И только потом я стал различать звуки.
Все это происходило не со мной. Не я приехал в черный лес на чужой машине, не в меня пытались стрелять ни за что ни про что, и этого парня с вытянутым родимым пятном на подбородке не я вырубил ударом в шею.
Кто-то выстрелил за моей спиной. Пуля снесла верхушку черепа, и раненый смолк. Все тринадцать лежали на снегу…
– Вы с честью погибли за интересы… – пробормотал я.
Двое наших стали добивать раненых контрольными выстрелами. Это было жутко и страшно. Те, кто стрелял, радовались, что не их «контролируют». Восторг! Я хотел кричать, но знал, что не в силах никого остановить, что не успею схватить автомат, как схвачу пулю. Именно здесь это произойдет быстро и легко.
– Классно ты его свалил! – похвалил меня Веракса.
Он держал дымящийся пистолет. Ему нравилось добивать.
– Не трать пули, – сказал я, – я ему свернул шею. Он уже на пути к Всевышнему.
Кажется, Веракса не поверил, и я резким ударом выбил оружие у него из рук, поднял и небрежно вручил. После этого он поверил.
А Бастилин подошел к поверженному противнику, который лежал, раскинув руки в луже крови. Ему досталось больше всех: голова и грудь были изуродованы до неузнаваемости.
– Жадина-говядина… – задумчиво пробормотал Бастилин.
С нашей стороны тоже были потери: двое убитых и трое раненых, которых наскоро перевязали, используя автомобильные аптечки. Перед тем как уехать, подожгли иномарки, собрали оружие, погрузили в багажники наших мертвецов.
– Повезешь ребят на подселение, – сказал Бастилин.
Я попросил растолковать.
– Перед Кольцевой дорогой кладбище. Директор живет на улице Топольной, будем проезжать мимо, покажу. Он предупрежден. Дашь ему эту записочку…
Бастилин вырвал листок из блокнота и написал: «И. Г.! Как договаривались».
Он остановился, затормозили и остальные машины.
– Шеф, Репа помер, – сообщил Веракса.
– Значит, троих, – вздохнул Бастилин. – Нельзя бросать тела своих ребят. Они должны быть преданы земле.
Кто-то за моей спиной мрачно усмехнулся. Мертвецов загрузили в мою машину, третий продолжал путешествие в багажнике. В пригороде Бастилин приказал притормозить и показал дом. Потом пересел в другой автомобиль.
Дверь мне открыл неопрятный толстячок, спросил, от кого я пришел.
– Мне нужен И. Г., – сказал я.
– Заходи. И. Г. – это я.
Он взял записку и спросил:
– Сколько?
– О деньгах речь не шла, – замявшись, ответил я.
Толстяк вздохнул, бросил досадно:
– Я о жмуриках…
– Трое…
Он еще раз вздохнул, пробормотал:
– Я на всякий случай пять приготовил…
В мою машину садиться он отказался, сел в свой желтый «Рено», покатил впереди. Я – за ним. На кладбище И. Г. нашел сторожа, тот был изрядно пьян. Директор ворчливо предупредил его о неполном служебном соответствии, приказал захватить лопату.
– Я – сейчас, – заверил сизолицый и прямо на глазах преобразился, в глазах появился характерный блеск, в движениях – точность профессионала, лопату он нес как виолончель.
– Езжай прямо, потом налево до березы, – сказал директор.
И мой катафалк тронулся по скорбному маршруту. Стояла уже непроглядная темь, фары выхватывали подмерзшую дорогу, белое поле, металлические завитушки крестов. Пять ям чернели зевами. В три из них мы спустили на веревках тела убитых.
Директор вздохнул:
– Пусть земля вам будет прахом, мальчики… Дурьи вы головы! – И, повернувшись ко мне, грустно сообщил: – Завтра в эти могилы улягутся законные владельцы, так сказать, официальные… Харитон, присыпь тела несчастных.
Сизолицый прикрыл тела прессованными древоплитами, мы бросили по горсти земли, и могильщик стал сбрасывать грунт вниз.
– Смотри, чтоб плиты не были видны, – предупредил директор.
Я вернулся глубокой ночью и до утра не мог уснуть, потом открыл бутылку водки и выпил ее в три приема, запивая водой из-под крана…
В офис приехал к одиннадцати часам, проспав не более трех часов. Мне показалось, что я никому не нужен. Но – ошибся. Сразу попался на глаза Вячеславу Викторовичу, который стремительно бежал впереди охраны.
– А-а, привет! – сказал он жизнерадостно, потрепав по плечу как старого знакомого, однако руки не подал. – Как дела? Вникаем?
– Не во что вникать! – хмуро ответил я.
– Вот как? – изумился он. – Зайдешь ко мне через полчаса.
Бастилин сиял чистотой, выбритым лицом и белоснежной рубашкой. У него было отличное настроение. Я тут же получил две тысячи долларов.
– Подселил? – спросил он.
– Да…
– Жалко ребят. Реакция плохая. Профессиональное мастерство не на высоте. У них было два ковбоя: полторы секунды на выстрел. Они вот и подстрелили наших… Ладно, иди отдыхай…
Но я дождался Вячеслава Викторовича.
– Чем же вы недовольны, молодой человек? – спросил он, пропуская меня в кабинет и вышагивая следом.
– Бестолковостью операции, – ответил я, чувствуя свою нарождающуюся бандитскую правоту.
– Говори… – поощрил босс.
– А тут все ясно. Потеряли трех человек…
– Ближе к делу. Что предлагаешь конкретно? – резко перебил хозяин.
– Делается элементарная засада. Выбирается местность с оврагом, канавой. Противник приезжает на место стрелки, мальчики обследуют ближайшие окрестности, начинаются разборки. Тут скрытно выдвигается огневая группа. По сигналу старшего все падают на землю, доставая оружие, а группа расстреливает врага… Еще вариант. Минируется лесная дорога. Противник уезжает первым и подрывается на радиоуправляемых минах. Можно прицепить незаметно магнитные мины на машины. Надо вести разведку, влезать в радиоволну противника и отдавать от имени их шефа нужные нам команды…
Он выслушал меня, открыл сейф, вытащил оттуда конверт с пачкой долларов и протянул мне.
– Я уже получил.
Босс продолжал держать деньги. Пришлось взять, раз руководство настаивает. В конверте было еще три тысячи долларов. Вот только как придется отрабатывать?
Потом я сел в машину и долго сидел, размышляя: «Пропить деньги сразу. Принести их в милицию с покаянием… Позвонить Валерке и испросить совета». Но все эти варианты оказались несбыточными.
По дороге домой я купил две бутылки красного вина и, жестоко нарушая правила, выпил одну из них прямо в машине, на глазах изумленных москвичей. Они ведь не знали, что я только вернулся из «боя».
Голова у меня просветлела, и вдруг, как вспышка, пришло озарение. Я вспомнил лицо человека с заклеенным носом. Это был тот самый офицер милиции, который со смешиночками заковал меня в ручные кандалы… После этого открытия в моей голове снова произошло затемнение. Все перепуталось. Ноги стали головой и поскакали, весело тюкая темечком.
Возле родного подъезда на меня обрушилась еще одна неожиданность. Точнее, рухнула, сходя со ступенек, одна миловидная особа. Произошло это быстро, не очень изящно, она растянулась на земле и застонала от боли. Я тут же выскочил из машины, помог девушке подняться.
– Боже, что делать, я пропала! – пропищала она, оглядев испачканную дубленку.
– Вы здесь живете? – спросил я.
– Если бы здесь… – с надрывом ответила она. – Подруги не оказалось дома.
– Если не возражаете, можно подняться ко мне, – предложил я.
Она с сомнением оглядела меня, сделала губы бантиком и поставила условие:
– Только поклянитесь, что не дотронетесь до меня и пальцем!
– Клянусь! – легкомысленно сказал я.
Закрыв машину, я предложил незнакомке опереться на мое плечо, и она поскакала на одной ноге: «тык-тык-тык». Но впереди был лестничный пролет, и «тык-тык» уже не получался. Я смело подхватил ее на руки, она обвила рукой мою шею, и вот в таком прижатом состоянии мы добрались до лифта. Волосы незнакомки касались моей маловыбритой щеки, между ними пролетали крохотные искорки, которые мучительно жалили меня. Я терпеливо переносил эти маленькие уколы судьбы, а также перенес в лифт девушку.
Кажется, ее смутила неприбранная кровать: всю ночь я судорожно ворочался, и простыни завернулись жгутом. А впечатление было, будто здесь свершился подряд десяток таинств. Поэтому я скомкал белье в кулак и забросил за шкаф. Девушка усмехнулась.
