Страница:
Юлий Дубов
Большая пайка
Часть четвертая. Муса
За кустами два бомжа, непонятно как проникших на охраняемую территорию больницы, возились с заваленной на землю и совершенно растерзанной девушкой. Муса увидел задранный на шею черный свитер, располосованную майку, обнажившую вздрагивающую от страха грудь, бессильно брыкающиеся ноги, с которых низенький в синей ковбойке, сладострастно урча, стаскивал замаранные зеленой травой джинсы. Второй, повыше, стиснув под мышкой руки девушки, окровавленной рукой зажимал ей рот. И еще Муса увидел валяющийся рядом пакет, из которого высыпались невероятно большие красные яблоки. Яблоки трещали и лопались под грязными ботинками бомжей.
Муса сделал шаг вперед, перехватив палку поудобнее, заметил неудовольствие, отразившееся на морде высокого бомжа, замахнулся, но опустить палку не успел. Где-то справа чуть слышно прошелестели шаги, и солнце погасло...
Муса сделал шаг вперед, перехватив палку поудобнее, заметил неудовольствие, отразившееся на морде высокого бомжа, замахнулся, но опустить палку не успел. Где-то справа чуть слышно прошелестели шаги, и солнце погасло...
С детства друг – навсегда друг
Муса Тариев познакомился с Платоном, если так можно выразиться, когда оба еще не вылезали из пеленок. Родители Платона и родители Мусы жили вместе в коммуналке. Вернее сказать, во время войны родители Платона эвакуировались из Москвы, а когда в сорок восьмом вернулись, оказалось, что у них появились соседи: Самсон и Инна. Пока хозяева квартиры приходили в себя от этой неожиданности, произошло несчастье – Самсон попал под грузовик и скончался на месте. Инна в это время была на седьмом месяце, и Михаил Иосифович, отец годовалого Платона, не счел возможным начинать разборки из-за жилплощади. Тем более что вернуться в министерство ему не удалось – началась борьба с космополитами, – поэтому он устроился на существенно менее заметную, а следовательно, и нижеоплачиваемую должность.
Маме Платона – Анне Семеновне – тоже пришлось идти на службу, поскольку жалованья Михаила Иосифовича на троих не хватало, а отдавать Платона в ясли очень уж не хотелось, да и, по правде, мест в яслях не было. Подумав немного, платоновские родители как бы наняли Инну в домработницы. Стол в квартире был общим, Инне дополнительно платили сто рублей в месяц, да еще она получала пенсию за Самсона. Словом, все были при своем интересе: Инна могла нигде не работать, у нее имелась своя комната, и целыми днями она сидела с двумя детьми – Платоном, которому было чуть больше года, и своим пацаном, названным Мусой в честь деда, погибшего где-то в степях Поволжья.
Когда Платону было девять лет, а Мусе, соответственно, восемь, в столице развернулось массовое жилищное строительство, К этому времени Михаил Иосифович уже продвинулся по службе, дорос до замдиректора крупного института и с трудом, но организовал получение отдельных квартир и себе, и Инне. Квартиры эти находились в одном доме, в районе новостройки, и даже располагались на одном этаже: только у Михаила Иосифовича была трехкомнатная, а у Инны с Мусой – однокомнатная.
Ребята вместе ходили в школу, но в разные классы, вместе завтракали, обедали, ужинали, готовили уроки, лазили по чердакам и подвалам, бегали на танцверанду в парке, одновременно попробовали начать курить, но у Мусы это получилось, а у Платона – нет. Когда Платону стукнуло четырнадцать, а Мусе тринадцать, они одновременно влюбились в девочку Любу из восьмого класса, но она предпочла им какого-то десятиклассника, так что первое чувство оказалось неудачным. Платон записался в химическую секцию при школе и все время ходил с обожженными пальцами, а Муса – в драмкружок при Доме пионеров и школьников, где прозанимался год, потом кружок бросил и поступил в автошколу.
Когда Муса заканчивал седьмой класс, Инна простудилась и слегла. Врачи установили воспаление легких, а через два месяца выяснилось, что дело обстоит намного серьезнее. Сначала Инна лежала дома, потом ее забрали в больницу, выписали, снова забрали, а к зиме она умерла. Похоронили ее на Крестовском кладбище, рядом с Самсоном. Родственников у Инны не было, поэтому на похоронах была только семья Платона. Вечером того дня Михаил Иосифович сказал:
– Муса, мы всю жизнь прожили как одна семья. И мама, и ты для нас – родные. Мы с тетей Аней посоветовались и решили тебя усыновить. Ты будешь жить с нами, квартира твоя, конечно, за тобой же и останется...
– Нет, дядя Миша, – тихо, но твердо ответил Муса. – Спасибо вам, но я так не хочу. Я вас и тетю Аню очень люблю. Но мы с мамой решили, что я пойду в вечернюю школу и буду сам зарабатывать деньги.
На этом разговор не закончился. Прежде чем уступить, Михаил Иосифович пытался еще не раз переубедить мальчика, подключалась и Анна Семеновна, но у них ничего не вышло. Выяснилось, правда, что Муса был категорически против только усыновления, а все остальные варианты соглашался обсуждать. В результате Михаил Иосифович устроил Мусу в автомеханический техникум. Стипендию Муса отдавал Анне Семеновне, жил у них, так что внешне ничего не изменилось. Только вот с Платоном он проводил теперь меньше времени, чем раньше.
Муса закончил техникум, когда Платон уже учился в МИСИ. Он получил диплом слесаря-автомеханика, водительские права, и Михаил Иосифович взял его на работу водителем в свой институт. Первые полгода Муса возил директора института. Когда же директора перевели в министерство, а Михаила Иосифовича назначили на его место, сложилась не совсем удобная ситуация – вроде бы получалась какая-то семейственность. Михаил Иосифович позвонил своему бывшему начальнику и попросил совета. Начальник был о Мусе самого высокого мнения, но взять его к себе в министерство почему-то не мог. Тем не менее он пообещал что-нибудь придумать, и недели через две Мусу вызвали в какой-то высокий кабинет, предложили заполнить анкету. А через три месяца он уже работал в Управлении делами Совмина, что было настоящим чудом, потому как туда меньше чем с пятью годами водительского стажа никого и никогда не принимали.
