Дружников Юрий. Зайцемобиль

   - А как же? Я в это время всегда прихожу, и вся эта рыба моя.
   - Ну да! - возмутился Гарик. - Кто поймал - того и рыба.
   - Это еще неизвестно! - сказал Тимофеич.
   Он наклонился над лещом, и лицо его озаботилось. Он даже присвистнул.
   - Фьють... Погорели вы, ребята! Леща взяли запретного!
   - Почему? - испугался Сонкин.
   - Вот, видишь, - он ткнул пальцем в плавник лещу.
   Из-под плавника выглядывала крошечная пластинка с цифрами, Сонкин без очков еле ее разглядел.
   - Да за такого леща, знаешь, что бывает? - и Тимофеич повел рукой поперек шеи.
   - Мы разве виноваты? Сам же на крючок полез.
   - Полез-то, полез... Да надо его тут же обратно пустить. А вы...
   - Что же теперь?
   - Так и быть... Давайте его мне, возьму грех на душу, спрячу, пенсионера не будут обижать. Я тут свой человек, скажу: не видел, мол, кто поймал. Лежал, мол, меченый на берегу - и все.
   Сонкин растерянно оглянулся на Усова. Генка сладко спал под кустом, подобрав колени к подбородку. Сонкин подошел к нему, ткнул в пречо.
   - Ус, вставай! Ус!..
   - Встаю, - не открывая глаз, пробубнил Гена. - Только посплю немножко.
   - Вставай, - повторил Гарик. - Я вроде леща поймал.
   - Леща? - открыл глаза Гена.
   - Да, леща, только не того.
   Усов сел, хлопая глазами.
   - Как не того? Покажи.
   Сонкин оглянулся - рыбы на траве не было. Тимофеич укрывал свой бидон крышкой.
   - Отдай леща, - сказал Сонкин.
   - Да ускакал он в воду...
   - Отдай! - крикнул Сонкин.
   - Вам же хуже, - удивился Тимофеич. - В милицию попадете.
   - Отдай, - поднялся Усов и стал плечом к плечу к Сонкину.
   Генка был худой и длинный, и челюсть у него как-то нехорошо заходила.
   - Чего нервничаете, чего?
   Мужичок открыл крышку, сунул руку в бидон и швырнул леща на траву. Лещ тяжело плюхнулся, разевая рот, и выпученным глазом посмотрел на Генку.
   Усов прижал его к груди.
   - Насчет леща еще пожалеете! Сообщу вот, куда следует, вас под суд отдадут...
   Смотанный бредень Тимофеич бросил на траву и зашел в кусты спрятать одежду.
   Усов все держал в руках леща. Рядом, на голову ниже, стоял Сонкин и растерянно моргал.
   - Видишь метку? - спросил Гарик. - Что будем делать? Может, правда, нельзя? Может, рыба на учете в водоеме?
   - В каком водоеме?
   - В этом, в озере!.. Слушай, давай отнесем леща! Мы же не виноваты!
   - Леща жалко, - сказал Усов. - Большой такой. В жизни не поймаешь...
   - Жалко, - согласился Сонкин. - Отнесем?
   Он молча закинул на плечо удочку и побрел. За ним Усов в обнимку с лещом.
   Вдруг Сонкин остановился:
   - Иди, я сейчас...
   - Ты куда?
   - Говорю - сейчас...
   Скоро он догнал Усова.
   - Ты чего радуешься? - подозрительно оглядел его Генка.
   - Да так, ничего...
   Возле сторожки постояли. Усов толкнул дверь - она заперта. Сели на пороге. Усов опять задремал, не отпуская рыбы.
   - Кого ждете? Не меня ли?
   Перед ними стояла полная женщина, одетая в ватник, несмотря на жару.
   - Что же - меченого поймали?
   - Да мы не нарочно, объяснил Гарик.
   - Знаю, не нарочно. Ну-ка, несите!
   Она порылась в кармане, вынула ключ, долго отпирала дверь, положила леща на стол. Вынула из ящика скальпель и отрезала пластинку вместе с плавником.
   - Так, - бодро сказала она, - заприходуем...
   Усов, привыкший к неприятностям, покорно стоял, глядя себе под ноги и слегка пошевеливая ушами. Он всегда так делал, когда надвигались неприятности. Это успокаивало нервы.
   Женщина спрятала метку в коробочку и открыла сейф.
   - Берите рубль!
   - Рубль? - удивился Усов.
   - За леща меченого положен рубль.
   Сонкин взял рубль и засунул в карман.
   - А нам что теперь? - удивленно спросил Усов.
   - Идите домой!
   Они вышли из сторожки.
   - Эй! А леща-то, леща берите!
   Усов остановился. Не поворачиваясь, сделал два шага назад, схватил леща и бегом бросился на улицу. Следом за ним Сонкин.
   - Понял? - кричал Усов.
   - Понял! - кричал Сонкин.
   - Видал? - кричал Усов.
   - Видал! - кричал Сонкин.
   - Леща видал? - сунул ему под нос рыбу Генка.
   - Рубль видал? - спросил Гарик, остановившись.
   Солнце поднялось высоко. Они вышли на улицу и у конечной остановки автобуса купили мороженое. Потом, выскочив из автобуса, на углу у кино опять купили. А возле дома у продовольственного купили еще эскимо. Рубль кончился.
   - Как же теперь быть? - спросил Усов. - Нас двое, а лещ один... Слушай, а где твоя книжка?
   Книжку на радостях забыли на траве у кустов.
   Но настроение было прекрасное.
   - Бери леща ты! - сказал Генка. - Алла Борисовна уху сделает.
   - Лучше бери ты, - сказал Гарик. - Матери нет, она на занятиях, а у тебя бабушка сварит.
   - Так и быть! Бабушка сварит, а ты приходи есть.
   Все порешили и хотели расходиться, когда в подворотню вошел Тимофеич. На ногах он стоял не очень уверенно и прошел было мимо. Потом увидел ребят, двинулся на них, но споткнулся о выбоину в асфальте.
   - Дождетесь у меня! - прохрипел он. - Я вам еще покажу, как меченую рыбу ловить...
   Маленький Сонкин засмеялся.
   - Ты чего? - не понял Усов.
   - Помнишь, когда мы уходили с озера, я вернулся...
   - И что?
   - Да я бредень Тимофеича закинул в озеро. Далеко. Пускай честно рыбу ловит.
   - По домам! - весело крикнул Усов.
   Тимофеич стоял, покачиваясь, посреди двора и ругался.
   СЕМЬ АВТОБУСОВ И ГРУЗОВИК
   - Наконец-то я от тебя избавлюсь! - сказала бабушка. - Все печенки мне проел...
   Не ел ей Генка печенок. Вообще они видятся мало. И на второй год Генка все-таки не остался.
   Она просто так, любя, это говорила, пока аккуратно пришивала ему метки к одежде с инициалами Г.У., обсуждала, какие штаны класть, а какие нет. И как быть со свитером: брать нужно, а локоть рваный. Тем временем Гена то и дело вынимал из кармана ножик. Наконец-то, по случаю перехода в шестой, бабушка его подарила. Ножик прекрасный, туго открывался, а захлопывался со страшной силой.
   - Смотри, пальцы не прищеми! - вскрикивала бабушка каждый раз, когда нож щелкал. - Купила на свою шею, станешь, не дай бог, инвалидом...
   Наконец бабушка написала на листке от тетради красивым почерком: "Гена Усов", вырезала и приклеила "Гену Усова" к чемодану.
   К заводской проходной Генка пришел, как всегда, последним. Народу полно было, и дежурные всех рассаживали по автобусам.
   - Вон того видишь? Это начальник моего цеха, - говорила бабушка.
   Начальник цеха бежал с огромным чемоданом, волоча за руку девочку.
   - А вот это, - бабушка показала пальцем на крыльцо, - сам директор завода.
   - Да?! - не поверил Усов. - Это Гаврилов?
   - Гаврилов. А почему бы нет?..
   Усов хмыкнул, не ответил. Он очень удивился. Ему почему-то казалось, Мишкин отец толстый, с большим животом, очень строгий и обязательно в очках. А директор был тощим, длинным и без очков. Генка не раз заходил к Мишке домой, но отца никогда не видел. Мишка и сам видел его мало. Директор уезжал чуть свет, появлялся ночью. Ночью, говорил Мишка, он приходит и еще сидит, читает. Когда он только спит?..
   Директор тоже вышел проводить детей в лагерь. Мишки не было. Его в санаторий для особых детей в Крым увезли.
   Бабушке кто-то махал рукой, хлопал по плечу, все ее знали, и она всех: уж сколько лет в одном цехе работает.
   - По автобусам! Скорей по автобусам!
   Все ребята карабкались на подножки, запихивали под сиденья чемоданы, открывали окна, свешивались вниз. Вожатая кричала:
   - Дети, окна открывать запрещено! Кому сказано?! И так не жарко ехать...
   - Это ты, Усов? - сказала вожатая.
   - А это вы? - спросил Генка.
   - Я с вами на лето в лагерь еду. Смотри не повторяй своих школьных штучек, а то...
   - Усик, садись, - сказала бабушка. - Расстанемся на месяц. Ты от меня отдохнешь, а я от тебя.
   Вздохнула и отвернулась, сморкаясь в маленький платочек.
   - Я от тебя вообще-то не устал, - сказал Гена.
   - Зато я от тебя устала.
   Она обняла его за шею. Он был с бабушкой одного роста, даже, пожалуй, чуть повыше. Она подала ему чемодан с наклейкой "Гена Усов".
   В автобусе было полно. Генка втиснулся на заднюю скамейку. Хоть бы кто-нибудь знакомый был из школы. Никого! Светку и ту к родным в деревню на лето отправили.
   Мимо вереницы автобусов проехала милицейская машина "раковая шейка" с рупором на крыше, рупоры вращались и объявляли:
   "Лагерь отправляется! Провожающие, отойдите от автобусов. Всем отойти от автобусов!.."
   "Раковая шейка" развернулась и медленно покатила по улицам. За ней черная "Волга", в которой сидел начальник лагеря. За "Волгой" "Скорая помощь" - на всякий случай. А после автобусы.
   Из окон все равно высовывались. Девочки руками махали, родители бежали кросс по тротуарам, обгоняя друг друга, пока не отстали. Зря бежали! Все равно автобусы крутили колесами быстрей и скоро скрылись за углом.
   Усов в окно не смотрел. Он вытащил ножик, открывал и закрывал. Ножик щелкал, только успевай пальцы убирать. Вожатая похлопала в ладоши и сказала: "Знакомиться не будем, потом и так познакомимся, будем лучше петь".
   Долго ехали. Город кончился. Выехали на шоссе. Леса побежали мимо. Мальчик, который рядом с Усовым сидел, говорит:
   - Дай нож посмотреть.
   Отдал Генка; тот открыл, потом стал закрывать, да так, что чуть пальцы не прищемил. Генка у него отобрал: мал еще с такими игрушками играть. Другой сосед говорит: "Дай мне". Ну и ему дал. Пошел нож гулять по автобусу. Все смотрели, даже девочки, хотя ничего они в ножах не понимают.
   Ждет Генка свой нож, а тот не возвращается. Встал Усов, пошел по автобусу, спрашивает:
   - У кого мой ножик? Отдайте!
   Насилу нашел, спрятал в карман. Вожатая кричит:
   - Садись, Усов, на место! Ходить не разрешается.
   - А я разве хожу? Мне нож взять...
   - Какой еще нож? - спросила вожатая. - Ну-ка дай его сюда!
   Она повертела ножик и спрятала в карман куртки.
   - Когда отдадите? - спросил Генка.
   - Не бойся, придет срок - отдам.
   Тут автобусы остановились. Мимо проехала "раковая шейка":
   - Остановка пять минут. Далеко не отходить. До кустиков! Мальчики направо, девочки налево...
   Двери открылись, и все посыпались из автобуса, побежали к кустикам.
   Усов пошел вперед, стал считать автобусы. Насчитал семь, а сзади грузовик. Кузов накрыт брезентом. Обогнул грузовик, на заднем борту написано: "Обгон запрещен - лагерь!" Интересно все же, обгоняют или нет? Милиция впереди, откуда ей видно?
   Генка оглянулся, вокруг никого. Уцепился за борт грузовика, влез на колесо, подтянулся и перевалился в кузов. В грузовике матрасы для кроватей везут. Усов сразу под брезент, накрылся, лежит, в щель поглядывает. Лежать роскошно: просторно, мягко, как королю на именинах. Зачем ехать в душном автобусе? Там даже окна открыть не разрешают, а здесь ветерок, облака над тобой плывут, верхушки деревьев покачиваются.
   Опять "раковая шейка" проехала. Всем велят в автобусы садиться, сейчас отправляемся. Генка разлегся, в щель глядит.
   Заурчал мотор - тронулись. Вот и не заметили, что Генки нет. "А вдруг я в лесу заблудился? Вдруг меня волки съели? Остались от Усова рожки да ножки".
   От этого Генке стало так весело, что он захохотал. И тут слышит: мотор умолк. Опять стало тихо. Послышались крики, а что кричат - не разберешь. "Раковая шейка" проехала. Кто-то кричит:
   - Ребят не выпускать. Ищите его в лесу!
   Вожатая бежит куда-то.
   - Фамилию установили? Проверьте по спискам, кого не хватает.
   Слышит Генка, в лесу кричат:
   - Усов!
   - Усов!!
   Генка чуть было не отозвался. Но думает: лучше пока помолчу. Доеду до лагеря, там уж все наверняка поймут, что это шутка. "Молодец, - скажут, Усов, скучно было ехать, ты всех развеселил". Назначаем тебя капитаном команды КВН - ты у нас самый веселый и самый находчивый.
   А возле автобуса суета. Взрослые бегают, и "раковая шейка" раза два проехала. Те, кто в лес пошел, вернулись, руками разводят.
   Смотрит Усов - две огромные зеленые машины остановились. Из них солдаты выпрыгивают. Построились в шеренгу прямо на шоссе. Начальник лагеря стал им что-то объяснять, офицер крикнул, они растянулись цепочкой и вошли в лес. Хотел Усов вылезти и посмотреть. Но мотор заревел, и грузовик тронулся за автобусами. На шоссе только "раковая шейка" осталась и военные машины.
   Опять ехали они по шоссе мимо леса, потом свернули на проселок. Все под пылью скрылось. Высунулся Усов из-под брезента, а ничего разглядеть не может. Пыль клубами. Закашлялся, испугался, что его сейчас найдут. И действительно, остановились.
   Забился Усов поглубже. Сидит, на всякий случай не вылезает. Полчаса прошло. После выглянул; видит: вокруг домики, лужайка зеленая, разноцветные флажки к забору прибиты. Ребята бегают, разносят свои вещи по корпусам, а совсем рядом с грузовиком кто-то кричит:
   - Матрасы где сгружать?
   Сейчас брезент скинут. Надо удирать, пока не поздно.
   Сполз на колесо, спрыгнул и побежал от грузовика подальше. Смотрит, ребята уже в футбол играют. Он, конечно, сразу сосчитал, в какой команде на игрока меньше, и пристроился, тоже начал играть. Ребята сначала заворчали, а после он с левой так врезал по воротам, что ему сказали:
   - Где же ты раньше был?..
   Генка вспотел, и пыль, намокнув, текла по нему бурыми полосами.
   Поиграл Усов немножко и соображает: "Надо бы в свой отряд пойти, а то, чего доброго, без кровати останешься и без обеда. А как своих найти, когда все незнакомые?.."
   Стал из отряда в отряд ходить. Половину корпусов прошел - ничего не понять. Навстречу по дорожке вожатая идет. Увидела его , издали кричит:
   - Ты где это так вымазался? Котельную чистил? Из какого отряда?..
   Тут вожатая подошла поближе, всплеснула руками и как закричит:
   - Это же Усов! Усов, который потерялся!
   Генка думает: чего это она так обрадовалась? Она схватила его за руку и тащит.
   - Пойдем, - говорит, - скорей! Слава богу, нашелся...
   Притащила к двери, на которой написано: "Начальник лагеря".
   - Вот он!
   - Кто? - спрашивает начальник.
   - Да Усов, который потерялся.
   Начальник из-за стола вскочил:
   - Ты откуда взялся?
   - Как откуда? - говорит Генка. - Из грузовика.
   - Делал что ты в грузовике?
   - Ехал! В автобусе душно.
   - Ничего не скажешь, молодец, - сказал начальник и почесал затылок.
   Он так растерялся, что не знал, как быть. Генка не понял, похвалил он или что-нибудь еще имел в виду.
   Начальник выскочил из-за стола и побежал на двор.
   - Милицейская "Волга" ушла? - донеслось в окно со двора. - А где "Скорая"?
   Он что-то сказал шоферу "Скорой помощи", которая стояла рядом, мотор взревел, и машина умчалась. Начальник вернулся в комнату.
   - Ведь ты уже большой, - сказал он Усову. - Такое делаешь, а? Две роты солдат из-за тебя привезли лес прочесывать.
   - Откуда я знал? Я пошутить хотел.
   - А нам что ж делать? В лесу тебя бросить? Да нас бы за это, знаешь, по головке не погладили! Нет, так дело не пойдет! Все дети как дети, а ты? Иди сейчас же мыться, посмотри, на кого похож. Там решим, что с тобой делать.
   Он повернулся к вожатой:
   - Ты за ним в оба смотри! Мало ли чего еще надумает...
   "Бери ложку, бери хлеб..." - пел горн.
   Обед Генка съел и добавки попросил. В "мертвый час" подушками кидались, под кровать лазили, а ему как-то не кидалось. Хотелось даже быть послушным: но когда вожатая заходила и все, перестав бегать, ложились на свои кровати, получалось, что Генка лежал тихо, как все, никакой разницы не было. И хвалить, стало быть, не за что.
   После полдника в футбол играли, физрук сразу Усова в сборную лагеря включил.
   - У тебя, - говорит, - с левой удар вполне приличный. И бегаешь ничего, мы из тебя нападающего выкуем.
   В общем, Генка забыл, как сюда приехал, и, когда горнист затрубил сбор на линейку, первым прибежал строиться.
   На линейке начальник лагеря сказал перед строем речь:
   - У нас прекрасный лагерь. Дел очень много. Будем торжественно готовиться к открытию лагеря. В гости к нам приедет руководство завода. А после открытия сразу начнем готовиться к закрытию.
   Генка крикнул:
   - Будем с соседними лагерями в футбол играть?
   - Мы-то обязательно! - сказал начальник. - Вот будешь ли ты?.. Не знаешь, что в строю разговаривать не положено? В первый же день, ребята, еще по дороге в лагерь у нас произошло "чепе". Потерялся мальчик Усов...
   Начальник велел ему выйти перед лагерем и рассказать всем, как было дело.
   Генка рассказал. Думал, все смеяться будут, но никто не смеялся.
   - Можем ли мы такого Усова оставлять в лагере? - спросил начальник и оглядел линейку. - Нет! Поэтому я вызвал его родителей. Усов, прямо в мой кабинет шагом марш!..
   Усов вздохнул и побрел не оглядываясь. Была бы тут Алла Борисовна, она бы все поняла, с ней бы не выгнали.
   Идет Генка, а бабушка навстречу:
   - Ус, родненький!
   - Ты откуда?
   - Откуда? Из лагеря как позвонили, мне сразу директорскую машину дали - и сюда. Ты и тут что-то натворил?!
   - Я что? Ничего!..
   - Как ничего? Начальник лагеря мне сказал: есть штучки, которые можно прощать, а есть - которые нельзя. Почему всегда твои штучки прощать нельзя?
   - Да они просто не поняли. Это же шутка.
   - Хороша шутка!
   - Давай скорее уедем! - говорит Генка. - Скорее, пока линейка...
   Они двинулись к станции.
   - А где ножик, который я тебе купила?
   Обшарил Генка карманы - ножика нет. И тут вспомнил, побежал к вожатой. Линейка как раз кончилась.
   - Ножик мой! Ножик отдайте! - догнал вожатую Генка.
   Вожатая пошарила в карманах, извлекла ножик. Хотела что-то сказать, но передумала. Генка схватил нож и бросился бежать, потому что со всех сторон к ним спешили ребята.
   Бабушка стояла на дороге. Вид у нее был такой, будто она только что, именно сегодня, постарела.
   Даже еще лучше, что я уезжаю, думал Усов, шагая к станции. Жалко только, что бабушка от меня мало отдохнула. Всего-то с утра до вечера.
   ОБОЙДЕМСЯ БЕЗ ДЖУЛЬЕТТЫ
   (Рассказывает Генка Усов)
   Лично я девчонок не люблю. На это есть причина.
   Мой двоюродный брат Борька кончал строительное ремесленное училище, и на практику его отправили в Таганрог. Из лагеря меня попросили. Бабушка не хотела, чтобы я все лето подметал клешами мостовую, и упросила Борьку взять меня с собой на практику.
   - Поезжай, отдохни, - сказала бабушка на вокзале, - а уж осенью я тобой займусь серьезно.
   Истинная же причина моего отъезда осталась для нее тайной.
   Так я оказался в Таганроге. Там и началась моя нелюбовь к девчонкам.
   Мы штукатурили новые пятиэтажные дома. Штукатурить - это не то, что уроки делать, тут не соскучишься. А после работы бегали к морю.
   До чего там море мелкое! Уходишь далеко-далеко, вода теплая, песок на дне - паркет. Бредешь, бредешь... Бегут кольцами волны, исчезают вдали. Вокруг тихо, так тихо, что в ушах пусто. Можно часами стоять и чувствовать внутри пустоту. Забываешь про все на свете.
   Мы и не заметили, как ребята оделись и ушли с пляжа. Тоже пижоны, подождать не могут. Остался я с Борькой один. Напялил рубашку и брюки, трусы даже отжимать не стал, и так высохнут.
   Надо бы поесть, но не хотелось. Борька купил мне в киоске два стакана газировки, сел на скамейку и стал книжку читать. Неинтересная, я такие в руки не беру. Пошел чаек глядеть.
   Долго солнце не садилось. Оно горячее, будто кусок металла раскалили добела. Сейчас море зашипит, как только солнце его коснется. Но солнце тихо исчезло, и море не зашипело. Я еще тогда подумал, что это не море. Просто положили зеркало, вот оно и блестит между берегов.
   Стало темнеть. Вижу: остался я на целом пляже один, один до самого горизонта, даже страшно стало. Побежал к Борьке - рядом с ним сидит девчонка. Сел я на край скамейки, будто чужой, смотрю прямо в море. Если Борька захочет, чтобы я оказался его братом, сам скажет.
   Когда она появилась?.. Сидит и посматривает на него. Плечи у нее загорелые еще больше, чем у меня. Юбчонка широкая, в разноцветную клетку, торчит во все стороны.
   - Я целый день на солнце, а никак дочерна загореть не могу, - говорит Борька.
   - Просто у меня кожа смуглая, - отвечает она, - а у тебя нет.
   И улыбается. Сама в глаза ему глядит, будто больше не на что смотреть. Сидят и сидят, больше молчат, чем говорят, но с места не двигаются. А Борька обещал в кино меня повести на сеанс, на который дети не допускаются. У меня кончики пальцев от обиды закололо. Я кулаки незаметно сжал, чтобы не волноваться. Так я закаляюсь.
   - Тебя как звать? - спрашивает Борька.
   - Меня? Джульетта...
   Джульетта... Может, она из кино?
   - А тебя, - говорит, - я знаю, как зовут. Ромео, да? Угадала?
   - Еще как угадала! - засмеялся брат.
   Так она Борьку и звала - Ромео. А по-моему, Борьке с настоящим Ромео и рядом стать нельзя. Ростом он ему под мышку, вихор, сколько ни слюнявь ладонь, торчит. На брюки лучше не глядеть. Последний раз гладили на фабрике, когда шили. А самое главное - шпаги нет! Так я ему после и сказал. Борька меня за это чуть не ударил. "Ты, - говорит, - ревнуешь меня к ней". Это значит, я вроде бы хочу, чтоб мы были вдвоем, без нее. Мне-то что! Я бы и сам устроился, но не велели от него отставать. А что он урод, это факт.
   Джульетта - другое дело! Очень красивая. Лучше, чем в кино. И язык у нее подвешен... Борьку легко заговаривает. Он ей едва успел про свое детство рассказать, а она ему и про класс, и про всех девчонок и ребят, кто с кем дружит, кто в кого влюблен, кто поссорился, и про учителей.
   - Слушай, - говорит Борька, - родители о тебе не беспокоятся?
   - Нисколько, - отвечает она. - Я их давно перевоспитала, они у меня были старомодные.
   Захохотала и прибавляет:
   - Проводишь меня домой? А то я одна боюсь поздно ходить.
   Долго мы до ее дома шли. Они впереди, я за ними, так, чтобы она не догадалась. Улица Гегеля, дом 6. Я еще запомнил: Гегель - это как Гоголь, только лично мне менее известен.
   Потом они возле калитки ходили. Шаги у нее маленькие, он шагает раз, а она два. Он раз, а она два. И молчит... Там как раз фонарь. Их вижу, они меня - нет. Я за палисадничком спиной к забору прижался.
   - Ну, пока, - говорит она.
   Это когда они в четвертый раз возле ее калитки остановились. Протягивает Борьке руку.
   - Завтра придешь на то же место, Ромео? - спрашивает.
   - Приду, - шепчет Борька.
   - А кто это за тобой ходит?
   - Брат.
   - А, брат... Симпатичный... Только ты его с собой не бери. Пусть сам гуляет, ладно?
   - Ладно.
   И убежала.
   Распоряжается так, будто Борька не мой брат, а ее!
   Зачем ему завтра приходить, когда они обо всякой ерунде разговаривают? Если бы, например, на лодке покататься... Или в пещеру сходить... Я, выходит, вообще никто, должен отдельно гулять? А если я чего-нибудь натворю?
   Утром с моим братом что-то случилось. Штукатурит кухню в однокомнатной квартире на третьем этаже и все время насвистывает. Я ему раствор в ведре мешал, и он мне за целый день ни разу по шее не дал. Переставал свистеть только, когда хлопала дверь. Значит, мастер пришел проверять качество. Качество есть, но лучше все же не свистеть.
   С работы Борька отпросился пораньше, забежал в парикмахерскую, подстригся. И меня заодно подстригли. Потом в общежитии снял спецовку, надел чистую зеленую ковбойку и показал пальцем на кровать:
   - Отсюда никуда не уходи. Скоро приду. А если задержусь, все равно сиди на месте. Понял?
   - Понял. А то под дых...
   - Верно! - сказал Борька и убежал.
   Я сидел-сидел, и стало очень скучно. По радио всякую дрянь передавали - и то слушал. А когда комната стала серой, не выдержал. Вышел на улицу, иду. До конца улицы дошел. На трамвай сел, два раза от круга до круга проехал. Потом кондукторша меня ссадила:
   - Иди ты, сынок, спать! Темно уже.
   - Пришел я в общежитие так поздно, что даже Борька был дома. Как он со мной обошелся, это никакого интереса не представляет. Он все может, потому что старший брат, хотя и двоюродный.
   - Ген, - говорит, - запомни! Больше один не останешься!
   Но я понял, что в душе у него поют соловьи, прямо заливаются. Наверно, опять по улицам ходили туда-сюда. Лучше бы на трамвае катались.
   К концу работы мастер попросил меня сходить за сигаретами. Несу их кто-то меня окликает:
   - Мальчик, ты брат Ромео?
   Гляжу, Джульетта, только в другой юбке, белой с картинками. Еще красивее.
   - Допустим, - говорю, а сам картинки на юбке разглядываю: там человечки бегают, кто вверх головой, кто вниз. - Только он вообще-то не Ромео: Борькой его зовут.
   - Ну, пускай Борькой. Передавай ему привет.
   - Ладно, - говорю.
   И бегу скорей обратно, а то мастеру курить нечего.
   Отдал сигареты, небрежно так бросил Борьке:
   - Я, между прочим, кое-кого сейчас видел.
   Борька покраснел.
   - И что?
   - То, что она привет тебе передает и советует со мной побыть, а то мне скучно одному целый вечер...
   - А если серьезно? - спросил Борька и еще больше покраснел. - Ты спросил?
   Я не спросил, а сразу понял, что он влюбился по уши. Ну что ж? Так и быть, пускай она дружит с нами.
   До конца смены мы не разговаривали. Потом пошли домой, и Борька опять быстро мылся и чистился.
   - Ты чего ж, пойдешь все-таки?
   - Надо!
   Я не хотел идти на море, но братан сдавил мне плечо и кротко сказал:
   - Гена!
   Это означало, что бабушка меня одного оставлять все-таки не велела.
   На пляже он, конечно, остался сидеть на скамейке. А я вокруг ходил. Тут рядом, в море, возле берега, торчит скала. На ней площадка такая плоская. Я давно ее заметил, на ней загорать здорово.
   Ботинки сунул под камень и полез. Взобраться на скалу без лестницы можно только по скошенному краю со стороны моря. Зато влезешь - перед тобой целое небо. Хоть взлетай. Если, конечно, можешь.
   Не раз я лежал тут на горячих камнях и думал. Почему все люди делятся на тех, кто на звезды смотрит, и на тех, кто в землю? Вот я, например, очень звезды люблю, может, это и глупо. Чем темнее, тем звезд больше. Появится новая - и тут же начинает мигать. А вот еще... Счастливые люди астрономы: никаких забот, лежи себе под телескопом и гляди на небо. Но не могут же все в небо глядеть. Кто штукатурить будет?