– Сразу видно – холостяцкая квартирка, – сделала она мне комплимент.
– Сейчас я протру вашу дубленку, – сказал я, не рискуя осматривать пострадавшую ножку.
– Только осторожней, она боится влаги, – предупредила меня девушка.
– Я вас понял, все будет, как в лучшей химчистке города, – жизнерадостно заверил я.
Потом, как в дешевых романах, я сделал девушке предложение выпить вина.
– Вы бы хоть поинтересовались, что с моей ногой! – обиженно воскликнула она. – Вы так торопитесь: вы – алкоголик?
Я молча встал на колени, расстегнул «молнию» на сапоге. Непривычно было видеть в такой близи стройную коленку, еще более стройную и аппетитную ляжечку, которая укрывалась за тесемкой короткой юбчонки. «Как эти бабы только не мерзнут?» – подумалось мне.
– Где болит?
– У меня, кажется, перелом! – произнесла она жалобно и показала на основание лодыжки.
– Ерунда! Небольшой вывих. До свадьбы заживет, – заверил я, как можно равнодушней ощупав ножку.
– Мне не нужна свадьба. Мне нужна здоровая нога. Немедленно везите меня в больницу. Это перелом!
– Поехали! – сказал я печально. – Уж я-то насмотрелся в своей жизни переломов и знаю, как они выглядят.
– Правда? – с надеждой спросила девушка. – Вы не обманываете, может, вы хотите использовать мою беспомощность?
– Да, в корыстных целях. Например, сварить из вас целую ванну супа и месяц питаться им.
– Не смешно! – скривилась моя незнакомка. – Может, вы потрудитесь снять с меня второй сапог? Или вы считаете, что дама может находиться и в одном сапоге?
– Самое главное, чтоб человек был хорошим, – сказал я, стаскивая второй сапог.
Хорошее начало. Сама требует, чтоб ее раздели.
– Вы переполнены избитыми выражениями… Долго вы будете ходить за своим вином?
– Оно в машине.
– Постарайтесь быстрей. Мне страшно одной в этой квартире.
Я принес вино. Девушка стояла уже в сапогах и дубленке.
– Мне пора. Проводите меня до выхода.
– Вы зря торопитесь. Утихнет боль, и я отвезу вас домой.
– Нет, – непреклонно ответила она. – Если вы джентльмен, по-простому – мужик, то должны уступить даме. Пожалуйста, прошу вас, – произнесла она, почти плача.
Я молча довел ее до лифта.
– Заглянете к подруге?
– Нет!
Я вновь взял незнакомку на руки, и вновь ее черные волосы вошли в электрическое соприкосновение с моей глупой головой. Женщины не выносят меня более получаса. Они эксплуатируют меня, а потом говорят «гуд бай!». Отвезу ее на другой конец Москвы, в какое-нибудь Чертаново-на-Куличках, вернусь и залягу спать, как медведь в берлоге.
К счастью, она жила неподалеку, на Новикова-Прибоя. А дальше, за мостом, зеленым частоколом возвышалась сосновая роща, я понял, что там было окультуренное место, наверное, парк, и были еще гладкие белоснежные поля с темными проталинами. Река здесь виляла хвостом, отдыхала в плавном своем течении, чтобы потом вновь стремглав понести свои воды, на которых, урча, загребают винтами бездельники-корабли.
Моя уличная королева приказала остановиться на улице морского волка, которому судьба предписала вместо штормовых невзгод тихое течение столичной реки по имени Москва. Возможно, в последние минуты нелепой старости пожилой писатель-маринист и порадовался бы такой славе. Я же посчитал это кощунством.
Как верный друг всех женщин мира, я донес мою уличную леди до самой двери, на моих же руках она откупорила свою квартиру, я внес живое тело, имея смешное намерение слегка уронить. Знаете, когда по всем статьям облом, хочется самоутвердиться в какой-нибудь веселой пакости. Например, при полной тишине объявить полулюбимой девушке, что ты – полуизлеченный наркоман. И что через полчаса возникнет небезызвестная ломка. И начнется самое интересное.
Я возбудился от переполнивших меня гадостей. Я знал, девчонка давно насмехается надо мной. Как только за мной захлопнется ее жалкая дверь, она будет хохотать как припадочная, потом по телефону вызовет своего дрюльчатого шакала, и они, слегка вспотев, будут еще раз подхохатывать над Вовиком из погранспецназа.