К этому времени Муса здорово вытянулся, отпустил усы, не позволял себе никаких курток, ковбоек или кепок, всегда приезжал на работу в белоснежной рубашке, галстуке, выглаженном костюме и сверкающих ботинках. В багажнике возил спецовку и перчатки на случай непредвиденного ремонта. После года работы он, видимо, с подачи начальника, поступил на вечернее отделение института культуры. Когда Муса сказал про это Платону, тот развел руками – "Пустили козла в огород". Действительно, на курсе числилось всего шесть ребят, а в своей группе Муса вообще был единственным представителем сильного пола. Именно с этого времени Платон и Муса по-настоящему оценили преимущества отдельной квартиры, пусть даже однокомнатной и на одном этаже с родителями.
Основных опасностей, связанных с интенсивной личной жизнью, им удалось благополучно избежать. Один раз Платон попытался объявить родителям, что собирается жениться, но на этой попытке все и закончилось. У Мусы были свои проблемы – их удалось решить с помощью знакомой врачихи из роддома на Фотиевой. Так что в целом переход от полового созревания к полной зрелости состоялся без видимых потерь...
Маме Платона – Анне Семеновне – тоже пришлось идти на службу, поскольку жалованья Михаила Иосифовича на троих не хватало, а отдавать Платона в ясли очень уж не хотелось, да и, по правде, мест в яслях не было. Подумав немного, платоновские родители как бы наняли Инну в домработницы. Стол в квартире был общим, Инне дополнительно платили сто рублей в месяц, да еще она получала пенсию за Самсона. Словом, все были при своем интересе: Инна могла нигде не работать, у нее имелась своя комната, и целыми днями она сидела с двумя детьми – Платоном, которому было чуть больше года, и своим пацаном, названным Мусой в честь деда, погибшего где-то в степях Поволжья.
Когда Платону было девять лет, а Мусе, соответственно, восемь, в столице развернулось массовое жилищное строительство, К этому времени Михаил Иосифович уже продвинулся по службе, дорос до замдиректора крупного института и с трудом, но организовал получение отдельных квартир и себе, и Инне. Квартиры эти находились в одном доме, в районе новостройки, и даже располагались на одном этаже: только у Михаила Иосифовича была трехкомнатная, а у Инны с Мусой – однокомнатная.
Ребята вместе ходили в школу, но в разные классы, вместе завтракали, обедали, ужинали, готовили уроки, лазили по чердакам и подвалам, бегали на танцверанду в парке, одновременно попробовали начать курить, но у Мусы это получилось, а у Платона – нет. Когда Платону стукнуло четырнадцать, а Мусе тринадцать, они одновременно влюбились в девочку Любу из восьмого класса, но она предпочла им какого-то десятиклассника, так что первое чувство оказалось неудачным. Платон записался в химическую секцию при школе и все время ходил с обожженными пальцами, а Муса – в драмкружок при Доме пионеров и школьников, где прозанимался год, потом кружок бросил и поступил в автошколу.
Когда Муса заканчивал седьмой класс, Инна простудилась и слегла. Врачи установили воспаление легких, а через два месяца выяснилось, что дело обстоит намного серьезнее. Сначала Инна лежала дома, потом ее забрали в больницу, выписали, снова забрали, а к зиме она умерла. Похоронили ее на Крестовском кладбище, рядом с Самсоном. Родственников у Инны не было, поэтому на похоронах была только семья Платона. Вечером того дня Михаил Иосифович сказал:
– Муса, мы всю жизнь прожили как одна семья. И мама, и ты для нас – родные. Мы с тетей Аней посоветовались и решили тебя усыновить. Ты будешь жить с нами, квартира твоя, конечно, за тобой же и останется...
– Нет, дядя Миша, – тихо, но твердо ответил Муса. – Спасибо вам, но я так не хочу. Я вас и тетю Аню очень люблю. Но мы с мамой решили, что я пойду в вечернюю школу и буду сам зарабатывать деньги.
На этом разговор не закончился. Прежде чем уступить, Михаил Иосифович пытался еще не раз переубедить мальчика, подключалась и Анна Семеновна, но у них ничего не вышло. Выяснилось, правда, что Муса был категорически против только усыновления, а все остальные варианты соглашался обсуждать. В результате Михаил Иосифович устроил Мусу в автомеханический техникум. Стипендию Муса отдавал Анне Семеновне, жил у них, так что внешне ничего не изменилось. Только вот с Платоном он проводил теперь меньше времени, чем раньше.
Муса закончил техникум, когда Платон уже учился в МИСИ. Он получил диплом слесаря-автомеханика, водительские права, и Михаил Иосифович взял его на работу водителем в свой институт. Первые полгода Муса возил директора института. Когда же директора перевели в министерство, а Михаила Иосифовича назначили на его место, сложилась не совсем удобная ситуация – вроде бы получалась какая-то семейственность. Михаил Иосифович позвонил своему бывшему начальнику и попросил совета. Начальник был о Мусе самого высокого мнения, но взять его к себе в министерство почему-то не мог. Тем не менее он пообещал что-нибудь придумать, и недели через две Мусу вызвали в какой-то высокий кабинет, предложили заполнить анкету. А через три месяца он уже работал в Управлении делами Совмина, что было настоящим чудом, потому как туда меньше чем с пятью годами водительского стажа никого и никогда не принимали.
