Страница:
В первые мгновения опешив при виде чудесной и внушающей ужас фигуры, фьялли, когда их вождь вступил в бой, тут же опомнились и с криками, призывая на помощь Тора и Одина, устремились вперед. Даже самые рослые из них едва доставали головами до пояса богини острова, но никто не испытывал страха, наоборот, всех воодушевила возможность такого небывалого подвига. Банба крушила направо и налево своим огромным мечом, который был длиннее человеческого роста, отмахивалась щитом, на котором несколько фьяллей свободно могли бы улечься, но, по правде сказать, оказалась скорее сильным и яростным воином, чем умелым. А фьяллям пригодилась их знаменитая выучка, которая делала воина не только сильным в бою, но и подвижным. Отпрыгивая и уклоняясь от меча Банбы, каждый готов был снова и снова нападать на нее и бить в любое доступное место. Богиня уже истекала кровью, всю нижнюю половину ее тела покрывали бесчисленные раны, и в ее криках слышалось не меньше боли и досады, чем ярости. Но она не отступала и продолжала косить противника своим мечом, как траву косой.
В дружине Торварда уже насчитывалось не меньше половины раненых, и многие тела лежали неподвижно, но ни один из уцелевших не мог отвлечься, чтобы помочь товарищам. Единственное преимущество фьяллей перед божественной противницей состояло в их численном превосходстве: они нападали со всех сторон одновременно и только так ухитрялись наносить ей повреждения.
У самого Торварда левое плечо тоже было залито кровью, из-за чего он бросил щит и действовал только мечом в правой руке, но он словно не замечал своей раны и не собирался отступать. В нем пробудилась ярость и неукротимость берсерка, священная ярость зверя, которую лучшие воины фьяллей, обучаемые с пятилетнего возраста, умеют пробудить в себе усилием воли и направить на врага. В него вошел дух Тюра, бога-воина: в такие мгновения зрение и слух обостряются, скорость движений возрастает в несколько раз, зато полностью отключается способность соображать. Берсерк не думает, что он делает, – он просто делает, а его единственное стремление в такое время – убивать. Никакое проклятие не имело сил отнять у Торварда это, поскольку единение с богом-воином с раннего детства вошло в кровь и составляло само его существо.
Перед ним находился тот самый противник, которому Торвард был обязан своим нынешним несчастьем. Против него с оружием в руках наконец-то вышла сама богиня, одно из воплощений той Великой Богини, которая устами фрии Эрхины прокляла его. С Эрхиной он не мог сразиться, как сразился бы с любым противником-мужчиной, он не смог ни простить ее, ни убить, и потому его положение под грузом ее проклятья казалось безвыходным. Но теперь Богиня в одном из бесчисленных обличий вышла против него с оружием воина, он мог биться против нее так, как умел, мог применить те силы, которыми владел лучше всех в Морском Пути. Ему казалось, что победа и избавление от проклятья совсем близко – на расстоянии протянутого клинка.
Ревя от боли и ярости, Банба вдруг взмахнула щитом и сбила Торварда с ног. Он упал на спину, но не на землю, а на чье-то неподвижное тело, и под спину ему попала оброненная секира. От боли перехватило дыхание и все в груди сжалось; он дернулся, пытаясь скорее встать, а Банба шагнула к нему и занесла клинок, пытаясь пригвоздить главного из своих противников к земле. Фьялли вокруг вскричали от ужаса, многие бросились вперед, в нерассуждающем порыве пытаясь хотя бы своим телом прикрыть конунга…
Дикий, нечеловеческий, режущий визг обрушился вдруг откуда-то сверху, заставил зажмуриться и отпрянуть.
Словно черная молния пала с безоблачного, светлого неба и горячим вихрем пронеслась над полем битвы. Регинлейв, Дева Грозы, в черной кольчуге, со стоящими дыбом черными волосами пролетела прямо над головой Банбы и с налета ударила ее копьем в глаз. От силы удара великанша опрокинулась на спину, выронив оружие и зажимая глаз руками; Торвард вскочил, а Регинлейв уже исчезла, и многие даже не успели понять, что это было. Все-таки Отец Ратей почитал богов иных земель и позволил покровительнице фьялленландских конунгов вмешаться только при непосредственной опасности для жизни Торварда.
Но теперь Торвард был на ногах и снова бросился к великанше. Она ревела и каталась по земле, не позволяя никому приблизиться, и несколько выпадов не достигли цели или нанесли ей еще пару незначительных ран. Фьялли поднимали с земли копья и метали в противницу, но лицо, горло и грудь она прикрывала своими толстыми руками, и без того залитыми кровью.
Торвард лихорадочно огляделся, выискивая оружие понадежнее. Фьялли вокруг вскрикнули – он обернулся и увидел, что Банба исчезла. Появившись из ниоткуда, она так же и пропала, ушла под землю, растворилась в плоти своего острова, бежала, признав свое поражение.
Ее огромный меч с бронзовой рукоятью и щит, пригодный служить ложем для пары взрослых людей, остались на истоптанной и обильно окровавленной траве.
Торвард, разом обессилев, опустился наземь. Все болело, голова гудела, и он с трудом стащил шлем, вдруг ставший очень тяжелым и неудобным. Одежда с левой стороны пропиталась кровью, дошедшей уже до бедра, разрубленные колечки кольчуги топорщились. Вокруг сидела и лежала вся его ближняя дружина. На ногах остался один только Хавган. Свою арфу он прижимал к груди, а на лице его отражалось упоение безмолвного восторга.
Глава 3
В дружине Торварда уже насчитывалось не меньше половины раненых, и многие тела лежали неподвижно, но ни один из уцелевших не мог отвлечься, чтобы помочь товарищам. Единственное преимущество фьяллей перед божественной противницей состояло в их численном превосходстве: они нападали со всех сторон одновременно и только так ухитрялись наносить ей повреждения.
У самого Торварда левое плечо тоже было залито кровью, из-за чего он бросил щит и действовал только мечом в правой руке, но он словно не замечал своей раны и не собирался отступать. В нем пробудилась ярость и неукротимость берсерка, священная ярость зверя, которую лучшие воины фьяллей, обучаемые с пятилетнего возраста, умеют пробудить в себе усилием воли и направить на врага. В него вошел дух Тюра, бога-воина: в такие мгновения зрение и слух обостряются, скорость движений возрастает в несколько раз, зато полностью отключается способность соображать. Берсерк не думает, что он делает, – он просто делает, а его единственное стремление в такое время – убивать. Никакое проклятие не имело сил отнять у Торварда это, поскольку единение с богом-воином с раннего детства вошло в кровь и составляло само его существо.
Перед ним находился тот самый противник, которому Торвард был обязан своим нынешним несчастьем. Против него с оружием в руках наконец-то вышла сама богиня, одно из воплощений той Великой Богини, которая устами фрии Эрхины прокляла его. С Эрхиной он не мог сразиться, как сразился бы с любым противником-мужчиной, он не смог ни простить ее, ни убить, и потому его положение под грузом ее проклятья казалось безвыходным. Но теперь Богиня в одном из бесчисленных обличий вышла против него с оружием воина, он мог биться против нее так, как умел, мог применить те силы, которыми владел лучше всех в Морском Пути. Ему казалось, что победа и избавление от проклятья совсем близко – на расстоянии протянутого клинка.
Ревя от боли и ярости, Банба вдруг взмахнула щитом и сбила Торварда с ног. Он упал на спину, но не на землю, а на чье-то неподвижное тело, и под спину ему попала оброненная секира. От боли перехватило дыхание и все в груди сжалось; он дернулся, пытаясь скорее встать, а Банба шагнула к нему и занесла клинок, пытаясь пригвоздить главного из своих противников к земле. Фьялли вокруг вскричали от ужаса, многие бросились вперед, в нерассуждающем порыве пытаясь хотя бы своим телом прикрыть конунга…
Дикий, нечеловеческий, режущий визг обрушился вдруг откуда-то сверху, заставил зажмуриться и отпрянуть.
Словно черная молния пала с безоблачного, светлого неба и горячим вихрем пронеслась над полем битвы. Регинлейв, Дева Грозы, в черной кольчуге, со стоящими дыбом черными волосами пролетела прямо над головой Банбы и с налета ударила ее копьем в глаз. От силы удара великанша опрокинулась на спину, выронив оружие и зажимая глаз руками; Торвард вскочил, а Регинлейв уже исчезла, и многие даже не успели понять, что это было. Все-таки Отец Ратей почитал богов иных земель и позволил покровительнице фьялленландских конунгов вмешаться только при непосредственной опасности для жизни Торварда.
Но теперь Торвард был на ногах и снова бросился к великанше. Она ревела и каталась по земле, не позволяя никому приблизиться, и несколько выпадов не достигли цели или нанесли ей еще пару незначительных ран. Фьялли поднимали с земли копья и метали в противницу, но лицо, горло и грудь она прикрывала своими толстыми руками, и без того залитыми кровью.
Торвард лихорадочно огляделся, выискивая оружие понадежнее. Фьялли вокруг вскрикнули – он обернулся и увидел, что Банба исчезла. Появившись из ниоткуда, она так же и пропала, ушла под землю, растворилась в плоти своего острова, бежала, признав свое поражение.
Ее огромный меч с бронзовой рукоятью и щит, пригодный служить ложем для пары взрослых людей, остались на истоптанной и обильно окровавленной траве.
Торвард, разом обессилев, опустился наземь. Все болело, голова гудела, и он с трудом стащил шлем, вдруг ставший очень тяжелым и неудобным. Одежда с левой стороны пропиталась кровью, дошедшей уже до бедра, разрубленные колечки кольчуги топорщились. Вокруг сидела и лежала вся его ближняя дружина. На ногах остался один только Хавган. Свою арфу он прижимал к груди, а на лице его отражалось упоение безмолвного восторга.
Глава 3
Еще несколько дней войско сэвейгов оставалось в селении. Нужно было похоронить убитых, как уладов, так и своих. Дружина Торварда потеряла тринадцать человек, почти все остальные получили раны. Фродир Пастух был ранен в ногу, Стейнгрим Копыто лишился двух пальцев, и в войске шутили, что его перевязанная рука и впрямь теперь похожа на копыто. Требовалось какое-то время на отдых и лечение, прежде чем дружина сможет хотя бы двигаться дальше, а тем более воевать. Вожди, несмотря на раны, жаждали идти в глубь острова и закрепить успех, пока улады не опомнились и не собрались с силами, но Торвард не видел причин торопиться.
– Я победил их богиню, ее оружие у меня. И голова их короля тоже, – говорил он. – Никто из местных больше не посмеет против меня выступить, этот остров теперь мой. Завтра, так и быть, пойдем и займем его усадьбу. Посмотрим, как живут здешние короли…
Уже назавтра к ним снова явились гости. И это снова оказался уже знакомый сэвейгам Даохан Риабарх Ферен мак Минид. В битве он не участвовал, поэтому был жив, здоров и даже привел с собой десяток таких же разряженных воинов в красивых бронзовых шлемах.
Желая выкупить для погребения тело и голову павшего короля, улады привезли богатые дары: две золотые чаши, десяток серебряных кубков, пару больших бронзовых котлов с узорной окантовкой. Торвард не удивился: наследнику Минида было самое время просить мира. Хавган советовал голову не отдавать, поскольку обладание головами побежденных противников на уладских островах считалось предметом гордости. Иные герои хвастались перед гостями целыми собраниями засушенных голов, украшавших пиршественные покои, и способ сохранности этих «украшений» тут был возведен в особое искусство. Барды о таких собраниях складывали особые песни под названием «перечень голов», в которых перечислялись по порядку все победы того или иного вождя. Но Торвард принял подарки: раз уж противник мертв и больше не сопротивляется, его голова и прочие части тела у Торварда не вызывали никакого интереса. В качестве добычи его вполне устроило оружие Минида, украшения и шлем «с курицей», как Эйнар упорно продолжал называть гуся, символ воинственности и отваги. Торвард даже не стал торговаться за дурно пахнущее «сокровище» и с сыном рига разговаривал почти приветливо. После поединка с богиней Банбой он успокоился и на душе у него стало так легко, как до проклятья или сразу после встречи с госпожой Айнедиль, как будто излишняя ярость вышла из его тела вместе с кровью, пролитой на поле. Рана на левом плече, длиной почти до локтя, но, к счастью, не глубокая, тоже требовала покоя хотя бы на некоторое время.
– В лице Айнедиль к тебе пришла Богиня, и Банба тоже – Богиня, – говорил ему Сельви. – В лице госпожи Айнедиль Богиня хотела любви, и ты дал ей любовь, а лице Банбы она пришла драться, и ты дал ей отличную драку. Когда ты вынуждаешь Богиню выйти к тебе и даешь ей то, чего она хочет, тяжесть проклятия ослабевает.
– Надолго ли?
– В прошлый раз хватило на пару месяцев. Как сейчас будет, не знаю. Увидим. Но если я прав, то это – способ борьбы с проклятьем.
Торвард благодарно сжал его плечо. Он ушел из дома, чтобы поискать способ борьбы с проклятьем, и в ходе испытаний, которые судьба располагала на его пути, что-то действительно вырисовывалось. А Сельви, как сведущий в таких делах человек, помогал обобщить и понять то, чего сам Торвард сразу не улавливал.
– Я принимаю ваши дары, – через Хавгана ответил Торвард уладам. – Но я еще поставил условие, что треть доходов с вашей земли в течение трех лет будет принадлежать мне. Ты подтверждаешь его?
– Я готов отдавать тебе треть моих доходов, поскольку, увы, земля Банбы оскудела доблестными воинами – ведь самые доблестные гибнут первыми, а значит…
– Первыми погибли все! – вставил Эйнар.
– Но! – продолжал Даохан. – На земле Банбы тебе больше негде проявить твою доблесть, а я хочу указать тебе другого, более сильного и опасного врага! Риг Брикрен мак Лугайд, Брикрен Биле Буада с острова Снатхи объявил Поход Каменного Трона!
Судя по выражению его лица и голоса, слушатели были обязаны подскочить от ужаса или хотя бы затрепетать, но сэвейги не поняли, в чем дело, и только недоуменно пожали плечами.
– Это означает, что риг Брикрен объявил о своем намерении подчинить себе все Зеленые острова, ибо только звание ард-рига дает ему право сесть на Каменный Трон, где сидел некогда сам Светлый Луг, озирая свои владения, – пояснил Даохан. – Остров Голуг уже покорился ему, сейчас он повел свое войско на остров Клионн, а вслед за тем он непременно явится сюда! Я предлагаю тебе союз против Брикрена, Торвард конунг. Брикрен наиболее богат среди всех королей уладских земель, и если ты победишь его, то возьмешь поистине огромную добычу.
Торвард задумчиво смотрел на него, вертя в пальцах золотую чашу, на боках которой шла куда-то цепочка воинов с копьями, в таких же шлемах с птицами, как и на тех, кто стоял перед ним. Он понимал, что в его лице судьба преподнесла острову Банба весьма неприятный и несвоевременный дар. Именно сейчас, когда все силы нужно было бросить на борьбу с новоявленным ард-ригом, появились сэвейги и перебили всех защитников Банбы, начиная с короля. У наследника, оставшегося почти без войска, просто нет другого выхода, кроме как примириться с первым завоевателем и попытаться сделать его союзником. То есть руками одного врага воевать с другим врагом. Очень умный и удачный выход, особенно когда никакого другого не остается. Но Торвард не имел ничего против союза с бывшим врагом, если это пойдет на пользу обоим.
– Я не против повоевать с королем Буадой, или как там его зовут, – сказал Торвард наконец.
– Риг Брикрен Биле Буада мак Лугайд, – с готовностью подсказал Даохан.
– Он хочет завоевать Зеленые острова, и я тоже хочу завоевать Зеленые острова, а это, что ни говори, достойный повод подраться. – Торвард усмехнулся. – И мы уже оба не без успехов. Он завоевал Голуг и, наверное, Клионн, а я завоевал Банбу. Я мог бы сначала убить тебя, посадить здесь ярла из своих людей и уже после этого биться с Буадой. Мир с тобой, Даохан мак Минид, мне не нужен, потому что немирье мне ничем не грозит, а для тебя это смерть, как ты и сам понимаешь. Условия мои таковы. – Торвард помолчал, давая Хавгану возможность перевести, потом продолжал: – Из всех сокровищ твоего отца ты отдаешь мне две трети. Они мои по праву, ведь я убил его на поединке. На все то время, что мы будем вместе сражаться с Буадой, ты снабжаешь мое войско припасами и всем необходимым. И после того как наши враги будут разбиты, ты еще пять лет отдаешь мне треть всех доходов с твоих земель. Как Банбы, так и тех, которые станут нашими к концу похода. А там поглядим. Через пять лет мне ведь тоже нужно будет чем-то развлекаться… – проворчал он и махнул Хавгану, чтобы это не переводил.
Даохан с трудом сохранял спокойствие, слушая эту речь, но последние переведенные ему слова – насчет земель, «которые станут нашими к концу похода», – его несколько успокоили. В них содержался слишком заманчивый намек, чтобы наследник Минида, скорее осторожный, чем отважный, мог им пренебречь. А что в устах конунга фьяллей это не пустая похвальба, он убедился на собственном опыте.
– Я согласен, но хочу, чтобы и ты дал клятву не отступать и не прекращать войны с ригом Брикреном, пока он не будет убит или не принесет нам клятву мира и покорности, – ответил Даохан.
– Я не отступаю, если берусь за что-то, и мне нет нужды клясться в собственной доблести. Я доказываю ее делом, и твой отец уже в этом убедился. А сейчас, пожалуй, пора тебе пригласить нас к себе. Чтобы мы могли вместе пересчитать и оценить сокровища твоего отца.
Войско покинуло разграбленный поселок и к вечеру перебралось в королевский бруг. Многим сэвейгам было любопытно поближе взглянуть на сооружения, подобных которым в Морском Пути не имелось. Королевское жилище располагалось, как водится, на холме, склоны которого были с трех сторон покрыты густым колючим кустарником, а с четвертой стороны резкий обрыв вел к реке. Его укрепления состояли из земляного вала на прочной бревенчатой основе, достаточно крутого и высокого, с частоколом на вершине. Внутри вала находилась круглая башня, выложенная из серо-белых обтесанных известняковых плит, под зеленой дерновой крышей. Вокруг башни, которую здесь называли «брох», прилепились в беспорядке какие-то сарайчики, землянки и хижины, выстроенные из дерна, с крошечными окошками – вроде тех, в каких жили местные пахари и пастухи. В этих хижинах ютились рабы, слуги, а то и земледельцы, нашедшие защиту возле короля.
Войдя в башню, фьялли были несколько разочарованы – внутри не оказалось почти ничего. Ни лавок, ни резного ложа, ни ларей и сундуков. Посреди пола виднелся широкий очаг, а вдоль стен выстроились низенькие столики.
– Да, бедно живете! – разочарованно приговаривали сэвейги, оглядываясь. Они-то рассчитывали увидеть везде золотую и серебряную посуду, драгоценное оружие, бронзовые светильники, резное дерево, узорные ковры, цветные ткани и прочее богатство. – Конунг, а у него правда есть все то добро, которое он теперь должен нам отдать?
– Это что, на подземных карлов рассчитано? – с изумлением расспрашивали хирдманы, глядя на столики, маленькие даже для детей.
– Не беспокойтесь, когда мы устроим пир, весь пол покроют свежим тростником, и сидеть будет очень удобно! – успокаивал Даохан, но гости не слишком его понимали.
За исключением середины, все пространство башни было разделено на узкие помещения, которые Эйнар тут же обозвал «стойлами», – по направлению от стены к середине покоя тянулись деревянные перегородки, из-за чего башня внутри выглядела как каравай, нарезанный ломтями. В «стойлах» виднелись лежанки, устроенные из сена и шкур, на них сидели челядинцы Даохана, обняв голые коленки – ибо всю их одежду составляли длинные рубахи и прямоугольные плащи из грубой шерсти, верхний край которых при ненастной погоде набрасывался на голову. Зато вот бронзовые светильники, застежки, браслеты, иной раз позолоченные, тут и впрямь обнаружились – видимо, бронзовые застежки казались уладам более необходимыми, чем лавки и лежанки.
По высоте башня была разделена пополам дощатым помостом, на который вела лестница, проходящая через круглое отверстие. В сопровождении гостеприимного хозяина поднявшись туда, Торвард оказался в таком же просторном помещении, только без очага, зато с окном, из которого открывался широкий вид на округу. Впервые в жизни попав на второй этаж, имея под ногами вместо привычного, истоптанного многими поколениями предков земляного пола какие-то щелястые доски, Торвард чувствовал себя неуверенно и даже не сразу решился сделать шаг к окну.
– Чудно как! – пробормотал Халльмунд, ощущавший то же самое. Осторожно переставляя ноги, он каждый раз оглядывался, точно хотел убедиться, что не слишком далеко отошел от лестницы, ведущей вниз, к привычному наземному существованию. – Хуже, чем на корабле.
– Ты сюда погляди! – Эйнар первым добрался до окна и теперь таращил глаза, на всякий случай покрепче вцепившись в косяки. – Борода! Конунг! Ормкель, где ты, старое чучело! Иди тоже погляди, а то так и помрешь невеждой! Это же надо придумать – сидя в доме, видеть все окрестности!
Было чему удивиться – дома сэвейгов строились без окон, а только с крошечными дымовиками.
– То ли это дом, то ли двор, то ли корабль! – приговаривал Кетиль Лохматый. – Чудные люди эти улады!
На верхнем этаже тоже было несколько перегородок, отделявших помещения. Дверями служили шкуры или даже цветные занавески.
– А там что? – с любопытством спросил Торвард.
– Это называется грианан, то есть «солнечный покой».
– И что там есть? – Торвард подошел к двери и взялся за узорное бронзовое кольцо.
– По обычаю, помещения грианана занимают девы и жены, – с неохотой пояснил Даохан. – Здесь обитает королева Хелиген, дочь Банбы, супруга моего покойного отца.
– Твоя мать?
– Моя мать, прекрасная Руадфлат, дочь Муадана Победоносного, умерла две зимы назад. После того мой отец добился чести стать мужем королевы Хелиген и с ее рукой унаследовал власть над Банбой.
– Стой, так ты не королевского рода? – Торвард поднял брови.
– Среди моих предков есть короли и королевы. – Даохан горделиво приподнял голову. – Потому прекрасная Хелиген и избрала моего отца в супруги.
– Не понял. – Торвард оглянулся на Хавгана. – Ты лучше объясни.
– Дело в том, конунг, что в уладских землях власть передается по женской линии…
– А! – сообразил Торвард. – Вспомнил.
– И новым королем становится не сын или брат прежнего, а муж его дочери или сестры. Королева Хелиген – наследница королевской власти на острове Банба, и риг Минид стал королем, добившись ее руки.
– Ну, пойдем посмотрим на королеву. – Торвард толкнул дверь.
– Не следовало бы тебе вторгаться к ней, не испросив позволения. – Даохан задержал его, встав перед дверью и преградив путь.
– У кого? – выразительно подняв брови, осведомился Торвард, имея в виду, что других хозяев, кроме него, у этого дома сейчас нет.
– У королевы! Ибо прекрасна она и священна, та, что почитается дочерью самой Банбы…
– Ваша Банба уже пыталась меня сюда не пустить. – Торвард усмехнулся. – Теперь окривела немножко. А если ее так называемая дочь хоть чуть-чуть на матушку похожа, то не волнуйся – мне таких красоток даром не надо!
И он вошел в покой. Даохан, сжимая челюсти от бессильной досады, вошел вслед за ним – помешать конунгу фьяллей он сейчас не мог.
Здесь, в спальне королевы, действительно имелось все то, что фьялли ожидали найти в королевском жилище: и резное широкое ложе, покрытое собольим мехом, и бронзовые светильники, и цветные ковры, и сундуки с позолоченной отделкой, и золотые ожерелья на груди нарядной женщины.
– Это Хелиген, дочь Лабрайда Боевого Вепря, Хелиген с белой грудью, красотою облика превосходящая всех дев уладских! – представил Даохан женщину, вставшую с ложа при появлении гостей.
Торвард окинул хозяйку оценивающим взглядом и не нашел ее такой уж прекрасной. Он бы ей дал лет двадцать с небольшим, но холодное, если не сказать кислое выражение делало ее старше. Правда, и сходства с могучей богиней Банбой тоже не наблюдалось. Лицо у королевы Хелиген оказалось слишком вытянутое, нос великоват, а тонкие губы так плотно сжаты, будто она решила никогда и ни с кем больше не разговаривать. К тому же она выглядела слишком худой, почти костлявой, будто королеву в этой стране совсем не кормили. Похвастаться она могла разве что волосами – рыжие, длинные и густые, они спускались ниже пояса и были перехвачены золотым обручем.
На вошедших Хелиген глянула с надменностью и без малейшего дружелюбия – видно, уже знала, кто это.
– Это, королева, Торвард конунг, конунг фьяллей, доблестнейший вождь, владетель острых оружий, непобедимый Дракон Восточного моря! – продолжал Даохан.
– Постой, – Торвард остановил его. – Но если королем становится ее муж… А Минида больше нет… Получается, что у Банбы сейчас вовсе нет короля? И ты тут, собственно, никто?
Он устремил на Даохана насмешливый и пристальный взгляд. «Так какого тролля я с тобой разговариваю, если ты не наследник королевской власти, а пустое место?» – выражал этот взгляд, и Даохан, поняв его, побледнел от досады.
– Но ведь королева Хелиген может избрать и другого мужа, – ответил он наконец. – И я надеюсь, она не отвергнет сына того, кто столько лет служил верной опорой и надежной защитой земли Банбы!
– Надежной! – хмыкнул Халльмунд. – Пока мы не пришли…
– И я надеюсь, что во имя нашей дружбы ты не станешь препятствовать тому, чтобы я, как твой союзник, получил законную власть над этой землей.
– Я подумаю, – отозвался Торвард, еще раз осматривая королеву Хелиген. Она ему совершенно не понравилась, но если эта женщина и есть Напиток Власти на острове Банба, то почему бы не дать ей нового мужа из своих людей? Вон, Эйнара например. – Во имя дружбы, говоришь…
Торвард понимал, что их союз с Даоханом еще рано называть дружбой, поскольку никаких теплых чувств сын Минида ему не внушал – ощущалось в нем какое-то топкое дно, как в болоте, и Торвард доверял ему ровно настолько, насколько чувствовал себя сильнее. Даохан не дурак, чтобы кидаться с ножом на предводителя целого войска, но дружба его настолько крепка, насколько сильно это самое войско, не более того.
Несколько дней ушло на погребение рига Минида (вместе с выкупленной головой), осмотр, подсчет и дележ сокровищ. Сэвейги обшарили весь бруг и нашли все то, что предусмотрительные короли спрятали от чужих глаз. Причем некоторые находки удивили самого Даохана. Возможно, что спрятал их не Минид и даже не его предшественник, а кто-то задолго до них.
Королева Хелиген ни разу не спустилась из грианана, и Торвард ее не звал – ему не было до нее ровно никакого дела. Взять на этом острове все, что ему нужно, он мог и без ее позволения, а оставаться здесь надолго и пытаться занять место короля, как иной раз делали наиболее удачливые из безземельных «морских конунгов», он не собирался. Сама же она оказалась недостаточно красива, чтобы его привлечь: сейчас в его распоряжении имелось сколько угодно юных и более красивых пленниц, а знатность девушки, согревающей постель, в его глазах не имела никакой цены. Хавган, правда, пытался ему объяснить, что обладание королевой принесло бы ему великую честь, но Торвард, как и в случае с головой Минида, только ухмыльнулся.
– Знаешь, надо мной своя же дружина смеяться бы стала, если бы я вздумал спать с этой костлявой лошадью, – сказал он. – Уж лучше простая, да хорошенькая. А знатности мне и своей хватит – по самое не могу!
Хавган только вздохнул. Происходя от вождей Морского Пути, ведущих свой род от Отца Богов, и от древних властительниц круитне, наследниц и дочерей Великой Богини, Торвард превосходил знатностью даже королеву Хелиген – и для него разница между нею и простой пастушкой была не так уж велика.
Поэтому Торвард не интересовался королевой и не возражал против того, чтобы Даохан проводил у нее каждый вечер, пока не добился наконец чести однажды остаться на ночь. Понимая, что никакого благоговения захватчики к ней не испытывают, и не желая разделить участь проданных в рабство уладских дев, королева Хелиген была вынуждена принять покровительство Даохана, тем самым дав ему законное право называться ригом Банбы. Теперь сын доблестно павшего Минида стал чувствовать себя более уверенно, хотя и понимал: пока Торвард остается на острове, он, Даохан, будет здесь хозяином ровно настолько, насколько ему позволит конунг фьяллей, а не королева Хелиген. Но конунг фьяллей пришел сюда не навсегда…
Сэвейги залечивали раны и чинили поврежденное в битве оружие, а Даохан тем временем собирал войско для похода против рига Брикрена. Каждый из двух вождей по ночам выставлял дозорных, опасаясь предательства, но молодой правитель Банбы не замышлял зла против тех, кто сейчас был его почти единственной надеждой на успех. Объехав весь остров, он сумел собрать еще около пяти сотен воинов. Уцелевших фениев, которые так или иначе не успели или не сумели откликнуться на два первых призыва, набралось всего двадцать три человека, остальные были простолюдины. Причем единственным оружием многих оказалась только игла нагрудной застежки – эти чудные местные застежки служили и доспехом, и оружием сразу, поскольку их огромные кольца закрывали почти всю грудь, а иглы были длиной больше локтя и действительно напоминали маленькие мечи.
– Я победил их богиню, ее оружие у меня. И голова их короля тоже, – говорил он. – Никто из местных больше не посмеет против меня выступить, этот остров теперь мой. Завтра, так и быть, пойдем и займем его усадьбу. Посмотрим, как живут здешние короли…
Уже назавтра к ним снова явились гости. И это снова оказался уже знакомый сэвейгам Даохан Риабарх Ферен мак Минид. В битве он не участвовал, поэтому был жив, здоров и даже привел с собой десяток таких же разряженных воинов в красивых бронзовых шлемах.
Желая выкупить для погребения тело и голову павшего короля, улады привезли богатые дары: две золотые чаши, десяток серебряных кубков, пару больших бронзовых котлов с узорной окантовкой. Торвард не удивился: наследнику Минида было самое время просить мира. Хавган советовал голову не отдавать, поскольку обладание головами побежденных противников на уладских островах считалось предметом гордости. Иные герои хвастались перед гостями целыми собраниями засушенных голов, украшавших пиршественные покои, и способ сохранности этих «украшений» тут был возведен в особое искусство. Барды о таких собраниях складывали особые песни под названием «перечень голов», в которых перечислялись по порядку все победы того или иного вождя. Но Торвард принял подарки: раз уж противник мертв и больше не сопротивляется, его голова и прочие части тела у Торварда не вызывали никакого интереса. В качестве добычи его вполне устроило оружие Минида, украшения и шлем «с курицей», как Эйнар упорно продолжал называть гуся, символ воинственности и отваги. Торвард даже не стал торговаться за дурно пахнущее «сокровище» и с сыном рига разговаривал почти приветливо. После поединка с богиней Банбой он успокоился и на душе у него стало так легко, как до проклятья или сразу после встречи с госпожой Айнедиль, как будто излишняя ярость вышла из его тела вместе с кровью, пролитой на поле. Рана на левом плече, длиной почти до локтя, но, к счастью, не глубокая, тоже требовала покоя хотя бы на некоторое время.
– В лице Айнедиль к тебе пришла Богиня, и Банба тоже – Богиня, – говорил ему Сельви. – В лице госпожи Айнедиль Богиня хотела любви, и ты дал ей любовь, а лице Банбы она пришла драться, и ты дал ей отличную драку. Когда ты вынуждаешь Богиню выйти к тебе и даешь ей то, чего она хочет, тяжесть проклятия ослабевает.
– Надолго ли?
– В прошлый раз хватило на пару месяцев. Как сейчас будет, не знаю. Увидим. Но если я прав, то это – способ борьбы с проклятьем.
Торвард благодарно сжал его плечо. Он ушел из дома, чтобы поискать способ борьбы с проклятьем, и в ходе испытаний, которые судьба располагала на его пути, что-то действительно вырисовывалось. А Сельви, как сведущий в таких делах человек, помогал обобщить и понять то, чего сам Торвард сразу не улавливал.
– Я принимаю ваши дары, – через Хавгана ответил Торвард уладам. – Но я еще поставил условие, что треть доходов с вашей земли в течение трех лет будет принадлежать мне. Ты подтверждаешь его?
– Я готов отдавать тебе треть моих доходов, поскольку, увы, земля Банбы оскудела доблестными воинами – ведь самые доблестные гибнут первыми, а значит…
– Первыми погибли все! – вставил Эйнар.
– Но! – продолжал Даохан. – На земле Банбы тебе больше негде проявить твою доблесть, а я хочу указать тебе другого, более сильного и опасного врага! Риг Брикрен мак Лугайд, Брикрен Биле Буада с острова Снатхи объявил Поход Каменного Трона!
Судя по выражению его лица и голоса, слушатели были обязаны подскочить от ужаса или хотя бы затрепетать, но сэвейги не поняли, в чем дело, и только недоуменно пожали плечами.
– Это означает, что риг Брикрен объявил о своем намерении подчинить себе все Зеленые острова, ибо только звание ард-рига дает ему право сесть на Каменный Трон, где сидел некогда сам Светлый Луг, озирая свои владения, – пояснил Даохан. – Остров Голуг уже покорился ему, сейчас он повел свое войско на остров Клионн, а вслед за тем он непременно явится сюда! Я предлагаю тебе союз против Брикрена, Торвард конунг. Брикрен наиболее богат среди всех королей уладских земель, и если ты победишь его, то возьмешь поистине огромную добычу.
Торвард задумчиво смотрел на него, вертя в пальцах золотую чашу, на боках которой шла куда-то цепочка воинов с копьями, в таких же шлемах с птицами, как и на тех, кто стоял перед ним. Он понимал, что в его лице судьба преподнесла острову Банба весьма неприятный и несвоевременный дар. Именно сейчас, когда все силы нужно было бросить на борьбу с новоявленным ард-ригом, появились сэвейги и перебили всех защитников Банбы, начиная с короля. У наследника, оставшегося почти без войска, просто нет другого выхода, кроме как примириться с первым завоевателем и попытаться сделать его союзником. То есть руками одного врага воевать с другим врагом. Очень умный и удачный выход, особенно когда никакого другого не остается. Но Торвард не имел ничего против союза с бывшим врагом, если это пойдет на пользу обоим.
– Я не против повоевать с королем Буадой, или как там его зовут, – сказал Торвард наконец.
– Риг Брикрен Биле Буада мак Лугайд, – с готовностью подсказал Даохан.
– Он хочет завоевать Зеленые острова, и я тоже хочу завоевать Зеленые острова, а это, что ни говори, достойный повод подраться. – Торвард усмехнулся. – И мы уже оба не без успехов. Он завоевал Голуг и, наверное, Клионн, а я завоевал Банбу. Я мог бы сначала убить тебя, посадить здесь ярла из своих людей и уже после этого биться с Буадой. Мир с тобой, Даохан мак Минид, мне не нужен, потому что немирье мне ничем не грозит, а для тебя это смерть, как ты и сам понимаешь. Условия мои таковы. – Торвард помолчал, давая Хавгану возможность перевести, потом продолжал: – Из всех сокровищ твоего отца ты отдаешь мне две трети. Они мои по праву, ведь я убил его на поединке. На все то время, что мы будем вместе сражаться с Буадой, ты снабжаешь мое войско припасами и всем необходимым. И после того как наши враги будут разбиты, ты еще пять лет отдаешь мне треть всех доходов с твоих земель. Как Банбы, так и тех, которые станут нашими к концу похода. А там поглядим. Через пять лет мне ведь тоже нужно будет чем-то развлекаться… – проворчал он и махнул Хавгану, чтобы это не переводил.
Даохан с трудом сохранял спокойствие, слушая эту речь, но последние переведенные ему слова – насчет земель, «которые станут нашими к концу похода», – его несколько успокоили. В них содержался слишком заманчивый намек, чтобы наследник Минида, скорее осторожный, чем отважный, мог им пренебречь. А что в устах конунга фьяллей это не пустая похвальба, он убедился на собственном опыте.
– Я согласен, но хочу, чтобы и ты дал клятву не отступать и не прекращать войны с ригом Брикреном, пока он не будет убит или не принесет нам клятву мира и покорности, – ответил Даохан.
– Я не отступаю, если берусь за что-то, и мне нет нужды клясться в собственной доблести. Я доказываю ее делом, и твой отец уже в этом убедился. А сейчас, пожалуй, пора тебе пригласить нас к себе. Чтобы мы могли вместе пересчитать и оценить сокровища твоего отца.
Войско покинуло разграбленный поселок и к вечеру перебралось в королевский бруг. Многим сэвейгам было любопытно поближе взглянуть на сооружения, подобных которым в Морском Пути не имелось. Королевское жилище располагалось, как водится, на холме, склоны которого были с трех сторон покрыты густым колючим кустарником, а с четвертой стороны резкий обрыв вел к реке. Его укрепления состояли из земляного вала на прочной бревенчатой основе, достаточно крутого и высокого, с частоколом на вершине. Внутри вала находилась круглая башня, выложенная из серо-белых обтесанных известняковых плит, под зеленой дерновой крышей. Вокруг башни, которую здесь называли «брох», прилепились в беспорядке какие-то сарайчики, землянки и хижины, выстроенные из дерна, с крошечными окошками – вроде тех, в каких жили местные пахари и пастухи. В этих хижинах ютились рабы, слуги, а то и земледельцы, нашедшие защиту возле короля.
Войдя в башню, фьялли были несколько разочарованы – внутри не оказалось почти ничего. Ни лавок, ни резного ложа, ни ларей и сундуков. Посреди пола виднелся широкий очаг, а вдоль стен выстроились низенькие столики.
– Да, бедно живете! – разочарованно приговаривали сэвейги, оглядываясь. Они-то рассчитывали увидеть везде золотую и серебряную посуду, драгоценное оружие, бронзовые светильники, резное дерево, узорные ковры, цветные ткани и прочее богатство. – Конунг, а у него правда есть все то добро, которое он теперь должен нам отдать?
– Это что, на подземных карлов рассчитано? – с изумлением расспрашивали хирдманы, глядя на столики, маленькие даже для детей.
– Не беспокойтесь, когда мы устроим пир, весь пол покроют свежим тростником, и сидеть будет очень удобно! – успокаивал Даохан, но гости не слишком его понимали.
За исключением середины, все пространство башни было разделено на узкие помещения, которые Эйнар тут же обозвал «стойлами», – по направлению от стены к середине покоя тянулись деревянные перегородки, из-за чего башня внутри выглядела как каравай, нарезанный ломтями. В «стойлах» виднелись лежанки, устроенные из сена и шкур, на них сидели челядинцы Даохана, обняв голые коленки – ибо всю их одежду составляли длинные рубахи и прямоугольные плащи из грубой шерсти, верхний край которых при ненастной погоде набрасывался на голову. Зато вот бронзовые светильники, застежки, браслеты, иной раз позолоченные, тут и впрямь обнаружились – видимо, бронзовые застежки казались уладам более необходимыми, чем лавки и лежанки.
По высоте башня была разделена пополам дощатым помостом, на который вела лестница, проходящая через круглое отверстие. В сопровождении гостеприимного хозяина поднявшись туда, Торвард оказался в таком же просторном помещении, только без очага, зато с окном, из которого открывался широкий вид на округу. Впервые в жизни попав на второй этаж, имея под ногами вместо привычного, истоптанного многими поколениями предков земляного пола какие-то щелястые доски, Торвард чувствовал себя неуверенно и даже не сразу решился сделать шаг к окну.
– Чудно как! – пробормотал Халльмунд, ощущавший то же самое. Осторожно переставляя ноги, он каждый раз оглядывался, точно хотел убедиться, что не слишком далеко отошел от лестницы, ведущей вниз, к привычному наземному существованию. – Хуже, чем на корабле.
– Ты сюда погляди! – Эйнар первым добрался до окна и теперь таращил глаза, на всякий случай покрепче вцепившись в косяки. – Борода! Конунг! Ормкель, где ты, старое чучело! Иди тоже погляди, а то так и помрешь невеждой! Это же надо придумать – сидя в доме, видеть все окрестности!
Было чему удивиться – дома сэвейгов строились без окон, а только с крошечными дымовиками.
– То ли это дом, то ли двор, то ли корабль! – приговаривал Кетиль Лохматый. – Чудные люди эти улады!
На верхнем этаже тоже было несколько перегородок, отделявших помещения. Дверями служили шкуры или даже цветные занавески.
– А там что? – с любопытством спросил Торвард.
– Это называется грианан, то есть «солнечный покой».
– И что там есть? – Торвард подошел к двери и взялся за узорное бронзовое кольцо.
– По обычаю, помещения грианана занимают девы и жены, – с неохотой пояснил Даохан. – Здесь обитает королева Хелиген, дочь Банбы, супруга моего покойного отца.
– Твоя мать?
– Моя мать, прекрасная Руадфлат, дочь Муадана Победоносного, умерла две зимы назад. После того мой отец добился чести стать мужем королевы Хелиген и с ее рукой унаследовал власть над Банбой.
– Стой, так ты не королевского рода? – Торвард поднял брови.
– Среди моих предков есть короли и королевы. – Даохан горделиво приподнял голову. – Потому прекрасная Хелиген и избрала моего отца в супруги.
– Не понял. – Торвард оглянулся на Хавгана. – Ты лучше объясни.
– Дело в том, конунг, что в уладских землях власть передается по женской линии…
– А! – сообразил Торвард. – Вспомнил.
– И новым королем становится не сын или брат прежнего, а муж его дочери или сестры. Королева Хелиген – наследница королевской власти на острове Банба, и риг Минид стал королем, добившись ее руки.
– Ну, пойдем посмотрим на королеву. – Торвард толкнул дверь.
– Не следовало бы тебе вторгаться к ней, не испросив позволения. – Даохан задержал его, встав перед дверью и преградив путь.
– У кого? – выразительно подняв брови, осведомился Торвард, имея в виду, что других хозяев, кроме него, у этого дома сейчас нет.
– У королевы! Ибо прекрасна она и священна, та, что почитается дочерью самой Банбы…
– Ваша Банба уже пыталась меня сюда не пустить. – Торвард усмехнулся. – Теперь окривела немножко. А если ее так называемая дочь хоть чуть-чуть на матушку похожа, то не волнуйся – мне таких красоток даром не надо!
И он вошел в покой. Даохан, сжимая челюсти от бессильной досады, вошел вслед за ним – помешать конунгу фьяллей он сейчас не мог.
Здесь, в спальне королевы, действительно имелось все то, что фьялли ожидали найти в королевском жилище: и резное широкое ложе, покрытое собольим мехом, и бронзовые светильники, и цветные ковры, и сундуки с позолоченной отделкой, и золотые ожерелья на груди нарядной женщины.
– Это Хелиген, дочь Лабрайда Боевого Вепря, Хелиген с белой грудью, красотою облика превосходящая всех дев уладских! – представил Даохан женщину, вставшую с ложа при появлении гостей.
Торвард окинул хозяйку оценивающим взглядом и не нашел ее такой уж прекрасной. Он бы ей дал лет двадцать с небольшим, но холодное, если не сказать кислое выражение делало ее старше. Правда, и сходства с могучей богиней Банбой тоже не наблюдалось. Лицо у королевы Хелиген оказалось слишком вытянутое, нос великоват, а тонкие губы так плотно сжаты, будто она решила никогда и ни с кем больше не разговаривать. К тому же она выглядела слишком худой, почти костлявой, будто королеву в этой стране совсем не кормили. Похвастаться она могла разве что волосами – рыжие, длинные и густые, они спускались ниже пояса и были перехвачены золотым обручем.
На вошедших Хелиген глянула с надменностью и без малейшего дружелюбия – видно, уже знала, кто это.
– Это, королева, Торвард конунг, конунг фьяллей, доблестнейший вождь, владетель острых оружий, непобедимый Дракон Восточного моря! – продолжал Даохан.
– Постой, – Торвард остановил его. – Но если королем становится ее муж… А Минида больше нет… Получается, что у Банбы сейчас вовсе нет короля? И ты тут, собственно, никто?
Он устремил на Даохана насмешливый и пристальный взгляд. «Так какого тролля я с тобой разговариваю, если ты не наследник королевской власти, а пустое место?» – выражал этот взгляд, и Даохан, поняв его, побледнел от досады.
– Но ведь королева Хелиген может избрать и другого мужа, – ответил он наконец. – И я надеюсь, она не отвергнет сына того, кто столько лет служил верной опорой и надежной защитой земли Банбы!
– Надежной! – хмыкнул Халльмунд. – Пока мы не пришли…
– И я надеюсь, что во имя нашей дружбы ты не станешь препятствовать тому, чтобы я, как твой союзник, получил законную власть над этой землей.
– Я подумаю, – отозвался Торвард, еще раз осматривая королеву Хелиген. Она ему совершенно не понравилась, но если эта женщина и есть Напиток Власти на острове Банба, то почему бы не дать ей нового мужа из своих людей? Вон, Эйнара например. – Во имя дружбы, говоришь…
Торвард понимал, что их союз с Даоханом еще рано называть дружбой, поскольку никаких теплых чувств сын Минида ему не внушал – ощущалось в нем какое-то топкое дно, как в болоте, и Торвард доверял ему ровно настолько, насколько чувствовал себя сильнее. Даохан не дурак, чтобы кидаться с ножом на предводителя целого войска, но дружба его настолько крепка, насколько сильно это самое войско, не более того.
Несколько дней ушло на погребение рига Минида (вместе с выкупленной головой), осмотр, подсчет и дележ сокровищ. Сэвейги обшарили весь бруг и нашли все то, что предусмотрительные короли спрятали от чужих глаз. Причем некоторые находки удивили самого Даохана. Возможно, что спрятал их не Минид и даже не его предшественник, а кто-то задолго до них.
Королева Хелиген ни разу не спустилась из грианана, и Торвард ее не звал – ему не было до нее ровно никакого дела. Взять на этом острове все, что ему нужно, он мог и без ее позволения, а оставаться здесь надолго и пытаться занять место короля, как иной раз делали наиболее удачливые из безземельных «морских конунгов», он не собирался. Сама же она оказалась недостаточно красива, чтобы его привлечь: сейчас в его распоряжении имелось сколько угодно юных и более красивых пленниц, а знатность девушки, согревающей постель, в его глазах не имела никакой цены. Хавган, правда, пытался ему объяснить, что обладание королевой принесло бы ему великую честь, но Торвард, как и в случае с головой Минида, только ухмыльнулся.
– Знаешь, надо мной своя же дружина смеяться бы стала, если бы я вздумал спать с этой костлявой лошадью, – сказал он. – Уж лучше простая, да хорошенькая. А знатности мне и своей хватит – по самое не могу!
Хавган только вздохнул. Происходя от вождей Морского Пути, ведущих свой род от Отца Богов, и от древних властительниц круитне, наследниц и дочерей Великой Богини, Торвард превосходил знатностью даже королеву Хелиген – и для него разница между нею и простой пастушкой была не так уж велика.
Поэтому Торвард не интересовался королевой и не возражал против того, чтобы Даохан проводил у нее каждый вечер, пока не добился наконец чести однажды остаться на ночь. Понимая, что никакого благоговения захватчики к ней не испытывают, и не желая разделить участь проданных в рабство уладских дев, королева Хелиген была вынуждена принять покровительство Даохана, тем самым дав ему законное право называться ригом Банбы. Теперь сын доблестно павшего Минида стал чувствовать себя более уверенно, хотя и понимал: пока Торвард остается на острове, он, Даохан, будет здесь хозяином ровно настолько, насколько ему позволит конунг фьяллей, а не королева Хелиген. Но конунг фьяллей пришел сюда не навсегда…
Сэвейги залечивали раны и чинили поврежденное в битве оружие, а Даохан тем временем собирал войско для похода против рига Брикрена. Каждый из двух вождей по ночам выставлял дозорных, опасаясь предательства, но молодой правитель Банбы не замышлял зла против тех, кто сейчас был его почти единственной надеждой на успех. Объехав весь остров, он сумел собрать еще около пяти сотен воинов. Уцелевших фениев, которые так или иначе не успели или не сумели откликнуться на два первых призыва, набралось всего двадцать три человека, остальные были простолюдины. Причем единственным оружием многих оказалась только игла нагрудной застежки – эти чудные местные застежки служили и доспехом, и оружием сразу, поскольку их огромные кольца закрывали почти всю грудь, а иглы были длиной больше локтя и действительно напоминали маленькие мечи.