Как раз загорелся зеленый свет на пешеходном переходе. Подслеповатая, трясущаяся, как бумажный комок на ветру, старушка попросила помочь перейти. Юдин взял ее под костлявую руку, перенес с тротуара на «зебру», и тут через переход нагло, с воем, проскочила милицейская машина. Юдин плюнул ей вслед и громко выругался:
   – Вот же мент поганый! Чуть бабушку не раскатал!
   Он хотел потрясти кулаком, но обе руки были заняты, и тогда Юдин взмахнул ногой, словно ударил по невидимому мячу. Но милиционерам не было никакого дела до него, они с воем помчались по своим делам. Юдин, благополучно доставив бабушку на другую сторону улицы, усталой походкой отработавшего смену шахтера поплелся в подворотню.
   Из микроавтобуса, словно черт из табакерки, высунулась сотрудница экстрим-агентства. Она была похожа на сумасшедшую, изображающую бешеную лисицу.
   – Как вы долго!! – протявкала она, шевеля мокрыми губами и настойчиво отбирая у Юдина чемодан. – Вам понравилось? Пощекотали себе нервы?
   – Какое-то козерожистое развлечение, – кислым голосом ответил Юдин, но Гертруда Армаисовна его не поняла.
   – А я вам говорила, что мы плохого не держим, – хвалила она себя. – Первоклассные актеры, суперовые декорации… Отдали пистолет Марселю Гамлетовичу?
   – Какому Марселю Гамлетовичу?
   – Нашему распорядителю. Он должен был встретить вас у входа в банк.
   – Не было там никакого Марселя, – пожал плечами Юдин, вытащил пистолет и протянул его Гертруде Армаисовне.
   – Как это не было? Как это не было? – скороговоркой произнесла Гертруда Армаисовна, но ее губы при этом двигались иначе, будто она говорила что-то другое, но ее неправильно продублировали. – Такой высокий, усатый господин… Что вы мне суете эту дрянь? Это вовсе не тот пистолет, который я вам дала. У того была коричневая ручка, а у этого какой цвет? Не поймешь, что это за цвет такой…
   Машина завелась и замурлыкала мотором. Юдин уже встал на ступеньку, чтобы зайти внутрь, но Гертруда Армаисовна вдруг неприлично высоко подняла ногу и коротким пинком вытолкнула Юдина наружу.
   – Ищите Марселя Гамлетовича! – зло выкрикнула она. – И верните ему инвентарь!
   – Где ж мне его искать? – растерялся Юдин.
   – Он ждет вас на ступеньках!
   – На каких еще ступеньках? Там не было никаких ступенек!
   – Как это не было?! Как это не было?! – кричала Гертруда Армаисовна из открытой двери. – Перед входом в банк! Туда невозможно попасть, не поднявшись по ступенькам!
   – А как, по-вашему, я туда попал?! – с неприятным предчувствием, будто стремительно подступала диарея, воскликнул Юдин. Он схватился за дверь, но сотрудница экстрим-агентства шаловливой ослицей лягнула его.
   – Не знаю! Не знаю, как вы туда попали! И куда вы вообще попали, я не знаю!
   – Как куда!! В банк, естественно!! Как вышел из подворотни, свернул налево, а потом перешел на другую сторону…
   – Какое налево?! Кто вам говорил, что надо сворачивать налево?! Направо надо было!! Направо!! – брызгаясь мелкой слюной, как из дезодоранта, зашипела Гертруда Армаисовна, и машина тотчас рванула с места и помчалась через двор к арке.
   – Эй! – завопил Юдин, протягивая руку вслед удаляющейся машине. – Не надо наглеть так сильно… Где мне теперь искать этого гребаного Гамлета?
   Он попытался ее догнать, но машина уже исчезла за поворотом. Пошел дождь. Юдин стоял в маслянистой луже, отливающей радужным светом. По краю лужи, хромая, ходил дефективный голубь с культей вместо лапки.
