Дышев Андрей. Тот, кто скрывается во мне

Андрей Дышев
Тот, кто скрывается во мне

Глава 1
Представительница древнего рода

   – Аристарх Сазонович…
   – Софронович!
   И что за имя у старика! Никак не запомню. Я постарался придать голосу оттенок торжественности:
   – Аристарх Софронович! Я и Настя любим друг друга и хотим создать семью. Я прошу руки вашей дочери.
   Вот и все. Красиво и коротко. Дело в шляпе.
   Отец Насти, шестидесятилетний академик и профессор филологии, словно вывалился из какого-то старого кинофильма. Он ходил по комнате в длинном стеганом халате, шаркал тапочками по скрипучим половицам и пыхтел трубкой. Он долго молчал. Не думаю, что моя просьба застала его врасплох. Я достаточно часто бывал в его доме, и профессор не мог не предполагать, к чему это в конце концов приведет.
   – Для вас, молодой человек, знакомство с Настей – это незаурядное событие, – менторским тоном сказал он. – Вам посчастливилось обратить на себя внимание представительницы древнего и весьма почтенного рода.
   Кажется, папаша начал набивать цену. Естественно, все родители переоценивают своих чад.
   – Ведь вам даже в голову прийти не могло, – продолжал он, – что мой дед, Алексей Спиридонович, имел честь работать в Главной палате мер и весов под началом Дмитрия Ивановича Менделеева. А мой отец, да будет вам известно, был другом Отто Струве и в двадцатом году лично провожал его на теплоход, отбывающий в США…
   Я все больше расслаблялся на диване, смотрел на старика преданными глазами и с трудом сдерживался, чтобы не зевнуть. Притомил он меня своей рекламной паузой! Настя сидела на стуле в противоположном углу комнаты, сложив ладони на коленях лодочкой, и делала страшные глаза. Но я, хоть убей, никак не мог состроить на лице умное выражение. Папаша моей возлюбленной оказался редкостным занудой.
   Он подошел к столу и принялся выбивать трубку в пепельницу.
   – А потому, – наконец завершил он рекламную паузу, – знакомство с Настей и тем более женитьба на ней вас ко многому обязывают… Первый вопрос: чем вы думаете зарабатывать на жизнь, молодой человек?
   «Если я не проявлю настойчивости, то Насте придется долго сидеть в девках, – подумал я. – Но ничего. Сейчас я поставлю папашу на место».
   – На сегодняшний день, да будет вам известно, я заместитель директора фирмы «Гормашнас», – произнес я не без гордости. – У меня приличный оклад и более тридцати человек в подчинении.
   Папаша повернулся ко мне, нацепил на нос очки и принялся рассматривать меня с каким-то лабораторным интересом.
   – Очень хорошо, – произнес он с едким сарказмом. – Простите, не расслышал, как ваша фирма называется? «Мышдурнос»?
   – «Гормашнас», – повторил я, чувствуя себя незаслуженно обиженным. «И чего он иронизирует? Пусть лучше про свой оклад скажет. Я бы от стыда удавился, если бы работал в Академии наук с окладом в одну тысячу рублей».
   – А позвольте узнать, что ваша фирма производит?
   – Мы продаем насосы, – ответил я с достоинством. – В том числе и для нефтяной промышленности. Надеюсь, вы представляете себе, что такое нефть?
   – Ага, – кивнул старик. – Распродаете то, что было создано великой Российской империей. Вы, как пиявки, сосете кровь у умирающей акулы. Бьюсь об заклад, что вы даже в общих чертах не представляете себе устройство насоса для ассенизатора. Зато с важным видом катаетесь на своем дорогом автомобиле и с презрением смотрите на обнищавшую интеллигенцию.
   – Но продать тоже надо уметь… – заметил я, но старик не стал меня слушать.
   – Если научить обезьяну продавать бананы, она станет миллионершей очень скоро и разорит человека, – сказал он и погрозил мне пальцем. – Потому что она ловчее лазает по деревьям… Вот если бы вы сказали, что возглавляете конструкторское бюро по созданию насосов нового поколения, я бы с открытым сердцем пожал вам руку.
   – Папа! – заступилась за меня Настя. – Нельзя же так! Он уже покраснел!
   – Это хорошо, что покраснел. Значит, еще не огрубел окончательно и мои слова вызывают в нем сильные эмоции. – Он снова повернулся ко мне. Я втянул голову в плечи, готовясь к новой атаке. – Теперь второй вопрос: ваше образование? Какое учебное заведение вы окончили?
   Видимо, он решил унизить меня окончательно. При чем тут образование? Сейчас спрашивают о толщине кошелька, а не о дипломах.
   – Я окончил только среднюю школу, – небрежно произнес я. – Потом посещал курсы…
   – Стоп! – перебил меня профессор и показал мне свою ладонь, будто хотел отгородиться от моих слов. – Можете не продолжать. Мне все ясно. Вот! Вот в чем кроется корень всех наших бед! Сегодня вы заместитель «Мышнавоза», а завтра? А если в стране переворот? А если вас выкинет на необитаемый остров? Что вы еще умеете делать, кроме того как спекулировать? Как вы будете содержать семью, поднимать на ноги своих будущих детей?
   Я стал злиться. И что этот нафталин из себя корчит? Кто он такой? Подумаешь, академик! Быть нищим академиком позорнее проститутки.
   – Вы меня, Аристарх Софронович, совсем опустили, – произнес я, не скрывая иронической усмешки. – Не такой же я инфантильный, каким вы меня представляете. У меня дорогая машина. Я купил вторую квартиру, где намерен жить с Настей. Я работаю в преуспевающей фирме. Меня очень ценит мой директор. А это о многом говорит. Это гарантия материального достатка в будущем.
   Профессор посмотрел на меня так, словно я был неразумным дитятей.
   – Гарантия? – с едкой иронией повторил он. – Какие же вы, молодые, самоуверенные! А если вас сровняют с землей конкуренты и ваша фирма разорится? А если вы, извиняюсь, тяжело заболеете, вас уволят и вашу квартиру придется продать, чтобы сделать вам дорогостоящую операцию? А если вас посадят в тюрьму по ложному доносу?.. Да вы даже не представляете себе, сколько в жизни может быть этих «если»!
   – Папа! – воскликнула Настя. – Немедленно прекрати унижать Сергея! Он уже глаза от стыда поднять не может!
   Старик добродушно рассмеялся.
   – Ничего, критика пойдет ему на пользу… Не обижайтесь на меня, молодой человек. Возможно, на старости лет я стал брюзгой. Но во мне говорит житейская мудрость. И еще во мне говорит чувство долга и ответственности за Настю. Это хрупкое и легкоранимое существо. И я пока не уверен, что вы способны обеспечить ей счастливую семейную жизнь. Но дерзайте! Она вас подождет и с лихвой отблагодарит за ваше усердие.
   Я вздохнул с облегчением, когда мы с Настей уединились в ее комнате.
   – Кажется, – сказал я, ослабляя галстук, который тугой петлей сжимал мою шею, – твой папочка намерен стоять насмерть. Вот уж не думал, что в наше время еще можно найти такое ископаемое! Неужели материальное положение его совсем не интересует и он с радостью выдал бы тебя за нищего с дипломом в кармане?
   – Увы, – ответила Настя с грустью и опустила руки мне на плечи. – Как-то ко мне набивался в женихи один тип из модельного бизнеса. Образование – восемь классов, зато своя вилла в Подмосковье. Так папа с ним вообще разговаривать не стал, сразу за дверь выставил… Ты очень расстроился?
   – Не то слово! – ответил я. – Придется пополнить строй великих ученых.
   – У-у! – протянула Настя и рукой махнула. – Тогда мне точно не дождаться венца. Пропала личная жизнь!
   С этими словами она схватила меня за лацканы пиджака и, падая спиной на кровать, увлекла за собой.
   – Ты что?! – зашипел я, отчаянно сопротивляясь неуемной страсти профессорской дочери. – Я так не могу… Вдруг он зайдет!.. Надо дверь хотя бы…
   Видел бы нас в этот момент ее папа!
   Потом я торопливо, как солдат по тревоге, напяливал брюки, прыгая на одной ноге. Настя лежала с закрытыми глазами, чтобы не видеть мою неромантическую суету и торопливость.
   – Давай уедем, – тихо сказала она.
   – Куда?
   – За границу.
   – Сейчас в Европе холодно. Разве что в Египет?.. А как же твои занятия?
   – Ты меня не понял, – по-прежнему не открывая глаз, сказала Настя. – Я хочу уехать за границу навсегда.
   – Ага, – кивнул я, затягивая галстук. – А кто нас там ждет?
   – Это уже второй вопрос. Главное, чтобы ты согласился.
   Я накинул пиджак и, поправляя рукава, подошел к дивану.
   – Настя, – сказал я. – Это невозможно. У меня здесь бизнес. Я делаю ремонт в нашей квартире… И вообще, я не хочу никуда уезжать! Это моя страна, моя родина, в конце концов!
   Настя открыла глаза, повернулась ко мне, взяла мою руку, поднесла к губам.
   – Я с родителями больше половины жизни прожила в Германии. Так где моя родина – здесь или там?
   – Вот если у меня будет ребенок, то пусть он живет за границей, – сказал я твердо. – А я опоздал с великим переселением. Мне здесь жить и здесь умереть.
   Я даже не догадывался, что во мне так прочно сидят патриотические чувства.

Глава 2
Пьющий, безработный, бедный

   Я встретил Настю после занятий. Мы сели в мой «аудишник», я включил обогрев салона и музыку. Мы курили и думали.
   – Отец поставил вопрос ребром, – тихо сказала Настя. – Говорит: «Или ты выйдешь замуж за образованного человека, или не выйдешь вовсе».
   Я любовался ее профилем, чуть освещенным золотистым светом приборной панели. Идеально ровные, кукурузного цвета волосы (натуральная блондинка!) спадали на плечи, как Ниагарский водопад.
   – Не драматизируй, – сказал я. – К счастью, теперь за деньги можно все. Твой папа хочет, чтобы у меня был диплом? Будет диплом. Может быть, даже красный.
   – Диплома мало, – покачав головой, ответила Настя. – Он хочет, чтобы ты вдобавок к диплому получил ученую степень.
   – А это еще что такое?
   – Стал кандидатом наук.
   Я выкинул окурок в окно, приглушил музыку и внимательно посмотрел на Настю.
   – А он не хочет, чтобы я стал нобелевским лауреатом? В принципе, и это возможно, только придется много заплатить.
   Настя посмотрела на меня. Ее веки были наполовину прикрыты. Взгляд спокойный, ровный, но в нем угадывалась бунтарская самоотверженность.
   – Хочешь, я поругаюсь с ним и уйду из дома?
   Такой решительности я от Насти не ожидал. Мне стало ее жалко. Я привлек ее к себе и обнял.
   – А зачем ругаться с моим тестем? – ласковым голосом спросил я. – Его надо любить и уважать. И еще считаться с его маленькими капризами. Стану я кандидатом наук. Завтра к вечеру. От силы – послезавтра.
   – И как ты это сделаешь? – спросила Настя.
   – Очень просто. Я выйду из машины и спущусь в метро. Там можно купить какой хочешь диплом. О том, что я окончил вуз. И о том, что я кандидат наук. Можно купить даже свидетельство о том, что я дальний родственник Ньютона.
   Настя отрицательно покачала головой:
   – Нет, отца на этом не проведешь. Он сделает запрос в вуз, где якобы проходила защита, и получит ответ, что никакую диссертацию ты не защищал.
   Я воспринял скептицизм Насти с легкой иронией.
   – Милая моя, – нежно сказал я. – Все покупается и продается. Везде берут взятки. И в ученом совете тоже.
   – Но, кроме взятки, ты должен принести туда что-то отдаленно напоминающее диссертацию, – ответила Настя, глядя на трактор, который загребал снег ковшом. – Должен быть научный труд. Плохой, слабый – это второй вопрос. Но сначала должен быть текст, который в ученом совете засчитали бы как диссертацию.
   Трактор осторожно объезжал припаркованные у обочины машины. Какой-то отчаянный пацан ухватился за буксировочный крюк и стал скользить за трактором на ботинках. Молодая парочка стояла под грибком на детской площадке, подняв, как кубки, пластиковые стаканчики. Девушка о чем-то громко и эмоционально говорила. Парень слушал-слушал, потом не выдержал и выпил без команды. Рядом с ними ковырялся в снегу малыш в пуховике. Ему было скучно, он просился то в туалет, то домой, но родители его не слушали.
   – Где же мне взять такой текст? – спросил я.
   – Кто-то рассказывал, – сказала Настя, – что можно нанять людей, которые за деньги возьмутся писать диссертацию на любую тему.
   – Что ж это за люди такие, которые могут написать диссертацию?
   – Невостребованные специалисты, – ответила Настя. – Сотрудники развалившихся НИИ, безработные преподаватели.
   Настя оживилась, стала рассказывать с увлечением:
   – К отцу постоянно ходят всякие подозрительные типы, похожие на бомжей. Просят его, чтобы помог устроиться на преподавательскую работу. Один меня вообще чуть до смерти не напугал: грязный, оборванный, рот беззубый, из кармана пальто бутылка торчит. А как папа представил его, так я чуть с лестницы не упала: доктор филологических наук, профессор кафедры русского фольклора! Представляешь?
   – Отлично! – обрадовался я. Проблема, как я и думал, не стоила выеденного яйца. – Ставлю тебе задачу: найти адрес этого профессора.
   Но Настя отрицательно покачала головой:
   – Нет, этот профессор не пойдет. Во-первых, он настолько спился, что уже двух слов связать не сможет. А во-вторых, в филологии отец слишком хорошо разбирается. Если потом он вдруг решит поболтать с тобой на тему диссертации, то мгновенно поймет, что ты ни в зуб ногой. Надо выбрать такую науку, в которой мой папочка полный нуль.
   – Надеюсь, такие науки еще есть? – с некоторой опаской спросил я.
   – К счастью, – кивнула Настя. – Например, физика. Он даже уроки у меня проверить не мог и отсылал к маме. Говорил, что от правила буравчика и теории относительности у него мозги закручиваются в спираль.
   – Решено, – серьезно сказал я. – Буду кандидатом физико-математических наук. Осталось найти безработного физика. У тебя нет на примете какого-нибудь бедного Эйнштейна?
   Настя недолго думала и отрицательно покачала головой.
   – Найти такого несложно, – сказала она. – Открываешь газету, просматриваешь объявления, где предлагаются услуги репетиторов, и начинаешь обзванивать всех подряд. Но я бы не советовала тебе так делать.
   – Почему?
   – Опасно вести такое щепетильное дело с первым встречным, – сказала Настя. – Ты должен быть на все сто процентов уверен, что человек, который напишет для тебя диссертацию, никому и никогда не признается в своем авторстве.
   Все-таки умная головушка у моей Насти! Недаром дочь академика!
   Я немного приуныл. Проблема усложнялась. Для ее решения требовалось намного больше времени, чем я предполагал. Я смотрел на парочку под грибком. Парень в очередной раз наполнил стаканчики. Девушка принялась выуживать своей узкой ладонью маринованные огурчики из банки.
   – Неужели у тебя нет знакомых, которые могли бы написать для тебя диссертацию? – со слабой надеждой спросила Настя. – Подумай, вспомни.
   – Нет, – потухшим голосом ответил я.
   – Может, в армии с умными ребятами служил?
   – Да откуда в разведроте умные? – махнул я рукой. – Мы там только боксом занимались и кирпичи об голову разбивали.
   – А в школе? Неужели у вас в классе не было отличников?
   – Где? В школе?
   И тут вдруг у меня в мозгу словно лампочка вспыхнула.
   – Есть такой! – крикнул я.
   Настя, кажется, вздрогнула.
   – Ты о ком? – не поняла она.
   – То, что надо! Физик! Пьющий, безработный, бедный! До недавнего времени работал в каком-то научно-исследовательском институте. Институт закрыли, всех сотрудников вышвырнули на улицу.
   – Да кто же это?
   – Мой одноклассник Витька Чемоданов! Я с ним пару месяцев назад случайно встретился. Умнейший парень! В школе физику знал лучше учительницы!
   – Ты с ним дружишь?
   Я поморщился и отрицательно покачал головой:
   – Друзьями мы, конечно, не были. Случалось, немного конфликтовали. Но это все в прошлом.
   – А он возьмется за это дело? Ты уверен?
   – А куда он денется! – без тени сомнений воскликнул я и потер руки от предвкушения. – Он мне давал свой адрес… Куда же я его записал? Лишь бы не выбросил! Стоп! Где-то в органайзере… Живет он в Подмосковье, по-моему, не женат. Главное, чтобы он сейчас не был в запое.
   Я порывисто обнял Настю и поцеловал ее в щеку. А все-таки молодец ее папаша! На какое дело меня подтолкнул! Надо же, я стану кандидатом наук, зятем академика, профессора! Буду общаться с элитой российской науки, принимать участие в симпозиумах и семинарах, дремать в тиши читальных залов библиотек… Таблицу умножения для начала повторить, что ли? А то все калькулятор да компьютер.

Глава 3
Бред какой-то!

   Настя очень волновалась, чтобы я не спасовал, не передумал, и разбудила меня телефонным звонком без четверти семь утра.
   – Ты еще в постели? – возмущалась она.
   – А зачем так рано? – удивился я, не в силах открыть глаза.
   – Затем, чтобы твой физик не успел опохмелиться!
   Вот как девчонке замуж захотелось! А у меня про все истинные желания лучше спрашивать утром. И если бы сейчас состоялся какой-нибудь божий суд и меня бы спросили, хочу ли я защищать дисcертацию, чтобы жениться на Насте, я бы честно ответил: нет, не хочу. И завалился бы досыпать.
   Я подобрал ее на Варшавке, и мы помчались в сторону Серпухова. Погода стояла ужасная. В ветровое стекло летел гигантский рой снежинок. Щетки едва справлялись с ними. Я боялся очутиться в кювете и не слишком давил на газ, что вызывало резкое недовольство у Насти.
   – С такой черепашьей скоростью мы приедем к твоему физику к обеду, в самый разгар застолья.
   Я пытался ее обманывать и, выжимая сцепление, усердно газовал, чтобы мотор завывал, как продрогший волк. Странно, однако, мы, мужики, устроены. Чем больше преград на пути к сердцу возлюбленной, тем дороже она становится. Но стоит только возлюбленной ринуться навстречу, тигрицей пробивая эти самые преграды, как цель блекнет, меркнет, и через некоторое время смотришь – господи, а ради чего копья ломал?
   Не скажу, что Настя мне разонравилась. Но такого необузданного желания добиться ее, какое я испытал у нее дома, уже не было. Да и выглядела она сегодня неважно: лицо припухшее, кожа землистого цвета, под глазами синяки, взгляд потухший.
   – Плохо спала? – спросил я, сворачивая с трассы на лесную дорогу.
   – Не отвлекайся, – не ответила на вопрос Настя.
   Где-то я читал… или слышал по телевизору, что дочери ученых – жуткие стервозы…
   – Ты не проскочил поворот? – спросила Настя и тяжело вздохнула. – Да выключи же ты эту печку! Дышать нечем!
   – Тебе плохо? – полюбопытствовал я, сворачивая на грунтовку.
   – Плохо! – капризно ответила Настя. – Меня укачало.
   Наконец дорога вообще закончилась. Машина едва ползла по каким-то жутким ухабам. С одной стороны торчали красные от ржавчины цистерны какого-то заброшенного завода, а с другой – мрачные пятиэтажки. Я всматривался в номера домов. Номеров не было. Людей, у которых можно было бы спросить, тоже не было. Я остановился и полез в карман пальто за блокнотом, в котором был записан адрес.
   – Поселок Промышленный, – бормотал я, читая адрес, – улица Рабочая, дом шесть, квартира тринадцать.
   – Я сейчас умру, – призналась Настя.
   – Никто не заставлял тебя ехать со мной, – ответил я, трогаясь с места и объезжая сгнивший автомобиль без колес, лежащий на въезде во двор.
   – Наверное, вот этот дом шестой! – недовольным тоном сказала она и ткнула пальцем в стекло.
   – С чего ты решила, что этот?
   – Сосчитала!
   Я кое-как заехал во двор. Посреди, словно старая воронка от авиабомбы, чернела огромная лужа. Вокруг нее росли деревья с обломанными ветками и больными стволами, покрытыми странными надписями. На единственной скамейке, стоящей у первого подъезда, сидели подростки и плевали себе под ноги.
   – Шестой дом? – спросил я у них, опустив стекло.
   – Ну, – ответил один из подростков, прыщавый, худой, с глупыми и жестокими глазами.
   – Так да или нет?
   – Ну… – повторил он, сплевывая, и покосился на машину.
   Второй подросток приподнял мертвенно-бледное лицо, посмотрел на меня совершенно безумным взглядом и вдруг громко заржал.
   Настя была удивительно терпелива и последовательна. Удивляюсь, как она не схватилась за руль, чтобы немедленно развернуться и уехать из этого поселка.
   – Посмотрим здесь, – сказал я и стал отыскивать место, где бы припарковать машину.
   – А чего смотреть? – ответила Настя и взялась за ручку, чтобы открыть дверь. – Тебе же сказали, что это шестой дом.
   – Разве? – усомнился я, но Настя уже вышла из машины и хлопнула дверью.
   Я, как марксист, был твердо убежден, что бытие определяет сознание, и в связи с этим меня начали терзать сомнения – а сумеет ли Чемоданов создать научный труд, возвышающий человека, видя из окон своей квартиры столь живописный двор?
   Насте было легче. Она была стратегом и видела перед собой лишь конечную цель: мою фамилию в своем паспорте. Каким способом я буду прокладывать тропинку к этой цели, ее интересовало постольку-поскольку. Пока я давал задний ход, стараясь как можно плотнее прижаться правым боком к стволу дерева, пока я прикидывал, как быстро немногословная молодежь снимет с моей машины колеса и выбьет стекла, Настя дошла до подъезда. Она встала под козырьком, чтобы холодные снежинки не падали ей на лицо, и стала смотреть на меня, хмуря брови.
   – Уже нашла? – спросил я, прыгая с кочки на кочку, как геолог в нефтеносном болоте. – Здесь тринадцатая?
   Подростки исподлобья глазели на нас. Тот, который ржал, начал крупно дрожать. На кончике его носа висела мутная капелька.
   – «Федор», «Горбачев», «лошадка», «марки», – бормотал он. – Оптом и в розницу…
   Я открыл скрипучую дверь, и мы, переступая через подозрительные зловонные лужи, поднялись на последний этаж. Мне было стыдно перед Настей, будто я привел ее к себе. Она хоть и скрывала свои чувства, но я представлял, что она думает. Одноклассник – почти что родственник. И коль он не брезгует такой жизнью, значит, так нас воспитали в школе. Значит, и я где-то глубоко внутри порочен.
   Настя остановилась перед дверью, неряшливо обшитой коричневым ледерином. Вверху на одном гвоздике болталась металлическая цифра 1. Тройку, наверное, кто-то украл, и число было дописано мелом.
   Я потянулся пальцем к кнопке звонка, а Настя постучала кулаком. Сорок процентов я давал на то, что Чемоданова нет дома, а пятьдесят – что он в дупель пьян. Но выпало на оставшиеся десять. Он открыл, причем не так, как открывают двери в Москве – ровно на столько, чтобы можно было прищемить незваному гостю нос. Открыл нараспашку, во всю ширь, выпустив на лестничную площадку тяжелый запах жилья.
   – Серёнька! Откуда? Каким ветром?
   «Вот человек, – подумал я, – которому мы с Настей будем обязаны своим счастьем».
   На пороге стоял круглолицый, коротко постриженный мужик с рыхлым желтоватым лицом. На нем были тельняшка и короткие шорты из обрезанных джинсов. Рот Чемоданова был чуть приоткрыт, между мясистых губ проглядывали редкие крепкие зубы. Глаза его были круглые и карие, как два каштана. На лице застыло выражение легкого недоумения, растерянности.
   Чемоданов молча развел руками, сдержанно улыбнулся, сдержанно обнял меня и трижды поцеловал во все щеки.
   – Очень вовремя! – сказал он хриплым, ломающимся голосом. – У меня есть такая ма-аленькая вобляшка. А ты пива, случайно, не принес? Хотя бы пару бутылочек?
   Мы с Настей зашли в тесную прихожую. Чемоданов с третьего раза сумел захлопнуть дверь и только после этого обратил внимание на Настю.
   – Очень приятно, – промурлыкал он, пожимая ее руку.
   Я смотрел по сторонам, пытаясь найти в темноте вешалку. Всевозможные куртки, бушлаты, телогрейки висели на кривых гвоздях, на ручках дверей, кучей лежали на скамейке. Обувь разнообразных моделей, истоптанная и грязная, в беспорядке валялась на полу. Мы с Настей сослепу наступали на ботинки, кроссовки, сапоги, спотыкаясь и выворачивая себе ноги. Мне было жаль девушку. Разбалованная профессорским комфортом, она, должно быть, с трудом воспринимала жилище Чемоданова.
   Я стоял с пальто в руках и не знал, куда его повесить. Настя, жалея свои колготки, не стала снимать сапоги. Чемоданов, вспоминая что-то, качал головой, вздыхал, приглаживал волосы. И вдруг неожиданно расхохотался – с присвистом, заразительно, сложившись почти пополам.
   – Ты помнишь нашего физрука?.. – отрывисто произнес он и снова зашипел, засвистел, низко опустив голову. – Как он учил девочек на брусья садиться?.. Ах-хи-хи-и-и…
   Настя взглянула на меня, словно хотела спросить: а этот физик нормален?
   Мы прошли в комнату. Чемоданов вытирал слезы.
   – Вы не удивляйтесь, девушка, – сказал он Насте. – У нас с Сергунчиком в молодости такое было! Такое было! Но я не могу понять, как ты меня нашел?
   Комната, куда Чемоданов нас привел, была маленькой, пыльной, до предела забитой хламом. Книжный шкаф прижимался к платяному, а тот, в свою очередь, упирался в диван, в изголовье которого стоял испорченный холодильник. Стулья и табуретки стояли там, где их можно было воткнуть, и были завалены мятой одеждой, тапочками, носками и книгами. В углу пристроилась печь-«буржуйка», от которой через отверстие в форточке выходила вытяжная труба. От печки тянуло удушливым теплом. Я протиснулся к окну, где, как мне думалось, воздух был чище, и нечаянно наступил на консервную банку, в которой лежала какая-то гадость.
   – Осторожнее! – мягко упрекнул меня Чемоданов. – Это каша моего кота. Кис-кис, Васюнька, иди доедай, пока твою кашу по полу не размазали!
   Но Вася на призыв хозяина не реагировал. Спрятавшись под стулом, он с урчанием разгрызал какую-то добычу, и до наших ушей доносился хруст да треск.