Страница:
Она понимала, что рассказ о ее любви к Хродмару только причинит Вильмунду боль и ожесточит его. Но он так молод – не может быть, чтобы его понятия о чести и верности слову были так же послушны велениям выгоды, как и у Фрейвида. Однако Вильмунд смотрел на нее сузившимися от гнева глазами, без тени понимания или сочувствия.
– Время сильно переменило нас обоих! – сказал он. – Вспомни, что ты сама говорила мне раньше. Что ты говорила мне в тот самый день, когда к нам… к вам в Прибрежный Дом приплыли эти фьялли с своей «гнилой смертью»! Жаль, что Хель не пожрала их всех до одного! Ты тогда говорила мне, что каждый должен следовать своему долгу и стараться прославить свой род, даже если для этого придется заниматься не очень-то желанным делом! Так ты утешала меня, когда я, дурак, не хотел уезжать от вас! В одном я был прав – мне стоило убить того рябого урода прямо тогда, не дожидаясь, пока он выздоровеет! Что же ты теперь не вспомнишь о долге? Самый глупый раб сообразил бы, что теперь велит тебе долг! Разве ты не хочешь, чтобы твой отец стал родичем конунга? Отец решил сам ехать к слэттам, а вместо себя он оставит правителем или Гримкеля, или Фрейвида. И выбор будет зависеть от того, состоится ли свадьба. Разве ты хочешь, чтобы Гримкель правил Квиттингом вместо твоего отца? Что же ты не вспомнишь о своем долге?
– Но это совсем другое! – воскликнула Ингвильда, перебивая его горячую речь. – Совсем другое! Я говорила тебе о чести и доблести! А сейчас меня побуждают нарушить слово, которое я дала другому. Если я нарушу обещание, разве это сделает мне честь? Хорошенький подвиг! Мой отец будет ославлен как не умеющий держать слово! А фьялли будут мстить! И отцу, и тебе!
– Я только этого и хочу! – яростно крикнул Вильмунд. Он подался к Ингвильде и хотел схватить ее за плечи, но она отшатнулась, и в глазах ее было такое отчуждение, что он даже в порыве ярости не посмел настаивать. – Я только и хочу, чтобы встретиться с ним и рассчитаться, кто кому и за что должен!
– Так сделай это! – крикнула Ингвильда. – Или ты забыл? Вы с ним дали друг другу и богам обет встретиться снова в день Середины Зимы*. Если бы он был бесчестным, он мог бы увезти меня из дома. Он этого не сделал. Я дала ему слово. И пока он…
– Хорошо! – перебил ее Вильмунд, не дослушав. – Пусть! Я сначала убью его, а потом возьму тебя в жены. Ты полагаешь, у тебя есть жених, – так скоро его не будет! Тогда ничто не будет тебе мешать!
– Будет! – тихо сказала Ингвильда. – Я не люблю тебя.
– Ну и что? – раздельно и нарочито спокойно ответил Вильмунд. Он взял себя в руки и почти успокоился. – Многие женщины так говорят… поначалу.
Он усмехнулся, в упор глядя на Ингвильду, и в его глазах было что-то такое нехорошее, что ей захотелось зажмуриться и не смотреть. Вильмунд вполне представлял себе средства, которыми думал привести Ингвильду к покорности и любви. Но она нашла в себе силы не отвести глаз.
– Хорошо, – тихо сказала она. После недавних криков они оба вдруг стали говорить чуть слышно, но оба чувствовали, что боги остаются свидетелями их разговора. – Ты хочешь убить его – попробуй. Но жив он или мертв, я не буду твоей женой никогда. Для меня он единственный на свете.
– Еще бы! – Вильмунд усмехнулся с неприкрытой издевкой. – Второго такого урода не найдешь на всем Морском Пути! Разве что среди троллей.
Он видел, что потерял дружбу Ингвильды безвозвратно, но хотел получить хотя бы то, что можно получить силой.
– А если ты попытаешься взять меня в жены, – переждав его слова, продолжала Ингвильда тем же голосом, как будто обогнула камень на дороге, – то знай: я самому Бальдру* скажу, что принадлежу другому [3]. Ни боги, ни люди не признают наш брак.
– Я уже все понял. Хватит болтовни. В гриднице нас заждались. А то все пиво кончится.
Вильмунд криво усмехнулся и шагнул в сторону, намереваясь пропустить Ингвильду вперед, но она отступила и коротко мотнула головой – она вовсе не хотела оставлять Вильмунда у себя за спиной. Отныне они были врагами, и даже такого маленького знака доверия она не намеревалась ему оказать.
Пожав плечами, Вильмунд первым вышел из закутка и направился к дверям хозяйского дома. Ингвильда медленно шла за ним, стараясь восстановить покой если не в мыслях, то хотя бы на лице.
Возле самых дверей кто-то вдруг придержал ее за локоть. Она резко обернулась и увидела Оддбранда Наследство.
– Ты понимаешь, что я все слышал, йомфру, – обыкновенным голосом сказал хирдман. – И вот что я тебе скажу. Люди говорят: кто предостерег, тот не виноват. Ты сделала все, что могла. Теперь пусть Вильмунд ярл пеняет на себя. И боги не принимают всерьез клятвы, данные под угрозой силы. Теперь ты имеешь право слушать только свое сердце. И можешь во всем рассчитывать на меня.
Ингвильде стало легче от этих слов. Даже не обещание помощи порадовало ее, а признание ее правоты: это сейчас было ей необходимо. Она хотела поблагодарить Оддбранда, но успела только кивнуть несколько раз и торопливо прошла в двери.
В гриднице, где все гости уже были рассажены по местам и сама кюна Далла сияла пестрым нарядом в середине женского стола, не хватало только ее. Гости гудели в ожидании первых кубков, но никто не спрашивал, кого все ждут. Слухи о сговоре разлетелись по Острому мысу быстрее огня по сухой траве, и все гости до последнего знали, что этот пир будет пиром в честь Вильмунда ярла и Ингвильды, дочери Фрейвида Огниво.
Весь вечер молодой Вильмунд ярл почти не отводил глаз от золотого обручья у себя на руке. Фрейвид хёвдинг не обманул, оно действительно обладало чудесными свойствами: едва лишь Вильмунд надел его, как золотая полоска сжалась и обхватила его запястье так ловко и плотно, как будто была выкована и подогнана нарочно для него. Блеск золота, белые искры камешков в глазах дракона, чудесная работа привлекали всеобщее внимание; Вильмунд однажды подумал с усмешкой, что из-за обручья ему завидуют даже больше, чем из-за невесты. Но Ингвильда не отвечала на его улыбки, она вообще не смотрела на него.
– Отчего ты такая невеселая, дочь моя? – тихо, со скрытым ехидством шепнула ей кюна Далла. Она была старше Ингвильды всего на два года, и обращение «дочь моя» в ее устах было насмешкой. – Разве ты не рада, что со временем станешь кюной? Уже скоро ты будешь сидеть на этом месте рядом со мной каждый день. А потом, может быть, и вовсе вытеснишь меня. Мой доблестный конунг немолод, но задирист, как мальчишка, а у нас скоро будет война. Стоит ему погибнуть – и почетное место займет жена молодого конунга, а меня, бедную вдову, отправят с глаз долой! Ты уж пожалей меня с моим малышом, не оставь нас без крова над головой!
Все это тоже было похоже скорее на насмешку: уж чего-чего, а лишить себя крова и хлеба дочь Бергтора Железного Дуба из рода Лейрингов никому не позволит. В заботах о своей выгоде эта молодая женщина была отважна и неутомима, о чем знал весь Квиттинг.
Ингвильда повернула голову и с непочтительно-прямым интересом посмотрела на кюну Даллу. По рождению они были равны, и только брак с конунгом поставил Даллу выше, поэтому Ингвильда не робела перед ней. Слова Даллы указали ей еще одну сторону этого дела. Далла, при всей показной скромности, была честолюбива и завистлива. Зачем ей рядом еще одна кюна? Зачем ей вообще женитьба Вильмунда, а потом рождение его детей? У Даллы тоже имеется ребенок – сын Бергвид, которому вскоре после осенних пиров исполнится год. Как сказал бы Вильмунд, самый глупый раб догадается, кого кюна Далла в мечтах видит на верхней ступени Престола Закона, с Кубком Конунгов в руках [4]. Конечно, Бергвида, и ей вовсе не нужна женитьба Вильмунда, его новая сильная родня, будущие сыновья, которые вырастут одновременно с Бергвидом и преградят ему путь к престолу конунгов. Ее самая пылкая мечта наверняка сейчас заключается в том, чтобы Вильмунд ярл доблестно погиб, не успев оставить наследников.
– Нет, я не рада, – наконец сказала Ингвильда. Далла смотрела на нее с недоверием, ожидая какого-то подвоха. – У себя дома я была хозяйкой, а в Конунгагорде такой не буду. И я не хочу, чтобы фьялли мстили моему мужу и моему отцу за нарушенные обеты.
Кюна Далла помолчала в ответ, задумчиво обгрызая косточку гусиного крыла. На ее лице отражалось сомнение. Она-то, в отличие от Ингвильды, не пропускала ни одной сплетни и знала о неполном, условном обручении Ингвильды с фьяллем, родичем Торбранда конунга. Выходит, дочь Фрейвида предпочитает хранить верность первому жениху. Что именно тянет ее в далекий Аскефьорд, кюна Далла не задумывалась, на уме у нее были только последствия, касающиеся ее самой: дочь Фрейвида не хочет выходить за Вильмунда ярла. Это очень устраивало кюну Даллу, и она ощутила прилив воодушевления: дело можно было обернуть к своей пользе!
– Послушай, – тихо и вкрадчиво начала кюна Далла, склонившись к Ингвильде с истинно родственной нежностью. – По-моему, богам не понравится, если тебя выдадут замуж против воли. Завтра Стюрмир конунг объявит с Престола Закона о вашем сговоре, тут уже ничего нельзя изменить. Но я постараюсь сделать так, чтобы он не назвал точного срока свадьбы. И чтобы на этом тинге она не состоялась. А там придется ждать, пока конунг вернется от слэттов… а до тех пор может пройти много времени. Мало ли что случится за зиму?
Ингвильда только посмотрела на кюну и ничего не ответила. Она достаточно хорошо знала Даллу из рода Лейрингов, чтобы не ждать от нее бескорыстной помощи. Ингвильде было неприятно, словно она прибегает к постыдному средству, но злоба Вильмунда изрядно ожесточила ее и сделала менее разборчивой. К тому же ей самой не пришлось ни намекать, ни уговаривать, ни заискивать. От нее требовалось только одно – не мешать, а кюна Далла все сделает сама. И в данном случае на нее вполне можно было положиться: эта женщина по своей сути была той каплей, которая мягко и незаметно долбит камень и в конце концов добьется цели вернее, чем сам молот Мйольнир*.
За время долгого пира кюна Далла как следует обдумала дело и приступила к действию незамедлительно. Когда Стюрмир конунг почувствовал усталость и ушел спать, она тут же последовала за ним в спальный покой – отгороженную от гридницы клетушку, почти все пространство которой занимала широкая лежанка.
– Послушай-ка, конунг! – заговорила Далла, неспешно снимая с себя многочисленные золотые украшения. – Я вижу, что вышла замуж за очень умного и дальновидного человека!
– Я рад, что ты меня ценишь! – снисходительно отозвался Стюрмир.
Он никогда не советовался с женой в делах страны, оставив ей только хозяйство, и о сговоре Вильмунда она узнала так же, как и все посторонние. Стюрмир ждал от нее упреков и был приятно удивлен похвалой.
– Ты очень верно придумал сговорить Вильмунда с дочкой Фрейвида! – продолжала кюна. – Теперь ты можешь спокойно ехать к слэттам и оставаться там хоть всю зиму, не беспокоясь о Квиттинге. Конечно, ты и раньше мог надеяться на моих родичей, как на самого себя, но Лейринги – это только Южная Четверть. Теперь же ты можешь считать, что и все Западное побережье висит у тебя на поясе, крепко застегнутое на Фрейвида. Да и Медный Лес в придачу.
– У меня умная жена! – с хмельным удовольствием отозвался Стюрмир. – Умнее всей своей родни. Что-то твои дядьки и братья сидели хмурые. Не думали же они, что и мой сын тоже возьмет себе жену из вашего вороньего гнезда!
– А почему бы и нет! – воскликнула кюна, задетая насмешкой и от обиды забывшая тонкий ход своих речей. – Наша Мальфрида ничуть не хуже этой Ингвильды! Ведь они с Вильмундом не родня по крови!
Стюрмир конунг рассмеялся, и Далла опомнилась. Говорить о Мальфриде сейчас было не время.
– Но я хотела сказать не об этом! – продолжала кюна. – Еще умнее ты поступишь, не назвав точного срока свадьбы.
– Это еще почему? – Стюрмир перестал смеяться. Только сейчас он заподозрил, что жена завела этот разговор неспроста. – Фрейвид обидится, если мы не сыграем свадьбу еще здесь, на тинге.
– А ты подумал, что может случиться в Эльвенэсе? Вдруг Хильмир конунг захочет для укрепления союза предложить нам женщину из своего рода? Сам ты уже женат, и я, поверь мне, не собираюсь умирать. Остается Вильмунд.
Стюрмир конунг ответил не сразу – такая возможность не приходила ему в голову. На сей раз правота жены была настолько очевидна, что от нее отмахнулся бы только последний безнадежный дурак. А Стюрмир конунг, хоть и не славился благоразумием, дураком отнюдь не был.
– У Хильмира конунга в роду нет подходящей женщины, – неуверенно пробормотал он, обдумывая новую мысль. – У него только дочь Альвборг, та, что овдовела и вернулась домой с дочкой. Но ей уж под тридцать, а дочке ее всего семь. Только Один и Фригг* знают, проживет ли она еще семь лет. Не станет же Хильмир предлагать нам саму Альвборг! Она лет на десять старше Вильмунда!
– Во-первых, не на десять, а только на восемь, – поправила Далла. Ревнуя ко всем знатным красавицам Морского Пути, она точно знала возраст каждой из них. – Ей всего двадцать пять. А во-вторых – ну и что? – Далла с небрежной насмешкой повела плечом. – Кому и когда это мешало? Ради такого союза можно взять жену и на двадцать лет старше!
И Стюрмир конунг не возразил. В самом деле: когда речь идет о союзе двух могущественных держав, соотношение возраста жениха и невесты значит очень мало.
– Нет, погоди! – Словно проснувшись, Стюрмир резко затряс волосами. Его лицо, красное после пира, стало багровым от досады. – Что ты мне такое говоришь, женщина? Ты в своем уме? Я, видно, настолько пьян, что сразу не сообразил и слушаю твои безумные речи! Ты что же, думаешь, что я нарушу слово, которое только что дал Фрейвиду! Что я велю сыну отдать обратно то обручье, которое он получил? Кстати, я от тебя до сих пор не видел подобных сокровищ! Ты что же, думаешь, что я окажусь таким подлецом? Сначала при сотне свидетелей пообещаю женить Вильмунда на дочери Фрейвида, а потом вдруг возьму и привезу ему невесту из слэттов? Тьфу, возьми… – Стюрмир хмыкнул, словно подавился, но все же не посмел послать к троллям* мать своего младшего сына.
Не закончив фразу, он в гневе повернулся к жене спиной и вскоре уже захрапел, надрывно и мучительно, как всегда храпел спьяну. Разговаривать с ним теперь было так же бессмысленно, как вот с этим столбом лежанки.
Кюна Далла, обиженно поджав губы, разделась и легла, стараясь не прикасаться к сердитой спине своего повелителя. «Сокровище! – с обидой и негодованием думала она. – Каких еще сокровищ тебе надо, старый ты кабан! Как будто наш сын недостаточное сокровище!»
Впрочем, ее не так легко было смутить, а к презрительным и гневным словам мужа она привыкла. Стюрмир был бы изумлен, если бы узнал, как хорошо она запоминает каждое такое слово. А главное она сделала – заронила в его душу семена сомнения. Конечно, Стюрмир скоро сообразит, что, имея родичем могущественного и богатого конунга слэттов, можно без боязни поссориться с хёвдингом Западного побережья. И Далла не сомневалась, что к утру Стюрмир это поймет. А если Вильмунд потом вздумает возмущаться и настаивать на браке с Ингвильдой, ну, что же… Ссора между Стюрмиром и Вильмундом была пределом мечтаний кюны Даллы.
Наутро вся долина тинга была заполнена народом. Многоголовое людское море бурлило вокруг Престола Закона. Рассказывали, что сам Тюр снес своим мечом верхушку скалы, сделав гладкую ровную площадку с несколькими уступами. На нижнем уступе обсуждались тяжбы, здесь выступали с речами жалобщики и свидетели. Со средних говорили знатные люди. Наконец, на верхнюю площадку имели право подниматься только конунг, его родичи и жрецы.
Сегодня Стюрмир конунг привел с собой на Престол Закона двоих – своего старшего сына Вильмунда и Фрейвида хёвдинга. Объявив о сговоре Вильмунда с дочерью Фрейвида, он велел сыну показать людям обручье – таким образом, весь тинг, даже те, кто не был вчера приглашен на пир в усадьбу Лейрингов, стали свидетелями обручения. Яркий блеск сокровища был виден даже самым последним рядам толпы, и вся долина восхищенно загудела. Да, это достойный подарок для будущего конунга!
О сроке свадьбы Стюрмир конунг ничего не сказал, но каждый и сам догадался, что такое важное дело не годится делать второпях. Уже на днях Стюрмир собрался отплыть к Эльвенэсу, где жил конунг слэттов Хильмир, и ему приходилось спешить, пока не начались зимние бури.
Вильмунда ярла Стюрмир конунг оставлял править Квиттингом вместо себя, обязав его слушаться советов Фрейвида хёвдинга и Гримкеля ярла. Принеся друг другу клятвы дружбы и верности, знатные люди разошлись по своим делам, а тинг занялся тяжбами. Но повседневные дела казались мелкими, незначительными и вызывали мало споров. Каждый из бондов и хёльдов понимал – на этом тинге квитты выбрали войну и тем начали тяжбу то ли с племенем фьяллей, то ли с самой судьбой.
Глава 2
– Время сильно переменило нас обоих! – сказал он. – Вспомни, что ты сама говорила мне раньше. Что ты говорила мне в тот самый день, когда к нам… к вам в Прибрежный Дом приплыли эти фьялли с своей «гнилой смертью»! Жаль, что Хель не пожрала их всех до одного! Ты тогда говорила мне, что каждый должен следовать своему долгу и стараться прославить свой род, даже если для этого придется заниматься не очень-то желанным делом! Так ты утешала меня, когда я, дурак, не хотел уезжать от вас! В одном я был прав – мне стоило убить того рябого урода прямо тогда, не дожидаясь, пока он выздоровеет! Что же ты теперь не вспомнишь о долге? Самый глупый раб сообразил бы, что теперь велит тебе долг! Разве ты не хочешь, чтобы твой отец стал родичем конунга? Отец решил сам ехать к слэттам, а вместо себя он оставит правителем или Гримкеля, или Фрейвида. И выбор будет зависеть от того, состоится ли свадьба. Разве ты хочешь, чтобы Гримкель правил Квиттингом вместо твоего отца? Что же ты не вспомнишь о своем долге?
– Но это совсем другое! – воскликнула Ингвильда, перебивая его горячую речь. – Совсем другое! Я говорила тебе о чести и доблести! А сейчас меня побуждают нарушить слово, которое я дала другому. Если я нарушу обещание, разве это сделает мне честь? Хорошенький подвиг! Мой отец будет ославлен как не умеющий держать слово! А фьялли будут мстить! И отцу, и тебе!