   – Ни хрена не понимаю, – пробормотал Юдин и оглянулся. Ему стало немного не по себе.
   Он выглянул из подворотни и увидел, что напротив банка, который он недавно посетил, хаотично громоздятся милицейские машины, и мерцают маячки, и носятся, как муравьи вокруг колбасной шкурки, люди в форме.
   Юдин на всякий случай спрятался в подворотне, сел за мусорным баком и стал чесаться. Что значит – надо было направо? Справа находится нужный банк, а слева – совсем даже не нужный? И что же получается? Что за мутотень получается?!
   В черепную коробку Юдина раскаленным сверлом стала внедряться безобразная мысль, и была она настолько безобразна, что Юдин схватился за голову и негромко взвыл. Нет, нет, только не это! К чему принимать во внимание шальную и непревзойденно идиотскую мысль? Все проще! Наглая Гертруда не захотела накрывать поляну. Сэкономила на водке и закусках. Вот и все! Она просто сэкономила. Просто сэкономила…

6

   Еще некоторое время Юдин в полном оцепенении сидел на крышке мусорного бака, деформируя ее своим качеством, потом вырвал из-под тесного ремня пистолет, повертел его, не понимая, чем не понравился Гертруде Армаисовне цвет рукоятки, и отправил оружие в мусорный бак. Привалил сверху отработанным кошачьим наполнителем и сплющенной коробкой из-под кефира.
   Она просто не захотела накрывать поляну! Фигли тут еще думать… Он гнал прочь из головы мысли о милицейских машинах. Его не должно волновать, зачем они там. Нечего совать нос в чужие дела. Юдин неплохо сыграл свою роль, он устал, он хочет домой. С экстрим-агентством его больше ничто не связывает. Теперь можно отправиться куда-нибудь в теплые края. В Таиланд. Или на Красное море. Поваляться на теплом песочке. Посмотреть на гробницу Тутанхамона…
   Юдин вспомнил чье-то философское изречение, которое он частенько выдавал за свое собственное: мир таков, каким мы рисуем его в своем воображении. Надо думать о хорошем, и материя будет трансформироваться под тебя. Юдин повеселел, но на Большую Повидловку выходить не рискнул, а по нескончаемой веренице проходных дворов пробрался к станции метро, попутно снимая с себя и выкидывая шляпу, очки и пиджак. «Жарко!» – убеждал он себя, хотя было совсем даже не жарко, а сыро и тоскливо.
   В метро ему показалось, что все смотрят на него. Это подозрение усилилось после того, как в вагоне к нему подошел пахучий мальчик с лицом цвета рязанского чернозема и стал вымогать деньги. Народ смотрел на Юдина искоса и злорадно. Эта сцена доставляла пассажирам удовольствие.
   – Пшел вон… Кыш!.. Уйди, я сказал… – едва разжимая зубы и пунцовея, бормотал Юдин.
   «Что, Аль Капоне? Слабо с мальчиком справиться? – подло насмехались глаза пассажиров. – Это тебе не банки грабить!»
   Выбравшись на поверхность земли, Юдин почувствовал себя лучше, и ему снова удалось убедить себя в том, что ничего плохого не произошло и жизнь течет по прежнему руслу. По дороге домой он приобрел две пачки пельменей и помимо своей воли встал в хвост самой длинной очереди. В процессе продвижения к кассе он жадно прислушивался к тому, о чем судачит народ. Четверо подростков с пивом и чупа-чупсами, щедро используя неприличные выражения, спорили о том, что вкуснее: скелетоны, батончики с трупазиками или шоколадные гробики. Две домохозяйки, которых едва можно было разглядеть за тяжелыми, как танки, тележками, одновременно перечисляли друг дружке сделанные на этой неделе покупки, указывая при этом цену, страну-производителя, цвет, фасон, модель, а также имена идиоток-подружек, которые купили то же самое вдвое дороже. Был в очереди еще один говорящий – это потный, обмахивающийся кредитной карточкой мужчина, но говорил он с кассиршей, точнее, выговаривал ей за то, что она сама не напомнила ему о положенной ему скидке. Все остальные молчали.
   Дома Юдин сварил обе пачки пельменей. Тщательно помешивая варево, чтобы не прилипло ко дну кастрюли, он добавил бульонный кубик, лавруху, а когда выложил пельмени на тарелку, присыпал сверху обжаренными с луком шкварками.
   В телевизионных новостях не было ничего интересного. Лежа на диване животом кверху, Юдин икал, ковырял палочкой в зубах и вспоминал самые яркие эпизоды игры. Вообще-то, лихо придумано! Экстрим-агентство, если им умно руководить и предугадывать настроения людей, будет процветать под изобилием заказов. Вот только надо как следует отшлифовать детали. Вот, например, пачки, которые Юдин закидывал в чемодан, совсем на деньги не похожи. И «умирали» клерки неправдоподобно. И крови мало. Мало, мало крови!! А клиентам платят за нее, за рваные раны, за вскрытые аорты, за вывалившиеся потроха…
   Юдин уже хотел было позвонить в экстрим-агентство Гертруде Армаисовне и дать ей несколько добрых советов и пожеланий, как вдруг пожарной сиреной взвыл телефонный аппарат.
   – Почему ты отключил мобильник? – с легкой паникой в голосе спросила жена. – Я полдня не могу к тебе дозвониться! С тобой все в порядке?
   – До того как динозаврик позвонил мне, было все в порядке, – умело сочетая супружеское сюсюканье и ненависть, ответил Юдин. – А теперь у меня уже плохое настроение.
   – Прости, миленький мой. Но дело в том, что тут одна женщина смотрела по телевизору новости Си-эн-эн. И передавали, что в Москве случилось что-то ужасное. Кажется, теракт… То ли в супермаркете, то ли в кинотеатре… Нет, нет! Вот мне подсказывают, что это произошло в банке! Расстреляли несколько человек – семь или даже десять. Я так разволновалась! А тут ты еще все время недоступен!
   Юдину показалось, что все съеденные им пельмени вдруг одновременно перестали перевариваться и начали проситься наружу. Он вскочил с дивана. Телефонная трубка стала медленно выползать из его влажной ладони.
   – Си-эн-эн? – повторил он глухим голосом. – Странно… Чепуха какая-то… Я только что смотрел новости, так не было там ничего такого…
   – Я тебя испугала? У тебя даже голос дрожать начал!
   – И ничего не начал… Тебе кажется… Скажешь тоже! А что еще говорили? Может, это вовсе и не в Москве было?
   – Точно в Москве! Ты лучше не выходи из дома. Такое время неспокойное!
   Мила еще что-то говорила про замечательный вечер национальной песни, где она исполнила «Степь да степь кругом», но Юдин уже не слушал ее. Ослабевшим пальцем он надавил на кнопку отбоя, медленно, словно сквозь толщу воды, добрался до телевизора и включил его. Он переключался с канала на канал, но повсюду была только реклама, тарелки с супчиками сменяли прокладки, а те, в свою очередь, уступали место минеральной воде «Гжелка», и Юдин давил на кнопку пульта все чаще, пока наконец в ярости не швырнул пульт в аквариум. К несчастью, бросок оказался точным и сильным. Шлифованное оптическое стекло лопнуло, и аквариум стошнило на паркет зеленоватой водой с рыбками и водорослями.
   Некоторое время Юдин в оцепенении смотрел на прыгающих по полу зеркальных рыбок, потом схватился за телефон. Время позднее, но он из-под земли достанет этих аферистов! Не на того напали! Они горько пожалеют, что так нехорошо пошутили над Юдиным!.. Длинные гудки… Много длинных гудков… Наконец ответил чей-то сонный голос.
   – Экстрим-агентство «Сламбер»? – грозно спросил Юдин, понизив тональность голоса на несколько октав.