К этому времени Муса здорово вытянулся, отпустил усы, не позволял себе никаких курток, ковбоек или кепок, всегда приезжал на работу в белоснежной рубашке, галстуке, выглаженном костюме и сверкающих ботинках. В багажнике возил спецовку и перчатки на случай непредвиденного ремонта. После года работы он, видимо, с подачи начальника, поступил на вечернее отделение института культуры. Когда Муса сказал про это Платону, тот развел руками – "Пустили козла в огород". Действительно, на курсе числилось всего шесть ребят, а в своей группе Муса вообще был единственным представителем сильного пола. Именно с этого времени Платон и Муса по-настоящему оценили преимущества отдельной квартиры, пусть даже однокомнатной и на одном этаже с родителями.
Основных опасностей, связанных с интенсивной личной жизнью, им удалось благополучно избежать. Один раз Платон попытался объявить родителям, что собирается жениться, но на этой попытке все и закончилось. У Мусы были свои проблемы – их удалось решить с помощью знакомой врачихи из роддома на Фотиевой. Так что в целом переход от полового созревания к полной зрелости состоялся без видимых потерь...
Ура! Платона больше нет!
Газеты словно сошли с ума. "Инфокар" подбрасывал одну сенсацию за другой. Еще не затих шум, поднятый вокруг так и не раскрытого убийства Кирсанова – в самом центре Москвы, на глазах у тысячи прохожих. Еще не успели забыть про загадочный взрыв в инфокаровском банке, уничтоживший добрую половину всей банковской документации. Еще продолжали строить разнообразные догадки о причинах, заставивших заместителя генерального директора "Инфокара" соскочить с собственного балкона. И вот очередная криминальная история – заказное убийство еще одного видного инфокаровца, где-то на Стромынке, где ему и делать-то было совершенно нечего. Изо всех сил муссировались просочившиеся в печать подробности: прибалтийский след обнаруженного на месте преступления карабина, женщина в черном, открыто интересовавшаяся у водителя, кого он ждет (прямо Фанни Каплан какая-то), а самое главное – замеченный очевидцами хлебный фургон, в который затащили ещё одну жертву покушения и который немедленно скрылся с места происшествия, но так и не был обнаружен, несмотря на безошибочно зафиксированный теми же очевидцами госномер. Кто все-таки был этой второй, не обнаруженной и по сей день жертвой? Уж не сам ли легендарный Платон, бывший генеральный "Инфокара", а ныне генеральный СНК? Тем более что он исчез, и никаких сведений о нем нет, а инфокаровский офис отвечает – Платон Михайлович в длительной командировке, где находится сейчас – неизвестно, и когда вернется – непонятно. Ведь если его грохнули, то инфокаровской империи – крышка! И деньгам вкладчиков, потраченным на ценные бумаги СНК, тоже. Что будет, что будет... А тут еще эта история со взрывами на инфокаровских стоянках, прогремевшими сразу же после покушения".
Цейтлина застрелили в десять тридцать восемь. В одиннадцать пятнадцать двое неизвестных обстреляли из гранатометов станцию "Вольво", развалив половину главного корпуса и уничтожив не менее десятка клиентских машин. Еще через полчаса сработало взрывное устройство на стоянке "Жигулей", но там пострадал только забор да сгорела машина охраны. Ясно, что на такие вещи идут только тогда, когда фирма обезглавлена.
И, с общего согласия, Платона списали.
Цейтлина застрелили в десять тридцать восемь. В одиннадцать пятнадцать двое неизвестных обстреляли из гранатометов станцию "Вольво", развалив половину главного корпуса и уничтожив не менее десятка клиентских машин. Еще через полчаса сработало взрывное устройство на стоянке "Жигулей", но там пострадал только забор да сгорела машина охраны. Ясно, что на такие вещи идут только тогда, когда фирма обезглавлена.
И, с общего согласия, Платона списали.
Расправа
Невидимая паутина безжалостно стягивалась вокруг "Инфокара": нити крепчали, заплетались в узлы, перекрывали кислород. Деловые партнеры, много лет получавшие машины на реализацию под честное слово, почувствовали безнаказанность и перестали рассчитываться вовсе. Арендаторы, заколачивавшие деньги на инфокаровских площадях, сначала накапливали немалые долги, ссылаясь на объективные обстоятельства, а потом сбегали под покровом ночи, унося свой нехитрый скарб и не забывая при этом прихватить кое-какое хозяйское имущество. До поры до времени все это происходило как бы в пределах разумного: должники ни от чего не отказывались, от встреч не уклонялись, при разговоре прятали глаза, говорили про трудности, проблемы с налоговой инспекцией, временный дефицит оборотных средств и предлагали погасить задолженность векселями или недвижимостью. Но уже ясно было, что деньги эти не вернутся и что на пороге время, когда об "Инфокар" начнут вытирать ноги.
Это время не заставило себя ждать.
Вдруг, ни с того ни с сего, бесследно исчезли двести машин, которые даже никому и не отдавались, а всего лишь были поставлены на несколько дней на территории чужого склада – отданы на ответственное хранение. Когда за машинами пришли автовозы, склад был уже пуст. Охрана, допрошенная с пристрастием, ответила, что не далее как позавчера ночью хозяин склада вывез все машины вместе с документами, после чего исчез и с тех самых пор о нем ничего не известно. Милиция, обычно рвущаяся в бой по первому зову, на этот раз индифферентно пожала плечами, позевывая, сказала, что уголовное дело завести никак нельзя, ибо здесь конфликт между двумя коммерческими структурами, и надо бы обратиться в арбитражный суд – там разберутся. Когда же вышли на "крышу" хозяина склада, то "крыша" лениво ответила – ничего не знаем, к исчезновению машин отношения не имеем, хозяина давно пора было снимать и ставить другого, словом, помочь ничем не можем, а если честно, то и не хотим. Кто прикрывает "Инфокар"? Инородцы? Инородцы. Ну и поделом вам, ребята.
Похожая история, но уже на уровне почти государственном, приключилась в одной из черноземных областей. Только-только отгрузили туда полторы сотни машин, как на партнера, явно по заказу, наехала налоговая полиция: обвинила в неуплате налогов и всех смертных грехах, арестовала автомобили и тут же, без суда и следствия, обратила их в доход области. Что? "Инфокар"? Да шли бы вы... Вы машины фирме "Звездочка" поставляли? Вот с них и спрашивайте. А у нас свои счеты. Долг перед бюджетом гасить надо. Помните, как написано? Отдай кесарево кесарю. Вот кесарь и забрал свое. Есть еще вопросы? Кстати, имейте в виду: этими машинами, по поводу успешного завершения уборочной страды, награждены лучшие труженики сельского хозяйства. Передовики. Вы у них, что ли, хотите машины отобрать? Ну-ну... А если они все вместе приедут в Москву и разнесут ваш гребаный офис по кирпичику? А общественное мнение что скажет?
И это было далеко не все. Отличный бизнес открыло для себя невесть откуда взявшееся адвокатское бюро "Правовая защита". Набив руку на правах потребителей, бюро объявило, что отныне специализируется на охране интересов российских граждан, которым недобросовестные коммерсанты запаривают некачественную продукцию. Прежде всего, технически сложную. Если точнее – автомобили. А так как отечественные автопроизводители, надежно защищенные от мировой конкуренции барьерами таможенных пошлин, стали гнать на рынок откровенную халтуру и бессовестный недокомплект, то дел у "Правовой защиты" немедленно образовалось хоть залейся. Что у вас с машиной? Ах, карбюратор... И коробка передач через месяц из строя вышла? Понятненько... Где брали? В "Инфокаре"? Ну так он вам и ответит за все – и за карбюратор, и за коробку, и за моральный ущерб. По всей строгости российских законов. А с заводом пусть сам потом разбирается.
Инфокаровские юристы мотались по судам, проигрывая один иск за другим, а между тем армия судебных приставов шла клином по банкам, накладывая аресты на инфокаровские счета и безжалостно списывая по исполнительным листам случайно задержавшиеся там деньги. Этот шабаш продолжался до тех пор, пока Ларри, доведенный до бешенства комариными укусами, не реализовал хитроумную вексельную схему расчетов, при которой вся выручка зачислялась на счета специально созданного мини-казначейства – оно вроде бы не имело прямого отношения к "Инфокару", но проводило платежи по его указаниям. Исполнительные листы стали покрываться пылью и плесенью. Время от времени особо прыткие потребители, сопровождаемые судебными исполнителями и газетчиками, все еще возникали в центральном офисе, однако блеска надежды в их глазах уже не было.
Старая история с иномарками и Ассоциацией содействия малому бизнесу тоже подверглась реанимации. Работников прокуратуры сменяли следователи УЭП и РУОП, за ними в очередь шли сотрудники отдела по борьбе с таможенными правонарушениями, приходили люди с военной выправкой, как бы из контрольно-ревизионного управления Минфина, потом снова прокуратура, и опять – по тому же кругу.
Захирел центральный офис, в котором когда-то круглосуточно кипела жизнь. Со смертью Цейтлина угасла последняя искорка лихорадочной, хотя и отчасти бессмысленной активности. Замолчали телефоны. Невостребованные служащие лениво подтягивались к половине десятого, пили кофе и чай, обсуждали последние новости и перспективы повышения зарплаты, посматривали на часы и к шести вечера расползались по своим делам. Военная дисциплина стала ослабевать даже в клубе: администраторы стали потихоньку выпивать с официантами и охраной и, пользуясь тем, что большую часть времени клуб пустовал, начали водить на халявные выпивку и закуску знакомых девочек.
Автостанции так и не оправились от налетов, последовавших за покушением на Платона и убийством Цейтлина. Черные тротиловые пятна проступали сквозь наляпанную кое-как штукатурку; асфальт, наспех положенный на ямы, трескался и проваливался. Падали обороты. Клиенты теперь за три версты обходили станции, меченные взрывами: машины все же свои, лучше отогнать их куда-нибудь подальше, где нет разборок; на "Инфокаре" свет клином не сошелся.
Осложнились отношения с партнерами. Штаб-квартиры "Даймлер-Бенц" и "Вольво" дружно усомнились в правильности прежней политики. Верно ли они сделали в свое время выбор? Так ли уж надо было делать ставку на "Инфокар" как на единственного партнера? Вон что творится с этим самым "Инфокаром" – пора подыскать себе кого-нибудь понадежнее, чтобы не остаться, как говорят эти чертовы русские, у разбитого корыта. И партнеры вежливо и тихо, дабы не обострять отношений, затрубили отбой. По автомобильному рынку прошел слушок, что "Даймлер-Бенц" нынче снова на выданье.
Впрочем, со всем этим еще можно было разобраться, если б только было кому. Ларри разрывался на части, но физически не мог успеть всюду. Муса по-прежнему болел, хотя болезнь эта и вызывала у Ларри смутно осознаваемую тревогу, А больше никого не было, Цейтлин, Сысоев, Кирсанов, Терьян... Никого... Платон за границей. Ларри постоянно был с ним на связи, знал, что Платон рвется назад, но понимал также, что люди Фрэнка Эл Капоне и полковника Корецкого так просто его в страну не впустят. А без Платона бизнес рухнет как карточный домик. Выбор был понятен.
Это время не заставило себя ждать.
