И Флорентийцу вспомнилось предсказание цыганки… Неужели Паолу соблазнил какой-нибудь дворянин? Ведь тогда все кончено! Тогда конец его могуществу, его влиянию…
   А ведь беарнец предсказывал, что зловещие силы грозят его положению! Нет, видно, все погибло! Видно, нет уж ему спасения!
   В таких думах провел Рене всю ночь и часть утра. Затем он немного забылся, но вдруг знакомый голос, послышавшийся за дверью, вывел его из этой моральной летаргии.
   — Боже мой. Боже мой! — говорил этот знакомый голос. — Как можно было поместить бедного Рене в это ужасное место!
   — Это отделение для убийц, ваше величество! — ответил голос Крильона.
   — Герцог, клянусь вам, что он невиновен!
   Рене вскочил и сделал безумную попытку разорвать свои оковы: он узнал голос Екатерины Медичи. Действительно, королева — мать снизошла до самоличного посещения зловещих подземелий, желая навестить своего дорогого Рене.
   Послышался скрип отпираемого замка, и в камеру вошел тюремщик, который воткнул горящий факел в специально для этого устроенный крючок на стене. И тогда Рене увидел, что в камеру входит королева, показавшаяся ему ангелом-избавителем.
   — Мой бедный Рене! — взволнованным голосом сказала она. растроганная бедственным состоянием своего фаворита. — Разве нельзя снять с него кандалы, герцог? — обратилась она к Крильону.
   — Увы, нет, ваше величество! — ответил тот.
   — Герцог, берегитесь! — злобно крикнула Екатерина.
   — Ваше величество, — почтительно, но с полным достоинством ответил Крильон, — я подчиняюсь лишь королю, моему единственному повелителю!
   — Ваше величество, ваше величество! — взмолился Рене. — Дайте мне возможность выйти отсюда! Разве вы не королева'? Разве вы недостаточно могущественны для этого?
   — Моего могущества не хватает даже на то, чтобы заставить снять с тебя кандалы! — ответила Екатерина. — Король, мои сын, обращается со мной хуже, чем с последним из своих подданных! Герцог! — снова обратилась она к Крильону. — Я не буду просить вас расковать этого несчастного, только дайте мне возможность поговорить с ним наедине!
   — Это невозможно, ваше величество, — твердо ответил герцог, — я должен присутствовать при вашем свидании — так приказал король!
   — Ну, это уже слишком! — крикнула Екатерина и, наклонив шись к Рене, сказала ему по-итальянски: — Говори вполголоса!
   — Тысяча ведьм! — буркнул Крильон. — Меня обошли: по итальянски я не понимаю!
   — Я тщетно молила о твоем освобождении, — сказала Екате рина, — король непоколебим! В понедельник соберется парламент, и тебя подвергнут пытке. Но все же я не теряю надежды! — Рене взглянул на нее, и в его взоре блеснула радость. — Тебя будут допрашивать с пристрастием, но, если ты настоящий мужчина, ты выдержишь пытку и ни в чем не признаешься.
   — И что тогда?
   — Тогда, быть может, мне удастся спасти тебя. Я не могу ручаться, но попытаюсь, во всяком случае!
   — Ах, — вздохнул Рене, — я заранее знаю, что погибну, и цыганка сказала правду!
   — Цыганка?
   — Да, ваше величество, еще в детстве мне предсказала цыганка, что у меня будет дочь, которая станет причиной моей смерти, и это случится тогда, когда она полюбит дворянина. Для того чтобы избегнуть этой участи, я поставил ее под надзор молодого человека, который хранил ее, словно легендарный дракон. И вот у меня похитили этого молодого человека! Это сделано, очевидно, для того чтобы соблазнить дочь…
   — Но может быть, ты ошибаешься, и все это произошло совсем не так, Рене, — сказала Екатерина. — Ведь и цыганка могла ошибиться.
   — Но беарнец сказал мне то же самое! — грустно ответил Рене. — А он умеет читать в звездах тайну будущего…
   — Беарнец? О каком беарнце ты говоришь?
   — О господине де Коарассе.
   — О том самом, который посадил тебя в погреб, который так нравится королю, но внушает мне большую антипатию?.. И ты говоришь, что он…
   — Он сказал мне такие вещи, о которых на всем свете мог знать только я один. Еще вчера только он предсказал мне, что случится со мной…
   «Однако! — подумала королева. — Надо будет познакомиться поближе с Коарассом, если это так!» — и затем спросила:
   — Что же именно он предсказал тебе? Рене в общих чертах познакомил королеву с сущностью предсказаний беарнца.

VIII

   Некоторое время королева задумчиво молчала.
   — А уверен ли ты в том молодом человеке, который должен был охранять твою дочь? — спросила она потом. — Может быть, он попросту предал тебя?
   Холодный пот выступил у Рене на лбу при этом предположении, но он сейчас же вспомнил, что Годольфин говорил о его делах лишь во сне, а просыпаясь, забывает обо всем. Кроме того, Годольфин ровно ничего не знал о том, что открыл беарнец в прошлом Рене.
   — Нет, ваше величество, — сказал он, — даже Годольфин не знал того, что узнал гаданием сир де Коарасс!
   — Это очень странно! — пробормотала королева.
   — Ваше величество, умоляю вас — возьмите под свою защиту мою дочь! Заприте ее, лишите мужчин возможности видеть и говорить с ней! Иначе я пропащий человек!
   — Обещаю тебе, что сделаю все. Я возьму твою дочь в Лувр и буду следить за ней.
   — И прикажете найти Годольфина?
   — Его найдут! — сказала королева.
   Луч надежды мелькнул во взоре Флорентийца.
   — Не теряй бодрости духа! — продолжала королева. — Я по стараюсь доказать твою невиновность. Пусть у них имеются улики против тебя, лишь бы ты сам выдержал допрос и не выдал себя. Но если ты признаешься, тогда ты погибнешь! А сегодня вечером, — продолжала она, наклоняясь к его уху, — потребуй священника. Ни одному преступнику не отказывают, раз он желает исповедаться. Этот исповедник принесет тебе мои инструкции! — Королева встала и сказала Крильону: — Герцог, я готова! До свидания, бедный Рене!
   Крильон постучал рукояткой шпаги в дверь, и сторож сейчас же отпер ее. Герцог, как истинный рыцарь, предложил королеве кисть своей руки — таков был в то время обычай, что дама опиралась на протянутую руку кавалера, — но королева холодно и надменно отказалась от его помощи.
   Когда они вышли из подземелья, Екатерина взглянула на герцога, и ей пришла в голову мысль сделать попытку склонить в свою сторону непоколебимого, честного Крильона.
   — Герцог, — сказала она, — мечтали ли вы когда-нибудь о шпаге коннетабля?
   — Конечно мечтал, ваше величество!
   — О! — протянула Екатерина, бросая на Крильона взгляд, полный самых заманчивых обещаний.
   — Только я никогда не мечтал, — прибавил с обычной грубоватой откровенностью Крильон, — о возможности получить шпагу коннетабля путем предательства, помогая, например, бегству преступника, доверенного моей порядочности!
   — Какие громкие фразы! — бледнея от злости, сказала королева. — Ну и… любезностью вы не отличаетесь!
   — Меня зовут Крильон, — просто ответил герцог.
   «Хорошо же! — подумала Екатерина. — Настанет день, когда я раздавлю тебя!»
   Носилки королевы-матери стояли у ворот Шатле. Екатерина движением руки простилась с Крильоном и не пригласила его сесть в ее экипаж, а усевшись сама, сказала камергеру:
   — На остров Святого Людовика, в улицу того же имени! Носилки направились по берегу Сены до Малого моста и перешли на остров Святого Людовика. На улице того же имени перед большим старым домом королева приказала остановиться. вышла и собственноручно ударила в молоток, висевший у дворовой калитки. Дверь открылась. Королева вошла в большой запущенный двор. Старой служанке, вышедшей навстречу королев-Екатерина сказала:
   — Мне нужно видеть президента Ренодэна!
   — Идите за мной! — ответила та.
   Екатерина поднялась по лестнице в верхний этаж и, по указанию служанки, прошла в кабинет, где за письменным столом работал какой-то человек, одетый во все черное. Это был президент суда Ренодэн. Он был еще молод, но его лоб покрывала сеть морщин — следствие долгих, неустанных трудов. Его взгляд отличался ясностью и подвижностью, тонкие губы придавали лицу выражение злобы и бессердечности.
   Он с удивлением смотрел на посетительницу, лицо которой было скрыто густой вуалью; когда же служанка ушла, затворив за собой дверь, Екатерина подняла вуаль, и президент не мог удержаться от почтительного изумления:
   — Как? Вы… здесь… ваше величество!
   — Ренодэн, — сказала королева, — вы стали президентом благодаря мне, помните это!
   — Ваше величество осыпали меня своими милостями, и признательность моя безгранична! — ответил судейский крючок.
   — Я пришла, чтобы испытать, велика ли эта признательность, — ответила королева и без всяких недомолвок рассказала президенту всю историю с убийством Самуила Лорьо. — Что же сделать, чтобы спасти Рене? — спросила она, окончив свой рассказ.
   — Ваше величество, — ответил Ренодэн, — я президент Шатле, но не парламента!
   — Не пройдет и трех месяцев, как вы будете президентом парламента, — холодно ответила Екатерина, — но до тех пор…
   — До тех пор надо спасти Рене! Но ведь парламент неподку пен. К тому же ваш фаворит заслужил такую единодушную ненависть, что парламент осудит его с особенным удовольствием!
   — Да, но допросом заведуете вы, и если Рене ни в чем не виноват, то…
   — Но ведь даже невинные признаются в чем угодно под пыткой, — улыбаясь, возразил Ренодэн. — Конечно, будь я один с палачом, то можно было бы смягчить допрос, но мне соприсутствуют двое судей, отличающихся неподкупностью.
   — Рене вытерпит и ни в чем не признается.
   — Но это не помешает судить его, так как кинжал и ключ явятся совершенно достаточными доказательствами!
   — Это правда! — пробормотала королева, пораженная вескостью довода.
   — Вы упомянули, ваше величество, что у Рене перед самым преступлением исчез приказчик. Вот если бы можно было разыскать его, то мы уж заставили бы его взять вину Рене на себя!
   — Это отличная мысль, — ответила Екатерина. — Но где найти пропавшего?
   — Или же… да, да! — задумчиво продолжал президент. — Мне кажется, что я найду способ спасти Рене. Но он должен вынести пытку и ни в чем не признаваться!
   — Он выдержит!
   — Не могли бы вы, ваше величество, принять меня сегодня вечером в Лувре?
   — Хорошо! Будьте в девять часов около потерны, выходящей на набережную. К вам подойдет человек, который проведет вас ко мне.
   — Хорошо, я буду вовремя, ваше величество!
   — Значит, до вечера, Ренодэн! — сказала королева, уходя из кабинета, и, сев в носилки, приказала нести ее на мост Святого Михаила.
   Перед лавочкой Рене она застала довольно большую толпу соседей и кумушек, оживленно говоривших о чем-то. На королеву никто не обратил особого внимания, так как густая вуаль мешала узнать ее, что же касалось носилок, то они были без гербов и могли принадлежать любой из дам высшего общества, в изобилии посещавших парфюмера королевы.
   Екатерина постучалась в запертую дверь, но ей никто не ответил. Она постучала еще сильнее, но по-прежнему одно молчание было ответом ей. Тогда она обратилась к группе соседей, разговаривавших о чем-то около лавочки.
   — Скажите, пожалуйста, друзья мои, — спросила она, — ведь это лавка Рене Флорентийца?
   — Да, сударыня.
   — Разве его нет дома?
   — Говорят, что он в тюрьме! — весело сказала хорошенькая торговка.
   — Ну а его дочь?
   — А вам она нужна?
   — Да, нужна.
   — Ну так вы пришли слишком поздно, сударыня, потому что птичка уже вылетела из гнезда!
   — То есть… как? — с ужасом спросила королева.
   — А так! С четверть часа тому назад к лавке подъехали носилки, сопровождаемые двумя замаскированными всадниками. Судя по их наряду, это должны были быть очень важные господа! Один из них постучал в дверь, красавица Паола вышла-мы узнали ее, хотя она тоже нацепила маску. Дочку парфюмеры посадили в носилки, захлопнули дверцу и … поехали!
   Екатерина слушала этот рассказ с чувством невыразимого ужаса. Ей вспомнилось все, что только что рассказывал Рене. Неужели цыганка не ошиблась и парфюмеру действительно грозит неизбежная беда?

IX

   В то время как королева Екатерина слушала рассказ о похи щении Паолы, последняя ехала в носилках по другому берегу реки. Кортеж, сопровождаемый двумя замаскированными всадниками, в которых читатель, наверное, уже угадал Генриха Наваррского и Ноэ, доехал до ворот Святого Антония. Выехав за городскую черту, носилки остановились.
   — А теперь, — сказал Ноэ, — дело сделано. Выходите, милая Паола! Если даже кто-нибудь и вздумает выследить, куда напра вились носилки, от этого будет мало толку. А вы, мои друзья, — обратился он к носильщикам, — можете идти! Вы нам больше не нужны!
   Носильщики, получив следуемую им плату, вернулись обратно в город. Тогда Ноэ схватил Паолу за талию и ловким движением посадил ее на лошадь позади себя. Затем они быстрым галопом направились к Шарантону, но, проехав с четверть часа по этой дороге, резко изменили направление, свернув на тропинку, которая вела к северу вдоль укреплений, окаймлявших Париж. У Монмартрской заставы они остановились. Паола соскочила на землю, Генрих слез с лошади, подставил колено, и, опершись на него, Паола легко вскочила в седло уступленной ей принцем лошади.
   — До вечера! — сказал Генрих Ноэ.
   Ноэ и Паола галопом направились дальше, а Генрих Наваррский снял маску, спрятал ее в карман, вошел в Париж через Монмартрскую заставу и самым спокойным образом направился пешком к Лувру. Как раз в тот момент, когда он поравнялся с потерной, его обогнали носилки, из окна которых показалась голова какой-то женщины. Генрих взглянул и сейчас же отвесил низкий поклон: это была королева Екатерина.
   Он хотел пройти дальше, но Екатерина махнула ему платком и окликнула по имени. Генрих подошел к носилкам.
   — Вы идете в Лувр, господин де Коарасс? — спросила она.
   — Да, ваше величество!
   — К королю?
   — О, вашему величеству угодно смеяться надо мной! — скромно ответил Генрих. — Я слишком бедный, незначительный дворянин, чтобы запросто навещать короля. Нет, я просто иду к своему кузену Пибраку.
   — Вот как? — сказала королева, внимательно наблюдая за Генрихом и находя, что у него удивительно простодушный, правдивый вид. — Ну так я прошу вас побыть у Пибрака и не уходить, так как я пошлю за вами. Мне нужно видеть вас!
   — Меня, ваше величество?
   — Да, вас. Я только что видела Рене, и он рассказал мне, что вы обладаете выдающимся даром читать в будущем и прошедшем. Правда это?
   — О, ваше величество, — застенчиво ответил принц. — Правда, иной раз мне удается отгадать что-нибудь, но я очень часто ошибаюсь. Я еще так мало посвящен в тайные науки!
   — Но Рене вы все же предсказали сущую истину! — возразила Екатерина. — Ступайте к Пибраку, я сейчас же пошлю за вами туда; я только зайду на минутку к принцессе Маргарите!
   Генрих стремглав бросился в Лувр. Встретив Пибрака, прове рявшего посты, он взял его под руку и шепнул:
   — Мне необходимо сейчас же быть у вас в комнате! — Пибрак тотчас провел его к себе. Тогда Генрих сказал ему: — Заприте двери и не впускайте никого!
   Затем он поспешно открыл книжный шкаф, нажал пружину и скользнул в открывшийся тайный проход.
   Когда он прижался глазом к смотровой дырочке, королевы еще не было у принцессы. Маргарита сидела с Нанси и говорила ей:
   — Быть принцем или принцессой — самое печальное дело! Мы — рабы политического интереса и не смеем иметь свою волю!
   — Ваше высочество слишком преувеличивает! — ответила камеристка.
   — Да нисколько! Поверь, если бы я была госпожой своей судьбы, я предпочла бы быть самой обыкновенной дворянкой вроде тебя, чтобы иметь право вложить свою руку в его руку и не думать ни о каком наваррском мужлане!
   В этот момент в комнату вошла королева. По знаку ее руки Нанси вышла, а Маргарита подошла к матери и почтительно подвела ее к креслу.
   В сущности говоря, из всех детей Екатерина больше всего любила младшего сына, герцога Франсуа, а к Маргарите была довольно холодна. Но теперь, когда Франсуа был в Анжере, Генрих — в Польше, когда несчастный оборот дела Рене не только лишил ее возможности непрестанно общаться с этим поверенным ее тайн, но и поссорил с королем-сыном, Екатерина чувствовала себя слишком одинокой и должна была хоть с кем-нибудь поделиться своими мыслями. Поэтому-то она и навещала теперь так часто дочь, которая к тому же была умна и ласкова.
   — Ну что, ваше величество? — спросила Маргарита, по хода тайству которой Бкатерине было разрешено навестить Рене.
   — Ах, это ужасно! — со вздохом ответила королева. — Его посадили на цепь в ужасающем подземелье, где можно задохнуться от сырости и зловония. С ним ужасно обращаются и очень стерегут его! Но я все же надеюсь спасти его!
   — В самом деле?
   — Но тут как раз случилось очень странное происшествие, которое чрезвычайно потрясло меня!
   — Что такое?
   Екатерина рассказала дочери свой разговор с Рене относительно зловещих предсказаний, сделанных ему в юности цыганкой, а недавно сиром де Коарассом. Если бы королева не была сама так взволнована, она заметила бы, как взволновал принцессу ее рассказ: Маргарита то краснела, то бледнела.
   — Сначала я предположила, — продолжала Екатерина, — что хитрый гасконец просто плутует, но оказалось, что он сообщил такие вещи, которые были известны лишь Рене и больше никому.
   — В самом деле? — пролепетала принцесса, теряясь все больше.
   — Не зная ничего о предсказании цыганки, — продолжала королева, — Коарасс тоже предсказал Рене, что если его дочь полюбит дворянина, то это послужит причиной его гибели. Под влиянием этого предсказания он обратился ко мне со слезной мольбой взять Паолу под свое покровительство. Я обещала ему сделать это и решила сейчас же заехать за девушкой, чтобы взять ее в Лувр. Но сначала я хотела поговорить с президентом Ренодэном, который будет вести допрос Рене. От Ренодэна я направилась на мост Святого Михаила, но, когда подъехала к лавочке Рене, оказалось, что четверть часа тому назад двое замаскированных всадников усадили дочь Рене в носилки и увезли ее.
   — Это странно! — пробормотала Маргарита.
   — Тогда мне пришло в голову подозрение: ведь у сира Коарасса имеется товарищ, у обоих существуют старые счеты с Рене, а похитителей как раз двое. Почему не предположить, что один из гасконцев увлек Паолу и что она выбалтывала ему во время ласк и объятий все тайны отца? Тогда легко объясняется таинственная способность Коарасса так хорошо разбираться в прошлом Рене! К тому же сам Коарасс — красивый юноша и легко мог увлечь Паолу!
   — Что за идея! — пробормотала Маргарита, сердце которой разрывалось под действием ревнивых подозрений.
   — Да, это была очень странная идея, — согласилась королева, — и вскоре я убедилась, что мои подозрения совершенно неосновательны!
   — Неужели? — сказала Маргарита, облегченно переводя дух.
   — Да! Я проследила носилки, в которых похитили Паолу, до ворот Святого Антония. Я даже встретила носильщиков, но носилки были пусты: оказалось, что один из похитителей посадил девушку к себе в седло и все трое поехали дальше. Мои люди уже выбились из сил. Было бы безумием преследовать в носилках людей, едущих на свежих лошадях. Поэтому я была вынуждена вернуться обратно в Лувр.
   — Но из чего вы заключили, что одним из этих похитителей не мог быть сир де Коарасс? — спросила принцесса.
   — Я встретила его у луврских ворот. Он шел пешком и на правлялся к своему кузену Пибраку. — Теперь лицо Маргариты окончательно просветлело. — И вышло так, что гасконец предсказал Рене сущую правду: в тот день, когда его дочь похищена, Рене угрожает смертельная опасность. Но я все же надеюсь на президента Ренодэна. Он слишком многим обязан мне!
   — Но Ренодэн не парламент! — возразила принцесса.
   — Нет, но он обещал пустить в ход верное средство, чтобы спасти Рене!
   — Какое средство?
   — Я сама еще не знаю. Он сообщит мне его сегодня вечером в девять часов. Он придет для этого в Лувр…
   — Ну что же, Ренодэн умный человек, он непременно придумает что-нибудь, — успокоительно сказала Маргарита.
   — А пока в ожидании его я хочу испытать Коарасса, действительно ли он так искусен в волхвовании. Эй, Нанси! — Девушка вошла в комнату. — Слушай, милая, — сказала ей королева, — иди сейчас к Пибраку, там у него сидит его кузен, сир де Коарасс; ну так ты проведи его в мой кабинет!
   — Слушаюсь, ваше величество! — сказала Нанси и выпорхнула из комнаты.
   Тогда Генрих поспешно покинул тайник, вернулся в комнату, запер книжный шкаф и сказал Пибраку:
   — Отоприте дверь, сейчас сюда придут! — Пибрак с изумлением посмотрел на принца. — Потом я вам все расскажу, а сейчас некогда: за мной идут! — сказал Генрих.
   Действительно, не успел Пибрак подойти к двери, как в нее постучались. Он отпер. Вошла Нанси и сказала:
   — Благоволите следовать за мной, господин де Коарасс!
   — А куда вы собираетесь вести меня, красавица?
   — К ее величеству!
   — К королеве? — испуганно крикнул Пибрак, с беспокойством посмотрев на Генриха.
   — Ее величество изволили проведать, что я немного занимаюсь волхвованием! — улыбаясь, пояснил тот уходя.
   В большом зале, помещавшемся перед апартаментами Пибрака, Генрих сказал Нанси, пользуясь тем, что никого, кроме них, там не было:
   — Милочка Нанси! Ведь мы друзья?..
   — И союзники, господин де Коарасс!
   — Ты знаешь немало моих секретов…
   — А вы знаете… мой!
   — Поэтому я могу довериться тебе. Ты не разболтаешь того что я скажу тебе сейчас?
   — Я буду нема как могила!
   — Потому что, видишь ли, женщины….
   — Разве вы собираетесь доверить мне какую-нибудь страшную тайну, месье?
   — О да! Ну так вот! Ступай сейчас же к принцессе Маргарите и скажи ей следующее: «Ваше высочество! Генрих де Коарасс умоляет вас не верить ни единому слову, относящемуся к его дару волхвования! Он не более колдун, чем вы и я, — скажешь ты, — но он умоляет ваше высочество обождать до вечера, когда он все объяснит вам!»
   — Отлично! — сказала Нанси.
   — Но не забудь прибавить: «Тайна, которую я передаю вам. принцесса, очень опасна, так как, доверяясь вам, сир де Коарасс ставит на карту свою голову».
   — Да что вы болтаете!
   — Половину правды, милочка! Но ты мой друг, а потому преподнесешь эту половинку правды за целую.
   — Ладно!
   — Тогда принцесса будет молчать и… примет меня сегодня.
   — Понимаю! — ответила Нанси, хитро подмигивая принцу. В кабинете королевы, куда Нанси привела Генриха, никого не было, но королева вскоре пришла.
   — Присядьте, месье де Коарасс, — ласково сказала она.
   — Осмелюсь ли я… в присутствии вашего величества….
   — Полноте, месье, — грустно сказала королева, — при чем здесь мое «величество»! Вы колдун, а я несчастная женщина, которая хочет узнать свою судьбу!
   Говоря это, она уставилась пытливым взглядом в лицо Генриха, как бы желая проникнуть в его душу.
   — Итак, — сказала Екатерина, — вы читаете в звездах?
   — О, очень несовершенно, ваше величество!
   — Вы предсказываете будущее?
   — И часто ошибаюсь.
   — Но вы извлекаете из тумана прошлого минувшие события?
   — Это гораздо легче, ваше величество! С помощью некоторых каббалистических приготовлений мне иногда удается восстановить прошлое, особенно если события, о которых хотят узнать, произошли не очень давно!
   — А, вот как? — сказала королева. — Господин де Коарасс, вы только что встретили меня около Лувра. Можете вы сказать мне, откуда я ехала и что я делала в это время?
   — Я попытаюсь, ваше величество!
   — Я должна дать вам свою руку?
   — Да, ваше величество, но сначала… — Генрих встал и при нялся осматривать комнату. — Что это такое? — спросил он, указывая на пузырек с бесцветной жидкостью, стоявший на камине.
   — Это симпатические чернила!
   Генрих взял пузырек и поставил его на стол, у которого сидела королева.
   — А теперь умоляю ваше величество разрешить мне зажечь вот эту свечу и опустить шторы!
   — Делайте, что нужно, — сказала королева. Генрих опустил шторы, зажег свечу и сел у стола.
   — Вот теперь прошу ваше величество дать мне левую руку! Генрих важно взял протянутую ему руку, а другой рукой поднял флакон и стал смотреть сквозь него на пламя свечи.

Х

   Генрих великолепно разыгрывал колдуна, но все же другая, менее суеверная, чем королева, женщина едва ли попалась бы на такую дешевую удочку.
   Принц долго и внимательно разглядывал поочередно то флакон с чернилами, то руку королевы.
   — Я вижу, — сказал он наконец, — что ваше величество входит в какое-то подземелье…
   — Где это подземелье? — спросила королева.
   — Нет могу сказать наверное, но где-то около воды…
   — Это так! Дальше?
   — Я вижу, как ваше величество входит в душную, зловонную камеру, в углу которой на соломе валяется человек…
   — И это так.
   — Вы оживленно говорите что-то сопровождающему вас мужчине, но он качает головой и усаживается невдалеке от вас…
   — Кто этот мужчина?
   — Не вижу… его лицо в тени… Но вот пламя факелов покачнулось от движения воздуха… Ба! Да это Крильон!
   — И опять верно! Ну а кто тот человек, который лежит на соломе?
   — Это… это… Рене! — ответил принц после недолгого внимательного разглядывания флакона.