   – Куда вы звоните? – без желания уточнил сонный человек.
   – В экстрим-агентство! Где они там? Ну-ка срочно дайте трубку кому-нибудь!
   – Нет здесь никакого агентства, – ответил человек и зевнул.
   – Как нет?! – вскричал Юдин, едва не кусая трубку от злости. – А вы кто?
   – Охрана…
   – Я несколько дней назад был там, где сейчас вы, и разговаривал с Гертрудой Армаисовной!
   – Ну и ладушки, – снова зевнул охранник. – Разговаривайте с кем хотите. А я при чем здесь?
   – Что ж, доберусь я до вас, – мстительно произнес Юдин.
   Они не знают, как опасен Юдин, если его разозлить! Как громок и звонок его голос! Как сверкают его глаза! Как много ругательных слов он знает и без запинки выдает! Надо надеть черную рубашку и джинсы. Черная рубашка зрительно сузит границы его тела, а широкие джинсы не будут стеснять свободу наступательных движений.
   Юдин одевался перед зеркалом. На самом деле он выбрал черную рубашку не для того, чтобы казаться более худым. Дело в том, что в банк он заходил в смокинге и белой рубашке. Теперь ему хотелось изменить свою внешность с точностью до наоборот. Челку Юдин обычно зачесывал на правую сторону, теперь же перекинул на левую, отчего стал немного похож на растолстевшего Гитлера. Вместо брюк надел джинсы. Вместо туфель – кроссовки. Подумал, чем еще можно себя обезобразить, и закинул на плечо черную женину сумку. Чем нелепее, тем лучше.
   Пожилой охранник, дремавший за столом перед турникетом, при появлении Юдина вскочил и кинулся заслонять собой проход, словно сторожевой пес.
   – Я вам звонил час назад! – оперным басом объявил Юдин, стараясь внешне напоминать выпущенную в цель торпеду.
   Охранник испугался, но по его виду было ясно, что он готов стоять насмерть.
   – Мне звонили? – уточнил он, и Юдин сразу понял, что разговаривал не с ним. У этого человека голос был тонкий, высокий, как у женщины.
   – Мне надо пройти в экстрим-агентство, – пояснил Юдин и, взявшись за турникет, попробовал его на прочность.
   – В экстрим-агентство? – эхом переспросил охранник и, радуясь, что у посетителя нет никаких претензий лично к нему, вернулся за стол, нацепил огромные очки, в которых сварщики варят швы на баржах, и стал листать потрепанный журнал.
   – Это вторая дверь налево по коридору, – нетерпеливо объяснил Юдин.
   – Вторая дверь, – снова эхом отозвался охранник и закрыл журнал. – Сейчас проверю.
   Он зашел в коридор, но, прежде чем скрыться за углом, как-то странно взглянул на Юдина и зачем-то погрозил ему пальцем. Юдин попробовал открыть турникет, но тот был крепко заблокирован. Можно было бы попытаться перепрыгнуть через него, но Юдин боялся зацепиться ногой за верхнюю перекладину и упасть. Это выглядело бы несолидно и тем более невоинственно. Пока охранник искал вторую дверь налево, Юдин заметил на столе под стеклом список офисов, находящихся в этом здании. Он пробежал глазами по завихрастым, не поддающимся расшифровке названиям, но никакого экстрим-агентства «Сламбер» не обнаружил. Юдин сдвинул журнал на край стола, чтобы найти еще какие-нибудь списки, и вдруг… вдруг на него глянул пухлощекий чертенок с мелкими злобными глазками. Юдин даже отшатнулся от стола. Сердце перестало биться в его груди. Чертенок был как две капли воды похож на него!
   Слабея, с трудом держась на ногах, Юдин склонился над столом, впитывая глазами неопрятно сделанный фоторобот, над которым, словно вставшие дыбом курчавые волосы, висела рваная надпись: «Органами внутренних дел разыскивается опасный преступник!» Лицо, конечно, было чрезмерно круглым, а глаза издевательски мелкими, и все же сходство было поразительным. Ломая ногти, Юдин приподнял край стекла, вынул из-под него лист с фотороботом и затолкал его в карман. Надо уходить! Немедленно уходить!
   Он повернулся, чтобы на цыпочках пойти к двери, как вдруг услышал за спиной приглушенный кашель. Обернулся. Охранник выглядывал из-за угла и поганенько ухмылялся.
   – Нет там никого, – сказал он, сверкая глазками. – Уже целый месяц как никого. Ремонт…
   Он помолчал, вытер нос и с удовольствием добавил:
   – А я тебя сразу узнал… Морда у тебя приметная…
   – Что вы там узнали?! – срываясь на визг, крикнул Юдин. – Ничего вы не узнали!! Вы же слепой!! И голова у вас уже не работает!!
   – Может, и слепой, – согласился охранник, ухмыляясь, отчего стали видны его разнокалиберные, непохожие друг на друга зубы. – А портретик ты зачем прикарманил?
   Юдин чувствовал себя так, словно находился в горящем доме. Он выбежал на улицу, но тотчас перешел на шаг, чтобы не привлекать к себе внимания прохожих. Вынув из кармана скомканный фоторобот, Юдин стал отщипывать от него понемножку и кидать обрывки в разные стороны… Вот это вляпался! Юдина объявили в розыск! Его портреты размножены и разосланы во все учреждения. Значит, он действительно ограбил банк и перебил кучу народа… Ужас… Конец света…
   Юдин на мгновение остановился и прислонился лбом к шершавой кирпичной стене дома. Как ему жить дальше? Надо идти в милицию и чистосердечно во всем признаться. Он расскажет про экстрим-агентство, про первую игру в монгольского хана и как потом, обманутый мошенниками, согласился на вторую игру, и что был нездоров, и что плохо соображал, что делает, и что он сам стал объектом тяжкого преступления… Ему поверят, его простят. А он будет содействовать милиции в розыске преступников. Он составит такой фоторобот Гертруды Армаисовны, что художник Шилов обзавидуется! Он пойдет вместе с операми на задержание и первым ринется навстречу пулям.
   Да, да, так будет… Юдин чувствовал, как слезы гордости и благородства текут по его щекам. Только не надо торопиться. Надо прийти домой, собраться с мыслями и, не торопясь, с ясным умом, соблюдая аргументацию и логику, написать подробное заявление.
   Он шел медленно, втянув голову в плечи и озираясь по сторонам. Всякая бумажка, приклеенная к углу дома, к столбу или к остановке троллейбуса, привлекала его внимание. Ему чудилось, что повсюду висят его портреты. Стемнело уже настолько, что нельзя было толком разглядеть объявления. Юдин в ужасе шарахался от одного столба к другому. У него не было спичек или фонарика, чтобы посветить, и тогда он начал срывать все объявления подряд. На четвертом или пятом столбе он остановился, понимая, что начинает сходить с ума. Но если бы с ума сходил только он!
   – Я схожу с ума!! – крикнула Мила из телефона прямо Юдину в ухо.
   Проклятые высокие технологии! Из-за границы достает! Зачем он ответил на звонок?! Не хватало ему еще объясняться с женой!
   – Что тебе от меня надо?! – взвыл Юдин, прижимая мобильник ко рту, словно губную гармошку. – Отстань от меня, динозавр!!
   Путана, которая направлялась к Юдину, чтобы осчастливить его своей красотой, испугалась его вопля, шарахнулась в сторону и там, в тени, вдруг до неузнаваемости сгорбилась, скосолапилась и скривоножилась.
   К себе в подъезд Юдин заходил словно в клетку с тигром. Руки его были напряжены, запястья ныли, будто их сдавливали наручники. Когда он открывал дверь, стараясь сделать это беззвучно, из соседней квартиры выглянула соседка. Рыжая, злая и завистливая бестия с интересом следила за Юдиным из-за двери.
   – Добрый вечер! – наконец произнесла она.
   С чего это ее прорвало на вежливость? Полгода Юдин и она старательно не замечали друг друга. А началось все с того, что Юдин, возвращаясь домой после банкета в офисе, забрел к ней. У рыжей мужа отродясь не было, только дети. И ходила она по квартире в просторном халате, из которого при каждом шаге нога выглядывала во всю длину, от корня до пятки. Ничего удивительного не было в том, что Юдина занесло к ней попутным алкогольным ветром. Вот только повела себя рыжая неадекватно, в квартиру Юдина не впустила, а на следующий день не преминула доложить о пикантном инциденте Миле. Мила месяц молчала, а Юдин обозвал соседку «ослицей недотраханной». С тех пор они не общались.
   – Если бы я вас не увидел, – холодно ответил Юдин, ковыряясь ключом в замке, – вечер, может быть, был бы и добрым.
   – Домой? – зачем-то уточнила рыжая.
   – Уж конечно, не к вам.
   – А я уже обрадовалась, подумала, что это вор. Вы так тихо подкрались к двери. И ключиком – шир-шир-шир…
   Вот же гадюка! Нашла время издеваться над Юдиным. У него и без того душа отравлена… Он нервничал, замок никак не открывался. Соседка смотрела ему в спину. Юдин чувствовал этот взгляд, и ему казалось, что кто-то приставил ему между лопаток пистолет.
   – Чего уставилась? – вспылил он. – Очень интересно?
   – Очень, – подтвердила соседка. – Кого, интересно, вы в отсутствие жены к себе в дом приведете?
   И за что она на него так окрысилась? Ведь с благими намерениями ломился он к ней в тот вечер полгода назад. Большой знак внимания хотел продемонстрировать. Откуда ей было знать, что творилось в душе Юдина? А вдруг высокие чувства? Вдруг любовь?

7

   Прежде чем сесть писать заявление, Юдин плотно поел, хотя кусок у него в горло не лез. Но он впихнул его силой, да не один, а несколько. Ничто не должно отвлекать человека при написании заявления в милицию, в том числе и голод. Дело очень ответственное. Каждое слово должно быть тщательно продумано.
   Вскоре Юдин стал чувствовать себя гораздо лучше. К нему вернулась его былая уверенность. Лежа на диване животом кверху и принюхиваясь к родному, натруженному запаху носков, Юдин мысленно рассуждал о том, что тяжесть всякого преступления определяет его мотив. Если мотив корыстный, значит, преступника надо наказывать. А какую корысть преследовал Юдин? Не было никакой, никакошенькой, даже самой занюханной корысти. В людей он стрелял, будучи уверенным, что это лишь имитация стрельбы. А что в чемодан клал? Голову дает на отсечение, что пачки, обернутые в полиэтилен, принимал за газетную бумагу. Да и где эти деньги? Себе хоть одну купюру взял? Весь чемодан заграбастала коварная Гертруда вместе со своим бакенбардистым водителем. Вот, значит, кто настоящие преступники!
   Переходя из комнаты в комнату, он начал искать бумагу и ручку. Какими неопровержимыми фактами и свидетелями он располагал? Во-первых, номером телефона экстрим-агентства, точнее, той комнаты, которой воспользовались мошенники для своих гнусных целей. Во-вторых…
   Звонок в дверь прервал форсажный полет его мысли. Юдин замер, глаза его расширились, дыхание остановилось. Кто это может быть? Милиция? Оперативная группа, прибывшая на задержание? Увы, иного быть не может. Вычислили, проследили, настигли…
   Юдину стало необыкновенно страшно и противно. Все произошло намного быстрее, чем он предполагал. О своем добровольном походе в милицию он думал несколько отстраненно, как о событии, которое, может быть, произойдет в каком-то туманном будущем. Но что встреча с милицией случится так быстро – он не предполагал. Как же так! Ведь он не успел собраться с мыслями и написать логическое и обоснованное заявление! А в кабинете следователя это сделать будет куда сложнее. Там, в тесной прокуренной каморке, сидя за шатким, изрисованным похабными уголовными картинками столом, под колким взглядом жестокого и беспощадного следака, под тоскливое гудение прогоревшей неоновой лампы – разве сможет Юдин сосредоточиться в таких скотских условиях? Его сознание будет заполнено лишь жуткими видениями темной камеры с покрытыми слизью стенами, с вонючими нарами, черной парашей и страшными-страшными разрисованными людьми, худыми и злобными, как смерть.
   В дверь снова позвонили – протяжно, настойчиво. Юдин сделал один шаг к двери – на кончиках пальцев, как балетный танцор, и тотчас услышал голос соседки – режущий, пронизывающий до нервов, как трамвайный скрип: «Дома он, дома! Недавно зашел. Звоните еще. А лучше ногой постучите!»
   И тотчас в дверь: бах-бах! Сейчас выламывать будут! Что делать, что делать? Юдин схватился за голову, посмотрел по сторонам в поисках чего-нибудь такого, что бы его поддержало в эту драматическую минуту. Плохо, когда совсем один. На этот случай сгодилась бы даже его динозавристая Мила. Пусть дура, пусть бесполезная, но с ее бабьим состраданием Юдину было бы немного легче.
   Он с трепетом приблизился к дверному «глазку», чтобы посмотреть на состав оперативной группы. Если пара-тройка милиционеров, то это благо, эти бить не будут. А вот если тяжеловесная и агрессивная толпа гориллоподобных шрэков в камуфляже – то это кранты. Эти без разговоров повалят на пол лицом вниз да пройдутся дубинками по почкам да еще коваными ботинками по ушам. Сколько раз Юдин видел по телевизору, как действуют эти бессердечные палачи, содрогаясь только при одной мысли, что он может когда-нибудь стать их жертвой. И вот оно, свершилось. Какое унижение!
   Приоткрыв рот, Юдин с опаской приблизился к «глазку». Наверняка его залепили снаружи жвачкой. Это напоминает сцену казни, когда приговоренному на глаза повязывают тряпочку – незрячему вроде как легче умирать.
   Но что это? На лестничной площадке нет ни мрачной толпы в камуфляже, ни милиционеров, а только две женщины. Причем одна из них – рыжая соседка, сверкающая змеиными глазами. А вторая… вторая… Юдин вдруг с облегчением опустился с носочков на пятки, и плечи его расслабились, и лицо озарило какое-то подобие улыбки… Так это ж Гертруда Армаисовна собственной персоной! На ловца и зверь бежит!
   Подвывая от восторга, Юдин принялся приводить в действие все многочисленные замки, распахнул дверь настежь и почему-то по-украински воскликнул:
   – Здоровеньки булы!
   Рыжая недолго маячила за спиной Гертруды Армаисовны и вскорости, получив глубокое удовлетворение, спряталась в своей квартире. Юдин сделал широкий жест, выказывая искреннее и радушное гостеприимство. Сотрудница агентства выглядела как вдова, изрядно уставшая от траура. На ней поверх черной блузки с глухим воротом был бордовый пиджачок. Мрачного цвета юбка, помятая то ли в городском транспорте, то ли еще где, целомудренно закрывала колени. Вид у Гертруды Армаисовны был строгий. Ее веки были низко опущены, как забрало у рыцаря. С обостренным достоинством женщина прошла по коридору в холл, но там в окружении многочисленных дверей в нерешительности остановилась.
   – Где мы можем поговорить? – спросила она.
   – Смотря о чем ты хочешь поговорить, – улыбаясь, ответил Юдин. – Если пришла с повинной, чтобы раскаяться и во всем чистосердечно признаться, – тогда в гостиную…
   – Что? – сухо и отрывисто произнесла Гертруда Армаисовна и приподняла веки. – Вы считаете, что это я должна раскаяться?