Лестничная площадка. Разные люди, разные чувства и желания. Грег походя упомянул и Ольгу, и Эда, и Криса, и себя самого. Моего имени он не назвал. Ни разу. И все равно я чувствовала на себе их взгляды: Президента, Кэти, Стивена… И все они опустили глаза, когда Грег негромко говорил о самоубийстве профессора…
И вот это короткое повествование замкнулось кольцом — снова на фигуре Хэнкса, так кстати подвернувшегося под руку третьим силам. Я заметила, что Кэти, привстав на цыпочки, что-то шепчет на ухо своему длинному худому мужу, а тот растерянно переводит с Грега на Президента и обратно — наивные дон-кихотовские глаза. Было похоже, что Стивен впервые слышит о событиях, которые за последние два дня успели обсудить и в обывательской квартире Марты, и в полицейском участке тропического курорта Санта-Моника-Бич, и в патриархальном сельском доме бабушки Криса, и на улицах большого города… И все-таки именно сюда, к этим людям шагнул через лестничную площадку низложенный Президент… движимый какими чувствами?
А имею ли я право дознаваться об этом? И зачем мне, в сущности, это знать?
Грег закончил. Пауза была совсем недлинной, но все равно пугающе тихой и пустой.
— Мне нравится, как вы излагаете информацию, молодой человек, — внезапно нарушил тишину Президент. — Я хотел бы видеть вас своим пресс-секретарем. У вас есть опыт подобной работы?
Грег даже вздрогнул — настолько это было не то.
— Пожалуй, нет. Я работал офис-менеджером… на одной фирме.
— Языки знаете?
— Французский… — Грег громко проглотил слюну. Прежней плавности и уверенности в его речи как не бывало. — Испанский… начал учить.
Президент вынул из нагрудного кармана блокнот и складную ручку.
— Вот мой номер мобильного телефона, — он протянул Грегу отрывной листок. — Позвоните мне… когда утрясется… Нет, лучше даже раньше.
И он улыбнулся — совсем не та улыбка, которая сверкала с многочисленных плакатов, которая привычно вспыхивала под взглядами фотоаппаратов, телекамер и миллионов «сограждан». Усталая, горьковатая, ироничная, человеческая.
— В ближайшее время мне не помешает хороший пресс-секретарь.
И вдруг Президент резко, с какой-то неожиданно сокрушительной энергией обернулся к Стивену и Кэти.
— Где в ваших краях ближайший телефон? Есть вообще такое? Вы ж даже сотовой связью не покрыты, я проверял, — а нужно вызвать вертолет, срочно!
Кэти заторопилась, неуловимо улыбнувшись одними глазами.
— Это только из поселка, Чарли. Идем, я обычно доезжаю за пятнадцать минут, если дорога хорошая, а сейчас сухо… Стив, ты, надеюсь, еще не открутил то колесо?! Он хотел там что-то ремонтировать, но, я думаю…
— Колесо на месте, — медленно сказал Стивен. Президент подошел к нему поближе, протянул для пожатия руку. Его маленькая ладонь целиком утонула в длинных узловатых пальцах. Стивен склонил набок лохматую голову — так, чтобы глаза встретились в упор.
— Зачем тебе это, Чарли? — выговорил он совсем тихо. — Ты поспеешь на собственные похороны. Это совсем невесело… я-то знаю.
Маленький Президент вскинул подбородок и усмехнулся.
— Я уж постараюсь, чтобы невесело было не только мне.
В полуоткрытую дверь заглянула Кэти. Поверх синего костюма на ее плечи была наброшена серая куртка, волосы повязаны пятнистой косынкой. Со двора уже громко тарахтел автомобильный адотор.
— Чарли!
— Сейчас, — бросил Президент. И повернулся ко мне.
Так странно — он смотрел на меня снизу вверх. И не только потому, что был сантиметров на десять меньше ростом. Он смотрел на меня… да, с каким-то непонятным восхищением, уважением, даже преклонением. Как на античную статую. Нет, как если бы я была той настоящей живой женщиной, с которой две с половиной тысячи лет назад лепили эту статую…
— Если я правильно понял, — тихо, для меня одной произнес он, — это были вы, мисс.
