Дружников Юрий. Виза в позавчера

   Люська кивнула, три рубля за лифчик спрятала и убежала.
   Не забыла Марина. У матери вытянула слово, что та пилить не станет. Пускай Люська работать идет, тебе же подспорье. В среду Люська зашла к Марине попросить еще денег. Но та денег больше не дала.
   - Нету у меня: все свекровь забирает для учета. Зато есть новость. Кинотеатр "Аврора" знаешь? Войдешь, скажешь, мол, к директору. Тому объясни: я, мол, от Епишкина. Не перепутаешь? Им билетерша нужна.
   - Билетерша?
   - А ты, милая, кем же предполагала? Чарли Чаплином? Иди, иди! Работа не пыльная. Билеты проверила, и отдыхай себе, в носу ковыряй...
   - Кино смотреть можно?
   - Да хоть целый день! Не возьмут - тогда приходи, еще подумаем.
   В четверг погуляла бывшая восьмиклассница около "Авроры", огляделась. Стены кино были обшарпанные, только с фасада голубой краской покрашены. У входа мальчишки семечки лузгают. Окошко кассы на улице, в нем кассирша дремлет. Билетерша Люську к директору пропустила и с любопытством посмотрела вслед.
   В дверь, на которой написано "Директор кинотеатра", Люська постучала робко. Никто не откликнулся, и она вошла.
   Директору было на вид лет сорок. Он сидел за столом в коричневом костюме и при галстуке. На Люську директор не глядел, разговаривал по телефону. Долго он говорил, смеялся, наконец скосил на нее глаза.
   А была Люська в самодельной черной юбке с разрезом и блузке из кружев, которую ей Марина подарила, потому что самой стала мала. Брови Люська слегка подкрасила, колечко от волос отделила и загнула под глазом, как в довоенном журнале.
   Директор положил трубку.
   - Ну, чего?
   Люська объяснила.
   - А лет?
   - Семнадцать,- прибавила себе пару годиков Люська.
   Мала для такой работы, прикинул директор, солидности не хватает, а так вроде ничего. Авось справится. И потом Епишкин звонил, можно считать указание дал.
   Поставили Люську Немец у входа. Пожилая билетерша Фаина Семеновна стала ей показывать, как проверить и оторвать контрольный корешок от билета, изобразила, как без билета лезут, а бывает, число подделают или сеанс. Сама Фаина Семеновна появилась в "Авроре" недавно. Пошла она работать, как только мужа у нее загребли на фронт. Но уже вполне освоилась и, по сравнению с Люськой, чувствовала себя большой начальницей.
   - В случае чего, Люся,- учила она,- кричи милиционера, но поста не оставляй. Пускай лучше один хам прорвется, чем орава. Это же государственные деньги, понимать надо!
   Люська поняла. Билеты она научилась проверять и отрывать быстро, только руки мелькают. Народ прет, особенно перед самым началом сеанса. Никому до тебя нет дела, скорей бы протиснуться. Все опаздывают, а билетерша одна. Она хозяйка, она командует, и спорить с ней нельзя.
   - Проходите, быстрей, не задерживайтесь!
   Зрители подчиняются, бегут в зал.
   - Вы спутали сеанс, гражданин. Вам на следующий!
   И здоровенный дядечка, виновато бормоча оправдания, пятится назад. Ну, а вздумали бы ее не слушаться, что ей тогда одной против толпы делать? Об этом лучше не думать.
   Среди зрителей иногда попадались ее бывшие одноклассники. Они удивлялись, подмигивали. Один раз Бомба, Люськина классная, в кино приходила. Остановилась, загородив могучим торсом весь проход, и заявляет:
   - Ну, чего ты тут, Немец, стоишь столбом? Иди в школу, покайся завучу...
   Люська только улыбалась:
   - Чего я у вашего завуча забыла? Мне и здесь хорошо!
   Настало пыльное лето, потом осень с дождями пришла, и Люська, стало быть, в билетершах приработалась. В госпиталь она бегала теперь не каждый день, но только когда работала в утреннюю смену, да и то все реже. За день Люська так уставала стоять на одном месте, что в палате пересказывала раненым фильмы, сидя на кровати, не танцевала, как раньше. Зато больше картин знала теперь наизусть.