– Я только этого и хочу! – яростно крикнул Вильмунд. Он подался к Ингвильде и хотел схватить ее за плечи, но она отшатнулась, и в глазах ее было такое отчуждение, что он даже в порыве ярости не посмел настаивать. – Я только и хочу, чтобы встретиться с ним и рассчитаться, кто кому и за что должен!
– Так сделай это! – крикнула Ингвильда. – Или ты забыл? Вы с ним дали друг другу и богам обет встретиться снова в день Середины Зимы*. Если бы он был бесчестным, он мог бы увезти меня из дома. Он этого не сделал. Я дала ему слово. И пока он…
– Хорошо! – перебил ее Вильмунд, не дослушав. – Пусть! Я сначала убью его, а потом возьму тебя в жены. Ты полагаешь, у тебя есть жених, – так скоро его не будет! Тогда ничто не будет тебе мешать!
– Будет! – тихо сказала Ингвильда. – Я не люблю тебя.
– Ну и что? – раздельно и нарочито спокойно ответил Вильмунд. Он взял себя в руки и почти успокоился. – Многие женщины так говорят… поначалу.
Он усмехнулся, в упор глядя на Ингвильду, и в его глазах было что-то такое нехорошее, что ей захотелось зажмуриться и не смотреть. Вильмунд вполне представлял себе средства, которыми думал привести Ингвильду к покорности и любви. Но она нашла в себе силы не отвести глаз.
– Хорошо, – тихо сказала она. После недавних криков они оба вдруг стали говорить чуть слышно, но оба чувствовали, что боги остаются свидетелями их разговора. – Ты хочешь убить его – попробуй. Но жив он или мертв, я не буду твоей женой никогда. Для меня он единственный на свете.
– Еще бы! – Вильмунд усмехнулся с неприкрытой издевкой. – Второго такого урода не найдешь на всем Морском Пути! Разве что среди троллей.
Он видел, что потерял дружбу Ингвильды безвозвратно, но хотел получить хотя бы то, что можно получить силой.
– А если ты попытаешься взять меня в жены, – переждав его слова, продолжала Ингвильда тем же голосом, как будто обогнула камень на дороге, – то знай: я самому Бальдру* скажу, что принадлежу другому [3]. Ни боги, ни люди не признают наш брак.
– Я уже все понял. Хватит болтовни. В гриднице нас заждались. А то все пиво кончится.
Вильмунд криво усмехнулся и шагнул в сторону, намереваясь пропустить Ингвильду вперед, но она отступила и коротко мотнула головой – она вовсе не хотела оставлять Вильмунда у себя за спиной. Отныне они были врагами, и даже такого маленького знака доверия она не намеревалась ему оказать.
Пожав плечами, Вильмунд первым вышел из закутка и направился к дверям хозяйского дома. Ингвильда медленно шла за ним, стараясь восстановить покой если не в мыслях, то хотя бы на лице.
Возле самых дверей кто-то вдруг придержал ее за локоть. Она резко обернулась и увидела Оддбранда Наследство.
– Ты понимаешь, что я все слышал, йомфру, – обыкновенным голосом сказал хирдман. – И вот что я тебе скажу. Люди говорят: кто предостерег, тот не виноват. Ты сделала все, что могла. Теперь пусть Вильмунд ярл пеняет на себя. И боги не принимают всерьез клятвы, данные под угрозой силы. Теперь ты имеешь право слушать только свое сердце. И можешь во всем рассчитывать на меня.
Ингвильде стало легче от этих слов. Даже не обещание помощи порадовало ее, а признание ее правоты: это сейчас было ей необходимо. Она хотела поблагодарить Оддбранда, но успела только кивнуть несколько раз и торопливо прошла в двери.
В гриднице, где все гости уже были рассажены по местам и сама кюна Далла сияла пестрым нарядом в середине женского стола, не хватало только ее. Гости гудели в ожидании первых кубков, но никто не спрашивал, кого все ждут. Слухи о сговоре разлетелись по Острому мысу быстрее огня по сухой траве, и все гости до последнего знали, что этот пир будет пиром в честь Вильмунда ярла и Ингвильды, дочери Фрейвида Огниво.
Весь вечер молодой Вильмунд ярл почти не отводил глаз от золотого обручья у себя на руке. Фрейвид хёвдинг не обманул, оно действительно обладало чудесными свойствами: едва лишь Вильмунд надел его, как золотая полоска сжалась и обхватила его запястье так ловко и плотно, как будто была выкована и подогнана нарочно для него. Блеск золота, белые искры камешков в глазах дракона, чудесная работа привлекали всеобщее внимание; Вильмунд однажды подумал с усмешкой, что из-за обручья ему завидуют даже больше, чем из-за невесты. Но Ингвильда не отвечала на его улыбки, она вообще не смотрела на него.
– Отчего ты такая невеселая, дочь моя? – тихо, со скрытым ехидством шепнула ей кюна Далла. Она была старше Ингвильды всего на два года, и обращение «дочь моя» в ее устах было насмешкой. – Разве ты не рада, что со временем станешь кюной? Уже скоро ты будешь сидеть на этом месте рядом со мной каждый день. А потом, может быть, и вовсе вытеснишь меня. Мой доблестный конунг немолод, но задирист, как мальчишка, а у нас скоро будет война. Стоит ему погибнуть – и почетное место займет жена молодого конунга, а меня, бедную вдову, отправят с глаз долой! Ты уж пожалей меня с моим малышом, не оставь нас без крова над головой!
Все это тоже было похоже скорее на насмешку: уж чего-чего, а лишить себя крова и хлеба дочь Бергтора Железного Дуба из рода Лейрингов никому не позволит. В заботах о своей выгоде эта молодая женщина была отважна и неутомима, о чем знал весь Квиттинг.
Ингвильда повернула голову и с непочтительно-прямым интересом посмотрела на кюну Даллу. По рождению они были равны, и только брак с конунгом поставил Даллу выше, поэтому Ингвильда не робела перед ней. Слова Даллы указали ей еще одну сторону этого дела. Далла, при всей показной скромности, была честолюбива и завистлива. Зачем ей рядом еще одна кюна? Зачем ей вообще женитьба Вильмунда, а потом рождение его детей? У Даллы тоже имеется ребенок – сын Бергвид, которому вскоре после осенних пиров исполнится год. Как сказал бы Вильмунд, самый глупый раб догадается, кого кюна Далла в мечтах видит на верхней ступени Престола Закона, с Кубком Конунгов в руках [4]. Конечно, Бергвида, и ей вовсе не нужна женитьба Вильмунда, его новая сильная родня, будущие сыновья, которые вырастут одновременно с Бергвидом и преградят ему путь к престолу конунгов. Ее самая пылкая мечта наверняка сейчас заключается в том, чтобы Вильмунд ярл доблестно погиб, не успев оставить наследников.
– Нет, я не рада, – наконец сказала Ингвильда. Далла смотрела на нее с недоверием, ожидая какого-то подвоха. – У себя дома я была хозяйкой, а в Конунгагорде такой не буду. И я не хочу, чтобы фьялли мстили моему мужу и моему отцу за нарушенные обеты.
Кюна Далла помолчала в ответ, задумчиво обгрызая косточку гусиного крыла. На ее лице отражалось сомнение. Она-то, в отличие от Ингвильды, не пропускала ни одной сплетни и знала о неполном, условном обручении Ингвильды с фьяллем, родичем Торбранда конунга. Выходит, дочь Фрейвида предпочитает хранить верность первому жениху. Что именно тянет ее в далекий Аскефьорд, кюна Далла не задумывалась, на уме у нее были только последствия, касающиеся ее самой: дочь Фрейвида не хочет выходить за Вильмунда ярла. Это очень устраивало кюну Даллу, и она ощутила прилив воодушевления: дело можно было обернуть к своей пользе!
– Послушай, – тихо и вкрадчиво начала кюна Далла, склонившись к Ингвильде с истинно родственной нежностью. – По-моему, богам не понравится, если тебя выдадут замуж против воли. Завтра Стюрмир конунг объявит с Престола Закона о вашем сговоре, тут уже ничего нельзя изменить. Но я постараюсь сделать так, чтобы он не назвал точного срока свадьбы. И чтобы на этом тинге она не состоялась. А там придется ждать, пока конунг вернется от слэттов… а до тех пор может пройти много времени. Мало ли что случится за зиму?
Ингвильда только посмотрела на кюну и ничего не ответила. Она достаточно хорошо знала Даллу из рода Лейрингов, чтобы не ждать от нее бескорыстной помощи. Ингвильде было неприятно, словно она прибегает к постыдному средству, но злоба Вильмунда изрядно ожесточила ее и сделала менее разборчивой. К тому же ей самой не пришлось ни намекать, ни уговаривать, ни заискивать. От нее требовалось только одно – не мешать, а кюна Далла все сделает сама. И в данном случае на нее вполне можно было положиться: эта женщина по своей сути была той каплей, которая мягко и незаметно долбит камень и в конце концов добьется цели вернее, чем сам молот Мйольнир*.
За время долгого пира кюна Далла как следует обдумала дело и приступила к действию незамедлительно. Когда Стюрмир конунг почувствовал усталость и ушел спать, она тут же последовала за ним в спальный покой – отгороженную от гридницы клетушку, почти все пространство которой занимала широкая лежанка.
– Послушай-ка, конунг! – заговорила Далла, неспешно снимая с себя многочисленные золотые украшения. – Я вижу, что вышла замуж за очень умного и дальновидного человека!
– Я рад, что ты меня ценишь! – снисходительно отозвался Стюрмир.
Он никогда не советовался с женой в делах страны, оставив ей только хозяйство, и о сговоре Вильмунда она узнала так же, как и все посторонние. Стюрмир ждал от нее упреков и был приятно удивлен похвалой.
– Ты очень верно придумал сговорить Вильмунда с дочкой Фрейвида! – продолжала кюна. – Теперь ты можешь спокойно ехать к слэттам и оставаться там хоть всю зиму, не беспокоясь о Квиттинге. Конечно, ты и раньше мог надеяться на моих родичей, как на самого себя, но Лейринги – это только Южная Четверть. Теперь же ты можешь считать, что и все Западное побережье висит у тебя на поясе, крепко застегнутое на Фрейвида. Да и Медный Лес в придачу.
– У меня умная жена! – с хмельным удовольствием отозвался Стюрмир. – Умнее всей своей родни. Что-то твои дядьки и братья сидели хмурые. Не думали же они, что и мой сын тоже возьмет себе жену из вашего вороньего гнезда!
– А почему бы и нет! – воскликнула кюна, задетая насмешкой и от обиды забывшая тонкий ход своих речей. – Наша Мальфрида ничуть не хуже этой Ингвильды! Ведь они с Вильмундом не родня по крови!
Стюрмир конунг рассмеялся, и Далла опомнилась. Говорить о Мальфриде сейчас было не время.
– Но я хотела сказать не об этом! – продолжала кюна. – Еще умнее ты поступишь, не назвав точного срока свадьбы.
– Это еще почему? – Стюрмир перестал смеяться. Только сейчас он заподозрил, что жена завела этот разговор неспроста. – Фрейвид обидится, если мы не сыграем свадьбу еще здесь, на тинге.
– А ты подумал, что может случиться в Эльвенэсе? Вдруг Хильмир конунг захочет для укрепления союза предложить нам женщину из своего рода? Сам ты уже женат, и я, поверь мне, не собираюсь умирать. Остается Вильмунд.
Стюрмир конунг ответил не сразу – такая возможность не приходила ему в голову. На сей раз правота жены была настолько очевидна, что от нее отмахнулся бы только последний безнадежный дурак. А Стюрмир конунг, хоть и не славился благоразумием, дураком отнюдь не был.
– У Хильмира конунга в роду нет подходящей женщины, – неуверенно пробормотал он, обдумывая новую мысль. – У него только дочь Альвборг, та, что овдовела и вернулась домой с дочкой. Но ей уж под тридцать, а дочке ее всего семь. Только Один и Фригг* знают, проживет ли она еще семь лет. Не станет же Хильмир предлагать нам саму Альвборг! Она лет на десять старше Вильмунда!
– Во-первых, не на десять, а только на восемь, – поправила Далла. Ревнуя ко всем знатным красавицам Морского Пути, она точно знала возраст каждой из них. – Ей всего двадцать пять. А во-вторых – ну и что? – Далла с небрежной насмешкой повела плечом. – Кому и когда это мешало? Ради такого союза можно взять жену и на двадцать лет старше!
И Стюрмир конунг не возразил. В самом деле: когда речь идет о союзе двух могущественных держав, соотношение возраста жениха и невесты значит очень мало.
– Нет, погоди! – Словно проснувшись, Стюрмир резко затряс волосами. Его лицо, красное после пира, стало багровым от досады. – Что ты мне такое говоришь, женщина? Ты в своем уме? Я, видно, настолько пьян, что сразу не сообразил и слушаю твои безумные речи! Ты что же, думаешь, что я нарушу слово, которое только что дал Фрейвиду! Что я велю сыну отдать обратно то обручье, которое он получил? Кстати, я от тебя до сих пор не видел подобных сокровищ! Ты что же, думаешь, что я окажусь таким подлецом? Сначала при сотне свидетелей пообещаю женить Вильмунда на дочери Фрейвида, а потом вдруг возьму и привезу ему невесту из слэттов? Тьфу, возьми… – Стюрмир хмыкнул, словно подавился, но все же не посмел послать к троллям* мать своего младшего сына.
Не закончив фразу, он в гневе повернулся к жене спиной и вскоре уже захрапел, надрывно и мучительно, как всегда храпел спьяну. Разговаривать с ним теперь было так же бессмысленно, как вот с этим столбом лежанки.
Кюна Далла, обиженно поджав губы, разделась и легла, стараясь не прикасаться к сердитой спине своего повелителя. «Сокровище! – с обидой и негодованием думала она. – Каких еще сокровищ тебе надо, старый ты кабан! Как будто наш сын недостаточное сокровище!»
Впрочем, ее не так легко было смутить, а к презрительным и гневным словам мужа она привыкла. Стюрмир был бы изумлен, если бы узнал, как хорошо она запоминает каждое такое слово. А главное она сделала – заронила в его душу семена сомнения. Конечно, Стюрмир скоро сообразит, что, имея родичем могущественного и богатого конунга слэттов, можно без боязни поссориться с хёвдингом Западного побережья. И Далла не сомневалась, что к утру Стюрмир это поймет. А если Вильмунд потом вздумает возмущаться и настаивать на браке с Ингвильдой, ну, что же… Ссора между Стюрмиром и Вильмундом была пределом мечтаний кюны Даллы.
Наутро вся долина тинга была заполнена народом. Многоголовое людское море бурлило вокруг Престола Закона. Рассказывали, что сам Тюр снес своим мечом верхушку скалы, сделав гладкую ровную площадку с несколькими уступами. На нижнем уступе обсуждались тяжбы, здесь выступали с речами жалобщики и свидетели. Со средних говорили знатные люди. Наконец, на верхнюю площадку имели право подниматься только конунг, его родичи и жрецы.
Сегодня Стюрмир конунг привел с собой на Престол Закона двоих – своего старшего сына Вильмунда и Фрейвида хёвдинга. Объявив о сговоре Вильмунда с дочерью Фрейвида, он велел сыну показать людям обручье – таким образом, весь тинг, даже те, кто не был вчера приглашен на пир в усадьбу Лейрингов, стали свидетелями обручения. Яркий блеск сокровища был виден даже самым последним рядам толпы, и вся долина восхищенно загудела. Да, это достойный подарок для будущего конунга!
О сроке свадьбы Стюрмир конунг ничего не сказал, но каждый и сам догадался, что такое важное дело не годится делать второпях. Уже на днях Стюрмир собрался отплыть к Эльвенэсу, где жил конунг слэттов Хильмир, и ему приходилось спешить, пока не начались зимние бури.
Вильмунда ярла Стюрмир конунг оставлял править Квиттингом вместо себя, обязав его слушаться советов Фрейвида хёвдинга и Гримкеля ярла. Принеся друг другу клятвы дружбы и верности, знатные люди разошлись по своим делам, а тинг занялся тяжбами. Но повседневные дела казались мелкими, незначительными и вызывали мало споров. Каждый из бондов и хёльдов понимал – на этом тинге квитты выбрали войну и тем начали тяжбу то ли с племенем фьяллей, то ли с самой судьбой.
Глава 2
Во всех землях Морского Пути отшумели осенние пиры, листья с деревьев почти облетели, снег уже несколько раз принимался идти, но быстро таял. В последние дни наконец ударили морозы, земля промерзла, и конские копыта звонко цокали по ней. Шел легкий влажный снег, и Торбранд конунг с удовольствием подставлял лицо под холодные пушистые хлопья: теперь, когда снег ляжет, кони не будут тонуть в грязи и можно будет выступать в поход.
Они возвращались в усадьбу Чельборг после объезда нескольких глухих долин у истоков реки Аспэльвен, куда в прежних поездках по стране не заворачивали. Тамошние люди никогда не видели конунга у себя дома и, потрясенные этой честью, легче соглашались идти в поход. А Торбранд конунг знал, что в предстоящих ему сражениях ни один человек не будет лишним.
Вернувшись домой в конце лета, конунг фьяллей пробыл в Аскефьорде чуть больше десяти дней. Не дав дружине как следует передохнуть, он отправился объезжать Фьялленланд. Хёльды, ждавшие его только зимой, были изумлены, встревожены и отчасти обрадованы: конунг объявил, что в этом году ему не нужно другой дани, кроме войска, которое должно быть собрано к середине зимы. Многие считали, что неразумно идти на Квиттинг снова после того, как его духи-покровители показали свою силу, но Торбранд был непреклонен. Модольв ярл и Кари ярл, хорошо его знавшие, говорили меж собой, что для квиттов было бы лучше сдаться сейчас и не злить Торбранда конунга бесполезным сопротивлением. Сейчас его жажда мести приобрела сходство с одержимостью берсерка. Он не хотел слушать никаких советов и призывов к осторожности.
– Потому я и собираю войско зимой! – отвечал он тем, кто со страхом вспоминал Большого Тюленя. – Мы пойдем по суше, через землю раудов. Мы войдем на Квиттинг с севера, а их север мало заселен и там почти некому биться. А пока их конунг соберет войско, мы захватим половину Квиттинга.
Выехав из реденького смешанного леса, Торбранд увидел впереди усадьбу Чельборг – несколько построек из толстенных бревен, серые облака дыма над дерновыми крышами. Они жили здесь уже несколько дней и почти привыкли считать эту усадьбу домом. Конунги фьяллей с отрочества привыкают к долгим разъездам, но сейчас Торбранду вдруг вспомнился Аскегорд, крона священного ясеня над крышей, и в сердце кольнула тоска. Но он прогнал незваный образ – слишком свежим было в памяти зрелище погребального костра кюны Бломменатт и сыновей. Торбранд не так уж сильно любил жену, но сыновья были дороги ему, а потеря всех троих сразу стала жестоким ударом. Впору усомниться, угоден ли он богам как конунг. А когда Торбранда посещали сомнения, он предпочитал не ждать, что подскажут сны, а разрешать их делом.
– Посмотри, Хродмар ярл, вон уже и дым! – с нарочитой бодростью сказал Торбранд, обернувшись к ближайшему из своих спутников.
Хродмар ехал чуть позади него, и по лицу его Торбранд догадался, что мысли молодого ярла, как и его собственные, витают очень далеко от этой унылой равнины. За прошедшие месяцы Торбранд привык к новому лицу Хродмара и с прежней проницательностью угадывал по нему настроение.
Вместо ответа Хродмар сплюнул на землю. Усадьба Чельборг ему решительно не нравилась. Она стояла на пригорке посреди скучной равнины, поросшей редкими осинниками, которые где-то на севере упирались в болото. Единственное, что в ней было хорошего, так это родник под пригорком, который и дал усадьбе название – Родниковая Гора. Хродмару этот родник в песчаной ямке нравился тем, что давал исток Осиновой реке – Аспэльвен, а река эта впадала в Трехрогий фьорд. Тот самый фьорд на южной границе Фьялленланда, где на Середине Зимы назначен был сбор войска для похода на Квиттинг.
– Я уже видеть не могу этот медвежий угол! – с досадой отозвался Хродмар. – Мы объехали всех, кто способен владеть оружием. Мы взяли клятвы со всех, кто только способен их сдержать, не клялись только веточки омелы моложе семнадцати лет [5]. Конунг, теперь я пока что тебе не нужен, ведь верно?
– Как я должен тебя понять? – Торбранд придержал коня и подождал, пока Хродмар поравняется с ним. – Ты хочешь от меня уйти? Такого я от тебя не ждал, Хродмар сын Кари! У нас с тобой одна дорога – где лошадка, там и уздечка, не так ли?
Хродмар хмуро взглянул ему в лицо. Напрасно роды-соперники надеялись, что смерть кюны Бломменатт, лишившая Хродмара родства с конунгом, ослабит привязанность к нему Торбранда. Получилось наоборот: за прошедшие месяцы они стали почти друзьями, не так, как конунг и ярл; общая ненависть к квиттинской ведьме и понесенные потери сблизили их.
– На Середине Зимы меня ждут на Квиттинге! – сказал Хродмар.
Торбранд недоуменно двинул бровями:
– Ты что же, собираешься на Квиттинг в одиночестве? Или ты забыл, что мы все туда собираемся? И уже очень скоро?
– Я помню, но ты, конунг, забыл кое о чем, что я тебе рассказывал. Помнишь – у Стюрмира конунга есть очень отважный сынок, Вильмунд ярл. Когда я поневоле гостил у Фрейвида хёвдинга в Прибрежном Доме, мы с Вильмундом поссорились. Я тогда был слишком слаб после болезни, и мы договорились встретиться снова через полгода, на Середине Зимы, на том же самом месте. Я поклялся Тором и Мйольниром. И если я хочу сдержать клятву, то мне пора отправляться.
Торбранд не сразу ответил, и Хродмар поспешно добавил, стараясь предупредить возражения:
– И я не думаю, что кто-нибудь из моих друзей станет меня отговаривать. Надо полагать, и тебе, конунг, не слишком нужен человек, который не умеет держать слово.
Они неспешно ехали к усадьбе впереди растянувшейся дружины. Асвальд Сутулый поглядывал на них издалека, словно надеялся по их лицам понять, о чем идет речь. Слегка прикусив нижнюю губу, Торбранд обдумывал слова Хродмара.
– Напомни-ка мне, из-за чего вышла ваша ссора? – спросил он наконец.
– Не все ли равно? – неохотно отозвался Хродмар. Но конунг молчал, и ему пришлось ответить: – Ему тоже нравилась дочь Фрейвида.
– Та, которая обещана тебе в жены?
Хродмар кивнул. Торбранд внимательно посмотрел ему в лицо:
– И ты все еще думаешь взять ее?
Хродмар снова кивнул.
– Я мог бы найти для тебя невесту и получше, – сказал Торбранд чуть погодя. – Не хуже родом, богатую и не уступающую ей по красоте. Я, правда, не видел дочери Фрейвида, но и без нее есть много красивых девушек. Помнишь дочерей Хедрика Веселого? Отличные девушки и отличное родство. Я сам сосватаю тебе любую из них. Ты ведь не допустишь, чтобы Асвальд или Эрнольв тебя опередили?
Но напрасно конунг старался задеть честолюбие Хродмара. Хродмар молчал, глядя куда-то вдаль, и Торбранд добавил:
– А еще нам было бы очень неплохо породниться с каким-нибудь могущественным человеком из раудов. У них ведь тоже много хороших воинов, а наша война, по правде сказать, представляется мне длинной. Я не хотел бы ронять боевой дух дружины такими пророчествами, но с тобой-то я могу поделиться… Что ты мне скажешь на это?
– Я не хотел бы показаться неблагодарным или неблагоразумным… – начал Хродмар, медленно подбирая слова и избегая взгляда конунга. – Но я обещал взять в жены Ингвильду дочь Фрейвида. И я возьму ее в жены, даже если Фенрир Волк и Мировая Змея* вздумают мне мешать.
– Тебя тревожит обещание, данное Фрейвиду? По-моему, он сам обошелся с вами вероломно, оставив ведьму в живых.
Хродмар опять промолчал. Он не умел и не хотел объяснять, что давно забыл лицо Фрейвида, но хорошо помнит глаза и руки его дочери. Слишком хорошо.
– Значит, тебя тревожат обещания, данные самой девушке. – Торбранд конунг правильно понял его молчание. – Как говорил Властитель, «твоей лишь душе ведомо то, что в сердце твоем». Но я бы сказал, что настаивать на этом браке сейчас – весьма безрассудно.
– Пусть я буду безрассудным, – помолчав, ответил Хродмар. – Но это моя невеста и моя судьба. Прости, конунг, но пусть на дочерях Хедрика хёвдинга женится кто-нибудь другой. Надо полагать, Асвальд будет просто счастлив, если ты сам сосватаешь ему невесту.
Они возвращались в усадьбу Чельборг после объезда нескольких глухих долин у истоков реки Аспэльвен, куда в прежних поездках по стране не заворачивали. Тамошние люди никогда не видели конунга у себя дома и, потрясенные этой честью, легче соглашались идти в поход. А Торбранд конунг знал, что в предстоящих ему сражениях ни один человек не будет лишним.
Вернувшись домой в конце лета, конунг фьяллей пробыл в Аскефьорде чуть больше десяти дней. Не дав дружине как следует передохнуть, он отправился объезжать Фьялленланд. Хёльды, ждавшие его только зимой, были изумлены, встревожены и отчасти обрадованы: конунг объявил, что в этом году ему не нужно другой дани, кроме войска, которое должно быть собрано к середине зимы. Многие считали, что неразумно идти на Квиттинг снова после того, как его духи-покровители показали свою силу, но Торбранд был непреклонен. Модольв ярл и Кари ярл, хорошо его знавшие, говорили меж собой, что для квиттов было бы лучше сдаться сейчас и не злить Торбранда конунга бесполезным сопротивлением. Сейчас его жажда мести приобрела сходство с одержимостью берсерка. Он не хотел слушать никаких советов и призывов к осторожности.
– Потому я и собираю войско зимой! – отвечал он тем, кто со страхом вспоминал Большого Тюленя. – Мы пойдем по суше, через землю раудов. Мы войдем на Квиттинг с севера, а их север мало заселен и там почти некому биться. А пока их конунг соберет войско, мы захватим половину Квиттинга.
Выехав из реденького смешанного леса, Торбранд увидел впереди усадьбу Чельборг – несколько построек из толстенных бревен, серые облака дыма над дерновыми крышами. Они жили здесь уже несколько дней и почти привыкли считать эту усадьбу домом. Конунги фьяллей с отрочества привыкают к долгим разъездам, но сейчас Торбранду вдруг вспомнился Аскегорд, крона священного ясеня над крышей, и в сердце кольнула тоска. Но он прогнал незваный образ – слишком свежим было в памяти зрелище погребального костра кюны Бломменатт и сыновей. Торбранд не так уж сильно любил жену, но сыновья были дороги ему, а потеря всех троих сразу стала жестоким ударом. Впору усомниться, угоден ли он богам как конунг. А когда Торбранда посещали сомнения, он предпочитал не ждать, что подскажут сны, а разрешать их делом.
– Посмотри, Хродмар ярл, вон уже и дым! – с нарочитой бодростью сказал Торбранд, обернувшись к ближайшему из своих спутников.
Хродмар ехал чуть позади него, и по лицу его Торбранд догадался, что мысли молодого ярла, как и его собственные, витают очень далеко от этой унылой равнины. За прошедшие месяцы Торбранд привык к новому лицу Хродмара и с прежней проницательностью угадывал по нему настроение.
Вместо ответа Хродмар сплюнул на землю. Усадьба Чельборг ему решительно не нравилась. Она стояла на пригорке посреди скучной равнины, поросшей редкими осинниками, которые где-то на севере упирались в болото. Единственное, что в ней было хорошего, так это родник под пригорком, который и дал усадьбе название – Родниковая Гора. Хродмару этот родник в песчаной ямке нравился тем, что давал исток Осиновой реке – Аспэльвен, а река эта впадала в Трехрогий фьорд. Тот самый фьорд на южной границе Фьялленланда, где на Середине Зимы назначен был сбор войска для похода на Квиттинг.
– Я уже видеть не могу этот медвежий угол! – с досадой отозвался Хродмар. – Мы объехали всех, кто способен владеть оружием. Мы взяли клятвы со всех, кто только способен их сдержать, не клялись только веточки омелы моложе семнадцати лет [5]. Конунг, теперь я пока что тебе не нужен, ведь верно?
– Как я должен тебя понять? – Торбранд придержал коня и подождал, пока Хродмар поравняется с ним. – Ты хочешь от меня уйти? Такого я от тебя не ждал, Хродмар сын Кари! У нас с тобой одна дорога – где лошадка, там и уздечка, не так ли?
Хродмар хмуро взглянул ему в лицо. Напрасно роды-соперники надеялись, что смерть кюны Бломменатт, лишившая Хродмара родства с конунгом, ослабит привязанность к нему Торбранда. Получилось наоборот: за прошедшие месяцы они стали почти друзьями, не так, как конунг и ярл; общая ненависть к квиттинской ведьме и понесенные потери сблизили их.
– На Середине Зимы меня ждут на Квиттинге! – сказал Хродмар.
Торбранд недоуменно двинул бровями:
– Ты что же, собираешься на Квиттинг в одиночестве? Или ты забыл, что мы все туда собираемся? И уже очень скоро?
– Я помню, но ты, конунг, забыл кое о чем, что я тебе рассказывал. Помнишь – у Стюрмира конунга есть очень отважный сынок, Вильмунд ярл. Когда я поневоле гостил у Фрейвида хёвдинга в Прибрежном Доме, мы с Вильмундом поссорились. Я тогда был слишком слаб после болезни, и мы договорились встретиться снова через полгода, на Середине Зимы, на том же самом месте. Я поклялся Тором и Мйольниром. И если я хочу сдержать клятву, то мне пора отправляться.
Торбранд не сразу ответил, и Хродмар поспешно добавил, стараясь предупредить возражения:
– И я не думаю, что кто-нибудь из моих друзей станет меня отговаривать. Надо полагать, и тебе, конунг, не слишком нужен человек, который не умеет держать слово.
Они неспешно ехали к усадьбе впереди растянувшейся дружины. Асвальд Сутулый поглядывал на них издалека, словно надеялся по их лицам понять, о чем идет речь. Слегка прикусив нижнюю губу, Торбранд обдумывал слова Хродмара.
– Напомни-ка мне, из-за чего вышла ваша ссора? – спросил он наконец.
– Не все ли равно? – неохотно отозвался Хродмар. Но конунг молчал, и ему пришлось ответить: – Ему тоже нравилась дочь Фрейвида.
– Та, которая обещана тебе в жены?
Хродмар кивнул. Торбранд внимательно посмотрел ему в лицо:
– И ты все еще думаешь взять ее?
Хродмар снова кивнул.
– Я мог бы найти для тебя невесту и получше, – сказал Торбранд чуть погодя. – Не хуже родом, богатую и не уступающую ей по красоте. Я, правда, не видел дочери Фрейвида, но и без нее есть много красивых девушек. Помнишь дочерей Хедрика Веселого? Отличные девушки и отличное родство. Я сам сосватаю тебе любую из них. Ты ведь не допустишь, чтобы Асвальд или Эрнольв тебя опередили?
Но напрасно конунг старался задеть честолюбие Хродмара. Хродмар молчал, глядя куда-то вдаль, и Торбранд добавил:
– А еще нам было бы очень неплохо породниться с каким-нибудь могущественным человеком из раудов. У них ведь тоже много хороших воинов, а наша война, по правде сказать, представляется мне длинной. Я не хотел бы ронять боевой дух дружины такими пророчествами, но с тобой-то я могу поделиться… Что ты мне скажешь на это?
– Я не хотел бы показаться неблагодарным или неблагоразумным… – начал Хродмар, медленно подбирая слова и избегая взгляда конунга. – Но я обещал взять в жены Ингвильду дочь Фрейвида. И я возьму ее в жены, даже если Фенрир Волк и Мировая Змея* вздумают мне мешать.
– Тебя тревожит обещание, данное Фрейвиду? По-моему, он сам обошелся с вами вероломно, оставив ведьму в живых.
Хродмар опять промолчал. Он не умел и не хотел объяснять, что давно забыл лицо Фрейвида, но хорошо помнит глаза и руки его дочери. Слишком хорошо.
– Значит, тебя тревожат обещания, данные самой девушке. – Торбранд конунг правильно понял его молчание. – Как говорил Властитель, «твоей лишь душе ведомо то, что в сердце твоем». Но я бы сказал, что настаивать на этом браке сейчас – весьма безрассудно.
– Пусть я буду безрассудным, – помолчав, ответил Хродмар. – Но это моя невеста и моя судьба. Прости, конунг, но пусть на дочерях Хедрика хёвдинга женится кто-нибудь другой. Надо полагать, Асвальд будет просто счастлив, если ты сам сосватаешь ему невесту.