И я кивнула — коротко, чуть-чуть, для него одного.
— Значит, она принадлежит вам.
Он уже ушел, и захлопнулась дверь, и во дворе взвизгнули на развороте тормоза, и угас вдали шум мотора, — а я все еще стояла совершенно неподвижно, не в силах отвести глаз от того, что лежало на моей раскрытой ладони, не замечая, как оно тяжелеет с каждой секундой, как постепенно немеет рука…
Она почти успокоилась, только слегка колебалась, та стрелка у основания шкалы. И ярким маячком светилась красная лампочка. И ведьмовским огоньком в дремучем лесу мерцала зеленая…
ЭПИЛОГ
КОРОТКО ОБ АВТОРЕ
И вот это короткое повествование замкнулось кольцом — снова на фигуре Хэнкса, так кстати подвернувшегося под руку третьим силам. Я заметила, что Кэти, привстав на цыпочки, что-то шепчет на ухо своему длинному худому мужу, а тот растерянно переводит с Грега на Президента и обратно — наивные дон-кихотовские глаза. Было похоже, что Стивен впервые слышит о событиях, которые за последние два дня успели обсудить и в обывательской квартире Марты, и в полицейском участке тропического курорта Санта-Моника-Бич, и в патриархальном сельском доме бабушки Криса, и на улицах большого города… И все-таки именно сюда, к этим людям шагнул через лестничную площадку низложенный Президент… движимый какими чувствами?
А имею ли я право дознаваться об этом? И зачем мне, в сущности, это знать?
Грег закончил. Пауза была совсем недлинной, но все равно пугающе тихой и пустой.
— Мне нравится, как вы излагаете информацию, молодой человек, — внезапно нарушил тишину Президент. — Я хотел бы видеть вас своим пресс-секретарем. У вас есть опыт подобной работы?
Грег даже вздрогнул — настолько это было не то.
— Пожалуй, нет. Я работал офис-менеджером… на одной фирме.
— Языки знаете?
— Французский… — Грег громко проглотил слюну. Прежней плавности и уверенности в его речи как не бывало. — Испанский… начал учить.
Президент вынул из нагрудного кармана блокнот и складную ручку.
— Вот мой номер мобильного телефона, — он протянул Грегу отрывной листок. — Позвоните мне… когда утрясется… Нет, лучше даже раньше.
И он улыбнулся — совсем не та улыбка, которая сверкала с многочисленных плакатов, которая привычно вспыхивала под взглядами фотоаппаратов, телекамер и миллионов «сограждан». Усталая, горьковатая, ироничная, человеческая.
— В ближайшее время мне не помешает хороший пресс-секретарь.
И вдруг Президент резко, с какой-то неожиданно сокрушительной энергией обернулся к Стивену и Кэти.
— Где в ваших краях ближайший телефон? Есть вообще такое? Вы ж даже сотовой связью не покрыты, я проверял, — а нужно вызвать вертолет, срочно!
Кэти заторопилась, неуловимо улыбнувшись одними глазами.
— Это только из поселка, Чарли. Идем, я обычно доезжаю за пятнадцать минут, если дорога хорошая, а сейчас сухо… Стив, ты, надеюсь, еще не открутил то колесо?! Он хотел там что-то ремонтировать, но, я думаю…
— Колесо на месте, — медленно сказал Стивен. Президент подошел к нему поближе, протянул для пожатия руку. Его маленькая ладонь целиком утонула в длинных узловатых пальцах. Стивен склонил набок лохматую голову — так, чтобы глаза встретились в упор.
— Зачем тебе это, Чарли? — выговорил он совсем тихо. — Ты поспеешь на собственные похороны. Это совсем невесело… я-то знаю.
Маленький Президент вскинул подбородок и усмехнулся.
— Я уж постараюсь, чтобы невесело было не только мне.
В полуоткрытую дверь заглянула Кэти. Поверх синего костюма на ее плечи была наброшена серая куртка, волосы повязаны пятнистой косынкой. Со двора уже громко тарахтел автомобильный адотор.