Вдруг, ни с того ни с сего, бесследно исчезли двести машин, которые даже никому и не отдавались, а всего лишь были поставлены на несколько дней на территории чужого склада – отданы на ответственное хранение. Когда за машинами пришли автовозы, склад был уже пуст. Охрана, допрошенная с пристрастием, ответила, что не далее как позавчера ночью хозяин склада вывез все машины вместе с документами, после чего исчез и с тех самых пор о нем ничего не известно. Милиция, обычно рвущаяся в бой по первому зову, на этот раз индифферентно пожала плечами, позевывая, сказала, что уголовное дело завести никак нельзя, ибо здесь конфликт между двумя коммерческими структурами, и надо бы обратиться в арбитражный суд – там разберутся. Когда же вышли на "крышу" хозяина склада, то "крыша" лениво ответила – ничего не знаем, к исчезновению машин отношения не имеем, хозяина давно пора было снимать и ставить другого, словом, помочь ничем не можем, а если честно, то и не хотим. Кто прикрывает "Инфокар"? Инородцы? Инородцы. Ну и поделом вам, ребята.
Похожая история, но уже на уровне почти государственном, приключилась в одной из черноземных областей. Только-только отгрузили туда полторы сотни машин, как на партнера, явно по заказу, наехала налоговая полиция: обвинила в неуплате налогов и всех смертных грехах, арестовала автомобили и тут же, без суда и следствия, обратила их в доход области. Что? "Инфокар"? Да шли бы вы... Вы машины фирме "Звездочка" поставляли? Вот с них и спрашивайте. А у нас свои счеты. Долг перед бюджетом гасить надо. Помните, как написано? Отдай кесарево кесарю. Вот кесарь и забрал свое. Есть еще вопросы? Кстати, имейте в виду: этими машинами, по поводу успешного завершения уборочной страды, награждены лучшие труженики сельского хозяйства. Передовики. Вы у них, что ли, хотите машины отобрать? Ну-ну... А если они все вместе приедут в Москву и разнесут ваш гребаный офис по кирпичику? А общественное мнение что скажет?
И это было далеко не все. Отличный бизнес открыло для себя невесть откуда взявшееся адвокатское бюро "Правовая защита". Набив руку на правах потребителей, бюро объявило, что отныне специализируется на охране интересов российских граждан, которым недобросовестные коммерсанты запаривают некачественную продукцию. Прежде всего, технически сложную. Если точнее – автомобили. А так как отечественные автопроизводители, надежно защищенные от мировой конкуренции барьерами таможенных пошлин, стали гнать на рынок откровенную халтуру и бессовестный недокомплект, то дел у "Правовой защиты" немедленно образовалось хоть залейся. Что у вас с машиной? Ах, карбюратор... И коробка передач через месяц из строя вышла? Понятненько... Где брали? В "Инфокаре"? Ну так он вам и ответит за все – и за карбюратор, и за коробку, и за моральный ущерб. По всей строгости российских законов. А с заводом пусть сам потом разбирается.
Инфокаровские юристы мотались по судам, проигрывая один иск за другим, а между тем армия судебных приставов шла клином по банкам, накладывая аресты на инфокаровские счета и безжалостно списывая по исполнительным листам случайно задержавшиеся там деньги. Этот шабаш продолжался до тех пор, пока Ларри, доведенный до бешенства комариными укусами, не реализовал хитроумную вексельную схему расчетов, при которой вся выручка зачислялась на счета специально созданного мини-казначейства – оно вроде бы не имело прямого отношения к "Инфокару", но проводило платежи по его указаниям. Исполнительные листы стали покрываться пылью и плесенью. Время от времени особо прыткие потребители, сопровождаемые судебными исполнителями и газетчиками, все еще возникали в центральном офисе, однако блеска надежды в их глазах уже не было.
Старая история с иномарками и Ассоциацией содействия малому бизнесу тоже подверглась реанимации. Работников прокуратуры сменяли следователи УЭП и РУОП, за ними в очередь шли сотрудники отдела по борьбе с таможенными правонарушениями, приходили люди с военной выправкой, как бы из контрольно-ревизионного управления Минфина, потом снова прокуратура, и опять – по тому же кругу.
Захирел центральный офис, в котором когда-то круглосуточно кипела жизнь. Со смертью Цейтлина угасла последняя искорка лихорадочной, хотя и отчасти бессмысленной активности. Замолчали телефоны. Невостребованные служащие лениво подтягивались к половине десятого, пили кофе и чай, обсуждали последние новости и перспективы повышения зарплаты, посматривали на часы и к шести вечера расползались по своим делам. Военная дисциплина стала ослабевать даже в клубе: администраторы стали потихоньку выпивать с официантами и охраной и, пользуясь тем, что большую часть времени клуб пустовал, начали водить на халявные выпивку и закуску знакомых девочек.
Автостанции так и не оправились от налетов, последовавших за покушением на Платона и убийством Цейтлина. Черные тротиловые пятна проступали сквозь наляпанную кое-как штукатурку; асфальт, наспех положенный на ямы, трескался и проваливался. Падали обороты. Клиенты теперь за три версты обходили станции, меченные взрывами: машины все же свои, лучше отогнать их куда-нибудь подальше, где нет разборок; на "Инфокаре" свет клином не сошелся.
Осложнились отношения с партнерами. Штаб-квартиры "Даймлер-Бенц" и "Вольво" дружно усомнились в правильности прежней политики. Верно ли они сделали в свое время выбор? Так ли уж надо было делать ставку на "Инфокар" как на единственного партнера? Вон что творится с этим самым "Инфокаром" – пора подыскать себе кого-нибудь понадежнее, чтобы не остаться, как говорят эти чертовы русские, у разбитого корыта. И партнеры вежливо и тихо, дабы не обострять отношений, затрубили отбой. По автомобильному рынку прошел слушок, что "Даймлер-Бенц" нынче снова на выданье.
Впрочем, со всем этим еще можно было разобраться, если б только было кому. Ларри разрывался на части, но физически не мог успеть всюду. Муса по-прежнему болел, хотя болезнь эта и вызывала у Ларри смутно осознаваемую тревогу, А больше никого не было, Цейтлин, Сысоев, Кирсанов, Терьян... Никого... Платон за границей. Ларри постоянно был с ним на связи, знал, что Платон рвется назад, но понимал также, что люди Фрэнка Эл Капоне и полковника Корецкого так просто его в страну не впустят. А без Платона бизнес рухнет как карточный домик. Выбор был понятен.
Ларри принимает вызов
Нельзя воевать, если в доме твоем притаилась черная измена, ибо нет злее врага, чем старый друг. Развернув последние, истекающие кровью батальоны навстречу приближающемуся противнику, ты должен огнем и мечом истребить вражеские гнезда в тылу, потому что только надежностью и верностью тыла куется победа, и плох тот полководец, который, увлекшись надвигающейся битвой, позволит, чтобы в спину ему нанесли предательский удар отравленным кинжалом.
Оставался еще резерв главного командования, бесценный ресурс, неисчерпаемый источник сил. Завод! Флагман отечественной автомобильной промышленности, ни на минуту не останавливавший конвейеры даже в самое тяжелое время, когда российские рубли летели вниз, теснимые долларом и "черными вторниками"... Завод, наращивавший выпуск, несмотря на лавину неплатежей, захлестнувшую страну, и на равных говоривший с правительством... Завод, на продукции которого возрос и набрал силу "Инфокар", ежечасно превращавший тысячи автомобилей в самую твердую в мире валюту... Этот Завод был практически полностью взят под контроль – благодаря квадратикам и стрелочкам, накаляканным когда-то Платоном; благодаря Вите Сысоеву, изготовившему и втащившему в страну тонны акций; благодаря российскому народу, поверившему в эту затею и раскупившему сысоевские бумажки на свои кровные; благодаря Пете Кирсанову, да будет земля ему пухом... Покойный Марик тоже внес свой вклад... До тех пор пока мы держим СНК в своих руках, можно особо не задумываться о грозно надвинувшихся проблемах. Потому что тот, кто держит СНК, владеет Заводом.
Но так ли крепки наши позиции? Так ли надежна выстроенная Платоном схема? Так ли верны старые друзья? Вот вопрос! Всем вопросам вопрос. Ибо если ответ на него – "да", то все, что творится кругом, это временные трудности, и они исчезнут, как утренний туман под яркими лучами солнца, когда, расправив плечи, двинутся вперед несметные инфокаровские силы. А вот если "нет", то первая же серьезная стычка обернется сокрушительным поражением, и погибнет великая империя. Конечно, на ее обломках что-нибудь да построится, но нас там уже не будет.
Первые признаки грозящей катастрофы Ларри почувствовал уже через два месяца после покушения на Платона. Резко сократились денежные поступления. По причине задержек платежей начали останавливаться импортные поставки. Возник дефицит запасных частей, и станции технического обслуживания, переведенные на односменную работу при пятидневной рабочей неделе, стали терять клиентов. Притормозились и расчеты с Заводом.
Не было ничего необычного в том, что платежи проходили на Завод с отставанием от графика. Такое случалось и в прошлом. Тревожило неожиданно изменившееся отношение Завода к "Инфокару". Сначала пришла телеграмма, в которой сообщалось, что вследствие неоплаты дальнейшие поставки автомобилей прекращаются на неопределенный срок. Когда Ларри позвонил директору напрямую, тот объяснил, что трудовой коллектив и без того давно уже интересуется взаимосвязями между Заводом и "Инфокаром", посему лучше не обострять, а быстренько рассчитаться, тогда все будет хорошо. К тому же пошли слухи, будто бы с каждой поставленной "Инфокару" машины директор лично получает мзду в сотню баксов наличными, так что в условиях, когда "Инфокар" ничего не платит за отгруженные и давно проданные машины, директор вынужден принять меры.
Слова директора звучали вполне убедительно, однако Ларри, никогда и никому, кроме себя и Платона, не доверявший, выкроил полдня и слетал-таки на Завод, чтобы посмотреть партнерам в глаза. Папу Гришу, отбывшего в законный отпуск на берега Адриатики, он не застал, но директору в глаза заглянул.
Глаза были в порядке.
– Ты пойми, Ларри, – сказал директор за ужином, – тут сейчас такое творится... Все началось с этих ваших разборок в Москве. У нас ведь информацию перепечатывают тут же. Народ почитал-почитал и начал потихоньку задумываться. Кому машины отгружаем? "Инфокару"? А там сплошная стрельба, взрывы, покушения... Денег за машины дождемся ли? Не копейки все же – там у вас товару на миллионы долларов. На большие миллионы. Идет невозврат средств. Как мне себя вести? Плюнуть на всех я не могу, меня ведь они в директора и выбирали...
– Выбирали, может, и они, – согласно кивнул Ларри, – а вот снять только СНК может...
Он оставил многоточие висеть в воздухе, в кольцах табачного дыма.
Директор искоса взглянул на Ларри и развел руками:
– Ты думаешь, я за свое место держусь? Я ведь на Заводе, считай, с первого дня, и не мальчик уже. Я не хочу, чтобы мое имя в городе полоскали. Пока мы держим СНК, все будет нормально. Только удержим ли? Ты сам посчитай – Платона нет, Кирсанова застрелили. Кто остался из замов? Этот ваш чекист? А он удержит ситуацию? Ты хоть знаешь, кто сейчас эти бумажки под шумок скупает? Не знаешь? То-то же. И я не знаю. Но скупают ведь. Мне служба безопасности докладывала – по цехам уже стали ходить, ставят стол, стул, выкладывают пачки наличных и платят не торгуясь. Только за последний месяц и только на Заводе не меньше сотни тысяч скупили. А сколько в Москве скупили? Или в Питере? Долго ли до беды?
– Мы же считали, – спокойно возразил Ларри. – Что бы ни было, у нас и у Завода всегда остается контроль.
– Это вы считали. – Директор начал терять терпение. – Этот ваш бородатый считал. А у нас здесь свои считалки. Если два миллиона бумажек попадут в одни руки, их тут же обменяют на акции. И тогда хана. Ты хоть понимаешь, что при этом покупатель сразу же возьмет контроль над СНК? Да и хрен бы с СНК. Но ведь покупатель возьмет контроль и над Заводом, и над "Инфокаром". И полетим мы все, как фанера над забором. Что такое два миллиона бумажек? Двадцать миллионов долларов! Тьфу! Да "Инфокар" Заводу втрое больше на сегодняшний день должен. Если бы вы со мной вовремя рассчитывались, я бы сейчас сам же их и перекупил. А ты деньги держишь, сам ни хрена не делаешь да еще приезжаешь претензии предъявлять – почему я тебе отгрузку останавливаю. Вот потому и останавливаю! Мне бабки нужны, чтобы и самому уцелеть, и вас, дураков недострелянных, вытащить. Как-никак, у меня в вашей конторе личная доля имеется.
Дальнейший разговор уже не сложился. Директор замкнулся в себе, глядел в сторону, на вопросы Ларри отвечал односложно, а на шутки и анекдоты вовсе не реагировал.
По дороге в аэропорт Ларри всячески клял себя за допущенную ошибку. Не надо, не надо было так в лоб угрожать, напоминать, что судьба директора в руках СНК. Надо было мягче, гибче... Ах, если бы не постоянная московская нервотрепка, не беспокойство за Платона, не надвинувшееся безденежье... Как бы правильно он построил беседу, если бы мог хоть чуточку передохнуть... Но похоже, что директор не услышал этих опрометчиво сказанных слов, его больше тревожили судьбы Завода и "Инфокара". И слава богу!
Ларри ошибся. Судьбы Завода, "Инфокара" и СНК директора действительно тревожили. Но прозвучавшую в словах Ларри угрозу он прекрасно расслышал и воспринял. Поэтому, попрощавшись с Ларри и вернувшись к себе, директор немедленно снял телефонную трубку, набрал многозначный номер и сказал:
– Вечер добрый! Ну как там?... Нормально?... И у нас нормально. В общем, я принял решение. Накатываем по полной программе... Да... Да... Когда?.., Хорошо, это годится. Ну пока.
А потом директор позвонил по другому номеру и говорил уже совсем другим голосом, не командным, а отеческим, добрым и расслабленным, обещал прислать икры и яблок, а о делах поговорить при личной встрече.
Оставался еще резерв главного командования, бесценный ресурс, неисчерпаемый источник сил. Завод! Флагман отечественной автомобильной промышленности, ни на минуту не останавливавший конвейеры даже в самое тяжелое время, когда российские рубли летели вниз, теснимые долларом и "черными вторниками"... Завод, наращивавший выпуск, несмотря на лавину неплатежей, захлестнувшую страну, и на равных говоривший с правительством... Завод, на продукции которого возрос и набрал силу "Инфокар", ежечасно превращавший тысячи автомобилей в самую твердую в мире валюту... Этот Завод был практически полностью взят под контроль – благодаря квадратикам и стрелочкам, накаляканным когда-то Платоном; благодаря Вите Сысоеву, изготовившему и втащившему в страну тонны акций; благодаря российскому народу, поверившему в эту затею и раскупившему сысоевские бумажки на свои кровные; благодаря Пете Кирсанову, да будет земля ему пухом... Покойный Марик тоже внес свой вклад... До тех пор пока мы держим СНК в своих руках, можно особо не задумываться о грозно надвинувшихся проблемах. Потому что тот, кто держит СНК, владеет Заводом.
Но так ли крепки наши позиции? Так ли надежна выстроенная Платоном схема? Так ли верны старые друзья? Вот вопрос! Всем вопросам вопрос. Ибо если ответ на него – "да", то все, что творится кругом, это временные трудности, и они исчезнут, как утренний туман под яркими лучами солнца, когда, расправив плечи, двинутся вперед несметные инфокаровские силы. А вот если "нет", то первая же серьезная стычка обернется сокрушительным поражением, и погибнет великая империя. Конечно, на ее обломках что-нибудь да построится, но нас там уже не будет.
Первые признаки грозящей катастрофы Ларри почувствовал уже через два месяца после покушения на Платона. Резко сократились денежные поступления. По причине задержек платежей начали останавливаться импортные поставки. Возник дефицит запасных частей, и станции технического обслуживания, переведенные на односменную работу при пятидневной рабочей неделе, стали терять клиентов. Притормозились и расчеты с Заводом.
Не было ничего необычного в том, что платежи проходили на Завод с отставанием от графика. Такое случалось и в прошлом. Тревожило неожиданно изменившееся отношение Завода к "Инфокару". Сначала пришла телеграмма, в которой сообщалось, что вследствие неоплаты дальнейшие поставки автомобилей прекращаются на неопределенный срок. Когда Ларри позвонил директору напрямую, тот объяснил, что трудовой коллектив и без того давно уже интересуется взаимосвязями между Заводом и "Инфокаром", посему лучше не обострять, а быстренько рассчитаться, тогда все будет хорошо. К тому же пошли слухи, будто бы с каждой поставленной "Инфокару" машины директор лично получает мзду в сотню баксов наличными, так что в условиях, когда "Инфокар" ничего не платит за отгруженные и давно проданные машины, директор вынужден принять меры.
Слова директора звучали вполне убедительно, однако Ларри, никогда и никому, кроме себя и Платона, не доверявший, выкроил полдня и слетал-таки на Завод, чтобы посмотреть партнерам в глаза. Папу Гришу, отбывшего в законный отпуск на берега Адриатики, он не застал, но директору в глаза заглянул.
Глаза были в порядке.
– Ты пойми, Ларри, – сказал директор за ужином, – тут сейчас такое творится... Все началось с этих ваших разборок в Москве. У нас ведь информацию перепечатывают тут же. Народ почитал-почитал и начал потихоньку задумываться. Кому машины отгружаем? "Инфокару"? А там сплошная стрельба, взрывы, покушения... Денег за машины дождемся ли? Не копейки все же – там у вас товару на миллионы долларов. На большие миллионы. Идет невозврат средств. Как мне себя вести? Плюнуть на всех я не могу, меня ведь они в директора и выбирали...
– Выбирали, может, и они, – согласно кивнул Ларри, – а вот снять только СНК может...
Он оставил многоточие висеть в воздухе, в кольцах табачного дыма.
Директор искоса взглянул на Ларри и развел руками:
– Ты думаешь, я за свое место держусь? Я ведь на Заводе, считай, с первого дня, и не мальчик уже. Я не хочу, чтобы мое имя в городе полоскали. Пока мы держим СНК, все будет нормально. Только удержим ли? Ты сам посчитай – Платона нет, Кирсанова застрелили. Кто остался из замов? Этот ваш чекист? А он удержит ситуацию? Ты хоть знаешь, кто сейчас эти бумажки под шумок скупает? Не знаешь? То-то же. И я не знаю. Но скупают ведь. Мне служба безопасности докладывала – по цехам уже стали ходить, ставят стол, стул, выкладывают пачки наличных и платят не торгуясь. Только за последний месяц и только на Заводе не меньше сотни тысяч скупили. А сколько в Москве скупили? Или в Питере? Долго ли до беды?
– Мы же считали, – спокойно возразил Ларри. – Что бы ни было, у нас и у Завода всегда остается контроль.
– Это вы считали. – Директор начал терять терпение. – Этот ваш бородатый считал. А у нас здесь свои считалки. Если два миллиона бумажек попадут в одни руки, их тут же обменяют на акции. И тогда хана. Ты хоть понимаешь, что при этом покупатель сразу же возьмет контроль над СНК? Да и хрен бы с СНК. Но ведь покупатель возьмет контроль и над Заводом, и над "Инфокаром". И полетим мы все, как фанера над забором. Что такое два миллиона бумажек? Двадцать миллионов долларов! Тьфу! Да "Инфокар" Заводу втрое больше на сегодняшний день должен. Если бы вы со мной вовремя рассчитывались, я бы сейчас сам же их и перекупил. А ты деньги держишь, сам ни хрена не делаешь да еще приезжаешь претензии предъявлять – почему я тебе отгрузку останавливаю. Вот потому и останавливаю! Мне бабки нужны, чтобы и самому уцелеть, и вас, дураков недострелянных, вытащить. Как-никак, у меня в вашей конторе личная доля имеется.
Дальнейший разговор уже не сложился. Директор замкнулся в себе, глядел в сторону, на вопросы Ларри отвечал односложно, а на шутки и анекдоты вовсе не реагировал.
По дороге в аэропорт Ларри всячески клял себя за допущенную ошибку. Не надо, не надо было так в лоб угрожать, напоминать, что судьба директора в руках СНК. Надо было мягче, гибче... Ах, если бы не постоянная московская нервотрепка, не беспокойство за Платона, не надвинувшееся безденежье... Как бы правильно он построил беседу, если бы мог хоть чуточку передохнуть... Но похоже, что директор не услышал этих опрометчиво сказанных слов, его больше тревожили судьбы Завода и "Инфокара". И слава богу!
Ларри ошибся. Судьбы Завода, "Инфокара" и СНК директора действительно тревожили. Но прозвучавшую в словах Ларри угрозу он прекрасно расслышал и воспринял. Поэтому, попрощавшись с Ларри и вернувшись к себе, директор немедленно снял телефонную трубку, набрал многозначный номер и сказал:
– Вечер добрый! Ну как там?... Нормально?... И у нас нормально. В общем, я принял решение. Накатываем по полной программе... Да... Да... Когда?.., Хорошо, это годится. Ну пока.
А потом директор позвонил по другому номеру и говорил уже совсем другим голосом, не командным, а отеческим, добрым и расслабленным, обещал прислать икры и яблок, а о делах поговорить при личной встрече.
Ларри начинает войну
Уже через три дня Ларри окончательно понял, что с директором он ни о чем не договорился. Сначала с Завода пришла телеграмма о том, что в связи с задержкой платежей не только приостанавливаются дальнейшие поставки, но и отменяется ранее предоставленная скидка с заводской цены, поэтому инфокаровский долг Заводу возрастает чуть ли не вдвое. Ларри рявкнул на секретарей, потребовал немедленно соединить его с директором, но связи так и не произошло. Занят был директор, очень занят. Проводил селекторное совещание. А потом уехал на прием к губернатору. А еще потом – на региональный слет НДР...
Полдня ушло, чтобы разыскать папу Гришу и вытащить его из теплого моря. Григорий Павлович долго и сокрушенно вздыхал в трубку, потом объяснял Ларри, какая непростая обстановка сложилась на Заводе и как все они оказались подставленными, и наконец сказал:
– Ты, друг мой, дай мне пару часиков. Я сейчас переговорю кое с кем. Не волнуйся только. Что-нибудь придумаем. Нам ведь что надо? Остановить наезд? Ну так мы это и сделаем. А вернусь – встретимся, выпьем по чарке.
С кем переговаривался папа Гриша, так и осталось тайной. Но через два часа он сам вышел на связь и заявил:
Полдня ушло, чтобы разыскать папу Гришу и вытащить его из теплого моря. Григорий Павлович долго и сокрушенно вздыхал в трубку, потом объяснял Ларри, какая непростая обстановка сложилась на Заводе и как все они оказались подставленными, и наконец сказал:
– Ты, друг мой, дай мне пару часиков. Я сейчас переговорю кое с кем. Не волнуйся только. Что-нибудь придумаем. Нам ведь что надо? Остановить наезд? Ну так мы это и сделаем. А вернусь – встретимся, выпьем по чарке.
С кем переговаривался папа Гриша, так и осталось тайной. Но через два часа он сам вышел на связь и заявил: