дю Террайль Понсон Пьер Алексис. Таинственное наследство

   — Как! — вскричал радостно Леон, — ты знаешь, где она?!
   Коляр, по—видимому, колебался.
   — Да говори же!
   — Я ее видел с каким—то молодым человеком, брюнетом и одетым, как принц.
   — Но этого быть не может, — прошептал несчастный работник. — Она, вероятно, сопротивлялась, звала на помощь?
   — Бедный мой друг, — проговорил печально Коляр, — как ты еще мало знаешь женщин. Я тебе должен сказать печальную новость. Она была совершенно спокойна и даже улыбалась.
   — Коляр! Коляр! — возразил горячо Роллан. — Или ты ошибся, или ты лжешь.
   — Ну нет, брат, я ее отлично узнал.
   — Куда же ехал их экипаж?
   — Я не знаю. Я не следил за ними.
   — Коляр! — вскричал Леон, сильно сжимая руку мошенника. — Ты пойдешь со мной.
   — Куда? Теперь ночь. Буживаль далеко.
   — Мы там будем ночевать.
   Коляр подумал.
   — Пожалуй, — наконец проговорил он, — пойдем, только не раньше, как через час: мне еще нужно кое—куда сбегать.
   Ему было нужно успеть приготовить западню.
   — Ты придешь сюда через час или подождешь меня? — прибавил он.
   Подожду, — ответил Леон, лицо которого было мертвенно бледно.
   Коляр ушел.
   Леон Роллан задумался.
   Этот час казался ему целой вечностью, однако, ему пришло в голову уведомить как—нибудь Армана, и он написал карандашом следующую записку:

   «Господин граф! Один рабочий из нашей мастерской видел Вишню в Буживале, я иду туда с ним искать ее».

   Когда он оканчивал эту записку, мимо него проходил человек в блузе, напевавший вполголоса какую—то песню.
   — Гиньон, — окликнул его Леон, узнав в нем своего друга.
   — А, это ты, Леон?
   — Вишню видели.
   — Где? — спросил с живостью Гиньон.
   — В Буживале, мой друг.
   — Кто же ее видел?
   — Коляр.
   При этом имени на лице Гиньона выразилось полное отвращение.
   — Я нахожу, — сказал он, — что этот Коляр просто мерзавец.
   — Ты ошибаешься, он отличный малый.
   — По—твоему, может быть, но, по—моему, я верю в свои слова.
   — Все равно, — пробормотал Леон, — я пойду с ним в Буживаль.
   — Когда?
   — Я его жду. Кстати, отнеси это письмо графу.
   — Изволь, приятель, охотно готов.
   — Я его уведомляю, что отправляюсь с Коляром искать Вишню.
   Гиньон нахмурился.
   — Послушай моего совета, — сказал он, — не ходи.
   — Да ведь он видел Вишню.
   — Может быть, а все—таки…
   — Ты глуп, — оборвал его Леон. — Коляр честный человек и мой истинный друг.
   — Ну так исполни же хоть мою просьбу, я ведь тебе тоже друг.
   — Какую?
   — Обещай мне, что ты скажешь Коляру, что писал графу о том, что идешь в Буживаль.
   Между тем Коляр уже успел распорядиться и нанял Николо за двадцать пять луидоров задушить и утопить Роллана.
   Затем он вернулся к Леону.
   — Пойдем, — сказал он столяру, беря его за руку, — пора! Через час будет уже темно, да и теперь уже не светло, а небо черно, как в аду.
   И Коляр повел с собой Леона Роллана, погибель которого уже была решена.
   Когда Арман прочел письмо Роллана, он несколько удивился.
   — Что это за Коляр? — спросил он.
   — По—моему, он просто мошенник, — ответил Гиньон.
   — В таком случае этого нельзя оставлять без внимания, — проговорил Арман и послал нанять извозчика.
   Затем он посадил с собой Гиньона, заметив:
   — Поедем туда, я хочу посмотреть на этого человека.
   Несмотря на то, что они собрались и ехали скоро, они уже не застали Роллана и Коляра.

РОКАМБОЛЬ

   Вышедши с Леоном на улицу, Коляр нанял фиакр, стоявший на бульваре и с виду совершенно похожий на тот экипаж, в котором была похищена Вишня, и, усадив в него Леона, приказал кучеру везти их в Буживаль.
   — Вот и ночь наступила, — заметил столяр. — Что мы теперь будем делать?
   — Ночью, — проворчал Коляр, — меньше видно, но зато ум изощряется гораздо больше, чем днем.
   — Что ты говоришь? — переспросил его Леон.
   — В Буживале, на самой проезжей дороге, есть кабак, куда обыкновенно по вечерам собираются слуги из соседних замков и окрестные крестьяне. Мы послушаем, что они будут болтать, и узнаем, может быть, кое—что без всяких расспросов.
   — Отлично, — согласился Леон. — Далеко это?
   — Нет. Мы сейчас подъедем.
   Минут через пять после этого фиакр выехал на шоссе и вскоре по знаку Коляра остановился.
   — К кабаку неловко подъехать в фиакре, — заметил он при этом, как—то странно улыбаясь.
   Они сошли, а кучер повернул лошадей и уехал.
   Если бы столяр не был так рассеян, то он, конечно бы, заметил, что кучеру не было ничего заплачено, да он и не требовал платы.
   Кабак, о котором, говорилось, был уединенный домик, построенный на берегу реки.
   Трудно было бы представить себе что—нибудь более, мрачное: он был слеплен из разных обломков и глины и выкрашен краской. Над его дверью красовалась вывеска с надписью:
   «Свидание гвардейских гусаров. Напитки и кушанья. Содержит Дебардер».
   Прежде всего у всякого являлся вопрос, что это за Дебардер? Это была женщина, наполовину мужчина, с резким хриплым голосом, в деревянных башмаках и резиновом пальто. Она жила одна с мальчуганом лет 12—ти — хитрым, наглым и уже развращенным, которого звали Рокамболь.
   Рокамболь был найденыш: однажды он зашел в кабак, спросил чего—то и потом хотел уйти, не заплатив денег. Старуха схватила его за ворот, началась борьба, во время которой Рокамболь схватил нож и хотел убить старую кабатчицу, но вдруг опомнился.
   — Старуха, — крикнул он, — ты видишь, что я человек бывалый и мог бы сразу покончить с тобой, но у тебя не найдется, вероятно, и двадцати франков, а потому—то заключим лучше союз.
   И между тем, как старуха дрожала от ужаса, смотря на этого негодяя, он спокойно продолжал:
   — Я тебе говорю, что я человек уже бывалый, попробовал и исправительного, побывал и в пенитенциарной колонии, и к тебе зашел, удрав оттуда. Я, пожалуй, согласился бы и назад, потому что у меня нет ни гроша, но ведь и ты не останешься внакладе, если возьмешь меня к себе. Ты живешь одна. К тому же уж старуха, и хоть воровка, а не годишься для дела, и во мне ты приобретешь себе здоровую руку.
   Эта циническая откровенность вполне понравилась кабатчице; она приняла Рокамболя, и он действительно сделался вскоре ее верным помощником и называл с какою—то насмешливою нежностью «маменька».
   Рокамболь распоряжался продажей напитков, поджидал посетителей и, выпивая вместе с ними, тщательно обыскивал их карманы, когда они, пьяные, валились под стол.
   Эта кабатчица была не кто иная, как вдова Фипар, любовница Николо, та ужасная старуха, которой Коляр поручил Вишню.
   Когда Коляр и Леон вошли в это милое заведение, буфет которого был украшен дюжиной бутылок с этикетками самого разнообразного сорта, вроде «Напиток счастливых любовников», «Совершенная любовь» и т. д., то в кабаке было пусто и за стойкой сидел Рокамболь и читал какую—то комедию, его достойная «маменька» дремала, сидя на стуле, стоявшем у печки.
   — Эй, старуха, — крикнул Коляр, войдя и стукнув кулаком по столу, — нельзя ли у вас выпить?
   — Входите, братцы, — ответил ему Рокамболь, не отрывая своих глаз от книги.
   Вдова Фипар проснулась и, протерев глаза, узнала Коляра.
   — А, это вы, господин Коляр, — заговорила она необыкновенно вежливо, — с тех пор, как мы вас не видели…
   Коляр сделал таинственный знак и громко сказал: Отведи—ка нам зеленую комнату, старуха. Нельзя, г. Коляр. Это почему?
   — Оттого, что она занята до семи часов.
   — Кем еще?
   — Людьми очень почтенными, — проворчала старуха, выпрямляясь во весь рост, — кучером и камердинером из соседнего замка.
   — Гм! — промычал Коляр, толкая локтем Леона. — Так отведи нам желтую комнату.
   — Рокамболь, — приказала вдова Фипар величественным тоном, — проводи этих господ в свободную комнату и выслушай их приказания.
   — Ладно, идет! — крикнул молодой негодяй и, взяв свечку, пошел впереди Коляра и Леона по маленькой круглой лестнице, ведущей наверх. Этот верхний этаж кабака состоял из трех каморок: одной довольно большой и двух маленьких нечистоплотных чуланчиков, которые на языке вдовы Фипар получили название кабинетов. Они были отделены один от другого довольно тонкой перегородкой.
   Рокамболь с шумом отворил дверь желтого кабинета, меблированного столом и четырьмя стульями.
   Коляр и Леон сели.
   — Что прикажете? — спросил Рокамболь.
   — Вина — пятнадцать бутылок.
   — Так! Что еще?
   — Сыру.
   — А дальше?
   — Фазана. Рокамболь вышел.
   — Ты думаешь, что мы здесь что—нибудь узнаем?
   — Я даю голову на отсечение, что лакеи, про которых сейчас говорила вдова Фипар, — ответил Коляр, — что—нибудь да выболтают про этого молодого человека.
   Леон яростно сжал кулаки.
   Рокамболь принес две бутылки вина, хлеба и сыру и только что начал было рассказывать Коляру о том, какой у них рядом поселился богатый англичанин, как внизу раздался голос вдовы Фипар, громко кричавшей:
   — Рокамболь! Рокамболь!
   — Сейчас, маменька, сейчас, — ответил негодяй и поторопился сбежать вниз.
   — Тише, идут! — прошептал Коляр, кладя палец на губы и показывая этим, что надо молчать.
   Два посетителя, оставившие за собой зеленый кабинет, всходили по лестнице. Коляр приотворил дверь и выглянул, но затем мгновенно захлопнул ее.
   Николо явился со слесарем. Посетители заняли зеленый кабинет и потребовали вина.
   — Господа могут делать здесь все, что им угодно! — заметил Рокамболь, — шум не воспрещен.
   — И даже бить бутылки?
   — Если заплатят за них, — крикнул Рокамболь и сбежал вниз.
   — Знаешь, — сказал потихоньку Коляр Леону, — это преудобный дом; здесь можно убить человека — и никто об этом и не узнает.
   Леон с удивлением посмотрел на своего собеседника. На губах Коляра играла мрачная улыбка, придававшая его лицу странное выражение:
   — Да, — продолжал он, — предположим, что здесь убит человек, я хочу сказать, утоплен. Река ведь под боком, и колеса машины постоянно вертятся. Обыкновенно берут человека уже мертвого и бросают его под машину. Колесо подхватывает труп, и тогда разберите, что было причиной его смерти: преступление или просто несчастный случай. Трудновато.
   — Действительно, — заметил Леон, изумляясь обороту, который принял их разговор.
   — Т—с—с… слушай… — проворчал Коляр.
   Разговор, происходивший в зеленом кабинете, был на самом деле очень интересен.
   — Видишь ли, братец, — говорил Николо своему товарищу, — чтобы покончить с человеком, надо поступать так: берут его за шею всеми десятью пальцами сразу и нажимают посильнее, как раз на адамово яблоко, понимаешь? И вот и вся штука. Человека как и не было.
   — Ты находишь, что так лучше? — спросил слесарь.
   — Я уже не раз испытал, и мне всегда блистательно удавалось.
   Все, что говорилось в зеленом кабинете, было отлично слышно сквозь тонкую перегородку. Леон посмотрел на Коляра.
   — Там убийца, — сказал он.
   — Гм! — промычал экс—каторжник. — Как для кого.
   — Что?
   — Отделаться от человека, который мне мешает, еще, собственно говоря, не большое преступление.
   Леон невольно вздрогнул.
   — Вот, например, хоть ты, — продолжал Коляр — ты мне мешаешь.
   — Я?! — вскрикнул работник, все еще ничего не подозревая.
   — Это, братец, так говорится. Но все—таки можно все предполагать.
   — Так, — пробормотал Леон, задумываясь о Вишне.
   — Ты, друг мой, дружен с людьми, которые мне * мешают… с этим твоим графом де Кергацем.
   Леон опять вздрогнул и посмотрел с беспокойством на Коляра.
   — Так ты его знаешь? — спросил он.
   — Да, несколько слышал о нем. Граф этот да ты… вы оба мне мешаете.
   На этот раз Леон посмотрел еще беспокойнее на Коляра. Его речь казалась ему чересчур странной.
   — И что особенно мне мешает, — продолжал Коляр насмешливым тоном, — так это ваше знакомство. У меня, конечно, будь уверен, есть на это свои причины. Итак, я тебя привожу сюда… положим, вечером… вот как сегодня.
   — Коляр — проговорил взволнованно Леон, — ты что—то очень странно шутишь со мной. Вместо того, чтобы говорить о Вишне, ты…
   — Ах, да! — спохватился Коляр. — Я было и забыл о ней.
   — Да я—то не забыл. Ты здесь ее видел?
   — Может быть.
   — Как! Может быть?..
   И Леон привстал со стула.
   — Если я привел тебя сюда, — ответил ему прехладнокровно Коляр, — то, конечно, у меня были на это причины…
   И при этом он постучал в перегородку и громко крикнул:
   — Друзья, сюда! Голубок попался и не вырвется, как в Бельвиле.
   И Леон увидел, как распахнулась дверь и на пороге появились Николо и слесарь.
   На их лицах можно было ясно прочитать смертный приговор столяру.
   Леон узнал в них тех двоих негодяев, которые привязались к нему в «Бургонских виноградниках».
   Только теперь он понял, что Коляр был предателем, что Вишни не было в Буживале и что он попал в западню. Он понял, что погибель была неминуема.
   Но, повинуясь чувству самосохранения, он невольно схватил нож, лежавший на столе, и отпрыгнул назад.
   — А, подлец! — крикнул он Коляру. — Ты хочешь меня убить!
   — Ты мне мешаешь, — ответил ему на это лаконично Коляр и, обратясь к своим молодцам, спокойно добавил:
   — Малый хочет поиграть с ножом. Ну пусть поиграет. А все будет лучше его утопить: следов не останется.
   Комната, где происходила эта сцена, была не больше шести футов в ширину, посередине стоял стол, а окно приходилось как раз против двери.
   Так как Роллан отпрыгнул к окну, то между ним и его противниками находился стол. Леон прислонился к стене и, угрожая им ножом, овладел стулом, сделав из него себе щит.
   Предчувствуя смерть, он сделался неустрашим.
   — Подходите, — крикнул он, — подходите! Хоть одного, да убью.
   И при этом он махал перед собой ножом.
   — Эй, малый, не балуй, — посмеялся еще раз Коляр, — ты делаешь глупости — ведь не уйдешь от нас, будь спокоен. Смело и навсегда можешь распрощаться со своей Вишней. Ты, братец, останешься здесь и отлично уляжешься на дне реки.
   — Помогите! — крикнул столяр, пытаясь отворить окно.
   Но Николо схватил бутылку и с ловкостью акробата пустил ее прямо в голову Леона.
   Этот удар ошеломил столяра, он глухо вскрикнул И упал на колени, выронив нож.
   Тогда—то клоун в один прыжок очутился возле него и обхватил его своими крепкими руками.
   — Душить его, что ли? — спросил он.
   — Нет, — крикнул Коляр, — утопить, это будет проще.
   И Коляр, не сходя с места, бросил Николо черный шелковый платок, служивший ему вместо галстука.
   Леон, хоть и был оглушен, но все еще отбивался и глухо кричал. Бутылка рассекла ему лицо, и он был весь залит кровью.
   — Живо, — крикнул Коляр, — хотя мы здесь и в совершенной безопасности, но все же не надо копаться.
   И в то время, как слесарь и Николо боролись с Леоном, Коляр обвязал ему вокруг шеи платок и принял на себя обязанность душителя.
   Но вдруг за окном показалась тень. Раздался выстрел — и Коляр, как сноп, упал навзничь.
   Спасителем Леона Роллана был граф де Кергац, который, не застав столяра, поехал за ним в погоню.
   Де Кергац, стоя под окном кабака на громадной куче хворосту, видел все, что происходило в зеленом кабинете, и узнал в Коляре того комиссионера, который приходил к нему от барона Кермора де Кермаруэ.
   Тогда—то он понял, откуда Андреа мог узнать о двенадцатимиллионном наследстве.
   Вслед за выстрелом Арман вышиб раму и с другим пистолетом в руке вскочил в комнату.
   — Бельвильский господин! — крикнул Николо, тот час же узнав графа, и со всех ног бросился бежать по лестнице.
   Внизу вдова Фипар и Рокамболь спокойно сидели друг против друга и играли в карты.
   Когда раздался выстрел, вдова невольно вздрогнула, но Рокамболь прехладнокровно сдал карты и спокойно заметил:
   — Вот и нет человека! Однако, право, глупо так стучать из—за пустяков.
   И, сказав это надгробное слово, он опять взялся за карты.
   — Ну, маменька, играйте внимательнее, я уже…
   Но шаги Николо, бежавшего со всех ног по лестнице, прервали негодяя, и перед взволнованною вдовою Фипар предстал ее незаконный супруг.
   — Мы погибли! — крикнул он. — Коляр убит. Бельвильский господин… граф… ты знаешь?.. Я бегу… старайся тоже удрать.
   И Николо мгновенно и одним прыжком очутился за дверью и исчез в темноте.
   — Мы погибли, — пробормотала в испуге вдова Фипар.
   Но Рокамболь уже овладел собой.
   — Не бойся, маменька, — сказал он. — Рокамболь с тобой! Мало ли что у нас может случиться. Из этого еще не выходит, чтобы ты была виновата во всем. Упади поскорее в обморок… это прекрасно и, главное, отлично доказывает невиновность.
   Распорядившись таким образом, смелый мальчуган бросился на лестницу и заорал во все горло:
   — Воры! Разбойники!
   Когда он влетел в желтый кабинет, то ему представилась следующая картина: граф де Кергац стоял наклонившись над умирающим Коляром, а Леон Роллан, пришедший уже в себя, сидел на слесаре.
   При виде Рокамболя Гиньон, бывший до сих пор простым зрителем, бросился на молодого кабатчика.
   — Разбойники! — продолжал кричать Рокамболь и, сообразив, что здесь произошло что—то недоброе, хотел уже повернуть назад, но Гиньон догнал его и, схватив очень удачно руками, повалил на пол.
   — Воры! Разбойники! — орал по—прежнему Рокамболь.
   Но Гиньон, подняв нож, который только что перед этим выронил. Леон, приставил его к горлу Рокамболя и сказал:
   — Если ты пикнешь еще, то будешь убит.
   — Так как ты скотина, то я помолчу, — проворчал негодяй, не потерявший и в эту минуту своего дикого хладнокровия.
   — Хорошо сыграно, — ворчал между тем Коляр, смотря с ненавистью на Армана, — вы в выигрыше, но капитан отомстит за меня!
   — Негодяй! — вскрикнул де Кергац. — Неужели ты и перед смертью будешь скрывать преступление и умрешь без покаяния в грехах?!
   — Вы ничего не узнаете, — пролепетал умирающий.
   — Во имя бога, перед которым ты скоро предстанешь, — умолял де Кергац, — скажи мне: где Жанна и Вишня?
   — А, — засмеялся Коляр, — вы хотите знать это, ваше сиятельство, ну, так знайте же, что Жанна любовница сэра Вильямса! А теперь вы больше ничего не узнаете. — И, произнеся эту фразу, он конвульсивно вытянулся и окончил свою грешную жизнь.
   Тогда граф перешел к слесарю и, приложив свой пистолет к его лбу, грозно сказал:
   — Говори, что ты знаешь, или прощайся с жизнью.
   — Я ничего не знаю, — прохрипел тот, — мальчик должен знать кое—что.
   Рокамболь слышал эти слова и прехладнокровно крикнул:
   — Я—то все знаю! Арман вскрикнул.
   — Я знаю, где они, — повторил Рокамболь.
   — Говори же! — крикнул Гиньон, приставляя нож к его горлу.
   — Ничего не скажу. Если хотите, то можете смело зарезать меня.
   Тогда Арман подошел к нему.
   — Денег, что ли, нужно тебе? — сказал он.
   — Да, барин. Жизнь без денег ужасно глупая штука.
   — Сколько же тебе нужно?
   — На первый случай — всего десять луидоров.
   Арман молча бросил ему кошелек.
   — Теперь велите оставить меня.
   Граф сделал знак рукой — и Гиньон немедленно отпустил Рокамболя.
   Мальчуган был совершенно хладнокровен и спокоен. Он посмотрел на Армана, зевнул и сказал:
   — Коляр все наврал. Сэр Вильямс похитил особу, но она еще не любовница его. Она, видите ли, не хочет этого.
   — Где же она? — с живостью спросил граф.
   — Недалеко отсюда. Я вас сейчас туда провожу.
   — Идем же скорей!
   — Идемте, идемте, — проговорил Рокамболь и, спрятав кошелек в карман, подошел снова к нему.
   — Господин граф, — сказал он, — вы ведь человек рассудительный. Ведь это стоит дороже десяти луидоров.
   — Ты получишь пятьдесят, если я только найду Жанну.
   — Это дело, — проворчал Рокамболь и пошел вперед.
   Арман, Гиньон и Леон последовали за ним. Слесарь был отпущен и немедленно убежал. Гиньон продолжал все еще держать Рокамболя за шиворот.
   — Дурак ты, дурак, — заметил ему ребенок, — ты все еще думаешь, что я убегу. Я, брат, право, не прочь заработать пятьдесят луидоров.
   Проходя через кабак, они увидели вдову Фипар, лежащую в обмороке.
   — Бедная маменька, — проговорил Рокамболь, — она уж очень испугалась. Надо хоть поцеловать ее, — прибавил он насмешливым тоном.
   И при этом наклонился, делая вид, что целует ее, а на самом деле быстро шепнул ей на ухо:
   — Беги скорей… Я сыграю с ними шутку, и они ничего не узнают.
   Старуха не пошевелилась и, казалось, была в самом деле в обмороке.
   Рокамболь шел вперед, а за ним шел Гиньон, не выпускавший все—таки его из своих рук.
   — Обе женщины, то есть Вишня и Жанна, находятся в маленьком домике, — говорил мальчуган. — Вот вы увидите.
   Он вошел на мостик водяной мельницы и сказал Гиньону:
   — Идите направо, приятель; если упадете в воду, то это будет очень плохая штука.
   — Ступай сам направо! — ответил ему Гиньон.
   — А плавать умеете? — спросил опять Рокамболь.
   — Нет, — ответил работник.
   — Ну, это плохо, — проворчал мальчуган, и, дойдя до середины мостика, где уже не было колеса, он сделал быстрое движение и, толкнув Гиньона, подставил ему подножку и вместе с ним полетел в воду.
   — Посмотрим, по шерсти ли тебе дана кличка Guignon^[1], — проговорил в это время маленький негодяй.
   И в то же время он крикнул графу:
   — Прощайте, господин граф, вы не узнаете, где Жанна.
   Ребенок пошутил и надсмеялся над взрослым и остался верен сэру Вильямсу.
   Делать было нечего.
   Де Кергац и Леон Роллан проворно вернулись в кабак, рассчитывая узнать что—нибудь от старухи.
   Но вдова Фипар уже исчезла.
   Кабак был пуст, и Арман нашел в нем только один еще неостывший труп Коляра.
   А теперь мы снова вернемся в Бретань.
   Сэр Вильямс не терял здесь времени понапрасну; он поместился у кавалера де Ласси, который принял его со всем радушием скучающего человека, и в короткое время заслужил его полное расположение и привязанность.
   Заручившись такими вескими данными, сэр Вильямс приступил уже к более решительным действиям.
   Он открылся перед де Ласси в том, что любит Эрми—ну, но что, к несчастью, не пользуется ее расположением.
   Де Ласси принял это сообщение близко к сердцу и решился помочь бедному англичанину, который так страдал из—за своей любви к Эрмине.
   По его предложению была устроена большая охота на старого кабана, на которой присутствовал и господин Бопрео с дочерью.
   Во время этой охоты сэр Вильямс имел возможность порисоваться в глазах молодой девушки, убив в двух шагах от нее старого кабана, на которого он бросился один.
   Сцена была настолько потрясающая и вместе с тем страшная, когда сэр Вильямс храбро бросился на рассвирепевшего зверя, что с Эрминой сделалось дурно, и молодой англичанин стал представляться ей чем—то вроде героя.
   — Каково? — пробормотал сэр Вильямс, возвращаясь с охоты и нагибаясь к господину де Бопрео.
   — О, отлично, великолепно! — проговорил тот.
   — Если бы у вашей дочери не двенадцати миллионов приданого, — заметил также тихо сэр Вильямс, — то я бы, поверьте, не стал рисковать: я ведь ставил на карту свою жизнь.
   Вскоре после этой охоты он сделал предложение, но Эрмина письмом поблагодарила его за оказанную ей честь и ответила, что она все еще любит Фернана и не может забыть его.
   Рокамболь, как и следовало ожидать, преспокойно себе выплыл на берег, обогрелся на барке и явился на другой день утром чуть свет в кабак.
   Дверь этого милого заведения была отперта.
   Вдова Фипар удрала отсюда еще вчера и скрывалась
   теперь в павильоне, где жила Жанна. Рокамболь взобрался в первый этаж.
   Труп Коляра все еще лежал в луже крови.
   — Это скверно, — подумал он, — граф удрал и, конечно, не скоро явится сюда. Но первый, кто пожалует сюда, уведомит кого нужно, и тогда мы действительно пропали. Эх, бедняга, — продолжал он, поднимая труп, — и твое дело не лучше Гиньона.
   В это время в нижнем этаже раздался маленький шум.
   Рокамболь проворно схватился за нож.
   Но в ту же минуту до него долетел хорошо знакомый ему голос:
   — Эй, Рокамболь!
   — Ладно, — пробормотал мальчик, — это наш Николо, трусить нечего.
   Это был на самом деле паяц Николо, который пробродил всю ночь по полям, к утру немного успокоился и решился сходить узнать, что произошло после его бегства.
   — Идите, тятенька, идите сюда! — крикнул ему мальчуган.
   Николо взошел по лестнице и остановился, дрожа всем телом, на пороге желтого кабинета.
   Юморист Рокамболь посадил труп Коляра и прислонил его к стене.
   — Шабаш, — сказал он, показывая на него пальцем.
   — А старуха? — спросил паяц.
   — Улизнула, — ответил Рокамболь. — Ну, папенька, болтать некогда. Сначала нужно припрятать покойного господина Коляра. Это его нисколько не огорчит, а мы будем в выигрыше.
   — Да ведь не мы же его убили, — заметил Николо, — и кто же смеет нас обвинять!
   Рокамболь пожал плечами и презрительно посмотрел на паяца.
   — Папенька, — сказал он, — хотя вы и не виновник моих дней, но, между нами сказать, я об этом не жалею.
   — Что такое? — спросил Николо.
   — А то, что вы глупы, как настоящий паяц, — продолжал Рокамболь, — у вас ум в ногах, а не в голове.
   — Дурак, — проворчал Николо.