Страница:
Андрей Дышев
Детектив от Иоанна
Ибо ты говоришь: «Я богат, разбогател и ни в чем не имею нужды»; а не знаешь, что ты несчастен и жалок, и нищ, и слеп, и наг.
…И вышел другой Ангел из храма и воскликнул громким голосом к сидящему на облаке: пусти серп твой и пожни, потому что пришло время жатвы; ибо жатва на земле созрела.
(Новый Завет, Апокалипсис)
Глава 1
Рейс в Норт-Фруди
Обмахивая иссиня-черное лицо рекламным буклетом, администратор смотрела на российский паспорт с тем тупым выражением, с каким сытые бегемоты в зоопарке пялятся на раскиданные по клетке зрительские леденцы.
– До окончания регистрации еще пятнадцать минут! – едва сдерживая раздражение, объяснил Аулис на недоброкачественном английском российского производства. – Но мне сказали, что мое место уже продано. Почему продано? Кому продано? Кто позволил?
Он выходил из себя. Тумба с облупленными боками, за которой сидела администратор аэропорта, дрожала от его натиска. Аулис сжимал кулаки и скрипел зубами. За большим запыленным окном рокотали лопасти пропеллеров. Аулис чувствовал себя самолетом, стоящим на старте взлетной полосы: рычаги газа сдвинуты до упора вперед, и остается лишь отпустить тормоза, чтобы с нарастающей скоростью взмыть в небо…
Не меняя положения головы, администратор взглянула вверх, выкатив снежные, как исподнее, белки глаз. Круглые, с выпуклым циферблатом часы, которые висели над ее головой, подтверждали правоту Аулиса. Но сытое выражение на лице администратора никуда не делось, и ее громоздкие губы не дрогнули. Женщина зачем-то принялась листать паспорт, причем без всякого интереса, не задерживаясь на запачканных штампами страничках. В глубине черепной коробки, под сплетением жестких курчавых волос, происходила невыразительная умственная работа. Ее смысл заключался в том, чтобы ударно и исчерпывающе доказать бледнолицему пассажиру, что он сам дурак, коль прошляпил свое законное место в самолете, следующем рейсом до Норт-Фруди.
– Еще пятнадцать минут, – тверже повторил Аулис, давая понять, что сдаваться не намерен. – Я не опоздал! Я пришел вовремя! Посадите меня в самолет! Мне обязательно надо в Норт-Фруди!
Сажевого цвета мальчик с крепкой, как булава, головой лапнул Аулиса прохладной ладошкой за локоть и попросил денег. Администраторша отложила паспорт в сторону и принялась изучать билет. Она тоже была тертым калачом.
– Посадить на самолет? – думая о чем-то другом, переспросила она.
– Да, посадить!
Администратор наконец подняла глаза. Аулису показалось, что в них мелькнул короткий блик сострадания.
– Худой какой, – произнесла она очень тихо, и Аулис решил, что ослышался.
Аэровокзал содрогался от рева самолетных пропеллеров. Объявили посадку на Эльдору. Группа людей со смоляными скуластыми лицами, будто выпачканными в ночи, в пестрых одеждах, с тяжелыми вязанками бус всех цветов радуги, прошествовала в зону досмотра. Про Норт-Фруди уже никто не заикался. Аулис смотрел на запыленное окно, по которому медленно, словно сапер по минному полю, передвигался большой мохнатый паук. Самолет с красными полосами на фюзеляже катился по рулежке. Может, это Аулиса самолет? Набитый людьми и багажом под завязку, он уже готовился к взлету, запрашивал разрешение, выруливал на старт, а в душном салоне какой-то наглец, удобно устроившись в кресле, принадлежащем Аулису, щелкал пряжкой привязного ремня.
– Что вы хотите вычитать в моем билете? Что вам там не понятно? Рейс семьсот пятый до Норт-Фруди. Вот дата, вот время отправления. Вот время окончания регистрации…
Диспетчер не знала, как с ним поступить. Ей было бы лучше, чтобы этот молодой и навязчивый пассажир вдруг тяжело заболел или потерял сознание. Или чтобы плюнул на все и поехал поездом. А еще лучше, чтобы вообще никуда не ехал и не напрягал работников транспорта своими проблемами. Ни слова не говоря, она поднялась со стула и направилась в конец зала. Аулис пошел за ней, глядя, как тяжело переваливаются главные части ее тела, похожие на паровые поршни «Титаника». Его нервная система плодовито вырабатывала злость, и он с трудом сдерживался, чтобы не высказать что-нибудь оскорбительное. Вот она, экзотика, получай! Как мечтал о ней, как ждал с ней встречи! А началось это ожидание с того дня, как Аулис устроился поставщиком снаряжения в альпклуб. До этого он работал в аптеке, потом – в районном собесе. Но работа в альпклубе ему понравилась особенно. Тут можно было наварить весьма приличные деньги. Богатым мажорам, жадным до адреналина, требовались километры французской альпинистской веревки, чтобы с ее помощью штурмовать отвесные скалы Норвегии или Калифорнии. Но, как все мажоры, они были легкомысленны и неразборчивы, и Аулис вознамерился всучить им за те же деньги подделку из африканской агавы. Эта веревка выглядела ничуть не хуже французской, но использовать ее можно было разве что для просушки белья во дворе.
И вот он в жаркой экзотической стране, на полпути к Норт-Фруди, где находилась фабрика по переработке сизаля. Аулиса ждал директор, чтобы заключить с ним договор на поставку крупной партии веревок. Но Аулис накрепко застрял в столичном аэропорту, потому что его самолет в Норт-Фруди улетел раньше времени.
Ругательства так плотно утрамбовались в его сознании, что не осталось места для нормальных мыслей. Обливаясь потом, он следовал за администратором, за этой слоноподобной женщиной, которой, увы, было не по силам посадить его в улетающий самолет. Никто не мог повернуть время вспять, остановить могучие моторы, развеять прогорклый выхлоп и остудить раскаленный металл. Никто, никто!
Администратор зашла в какую-то комнату, агрессивно захлопнув за собой дверь. Аулис недолго рассматривал стоящую у кассового окошка худую женщину с необыкновенно длинной шеей, опутанной разноцветными бусинками. Вскоре слонопотам вышел в сопровождении столь же тяжеловесного мужчины. Оба оживленно говорили на непонятном языке. Мужчина тыкал фиолетовым пальцем в билет и показывал куда-то вверх, наверное, туда, куда отправился самолет. Администратор отвечала ему и показывала рукой на выход. Жаль, что эти люди говорили не по-английски, а то бы Аулис не преминул вставить пару-тройку ядовитых фраз о сомнительных порядках в этом аэропорту. Спортивная сумка оттягивала его плечо. На душе скребли кошки. Аулису не хотелось думать о том, что будет, если он опоздает к сроку в Норт-Фруди.
