автор ряда песен "афганцев", посвятил этим дням трогательное до слез стихотворение.
"Письмо дочери":
"Папа, папочка, миленький папа!
Я пишу из больницы тебе.
Помнишь, ты уезжал, дождик капал,
А сейчас уже снег во дворе.
Почему ты так часто в отъезде?
У других папы дома всегда.
Погулять бы по парку, как прежде,
Посмеяться с тобой, как тогда.
Ты не бойся, у нас все в порядке,
Ленка с бабушкой ходят гулять,
У меня две пятерки в тетрадке,
В танцкружок записалась опять.
Письма ждем от тебя с нетерпеньем,
Даже почту ругаем за то,
Что она нам по воскресеньям
Не приносит от папы письмо.
Только бабушка, если случится,
Разговор завести о тебе,
Начинает украдкой молиться,
Не пуская нас с Ленкой к себе.
Как-то раз я ее поругала:
- Ты про бога, бабуля, забудь!
- Ладно, внучка, - она мне сказала,
Только вдруг он поможет чуть-чуть.
А на днях заезжал дядя Леша,
С днем рожденья поздравил меня.
Твой подарок - кукленок курносый
Самый лучший привет от тебя.
Он рассказывал маме и деду,
Как живете, как ваши дела.
Было весело всем за обедом,
А потом я им торт подала.
Дядя Леша шутил и смеялся,
Рассказал, как красиво у вас,
Как он в горы с тобой поднимался,
Как похожа страна на Кавказ.
Только мама почти не смеялась,
Все платком вытирала глаза.
И когда с дядей Лешей прощалась,
На меня вдруг упала слеза.
Дед его провожал в коридоре.
Дверь чуть-чуть приоткрыта была,
Я услышала в их разговоре
Про военные ваши дела.
Что стреляют у вас днем и ночью,
Что немало погибло солдат,
Что известно ему стало точно,
Будто скоро ты будешь комбат.
Что в горах очень трудно сражаться,
Получает оружие враг,
Что придется еще задержаться,
Не один до победы, мол, шаг.
Дед сказал: "Тяжело ваше бремя",
И еще (я никак не пойму),
Что не легче тебе в это время,
Чем в Испании было ему.
Не ругай меня, папочка, милый,
Что подслушала их разговор.
Я тебя с еще большею силой
Жду домой, дни считая с тех пор.
Маме я ничего не сказала
И стараюсь ее я отвлечь,
Но на фото твое она стала
Все смотреть перед тем, как ей лечь.
Я тебя очень жду и тоскую.
Приезжай поскорей, мой родной.
Может быть, оттого и болею,
Что тебя нет здесь рядом со мной.
Ты в письме, помнишь, спрашивал: "Дети!
Привезти вам подарок какой?"
Ничего нам не надо на свете,
Только ты возвращайся живой!!!
И.В.А. Кабул, 20.ХII.1980 г."
Лучше всего о действиях отряда "Каскад" в Афганистане написал в "Красной Звезде" А.Бражников в серии статей "Вспомни, "Каскадер", опубликованных в январе 1991 г. Поэтому ему слово.
"Настоящая история отряда специального назначения "Каскад" будет написана нескоро. Пройдет много времени, прежде чем неумолимые грифы на документах станут не такими категоричными. Когда-то молодые, полные сил и энергии разведчики уйдут на заслуженный отдых, страна, наконец, в полной мере осознает масштабы подвига и меру испытания всех тех, на чью долю выпало сражаться и погибать в ущельях и долинах Афганистана.
Но печальная необходимость заставляет браться за перо и рассказывать о героческом и трагическом, несмотря на очевидную непопулярность темы афганской войны в сегодняшней прессе. Необходимость эта вызвана тем, что слишком много небылиц и просто грязи льется на участников тех событий людьми, и близко никогда не видевшими войну, не смотревшими в лицо смерти, не терявшими боевых друзей. О деятельности чекистов в период афганской войны небрежно может высказаться и бывший генерал Калугин, и "анонимный полковник", поведавший "Собеседнику" сплетни о причастности чекистов к спекуляции афганскими товарами.
Спецслужбы стран, стоящих за спинами непримиримой афганской оппозиции, и по сей день активно проталкивают на международный информационный рынок свою "продукцию" с целью опошлить характер советской помощи Вооруженным силам и органам безопасности и общественного порядка Афганистана. Их планы по созданию в Республике Афганистан исламского режима и развертывания оттуда массированного пропагандистского наступления на среднеазиатские республики, цель которого формирование мусульманского конгломерата, не списаны в архив. В нынешней обстановке оголтелого национализма и сепаратизма эти планы куда более обнажены, чем в период афганской войны.
В этом хоре особенно выделяется крикливый голос псевдорадикальной прессы, которая ради скандального ажиотажа не утруждает себя проверкой печатаемой информации. Журнал "Столица", например, опубликовал "воспоминания" "Как я штурмовал дворец Амина", из которых, по единодушному мнению чекистов, видно, что автор не был ни очевидцем, ни тем более участником описываемых событий, а взял за основу расхожие сплетни. Сотрудники УКГБ по Приморскому краю, прошедшие через огненный шквал Афганистана, требуют рассказать как можно подробнее о боевых делах и героизме советских воинов и чекистов, чтобы не допустить беззастенчивого переписывания истории на глазах поколения, которое эту историю делало своими руками. Поднимает этот вопрос и газета "Дагестанская правда" (19 сентября 1990 г.) В статье бывших воинов-интернационалистов Н.Нигматуллаева и Р.Шангереева говорится немало добрых слов о чекистах, отдавших жизни на афганской земле.
К сожалению, стало одной из плохих примет нашего времени кричать: "Я не служил, но знаю! Я не видел, но слышал!". Но когда слушаешь невыдуманные рассказы о тех годах реальных людей с ранней сединой, видишь, насколько они далеки от саморекламы и рисовки, какой спокойной уверенностью и скромностью пронизаны их слова, понимаешь, что надо писать о них хотя бы ту малую часть большой правды, которую позволяет рассказывать сегодня их суровая, не терпящая бахвальства служба. Заранее извиняюсь перед читателями, что в рассказах сотрудников КГБ - бывших разведчиков отряда "Каскад" о своих боевых товарищах почти не прозвучат имена - люди эти еще находятся на разведывательной работе, и требования конспирации не позволяют сделать это.
Рассказывает полковник Г.С. "Отряд "Каскад" прибыл в Афганистан в 1980 году. Ребята были хорошо подготовлены в боевом и физическом отношении, прошли курс специальной тренировки. Конечно, знали, какова обстановка, но не предполагали, насколько она проще и одновременно сложнее в реальности. Далеко не все говорили на пушту или дари, многим приходилось объясняться через переводчиков. Отряд был интернациональным по составу - в числе разведчиков были чекисты четырнадцати национальностей. Но это не мешало им слаженно работать в ходе разведывательных и войсковых операций. Условия для работы были непростые - как раз в это время многочисленные бандформирования активно разворачивали диверсионную и террористическую деятельность. Для тех, кто предпочитает говорить о душманах лишь как о вооруженной оппозиции, можно сослаться на выдержки из оперативного дневника за один только короткий промежуток времени - май-июль 1980 года. В сухих строчках донесений оппозиционеры выглядят далеко не такими "борцами за свободу", по-джентльменски воевавшими лишь против регулярной афганской армии и частей 40-й армии советских Вооруженных Сил. Факты свидетельствуют о другом: в разных провинциях почти ежедневно душманы убивали мирных жителейврачей, партактивистов, крестьян, получивших землю. Они взрывали и жгли школы, электростанции, отравляли источники с питьевой водой, как это было в кишлаке Мири. Список злодеяний можно продолжать долго...
В такой обстановке, в числе прочих задач, "Каскаду" была поставлена цель обеспечить советское командование точными сведениями о готовящихся диверсиях и террактах, вскрывать замаскированные базы и склады оружия и взрывчатых веществ.
Одним из первых информацию о крупном подпольном складе взрывчатки добыл разведчик отряда старший лейтенант Анатолий Зотов. Склад находился в одном из домов кишлака, контролируемого душманами. На подступах к селению ими были оборудованы посты ПВО, оснащенные крупнокалиберными пулеметами. На основе полученных сведений военное командование приняло решение - уничтожить склад с воздуха и с непременным условием: чтобы не пострадал ни один соседний дом, где жили мирные крестьяне.
Обеспечить максимальную точность нанесения бомбового удара мог только разведчик, непосредственно отвечавший за достоверность полученной информации, поэтому Анатолий без колебаний взялся вести звено вертолетов на объект атаки. В день операции он уже с утра был на аэродроме, как всегда собранный и неунывающий. Истребительная авиация нанесла удар по выявленным точкам противовоздушной обороны "духов", и затем два вертолета вышли на цель, точно указанную Анатолием. Он сидел рядом с командиром ведущей машины и отчетливо увидел, что первый заход оказался неудачным - сильный боковой ветер снес вертолеты с курса, и выпущенные ракеты взбили каменистую почву в стороне от склада. Командиры вертолетов, посовещавшись по рации, решили, что следующий заход нужно будет выполнить на минимальной высоте, чтобы обеспечить поражение цели. Поскольку боеприпасы были израсходованы, вернулись на аэродром. Боевые товарищи Зотова слышали, как пилоты твердили Анатолию: "Оставайся, ты свое сделал. Мы теперь справимся без твоей помощи". Но он настоял на своем: "Я должен лететь, завершим операцию вместе".
Повторная атака на низкой высоте, казалось, уже завершилась успехом. Ракеты пошли в цель, и в это мгновение по вертолету ударила очередь из крупнокалиберного пулемета ДШК. Перебиты рулевые тяги, и лишившийся управления вертолет, беспорядочно вращаясь, стал падать. Может быть, пилоту и удалось бы посадить машину, но от попадания ракет сдетонировали тонны взрывчатки, которыми был набит атакованный склад. Огненный смерч охватил искалеченный вертолет, машина вспыхнула, как факел, и рухнула в пламя. Из экипажа не спасся никто. Они погибли вместе: два офицера-вертолетчика и чекист-разведчик.
Что заставило этого парня родом из подмосковных Мытищ, классного специалиста, свободно владевшего испанским языком, отца двух маленьких сыновей, добровольно написать рапорт с просьбой командировать его в Афганистан? Ведь у него были перспективы работы совсем на другом континенте, в куда более комфортных условиях. Что руководило им в упорном стремлении довести до конца начатое дело, рискованность которого он не мог не понимать?
Об этом говорил я с друзьями Анатолия Зотова, беседовал с его женой Светланой. Осмысливая услышанное, приходил к пониманию того, что яростно раскритикованный нынешними проповедниками индивидуализма советский характер- не выдумка идеологов и не плод фантазии романистов. И многие из лучших черт такого характера были воплощены в живом человеке, так рано ушедшем из этого мира.
Рассказывает жена Анатолия - Светлана Зотова. "Анатолий был удивительно цельной натурой. Честность в отношениях с людьми была его нравственным стержнем. Все, что он ни делал, вплоть до домашних мелочей, стремился всегда сделать сам и не успокаивался, пока ему это не удавалось. При этом он был романтиком, считал, что в жизни осталось немного дел, достойных настоящего мужчины. Наверное, поэтому выбрал географический факультет МГУ - его тянуло к новизне, открытиям, новым дорогам и впечатлениям.
Побывал в нескольких экспедициях, азартно тянул нелегкую лямку походной жизни. Красоту тех мест, где удалось побывать, бережно хранил в душе, собрал большую коллекцию фотослайдов.
С огромным желанием пошел на службу в разведку, очень гордился, считал, что нашел свое призвание, работу для настоящего мужчины. Он был уверен, что жить надо по принципу "Если не я, то кто же?". И в Афганистан попросился с полным соответствием с этим принципом, с ним же полетел вторично и в тот роковой для него и его боевых товарищей вылет".
Как и ожидалось, другим наиболее трудным объектом оказался Генеральный штаб афганской армии, охрана которого была значительно усилена, а сама обстановка внутри объекта весьма напряжена. Разведывательно-диверсионной группе в прожолжительной жестокой схватке удалось отсечь и изолировать руководство Генштаба, сковать огнем подразделения внутренней охраны, уничтожить узел связи, не допустить проникновения внешней охраны внутрь здания. Бой завершился с подходом подразделения десантников. В результате, - докладывал командир группы, - уничтожены лица, оказавшие сопротивление, взяты пленные. Группа из 16 разведчиков-диверсантов, выполнила основную задачу, понеся минимальные потери 3 раненых.
Примерно 40 минут продолжался бой 9 разведчиков-диверсантов и роты десантников по овладению радио- и телецентром. Разведчики овладели объектом, имея одного легко раненного из роты поддержки. 9 разведчиков-диверсантов и взвод поддержки ВДВ из 17 человек за два часа овладели телеграфом. Потерь с обеих сторон не было.
В 21.30 27 декабря 6 разведчиков-диверсантов вместе со взводом поддержки ВДВ овладели Министерством внутренних дел, преодолев незначительное сопротивление охраны. Потерь не имели.
Не менее сложным для овладения чем Генштаб, был штаб Центрального армейского корпуса, управление и охранные подразделения которого располагались в комплексе зданий "Дома народов" - всего более 1000 человек с артиллерией, БТР и стрелковым вооружением. Этим объектом предстояло овладеть 6 разведчикам-диверсантам, 6 военным советникам и роте поддержки ВДВ.
Группа тщательно разведала объект, разработала план действий по нейтрализации, сковыванию и, в случае необходимости, ликвидации противника. Благодаря слаженным действиям разведчиков, группы советников и роты поддержки, после 15-минутной перестрелки сопротивление противника было прекращено, овладение объектом шло по "мирному" варианту, что позволило нейтрализовать и удержать от оказания сопротивления новому режиму все части Центрального армейского корпуса. К утру 28 декабря 1978 года штаб ЦАК уже охранялся спаренными советско-афганскими постами. Сводная группа по овладению объектом потерь не имела.