Все это происходило не со мной. Не я приехал в черный лес на чужой машине, не в меня пытались стрелять ни за что ни про что, и этого парня с вытянутым родимым пятном на подбородке не я вырубил ударом в шею.
Кто-то выстрелил за моей спиной. Пуля снесла верхушку черепа, и раненый смолк. Все тринадцать лежали на снегу…
– Вы с честью погибли за интересы… – пробормотал я.
Двое наших стали добивать раненых контрольными выстрелами. Это было жутко и страшно. Те, кто стрелял, радовались, что не их «контролируют». Восторг! Я хотел кричать, но знал, что не в силах никого остановить, что не успею схватить автомат, как схвачу пулю. Именно здесь это произойдет быстро и легко.
– Классно ты его свалил! – похвалил меня Веракса.
Он держал дымящийся пистолет. Ему нравилось добивать.
– Не трать пули, – сказал я, – я ему свернул шею. Он уже на пути к Всевышнему.
Кажется, Веракса не поверил, и я резким ударом выбил оружие у него из рук, поднял и небрежно вручил. После этого он поверил.
А Бастилин подошел к поверженному противнику, который лежал, раскинув руки в луже крови. Ему досталось больше всех: голова и грудь были изуродованы до неузнаваемости.
– Жадина-говядина… – задумчиво пробормотал Бастилин.
С нашей стороны тоже были потери: двое убитых и трое раненых, которых наскоро перевязали, используя автомобильные аптечки. Перед тем как уехать, подожгли иномарки, собрали оружие, погрузили в багажники наших мертвецов.
– Повезешь ребят на подселение, – сказал Бастилин.
Я попросил растолковать.
– Перед Кольцевой дорогой кладбище. Директор живет на улице Топольной, будем проезжать мимо, покажу. Он предупрежден. Дашь ему эту записочку…
Бастилин вырвал листок из блокнота и написал: «И. Г.! Как договаривались».
Он остановился, затормозили и остальные машины.
– Шеф, Репа помер, – сообщил Веракса.
– Значит, троих, – вздохнул Бастилин. – Нельзя бросать тела своих ребят. Они должны быть преданы земле.
Кто-то за моей спиной мрачно усмехнулся. Мертвецов загрузили в мою машину, третий продолжал путешествие в багажнике. В пригороде Бастилин приказал притормозить и показал дом. Потом пересел в другой автомобиль.
Дверь мне открыл неопрятный толстячок, спросил, от кого я пришел.
– Мне нужен И. Г., – сказал я.
– Заходи. И. Г. – это я.
Он взял записку и спросил:
– Сколько?
– О деньгах речь не шла, – замявшись, ответил я.
Толстяк вздохнул, бросил досадно:
– Я о жмуриках…
– Трое…
Он еще раз вздохнул, пробормотал:
– Я на всякий случай пять приготовил…
В мою машину садиться он отказался, сел в свой желтый «Рено», покатил впереди. Я – за ним. На кладбище И. Г. нашел сторожа, тот был изрядно пьян. Директор ворчливо предупредил его о неполном служебном соответствии, приказал захватить лопату.
– Я – сейчас, – заверил сизолицый и прямо на глазах преобразился, в глазах появился характерный блеск, в движениях – точность профессионала, лопату он нес как виолончель.
– Езжай прямо, потом налево до березы, – сказал директор.
И мой катафалк тронулся по скорбному маршруту. Стояла уже непроглядная темь, фары выхватывали подмерзшую дорогу, белое поле, металлические завитушки крестов. Пять ям чернели зевами. В три из них мы спустили на веревках тела убитых.
Директор вздохнул:
– Пусть земля вам будет прахом, мальчики… Дурьи вы головы! – И, повернувшись ко мне, грустно сообщил: – Завтра в эти могилы улягутся законные владельцы, так сказать, официальные… Харитон, присыпь тела несчастных.
Сизолицый прикрыл тела прессованными древоплитами, мы бросили по горсти земли, и могильщик стал сбрасывать грунт вниз.
– Смотри, чтоб плиты не были видны, – предупредил директор.
Я вернулся глубокой ночью и до утра не мог уснуть, потом открыл бутылку водки и выпил ее в три приема, запивая водой из-под крана…
В офис приехал к одиннадцати часам, проспав не более трех часов. Мне показалось, что я никому не нужен. Но – ошибся. Сразу попался на глаза Вячеславу Викторовичу, который стремительно бежал впереди охраны.
