Страница:
Герцог не успел договорить последние слова, как в дверь постучали.
— Войдите! — крикнул Крильон.
Дверь отворилась, и на пороге показался Генрих Наваррский.
— Ах, ваше величество! — сказал обрадованный Крильон. — Вот уж справедлива наша пословица, которая говорит, что достаточно говорить о волке, чтобы увидеть его хвост!
— Иначе говоря, вы говорили обо мне?
— О вас, государь!
— Ну ладно, сейчас вы расскажете мне, что именно вы обо мне говорили! Господа! — обратился Генрих к Лагиру, Ожье и Фангасу. — Я хочу говорить с герцогом с глазу на глаз!
Когда все лишние вышли, наваррский король уселся у изголовья Крильона и долгое время шептал ему что-то па ухо.
— Таким образом, — закончил он, — вы сами понимаете, герцог, что, имея в своих руках королеву-мать, я сразу становлюсь господином положения, а когда…
— Ваше величество! — ответил Крильон. — Входя сюда, вы любопытствовали узнать, что именно мы говорили о вас. Настало время передать вам теперь сущность нашего разговора, что явится лучшим ответом с моей стороны. Я говорил своим молодым друзьям, что мне было бы гораздо выгоднее служить вам, чем королю Карлу, но, как слуга монархии, я не могу пойти против того, в ком она в данный момент олицетворяется. Я чувствую, даже уверен, что когда-нибудь вы, ваше величество, станете французским королем и будете великим государем. Тогда Крильон будет служить вам, государь! Но в данный момент французская монархия воплощается в личности короля Карла, и раз вы, ваше величество, предлагаете мне служить вам против моего государя, я могу ответить только отказом! Крильон — солдат французской монархии!
Генрих вздохнул, а затем, сердечно пожимая руку честного герцога, произнес:
— Что же делать!.. Но по существу вы правы, дорогой Крильон, и — честное слово! — в свое время я вспомню об этих золотых словах!
IX
Х
XI
— Войдите! — крикнул Крильон.
Дверь отворилась, и на пороге показался Генрих Наваррский.
— Ах, ваше величество! — сказал обрадованный Крильон. — Вот уж справедлива наша пословица, которая говорит, что достаточно говорить о волке, чтобы увидеть его хвост!
— Иначе говоря, вы говорили обо мне?
— О вас, государь!
— Ну ладно, сейчас вы расскажете мне, что именно вы обо мне говорили! Господа! — обратился Генрих к Лагиру, Ожье и Фангасу. — Я хочу говорить с герцогом с глазу на глаз!
Когда все лишние вышли, наваррский король уселся у изголовья Крильона и долгое время шептал ему что-то па ухо.
— Таким образом, — закончил он, — вы сами понимаете, герцог, что, имея в своих руках королеву-мать, я сразу становлюсь господином положения, а когда…
— Ваше величество! — ответил Крильон. — Входя сюда, вы любопытствовали узнать, что именно мы говорили о вас. Настало время передать вам теперь сущность нашего разговора, что явится лучшим ответом с моей стороны. Я говорил своим молодым друзьям, что мне было бы гораздо выгоднее служить вам, чем королю Карлу, но, как слуга монархии, я не могу пойти против того, в ком она в данный момент олицетворяется. Я чувствую, даже уверен, что когда-нибудь вы, ваше величество, станете французским королем и будете великим государем. Тогда Крильон будет служить вам, государь! Но в данный момент французская монархия воплощается в личности короля Карла, и раз вы, ваше величество, предлагаете мне служить вам против моего государя, я могу ответить только отказом! Крильон — солдат французской монархии!
Генрих вздохнул, а затем, сердечно пожимая руку честного герцога, произнес:
— Что же делать!.. Но по существу вы правы, дорогой Крильон, и — честное слово! — в свое время я вспомню об этих золотых словах!
IX
Мы расстались с несчастным Гектором де Галяр в тот момент, когда ему пришлось пропустить к Сарре своего счастливого царственного соперника. В безудержном отчаянии он тут же опустился на колени и, закрыв лицо руками, принялся громко плакать. Вдруг чья-то рука опустилась на его плечо, и знакомый голос ласково сказал:
— Бедный друг!
Это был Ноэ, выехавший вместе с Генрихом, но значительно отставший от него в пути, так как наваррский король, сгорая от нетерпения поскорее увидеть Сарру, гнал свою лошадь во всю прыть.
Услыхав знакомый голос, Гектор вскочил, обнял Ноэ и сквозь рыдания рассказал ему обо всем, что здесь произошло.
— Значит, ты очень любишь Сарру? — спросил Амори.
— О, я так люблю ее, что не могу без нее жить! — ответил Гектор. — Мне остается только умереть.
— Полно, друг! — внушительно заметил Ноэ. — Разве твоя жизнь принадлежит тебе, разве ты в праве располагать ею по собственному усмотрению? Ведь она принадлежит нашему государю! Помни, ведь мы выступили на защиту великого национального дела. Что такое любовь, страсть, личные огорчения? Ведь все это изменяется, проходит, забывается. Долг высоко царит над всем личным! Так отдайся же своему долгу и забудь о преходящем отчаянье, забудь об этой женщине!
— Никогда! — пылко ответил де Галяр.
— Полно, друг мой! — сказал тогда Ноэ. — Жизнь велика! Ну да мы с тобою еще поговорим об этом, а пока возьми мою лошадь и ступай в гостиницу. Через час я тоже буду там.
Гектор сел на лошадь Ноэ и потянул поводья. Лошадь мелкой рысью направилась по улице, но Гектор был так погружен в свою мрачную задумчивость, что совершенно не следил ни за ходом лошади, ни за направлением, которому она следовала. Лошадь устала от недавней скачки и сейчас же воспользовалась задумчивостью всадника, чтобы сменить рысцу медленным шагом.
Ехали довольно долго, и Гектор совершенно не обращал внимания на то, что следует вовсе не тем путем, который ведет к гостинице «Руанская лошадь». Так доехал он до церкви Святого Евстахия, где Гектора немного вывело из оцепенения ржанье его лошади, на которое сейчас же ответила другая лошадь в нескольких шагах впереди.
Гектор взглянул вперед и увидел, что перед ним едет какой-то всадник. Вот всадник въехал в светлый круг фонаря. Снова лошадь Ноэ заржала, и снова ей ответила другая лошадь. Гектор вздрогнул, прислушался — ржанье лошади показалось ему знакомым. В тот же момент ему бросилось в глаза характерное белое пятно на ноге черной как ночь лошади.
— Холла, Вельзевул! — крикнул он, и, услыхав этот окрик, черная лошадь резко остановилась.
Читатель помнит Вельзевула, «лучшую» лошадь де Галяра, на которой Гектор посылал своего слугу за мифическим вином. На Вельзевуле же Галяр прибыл в Париж. До вчерашнего дня он не расставался с любимой лошадью, с которой его связывали узы самой нежной, почти человеческой дружбы. Ему пришлось оставить Вельзевула на конюшне Летурно, когда он и Ноэ отправлялись вслед за злодеем-кабатчиком, собиравшимся ограбить свою соседку, оказавшуюся Саррой Лорьо. Там Вельзевул и должен был оставаться до сей поры, так как Гектор и Ноэ совсем забыли об оставленной лошади. Почему же она теперь оказалась в Париже, и почему на ней едет кто-то чужой?
Это казалось так невероятно Галяру, что сначала он думал, уж не введен ли он в заблуждение разительным сходством. Но в ответ на его оклик лошадь остановилась и, как ни впивался незнакомец шпорами в ее бока, упорно не двигалась с места. Тогда Гектор поспешил подъехать к незнакомцу — как ни был он огорчен и подавлен своей несчастной любовью, он не мог отнестись безучастно к тому, что любимая лошадь находится в чужих руках.
— Черт возьми, сударь, — крикнул он, поравнявшись с незнакомцем. — Я хотел бы знать, откуда у вас моя лошадь: сами ли вы ее украли или только купили у конокрада?
Всадник, к которому обратился Гектор с этой вызывающей речью, был одет в широкий плащ, совершенно скрывавший его фигуру. Широкополая шляпа была так глубоко надвинута на лоб, что лица незнакомца нельзя было рассмотреть.
— Эта лошадь принадлежит мне, и я не обязан вам никаким отчетом! — ответил незнакомец, снова пришпоривая Вельзевула.
Но на этот раз конь оказал возмущенное сопротивление такому способу обращения. Он сделал прыжок, взвился на дыбы, затем со всего размаха остановился и нагнул голову, так что незнакомец, не ожидавший подобной выходки, вылетел из седла, и, как говорится, «закопал редьку» шагах в десяти. По счастью для себя, он попал головой в большую кучу мусора, так что этот невольный прыжок нисколько не повредил ему. Он сейчас же вскочил на ноги, но Вельзевул уже отскочил в сторону и с радостным ржаньем подбежал к своему хозяину, который не мог не расхохотаться во все горло над неприятным приключением незнакомца.
Последний обнажил шпагу и в бешенстве подскочил к Гектору, державшему Вельзевула за повод.
— Отдайте мне лошадь, — сказал он, — она моя!
— Вы ошибаетесь, — возразил Гектор, — вы же сами видели, что мне было совершенно достаточно позвать ее, чтобы она вернулась ко мне, предварительно сбросив чужого!
— Она моя, я купил ее! — повторил незнакомец.
— Охотно верю этому, сударь, — ответил Гектор, — на конокрада вы непохожи. Но вы купили лошадь, которую кто-то украл у меня. Я нашел ее и беру обратно. Это — мое право!
— Допустим! — нетерпеливо согласился незнакомец. — Но я могу заплатить вам вторично за нее!
— Моя лошадь не продажная, сударь!
— Да вы даже не знаете цены, которую я готов предложить вам за нее!
— Это безразлично! Повторяю вам, что моя лошадь не продажная.
— Предлагаю вам за нее сто пистолей!
— Благодарю, но не соглашаюсь.
— Ваша лошадь необходима мне во что бы то ни стало. Назначьте сами цену, и я не торгуясь заплачу вам ее.
— Я — дворянин, а не конский барышник! — и, сказав это, Гектор, раздраженный неуловимой надменностью, звучавшей в тоне незнакомца, хотел отъехать, не выпуская из рук повода от узды Вельзевула.
Однако, как видно, незнакомец теперь потерял терпение.
— Ну, если так, — крикнул он, — нам придется решить вопрос поединком!
— Ну что же, черт возьми, — ответил Гектор, — это мне очень на руку. Я сегодня в отвратительном расположении духа и не прочь поразвлечься.
Он соскочил с седла, замотал повод Вельзевула вокруг шеи лошади Ноэ и обнажил шпагу. Незнакомец тем временем скинул плащ и тоже обнажил оружие, после чего сказал Гектору:
— Я ненавижу дуэль в потемках. Не соблаговолите ли вы пожаловать вот к тому фонарю?
— Охотно!
При свете фонаря они могли подробно осмотреть друг друга. Незнакомец оказался высоким и красивым молодым человеком с воинственным лицом, темными волосами и остроконечно подстриженной бородкой. От лба к левой щеке тянулся большой шрам, который, впрочем, отнюдь не обезображивал лица незнакомца. Что касалось его костюма, то дорогое золотое шитье, причудливыми арабесками пестрившее бархатный камзол, свидетельствовало, что незнакомец отнюдь не хвастался, говоря, будто способен заплатить любую цену, которую пришло бы в голову запросить Гектору за лошадь.
— Ну-с, приступим! — сказал Гектор. — Я еще раз возобновляю вам свое предложение!
— А я еще раз отказываюсь!
Шпаги со звоном скрестились. С первой же минуты Гектор убедился, что его противник — отличный мастер шпаги и что в его фехтовании сказывается та же твердая, основательная метода, которую де Галяр только что встретил у наваррского короля.
Но и Гектор тоже был неплохим фехтовальщиком. Он отличался вообще большим хладнокровием, а тут еще, с тех пор как его постигла безнадежная любовь, равнодушие к жизни или смерти удваивало смелость его атак. К тому же он обладал отличным качеством: он не забывал уроков, почерпнутых из поединков с другими лицами, и применял их на деле при первом удобном случае. Такой случай представился здесь, когда ему пришлось вспомнить о приеме, преподанном только что Генрихом Наваррским.
Случилось это вот как. — Сударь, — сказал незнакомец, отражая смелые атаки Гектора, — если бы вы знали, как сильно я нуждаюсь в вашей лошади, вы не отказали бы мне, потому что… — но он закончил фразу криком бешенства, так как шпага Гектора нанесла ему рану в грудь.
— Так вот как? Ну так я не буду более щадить тебя, забияка! — и он нанес Гектору страшный удар.
Гектор парировал удар, но это не помешало незнакомцу все же ткнуть его в руку. Тогда де Галяр вспомнил о приеме Генриха Наваррского, и вскоре шпага незнакомца вылетела из его рук, тогда как шпага Гектора прижалась к его груди.
Незнакомец считал себя уже мертвым. — Вот удар, который мне только что показали! — сказал Гектор. — Теперь вы в моей власти, и я мог бы убить вас, если бы хотел!
— Ну так убейте меня! — спокойно ответил незнакомец.
— Нет, я не сделаю этого, — сказал Гектор. — Я только подумал, что, быть может, вам потому так нужна моя лошадь, что вы торопитесь на свиданье. А я… я сам люблю и понимаю, каково это…
— Да, я отправляюсь на свиданье, и меня ждет женщина, — подтвердил незнакомец.
Гектор отнял свою шпагу от его груди и сказал: — В таком случае возьмите мою лошадь. Я не продаю, а даю ее вам взаймы. Можете прислать мне ее завтра в гостиницу «Руанская лошадь» на улице Святого Якова.
— Я только в том случае приму ваше предложение, если вы согласитесь пожать мне руку! — ответил незнакомец, тронутый благородством юноши.
— О, с большим удовольствием! — воскликнул Гектор и пожал руку незнакомцу, а затем, отпустив повод Вельзевула и передав его незнакомцу, грустно сказал: — Вот лошадь; скачите на ней, и да пошлет вам Господь счастья!
Грустный тон Гектора обратил на себя внимание незнакомца.
— Мой юный друг, — сказал он, — вы, кажется, очень несчастливы… Вы страдаете от несчастной любви?
— Увы, да!
— И ваше горе неисцелимо?
— Нет, неисцелимо.
Эти слова вырвались у Гектора стоном, в то время как он садился в седло, чтобы быстрым галопом погнать лошадь. В гостинице «Руанская лошадь» Гектор не застал никого из товарищей. Он ушел к себе в номер и там опять погрузился в свои мрачные думы. Однако прошло немного времени, в дверь постучали, и в комнату вошел Ноэ.
— Ты весь в крови! — воскликнул он, увидав окровавленного друга.
— Это пустяки, — ответил Гектор. — Ты дрался с кем-нибудь?
— Да, с незнакомцем, которому продали моего Вельзевула.
— Да что ты рассказываешь?
Тогда Гектор передал удивленному Ноэ все детали своего необычного приключения. Ноэ внимательно слушал рассказ и потом попросил товарища описать как можно подробнее наружность незнакомца.
— Он молод, высок ростом, очень красив, хотя через все лицо у него и идет большой шрам.
— Шрам? — переспросил Ноэ.
— Да.
— У него темная борода, подстриженная острием?
— Вот именно.
— А ты не заметил, что он немного картавит?
— Заметил! — удивленно ответил Гектор. — Разве ты знаешь его?
— И ты мог убить его?
— Господи, да как цыпленка! Ведь говорю тебе, что я держал шпагу у его груди!
Ноэ разразился фундаментальным проклятием, после чего крикнул:
— Ах ты тройной глупец! Как же ты не почувствовал, что этот субъект — наш злейший враг?
— Наш… враг?
— Да, конечно! В твоих руках была жизнь человека, который поклялся убить нашего короля, а ты выпускаешь его! Да знаешь ли ты, кто это? Это герцог Генрих Гиз, по прозванью Балафрэ!..
— Бедный друг!
Это был Ноэ, выехавший вместе с Генрихом, но значительно отставший от него в пути, так как наваррский король, сгорая от нетерпения поскорее увидеть Сарру, гнал свою лошадь во всю прыть.
Услыхав знакомый голос, Гектор вскочил, обнял Ноэ и сквозь рыдания рассказал ему обо всем, что здесь произошло.
— Значит, ты очень любишь Сарру? — спросил Амори.
— О, я так люблю ее, что не могу без нее жить! — ответил Гектор. — Мне остается только умереть.
— Полно, друг! — внушительно заметил Ноэ. — Разве твоя жизнь принадлежит тебе, разве ты в праве располагать ею по собственному усмотрению? Ведь она принадлежит нашему государю! Помни, ведь мы выступили на защиту великого национального дела. Что такое любовь, страсть, личные огорчения? Ведь все это изменяется, проходит, забывается. Долг высоко царит над всем личным! Так отдайся же своему долгу и забудь о преходящем отчаянье, забудь об этой женщине!
— Никогда! — пылко ответил де Галяр.
— Полно, друг мой! — сказал тогда Ноэ. — Жизнь велика! Ну да мы с тобою еще поговорим об этом, а пока возьми мою лошадь и ступай в гостиницу. Через час я тоже буду там.
Гектор сел на лошадь Ноэ и потянул поводья. Лошадь мелкой рысью направилась по улице, но Гектор был так погружен в свою мрачную задумчивость, что совершенно не следил ни за ходом лошади, ни за направлением, которому она следовала. Лошадь устала от недавней скачки и сейчас же воспользовалась задумчивостью всадника, чтобы сменить рысцу медленным шагом.
Ехали довольно долго, и Гектор совершенно не обращал внимания на то, что следует вовсе не тем путем, который ведет к гостинице «Руанская лошадь». Так доехал он до церкви Святого Евстахия, где Гектора немного вывело из оцепенения ржанье его лошади, на которое сейчас же ответила другая лошадь в нескольких шагах впереди.
Гектор взглянул вперед и увидел, что перед ним едет какой-то всадник. Вот всадник въехал в светлый круг фонаря. Снова лошадь Ноэ заржала, и снова ей ответила другая лошадь. Гектор вздрогнул, прислушался — ржанье лошади показалось ему знакомым. В тот же момент ему бросилось в глаза характерное белое пятно на ноге черной как ночь лошади.
— Холла, Вельзевул! — крикнул он, и, услыхав этот окрик, черная лошадь резко остановилась.
Читатель помнит Вельзевула, «лучшую» лошадь де Галяра, на которой Гектор посылал своего слугу за мифическим вином. На Вельзевуле же Галяр прибыл в Париж. До вчерашнего дня он не расставался с любимой лошадью, с которой его связывали узы самой нежной, почти человеческой дружбы. Ему пришлось оставить Вельзевула на конюшне Летурно, когда он и Ноэ отправлялись вслед за злодеем-кабатчиком, собиравшимся ограбить свою соседку, оказавшуюся Саррой Лорьо. Там Вельзевул и должен был оставаться до сей поры, так как Гектор и Ноэ совсем забыли об оставленной лошади. Почему же она теперь оказалась в Париже, и почему на ней едет кто-то чужой?
Это казалось так невероятно Галяру, что сначала он думал, уж не введен ли он в заблуждение разительным сходством. Но в ответ на его оклик лошадь остановилась и, как ни впивался незнакомец шпорами в ее бока, упорно не двигалась с места. Тогда Гектор поспешил подъехать к незнакомцу — как ни был он огорчен и подавлен своей несчастной любовью, он не мог отнестись безучастно к тому, что любимая лошадь находится в чужих руках.
— Черт возьми, сударь, — крикнул он, поравнявшись с незнакомцем. — Я хотел бы знать, откуда у вас моя лошадь: сами ли вы ее украли или только купили у конокрада?
Всадник, к которому обратился Гектор с этой вызывающей речью, был одет в широкий плащ, совершенно скрывавший его фигуру. Широкополая шляпа была так глубоко надвинута на лоб, что лица незнакомца нельзя было рассмотреть.
— Эта лошадь принадлежит мне, и я не обязан вам никаким отчетом! — ответил незнакомец, снова пришпоривая Вельзевула.
Но на этот раз конь оказал возмущенное сопротивление такому способу обращения. Он сделал прыжок, взвился на дыбы, затем со всего размаха остановился и нагнул голову, так что незнакомец, не ожидавший подобной выходки, вылетел из седла, и, как говорится, «закопал редьку» шагах в десяти. По счастью для себя, он попал головой в большую кучу мусора, так что этот невольный прыжок нисколько не повредил ему. Он сейчас же вскочил на ноги, но Вельзевул уже отскочил в сторону и с радостным ржаньем подбежал к своему хозяину, который не мог не расхохотаться во все горло над неприятным приключением незнакомца.
Последний обнажил шпагу и в бешенстве подскочил к Гектору, державшему Вельзевула за повод.
— Отдайте мне лошадь, — сказал он, — она моя!
— Вы ошибаетесь, — возразил Гектор, — вы же сами видели, что мне было совершенно достаточно позвать ее, чтобы она вернулась ко мне, предварительно сбросив чужого!
— Она моя, я купил ее! — повторил незнакомец.
— Охотно верю этому, сударь, — ответил Гектор, — на конокрада вы непохожи. Но вы купили лошадь, которую кто-то украл у меня. Я нашел ее и беру обратно. Это — мое право!
— Допустим! — нетерпеливо согласился незнакомец. — Но я могу заплатить вам вторично за нее!
— Моя лошадь не продажная, сударь!
— Да вы даже не знаете цены, которую я готов предложить вам за нее!
— Это безразлично! Повторяю вам, что моя лошадь не продажная.
— Предлагаю вам за нее сто пистолей!
— Благодарю, но не соглашаюсь.
— Ваша лошадь необходима мне во что бы то ни стало. Назначьте сами цену, и я не торгуясь заплачу вам ее.
— Я — дворянин, а не конский барышник! — и, сказав это, Гектор, раздраженный неуловимой надменностью, звучавшей в тоне незнакомца, хотел отъехать, не выпуская из рук повода от узды Вельзевула.
Однако, как видно, незнакомец теперь потерял терпение.
— Ну, если так, — крикнул он, — нам придется решить вопрос поединком!
— Ну что же, черт возьми, — ответил Гектор, — это мне очень на руку. Я сегодня в отвратительном расположении духа и не прочь поразвлечься.
Он соскочил с седла, замотал повод Вельзевула вокруг шеи лошади Ноэ и обнажил шпагу. Незнакомец тем временем скинул плащ и тоже обнажил оружие, после чего сказал Гектору:
— Я ненавижу дуэль в потемках. Не соблаговолите ли вы пожаловать вот к тому фонарю?
— Охотно!
При свете фонаря они могли подробно осмотреть друг друга. Незнакомец оказался высоким и красивым молодым человеком с воинственным лицом, темными волосами и остроконечно подстриженной бородкой. От лба к левой щеке тянулся большой шрам, который, впрочем, отнюдь не обезображивал лица незнакомца. Что касалось его костюма, то дорогое золотое шитье, причудливыми арабесками пестрившее бархатный камзол, свидетельствовало, что незнакомец отнюдь не хвастался, говоря, будто способен заплатить любую цену, которую пришло бы в голову запросить Гектору за лошадь.
— Ну-с, приступим! — сказал Гектор. — Я еще раз возобновляю вам свое предложение!
— А я еще раз отказываюсь!
Шпаги со звоном скрестились. С первой же минуты Гектор убедился, что его противник — отличный мастер шпаги и что в его фехтовании сказывается та же твердая, основательная метода, которую де Галяр только что встретил у наваррского короля.
Но и Гектор тоже был неплохим фехтовальщиком. Он отличался вообще большим хладнокровием, а тут еще, с тех пор как его постигла безнадежная любовь, равнодушие к жизни или смерти удваивало смелость его атак. К тому же он обладал отличным качеством: он не забывал уроков, почерпнутых из поединков с другими лицами, и применял их на деле при первом удобном случае. Такой случай представился здесь, когда ему пришлось вспомнить о приеме, преподанном только что Генрихом Наваррским.
Случилось это вот как. — Сударь, — сказал незнакомец, отражая смелые атаки Гектора, — если бы вы знали, как сильно я нуждаюсь в вашей лошади, вы не отказали бы мне, потому что… — но он закончил фразу криком бешенства, так как шпага Гектора нанесла ему рану в грудь.
— Так вот как? Ну так я не буду более щадить тебя, забияка! — и он нанес Гектору страшный удар.
Гектор парировал удар, но это не помешало незнакомцу все же ткнуть его в руку. Тогда де Галяр вспомнил о приеме Генриха Наваррского, и вскоре шпага незнакомца вылетела из его рук, тогда как шпага Гектора прижалась к его груди.
Незнакомец считал себя уже мертвым. — Вот удар, который мне только что показали! — сказал Гектор. — Теперь вы в моей власти, и я мог бы убить вас, если бы хотел!
— Ну так убейте меня! — спокойно ответил незнакомец.
— Нет, я не сделаю этого, — сказал Гектор. — Я только подумал, что, быть может, вам потому так нужна моя лошадь, что вы торопитесь на свиданье. А я… я сам люблю и понимаю, каково это…
— Да, я отправляюсь на свиданье, и меня ждет женщина, — подтвердил незнакомец.
Гектор отнял свою шпагу от его груди и сказал: — В таком случае возьмите мою лошадь. Я не продаю, а даю ее вам взаймы. Можете прислать мне ее завтра в гостиницу «Руанская лошадь» на улице Святого Якова.
— Я только в том случае приму ваше предложение, если вы согласитесь пожать мне руку! — ответил незнакомец, тронутый благородством юноши.
— О, с большим удовольствием! — воскликнул Гектор и пожал руку незнакомцу, а затем, отпустив повод Вельзевула и передав его незнакомцу, грустно сказал: — Вот лошадь; скачите на ней, и да пошлет вам Господь счастья!
Грустный тон Гектора обратил на себя внимание незнакомца.
— Мой юный друг, — сказал он, — вы, кажется, очень несчастливы… Вы страдаете от несчастной любви?
— Увы, да!
— И ваше горе неисцелимо?
— Нет, неисцелимо.
Эти слова вырвались у Гектора стоном, в то время как он садился в седло, чтобы быстрым галопом погнать лошадь. В гостинице «Руанская лошадь» Гектор не застал никого из товарищей. Он ушел к себе в номер и там опять погрузился в свои мрачные думы. Однако прошло немного времени, в дверь постучали, и в комнату вошел Ноэ.
— Ты весь в крови! — воскликнул он, увидав окровавленного друга.
— Это пустяки, — ответил Гектор. — Ты дрался с кем-нибудь?
— Да, с незнакомцем, которому продали моего Вельзевула.
— Да что ты рассказываешь?
Тогда Гектор передал удивленному Ноэ все детали своего необычного приключения. Ноэ внимательно слушал рассказ и потом попросил товарища описать как можно подробнее наружность незнакомца.
— Он молод, высок ростом, очень красив, хотя через все лицо у него и идет большой шрам.
— Шрам? — переспросил Ноэ.
— Да.
— У него темная борода, подстриженная острием?
— Вот именно.
— А ты не заметил, что он немного картавит?
— Заметил! — удивленно ответил Гектор. — Разве ты знаешь его?
— И ты мог убить его?
— Господи, да как цыпленка! Ведь говорю тебе, что я держал шпагу у его груди!
Ноэ разразился фундаментальным проклятием, после чего крикнул:
— Ах ты тройной глупец! Как же ты не почувствовал, что этот субъект — наш злейший враг?
— Наш… враг?
— Да, конечно! В твоих руках была жизнь человека, который поклялся убить нашего короля, а ты выпускаешь его! Да знаешь ли ты, кто это? Это герцог Генрих Гиз, по прозванью Балафрэ!..
Х
Каким же образом Генрих Гиз получил лошадь Гектора? Чтобы объяснить это, мы должны вернуться к самому началу нашего настоящего рассказа.
Читатели, конечно, помнят, что Пандрилю удалось бежать из погреба Сарры, куда его посадили до прибытия полиции. Разумеется, выбравшись из погреба, он направился прежде всего к кабачку. Как ни был умственно ограничен этот гигант, он понимал, то дом Летурно не может служить ему надежным убежищем. Но он тут же сообразил, что его беглеца, до утра не хватятся, а ведь там, в кабачке «Добрые католики», хранилась немалая пожива. Жаль было бросить на произвол судьбы все богатства, награбленные покойным кабатчиком, да и куда денешься без денег? Тогда Пандриль осторожно прокрался в зал кабачка и был немало удивлен царившим там беспорядком. Пандриль не знал, что Ноэ и Антуан Перришон только что распили здесь пару бутылок вина, и не мог объяснить себе, кто здесь хозяйничал.
Вид поднятого люка еще больше смутил его. Он взял фонарь и спустился в погреб, но вдруг с диким воем выбежал оттуда: около лестницы лежал труп пажа, убитого Пандрилем некоторое время тому назад.
В суеверном мозгу недалекого великана сейчас же сложилась страшная картина: убитый им паж явно поднимался наверх и пил там вино, а затем, утолив жажду, опять спустился вниз, чтобы улечься в бочку, служившую ему ложем; но хмель свалил покойника с ног, и мертвый паж упал с лестницы, не добравшись до бочки.
Это нелепое предположение произвело такое потрясающее впечатление на глуповатого Пандриля, что он опрометью бросился вон из кабачка. Он уже не думал о богатствах покойного Летурно, его уже не манил заветный кожаный мешочек, битком набитый золотыми монетами. Нет, об одном только думал Пандриль — как бы поскорее выбраться из этих страшных мест и убежать далеко-далеко!
Когда Пандриль пробегал мимо конюшни, оттуда раздалось ржанье Вельзевула. Пандриль вбежал в конюшню, быстро оседлал лошадь, вскочил в седло и понесся во весь дух.
Вельзевул уносил его все дальше и дальше от страшного дома. Пандриль принялся размышлять. Он сознавал, что мало еще уйти из рук мертвого пажа, а надо спастись также и от живой полиции, это же, пожалуй, будет гораздо труднее. Ведь она не могла не обратить внимания на оборванца дикого вида, скачущего верхом на дорогой лошади; ведь у всякого стражника сейчас же должны были явиться подозрения такого сорта, что их было бы достаточно, чтобы Пандриля арестовали. Ну а из рук полиции будет не так легко вырваться, как из погреба Сарры Лорьо!
Что же из этого следовало? Вывод был так ясен, что он не ускользнул даже от ограниченного парня. Ну, разумеется, надо продать лошадь! Во-первых, это даст некоторую сумму денег, без которых шага не сделаешь; во-вторых, он, пеший, уже не стал бы обращать на себя внимание, тем более что тогда было такое время, когда оборванцы положительно наводняли Францию.
Итак, лошадь надо было продать. Но как сделать это? О, в этом для Пандриля не было ни малейшего затруднения. У Летурно был знакомый кабатчик, имевший заведение недалеко от Монмартрских ворот. Этот кабатчик в смысле способов наживы недалеко ушел от Летурно и промышлял, между прочим, скупкой краденых лошадей. Каждый раз, когда Летурно и Пандриль приканчивали какого-нибудь запоздавшего путника, Пандриль в ту же ночь уводил лошадь на продажу к этому тайному покровителю конокрадов. К нему то и направился он теперь, не зная, конечно, что этот кабатчик был в то же время агентом герцога Гиза.
Когда Пандриль добрался до этого кабатчика, он застал калитку открытой, но из дома не пробивалось ни единого луча света. Пандриль привязал лошадь к кольцу, вделанному у ворот, и вошел в дом.
— Это ты, Кревкер? — раздался изнутри голос. Пандриль в смущении остановился.
— Это ты? — повторил голос. — Нет? Так кто же это? Дверь открылась, и из внутренних комнат хлынул целый поток света. Остолбеневший от неожиданности Пандриль увидел, что к нему подскочили два молодых человека с обнаженными шпагами, тогда как третий грубо схватил парня за шиворот и, сильно встряхивая, крикнул:
— Кто ты? Что тебе здесь нужно? Все спуталось в маленьком мозгу большого Пандриля. Ни с того ни с сего он рухнул на колени и завопил:
— Пощадите, дорогие господа, пощадите! Это не я… я ничего не сделал! Я не покушался на убийство Сарры Лорьо, это — Летурно!
Читатели, может быть, соблаговолят вспомнить, что всего несколько дней тому назад сестра Генриха Гиза, герцогиня Монпансье, говорила брату о необходимости разыскать Сарру Лорьо, чтобы на ее сближении с Генрихом Наваррским построить разрыв последнего с Маргаритой. Поэтому легко себе представить, какое впечатление произвели слова Пандриля на человека, державшего его за шиворот и бывшего ни более ни менее как самим герцогом Гизом.
— Что такое? — сказал последний. — Ты убил Сарру Лорьо?
— Нет, нет, это не я, это Летурно, — завопил великан. — Да и не удалось ему… Пришли какие-то господа, которые застрелили его…
— Какие господа?
— Я не знаю их!
У Пандриля от страха зуб на зуб не попадал. Герцог понял, что сначала надо успокоить парня.
— Болван! — сказал он. — Ведь мы не полицейские и о наказании преступлений не беспокоимся. Поэтому стоит только тебе рассказать нам поподробнее всю эту историю с Саррой Лорьо, и мы отпустим тебя с миром. Даже больше… Вот, гляди! — и герцог, вынув из кармана кошелек, набитый золотом, бросил его на ближний стол. — Эти деньги будут твоими, если ты ничего не утаишь от нас. Но, если ты вздумаешь запираться или лгать, мы тут же повесим тебя. Ну, выбирай!
Вид золота ободрил Пандриля и развязал ему язык. Он рассказал, как Летурно выследил соседку, узнал в ней Сарру Лорьо и порешил ограбить ее. Но, когда они приступили к исполнению этого намерения, ворвались два каких-то господина, которые и убили на месте Летурпо, а его, Пандриля, посадили в погреб, откуда он преблагополучно удрал.
Герцог сразу решил, что одним из дворян, освободивших Сарру, должен был бы быть непременно Генрих Наваррский, и подумал: «Ну что же, в таком случае дело на мази. Надо будет сообщить об этом сестре Анне, и она уже придумает, что нам делать далее».
Затем он обратился к Пандрилю: — А знаешь ли, парень, что после этой истории тебе опасно показаться на улице? Ты не сделаешь и десяти шагов, как первый встречный полицейский возьмет тебя за шиворот, и пройдет всего какая-нибудь неделька, как тебя вздернут на виселицу. Нет, тебе лучше всего остаться здесь! — Генрих Гиз отошел от двери и, приблизившись к лошади, принялся рассматривать ее. — Что за чудное животное! — воскликнул он. — Я покупаю ее у тебя и даю тебе двадцать пистолей!
Глаза Пандриля загорелись алчностью, и он только низко поклонился в ответ.
— Значит, ты останешься здесь, — продолжал герцог. — Я беру тебя к себе на службу!
— Я вижу, что ваша честь такой щедрый барин, служить которому одно удовольствие, — ответил Пандриль. — И если понадобится убить кого-нибудь…
— Может быть, и придется, — ответил Гиз и, обратившись затем к Гастону де Люкс, сказал ему: — Сядь на эту лошадь и отправляйся в Медон. Скажи Анне, чтобы она больше не искала, потому что мы уже нашли. Кроме того, скажи ей, что завтра вечером я повидаюсь с нею!
Гастон вскочил на лошадь и отправился.
Читатели, конечно, помнят, что Пандрилю удалось бежать из погреба Сарры, куда его посадили до прибытия полиции. Разумеется, выбравшись из погреба, он направился прежде всего к кабачку. Как ни был умственно ограничен этот гигант, он понимал, то дом Летурно не может служить ему надежным убежищем. Но он тут же сообразил, что его беглеца, до утра не хватятся, а ведь там, в кабачке «Добрые католики», хранилась немалая пожива. Жаль было бросить на произвол судьбы все богатства, награбленные покойным кабатчиком, да и куда денешься без денег? Тогда Пандриль осторожно прокрался в зал кабачка и был немало удивлен царившим там беспорядком. Пандриль не знал, что Ноэ и Антуан Перришон только что распили здесь пару бутылок вина, и не мог объяснить себе, кто здесь хозяйничал.
Вид поднятого люка еще больше смутил его. Он взял фонарь и спустился в погреб, но вдруг с диким воем выбежал оттуда: около лестницы лежал труп пажа, убитого Пандрилем некоторое время тому назад.
В суеверном мозгу недалекого великана сейчас же сложилась страшная картина: убитый им паж явно поднимался наверх и пил там вино, а затем, утолив жажду, опять спустился вниз, чтобы улечься в бочку, служившую ему ложем; но хмель свалил покойника с ног, и мертвый паж упал с лестницы, не добравшись до бочки.
Это нелепое предположение произвело такое потрясающее впечатление на глуповатого Пандриля, что он опрометью бросился вон из кабачка. Он уже не думал о богатствах покойного Летурно, его уже не манил заветный кожаный мешочек, битком набитый золотыми монетами. Нет, об одном только думал Пандриль — как бы поскорее выбраться из этих страшных мест и убежать далеко-далеко!
Когда Пандриль пробегал мимо конюшни, оттуда раздалось ржанье Вельзевула. Пандриль вбежал в конюшню, быстро оседлал лошадь, вскочил в седло и понесся во весь дух.
Вельзевул уносил его все дальше и дальше от страшного дома. Пандриль принялся размышлять. Он сознавал, что мало еще уйти из рук мертвого пажа, а надо спастись также и от живой полиции, это же, пожалуй, будет гораздо труднее. Ведь она не могла не обратить внимания на оборванца дикого вида, скачущего верхом на дорогой лошади; ведь у всякого стражника сейчас же должны были явиться подозрения такого сорта, что их было бы достаточно, чтобы Пандриля арестовали. Ну а из рук полиции будет не так легко вырваться, как из погреба Сарры Лорьо!
Что же из этого следовало? Вывод был так ясен, что он не ускользнул даже от ограниченного парня. Ну, разумеется, надо продать лошадь! Во-первых, это даст некоторую сумму денег, без которых шага не сделаешь; во-вторых, он, пеший, уже не стал бы обращать на себя внимание, тем более что тогда было такое время, когда оборванцы положительно наводняли Францию.
Итак, лошадь надо было продать. Но как сделать это? О, в этом для Пандриля не было ни малейшего затруднения. У Летурно был знакомый кабатчик, имевший заведение недалеко от Монмартрских ворот. Этот кабатчик в смысле способов наживы недалеко ушел от Летурно и промышлял, между прочим, скупкой краденых лошадей. Каждый раз, когда Летурно и Пандриль приканчивали какого-нибудь запоздавшего путника, Пандриль в ту же ночь уводил лошадь на продажу к этому тайному покровителю конокрадов. К нему то и направился он теперь, не зная, конечно, что этот кабатчик был в то же время агентом герцога Гиза.
Когда Пандриль добрался до этого кабатчика, он застал калитку открытой, но из дома не пробивалось ни единого луча света. Пандриль привязал лошадь к кольцу, вделанному у ворот, и вошел в дом.
— Это ты, Кревкер? — раздался изнутри голос. Пандриль в смущении остановился.
— Это ты? — повторил голос. — Нет? Так кто же это? Дверь открылась, и из внутренних комнат хлынул целый поток света. Остолбеневший от неожиданности Пандриль увидел, что к нему подскочили два молодых человека с обнаженными шпагами, тогда как третий грубо схватил парня за шиворот и, сильно встряхивая, крикнул:
— Кто ты? Что тебе здесь нужно? Все спуталось в маленьком мозгу большого Пандриля. Ни с того ни с сего он рухнул на колени и завопил:
— Пощадите, дорогие господа, пощадите! Это не я… я ничего не сделал! Я не покушался на убийство Сарры Лорьо, это — Летурно!
Читатели, может быть, соблаговолят вспомнить, что всего несколько дней тому назад сестра Генриха Гиза, герцогиня Монпансье, говорила брату о необходимости разыскать Сарру Лорьо, чтобы на ее сближении с Генрихом Наваррским построить разрыв последнего с Маргаритой. Поэтому легко себе представить, какое впечатление произвели слова Пандриля на человека, державшего его за шиворот и бывшего ни более ни менее как самим герцогом Гизом.
— Что такое? — сказал последний. — Ты убил Сарру Лорьо?
— Нет, нет, это не я, это Летурно, — завопил великан. — Да и не удалось ему… Пришли какие-то господа, которые застрелили его…
— Какие господа?
— Я не знаю их!
У Пандриля от страха зуб на зуб не попадал. Герцог понял, что сначала надо успокоить парня.
— Болван! — сказал он. — Ведь мы не полицейские и о наказании преступлений не беспокоимся. Поэтому стоит только тебе рассказать нам поподробнее всю эту историю с Саррой Лорьо, и мы отпустим тебя с миром. Даже больше… Вот, гляди! — и герцог, вынув из кармана кошелек, набитый золотом, бросил его на ближний стол. — Эти деньги будут твоими, если ты ничего не утаишь от нас. Но, если ты вздумаешь запираться или лгать, мы тут же повесим тебя. Ну, выбирай!
Вид золота ободрил Пандриля и развязал ему язык. Он рассказал, как Летурно выследил соседку, узнал в ней Сарру Лорьо и порешил ограбить ее. Но, когда они приступили к исполнению этого намерения, ворвались два каких-то господина, которые и убили на месте Летурпо, а его, Пандриля, посадили в погреб, откуда он преблагополучно удрал.
Герцог сразу решил, что одним из дворян, освободивших Сарру, должен был бы быть непременно Генрих Наваррский, и подумал: «Ну что же, в таком случае дело на мази. Надо будет сообщить об этом сестре Анне, и она уже придумает, что нам делать далее».
Затем он обратился к Пандрилю: — А знаешь ли, парень, что после этой истории тебе опасно показаться на улице? Ты не сделаешь и десяти шагов, как первый встречный полицейский возьмет тебя за шиворот, и пройдет всего какая-нибудь неделька, как тебя вздернут на виселицу. Нет, тебе лучше всего остаться здесь! — Генрих Гиз отошел от двери и, приблизившись к лошади, принялся рассматривать ее. — Что за чудное животное! — воскликнул он. — Я покупаю ее у тебя и даю тебе двадцать пистолей!
Глаза Пандриля загорелись алчностью, и он только низко поклонился в ответ.
— Значит, ты останешься здесь, — продолжал герцог. — Я беру тебя к себе на службу!
— Я вижу, что ваша честь такой щедрый барин, служить которому одно удовольствие, — ответил Пандриль. — И если понадобится убить кого-нибудь…
— Может быть, и придется, — ответил Гиз и, обратившись затем к Гастону де Люкс, сказал ему: — Сядь на эту лошадь и отправляйся в Медон. Скажи Анне, чтобы она больше не искала, потому что мы уже нашли. Кроме того, скажи ей, что завтра вечером я повидаюсь с нею!
Гастон вскочил на лошадь и отправился.
XI
Герцог Гиз никогда не выходил днем. Прячась в кабачке, затерявшемся за городскими валами, он решался выходить лишь тогда, когда наступала ночь. Тогда он старательно закутывался в плащ, надвигал на лоб широкополую шляпу и отправлялся к своему главному агенту Ла-Шеней или же бродил в окрестностях Лувра, так как дела наваррского короля очень интересовали его.
Кроме того, с наступлением ночи в этот маленький дом приходила какая-то таинственная личность, после ухода которой герцог сейчас же посылал гонца к своей сестре, герцогине Анне. Этой таинственной личностью была Екатерина Медичи.
Королева-мать навещала герцога Гиза в самых разнообразных костюмах. То она являлась одетая пажом, другой раз — монахом, третий — прислугой. На следующий вечер после того, как Пандриль случайно попал на службу к герцогу, она тоже явилась, одетая в монашескую рясу.
— Ваше величество, — сказал ей герцог, когда она вошла к нему в комнату, — я нашел Сарру Лорьо!
— Неужели? — радостно сказала королева, а затем, вспомнив о Рене, прибавила с мрачной иронией: — Я знаю кое-кого, кто был бы очень доволен, если бы мог знать, где она находится!
Герцог понял эти слова так, будто Екатерина имеет в виду наваррского короля, и сказал:
— Через час я буду знать, известно ли ее местопребывание наваррскому королю или нет, и навещает ли он ее!
— Но, герцог, это совершенно невозможно! — сказала королева. — Неужели вы думаете, что Генрих Наваррский…
— Сейчас я докажу вам, что это возможно. Пожалуйста, накиньте на голову свой капюшон! — сказал Гиз, а когда королева сделала это, он крикнул Пандриля и сказал ему: — Расскажи вот этому монаху все, что произошло вчера в доме Сарры Лорьо.
— Ого! — сказала королева, выслушав знакомую нам историю. — Здесь есть много странного! А каковы были собою эти дворяне? — спросила она Пандриля.
— Один из них носит большую белокурую бороду. Товарищ называл его как-то странно…
— Ноэ?
— Вот именно. У другого — черная борода, и он выше ростом первого, но как его зовут, я не слышал. В этом смутном описании приметы Гектора де Галяр могли действительно показаться подходящими к наваррскому королю, и немудрено, если Екатерина подумала, что товарищем Ноэ в этом приключении должен был быть Генрих Наваррский.
— Чтобы убедиться окончательно, — сказал герцог, — я отправлюсь сам побродить около дома. Вот мы и увидим, ходил ли он туда. Где я могу увидеться с вами?
— Здесь. Я подожду вас, — ответила Екатерина.
— Хорошо, — сказал герцог, делая Пандрилю знак следовать за ним. Пандриль повел герцога к дому Сарры. Они были уже в двух шагах от него, когда герцог услыхал стук копыт бешено мчавшейся лошади.
— Ого! — сказал герцог. — Вот человек, который очень торопится!
Они остановились, притаясь в тени забора, тянувшегося в этом месте дороги. Стук лошадиных копыт слышался все ближе, и наконец они увидели совсем невдалеке силуэт лошади и всадника. Лицо не было возможности разглядеть в наступившей темноте, но в тот момент, когда всадник почти поравнялся с наблюдателями, лошадь чего-то испугалась и шарахнулась в сторону. Ее испуг продолжался самое короткое время, и вскоре всадник опять понесся дальше, но, в то время как лошадь закапризничала, с уст всадника сорвалось характерное гасконское проклятие, и герцог Гиз сейчас же узнал своего тезку и соперника.
Он выждал, пока стук копыт не замер у ворот дома Сарры, и сказал Пандрилю:
— Я ухожу, а ты останься здесь, пока этот всадник не уйдет отсюда. Постарайся заметить, сколько времени он пробудет в доме, и, вернувшись, скажи мне!
Затем герцог отправился домой.
— Ну что? — нетерпеливо спросила его королева-мать. — Вы видели его?
— Не видел, но слышал, что в сущности одно и то же.
— И он у Сарры? — Да, ваше величество!
Королева погрузилась в недолгую задумчивость. — Он был у Сарры вчера, был сегодня, — следовательно, по всей вероятности будет и завтра, — сказала она затем. — О, если бы Маргарита знала это!
— Но я надеюсь, что она узнает? Королева улыбнулась под капюшоном одной из своих обычных загадочных, многозначительных улыбок, а затем сказала:
— Дорогой герцог, мы оба стоим лицом к лицу перед критическим моментом, когда мы должны бить наверняка. До сих пор Генриху Наваррскому покровительствовала любовь его жены, имеющей громадное влияние на короля Карла. Но, если жена отвернется от Генриха, король тоже лишит его своего покровительства.
— Но мне кажется, что Маргарита не станет любить Генриха более, если убедится в его неверности! — воскликнул Генрих Гиз.
— Полно, милый герцог! — покровительственно ответила королева. — Вы очень опытны в делах политики, но в любви ровно ничего не понимаете. Правда, Маргарита способна возненавидеть мужа в тот день, когда в ее руках будут доказательства его измены. Но как доставить ей эти доказательства?
Кроме того, с наступлением ночи в этот маленький дом приходила какая-то таинственная личность, после ухода которой герцог сейчас же посылал гонца к своей сестре, герцогине Анне. Этой таинственной личностью была Екатерина Медичи.
Королева-мать навещала герцога Гиза в самых разнообразных костюмах. То она являлась одетая пажом, другой раз — монахом, третий — прислугой. На следующий вечер после того, как Пандриль случайно попал на службу к герцогу, она тоже явилась, одетая в монашескую рясу.
— Ваше величество, — сказал ей герцог, когда она вошла к нему в комнату, — я нашел Сарру Лорьо!
— Неужели? — радостно сказала королева, а затем, вспомнив о Рене, прибавила с мрачной иронией: — Я знаю кое-кого, кто был бы очень доволен, если бы мог знать, где она находится!
Герцог понял эти слова так, будто Екатерина имеет в виду наваррского короля, и сказал:
— Через час я буду знать, известно ли ее местопребывание наваррскому королю или нет, и навещает ли он ее!
— Но, герцог, это совершенно невозможно! — сказала королева. — Неужели вы думаете, что Генрих Наваррский…
— Сейчас я докажу вам, что это возможно. Пожалуйста, накиньте на голову свой капюшон! — сказал Гиз, а когда королева сделала это, он крикнул Пандриля и сказал ему: — Расскажи вот этому монаху все, что произошло вчера в доме Сарры Лорьо.
— Ого! — сказала королева, выслушав знакомую нам историю. — Здесь есть много странного! А каковы были собою эти дворяне? — спросила она Пандриля.
— Один из них носит большую белокурую бороду. Товарищ называл его как-то странно…
— Ноэ?
— Вот именно. У другого — черная борода, и он выше ростом первого, но как его зовут, я не слышал. В этом смутном описании приметы Гектора де Галяр могли действительно показаться подходящими к наваррскому королю, и немудрено, если Екатерина подумала, что товарищем Ноэ в этом приключении должен был быть Генрих Наваррский.
— Чтобы убедиться окончательно, — сказал герцог, — я отправлюсь сам побродить около дома. Вот мы и увидим, ходил ли он туда. Где я могу увидеться с вами?
— Здесь. Я подожду вас, — ответила Екатерина.
— Хорошо, — сказал герцог, делая Пандрилю знак следовать за ним. Пандриль повел герцога к дому Сарры. Они были уже в двух шагах от него, когда герцог услыхал стук копыт бешено мчавшейся лошади.
— Ого! — сказал герцог. — Вот человек, который очень торопится!
Они остановились, притаясь в тени забора, тянувшегося в этом месте дороги. Стук лошадиных копыт слышался все ближе, и наконец они увидели совсем невдалеке силуэт лошади и всадника. Лицо не было возможности разглядеть в наступившей темноте, но в тот момент, когда всадник почти поравнялся с наблюдателями, лошадь чего-то испугалась и шарахнулась в сторону. Ее испуг продолжался самое короткое время, и вскоре всадник опять понесся дальше, но, в то время как лошадь закапризничала, с уст всадника сорвалось характерное гасконское проклятие, и герцог Гиз сейчас же узнал своего тезку и соперника.
Он выждал, пока стук копыт не замер у ворот дома Сарры, и сказал Пандрилю:
— Я ухожу, а ты останься здесь, пока этот всадник не уйдет отсюда. Постарайся заметить, сколько времени он пробудет в доме, и, вернувшись, скажи мне!
Затем герцог отправился домой.
— Ну что? — нетерпеливо спросила его королева-мать. — Вы видели его?
— Не видел, но слышал, что в сущности одно и то же.
— И он у Сарры? — Да, ваше величество!
Королева погрузилась в недолгую задумчивость. — Он был у Сарры вчера, был сегодня, — следовательно, по всей вероятности будет и завтра, — сказала она затем. — О, если бы Маргарита знала это!
— Но я надеюсь, что она узнает? Королева улыбнулась под капюшоном одной из своих обычных загадочных, многозначительных улыбок, а затем сказала:
— Дорогой герцог, мы оба стоим лицом к лицу перед критическим моментом, когда мы должны бить наверняка. До сих пор Генриху Наваррскому покровительствовала любовь его жены, имеющей громадное влияние на короля Карла. Но, если жена отвернется от Генриха, король тоже лишит его своего покровительства.
— Но мне кажется, что Маргарита не станет любить Генриха более, если убедится в его неверности! — воскликнул Генрих Гиз.
— Полно, милый герцог! — покровительственно ответила королева. — Вы очень опытны в делах политики, но в любви ровно ничего не понимаете. Правда, Маргарита способна возненавидеть мужа в тот день, когда в ее руках будут доказательства его измены. Но как доставить ей эти доказательства?