Вполне понятную тревогу у нас вызывало овладение комплексом зданий афганской разведки и контрразведки - КАМ. Шесть разведчиков-диверсантов, 12 советников и два взвода десантников после тщательной разведки объекта огнем пулеметов блокировали действия подразделений охраны, ворвались на территорию объекта и внутрь главного здания, где соединились с находившимся там советником Чучукиным В.А., который склонил руководство КАМа не оказывать сопротивления. Потери легко раненный.
Помню, что во всех докладах командиров штурмовых групп в адрес солдат и офицеров подразделений поддержки ВДВ подчеркивалось: "Претензий к десантникам нет. Молодцы". Лица командиров групп разведчиков-диверсантов изменились. Посуровели. Их опалил огонь войны, ведь даже скоротечный бой оставляет в душе отпечаток на всю дальнейшую жизнь.
Я сел писать подробную шифровку в Москву. Она заняла несколько страниц. В ней были перечислены наиболее отличившиеся при штурме дворца Тадж-Бек сотрудники групп "Гром" и "Зенит", а также 10 офицеров и солдат "мусульманского" батальона. Это было мое предложение. Наградные же стали писать в Москве во второй половине января 1980 года.
"Вечером же произошел случай, чуть было не стоивший жизни всем руководителям операции "Шторм-333", когда они возвращались в расположение батальона на правительственном "мерседесе" и, хотя заранее согласовали сигналы с генераллейтенантом Н.Н.Гуськовым, возле здания Генштаба ВС ДРА были обстреляны своими же десантниками. Машина вдруг резко остановилась и заглохла. Олег Швец выскочил из машины и бросился за придорожные кусты. Послышалась возня и звук оплеух. "Ты что, балда, не видишь, что по своим стреляешь?" - кричал он какому-то десантнику, держа его за шиворот. "Мы здесь кровь проливаем, а вы на шикарных машинах раскатываете", отвечал лейтенант-десантник обиженно.
Вышли из машины. Подполковник Э.Г.Козлов прихрамывал. Он был ранен в ногу во время штурма. Подняли капот. Там было пять пробоин от пулеметных пуль. "Чуть выше - и все бы погибли. Так бездарно", - сказал "капитан Лебедев" (он прошел всю Великую Отечественную войну, побывал во многих передрягах, в частности, находился вместе с С.Альенде во время переворота в Чили и т.д. - Примеч.авт.). Пересели на бронетранспортер, на котором сзади ехал майор Халбаев."
Я просил Э.Г.Козлова, В.В.Колесника и О.Л.Швеца не вспоминать об этом случае. О нем до сих пор не знала и моя жена. Я нигде не писал о нем в отчетах, но все помню, как будто это произошло только вчера.
Мы подъезжали в темноте к зданию Генштаба ВС ДРА. Можно было разглядеть, как из-за ствола дерева вышла фигура нашего солдата-десантника и открыла огонь из ручного пулемета. Первые пули впились в землю перед машиной, затем трасса пуль стала подниматься, машина заглохла. Я вслух сказал: "Чуть выше и все погибнем, так бездарно". После громкой тирады мата, выплеснутой О.Л.Швецом в сторону стрелявшего, огонь прекратился. Я вышел из машины навстречу подошедшему офицеру и спросил: "Твой солдат?" Лейтенант-десантник молчал. "Спасибо, лейтенант, что не научил его стрелять", - добавил я.
Вместе с С.Альенде в Чили я не находился. Я был там в командировке за месяц до переворота. И меня узнал один из военных разведчиков, с которым когда-то вместе учились в ВИИЯ СА.
"Приехали в расположение батальона. Решили "отметить" успешное выполнение боевой задачи. Спустя годы генерал-майор Василий Васильевич Колесник вспоминал: "Впятером мы выпили шесть бутылок водки, а было такое впечатление, что как будто мы и не пили вовсе. И нервное напряжение было настолько велико, что, хотя мы не спали, наверное, более двух суток, заснуть никто из нас никак не мог. Некоторые аналитики оценили действия спецназа как вероломные. Но что было делать в такой обстановке? Вопрос стоял - или они нас, или мы их". И сколько бы лет ни прошло, но у каждого спецназовца штурм дворца Х.Амина останется в памяти навсегда. Это был кульминационный момент всей их жизни. Они с честью выполнили задание своего правительства."
Второго августа 1995 г., через 18 лет, посол РФ в Королевстве Швеция Олег Гриневский опубликовал в "Литературной газете" отрывок из своих мемуаров "Как мы "брали" Афганистан", в которых дает свою версию событий во дворце Тадж-Бек:
"Роковое решение было принято Политбюро 12 декабря 1979 года в строгой тайне - никаких протоколов не велось...
Пятнадцать дней спустя спецотряд КГБ численностью примерно в тысячу человек штурмом взял дворец президента Амина, а советские войска вошли в Афганистан. Накануне штурма личный врач Амина, майор медслужбы Советской Армии, дал своему пациенту лошадиную дозу снотворного. Но тот почуял неладное - к тому времени он уже не доверял своему советскому окружению. Воду, к примеру, пил только из разных сосудов небольшими порциями: боялся, что отравят. Ночью спал в разных местах, порой даже в танке. Поэтому снотворное как следует не подействовало. Но все же Амин чувствовал какую-то слабость и недомогание.
...Амина уложили в кровать, сделали промывание и поставили капельницу. Он задремал, но автомат положил с собой рядом. В это время раздались первые выстрелы - это десантники начали штурм дворца и рвались наверх. С вертолета на крышу была выброшена вторая группа, которая пробивалась вниз. Охраняли Амина советские солдаты-узбеки, одетые в афганскую форму, которые не знали, кто штурмует дворец, и потому стойко защищали афганского президента.
Стрельба приближалась. Но Амин лежал спокойно и спал. Врач-майор спрятался в шкафу здесь же, в комнате, а посольский врач с медсестрой выбежали в коридор и укрылись в какой-то нише. Мимо них с топотом пробежали солдаты в камуфляже и ворвались в кабинет Амина. С ходу дали очередь из автоматов крест-накрест по шкафам, и оттуда вывалилось прошитое пулями окровавленное тело военврача.
Неожиданно Амин, который до того, казалось, спокойно спал, схватил автомат и стал стрелять. Хотя приказ был брать живым, десантники дали очередь по постели, и президент затих навсегда.
Эту грустную историю поведал нам в МИДе Василий Степанович Сафрончук советник афганского президента по внешнеполитическим вопросам, тоже находившийся в день штурма во дворе. О геройском штурме пелось в балладе "Как брали Амина", сложенной тогда десантниками. Сохранилась ли она? Насколько точны детали штурма, описанные Сафрончуком?"
Василия Степановича Сафрончука я хорошо знаю. Он встречал меня в 1975 году в Нью-Йорке, когда я прилетел туда на работу. Встретились мы с ним и в посольстве в Кабуле. Он увидел меня в вестибюле первого этажа и удивленно поднял глаза. Потом столкнулись еще раз 28 декабря у лестницы на второй этаж посольства. Я был в афганской форме. Он не удивился. В день штурма во дворце В.С.Сафрончука не было и вертолета над крышей тоже.
@
^ИС: ЗАПИСКИ НАЧАЛЬНИКА НЕЛЕГАЛЬНОЙ РАЗВЕДКИ
^ДТ: 15.05.1999
^АВ: ЮРИЙ ДРОЗДОВ
^ЗГ: ГЛАВА 10. Афганцы
^ТТ:
В апреле 1980 года "закрытым Указом Президиума Верховного Совета СССР большая группа сотрудников КГБ СССР (около 400 чел.) была награждена орденами и медалями. Полковнику Г.И.Бояринову за мужество и героизм, проявленные при оказании интернациональной помощи братскому афганскому народу, было присвоено звание Героя Советского Союза (посмертно). Такого же звания были удостоены полковник В.В.Колесник и подполковник Э.Г.Козлов. Подполковника О.Л.Швеца наградили орденом Красного Знамени. Получили правительственные награды также около 300 офицеров и солдат "мусульманского" батальона, из них 7 человек наградили орденами Ленина (в том числе Халбаева, Сатарова и Шарипова) и порядка 30 - орденами Красного Знамени. Они все, выполняя приказ, рисковали жизнью (некоторые погибли или были ранены). Другое дело - ради чего? Ведь солдаты всегда являются пешками в чьей-то большой игре и сами войн никогда не начинают, но часто расплачиваются своими жизнями именно они.
"За штурм дворца Амина" полковника В.П.Кузнеченкова, как воинаинтернационалиста, удостоили ордена Красного Знамени (посмертно). Лишь немногим будет известно, что во время штурма они с полковником А.В.Алексеевым, выполняя свой врачебный долг, "воскресили" Хафизуллу Амина. А.Алексееву же дали почетную грамоту при его отъезде из Кабула на Родину в апреле 1980 г.
29 декабря охрану дворца от спецназовцев приняли десантники и части 40-й армии."
По возвращении из Кабула в Москву 31 декабря 1979 г. нас принял Ю.В.Андропов.
- Трудно было? - спросил он.
- Да, через 35 лет вспоминать молодость трудно...
- Понимаю. Пробовали разрубить узел иначе, а пришлось вот так...
В середине того же дня я с одним из офицеров ГРУ, также принимавшем участие в операции, был на приеме у начальника Генштаба маршала Н.В.Огаркова. Николай Васильевич внимательно выслушал наш доклад и принял от нас единственный документ, характеризующий все особенности этого боя: лист карты с нанесенной обстановкой, задачами подразделений спецназа и таблицей взаимодействия. Маршал бросил быстрый взгляд на карту и спросил: "Почему не утверждена?" Мы промолчали. Обычно сдержанный, он выругался в адрес неутвердивших боевой документ, встал и положил лист карты в свой приоткрытый сейф.
Я не осуждаю двух генералов, которым не хватило мужества поставить свои подписи, утвердить документ, воспользоваться правом, предоставленным им руководством страны. Мы уходили выполнять задание правительства, сознавая, что можем не вернуться, оставляя, как принято в таких случаях, все на сохранение другим. Их же поступок оставил щемящее чувство досады: мы рисковали жизнью, онивозможной оглаской личной причастности к этому событию. Может быть, этот их шаг характеризовал их личное отношение к решению руководства страны? Не знаю, но разделяю возмущение маршала Н.В. Огаркова.
В тот же день, в канун Нового, 1980 года, я попросил жену поехать со мной на Манежную площадь к Вечному Огню. Падал редкий снежок. Кругом гудела предновогодняя Москва, узнавшая об афганских событиях из скупого сообщения по радио. Ее, как и всей страны, будни еще не были омрачены похоронками, порой опережавшими "черные тюльпаны". Мы положили к Вечному Огню несколько ярких гвоздик, помолчали и также молча пошли домой. По дороге я рассказал ей, что вчера ночью наш самолет сделал промежуточную посадку в Самарканде. Мы решили зайти в ресторан перекусить и стали подниматься по лестнице. Дверь ресторана распахнулась, и нам навстречу в ослепительно белом подвенечном платье вышли счастливая невеста и жених. Мы остановились, потом вернулись вниз и вышли из здания аэропорта к нашему самолету: у каждого перед глазами стояла, сверкала трассами пуль, грохотом разрывов картина недавнего боя. Мы не могли быть там, в этом зале. Это не совмещалось.
Жена рассказала, что она все поняла еще в день моего отлета 19 декабря 1979 года. "Ты так просто внезапно никогда и никуда не уезжал. А 28 числа после сообщений по радио все стало ясно: что, где, когда. Трудно было ждать прилета. Ведь никто ничего не скажет".
Она была права. Страна уже втянулась в конфликт, а у нас еще долгие месяцы скрывали, что происходят события, которые уносят жизни где-то в Афганистане. Один из находившихся там советников Игорь Васильевич Остапкин, поэт и автор ряда песен "афганцев", посвятил этим дням трогательное до слез стихотворение.
"Письмо дочери":
"Папа, папочка, миленький папа!
Я пишу из больницы тебе.
Помнишь, ты уезжал, дождик капал,
А сейчас уже снег во дворе.
Почему ты так часто в отъезде?
У других папы дома всегда.
Погулять бы по парку, как прежде,
Посмеяться с тобой, как тогда.
Ты не бойся, у нас все в порядке,
Ленка с бабушкой ходят гулять,
У меня две пятерки в тетрадке,
В танцкружок записалась опять.
Письма ждем от тебя с нетерпеньем,
Даже почту ругаем за то,
Что она нам по воскресеньям
Не приносит от папы письмо.
Только бабушка, если случится,
Разговор завести о тебе,
Начинает украдкой молиться,
Не пуская нас с Ленкой к себе.
Как-то раз я ее поругала:
- Ты про бога, бабуля, забудь!
- Ладно, внучка, - она мне сказала,
Только вдруг он поможет чуть-чуть.
А на днях заезжал дядя Леша,
С днем рожденья поздравил меня.
Твой подарок - кукленок курносый
Самый лучший привет от тебя.
Он рассказывал маме и деду,
Как живете, как ваши дела.
Было весело всем за обедом,
А потом я им торт подала.
Дядя Леша шутил и смеялся,
Рассказал, как красиво у вас,
Как он в горы с тобой поднимался,
Как похожа страна на Кавказ.
Только мама почти не смеялась,
Все платком вытирала глаза.
И когда с дядей Лешей прощалась,
На меня вдруг упала слеза.
Дед его провожал в коридоре.
Дверь чуть-чуть приоткрыта была,
Я услышала в их разговоре
Про военные ваши дела.
Что стреляют у вас днем и ночью,
Что немало погибло солдат,
Что известно ему стало точно,
Будто скоро ты будешь комбат.
Что в горах очень трудно сражаться,
Получает оружие враг,
Что придется еще задержаться,
Не один до победы, мол, шаг.
Дед сказал: "Тяжело ваше бремя",
И еще (я никак не пойму),
Что не легче тебе в это время,
Чем в Испании было ему.
Не ругай меня, папочка, милый,
Что подслушала их разговор.
Я тебя с еще большею силой
Жду домой, дни считая с тех пор.
Маме я ничего не сказала
И стараюсь ее я отвлечь,
Но на фото твое она стала
Все смотреть перед тем, как ей лечь.
Я тебя очень жду и тоскую.
Приезжай поскорей, мой родной.
Может быть, оттого и болею,
Что тебя нет здесь рядом со мной.
Ты в письме, помнишь, спрашивал: "Дети!
Привезти вам подарок какой?"
Ничего нам не надо на свете,
Только ты возвращайся живой!!!
И.В.А. Кабул, 20.ХII.1980 г."
Лучше всего о действиях отряда "Каскад" в Афганистане написал в "Красной Звезде" А.Бражников в серии статей "Вспомни, "Каскадер", опубликованных в январе 1991 г. Поэтому ему слово.
"Настоящая история отряда специального назначения "Каскад" будет написана нескоро. Пройдет много времени, прежде чем неумолимые грифы на документах станут не такими категоричными. Когда-то молодые, полные сил и энергии разведчики уйдут на заслуженный отдых, страна, наконец, в полной мере осознает масштабы подвига и меру испытания всех тех, на чью долю выпало сражаться и погибать в ущельях и долинах Афганистана.
Но печальная необходимость заставляет браться за перо и рассказывать о героческом и трагическом, несмотря на очевидную непопулярность темы афганской войны в сегодняшней прессе. Необходимость эта вызвана тем, что слишком много небылиц и просто грязи льется на участников тех событий людьми, и близко никогда не видевшими войну, не смотревшими в лицо смерти, не терявшими боевых друзей. О деятельности чекистов в период афганской войны небрежно может высказаться и бывший генерал Калугин, и "анонимный полковник", поведавший "Собеседнику" сплетни о причастности чекистов к спекуляции афганскими товарами.
Спецслужбы стран, стоящих за спинами непримиримой афганской оппозиции, и по сей день активно проталкивают на международный информационный рынок свою "продукцию" с целью опошлить характер советской помощи Вооруженным силам и органам безопасности и общественного порядка Афганистана. Их планы по созданию в Республике Афганистан исламского режима и развертывания оттуда массированного пропагандистского наступления на среднеазиатские республики, цель которого формирование мусульманского конгломерата, не списаны в архив. В нынешней обстановке оголтелого национализма и сепаратизма эти планы куда более обнажены, чем в период афганской войны.
В этом хоре особенно выделяется крикливый голос псевдорадикальной прессы, которая ради скандального ажиотажа не утруждает себя проверкой печатаемой информации. Журнал "Столица", например, опубликовал "воспоминания" "Как я штурмовал дворец Амина", из которых, по единодушному мнению чекистов, видно, что автор не был ни очевидцем, ни тем более участником описываемых событий, а взял за основу расхожие сплетни. Сотрудники УКГБ по Приморскому краю, прошедшие через огненный шквал Афганистана, требуют рассказать как можно подробнее о боевых делах и героизме советских воинов и чекистов, чтобы не допустить беззастенчивого переписывания истории на глазах поколения, которое эту историю делало своими руками. Поднимает этот вопрос и газета "Дагестанская правда" (19 сентября 1990 г.) В статье бывших воинов-интернационалистов Н.Нигматуллаева и Р.Шангереева говорится немало добрых слов о чекистах, отдавших жизни на афганской земле.
К сожалению, стало одной из плохих примет нашего времени кричать: "Я не служил, но знаю! Я не видел, но слышал!". Но когда слушаешь невыдуманные рассказы о тех годах реальных людей с ранней сединой, видишь, насколько они далеки от саморекламы и рисовки, какой спокойной уверенностью и скромностью пронизаны их слова, понимаешь, что надо писать о них хотя бы ту малую часть большой правды, которую позволяет рассказывать сегодня их суровая, не терпящая бахвальства служба. Заранее извиняюсь перед читателями, что в рассказах сотрудников КГБ - бывших разведчиков отряда "Каскад" о своих боевых товарищах почти не прозвучат имена - люди эти еще находятся на разведывательной работе, и требования конспирации не позволяют сделать это.
Рассказывает полковник Г.С. "Отряд "Каскад" прибыл в Афганистан в 1980 году. Ребята были хорошо подготовлены в боевом и физическом отношении, прошли курс специальной тренировки. Конечно, знали, какова обстановка, но не предполагали, насколько она проще и одновременно сложнее в реальности. Далеко не все говорили на пушту или дари, многим приходилось объясняться через переводчиков. Отряд был интернациональным по составу - в числе разведчиков были чекисты четырнадцати национальностей. Но это не мешало им слаженно работать в ходе разведывательных и войсковых операций. Условия для работы были непростые - как раз в это время многочисленные бандформирования активно разворачивали диверсионную и террористическую деятельность. Для тех, кто предпочитает говорить о душманах лишь как о вооруженной оппозиции, можно сослаться на выдержки из оперативного дневника за один только короткий промежуток времени - май-июль 1980 года. В сухих строчках донесений оппозиционеры выглядят далеко не такими "борцами за свободу", по-джентльменски воевавшими лишь против регулярной афганской армии и частей 40-й армии советских Вооруженных Сил. Факты свидетельствуют о другом: в разных провинциях почти ежедневно душманы убивали мирных жителейврачей, партактивистов, крестьян, получивших землю. Они взрывали и жгли школы, электростанции, отравляли источники с питьевой водой, как это было в кишлаке Мири. Список злодеяний можно продолжать долго...
В такой обстановке, в числе прочих задач, "Каскаду" была поставлена цель обеспечить советское командование точными сведениями о готовящихся диверсиях и террактах, вскрывать замаскированные базы и склады оружия и взрывчатых веществ.
Одним из первых информацию о крупном подпольном складе взрывчатки добыл разведчик отряда старший лейтенант Анатолий Зотов. Склад находился в одном из домов кишлака, контролируемого душманами. На подступах к селению ими были оборудованы посты ПВО, оснащенные крупнокалиберными пулеметами. На основе полученных сведений военное командование приняло решение - уничтожить склад с воздуха и с непременным условием: чтобы не пострадал ни один соседний дом, где жили мирные крестьяне.
Обеспечить максимальную точность нанесения бомбового удара мог только разведчик, непосредственно отвечавший за достоверность полученной информации, поэтому Анатолий без колебаний взялся вести звено вертолетов на объект атаки. В день операции он уже с утра был на аэродроме, как всегда собранный и неунывающий. Истребительная авиация нанесла удар по выявленным точкам противовоздушной обороны "духов", и затем два вертолета вышли на цель, точно указанную Анатолием. Он сидел рядом с командиром ведущей машины и отчетливо увидел, что первый заход оказался неудачным - сильный боковой ветер снес вертолеты с курса, и выпущенные ракеты взбили каменистую почву в стороне от склада. Командиры вертолетов, посовещавшись по рации, решили, что следующий заход нужно будет выполнить на минимальной высоте, чтобы обеспечить поражение цели. Поскольку боеприпасы были израсходованы, вернулись на аэродром. Боевые товарищи Зотова слышали, как пилоты твердили Анатолию: "Оставайся, ты свое сделал. Мы теперь справимся без твоей помощи". Но он настоял на своем: "Я должен лететь, завершим операцию вместе".
Повторная атака на низкой высоте, казалось, уже завершилась успехом. Ракеты пошли в цель, и в это мгновение по вертолету ударила очередь из крупнокалиберного пулемета ДШК. Перебиты рулевые тяги, и лишившийся управления вертолет, беспорядочно вращаясь, стал падать. Может быть, пилоту и удалось бы посадить машину, но от попадания ракет сдетонировали тонны взрывчатки, которыми был набит атакованный склад. Огненный смерч охватил искалеченный вертолет, машина вспыхнула, как факел, и рухнула в пламя. Из экипажа не спасся никто. Они погибли вместе: два офицера-вертолетчика и чекист-разведчик.
Что заставило этого парня родом из подмосковных Мытищ, классного специалиста, свободно владевшего испанским языком, отца двух маленьких сыновей, добровольно написать рапорт с просьбой командировать его в Афганистан? Ведь у него были перспективы работы совсем на другом континенте, в куда более комфортных условиях. Что руководило им в упорном стремлении довести до конца начатое дело, рискованность которого он не мог не понимать?
Об этом говорил я с друзьями Анатолия Зотова, беседовал с его женой Светланой. Осмысливая услышанное, приходил к пониманию того, что яростно раскритикованный нынешними проповедниками индивидуализма советский характер- не выдумка идеологов и не плод фантазии романистов. И многие из лучших черт такого характера были воплощены в живом человеке, так рано ушедшем из этого мира.
Рассказывает жена Анатолия - Светлана Зотова. "Анатолий был удивительно цельной натурой. Честность в отношениях с людьми была его нравственным стержнем. Все, что он ни делал, вплоть до домашних мелочей, стремился всегда сделать сам и не успокаивался, пока ему это не удавалось. При этом он был романтиком, считал, что в жизни осталось немного дел, достойных настоящего мужчины. Наверное, поэтому выбрал географический факультет МГУ - его тянуло к новизне, открытиям, новым дорогам и впечатлениям.
Побывал в нескольких экспедициях, азартно тянул нелегкую лямку походной жизни. Красоту тех мест, где удалось побывать, бережно хранил в душе, собрал большую коллекцию фотослайдов.
С огромным желанием пошел на службу в разведку, очень гордился, считал, что нашел свое призвание, работу для настоящего мужчины. Он был уверен, что жить надо по принципу "Если не я, то кто же?". И в Афганистан попросился с полным соответствием с этим принципом, с ним же полетел вторично и в тот роковой для него и его боевых товарищей вылет".