Дружников Юрий. Розовый абажур с трещиной

   Прочитанные книги Никольский понес к стойке, чтобы взять последнюю порцию.
   - Хочу с вами попрощаться,-шепотом сказала Роза.-Я работаю до двух, а вы завтра уезжаете.
   - Хм... А что, если...
   - Если что?
   - Что, если нам пообедать вместе?
   Сказал небрежно, как бы невзначай, чтобы самому не обидеться, если она откажется.
   - Сейчас или?..
   Тут он взял быка за рога.
   - Немедленно!
   - Тогда выйдем из библиотеки отдельно, ладно? Ждите меня возле магазина "Дары природы", это рядом.
   - Вы - прелесть, я сразу догадался,-сказал он.
   - А вы - бесчестный соблазнитель. Сдавайте книги, я вам поставлю штамп на выход.
   В витрине магазина "Дары природы", который он углядел сразу, стояло облезлое чучело оленя с хорошо сохранившимися рогами. Над чучелом висел яркий плакат: могучий профиль Ленина с алым бантом на груди. Текст гласил: "Партия - ум, честь и совесть нашей эпохи". Сергей Сергеич прижался к витрине, чтобы его не толкали прохожие, и смотрел в сторону библиотеки. Он поймал себя на том, что волнуется, как молодой. Даже подумал: а вдруг она передумает? Но она тут же появилась, торопливо стуча каблучками по неровному асфальту.
   - Заставила вас ждать? Пришлось убрать книги...
   - Мадам, где в этом городе можно по-человечески пожрать?
   - Нигде, поверьте! Пригласила бы вас домой, но у меня коммуналка, и все соседи в ней злобные сплетники.
   - Тогда пошли ко мне в гостиницу. Уж что-нибудь в ресторане "Интуриста" дадут, а? Он вынул из кармана пятерку, распорядительным жестом остановил первую попавшуюся "Волгу", открыл дверцу и протянул деньги водителю.
   - Дружище, подбрось нас до отеля, здесь чуток.
   - Вы с ума сошли, так швыряться деньгами,-прошептала она ему на ухо, когда они уселись на заднее сиденье.
   Он приставил палец к ее губам. От нее пахнуло хорошей пудрой, он вдохнул этот запах глубоко, как наркоман, готовящийся перейти в другое измерение. Даже зажмурил глаза и мурлыкнул.
   В ресторане было битком. Сергей Сергеич узнал у гардеробщика, где кабинет директора, и, чуть приобняв Розу за талию, попросил ее минуточку обождать. У директора были посетители. Пробравшись сквозь них, Никольский обогнул стол и тихо сказал на ухо директору, что он из ЦК КПСС. Это произвело некоторое впечатление. Тогда Сергей Сергеич попросил в виде исключения подать ему обед на две персоны в его обкомовский люкс номер триста один.
   - Пришлите официанта посообразительней,-попросил Никольский.-Мы с ним найдем общий язык.
   Он вернулся к Розе. Она красиво сидела в кресле, положив ногу на ногу.
   - Пошли?
   - Пошли,-немедленно согласилась она.-А куда?
   - Ко мне. Пообедаем в номере.
   - И вы полагаете, что это прилично для девушки из хорошей семьи?
   - Вполне.
   На третьем этаже он отпер дверь и элегантным жестом пригласил Розу войти.
   - Батюшки, какой номер!-воскликнула она, обегая обкомовский люкс. Сколько же здесь комнат? Гостиная, кабинет, спальня. А эту дверь можно открыть? Ах, ванная! И вся эта роскошь для вас одного?
   Все еще стоя в дверях, он великодушно улыбался.
   - Наши враги называют нас номенклатурой,-скромно сказал он, проходя в гостиную.-Мы себя тоже... Глупо отказываться от благ, которые положены, не так ли? Будете аскетствовать, все равно их растранжирят другие. А вот и официант.
   Они кратко обсудили, что вкусней. Даму спрашивать было бессмысленно: она только кивала. Сергей Сергеич заказал по максимуму.
   - И, конечно, бутылочку "Столичной" с морозцем,-он вынул две крупных купюры.-Сдачи не надо.
   - Будете довольны,-сказал официант.-Я за приготовлением лично прослежу.
   Через двадцать минут они с Розой уже обедали, сидя на диване перед маленьким журнальным столиком. Никольский специально распорядился поставить поднос с шашлыками сюда, чтобы сесть рядом.
   - Выпей с нами,-демократично предложил он официанту.
   Третьей рюмки не было, и официант, не упрямясь, налил себе четверть стакана.
   - Мы с женой первый раз в вашем городе,-продолжал Никольский конструировать ситуацию, чтобы не затягивать дела.-Город, я бы сказал, хороший.
   - Жить можно,-послушно согласился официант.
   - Ну, за ваш город и за мир во всем мире!-Сергей Сергеич смотрел на Розу.-Давайте - до дна!
   Она выпила легко, безо всякого ломания, и ему это понравилось. Официант пожелал приятного аппетита и исчез. Они выпили еще по рюмке, не закусывая. И тоже легко. Никольский встал и запер дверь.
   - А вы большой умелец,-погрозила она ему пальцем и засмеялась.
   - Если честно тебе признаться, Роза, я просто оболтус,-сказал он по-домашнему.-Прав мой приятель биолог Кузин, который сам себе сочинил эпитафию. Хочешь, почитаю?
   Прохожий! Здесь покоюсь я.
   Ты слышал про такого?
   Я дар земного бытия
   Растратил бестолково.
   Я был, к несчастью своему,
   Обласкан муз любовью
   И даже угодил в тюрьму
   За склонность к острословью.
   Курил табак, любил собак,
   Они меня тем паче.
   Прохожий! Ты живи не так,
   А как-нибудь иначе.
   - Иначе как?-задумчиво спросила она, когда они проглотили еще по рюмке и начали есть.-Если б кто объяснил...
   - Иначе?-он вспомнил, что хотел рассказать ей давеча в библиотеке, но забыл.-Старуха-графиня, о которой ты мне рассказывала, жила иначе. Кстати, я ее нашел.
   - Нашли?!
   - Сам бы не смог. На лекции ко мне полковник из органов с каким-то вопросом подошел. И я попросил его эту женщину разыскать. К сожалению, нашли не ее, а коммуналку, где она жила. Я туда съездил. Соседи похоронили старуху год назад. В ее комнате оказались старинные бумаги, письма, книги, фотографии и другое, как сказали соседи, разное барахло. Несколько сундуков, сто семьдесят шесть килограммов.
   - Даже вес знаете?
   - Соседи взвесили на пункте приема макулатуры. А еще, говорят, портретов маслом много было, свернутых в трубки, без подрамников. В бумажную макулатуру их не взяли, так они в помойку побросали. Опять смешно, да?..
   - Еще как!-согласилась Роза.-А могила?
   - Ты просто читаешь мои мысли. Поехал я на кладбище. Могила графини провалилась, крест упал. Дал денег могильщику, и он при мне вкопал крест.
   Сергей Сергеич налил себе и ей еще водки, сам выпил безо всякого тоста и стал молча жевать. Роза тоже молчала, вдруг смутившись. Сказать ему, что она несколько лет ходила к старухе? Та ей давала кое-что почитать у себя дома. И снова прятала. А когда Роза пришла в очередной раз, графиню уже похоронили, а комнату заселили очередниками. Розе и в голову не пришло, что этот ответственный партийный человек потащится искать графиню.
   - Судьба-копейка,-сказал он и еще выпил.
   - Прохожий! Ты живи не так, а как-нибудь иначе,-повторила она задумчиво.-Хотела бы я жить иначе. Например, как старая графиня.
   - А может, не надо?
   - Может... Но получается, что я все время надеюсь на "не так" и чего-то жду. А когда есть возможность сделать "не так", не делаю.
   - Никогда?
   Роза захохотала немного искусственно.
   - Почти... И опять жду.
   - Вообще или конкретно?-он испытующе смотрел ей в глаза.
   От ответа зависел его следующий шаг.
   - Сейчас - конкретно.
   Став вдруг серьезной, она резко выплеснула остаток водки на пол, встала и прошлась по комнате, чуть пошатываясь.
   - Чего же ты ждешь?-осторожно спросил он.
   Она вплотную подошла к нему, сидящему на диване с ножом и вилкой, резким движением сняла с него очки и разглядывала его сверху вниз.
   - Странный у вас цвет глаз,-сказала она, закончив обследование.-Вернее, странно, что у ваших глаз нет цвета... Скорей, пожалуйста?
   - Что - скорей?-не понял он.
   - Оболтус! Скорей поцелуйте, пока я не передумала.
   Никольский привык выполнять указания сверху и неуклюже поднялся с дивана.
   Светлая щель между шторами на окне потемнела, когда Сергей Сергеич приподнял голову с подушки. Свернувшись калачиком, Роза спала рядом. Нормальная женщина, благодарно подумал он: полная отдача души и тела, никаких кривляний или претензий. Столько раз слышал о преданности еврейских жен и никогда не испытал на себе. Сам русак из русаков, и все мои жены были чистыми русачками. Значит, муж у нее уехал в Америку. Она отказалась. Когда надумала, они уже развелись.
   А что, если... Внезапно он положил ей руку на талию, притянул к себе и, чтобы разбудить, поцеловал. Она распрямилась и прижалась к нему, улыбаясь счастливой и беспечной улыбкой, как девочка, которую осчастливили поцелуем первый раз.
   - Послушай,-сказал он.-Что если мы поженимся?
   - Ты с ума сошел!-она тоже перешла на ты.-Ни за что!
   - Нет, восприми меня серьезно. Серьезно! Женимся и укатываем в Израиль, в Америку, в Австралию, к черту, к дьяволу, куда выпускают, лишь бы туда, где нет истории КПСС. Даже если ты еще любишь мужа, то вывези меня с собой к нему!
   - Я его давно не люблю, но что ты там будешь делать, оболтус несчастный?
   - Что угодно, только не то, что здесь. Например, стричь газоны. Буду косить траву!-громко выговорил он.
   - Траву?-переспросила она, проснувшись.
   - Какую траву?-не понял он.
   - Вы только что сказали: "Буду косить траву..."
   Весь предыдущий разговор состоялся у него в подкорке, и только "буду косить траву" вырвалось вслух.
   - Я мечтал,-сказал он.
   - О чем?
   - Чепуха...
   - Который же теперь час?-она вдруг испугалась.
   - Половина десятого, детское время.
   - Боже, в десять, к закрытию, я должна забежать в библиотеку.
   - Зачем?
   - Нужно. Отвернитесь, я оденусь.
   - Не отвернусь. Я хочу посмотреть.
   Собрав свои одежки, раскиданные по полу, она убежала в ванную. Он встал, тоже оделся. На диване лежала ее сумочка. Он оглянулся на дверь ванной, вынул из кармана конверт, опустил его в сумочку и защелкнул ее. Потом оделся и сел в кресло.
   Она появилась в двери ванной, продолжая взбивать руками волосы. Деловито спросила:
   - Посмотрите на меня. Все в порядке? А то я еще не в своем уме.
   - Ты в абсолютном порядке. Пилотаж высшего класса.
   - Правда? Спасибо. А вы как?
   - "Он достиг высшего счастья на земле: отсутствия всяких желаний". Это цитата, римский историк Тацит.
   Желаний у него не было. Но и особого счастья он тоже не ощущал.
   - Прощайте, профессор.
   - Я тебя провожу.
   - Ни за что! Здесь близко, десять минут. Я сама себя провожу.
   Она тихо притворила за собой дверь.
   Он постоял минуту, колеблясь, догнать ее или остаться, и махнул рукой. Слил из бутылки в рюмку остаток водки и опрокинул ее в рот. В пиджаке, при галстуке, в ботинках завалился в кровать и мертвецки провалился в сон.
   4.
   Разбудил его почтительный стук в дверь. Никольский долго этого стука не слышал, потом, соображая, что к чему, с трудом продрал глаза. За окном рассвело. Он встал, пошатываясь, поглядел на себя в зеркало, пятерней причесал шевелюру, погасил в коридоре свет, который горел всю ночь, и отпер дверь.
   - Доброе утро, Сергей Сергеич!
   Это был молодой инструктор из обкома с поручением проводить лектора ЦК в аэропорт.
   -Не разбудил я вас?-бодро тараторил он.-Как спалось на нашей гомельской земле?
   - Отлично, спасибо.
   - Не буду вам мешать. Собирайтесь, жду внизу, в машине. Возьмите себе на заметочку, что времечко нас поджимает. Может, мне в обком позвонить, чтоб задержали рейс до вашего прибытия?
   - Не надо, успеем.
   Придется быстро спуститься. Если удастся, выпить кофе в аэропорту, а побриться и умыться - в самолете. Он поднял с ковра лежавшую бутылку водки. Хотя бы глоток, чтоб не трещала голова. На дне не осталось ни капли. Сергей Сергеич стал бросать пожитки в открытый чемодан.
   В черную "Волгу" с двумя нулями он сел молча. Быстро покатили в аэропорт. Инструктор оказался говорливым - видно, был натренирован сопровождать начальство.
   - В обкоме очень высокого мнения о вашей лекции. Много вы сказали такого, о чем мы только догадывались. Ну и реальные перспективы...
   Никольский кивнул, рассеянно глядя в окно.
   - Работать в новых условиях становится, конечно, трудней,-продолжал инструктор.
   - Трудней,-кивнул Никольский.
   - Но зато интересней,-сказал инструктор.
   - Интересней, правильно,-подтвердил Никольский.
   Инструктор поднес чемодан Сергея Сергеича к стойке для регистрации пассажиров. Рейс на Москву отправлялся вовремя. Они крепко пожали друг другу руки.
   - Счастливого полета. Приезжайте к нам еще!
   Зарегистрировав билет, Никольский хотел войти в дверь, за которой прозванивали и просвечивали багаж и тело.
   - Вам без проверки,-сказала дежурная.-Во-он там, через комнату для депутатов Верховного Совета.
   Это была еще одна, совсем незначительная привилегия. Тут Сергея Сергеича кто-то потянул за рукав.
   - Здрас-сте! Вот, вам просили передать...
   Перед ним стоял мальчик с чубом, зализанным теленком. Никольский сразу его узнал. Мальчик протягивал сверток - что-то завернутое в газету. Сергей Сергеич пожал плечами.
   - От кого?
   - От мамы.
   - А кто мама?
   - В библиотеке работает.
   - Роза?
   - Ага...
   Только теперь до него дошло.
   - Что же это?
   - Мама сказала, чтобы после поглядели, не сейчас. Ну, я пошел...
   Никольский усмехнулся этой провинциальной сентиментальности: подарок на память.
   - Ладно. Спасибо. Привет маме. Желаю тебе прочитать все книги на свете, как ты хочешь.
   - Все книги не хочу. До свиданья.
   Мальчик-то на нее похож, подумал он. Сразу мог бы догадаться.
   Сверток оказался тяжелым. В самолете, едва усевшись в кресло, Сергей Сергеич развязал веревочку и развернул газетную обертку.
   У него на коленях оказались книги - три книги, автором которых считался он сам, С.С.Никольский. Внутри обложек были наклейки с шифрами и штампы Гомельской областной библиотеки.
   - Ненормальная баба,-растерявшись, пробормотал он почти вслух, ни к кому не обращаясь.-Зачем это мне? Нет, она точно ненормальная...
   Тут на колени ему выпал из верхней книги служебный конверт с отпечатанным в углу текстом: "Гомельский обком КПСС". Конверт был разорван, и Сергей Сергеич его узнал. Никольский тут же вытащил из него две пятидесятирублевки, которые он сам вчера вечером сунул в этом конверте Розе в сумочку.
   - Дура! Идиотка! Мудачка! Черт дернул связаться с такой кретинкой. Я же хотел как лучше. Как лучше хотел...
   На внутренней стороне книжной обложки был приклеен читательский формуляр. Своих книг Никольский в библиотеке никогда не брал и теперь рассматривал этот формуляр, неожиданно ему попавшийся. Бланк был чист. Как же так? Неужели никто не заказал для прочтения? Ни один человек... Ведь готовится уже второе издание...
   Он заглянул в две другие книги в пачке. Формуляры были выписаны аккуратно: "Номер читательского билета", "Дата". А дальше пустота. Ни один читатель за все эти годы не востребовал его книг. Даже не раскрыл их,-вон у всех края присохшие, как у новых, ни единой пометки, загнутой страницы ничего. Возмутительно!
   Резко поднявшись, он стал пробираться по проходу между усаживающимися пассажирами и сумками. По дороге он положил деньги в карман пиджака, а пустой конверт сунул в книгу. Возле туалета Никольский в крайнем раздражении остановился, готовый швырнуть все три книги в мусорный ящик. Ящика нигде не было.
   - Девушка,-обратился он к стюардессе средних лет.-Куда здесь, черт побери, выбрасывают мусор?
   Стюардесса посмотрела на него с удивлением, но поняла, что это не рядовой пассажир.
   - Давайте ваш мусор, я сама отнесу.
   Растерявшись, он спрятал книги за спину.
   - Не стоит беспокоиться,-пробормотал он,-я просто так, к слову, спросил.
   Никольский вернулся на свое место, повертел в руках книги и, не придумав куда их деть, принялся остервенело заталкивать в портфель, который и без того был изрядно набит.
   1963, Москва
   1988, Остин, Техас.