— Чарли!
— Сейчас, — бросил Президент. И повернулся ко мне.
Так странно — он смотрел на меня снизу вверх. И не только потому, что был сантиметров на десять меньше ростом. Он смотрел на меня… да, с каким-то непонятным восхищением, уважением, даже преклонением. Как на античную статую. Нет, как если бы я была той настоящей живой женщиной, с которой две с половиной тысячи лет назад лепили эту статую…
— Если я правильно понял, — тихо, для меня одной произнес он, — это были вы, мисс.
И я кивнула — коротко, чуть-чуть, для него одного.
— Значит, она принадлежит вам.
Он уже ушел, и захлопнулась дверь, и во дворе взвизгнули на развороте тормоза, и угас вдали шум мотора, — а я все еще стояла совершенно неподвижно, не в силах отвести глаз от того, что лежало на моей раскрытой ладони, не замечая, как оно тяжелеет с каждой секундой, как постепенно немеет рука…
Она почти успокоилась, только слегка колебалась, та стрелка у основания шкалы. И ярким маячком светилась красная лампочка. И ведьмовским огоньком в дремучем лесу мерцала зеленая…
ЭПИЛОГ
А я-то надеялась, что его не будет дома.
Разумно, предусмотрительно выбрала время — между пятью и шестью вечера, он просто обязан был заниматься в спортзале. Так нет же!
Дверь была закрыта только на один оборот нижнего замка, в нос еще через замочную скважину бил едкий дым с элементами запаха яичницы, а когда я приотворила створку, из кухни донеслось и громкое жестокое скворчание. На тоненькой ноте, постепенно набирая силу звука, засвистел чайник.
— Знаешь что, я, пожалуй, подожду тебя тут, на лестничной площадке. Позовешь меня, когда сложишься.
— Грег!
Хотя, в сущности, он был прав. Меня тоже не прельщала перспектива мордобоя в честь прекрасной дамы. Я кивнула и потянула на себя дверную ручку.
— Если что — я здесь, — сказал Грег, присаживаясь на верхнюю ступеньку лестницы.
В прихожей валялись на полу яблочные огрызки, рыбья чешуя и вывернутые наизнанку грязные джинсы. Пыльная ковровая дорожка скомканным валиком подпирала стену, опасно касаясь подола моего светлого замшевого плаща, сиротливо висевшего на крючке среди дутых спортивных курток. Дымовая завеса уплотнялась по мере приближения к кухне, и я не сразу оценила эффектное появление в сизых клубах хозяина квартиры — моего бывшего любовника.
— Это ты?! — с непостижимой смесью восторга, удивления и злости в голосе выдал он.
Я поспешила предупредить:
— Я только за вещами.
— А-а…
Он громко то ли сморкнулся, то ли всхлипнул — обиженный ребенок, вот-вот заплачет. Даже стало жалко. В общем-то, он всегда был хороший…
Я прошла в комнату, стараясь не замечать издержек недели холостяцкой жизни. Распахнула створки шкафа — конечно, наши вещи уже забыли, что когда-то чинно лежали на разных полках. Я со вздохом выудила белые кружевные трусики из-под горы носков разной степени свежести. Да, придется потрудиться как следует…
— Тебе пришла бумажка из супермаркета, — он вошел в комнату и вспрыгнул на кровать, скрестив по-турецки черноволосые кучерявые ноги. — Они тебя увольняют и за эти полмесяца платить не собираются, потому что предупреждать надо…
— Ну и пусть их, — отозвалась я. Слава богу, свитера в отдельных пакетах от моли. — Я все равно не смогу там работать, я сейчас восстанавливаюсь в Сент-Клэр.
— На фига?
— Хочу быть умной, — пояснила я, обернувшись через плечо. Он насупил тяжелые надбровные складки, размышляя над моим ответом. Медвежонок. Хорошо хоть, ведет себя спокойно, без лишних сцен. Я думала, будет хуже.
Я честно готовилась к худшему и тогда, когда, сжимая в одной руке тяжелый квадратный прибор, а в другой — влажную широкую ладонь Грега, стояла перед высокой, пахнущей смолой и свежестью сосновой калиткой. За которой могла оказаться тропинка между скошенных полей, а дальше сады, леса, синий изгиб речки. И пусть — тогда мы бы одолжили у Стивена денег, Кэти довезла бы нас до поселка, а потом автобус, потом поезд, потом самолет…
Но если бы было так… это могло означать… что машина…
Стрелка ведь почти не двигалась!
Но калитка открылась на лестничную площадку.
И мы сразу узнали видавшую виды дверь, обитую потертым дерматином, на котором неформальные ребята нацарапали пасифик.
Такими же значками вперемежку с названиями рок-групп и спортивных команд были разрисованы и все стены на этой площадке и ниже, вдоль лестницы. Поэтому мы с Грегом смело спустились по ней и вышли на улицу своего города. Правда, в очень непрезентабельном районе.
А вот деревянной сельской двери, мечты Криса, на лестничной площадке уже не было. Интересно, почему. Неужели заявилась Клауди и своим присутствием разрушила идиллию этого патриархального пространства? Или наоборот: желание Криса осуществилось настолько полной мерой, что перестало быть желанием? Впрочем, что я знаю о возможностях и границах возможностей машины профессора Странтона?
Кстати, и зеленой двери, открытой Эдом, тоже больше не существовало, видимо, нигде, кроме пляжа Сайта-Моники-Бич.
— А я читал про тебя в газете, — вдруг, спохватившись, с гордостью сообщил медвежонок, потягиваясь всем огромным неповоротливым телом. — Что типа ты наследница какого-то там профессора, что он изобрел машину времени или чего-то там еще, а ты передала ее ученым для продолжения работ… что-то в этом роде.
Я улыбнулась.
— Ты читаешь такие умные газеты?
— Так там же твоя фотка была. На всю страницу.
— И хорошо я получилась?
Не стоило над ним издеваться. Детские губы задрожали, перебитый нос несколько раз дернулся, часто замигали небольшие медвежьи карие глаза. Он вскочил и несколько раз прошел туда-сюда по комнате, как только что заточенный в клетку зверь. Остановился возле меня, круто обернулся. Выговорил тихо, совсем беспомощно:
— Ты красивая.
И, конечно же, полез целоваться.
Кричать, бить его по щекам и звать на помощь Грега не хотелось. Я вывернулась из сокрушительных неуклюжих объятий и торопливо, пока он не успел опомниться, выдала скороговоркой:
— У тебя чайник свистел. Ты не выключил.
— Точно.
Он бросился на кухню, а я — на лестничную площадку за Грегом. Конечно же, все мы пересеклись в прихожей на обратном пути. Мужчины встали в классическую стойку. Они были примерно одного роста — правда, Грег в чуть более легком весе. Мой бывший любовник хозяйски положил мне руку на плечо и спросил:
— Кто этот амбал?
— Он из администрации Президента, — поспешила предупредить я. — Ты в курсе, что это значит? Без глупостей.
По лицу Грега можно было спокойно читать, что происходит у меня за спиной. Полная боеготовность сменилась облегчением и смущенной, даже почти виноватой улыбкой. В это же время тяжелая ладонь упала с моего плеча.
Грег прошел в комнату за вещами. Я обернулась.
— Я так и знал, — сказал медвежонок, и снова показалось, что он готов заплакать. — Ты всегда была крутая…
Захотелось поцеловать его куда-нибудь в щечку или в лоб — но ведь не понял бы. То есть понял бы не так. Я отошла к входной двери, посторонилась, пропуская Грега с двумя огромными сумками, обернулась и сделала прощальный жест вертикальной раскрытой ладонью.
Ну ты и тряпичница, думала я, шагая вслед за Грегом по лестничным пролетам, от площадки к площадке. Даже в лифт эти чертовы сумки не влезли. Хорошо хоть, что Грег теперь на машине…
И что согласился вот так просто, посреди рабочего дня, совершенно бескорыстно помочь мне переехать.