– А-а, привет! – сказал он жизнерадостно, потрепав по плечу как старого знакомого, однако руки не подал. – Как дела? Вникаем?
– Не во что вникать! – хмуро ответил я.
– Вот как? – изумился он. – Зайдешь ко мне через полчаса.
Бастилин сиял чистотой, выбритым лицом и белоснежной рубашкой. У него было отличное настроение. Я тут же получил две тысячи долларов.
– Подселил? – спросил он.
– Да…
– Жалко ребят. Реакция плохая. Профессиональное мастерство не на высоте. У них было два ковбоя: полторы секунды на выстрел. Они вот и подстрелили наших… Ладно, иди отдыхай…
Но я дождался Вячеслава Викторовича.
– Чем же вы недовольны, молодой человек? – спросил он, пропуская меня в кабинет и вышагивая следом.
– Бестолковостью операции, – ответил я, чувствуя свою нарождающуюся бандитскую правоту.
– Говори… – поощрил босс.
– А тут все ясно. Потеряли трех человек…
– Ближе к делу. Что предлагаешь конкретно? – резко перебил хозяин.
– Делается элементарная засада. Выбирается местность с оврагом, канавой. Противник приезжает на место стрелки, мальчики обследуют ближайшие окрестности, начинаются разборки. Тут скрытно выдвигается огневая группа. По сигналу старшего все падают на землю, доставая оружие, а группа расстреливает врага… Еще вариант. Минируется лесная дорога. Противник уезжает первым и подрывается на радиоуправляемых минах. Можно прицепить незаметно магнитные мины на машины. Надо вести разведку, влезать в радиоволну противника и отдавать от имени их шефа нужные нам команды…
Он выслушал меня, открыл сейф, вытащил оттуда конверт с пачкой долларов и протянул мне.
– Я уже получил.
Босс продолжал держать деньги. Пришлось взять, раз руководство настаивает. В конверте было еще три тысячи долларов. Вот только как придется отрабатывать?
Потом я сел в машину и долго сидел, размышляя: «Пропить деньги сразу. Принести их в милицию с покаянием… Позвонить Валерке и испросить совета». Но все эти варианты оказались несбыточными.
По дороге домой я купил две бутылки красного вина и, жестоко нарушая правила, выпил одну из них прямо в машине, на глазах изумленных москвичей. Они ведь не знали, что я только вернулся из «боя».
Голова у меня просветлела, и вдруг, как вспышка, пришло озарение. Я вспомнил лицо человека с заклеенным носом. Это был тот самый офицер милиции, который со смешиночками заковал меня в ручные кандалы… После этого открытия в моей голове снова произошло затемнение. Все перепуталось. Ноги стали головой и поскакали, весело тюкая темечком.
Возле родного подъезда на меня обрушилась еще одна неожиданность. Точнее, рухнула, сходя со ступенек, одна миловидная особа. Произошло это быстро, не очень изящно, она растянулась на земле и застонала от боли. Я тут же выскочил из машины, помог девушке подняться.
– Боже, что делать, я пропала! – пропищала она, оглядев испачканную дубленку.
– Вы здесь живете? – спросил я.
– Если бы здесь… – с надрывом ответила она. – Подруги не оказалось дома.
– Если не возражаете, можно подняться ко мне, – предложил я.
Она с сомнением оглядела меня, сделала губы бантиком и поставила условие:
– Только поклянитесь, что не дотронетесь до меня и пальцем!
– Клянусь! – легкомысленно сказал я.
Закрыв машину, я предложил незнакомке опереться на мое плечо, и она поскакала на одной ноге: «тык-тык-тык». Но впереди был лестничный пролет, и «тык-тык» уже не получался. Я смело подхватил ее на руки, она обвила рукой мою шею, и вот в таком прижатом состоянии мы добрались до лифта. Волосы незнакомки касались моей маловыбритой щеки, между ними пролетали крохотные искорки, которые мучительно жалили меня. Я терпеливо переносил эти маленькие уколы судьбы, а также перенес в лифт девушку.
Кажется, ее смутила неприбранная кровать: всю ночь я судорожно ворочался, и простыни завернулись жгутом. А впечатление было, будто здесь свершился подряд десяток таинств. Поэтому я скомкал белье в кулак и забросил за шкаф. Девушка усмехнулась.
– Сразу видно – холостяцкая квартирка, – сделала она мне комплимент.
– Сейчас я протру вашу дубленку, – сказал я, не рискуя осматривать пострадавшую ножку.
– Только осторожней, она боится влаги, – предупредила меня девушка.
– Я вас понял, все будет, как в лучшей химчистке города, – жизнерадостно заверил я.
Потом, как в дешевых романах, я сделал девушке предложение выпить вина.
– Вы бы хоть поинтересовались, что с моей ногой! – обиженно воскликнула она. – Вы так торопитесь: вы – алкоголик?
Я молча встал на колени, расстегнул «молнию» на сапоге. Непривычно было видеть в такой близи стройную коленку, еще более стройную и аппетитную ляжечку, которая укрывалась за тесемкой короткой юбчонки. «Как эти бабы только не мерзнут?» – подумалось мне.
– Где болит?
– У меня, кажется, перелом! – произнесла она жалобно и показала на основание лодыжки.
– Ерунда! Небольшой вывих. До свадьбы заживет, – заверил я, как можно равнодушней ощупав ножку.
– Мне не нужна свадьба. Мне нужна здоровая нога. Немедленно везите меня в больницу. Это перелом!
– Поехали! – сказал я печально. – Уж я-то насмотрелся в своей жизни переломов и знаю, как они выглядят.
– Правда? – с надеждой спросила девушка. – Вы не обманываете, может, вы хотите использовать мою беспомощность?
– Да, в корыстных целях. Например, сварить из вас целую ванну супа и месяц питаться им.
– Не смешно! – скривилась моя незнакомка. – Может, вы потрудитесь снять с меня второй сапог? Или вы считаете, что дама может находиться и в одном сапоге?
– Самое главное, чтоб человек был хорошим, – сказал я, стаскивая второй сапог.
Хорошее начало. Сама требует, чтоб ее раздели.
– Вы переполнены избитыми выражениями… Долго вы будете ходить за своим вином?
– Оно в машине.
– Постарайтесь быстрей. Мне страшно одной в этой квартире.
Я принес вино. Девушка стояла уже в сапогах и дубленке.
– Мне пора. Проводите меня до выхода.
– Вы зря торопитесь. Утихнет боль, и я отвезу вас домой.
– Нет, – непреклонно ответила она. – Если вы джентльмен, по-простому – мужик, то должны уступить даме. Пожалуйста, прошу вас, – произнесла она, почти плача.
Я молча довел ее до лифта.
– Заглянете к подруге?
– Нет!
Я вновь взял незнакомку на руки, и вновь ее черные волосы вошли в электрическое соприкосновение с моей глупой головой. Женщины не выносят меня более получаса. Они эксплуатируют меня, а потом говорят «гуд бай!». Отвезу ее на другой конец Москвы, в какое-нибудь Чертаново-на-Куличках, вернусь и залягу спать, как медведь в берлоге.
К счастью, она жила неподалеку, на Новикова-Прибоя. А дальше, за мостом, зеленым частоколом возвышалась сосновая роща, я понял, что там было окультуренное место, наверное, парк, и были еще гладкие белоснежные поля с темными проталинами. Река здесь виляла хвостом, отдыхала в плавном своем течении, чтобы потом вновь стремглав понести свои воды, на которых, урча, загребают винтами бездельники-корабли.
Моя уличная королева приказала остановиться на улице морского волка, которому судьба предписала вместо штормовых невзгод тихое течение столичной реки по имени Москва. Возможно, в последние минуты нелепой старости пожилой писатель-маринист и порадовался бы такой славе. Я же посчитал это кощунством.
Как верный друг всех женщин мира, я донес мою уличную леди до самой двери, на моих же руках она откупорила свою квартиру, я внес живое тело, имея смешное намерение слегка уронить. Знаете, когда по всем статьям облом, хочется самоутвердиться в какой-нибудь веселой пакости. Например, при полной тишине объявить полулюбимой девушке, что ты – полуизлеченный наркоман. И что через полчаса возникнет небезызвестная ломка. И начнется самое интересное.
Я возбудился от переполнивших меня гадостей. Я знал, девчонка давно насмехается надо мной. Как только за мной захлопнется ее жалкая дверь, она будет хохотать как припадочная, потом по телефону вызовет своего дрюльчатого шакала, и они, слегка вспотев, будут еще раз подхохатывать над Вовиком из погранспецназа.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента