С нижайшим почтением – судья и дознаватель Верон-Беломидий (Слизняк)».
* * *
– Я велю позвать палача, – чиновник потер ладони, – и тогда ты заговоришь по-другому, щенок! Кто дал тебе деньги?
– Я нашел их в море, – повторил Варан, глядя прямо перед собой. – Я вожу посетителей… на змейсах…
– Кого ты куда водишь, мы знаем! Кто дал тебе деньги? У тебя есть последний шанс избежать дыбы. Кто?
– У меня есть свидетель, – сказал Варан, с трудом проталкивая слова сквозь сухое горло. – Молодая… дама, вчера она каталась на… она бросила монету, я нырнул…
– Монету в сто реалов?
– Нет… Монету в треть реала… я нырнул и увидел, что деньги плывут…
Чиновник желчно рассмеялся:
– Деньги плывут, ну ты посмотри на него! Хватит, мне надоело это слушать, Васко, беги за Шкуродером…
– Там есть клады, – упрямо продолжал Варан. – Я подумал, что водой размыло чей-то тайник…
– Ага, чужой тайник! И ты никому не показал, никого ни о чем не спросил, побежал покупать побрякушку?
– Да, – Варан чувствовал, что тонет, что поверхность воды отдаляется, а грудь уже рвется изнутри. – Я давно хотел… ожерелье. Я хотел его подарить невесте. У меня есть невеста…
– Как зовут молодую даму? – спросил человек, сидящий в углу за простым каменным столом. – Ту, что видела, как ты нашел деньги?
Варан наморщил лоб:
– Я… не знаю. Хозяин, спросите у хозяина, он знает… он поможет ее найти…
– Мы тратим время, Слизняк, – пробормотал чиновник, прикрывая ладонью воспаленные, лихорадочно блестящие глаза.
Тот, кого звали Слизняком, пожал плечами. Тяжело поднялся, удалился в темный сводчатый коридор; в глубине коридора мерцали бледно-голубые огни. Варану вспомнились камни на бархатке – пять белых, пять синих…
За спиной скрипнула дверь. Варан обернулся; сзади, очень близко, стоял старик с волосами такими длинными, что они доходили ему до плеч. Варан сроду не видел, чтобы мужчины носили столь бесконечные волосы. Шкуродер, содрогнулся Варан. В ту же минуту стражники вытянулись по стойке «смирно», а чиновник поспешно поднялся из-за деревянного стола:
– Ваше сиятельство…
Длинноволосый махнул рукой. Описал по залу широкий круг, остановился, помахал под носом у чиновника знакомой радужной бумажкой:
– За полреала! За полреала умельцам голову снимали. Нарисуют радугу на бумажке, обольют воском… Ночью на базаре всучивают простакам… А днем, если не слепой, – видно же, что подделка… А эту я не различил бы! И сейчас в руках держу – не верится… Сядь, Суслик…
И, будто не в силах устоять на месте, его сиятельство князь Круглоклыкский описал по залу еще два стремительных круга.
Варан видел князя раз или два, да и то издали; тогда на князе был парадный головной убор и высокий, расшитый золотом воротник. И уж конечно, Варан не надеялся – да и не желал никогда – видеть князя так близко.
Сто реалов лежали на столе, источая радужное сияние. Варан сидел, боясь пошевелиться. Князь, кажется, вовсе его не замечал:
– Завтра поползут слухи… Купцы откажутся принимать купюры в сто реалов. Начнется беспокойство, паника… Мошенники, явившиеся к нам со всех сторон света, не преминут этим воспользоваться… Сегодня в казне нет ни одной фальшивой купюры – а что будет завтра? Завтра Денежный Дом рухнет, мои милые, его снесут толпы меняльщиков…
Он вдруг обернулся к Варану и уставился на него в упор, и стало ясно, что показное равнодушие князя к Барановой персоне – не более чем игра. Его сиятельство прекрасно знал, кто виноват во всех бедах Круглого Клыка; длинные седые волосы, казалось, готовы были встать дыбом.
– Кто дал тебе сотку?
– Я нашел ее в море!
– Во-от, – князь снова отвернулся, как будто потеряв к Варану интерес. – А ведь наш господин маг уже дал знать своим, в столицу… Императорской казне одной вот этой головы, – он махнул рукой по направлению к Варану, – будет мало. Она захочет вашу голову, дознаватель Суслик. И голову главного судьи Беломидия… Кстати, где Слизняк?
Варан окончательно потерял интерес к происходящему.
Его голову списали в расход; его шкуре вынесли приговор. Он никогда не увидит сплошных облаков, подсвеченных солнцем сверху, никогда не увидит Нилу… Никогда не нырнет в теплое море. Никогда не сосчитает звезд.
И сделалось равнодушно.
Его не стали казнить сразу. И даже допрашивать больше не стали. Отвели в крохотную комнату с циновкой из сухих водорослей; опустившись на колючую подстилку, Варан вспомнил «чердак» и Нилу, и от этого его равнодушие сменилось тоской.
Прошел день, а может быть, два – ведь солнца под землей не было, только тусклая масляная лампа. Варан лежал, глядя в темный потолок, и вспоминал каждый поворот, каждый грот, каждый блик на потолке подводных пещер.
Кормили сносно. Хотя Варану есть все равно не хотелось. На третий день – а может, на второй? – его снова отвели в судейскую пещеру, но не на оглашение приговора, а на встречу с юной аристократкой, в чьей комнате, если верить ее словам, круглый год цветут пять розовых кустов.
На этот раз аристократка выглядела куда менее уверенно. Ее сопровождал отец – кряжистый бородач в плаще с золотой отделкой на вороте и подоле.
– Я бросала ему монеты, – говорила девчонка, глядя в пол. – Он нырял. Я бросила шестинку, потом третушку. За третушкой он прыгнул, но все равно не поймал.
– Вы видели его руки, когда он вынырнул? – спросил дознаватель по прозвищу Слизняк.
Девчонка беспомощно оглянулась на отца:
– Он сказал, что не поймал. Не могу же я проверять…
– В руках у него что-то было?
– Я не видела.
– Ничего необычного в его поведении вы не заметили? Девчонка чуть вздернула нос, в ее голосе прорезались прежние спесивые нотки:
– А я не знаю, какое поведение у поддонков обычное, а какое необычное… Я не смотрела на него. Делать мне нечего – разглядывать слуг.
– Я спрятал руки за змейсихой, – сказал Варан. – Я сразу подплыл к Кручине, и…
– Заткнись, – уронил Слизняк, и Варан замолчал.
– Ваша честь, – сказал отец девчонки, и голос у него оказался глубокий, как Тюремная Кишка. – Мне кажется, моя дочь достаточно помогла правосудию Круглого Клыка. Теперь позвольте нам продолжить отдых, который, впрочем, уже безнадежно испорчен…
– Приношу свои извинения, – Слизняк слегка поклонился, – и не сомневаюсь, что князь Круглоклыкский щедро восполнит нанесенный вам ущерб… Вы можете быть свободны.
Стражник отступил от двери, открывая проход аристократу с дочкой. Уходя девчонка на мгновение оглянулась, чтобы бросить на Варана заинтересованный взгляд – но отец взял ее за плечо и поволок прочь, дверь закрылась, и стражник встал на свое место.
– Месяц назад тебя взяли с разбойниками, – не глядя на Варана, сказал дознаватель Слизняк. – Их повесили, тебя отпустили. Почему?
– Потому что я не разбойник. Община Круглого Клыка за меня поручилась… Наоборот, я крикнул – «стража», и за это меня…
Слизняк поднял голову, и под взглядом его Варан замолчал.
– Община, – с легким презрением проговорил Слизняк. – Община и теперь за тебя горой. Три прошения подали князю… Честный поддонок, мол, не может предать своих, он чтит Императора и сезон, разбоем и подделкой промышляют пришлые… Все правильно. Если бы я делал фальшивые сотки – я бы первым делом пропускал бы их через руки таких вот честных поддонков, чтобы снять возможные подозрения… А деньги – это деньги. Это дерево, сушняк, надежная крыша в межсезонье… Так?
– Я нашел эту сотку в море, – сказал Варан безнадежно.
– Она там родилась? Вылупилась из икринки?
Варан молчал.
– Проще всего было бы повесить тебя сегодня, – сказал Слизняк, тяжело раздумывая. – Может быть, и для тебя же лучше… Но дело императорское. Уже не остановишь и ничего не изменишь. Свидетелей у тебя нет… Дурак, если ты действительно поймал сотку в море – почему не показал никому? Отцу? Матери? Той же невесте?
Варан молчал.
– Куда ни кинь – ты виноват, – продолжал Слизняк. – Возможно, ты на службе у фальшивомонетчиков, они разбрасывают свои подарочки твоими руками и руками таких, как ты, неприметных и вроде бы невинных… Хотя, надо признать, мальчишка с соткой в ювелирной лавке – это не такое уж заурядное событие… Может быть, ты должен был все-таки отдать ее отцу? Тебе поручали отдать ее отцу, не так ли?