   На дневных сеансах народу было мало. Мальчишек-первачков она сама, бывало, подзывала и потихоньку пропускала без билета. А когда приходил Олег, строго требовала, чтобы брат билет купил. Пускай знает, что Люська спуску не даст.
   Директор в зале сидеть не разрешал, велел дежурить у входа. Но он приходил поздно, а уходил рано. И едва начинался сеанс, Люська быстренько задвигала тяжелый засов на двери и пробиралась в зал.
   Смотрела она все фильмы подряд, ей не надоедало. Была у нее записная книжечка. На каждой странице сверху написано название фильма, а под ним крестики. Посмотрит картину - еще крестик. Этот фильм Люська видела семнадцать раз, тот двадцать четыре, некоторые только девять или семь. Она знала всех артистов в лицо и по фамилиям. Наших, довоенных и новых, и английских, и американских. Она бы узнала любого актера, встреться он ей на улице. Но нашим артистам у них в городке делать было нечего. Американским и английским - и подавно.
   Иногда директор, проходя мимо деловой походкой, кратко приказывал:
   - Зайди в кабинет!
   Он велел ей закрыть дверь, сесть, спрашивал ее, как осваивается, чего нужно.
   - Нужно для чего?- недоумевала Люська.
   - Мало ли,- засмеялся он.- Допустим, для ускорения отрыва билетов.
   Разглядывал он ее внимательно, прямо-таки гипнотизировал, но ничего такого не позволял. Велел ей подметать у входа после сеанса, чтобы предприятие было образцовым на случай ревизии. Один раз директор открыл ящик стола и положил конфету, какой Люська не видела целую вечность.
   - Это премия за хорошую работу.
   Он поднялся из-за стола, прошел к двери и запер ее на ключ.
   - А вот это зря,- сразу отрезала Люська.
   - Почему же зря?- удивился он.- Поцелуемся, только и делов. ..
   Директор положил ей руку на плечо, пальцы сжал и притянул к себе. Люська напряглась и оттолкнула его.
   - Нет уж, вы сперва меня выпустите и сами тут целуйтесь! А то я кричать начну.
   - Ух ты, какая нервная,- сказал он.- Да я ведь пошутил...
   Он и после иногда так шутил, но осторожно, даже, пожалуй, обходительно. А может, просто не спешил...
   Запоздала однажды Люська к началу второй смены. Фаина Семеновна свою вахту отстояла и ушла. Директор лично топтался у входа и проверял билеты, пока Люська не появилась. Она думала, будет нагоняй, а директор указательным пальцем ей по щеке провел и ушел.
   Люська точно запомнила этот день, потому что после, проверяя билеты, чувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Бывало, директор выходил из кабинета, следил, как она проверяет билеты, и опять скрывался за дверью. Но тут она оглянулась осторожно - в фойе директора нету. Народу на улице у кассы много, в особенно ребятишек. Когда сеанс начался и касса закрылась, а все опоздавшие пробежали и Люська уже задвигала засов на двери, она наконец догадалась.
   Неподалеку от входа стоял солдатик на одном костыле, без ноги. Белобрысая челка торчала на лбу. Наверно, зачесывал назад и не получилось. Он был ушастый, как теленок. В ватничке поверх нижней рубашки и в галифе. Значит, из госпиталя удрал. Прислонился солдатик к стене кинотеатра, обхватив костыль длинными руками, и неотрывно глядел на нее. А стоило Люське обернуться - тотчас отворачивался, будто расписание сеансов в витрине изучал.
   Лицо его показалось Люське знакомым. Он в "Аврору" давно приходит. Чего ему надо, этому одноногому? Не иначе как в кино хочет попасть, а денег нету. Известно, как сильно хочется в кино именно тогда, когда нету денег. Люська поманила его пальцем. Солдат отвернулся и быстро заковылял по тротуару прочь. Дурачок! Ему же лучше думала сделать...
   На следующий день солдатика не было, а через день он на своем костыле стоял на том же месте. Она его заметила перед двухчасовым сеансом. Но когда Люська его позвала - опять удрал. Ловко он с костылем управлялся.
   Что-то она поняла, но засмеялась принужденно и, поведя плечами, сделала вид, будто ей абсолютно ничего не понятно. К ней часто приставали, и она слышала разные слова за спиной. А ему ничего от нее не нужно. Смотрит, и только. Даже не заговорит. Смотреть можно, пожалуйста. Но чего в ней особенного? Вон на улице какие шикарные красотки ходят! Загляденье! Одеты с иголочки, несмотря на войну, бери любую,- ту за деньги, эту даром. Куда Люське до них в ношеном да перешитом десять раз!
   Через день солдатик опять маячил на улице возле окошка кассы, рассматривал расписание сеансов. Пропустив зрителей, Люська выбрала паузу, подкралась к солдату тихо, так что удрать он не успел, и ухватилась рукой за его костыль.
   - Хочешь в кино? Говори - хочешь?.. Да я без денег проведу. Подожди!
   Парень вздрогнул, покраснел и стал смотреть себе на пыльный сапог.
   Когда журнал начался, билетерша оглянулась и поманила его. Теленок заморгал. Она была худющая, маленькая, а он на полголовы выше и года на два старше. Она ввела его в фойе и заперла дверь на засов. В зал она засеменила впереди него, а он ковылял за ней, ни на шаг не отставая.
   Фильм давали невероятно популярный, народу набилось полно. Люська посадила солдатика на свой стул, а себе принесла табуретку из фойе. Она, если верить ее записной книжке, уже сорок два раза видела "Жди меня". И теперь, смотря в сорок третий раз, заранее улыбалась в смешных местах и, чуть шевеля губами, произносила все, что за ней послушно повторяли герои и героини.
   Она чувствовала, что парень смотрит на нее, а не на экран. Люська слегка косила глазами, и солдат тотчас отворачивался. Перед самым концом фильма она побежала открывать двери. Парень вышел последним и остановился.
   - Пока!- сказала она.
   Он не ответил и с места не сдвинулся.
   - Между прочим, меня Люсей звать.
   - А я Нефедов.
   - До свидания, Нефедов. Между прочим, я завтра в первую смену. Последний сеанс в два часа.
   Солдатик кивнул и заковылял прочь. Она не стала смотреть ему вслед, закрыла за ним тяжелую дверь и задвинула засов.
   Назавтра Нефедов пришел к двум. И Люська провела его в зал. Наблюдать за тем, как он смотрит, было интересно. То он замрет, то на губах блуждает робкая улыбка, а то вдруг глаза становятся испуганными. Она помнила, что дальше на экране произойдет, и старалась угадать, как он отнесется. Она показывала ему свой фильм и переживала.
   Он был не такой, как другие, этот Нефедов. Словам других она не верила ни на грош, а тому, что сказал бы он,- да, поверила бы. Но он все время молчал. Только то и дело забывал про кино и смотрел на Люську, пока она не напускала на себя сердитость.
   Ее смена кончилась. На четырехчасовой сеанс проверяла билеты Фаина Семеновна. Люська вышла вместе с Нефедовым. У выхода ее тронул за локоть директор.
   - Зайди ко мне,- тихо сказал он.
   - Зачем?
   - Дело есть!
   Люськина рука лежала на костыле Нефедова, и солдат сжимал ей пальцы. Она освободила руку и убежала, ничего ему не сказав.
   Фаина Семеновна, мимо которой она прошла, покачала головой и сделала большие глаза. Директор пропустил Люську в кабинет, закурил, красиво пускал дым, молчал. Она ждала, сложив руки на груди. Он прикрыл дверь, усмехнулся.
   - Не бойсь, запирать не буду.
   - И не боюсь.
   - Давно этим занимаешься?
   - Чем?- не поняла она.
   - Не прикидывайся, я ведь по-хорошему. Пропускаешь, а деньги в карман. Все вы одинаковые.
   Она молчала.
   - Хорошо, что не отпираешься. Я все видел. Стоял сзади и видел.
   Директор поднялся из-за стола, протопал из угла в угол кабинета, почти задев Люську плечом.
   - Ну, провела,- сказала она.- И что же?..
   - Государство обманываешь, не меня, Люся Немец,- сухо заметил он.Товарища Сталина обманываешь. А еще с рекомендацией от Епишкина. И в зале сидишь, уходишь с поста. Я ведь не раз указывал... Делиться когда будешь? Половину надо отдавать. Я ведь не для себя - для Проката.
   - Не брала я денег!
   Удерживаться, чтобы не плакать, Люська училась с детства. И хотя это не всегда получалось, на этот раз она не заплакала. Это было бы совсем ни к чему.
   - Садись,- приказал директор, вдруг все решив.- На мое место садись.
   Она послушно села в кресло. В нем свободно могла уместиться еще такая же девчонка, как она. Он подошел сзади, погладил ее по шее, потом рука его скользнула ей на грудь. Она вскочила, отбежала.
   - Значит, не хочешь у нас работать? Противишься руководству. Ладно! Стало быть, вынь в правом ящике бумагу. Пиши! Так пиши: "Директору кинотеатра "Аврора"". Написала?.. Пиши дальше: "Заявление. Прошу меня уволить по собственному желанию". Так... теперь ставь подпись. Можешь жаловаться в Прокат, но не советую.
   - Подумаешь, даже лучше!
   Люська облизала палец, вымазанный в чернилах, повела плечом и вышла, не попрощавшись.
   Тротуар был скользкий. Она поежилась от белых хлопьев, нехотя падающих на нее. Шел первый снег в эту осень. Нефедов терпеливо стоял у афиши, опершись о костыль, ждал ее.
   - Уволили,- сказала Люська.
   Он взял ее руку, держал и молчал. Ему хотелось ее утешить, помочь ей, но он не знал, как это сделать. Хотел снять ватник, чтобы укрыть ее от снега, и застеснялся.
   - Знаешь чего?- сказал Нефедов.- Айда в госпиталь...
   - Зачем?
   - Там тепло.
   - Ты вообще-то из какой палаты?
   - Из седьмой я...
   - Из седьмой? Туда я не хожу. Я только к тяжелым, которые не могут вставать. А ты выздоравливающий...
   - Пойдем к нам. Главврача я упрошу - он тебя санитаркой возьмет. Целый день будем видеться.
   - Чудак ты, Нефедов!- она ласково на него посмотрела.- Да если санитаркой пойду, ко мне целыми ротами приставать будут, а ты будешь смотреть.
   - Пускай только попробуют! Я костылем так врежу, что враз отвяжутся.
   - Как будто у них своих костылей нет... Ну, ладно, мне домой пора, мать с ума сойдет.
   Люське хотелось остаться одной. Она дрожала - то ли от холода и сырости, то ли от усталости.
   - А завтра?- спросил он, глядя на нее испуганными глазами.- Завтра придешь? Придешь завтра? ..
   Она чуть заметно повела плечами и убежала.
   Директор "Авроры" открыл окно, отодвинул занавеску, вдохнул сырой воздух. Два силуэта привлекли его внимание, и он сразу узнал их. На углу, возле входа в его кинотеатр, уволенная билетерша рассталась с одноногим безбилетником.
   НЕФEДОВ И НЕФEДОВА
   С некоторых пор мать стала присматриваться к Люське внимательнее. Люська чувствовала, что мать ею недовольна. Не бранит ее, конечно, осторожничает, знает ведь, что дочь огрызнется. Но и не так ласкова мать, как прежде. У Олега, так у того все на лице написано, а у Люськи теперь тайны. Видно, что мать расспросить порывается. То и дело очень хочет спросить и о том, и о сем, но удерживается, потому что Люська молчит, и что происходит, не понять.
   Люська влюбилась, как же. Вот смеху-то! Ну, допустим. Допустим, влюбилась. Матери, которая уже навоображала в голове с три короба, что тоже понятно, на всякий случай хочется предостеречь, и она говорит как бы нейтрально:
   - Смотри, доченька, не наделай глупостей!
   - Да о чем ты, ма? Чепуха какая!
   Люська заранее знает все, что мать ей скажет. Ну чего она может ей посоветовать?
   - Осторожно, Люся, веди себя. Ты еще неопытная, сейчас, знаешь, какие люди стали? Война все человеческое повытравила, а все животное повылезало. Если что, отец мне не простит.
   У матери-то все просто было, а тут... Но уж если ты, мать, считаешь, что твоя дочь дурой растет, так раньше надо было беспокоиться. Поезд ушел. Мало ли чего тебе в голову лезет! Теперь дочь, можно считать, взрослая, хоть ты ее и числишь несмышленышем. Раз взрослая, может и личные тайны иметь. И потом, война войной, а жизнь-то проходит, как песок между пальцев.
   Хочется матери его увидеть. Можно подумать, она сразу разберется, хороший он или плохой. Зачем ей его видеть, если дочь сама еще не понимает. Настроишься слишком серьезно, а потом поссоримся. Мать обязательно сразу заметит:
   - Вот-вот! Предвидела ведь. Так и вышло.
   Стало быть, гораздо удобнее, если мать ничего не знает, ведь тогда и предвидеть ей нечего. Сперва Люська сама разберется. Ты спи себе спокойно, дорогой товарищ мать, на улицу вечером по двадцать раз встречать не выбегай. А хочешь попусту нервы тратить - беспокойся на здоровье, если считаешь, что дочь у тебя дебилочка.
   Люське ясно, конечно, почему мать беспокоится. Пришла она недавно домой вечером, а Олег - кто его за язык тянет?- говорит:
   - Все знаю! Я тебя возле госпиталя видел! На скамейке обнималась - с одноногим.
   - Знаешь, Немец, и молчи! Не твое дело!
   Происходящее его, Олега, совершенно не касается: хоть он и брат, но младший. Олег обиделся.
   - Думаешь, не понимаю? Сам знаю, что не мое дело. Просто тебя с одноногим видел, и все! Он что - твой жених?
   - Не зови его одноногим! У него, между прочим, имя есть: Нефедов он.
   - Пускай Нефедов. Мне все равно. Да ты не бойся, я матери ничего не сказал.
   - Я и не боюсь.
   - И не бойся! Только... Мать-то думает, что это не Нефедов. Она беспокоится, что это Косой за тобой ударяет.
   - Она что - ненормальная?
   - Нормальная! Косой же приходил - она видела. Косого она возле нашего дома видела, а Нефедова - нет.
   - Косого я сразу прогнала. Велела, чтобы он на глаза мне не появлялся.
   - Дура ты! Мало ли что велела... Так он тебя и послушает! Я теперь из школы домой боюсь ходить. Их много, они знаешь что у плотины творят?..
   Дела шайки Косого у плотины известны были всему городу. Люська знала еще побольше Олега, потому что ей Косой кое-чем похвалялся.
   Начал он приставать к Люське, еще когда она в кино билетершей работала. Люська с ним старалась не болтать и на работе его не очень боялась: народу там кругом полно, по вечерам милиционер дежурит, и военный патруль норовит в кино время скоротать. Но Косой выжидал, когда никого не будет, останавливался возле Люськи и говорил всякие глупости насчет ее прелестей. Да еще руками норовил ее ухватить. Люська кричала:
   - А ну, убери руки!
   Тут обычно люди с билетами подваливали, и Косой исчезал, разве что глазами зыркал и злобно цедил что-то сквозь зубы.
   Вскоре Люську выгнали из кино.
   Раз она из госпиталя возвращалась, уже когда ее санитаркой туда временно на подмену взяли,- без денег, но за питание. Она издали усмотрела, что вся шайка Косого толчется на плотине у ларька с надписью "Мороженое". У них проволочные крючки - за возы сзади цепляться на коньках и по замерзшим колеям ехать. Они мальчишек подкарауливают и крючками за валенки цепляют. Упавшего подтаскивают к забору, окружают компанией и срезают коньки. Если сопротивляешься - еще и бьют, а коньки продают на рынке. Ребята плачут, а дружки Косого над ними издеваются.
   Бежит Люська домой быстро, задыхаясь, уже и холода не чувствует, и темноты не замечает, остался страх один. Обойти бы эту компанию стороной, да вокруг пути нету: одна единственная дорога через плотину. Снег, как на зло, хрустит под ногами от мороза. Может, надеется Люська, в темноте не заметят. Но маленький парнишка, которого они Шкаликом зовут, всегда за Косым ходит как тень, все ему доносит и служит на побегушках. Косой эту свою шестерку уже в "Аврору" к Люське подсылал. Шкалик подбегал к ней и шептал:
   - Косой велит тебе, Люська, после работы подойти к заднему выходу из кино, там, где помойка и где он, Косой, лично тебя будет ожидать. Не придешь - тебе же хуже.
   Тогда Люська от Шкалика отвернулась, даже ответом не удостоила.
   Тут, на плотине, она сразу, как их увидела, хромать начала. Думает, буду идти хромая, в темноте не узнают, и приставать не будут: ну, кому хромая да убогая девушка нужна? Пошла она, ковыляя изо всех сил, но не тут-то было. Шкалик первым ее высмотрел, возле самых ее ног дорогу для проверки перебежал и - прямо к Косому с важным сообщением. Привстал на цыпочки и тому на ухо про Люську. Люська бежит, хромая на одну ногу, ни жива ни мертва.
   Косой шлепнул Шкалика по голове и сразу побежал наперерез. Люське деваться некуда. Остановилась она в растерянности, не зная, куда податься. Он подошел вплотную и стал ее разглядывать.
   - Ты,- спрашивает Косой,- разве не ко мне шла?
   - Нет,- отвечает она,- не к тебе.
   - Неправильно, Люся, поступаешь. Зачем хромой прикидываешься? Тебе это не идет. Ты мной лучше не брезгуй!
   - Это почему же?
   - Потому что я тобой интересуюсь. А ты мимо бегешь. Боишься кого что ли?
   - Боюсь.
   - Не бойсь! Пока я на воле, тебя никто не тронет, кроме меня, поняла? Пойдем, я с тобой до дому проследую, чтобы все видели, что ты моя краля.
   - Я не твоя!
   - А будешь моя. У меня как раз в данный момент подруги нету. Вакансия.
   Хватает он Люську за талию, поворачивает и сталкивает с дороги в сторону. Был бы с ней сейчас отец, подумала она, он бы защитил, что-нибудь сделал, не позволил бы так с ней поступать. Люська, надеясь отделаться от Косого, идет быстрыми шагами, а он рядом топает, ни на шаг не отставая.
   - Ты,- говорит,- Люся, отчего хмурая? Может, голодная? Не стесняйся. Завтра приходи на плотину, я тебя хлебом обеспечу. В шесть часов фургон из пекарни в магазин едет. Ну, мы шутим маленько. Вскрываем его на ходу и несколько буханок выкидываем.
   - А если поймают?
   - Поймают - срок дадут. Хе-хе! Может, отобьемся. Ножички у нас сталь хорошая. Немецкая сталь, трофейная. А поймают разом - там питание казенное... Приходи, краля, хлеба дадим.
   - Нет,- говорит Люська,- не приду.
   - Придешь!- говорит Косой.- Никуда не денешься. Не придешь завтра пеняй на себя.
   Он вдруг притопнул ногой и запел звонким и чистым голосом:
   - Милый мой, а я твоя,
   Куда хошь девай меня,
   Хочешь, в карты проиграй,
   Хошь, товарищам отдай!
   Эх!..
   Довел он Люську до дому, а тут, с крыльца, мать навстречу: не выдержала - отправилась дочку встречать. Косой к забору отошел, но мать его все равно заметила. Взяла она Люську под руку и домой отвела. Дома ничего не стала спрашивать, только кровать ей постелила.
   Очень Люська стала бояться. И не за себя только - за брата. Косой не из тех, кто просто так отступается. А Олегу из школы во вторую смену потемну домой добираться. Поколебавшись, решила Люська пойти его встречать.
   Наверное, Шкалик ее еще по дороге туда приметил. На обратном пути из школы Олег вдруг остановился и Люське кивком головы указал:
   - Вот они, вся компания. Нас поджидают. Зачем ты только за мной пошла?
   Едва они поравнялись, Олега за рукав в сторону потянули. Люська им кричит:
   - Не трогайте его, он же маленький!
   - Его и не трогает никто,- вмешался Косой и приказал.- Отпустите!
   Они руки разжали. Косой пнул Олега ногой и процедил сквозь зубы:
   - Беги отсюда, чтоб я тебя не видел. Ну, кому сказано?
   Не уходил Олег, стоял, потому что Косой не отпускал Люську, не давал ей пройти, руки расставил.
   - Оставайся, краля, с нами. Неужели не поняла?
   - Пусти меня!- она попыталась вырваться из кольца, плотно их окружавшего.
   От Косого несло самогоном. Он схватил Люську обеими руками за края воротника и так рванул пальто, что все пуговицы посыпались. Косой оскалил зубы и вдруг набросился на Люську. Повалив на снег, он вытащил нож и, прижав лезвие к ее горлу, стал обшаривать ее другой рукой. Стоявшие вокруг похохатывали, присвистывали, подбадривали Косого. Люська уворачивалась, защищая то одну свою часть, то другую, закричала, но кто-то содрал с нее вязаную шапочку и в рот ей засунул. Она изо всех сил отталкивала его, и тогда руки ей развели его приятели и ногами к земле придавили.
   Олег пролез между ног у стоявших вокруг и, ухватив Косого за ногу, укусил. Косой матюгнулся и лягнул ботинком в пах Олега так, что тот откатился и некоторое время лежал без сознания, не чувствовал даже, как его били ногами другие.
   Косой справился с Люськой, но она так стонала и извивалась, что все у него получилось быстро и нелепо. И тогда он полуподнялся, стоя на коленях у нее в ногах, угомонился, даже вынул шапочку у нее изо рта и помог ей подняться. Она всхлипывала и прикрывала руками полы пальто, хотя холода не чувствовала. Приятели его молчали, ждали, что будет делать атаман.
   - Пустите ее,- рявкнул он, застегивая штаны.
   Люську трясло, и она еле стояла на ногах.
   - Сама же виновата, дура,- Косой теперь размяк, и ему хотелось поговорить, а может, оправдаться.- Буханочку дать? Свеженькая. Братана накормишь, и мать тоже...
   Она не отвечала, закрывая лицо ладонями. Только отрицательно мотнула головой. Кольцо его приятелей раздвинулось, давая ей пройти.
   - Ынтересно получается!- продолжал он.- Не хочет хлеба, видали? Гордая ты больно, но это мы обломаем. Вот что: завтра в шесть часов придешь к "Авроре". Желаю с тобой прошвырнуться на киносеанс, ясно? Пугать не буду, ты меня знаешь. А сейчас ступай, краля,- вон братан твой скучает.
   Олег сидел на снегу и тоже не то плакал, не то подвывал. Губа у него была разбита.
   - Ты живой?- она помогла ему подняться.
   Косой поглядел на них и, сплюнув, прибавил:
   - Шкалик, а ну проводи их до дому до хаты, чтобы чужие случаем не забидели.
   Шкалик послушно потащился сзади Люськи с Олегом. Они брели молча, словом не обмолвившись, и Шкалик семенил за ними, как послушная собачонка. Довел их до самого дома и убежал.
   Погляделась Люська в зеркало: на шее у нее немного кровоточила полоска, оставленная ножом. Люська про себя твердо решила ничего не говорить матери и с Нефедовым больше не встречаться, раз она теперь такая испорченная. Но как дальше жить, не ясно. Жизнь у Люськи отняли, она бы повесилась, но мужества на это не хватило.
   Утром, когда мать убежала на работу, Олег вдруг, собираясь в школу, спрашивает:
   - Ты Нефедову скажешь, как Косой к тебе приставал?
   Она растерялась.
   - Только не вздумай,- отвечает она,- пойти жаловаться Нефедову. Стыдно это. Он после ранения, ходит на костыле, а у них ножи. Я вообще его видеть не хочу!
   - Значит, боишься за него?
   - Боюсь!
   - Видеть не хочешь, но беспокоишься. А за себя, значит, не боишься?