1998-2000
Разумно, предусмотрительно выбрала время — между пятью и шестью вечера, он просто обязан был заниматься в спортзале. Так нет же!
Дверь была закрыта только на один оборот нижнего замка, в нос еще через замочную скважину бил едкий дым с элементами запаха яичницы, а когда я приотворила створку, из кухни донеслось и громкое жестокое скворчание. На тоненькой ноте, постепенно набирая силу звука, засвистел чайник.
— Знаешь что, я, пожалуй, подожду тебя тут, на лестничной площадке. Позовешь меня, когда сложишься.
— Грег!
Хотя, в сущности, он был прав. Меня тоже не прельщала перспектива мордобоя в честь прекрасной дамы. Я кивнула и потянула на себя дверную ручку.
— Если что — я здесь, — сказал Грег, присаживаясь на верхнюю ступеньку лестницы.
В прихожей валялись на полу яблочные огрызки, рыбья чешуя и вывернутые наизнанку грязные джинсы. Пыльная ковровая дорожка скомканным валиком подпирала стену, опасно касаясь подола моего светлого замшевого плаща, сиротливо висевшего на крючке среди дутых спортивных курток. Дымовая завеса уплотнялась по мере приближения к кухне, и я не сразу оценила эффектное появление в сизых клубах хозяина квартиры — моего бывшего любовника.
— Это ты?! — с непостижимой смесью восторга, удивления и злости в голосе выдал он.
Я поспешила предупредить:
— Я только за вещами.
— А-а…
Он громко то ли сморкнулся, то ли всхлипнул — обиженный ребенок, вот-вот заплачет. Даже стало жалко. В общем-то, он всегда был хороший…
Я прошла в комнату, стараясь не замечать издержек недели холостяцкой жизни. Распахнула створки шкафа — конечно, наши вещи уже забыли, что когда-то чинно лежали на разных полках. Я со вздохом выудила белые кружевные трусики из-под горы носков разной степени свежести. Да, придется потрудиться как следует…
— Тебе пришла бумажка из супермаркета, — он вошел в комнату и вспрыгнул на кровать, скрестив по-турецки черноволосые кучерявые ноги. — Они тебя увольняют и за эти полмесяца платить не собираются, потому что предупреждать надо…
— Ну и пусть их, — отозвалась я. Слава богу, свитера в отдельных пакетах от моли. — Я все равно не смогу там работать, я сейчас восстанавливаюсь в Сент-Клэр.
— На фига?
— Хочу быть умной, — пояснила я, обернувшись через плечо. Он насупил тяжелые надбровные складки, размышляя над моим ответом. Медвежонок. Хорошо хоть, ведет себя спокойно, без лишних сцен. Я думала, будет хуже.
Я честно готовилась к худшему и тогда, когда, сжимая в одной руке тяжелый квадратный прибор, а в другой — влажную широкую ладонь Грега, стояла перед высокой, пахнущей смолой и свежестью сосновой калиткой. За которой могла оказаться тропинка между скошенных полей, а дальше сады, леса, синий изгиб речки. И пусть — тогда мы бы одолжили у Стивена денег, Кэти довезла бы нас до поселка, а потом автобус, потом поезд, потом самолет…
Но если бы было так… это могло означать… что машина…
Стрелка ведь почти не двигалась!
Но калитка открылась на лестничную площадку.
И мы сразу узнали видавшую виды дверь, обитую потертым дерматином, на котором неформальные ребята нацарапали пасифик.
Такими же значками вперемежку с названиями рок-групп и спортивных команд были разрисованы и все стены на этой площадке и ниже, вдоль лестницы. Поэтому мы с Грегом смело спустились по ней и вышли на улицу своего города. Правда, в очень непрезентабельном районе.
А вот деревянной сельской двери, мечты Криса, на лестничной площадке уже не было. Интересно, почему. Неужели заявилась Клауди и своим присутствием разрушила идиллию этого патриархального пространства? Или наоборот: желание Криса осуществилось настолько полной мерой, что перестало быть желанием? Впрочем, что я знаю о возможностях и границах возможностей машины профессора Странтона?
Кстати, и зеленой двери, открытой Эдом, тоже больше не существовало, видимо, нигде, кроме пляжа Сайта-Моники-Бич.
— А я читал про тебя в газете, — вдруг, спохватившись, с гордостью сообщил медвежонок, потягиваясь всем огромным неповоротливым телом. — Что типа ты наследница какого-то там профессора, что он изобрел машину времени или чего-то там еще, а ты передала ее ученым для продолжения работ… что-то в этом роде.
Я улыбнулась.
— Ты читаешь такие умные газеты?
— Так там же твоя фотка была. На всю страницу.
— И хорошо я получилась?
Не стоило над ним издеваться. Детские губы задрожали, перебитый нос несколько раз дернулся, часто замигали небольшие медвежьи карие глаза. Он вскочил и несколько раз прошел туда-сюда по комнате, как только что заточенный в клетку зверь. Остановился возле меня, круто обернулся. Выговорил тихо, совсем беспомощно:
— Ты красивая.
И, конечно же, полез целоваться.
Кричать, бить его по щекам и звать на помощь Грега не хотелось. Я вывернулась из сокрушительных неуклюжих объятий и торопливо, пока он не успел опомниться, выдала скороговоркой:
— У тебя чайник свистел. Ты не выключил.
— Точно.
Он бросился на кухню, а я — на лестничную площадку за Грегом. Конечно же, все мы пересеклись в прихожей на обратном пути. Мужчины встали в классическую стойку. Они были примерно одного роста — правда, Грег в чуть более легком весе. Мой бывший любовник хозяйски положил мне руку на плечо и спросил:
— Кто этот амбал?
— Он из администрации Президента, — поспешила предупредить я. — Ты в курсе, что это значит? Без глупостей.
По лицу Грега можно было спокойно читать, что происходит у меня за спиной. Полная боеготовность сменилась облегчением и смущенной, даже почти виноватой улыбкой. В это же время тяжелая ладонь упала с моего плеча.
Грег прошел в комнату за вещами. Я обернулась.
— Я так и знал, — сказал медвежонок, и снова показалось, что он готов заплакать. — Ты всегда была крутая…
Захотелось поцеловать его куда-нибудь в щечку или в лоб — но ведь не понял бы. То есть понял бы не так. Я отошла к входной двери, посторонилась, пропуская Грега с двумя огромными сумками, обернулась и сделала прощальный жест вертикальной раскрытой ладонью.
Ну ты и тряпичница, думала я, шагая вслед за Грегом по лестничным пролетам, от площадки к площадке. Даже в лифт эти чертовы сумки не влезли. Хорошо хоть, что Грег теперь на машине…
И что согласился вот так просто, посреди рабочего дня, совершенно бескорыстно помочь мне переехать.
1998-2000
КОРОТКО ОБ АВТОРЕ
Яна Дубинянская родилась в Крыму, г. Феодосия. До 21-го года жила в Симферополе, училась в Крымском художественном училище им. Н. Самокиша. В 2001 году окончила Киевский институт журналистики, работала на телевидении и в прессе.
Сейчас живет в Киеве, заведует отделом «Человек» в еженедельнике «Зеркало недели».
Рассказы на русском и украинском языках публиковались в журналах «Порог», «Пульсар», «Два», «Смолоскипи», «Звездная дорога», «Однокласник», альманахах «Брега Тавриды» и «Святий Володимир», сборнике «Слепой василиск». В 1999 году вышел авторский сборник повестей и рассказов «Три дня у Сиренополi», а в 2002 — роман «Финал новогодней пьесы».
Сейчас живет в Киеве, заведует отделом «Человек» в еженедельнике «Зеркало недели».
Рассказы на русском и украинском языках публиковались в журналах «Порог», «Пульсар», «Два», «Смолоскипи», «Звездная дорога», «Однокласник», альманахах «Брега Тавриды» и «Святий Володимир», сборнике «Слепой василиск». В 1999 году вышел авторский сборник повестей и рассказов «Три дня у Сиренополi», а в 2002 — роман «Финал новогодней пьесы».