– Мне не поручали…
– Но ты виноват. Если ты никому не служишь – ты виноват в том, что присвоил чужие деньги с легкостью… По закону Клыка найденная вещь считается принадлежащей бывшему владельцу до тех пор, пока не будет доказана его смерть, или отбытие за море, или отказ от вещи. Найденные же деньги, хозяин которых не объявился, считаются собственностью общины, если найдены внизу, и собственностью князя, если найдены наверху…
– Я нашел их в море. Не внизу. Не наверху. Слизняк взглянул на Варана с интересом. Коротко вздохнул:
– Будь эти деньги настоящими… но они фальшивые. И теперь твою судьбу решаю не я… и даже не князь. Решать твою судьбу будет Имперский маг, возможно, он настоит на том, чтобы отправить тебя на дознание в столицу… возможно, станет допрашивать сам. Помолись Императору и призови на помощь всю свою удачливость, если она у тебя есть.
* * *
Лежа на сухих водорослях, Варан пытался вспомнить все, что он знал о магах.
Они сидят в подземелье за длинным столом. Они делают императорские деньги, печати, верительные грамоты. Под деревянными креслами, обвившись вокруг резных ножек, лежат спрятанные от глаз хвосты… А раз в семь лет хвост отпадает, как у ящерицы…
Неужели все эти семь лет маг не поднимается с кресла? Не спит? Не ходит в сортир?
Варан качал в полусне головой. Ну что за бред его занимает. Ясно же, что маги вовсе не ходят в сортир. И наверное, не едят… Не спят с женщинами…
Откуда они берутся? Говорят, магами рождаются… Где рождаются? Почему?
Варан никогда не видел императорского мага на Круглом Клыке. Хотя много раз смотрел из-под ладони на башню – самое высокое место острова, каменный палец над княжеским дворцом. Предполагалось, что в башне живет волшебник, присланный лично Императором. Говорили, он очень стар и никогда не спускается вниз. Говорили, по ночам он стоит на балконе и нюхает воздух и по одному запаху знает, кто о чем сожалеет и кто в чем виноват; правда, совсем недавно отец говорил, что мага, скорее всего, вообще нет. Круглый Клык – не столь важная провинция, чтобы присылать сюда мага; в межсезонье, если честно, Круглый Клык вообще ничего не стоит – дыра дырой…
Но главный судья Слизняк сказал, что маг есть. А Варан склонен был верить судье.
Завтра Варана поведут в башню. А оттуда, вернее всего, в столицу на крыламах. Варан всю жизнь мечтал о двух вещах – полетать на крыламах и побывать в столице. Теперь его желания исполнятся – но не Император помог в этом, а Шуу. Проклятая Шуу, под сунувшая Варану одуряющие деньги в радужном сиянии, проклятый соблазн, и ведь он купился…
Утро было снаружи или вечер, помнила его Нила или уже забыла – Варан спал, и ему снилась частая сетка, накинутая по весне на донные посевы, – чтобы не унесло течением.
Башня, издали тонкая и хрупкая, изнутри обернулась серой и мрачной утробой. И совершенно пустой – в ней не было ничего, кроме лестницы. Лестница вилась вдоль стен спиралью, все выше и выше, а в пустоте между ее витками гулял ветер. Ветер шелестел и выл, рвал полы одежды, теребил волосы.
Поднимались в молчании – первым его сиятельство князь, потом дознаватель Слизняк, потом Варан, которого никто не связывал и не сторожил, но которому некуда было деваться – разве что с лестницы вниз головой, как в воду.
Его сиятельство стал задыхаться уже на второй сотне ступенек, потому шли медленно, часто останавливаясь передохнуть. Князь нюхал какие-то травки, шумно вздыхал, бормотал под нос; Слизняк стоял, как статуя в развеваемых ветром одеждах. Тогда Варан честно пытался осознать торжественность момента – он, мелкий поддонок, оказался в таком обществе, в таком месте… Но священный трепет не приходил. Князь был просто старый человек с неудобными волосами до плеч, одышливый и нездоровый. Дознаватель Слизняк был просто машина, вроде отцовского винта, хорошая машина за работой. Не было торжественности, и даже страха уже не было – только усталость.
Постояли – снова пошли. Одолели почти целый виток. Князь закашлялся и остановился. Башня дышала; пел ветер, поднимался снизу поток теплого воздуха, и в этом потоке детел сухой мусор – листья, перья, трупики насекомых.
– Хватит, – тяжело сказал князь. – Сами идите. Не помрет господин колдун, – его сиятельство придержал пальцем нервно дернувшуюся щеку. – Полномочия, – он стянул с унизанных перстнями руки одно маленькое желтое колечко, – предъявишь… Скажи – сам. Пускай. Все сам.
Князь вжался спиной в каменную стену, и мимо него по узкой лестнице прошли сперва Слизняк, потом Варан. Поравнявшись с князем, Варан услышал кислый запах его дыхания.
Дальше подъем пошел быстрее. Князь стоял внизу и смотрел, как они карабкаются, виток за витком; потом князя не стало видно в полутьме.
Ближе к вершине башня заострялась. Колодец между витками лестницы делался все уже, ветер в нем выл все громче, а смотровые окна попадались все реже. Наконец, Слизняк остановился перед темной дверью.
– Храни нас Император, – пробормотал под нос и что-то еще добавил, чего Варан за шумом ветра не разобрал.
Желтое кольцо, переданное Слизняку в качестве верительного документа, звякнуло о медную ручку. Еще и еще – три торжественных раза.
Слизняк ждал ответа; Варан вдруг вспомнил, зачем он здесь, вспомнил, что его ждет отправка в столицу и затем императорский суд – и съеденный накануне тюремный завтрак забился в его животе, как птица, желающая свободы.
Дверь приоткрылась – как раз настолько, чтобы мог протиснуться нетолстый человек. Слизняк посторонился, предлагая Варану идти первым. Варан помотал головой; Слизняк взял его за шиворот и пропихнул вперед, навстречу судьбе. Варан сделал по инерции несколько шагов – и остановился.
Обиталище мага по роскоши своей могло, наверное, удовлетворить самого Императора. Пол, стены и даже потолок были обшиты деревом, и не узенькими планочками – широченными досками, светлыми и темными, желтыми, коричневыми и почти черными. Прожилки, по которым десятилетиями и веками где-то там, в фантастических лесах, бродили древесные соки, теперь образовывали странный, но явно осмысленный узор. Варан стоял на одной ноге, боясь опустить вторую, потому что пол был мозаичный – из разных древесных пород, и отшлифован до блеска, и теплый. Варан, если бы мог, взлетел бы и завис в воздухе, лишь бы не осквернить драгоценное дерево прикосновением босых, перепачканных тюремной грязью ног…
– Князь Круглоклыкский в моем недостойном лице приветствует его могущество Императорского мага, – сказал Слизняк, поклонившись вежливо, но без заискивания. – Вот преступник, о котором было доложено.
Варан вертел головой и слабо улыбался, пытаясь собраться с мыслями. За дни, проведенные в Тюремной Кишке, он привык считать себя преступником; за длинный путь от подножия башни к ее вершине он привык считать себя мертвецом. Он готов был к ужасу этой минуты (взглянуть в лицо настоящему магу, выслушать приговор, узнать всю правду о предстоящих испытаниях), – но, вот досада, не чувствовал ничего, кроме растерянности и робкого восторга. Это же сколько лет надо прожить дереву, чтобы нарастить такой ствол! Это где же земля, способная питать такие корни! А крона?! В ее тени поместится, наверное, не один десяток человек…
Его ощутимо пихнули в спину:
– Поклонись, дурень…
Он поклонился так низко, что коснулся рукой пола. Отдернул руку – нельзя… Наверное, нельзя лапать это великолепие, будь он, Варан, магом – отрубил бы любопытные пальцы…
– Волнения, конечно, были, – сказал Слизняк, будто отвечая на незаданный вопрос. – Но, поскольку больше фальшивых денег не появилось… А его сиятельство князь умело разъяснил своему народу, что слухи о фальшивых сотках – не более чем вымысел заезжих мошенников… Вы с полным основанием можете сообщить Императору, что Круглый Клык не распространяет подменных денег.
– Но, возможно, он их производит, – сказал другой голос, отрешенный и холодный, как вода на большой глубине. Варана передернуло от звука этого голоса. Он снова завертел головой, пытаясь разыскать среди деревянной мебели – стульев с высокими спинками, столов с узорчатыми столешницами, легких резных ширм – того самого Императорского мага, который решит его судьбу.
– Единственный человек, – сказал Слизняк с ощутимым сожалением, – способный пролить свет на вопрос о подменных сотках… Вот этот молодой поддонок, что перед вами. Спросите его, и да поможет нам всем Император…
Вторую половину фразы Слизняк произнес едва слышно, себе под нос.
В этот момент Варан разглядел, наконец, Императорского мага. Тот сидел вполоборота к вошедшим, глядя в раскрытое окно, и выглядел куда лучше, чем в тот день, когда Варан встретил его, вооруженного бесполезным зонтиком, на нижней пристани.
Разумеется, вспомнилось все. Брезгливая мина, за которую Варан сразу же невзлюбил гостя, свой собственный отказ накормить и напоить. Путь вверх на отцовском винте, соскользнувшая скоба, проклятый Лысик…
– Что, дружок, – молвил маг все так же холодно, – влип?