А душно-то как! И рябит в глазах от пестроты! В этой стране, где природа поскупилась на краски, люди компенсировали недостаток цветовой гаммы разноцветной одеждой и аксессуарами, а также вертляво-сочным языком. Рядом с ними чувствуешь себя серой мышкой… Аулис облизал пересохшие губы. Фляга с водой, которую он носил на поясном ремне, давно опустела. И нигде не было видно автоматов по продаже кока-колы или спрайта. Такое ощущение, что пить хотелось только ему. Эти чернокожие генетически приспособлены к засухе. Наверное, им хватает стакана в день. Аулису же и пяти литров мало. А еще он любит клюквенный морс. И еще пиво – только если холодное и не слишком газированное. Да от минералки не отказался бы…
Горячий спор между двумя тяжеловесными сотрудниками аэропорта продолжался, и во все стороны разносились курчавые ругательства из богатых лингвистических кладезей суахили и тсваны. Вокруг потихоньку скапливался пестрый люд. Аулис чувствовал на себе недобрые взгляды. Наверняка зеваки принимали его за расиста, которому не нравится эта чудесная страна, ее чудесный климат и ее чудесные порядки. Гордые потомки людоедов и охотников на львов безоговорочно и априори заняли сторону своих соотечественников. У Аулиса уже рябило в глазах от бесчисленного количества разноцветных бус. Обстановка накалялась. Большеголовый мальчик снова попросил денег, но на этот раз требовательно и нагло. Костлявый старик с большим блестящим лбом встрял в спор и принялся размахивать длинными худыми руками с шишковатыми суставами. Он был похож на вождя воинственного племени каннибалов… Все-таки зря Аулис не взял в аренду джип. Была такая шальная мысль. Но он испугался, что посреди саванны закончится бензин и по мере наступления ночи машину начнут окружать стаи гиен.
Когда большеголовый мальчик от слов перешел к делу и беспардонно сунул свою черную, как кочерга, руку в карман Аулису, администратор сказала:
– Вот видишь – все против тебя! Будешь настаивать?
– Буду! – твердо ответил Аулис.
Женщина вздохнула:
– Что ж, пошли!
Толпа почтительно расступилась перед ней, и Аулис поспешил в образовавшуюся брешь. Наверное, администратор вела его к очередному чиновнику. Аулису не хотелось вызывать у людей расистские чувства, и он раздумывал о том, как бы ему прикрыть оголенные, неприлично белые части своего тела. Но администратор повела его на выход из терминала, туда, где раскаленный, прогорклый воздух содрогался от рева прибывающих и улетающих самолетов. Аулис смотрел по сторонам, прикрывая ладонью глаза. Неужели проблема решена, и сейчас он сядет в самолет и взлетит над прожженной саванной, напоминающей с высоты большой подгорелый блин?
Они стояли в скудной тени козырька и чего-то ждали. Администратор, опершись тяжелыми руками на ограждение, неслышно переговаривалась по радиостанции. Мимо них с оглушительным ревом проезжали красные и зеленые самолеты, похожие на раскрашенных касаток. Разогретый двигателями воздух дрожал от децибелов и плавился. Аулис переложил лямку сумки на другое плечо и повеселел. Если проявить настойчивость, то везде можно добиться справедливости, даже в такой экзотической стране, как эта. А командировка, даже если принять во внимание все ее минусы, все же чудесная! Чего стоит только отбивная из хардербиста, которую Аулис съел в маленьком ресторанчике на площади перед аэропортом. А сколько подобных хардербистов ждут его впереди, после подписания договора!
– Не пожалеешь? – вдруг спросила администратор, глядя себе под ноги, словно обращалась не к Аулису, а к большому черному жуку, преодолевающему трещинку на асфальте.
– С какой стати я должен пожалеть? – удивился странному вопросу Аулис и пожал плечами. – Вы хотите посадить меня на какой-то особенный самолет? Без окон, колес и крыльев?
– Можно сказать, что так, – с расплывчатым намеком ответила администратор. – Здесь лучше покориться судьбе.
– Что значит покориться? – не понял Аулис.
– Если не получилось улететь, то не стоит проявлять настойчивость. Судьба тебя оберегает.
«Ага, сейчас! – подумал Аулис. – Это она нарочно пугает меня. Ей выгодно, чтобы я отказался лететь. Деньги-то уже заплачены!»
Две полицейские машины, мелкие, приземистые, как недоразвитые самолеты, промчались мимо, сверкая мигалками. Увидев их, администратор искоса посмотрела на Аулиса. Она хотела увидеть, как он отреагирует, поймет ли, что это тоже дурная примета. Машины не остановились рядом с терминалом, а помчались дальше, ловко пробегая под крыльями могучих «Боингов», как мелкие рыбешки под плавниками акул. Но для опаздывающего на деловую встречу Аулиса это был совершенно прозаичный и ничего не значащий эпизод, и он тотчас забыл бы про машины, если бы они не подкатили к небольшому красному самолету с нарисованным на киле пшеничным колоском.
– Твой самолет, – как бы невзначай обронила администратор.
Теперь Аулис со слабым интересом наблюдал, как два чернокожих полицейских в песочной форме подводят к самолету белого мужчину. Поток горячего воздуха взъерошил волосы на его голове, отчего они стали похожи на желтые языки пламени. Это был блондин, возможно, единственный в обозримом пространстве, если не считать самого Аулиса, унаследовавшего от своих далеких карело-финских предков прозрачно-белесые кудерюшки. Когда блондин, поднявшись по стремянке к двери, пригнул голову и перешагнул порожек, Аулис заметил, что его ладони опущены и сведены у самой ширинки, словно блондин на ходу сжимал причинное место. «Да он же в наручниках!» – догадался Аулис.
Троица исчезла внутри самолета, и Аулис опять начал страдать от жары и нетерпения. Только он принялся мечтать о холодном пиве, как администратор получила команду по радио.
– Пора! – сказала она тем печальным и безапелляционным тоном, каким палач приглашает клиента на эшафот, но еще несколько мгновений выжидающе смотрела Аулису в глаза. Аулис не выдержал этого взгляда, поправил лямку на плече и ответил:
– Пора так пора!
Они пошли к самолету с пшеничным колоском на киле. «Наконец-то!» – обрадовался Аулис, на ощупь пробуя, насколько раскалилась под солнцем его голова. Когда они подошли к стремянке, оба двигателя уже рокотали и перегоняли через свои жернова горячий воздух.
Но не обошлось без заминки. Одутловатый командир воздушного судна, похожий на загулявшего Пеле, стоял в дверях, напоминая портрет в овальной раме, и отказывался пропустить Аулиса внутрь самолета. Объяснение с администратором на сей раз происходило на английском, и из обрывков фраз Аулис понял, что самолет зафрахтован крупной торговой фирмой и выполняет коммерческий спецрейс, к тому же оставшиеся свободные места оккупировали полицейские. Администратор устало спорила, ссылалась на распоряжение директора авиакомпании и все время поглядывала на Аулиса. «Это твой последний шанс!» – говорили ее глаза. Но Аулис отводил взгляд, хмурил брови и всем своим видом показывал, что он человек принципа и от своих намерений не отказывается.
– Что ж, ладно. Я подчиняюсь вам, – вдруг согласился командир, правда, с каким-то скрытым злорадством. – Если он так настаивает, то пусть летит. Только вы, пожалуйста, потом подтвердите, что я не тянул его силой. Я на него вообще смотреть не буду. Он для меня не существует. Пусть проходит в самолет как бы втайне от меня.
И командир в самом деле отвернулся, с блаженной улыбкой глядя на прыгающих по пальмам обезьян.
Администратор подтолкнула Аулиса в спину, мол, скорее поднимайся в самолет, пока тебя не разоблачили. По правде говоря, где-то в глубинах души у Аулиса заскрежетало неприятное чувство сомнения в целесообразности полета, но он быстро привалил сомнения прирожденным упрямством и коммерческой алчностью.
– Спасибо вам, – сказал он на прощанье администратору.
Она уже шла к терминалу, но, услышав слова благодарности, остановилась, обернулась и недоверчиво взглянула на Аулиса.
– Что ты сказал? Спасибо?
И вдруг по-эстрадному громко расхохоталась, широко раскрыв рот и обнажив кровяно-красные десны, чем стала похожа на лошадь Пржевальского.
Столь же внезапно заткнувшись, администратор воровато ссутулилась, как если бы покидала место преступления, и поспешила к терминалу, чтобы затеряться в многочисленных коридорах, в служебных кабинетах, среди пыльных шкафов с устаревшей документацией. Ее могучее тело колыхалось под оливковой рубашкой, словно вода в кожаном бурдюке. Командир, насвистывая государственный гимн, продолжал глазеть на обезьян. Аулис кинул прощальный взгляд на дрожащий в раскаленном мареве город, мысленно спросил себя, все ли он правильно делает, но оставил этот вопрос без ответа и решительно поднялся в самолет. Командир тотчас последовал за ним и, зайдя в тамбур, наглухо задраил дверь, да еще, проверяя надежность, со всей дури двинул по ней ногой.
– Я не ошибся, самолет летит в Норт-Фруди? – уточнил у него Аулис, все больше терзаясь странными сомнениями.
– Не все ли тебе равно? – ответил командир, нехорошо улыбаясь и извергая крепкий запах перегара. – Теперь-то тебе какая разница? Теперь-то от тебя ничего не зависит. Ты уже все сделал, что мог.
Аулис решил, что командир просто неправильно понял его вопрос, зашел в салон и сразу увидел, что значит коммерческий спецрейс. Все сиденья были заняты, но не пассажирами, а объемными тюками и коробками. Аулис прошел по узкому проходу в конец салона в поисках свободного места и обнаружил, что в креслах последнего ряда удобно устроился блондин, с двух сторон опекаемый толстым и худым полицейскими. У блондина было незапоминающееся, стандартное лицо, словно вылепленное из гипса студентом-скульптором; в это лицо глубоко въелось выражение послушания и активного содействия следствию; медный загар хорошо оттеняли выгоревшие брови и ресницы, которые можно было разглядеть лишь при особом усердии; в светлых глазах незнакомца засела глубокая озабоченность проблемами борьбы с преступностью. Блондин взглянул на Аулиса с оживленным интересом, в то время как аспидно-синие полицейские недовольно надули губы.
– Все занято, – громко произнес Аулис, чтобы всем было понятно, по какой причине он здесь появился, и вернулся к первым рядам. Там он, освобождая кресло, сгрузил на пол несколько тяжелых коробок с турбореактивными газонокосилками и сел у иллюминатора. Глядя на закопченное крыло, Аулис испытывал то волнительное нетерпение, какое испытывает зритель в театре за несколько минут до поднятия занавеса. Как хорошо, что все хорошо закончилось! Аулис не только не опаздывал на подписание договора, у него еще оставался в запасе весь сегодняшний вечер. Аулис посвятит его пиву. Он пойдет в ресторан и закажет три… нет, пять бутылок ледяного пива. Две выпьет залпом, до слез, а потом будет медленно посасывать божественный напиток и наслаждаться покоем, вечерней прохладой и экзотикой, о которой столько мечтал. В этой стране, оказывается, полно симпатичных шоколадок, готовых растаять в его руках…
– С кресла не вставать! По салону не ходить! Товар руками не трогать!
От приятных мыслей Аулиса отвлек голос командира самолета. Загулявший Пеле с широко расставленными раскосыми глазами умудрялся одновременно смотреть на коробки, полки и на Аулиса.
– Ты хорошо понял? Смотри мне, а то сожру тебя заживо.
М-да, своеобразный юмор у командира самолета. Этакая местная фишка для увеселения туристов. Аулис улыбнулся в ответ, кивнул, мол, и без слов понятно, что заживо сожрешь, ибо свежатина однозначно вкуснее. Желая поддержать тон, показать себя послушным, всем довольным и немного фамильярным, Аулис сказал:
– Не возражаю, ешьте на здоровье, вот только бы пива бутылочку…
Но командир не дослушал и молча скрылся за шторкой, попутно вытряхивая на пол из опустевшей бутылки виски последние капли. Глухо захлопнулась дверь в пилотскую кабину. Корпус самолета мелко задрожал, качнулся на чувствительных рессорах, и откуда-то сверху свалился большой тюк, обмотанный крест-накрест липкой лентой. Поехали! Аулис сел удобнее, вытянул ноги, поискал под собой пряжку привязного ремня. Полтора часа полета – какая ерунда! Если здесь ничего не предложат, он выпьет пива в аэропорту Норт-Фруди. Где-то Аулис слышал, что в этом городе живут самые наглые обезьяны на земле. Местные воришки специально обучают их потрошить сумки и чемоданы туристов. Кроме кошельков, мартышки обязательно уносят с собой нижнее белье. Деньги отдают своим хозяевам, а трусы напяливают на себя и щеголяют в них. Особое предпочтение отдают красным и розовым расцветкам… Аулис думал про этих забавных обезьян, и настроение его повышалось с необыкновенной скоростью. Как приятно сидеть сейчас в кресле самолета, смотреть в мутный иллюминатор, зная, что все неувязки остались в плоском, как снарядный ящик, терминале, а впереди будут только хорошие события.
– До окончания регистрации еще пятнадцать минут! – едва сдерживая раздражение, объяснил Аулис на недоброкачественном английском российского производства. – Но мне сказали, что мое место уже продано. Почему продано? Кому продано? Кто позволил?
Он выходил из себя. Тумба с облупленными боками, за которой сидела администратор аэропорта, дрожала от его натиска. Аулис сжимал кулаки и скрипел зубами. За большим запыленным окном рокотали лопасти пропеллеров. Аулис чувствовал себя самолетом, стоящим на старте взлетной полосы: рычаги газа сдвинуты до упора вперед, и остается лишь отпустить тормоза, чтобы с нарастающей скоростью взмыть в небо…
Не меняя положения головы, администратор взглянула вверх, выкатив снежные, как исподнее, белки глаз. Круглые, с выпуклым циферблатом часы, которые висели над ее головой, подтверждали правоту Аулиса. Но сытое выражение на лице администратора никуда не делось, и ее громоздкие губы не дрогнули. Женщина зачем-то принялась листать паспорт, причем без всякого интереса, не задерживаясь на запачканных штампами страничках. В глубине черепной коробки, под сплетением жестких курчавых волос, происходила невыразительная умственная работа. Ее смысл заключался в том, чтобы ударно и исчерпывающе доказать бледнолицему пассажиру, что он сам дурак, коль прошляпил свое законное место в самолете, следующем рейсом до Норт-Фруди.
– Еще пятнадцать минут, – тверже повторил Аулис, давая понять, что сдаваться не намерен. – Я не опоздал! Я пришел вовремя! Посадите меня в самолет! Мне обязательно надо в Норт-Фруди!
Сажевого цвета мальчик с крепкой, как булава, головой лапнул Аулиса прохладной ладошкой за локоть и попросил денег. Администраторша отложила паспорт в сторону и принялась изучать билет. Она тоже была тертым калачом.
– Посадить на самолет? – думая о чем-то другом, переспросила она.
– Да, посадить!
Администратор наконец подняла глаза. Аулису показалось, что в них мелькнул короткий блик сострадания.
– Худой какой, – произнесла она очень тихо, и Аулис решил, что ослышался.
Аэровокзал содрогался от рева самолетных пропеллеров. Объявили посадку на Эльдору. Группа людей со смоляными скуластыми лицами, будто выпачканными в ночи, в пестрых одеждах, с тяжелыми вязанками бус всех цветов радуги, прошествовала в зону досмотра. Про Норт-Фруди уже никто не заикался. Аулис смотрел на запыленное окно, по которому медленно, словно сапер по минному полю, передвигался большой мохнатый паук. Самолет с красными полосами на фюзеляже катился по рулежке. Может, это Аулиса самолет? Набитый людьми и багажом под завязку, он уже готовился к взлету, запрашивал разрешение, выруливал на старт, а в душном салоне какой-то наглец, удобно устроившись в кресле, принадлежащем Аулису, щелкал пряжкой привязного ремня.
– Что вы хотите вычитать в моем билете? Что вам там не понятно? Рейс семьсот пятый до Норт-Фруди. Вот дата, вот время отправления. Вот время окончания регистрации…
Диспетчер не знала, как с ним поступить. Ей было бы лучше, чтобы этот молодой и навязчивый пассажир вдруг тяжело заболел или потерял сознание. Или чтобы плюнул на все и поехал поездом. А еще лучше, чтобы вообще никуда не ехал и не напрягал работников транспорта своими проблемами. Ни слова не говоря, она поднялась со стула и направилась в конец зала. Аулис пошел за ней, глядя, как тяжело переваливаются главные части ее тела, похожие на паровые поршни «Титаника». Его нервная система плодовито вырабатывала злость, и он с трудом сдерживался, чтобы не высказать что-нибудь оскорбительное. Вот она, экзотика, получай! Как мечтал о ней, как ждал с ней встречи! А началось это ожидание с того дня, как Аулис устроился поставщиком снаряжения в альпклуб. До этого он работал в аптеке, потом – в районном собесе. Но работа в альпклубе ему понравилась особенно. Тут можно было наварить весьма приличные деньги. Богатым мажорам, жадным до адреналина, требовались километры французской альпинистской веревки, чтобы с ее помощью штурмовать отвесные скалы Норвегии или Калифорнии. Но, как все мажоры, они были легкомысленны и неразборчивы, и Аулис вознамерился всучить им за те же деньги подделку из африканской агавы. Эта веревка выглядела ничуть не хуже французской, но использовать ее можно было разве что для просушки белья во дворе.
И вот он в жаркой экзотической стране, на полпути к Норт-Фруди, где находилась фабрика по переработке сизаля. Аулиса ждал директор, чтобы заключить с ним договор на поставку крупной партии веревок. Но Аулис накрепко застрял в столичном аэропорту, потому что его самолет в Норт-Фруди улетел раньше времени.
Ругательства так плотно утрамбовались в его сознании, что не осталось места для нормальных мыслей. Обливаясь потом, он следовал за администратором, за этой слоноподобной женщиной, которой, увы, было не по силам посадить его в улетающий самолет. Никто не мог повернуть время вспять, остановить могучие моторы, развеять прогорклый выхлоп и остудить раскаленный металл. Никто, никто!
Администратор зашла в какую-то комнату, агрессивно захлопнув за собой дверь. Аулис недолго рассматривал стоящую у кассового окошка худую женщину с необыкновенно длинной шеей, опутанной разноцветными бусинками. Вскоре слонопотам вышел в сопровождении столь же тяжеловесного мужчины. Оба оживленно говорили на непонятном языке. Мужчина тыкал фиолетовым пальцем в билет и показывал куда-то вверх, наверное, туда, куда отправился самолет. Администратор отвечала ему и показывала рукой на выход. Жаль, что эти люди говорили не по-английски, а то бы Аулис не преминул вставить пару-тройку ядовитых фраз о сомнительных порядках в этом аэропорту. Спортивная сумка оттягивала его плечо. На душе скребли кошки. Аулису не хотелось думать о том, что будет, если он опоздает к сроку в Норт-Фруди.
А душно-то как! И рябит в глазах от пестроты! В этой стране, где природа поскупилась на краски, люди компенсировали недостаток цветовой гаммы разноцветной одеждой и аксессуарами, а также вертляво-сочным языком. Рядом с ними чувствуешь себя серой мышкой… Аулис облизал пересохшие губы. Фляга с водой, которую он носил на поясном ремне, давно опустела. И нигде не было видно автоматов по продаже кока-колы или спрайта. Такое ощущение, что пить хотелось только ему. Эти чернокожие генетически приспособлены к засухе. Наверное, им хватает стакана в день. Аулису же и пяти литров мало. А еще он любит клюквенный морс. И еще пиво – только если холодное и не слишком газированное. Да от минералки не отказался бы…
Горячий спор между двумя тяжеловесными сотрудниками аэропорта продолжался, и во все стороны разносились курчавые ругательства из богатых лингвистических кладезей суахили и тсваны. Вокруг потихоньку скапливался пестрый люд. Аулис чувствовал на себе недобрые взгляды. Наверняка зеваки принимали его за расиста, которому не нравится эта чудесная страна, ее чудесный климат и ее чудесные порядки. Гордые потомки людоедов и охотников на львов безоговорочно и априори заняли сторону своих соотечественников. У Аулиса уже рябило в глазах от бесчисленного количества разноцветных бус. Обстановка накалялась. Большеголовый мальчик снова попросил денег, но на этот раз требовательно и нагло. Костлявый старик с большим блестящим лбом встрял в спор и принялся размахивать длинными худыми руками с шишковатыми суставами. Он был похож на вождя воинственного племени каннибалов… Все-таки зря Аулис не взял в аренду джип. Была такая шальная мысль. Но он испугался, что посреди саванны закончится бензин и по мере наступления ночи машину начнут окружать стаи гиен.
Когда большеголовый мальчик от слов перешел к делу и беспардонно сунул свою черную, как кочерга, руку в карман Аулису, администратор сказала:
– Вот видишь – все против тебя! Будешь настаивать?
– Буду! – твердо ответил Аулис.
Женщина вздохнула:
– Что ж, пошли!
Толпа почтительно расступилась перед ней, и Аулис поспешил в образовавшуюся брешь. Наверное, администратор вела его к очередному чиновнику. Аулису не хотелось вызывать у людей расистские чувства, и он раздумывал о том, как бы ему прикрыть оголенные, неприлично белые части своего тела. Но администратор повела его на выход из терминала, туда, где раскаленный, прогорклый воздух содрогался от рева прибывающих и улетающих самолетов. Аулис смотрел по сторонам, прикрывая ладонью глаза. Неужели проблема решена, и сейчас он сядет в самолет и взлетит над прожженной саванной, напоминающей с высоты большой подгорелый блин?
Они стояли в скудной тени козырька и чего-то ждали. Администратор, опершись тяжелыми руками на ограждение, неслышно переговаривалась по радиостанции. Мимо них с оглушительным ревом проезжали красные и зеленые самолеты, похожие на раскрашенных касаток. Разогретый двигателями воздух дрожал от децибелов и плавился. Аулис переложил лямку сумки на другое плечо и повеселел. Если проявить настойчивость, то везде можно добиться справедливости, даже в такой экзотической стране, как эта. А командировка, даже если принять во внимание все ее минусы, все же чудесная! Чего стоит только отбивная из хардербиста, которую Аулис съел в маленьком ресторанчике на площади перед аэропортом. А сколько подобных хардербистов ждут его впереди, после подписания договора!
– Не пожалеешь? – вдруг спросила администратор, глядя себе под ноги, словно обращалась не к Аулису, а к большому черному жуку, преодолевающему трещинку на асфальте.
– С какой стати я должен пожалеть? – удивился странному вопросу Аулис и пожал плечами. – Вы хотите посадить меня на какой-то особенный самолет? Без окон, колес и крыльев?
– Можно сказать, что так, – с расплывчатым намеком ответила администратор. – Здесь лучше покориться судьбе.
– Что значит покориться? – не понял Аулис.
– Если не получилось улететь, то не стоит проявлять настойчивость. Судьба тебя оберегает.
«Ага, сейчас! – подумал Аулис. – Это она нарочно пугает меня. Ей выгодно, чтобы я отказался лететь. Деньги-то уже заплачены!»
Две полицейские машины, мелкие, приземистые, как недоразвитые самолеты, промчались мимо, сверкая мигалками. Увидев их, администратор искоса посмотрела на Аулиса. Она хотела увидеть, как он отреагирует, поймет ли, что это тоже дурная примета. Машины не остановились рядом с терминалом, а помчались дальше, ловко пробегая под крыльями могучих «Боингов», как мелкие рыбешки под плавниками акул. Но для опаздывающего на деловую встречу Аулиса это был совершенно прозаичный и ничего не значащий эпизод, и он тотчас забыл бы про машины, если бы они не подкатили к небольшому красному самолету с нарисованным на киле пшеничным колоском.
– Твой самолет, – как бы невзначай обронила администратор.
Теперь Аулис со слабым интересом наблюдал, как два чернокожих полицейских в песочной форме подводят к самолету белого мужчину. Поток горячего воздуха взъерошил волосы на его голове, отчего они стали похожи на желтые языки пламени. Это был блондин, возможно, единственный в обозримом пространстве, если не считать самого Аулиса, унаследовавшего от своих далеких карело-финских предков прозрачно-белесые кудерюшки. Когда блондин, поднявшись по стремянке к двери, пригнул голову и перешагнул порожек, Аулис заметил, что его ладони опущены и сведены у самой ширинки, словно блондин на ходу сжимал причинное место. «Да он же в наручниках!» – догадался Аулис.
Троица исчезла внутри самолета, и Аулис опять начал страдать от жары и нетерпения. Только он принялся мечтать о холодном пиве, как администратор получила команду по радио.
– Пора! – сказала она тем печальным и безапелляционным тоном, каким палач приглашает клиента на эшафот, но еще несколько мгновений выжидающе смотрела Аулису в глаза. Аулис не выдержал этого взгляда, поправил лямку на плече и ответил:
– Пора так пора!
Они пошли к самолету с пшеничным колоском на киле. «Наконец-то!» – обрадовался Аулис, на ощупь пробуя, насколько раскалилась под солнцем его голова. Когда они подошли к стремянке, оба двигателя уже рокотали и перегоняли через свои жернова горячий воздух.
Но не обошлось без заминки. Одутловатый командир воздушного судна, похожий на загулявшего Пеле, стоял в дверях, напоминая портрет в овальной раме, и отказывался пропустить Аулиса внутрь самолета. Объяснение с администратором на сей раз происходило на английском, и из обрывков фраз Аулис понял, что самолет зафрахтован крупной торговой фирмой и выполняет коммерческий спецрейс, к тому же оставшиеся свободные места оккупировали полицейские. Администратор устало спорила, ссылалась на распоряжение директора авиакомпании и все время поглядывала на Аулиса. «Это твой последний шанс!» – говорили ее глаза. Но Аулис отводил взгляд, хмурил брови и всем своим видом показывал, что он человек принципа и от своих намерений не отказывается.
– Что ж, ладно. Я подчиняюсь вам, – вдруг согласился командир, правда, с каким-то скрытым злорадством. – Если он так настаивает, то пусть летит. Только вы, пожалуйста, потом подтвердите, что я не тянул его силой. Я на него вообще смотреть не буду. Он для меня не существует. Пусть проходит в самолет как бы втайне от меня.
И командир в самом деле отвернулся, с блаженной улыбкой глядя на прыгающих по пальмам обезьян.
Администратор подтолкнула Аулиса в спину, мол, скорее поднимайся в самолет, пока тебя не разоблачили. По правде говоря, где-то в глубинах души у Аулиса заскрежетало неприятное чувство сомнения в целесообразности полета, но он быстро привалил сомнения прирожденным упрямством и коммерческой алчностью.
– Спасибо вам, – сказал он на прощанье администратору.
Она уже шла к терминалу, но, услышав слова благодарности, остановилась, обернулась и недоверчиво взглянула на Аулиса.
– Что ты сказал? Спасибо?
И вдруг по-эстрадному громко расхохоталась, широко раскрыв рот и обнажив кровяно-красные десны, чем стала похожа на лошадь Пржевальского.
Столь же внезапно заткнувшись, администратор воровато ссутулилась, как если бы покидала место преступления, и поспешила к терминалу, чтобы затеряться в многочисленных коридорах, в служебных кабинетах, среди пыльных шкафов с устаревшей документацией. Ее могучее тело колыхалось под оливковой рубашкой, словно вода в кожаном бурдюке. Командир, насвистывая государственный гимн, продолжал глазеть на обезьян. Аулис кинул прощальный взгляд на дрожащий в раскаленном мареве город, мысленно спросил себя, все ли он правильно делает, но оставил этот вопрос без ответа и решительно поднялся в самолет. Командир тотчас последовал за ним и, зайдя в тамбур, наглухо задраил дверь, да еще, проверяя надежность, со всей дури двинул по ней ногой.
– Я не ошибся, самолет летит в Норт-Фруди? – уточнил у него Аулис, все больше терзаясь странными сомнениями.
– Не все ли тебе равно? – ответил командир, нехорошо улыбаясь и извергая крепкий запах перегара. – Теперь-то тебе какая разница? Теперь-то от тебя ничего не зависит. Ты уже все сделал, что мог.
Аулис решил, что командир просто неправильно понял его вопрос, зашел в салон и сразу увидел, что значит коммерческий спецрейс. Все сиденья были заняты, но не пассажирами, а объемными тюками и коробками. Аулис прошел по узкому проходу в конец салона в поисках свободного места и обнаружил, что в креслах последнего ряда удобно устроился блондин, с двух сторон опекаемый толстым и худым полицейскими. У блондина было незапоминающееся, стандартное лицо, словно вылепленное из гипса студентом-скульптором; в это лицо глубоко въелось выражение послушания и активного содействия следствию; медный загар хорошо оттеняли выгоревшие брови и ресницы, которые можно было разглядеть лишь при особом усердии; в светлых глазах незнакомца засела глубокая озабоченность проблемами борьбы с преступностью. Блондин взглянул на Аулиса с оживленным интересом, в то время как аспидно-синие полицейские недовольно надули губы.
– Все занято, – громко произнес Аулис, чтобы всем было понятно, по какой причине он здесь появился, и вернулся к первым рядам. Там он, освобождая кресло, сгрузил на пол несколько тяжелых коробок с турбореактивными газонокосилками и сел у иллюминатора. Глядя на закопченное крыло, Аулис испытывал то волнительное нетерпение, какое испытывает зритель в театре за несколько минут до поднятия занавеса. Как хорошо, что все хорошо закончилось! Аулис не только не опаздывал на подписание договора, у него еще оставался в запасе весь сегодняшний вечер. Аулис посвятит его пиву. Он пойдет в ресторан и закажет три… нет, пять бутылок ледяного пива. Две выпьет залпом, до слез, а потом будет медленно посасывать божественный напиток и наслаждаться покоем, вечерней прохладой и экзотикой, о которой столько мечтал. В этой стране, оказывается, полно симпатичных шоколадок, готовых растаять в его руках…
– С кресла не вставать! По салону не ходить! Товар руками не трогать!
От приятных мыслей Аулиса отвлек голос командира самолета. Загулявший Пеле с широко расставленными раскосыми глазами умудрялся одновременно смотреть на коробки, полки и на Аулиса.
– Ты хорошо понял? Смотри мне, а то сожру тебя заживо.
М-да, своеобразный юмор у командира самолета. Этакая местная фишка для увеселения туристов. Аулис улыбнулся в ответ, кивнул, мол, и без слов понятно, что заживо сожрешь, ибо свежатина однозначно вкуснее. Желая поддержать тон, показать себя послушным, всем довольным и немного фамильярным, Аулис сказал:
– Не возражаю, ешьте на здоровье, вот только бы пива бутылочку…
Но командир не дослушал и молча скрылся за шторкой, попутно вытряхивая на пол из опустевшей бутылки виски последние капли. Глухо захлопнулась дверь в пилотскую кабину. Корпус самолета мелко задрожал, качнулся на чувствительных рессорах, и откуда-то сверху свалился большой тюк, обмотанный крест-накрест липкой лентой. Поехали! Аулис сел удобнее, вытянул ноги, поискал под собой пряжку привязного ремня. Полтора часа полета – какая ерунда! Если здесь ничего не предложат, он выпьет пива в аэропорту Норт-Фруди. Где-то Аулис слышал, что в этом городе живут самые наглые обезьяны на земле. Местные воришки специально обучают их потрошить сумки и чемоданы туристов. Кроме кошельков, мартышки обязательно уносят с собой нижнее белье. Деньги отдают своим хозяевам, а трусы напяливают на себя и щеголяют в них. Особое предпочтение отдают красным и розовым расцветкам… Аулис думал про этих забавных обезьян, и настроение его повышалось с необыкновенной скоростью. Как приятно сидеть сейчас в кресле самолета, смотреть в мутный иллюминатор, зная, что все неувязки остались в плоском, как снарядный ящик, терминале, а впереди будут только хорошие события.
Глава 2
Колечко с двумя брюликами
Аулису показалось, что разбег был очень длинным, что разреженный от жары воздух был не в состоянии поднять перегруженный самолет. Салон скрипел, дрожал, с полок, словно тяжелые авиационные бомбы, падали коробки. Несколько раз из-за шторки выглядывала молодая Стюардесса с личиком хлебного («бородинского») оттенка и сплющенными, как у сонной рыси, глазами. Ее можно было бы назвать красивой, если воспринимать ее не как живое существо, а эбонитовую статуэтку или манекен в витрине магазина одежды.
– У вас есть пиво? – спрашивал у нее Аулис.
Он немного боялся, что самолет не взлетит, а так и будет мчаться по земле, растопырив свои дурацкие бесполезные крылья, срезая ими, словно кинжалами, деревья, дома, высоковольтные линии и небольшие горы, пока в конце концов не домчится до Норт-Фруди. Но к этому времени Аулис уже наверняка испустит дух, так как внутренности его будут взбиты, будто коктейль в шейкере. И полицейские умрут, и белый человек в наручниках – одна участь для абсолютных антагонистов. Но самолет все-таки взлетел, убрал шасси и, крепко отравляя черным выхлопом воздух, принялся забираться повыше в небо… Интересно все-таки узнать, что этот белобрысый типчик натворил в стране чернолицых людей? Аулис убрал с колен сумку, которая свалилась на него сверху, поднялся с кресла и заглянул за шторку.
– В котором часу мы прибудем в Норт-Фруди?
Стюардесса, высоко подняв подбородок, любовалась своим отражением в зеркале. Послюнявив пальчик, пригладила тонкие, как нити, брови. Потом принялась бережно массировать кожу под глазами. Появление пассажира ее ничуть не смутило.
– Помочь? – спросил Аулис.
Она снова не ответила, опустила лицо, разглядывая себя уже с другого ракурса. Ее цепкий взгляд обнаружил какой-то невидимый дефект, и девушка осторожно поскребла щеку длинным перламутровым ноготком. От нее тянуло антрацитовой твердостью и невозмутимостью. В глазах Аулиса она являла собой центральную, непостижимую, неосязаемую деталь картины Малевича «Черный квадрат».
Судя по тому, что два вопроса остались без ответа, Аулис пришел к выводу, что спрашивать о белокуром мужчине в наручниках бессмысленно. «А говорят, что все негритянки общительные и убойно-страстные», – разочарованно подумал Аулис, откровенно разглядывая Стюардессу с головы до ног. Он бы вернулся в салон, если бы не жажда. Ладно, она не должна отвечать на его вопросы. Но она обязана предлагать пассажирам напитки!
– Я хочу пить, – поведал о своем вожделении Аулис. – У меня сушняк. Обезвоживание.
Стюардесса наконец переключила на Аулиса внимание и кивнула на металлический стеллаж, в круглых ячейках которого сидели пластиковые бутылки. Аулис выбрал фанту, свинтил крышку. Оранжевый лимонад зашипел, запенился и ядовитой струей брызнул во все стороны. Девушка взвизгнула, и ее словно брандспойтом смыло за перегородку. Аулис подумал, что Стюардесса испугалась за свою белую блузку, но, оказывается, ее больше волновало, не попала ли фанта на обнаженные до локтей руки. Некоторое время она с испугом рассматривала их. Кажется, она нашла капельку размером с клопа и тотчас сунула руки в маленькую, как детский горшок, мойку, оборудованную рядом с бортовой кухней. Можно было подумать, что ей на кожу попал иприт, коим травили друг друга участники Первой мировой войны.
– Что ж так неосторожно? – ворчала она и, подобно тому, как это делают хирурги, намыливала руки до локтей. – В газете писали, что от этой гадости прыщи могут пойти.
– А ты верь газетам больше! – ответил Аулис и на всякий случай внимательно почитал этикетку на бутылке, понюхал горлышко, сделал глоток и прислушался к вкусовой гамме. Фанта как фанта, а не иприт.
Стюардесса терла и скребла руки, пена летела во все стороны.
– Меня всегда волнует полет на самолете, – не по теме высказался Аулис. Раз не извинился, то пришлось брякнуть что-то в свое оправдание.
– А для меня это уже просто жизнь, – уже без обиды ответила Стюардесса. – Я давно привыкла к шуму мотора, к болтанке, воздушным ямам, аварийным посадкам, сваливанию, штопору… Это нормально. Так должно быть.
– А у меня всякий раз при взлете пульс учащается, – признался Аулис, пропустив мимо ушей упоминание про штопор. – Здесь такая поднебесная атмосфера! Привязные ремни. Прохладительные напитки. Красивые стюардессы… А правду говорят, что все стюардессы – жены пилотов?
Девушка приподняла личико и показала Аулису свои миндальные глазки. Нет, это не глазки, а две чернильные капли – блестящие, дрожащие, упаси бог сорвутся, потом вовек не отмоешься.
– Если правда, то это что-то меняет? – произнесла она, тщательно вытирая руки одноразовым бумажным полотенцем.
– Не поверю, что ты замужем за этой… – он хотел сказать «за этой наглой гориллой», но вовремя поправился: – За этим грубым летчиком.
– Мой муж – второй пилот, – с достоинством уточнила Стюардесса, кивнув на дверь в кабину, и снова принялась изучать свое отражение в зеркале. – Только он, и никто другой. Мое сердце навечно принадлежит ему.
– Правда? – сыграл ничем не мотивированную радость Аулис, пытаясь зрительно определить размер ее груди. – И что, он тоже африканец?
– Англоафриканец ассирийского происхождения, – поправила Стюардесса, чуть оттягивая кончик носа. Она прикидывала, стоит ли ей делать пластическую операцию. – А его отец родом из Непала, хотя имеет персидское гражданство. Его воспитывала галилейская община, но отец все равно считает себя коренным тивериадрийцем. А мама у него цыганка, ее родственники по всему миру разбросаны. Опио уже пятнадцать лет водит самолеты. Он зарабатывает полторы тысячи долларов в неделю плюс проценты с вклада в швейцарском банке. У него собственная вилла в Эльдоре. Я там еще не была, но Опио обещает на следующий год поселить меня туда. Но я не хочу на виллу, – изображая пресыщенность звезды, вздохнула Стюардесса. – Мне надо карьеру делать. Если бы Опио не настаивал, чтобы я летала с ним, то меня давно взяли бы в Голливуд. Каждую среду меня приглашают на фотопробы. Пока мне за это не платят, но обещают в будущем огромные деньги. Я позирую целой сотне фотографов в обнаженном виде по два часа…
– У вас есть пиво? – спрашивал у нее Аулис.
Он немного боялся, что самолет не взлетит, а так и будет мчаться по земле, растопырив свои дурацкие бесполезные крылья, срезая ими, словно кинжалами, деревья, дома, высоковольтные линии и небольшие горы, пока в конце концов не домчится до Норт-Фруди. Но к этому времени Аулис уже наверняка испустит дух, так как внутренности его будут взбиты, будто коктейль в шейкере. И полицейские умрут, и белый человек в наручниках – одна участь для абсолютных антагонистов. Но самолет все-таки взлетел, убрал шасси и, крепко отравляя черным выхлопом воздух, принялся забираться повыше в небо… Интересно все-таки узнать, что этот белобрысый типчик натворил в стране чернолицых людей? Аулис убрал с колен сумку, которая свалилась на него сверху, поднялся с кресла и заглянул за шторку.
– В котором часу мы прибудем в Норт-Фруди?
Стюардесса, высоко подняв подбородок, любовалась своим отражением в зеркале. Послюнявив пальчик, пригладила тонкие, как нити, брови. Потом принялась бережно массировать кожу под глазами. Появление пассажира ее ничуть не смутило.
– Помочь? – спросил Аулис.
Она снова не ответила, опустила лицо, разглядывая себя уже с другого ракурса. Ее цепкий взгляд обнаружил какой-то невидимый дефект, и девушка осторожно поскребла щеку длинным перламутровым ноготком. От нее тянуло антрацитовой твердостью и невозмутимостью. В глазах Аулиса она являла собой центральную, непостижимую, неосязаемую деталь картины Малевича «Черный квадрат».
Судя по тому, что два вопроса остались без ответа, Аулис пришел к выводу, что спрашивать о белокуром мужчине в наручниках бессмысленно. «А говорят, что все негритянки общительные и убойно-страстные», – разочарованно подумал Аулис, откровенно разглядывая Стюардессу с головы до ног. Он бы вернулся в салон, если бы не жажда. Ладно, она не должна отвечать на его вопросы. Но она обязана предлагать пассажирам напитки!
– Я хочу пить, – поведал о своем вожделении Аулис. – У меня сушняк. Обезвоживание.
Стюардесса наконец переключила на Аулиса внимание и кивнула на металлический стеллаж, в круглых ячейках которого сидели пластиковые бутылки. Аулис выбрал фанту, свинтил крышку. Оранжевый лимонад зашипел, запенился и ядовитой струей брызнул во все стороны. Девушка взвизгнула, и ее словно брандспойтом смыло за перегородку. Аулис подумал, что Стюардесса испугалась за свою белую блузку, но, оказывается, ее больше волновало, не попала ли фанта на обнаженные до локтей руки. Некоторое время она с испугом рассматривала их. Кажется, она нашла капельку размером с клопа и тотчас сунула руки в маленькую, как детский горшок, мойку, оборудованную рядом с бортовой кухней. Можно было подумать, что ей на кожу попал иприт, коим травили друг друга участники Первой мировой войны.
– Что ж так неосторожно? – ворчала она и, подобно тому, как это делают хирурги, намыливала руки до локтей. – В газете писали, что от этой гадости прыщи могут пойти.
– А ты верь газетам больше! – ответил Аулис и на всякий случай внимательно почитал этикетку на бутылке, понюхал горлышко, сделал глоток и прислушался к вкусовой гамме. Фанта как фанта, а не иприт.
Стюардесса терла и скребла руки, пена летела во все стороны.
– Меня всегда волнует полет на самолете, – не по теме высказался Аулис. Раз не извинился, то пришлось брякнуть что-то в свое оправдание.
– А для меня это уже просто жизнь, – уже без обиды ответила Стюардесса. – Я давно привыкла к шуму мотора, к болтанке, воздушным ямам, аварийным посадкам, сваливанию, штопору… Это нормально. Так должно быть.
– А у меня всякий раз при взлете пульс учащается, – признался Аулис, пропустив мимо ушей упоминание про штопор. – Здесь такая поднебесная атмосфера! Привязные ремни. Прохладительные напитки. Красивые стюардессы… А правду говорят, что все стюардессы – жены пилотов?
Девушка приподняла личико и показала Аулису свои миндальные глазки. Нет, это не глазки, а две чернильные капли – блестящие, дрожащие, упаси бог сорвутся, потом вовек не отмоешься.
– Если правда, то это что-то меняет? – произнесла она, тщательно вытирая руки одноразовым бумажным полотенцем.
– Не поверю, что ты замужем за этой… – он хотел сказать «за этой наглой гориллой», но вовремя поправился: – За этим грубым летчиком.
– Мой муж – второй пилот, – с достоинством уточнила Стюардесса, кивнув на дверь в кабину, и снова принялась изучать свое отражение в зеркале. – Только он, и никто другой. Мое сердце навечно принадлежит ему.
– Правда? – сыграл ничем не мотивированную радость Аулис, пытаясь зрительно определить размер ее груди. – И что, он тоже африканец?
– Англоафриканец ассирийского происхождения, – поправила Стюардесса, чуть оттягивая кончик носа. Она прикидывала, стоит ли ей делать пластическую операцию. – А его отец родом из Непала, хотя имеет персидское гражданство. Его воспитывала галилейская община, но отец все равно считает себя коренным тивериадрийцем. А мама у него цыганка, ее родственники по всему миру разбросаны. Опио уже пятнадцать лет водит самолеты. Он зарабатывает полторы тысячи долларов в неделю плюс проценты с вклада в швейцарском банке. У него собственная вилла в Эльдоре. Я там еще не была, но Опио обещает на следующий год поселить меня туда. Но я не хочу на виллу, – изображая пресыщенность звезды, вздохнула Стюардесса. – Мне надо карьеру делать. Если бы Опио не настаивал, чтобы я летала с ним, то меня давно взяли бы в Голливуд. Каждую среду меня приглашают на фотопробы. Пока мне за это не платят, но обещают в будущем огромные деньги. Я позирую целой сотне фотографов в обнаженном виде по два часа…