Дюрренматт Фридрих. Визит старой дамы

   Справа сидят и пьют водку бургомистр и учитель.

 
   Бургомистр. Чемоданы, видели, сколько чемоданов! А раньше пронесли клетку с диким зверем. Это — черный барс.
   Учитель. Она сняла отдельную комнату специально для гроба. Странно.
   Бургомистр. У знаменитых дам всегда свои причуды.
   Учитель. Видно, она тут надолго расположилась.
   Бургомистр. Тем лучше. Она у Илла в руках. Он называл ее — «моя дикая кошечка, моя колдунья». Он вытянет из нее не один миллион. Ваше здоровье, учитель. За то, чтобы Клара Цаханассьян воскресила предприятия Бокмана.
   Учитель. И заводы Вагнера.
   Бургомистр. И металлургическую фирму «Место под солнцем». Только бы они заработали, а там все пойдет как по маслу — и городская община, и гимназия, и вся наша жизнь.

 
   Чокаются.

 
   Учитель. Я-то уж ко всему притерпелся. Недаром больше двадцати лет правлю тетрадки гюлленских учеников. Но что такое страх, понял только час назад. Когда с поезда сошла старая дама, вся в черном, меня охватил ужас! Я подумал: вот она — парка, неумолимая богиня судьбы. И если бы ее звали не Клара, а Клото, все бы поняли сразу, что в ее руках нити человеческих жизней.

 
   Входит полицейский и вешает каску на вешалку.

 
   Бургомистр. Подсаживайтесь, вахмистр.
   Полицейский(садясь). Служить в такой дыре радости мало. Но теперь мы оживем. Только что миллионерша с Иллом были в Петеровом сарае. Вот была трогательная картина. Оба полны благоговения, как в церкви. Неудобно даже было смотреть. А когда они отправились в Конрадов лес, я отстал. Ну и шествие! Впереди паланкин, рядом Илл, а позади камердинер и седьмой муж с удочкой.
   Учитель. Сколько мужчин! Она гетера Лайда наших дней.
   Полицейский. Да еще эти два толстяка. Сам черт тут ногу сломит.
   Учитель. Ужас! Разверзлись врата ада!
   Бургомистр. Не понимаю, что они там потеряли в Конрадовом лесу?
   Полицейский. То же, что и в Петровом сарае. Обходят места, где когда-то бурлила их страсть.
   Учитель. Неугасимый огонь! Как тут не вспомнить Шекспира? Ромео и Джульетту. Господа, я потрясен. Наконец-то наш город узнал кипение античных страстей.
   Бургомистр. Ну что ж, выпьем за дорогого Илла, который не жалеет сил, чтобы облегчать нашу участь. Господа! За нашего любимого, за самого уважаемого гражданина нашего города и моего будущего преемника!

 
   Эмблема гостиницы поднимается вверх. Слева входят четверо гюлленцев, вносят деревянную скамью без спинки. Первый встает на скамью, повесив на себя большое вырезанное из картона сердце с инициалами «А.К.». Остальные становятся полукругом с ветками в руках — они изображают деревья.

 
   Первый. Мы теперь буки, мы теперь сосны.
   Второй. Мы ели с зеленой хвоей.
   Третий. Мы мох и густые заросли терна.
   Четвертый. Подлесок и лисьи норы.
   Первый. Мы вереницы облаков, мы птиц щебетанье.
   Второй. Мы глухая чащоба леса.
   Третий. Мы мухоморы и пугливые косули.
   Четвертый. Мы шорох веток, мы призрак былой мечты.

 
   Из глубины появляются двое громил, безостановочно жующих резинку; они вносят паланкин с Кларой Цаханассьян.
   Рядом идет Илл. За ним бредут седьмой муж и дворецкий, который ведет за руки двух слепцов.

 
   Клара Цаханассьян. Вот и Конрадов лес. Роби, Тоби, стойте.
   Оба слепца. Роби и Тоби, стойте! Боби и Моби, стойте!
   Клара Цаханассьян(выходит из паланкина, осматривается). Сердце, на нем — наши с тобой инициалы, Альфред! Буквы рассохлись, почти стерлись. Дерево выросло, оно стало толстым и старым, как мы с тобой… (Переходит к другим «деревьям».) Старая роща! Как давно я не бывала здесь, с самой юности, как давно я не пробиралась сквозь ветви, не ступала по темному мху… Эй вы, жвачные животные, мне опротивели ваши морды. Погуляйте-ка с паланкином там, за кустами! А ты, Моби, иди к ручью, по тебе соскучилась твоя рыбка.

 
   Двое громил уходят с паланкином налево. Седьмой муж — направо. Клара Цаханассьян садится на скамью.

 
   Гляди, косуля!

 
   Третий убегает.

 
   Илл. Охота сейчас запрещена. (Садится рядом с ней.)
   Клара Цаханассьян. На этом валуне мы с тобой целовались. Больше сорока пяти лет назад. Мы любили друг друга в этих кустах, под этим буком, среди этих мухоморов, на этом мху. Мне было семнадцать, а тебе еще не было двадцати. Потом ты женился на Матильде Блюмхард, на ее мелочной лавочке, а я вышла замуж за Цаханассьяна, за его миллиарды. Он нашел меня в гамбургском публичном доме. Этот старый золотой жук запутался в моих рыжих волосах.
   Илл. Клара!
   Клара Цаханассьян. Эй, Боби! Сигару!
   Оба слепца. Сигару, сигару!

 
   Дворецкий подходит сзади, подает ей сигару и дает прикурить.

 
   Клара Цаханассьян. Грешный человек, люблю сигары! Мне бы, конечно, полагалось курить сигары, которые выпускает мой муж, но нет у меня к ним доверия.
   Илл. Я женился на Матильде Блюмхард ради тебя.
   Клара Цаханассьян. У нее были деньги.
   Илл. Ты была молода, красива. Тебя ждало будущее. Я хотел твоего счастья и ради этого пожертвовал своим.
   Клара Цаханассьян. Ну что ж, это будущее настало.
   Илл. Если б ты жила здесь, ты была бы такой же нищей, как я.
   Клара Цаханассьян. Ты — нищий?
   Илл. Разоренный лавочник в разоренном городке.
   Клара Цаханассьян. Зато теперь деньги есть у меня.
   Илл. С тех пор как ты ушла, у меня не жизнь, а ад.
   Клара Цаханассьян. Я теперь сама сущий ад.
   Илл. Дома мне поминутно тычут в нос нищетой; мы едва сводим концы с концами.
   Клара Цаханассьян. Твоя Матильда не дала тебе счастья?
   Илл. Главное, что счастлива ты.
   Клара Цаханассьян. А как твои дети?
   Илл. Они понятия не имеют, что такое идеалы!
   Клара Цаханассьян. Ну, идеалы они еще найдут.

 
   Илл молчит.

 
   Илл. Я веду жалкую жизнь. Ни разу толком не выезжал из Гюллена. Один раз съездил в Берлин и один раз в Тессин, вот и все.
   Клара Цаханассьян. И незачем ездить. Я знаю свет…
   Илл. Потому что ты могла разъезжать.
   Клара Цаханассьян. Потому что мир принадлежит мне.

 
   Илл молчит. Она курит.

 
   Илл. Теперь здесь все будет по-другому.
   Клара Цаханассьян. Да.
   Илл(осторожно). Ты нам поможешь?
   Клара Цаханассьян. Разве я могу бросить в беде родной город?
   Илл. Нам нужны миллионы.
   Клара Цаханассьян. Миллионов мало.
   Илл(восторженно). Ах ты моя кошечка! (В порыве чувства хлопает Клару Цаханассьян по колену и сразу же отдергивает руку, скорчившись от боли.)
   Клара Цаханассьян. Что, больно? Ты ударил по шарниру протеза.

 
   Первый достает из кармана трубку и большой ржавый ключ. Выколачивает трубку ключом.

 
   Слышишь? Дятел…
   Илл. Все так же, как прежде, когда мы были молодые и смелые. Солнце высоко стоит над елями, ослепительный шар. Плывут облака, и где-то в чаще ворожит нам кукушка…
   Четвертый. Ку-ку! Ку-ку!
   Илл(ощупывает первого). Как прохладна кора деревьев, ветер шевелит листву, и она шуршит, как волна по гальке. Все как было… все как было раньше.

 
   Трое изображающих деревья изо всех сил дуют и размахивают руками.

 
   Эх, если бы вернулись те дни, моя колдунья! Если бы нас не разлучила жизнь…
   Клара Цаханассьян. Ты, правда, этого хотел бы?
   Илл. Да! Только этого! Я по-прежнему тебя люблю. (Целует ей правую руку) Все та же прохладная белая ручка…
   Клара Цаханассьян. Чепуха! Это тоже протез. Из слоновой кости.
   Илл(испуганно отдергивает руку). Клара, у тебя все протезы?
   Клара Цаханассьян. Почти. С тех пор как мой самолет разбился в Афганистане. Все погибли, и экипаж тоже. Одна я выползла из-под обломков — меня так легко на тот свет не отправишь!
   Оба слепца. Ее на тот свет не отправишь! Ее на тот свет не отправишь!

 
   Торжественные звуки духового оркестра. Сверху на середину сцены снова спускается эмблема гостиницы — позолоченная фигура апостола. Гюлленцы вносят столы, покрытые рваными скатертями. На столах соответствующие приборы и угощение.
   Один стол ставят посреди сцены, два других — справа и слева, вдоль рампы. Из глубины появляется священник. Входят другие горожане, среди них гимнаст в трико. Появляются бургомистр, учитель и полицейский. Гюлленцы аплодируют.
   Бургомистр подходит к скамейке, где продолжают сидеть Клара Цаханассьян и Илл, четверо положили ветви и смешались с остальными гюлленцами.

 
   Бургомистр. Эта бурная овация — в вашу честь, сударыня.
   Клара Цаханассьян. Ее заслужил ваш оркестр. Здорово они трубили. Да и пирамида, которую построили гимнасты, великолепна. Я вообще обожаю мужчин в трико — природа без прикрас.
   Бургомистр. Разрешите пригласить вас к столу. (Ведет Клару Цаханассьян к столу, стоящему посередине, и представляет ей жену.) Моя жена.
   Клара Цаханассьян(разглядывая жену бургомистра в лорнет). Анетхен Думмермут, наша первая ученица.
   Бургомистр(представляя ей вторую даму, такую же высохшую и озлобленную). Госпожа Илл.
   Клара Цаханассьян. Матильдхен Блюмхард? Помню, как ты выглядывала из дверей своей лавчонки и ловила Альфреда. Ах ты моя прелесть, какая ты стала бледная и худая!

 
   Справа выбегает врач, усатый, приземистый мужчина лет пятидесяти, с черными жесткими волосами и лицом, изрезанным шрамами. На нем потертый фрак.

 
   Врач. Надеюсь, я не опоздал на своем дряхлом «мерседесе»?
   Бургомистр. Доктор Нюслин, наш врач.
   Клара Цаханассьян(разглядывает доктора в лорнет, пока тот целует ей руку). Интересно. Это вы здесь выдаете свидетельства о смерти?
   Врач(с удивлением). Свидетельства о смерти?
   Клара Цаханассьян. Неужели у вас в городе никто не умирает?
   Врач. Да, сударыня. Это моя обязанность. Такой у нас порядок.
   Клара Цаханассьян. Скоро вам придется засвидетельствовать смерть от разрыва сердца.
   Илл(смеясь). Ну разве не прелесть. Ей-богу, прелесть!
   Клара Цаханассьян(отворачиваясь от доктора, обращается к гимнасту в трико). А ну-ка, покажите еще что-нибудь!

 
   Гимнаст приседает и выкидывает вперед руки.

 
   Вот это мускулы! Вы хоть раз кого-нибудь придушили?
   Гимнаст(растерянно застывает на корточках). Придушил?
   Клара Цаханассьян. А ну-ка отведите руки назад, господин гимнаст. А теперь сделайте мост.
   Илл(смеясь). Ну и юмор у нашей Клары! Какие словечки. Помрешь со смеху.
   Врач(еще не придя в себя). Ну, знаете! От этих шуток дрожь пробирает по телу.
   Илл(со значением). Она обещала нам миллионы!
   Бургомистр(задохнувшись). Миллионы?
   Илл. Миллионы!
   Врач. Черт побери!
   Клара Цаханассьян(отворачиваясь от гимнаста). Я хочу есть, бургомистр.
   Бургомистр. Мы ждем только вашего мужа, сударыня.
   Клара Цаханассьян. Зря. Во-первых, он ловит рыбу, во-вторых, мы разводимся.
   Бургомистр. То есть как разводитесь?
   Клара Цаханассьян. Да очень просто. Моби тоже будет удивлен. Я выхожу замуж за немецкого киноактера.
   Бургомистр. Но вы говорили, что так счастливы в браке.
   Клара Цаханассьян. У меня все браки счастливые. Но я с детства мечтала обвенчаться в гюлленском соборе. А детская мечта должна сбываться. Это будет великолепно!

 
   Все садятся за столы. Клара Цаханассьян — между бургомистром и Иллом. Радом с бургомистром — его жена, рядом с Иллом — его жена. Справа за другим столом — учитель, священник, полицейский. Слева — четверо. Далее — другие почетные гости с женами. Сзади транспарант: «Добро пожаловать, Клерхен».
   С места поднимается очень веселый, повязанный салфеткой бургомистр и стучит по бокалу.

 
   Бургомистр. Милостивая государыня! Дорогие жители Гюллена! Вот уже сорок пять лет, как вы, сударыня, покинули наш город, основанный владетельным князем Хассо Благородным и так уютно расположенный между Конрадовым лесом и долиной Пюкенрид. Сорок пять лет, почти полвека — изрядный срок. Много воды утекло с тех пор, много хлебнули мы горя. Тяжело было людям на земле, тяжко было и нам. Но мы никогда, ни на минуту не забывали вас, сударыня, нашу Клерхен!

 
   Аплодисменты.

 
   Ни вас, ни вашу семью. Ваша пышущая здоровьем мать…

 
   Илл что-то шепчет ему на ухо.

 
   Увы! Она так рано скончалась от чахотки… Ваш отец был человек известный. Он воздвиг у вокзала здание, которое никто не пропустит: ни стар, ни млад…

 
   Илл что-то шепчет ему на ухо.

 
   Здание, которое посещают, как никакое другое. Ваши родители для нас незабвенны, они символ всех человеческих добродетелей. И наконец, вы, сударыня! Кто не помнит ваших белокурых…

 
   Илл снова шепчет ему что-то на ухо.

 
   …золотых волос, которые так поэтично развевались, когда вы, сударыня, резвились на наших улицах, увы, ставших теперь такими убогими. Уже тогда весь Гюллен был покорен вашим обаянием, и мы все были уверены, что вас ждет головокружительный успех в международном масштабе. (Достает блокнот.) Нет, мы ничего не забыли. До сих пор в нашей гимназии вас ставят в пример. Вы ведь с ранних лет поражали своими познаниями в ботанике и зоологии. И разве это случайно? Врожденная любовь к природе, ко всему живому, беззащитному — вот в чем корень этого. Ваше неизменное стремление к справедливости, ваша страсть творить добро уже тогда вызывали всеобщее восхищение.

 
   Бурные аплодисменты.

 
   Ведь это наша Клерхен тратила с трудом заработанные карманные деньги на покупку картошки для бедной вдовы, которой грозила голодная смерть!

 
   Бурные аплодисменты.

 
   Милостивая государыня! Дорогие граждане города Гюллена! Нежные семена дали ростки, златовласая озорница превратилась в прекрасную даму, которая осыпает благодеяниями все страждущее человечество. Вспомните о том, что ею сделано для общества: тут и убежище для молодых матерей, и бесплатный суп для бедняков, тут и помощь художникам, и ясли для малюток. Я хочу от души приветствовать любимую дочь Гюллена, которую мы вновь обрели под родным кровом. Ура! Ура! Ура!

 
   Аплодисменты.

 
   Клара Цаханассьян(встает). Бургомистр! Граждане Гюллена! Меня глубоко тронуло, что мой приезд вас так бескорыстно обрадовал. Скажу вам правду — я вовсе не была такой, какой изобразил меня в своей речи бургомистр. В школе меня часто пороли, а картофель для вдовы Болл я и не думала покупать, мы крали его с Иллом вовсе не потому, что я хотела спасти эту старую сводню от голода. Мне надо было, чтобы она пускала нас с Иллом в свою кровать, где было куда приятнее, чем в Петеровом сарае или в Конрадовом лесу. Но все же я готова внести свой вклад в вашу радость: я решила подарить Гюллену миллиард. Пятьсот миллионов городу и пятьсот миллионов разделить между всеми жителями.

 
   Мертвая тишина.

 
   Бургомистр(заикаясь). Миллиард?

 
   Общее оцепенение продолжается.

 
   Клара Цаханассьян. При одном условии…

 
   Необузданное ликование охватывает всех присутствующих.
   Одни вскакивают на стулья, другие пускаются в пляс. Гимнаст принимается делать свои упражнения и т.д. и т.п.

 
   Илл(в восторге бьет себя в грудь). Клара! Золото! Чудо! Помереть можно! Моя колдунья! (Целует ее).
   Бургомистр. Сударыня, вы сказали: при одном условии. Могу я осведомиться, что это за условие?
   Клара Цаханассьян. Сейчас скажу. Я даю вам миллиард в обмен на правосудие.

 
   Мертвая тишина.

 
   Бургомистр. Как это понимать, сударыня?
   Клара Цаханассьян. Так, как я сказала.
   Бургомистр. Но ведь правосудие не продается.
   Клара Цаханассьян. Все продается.
   Бургомистр. Я все-таки ничего не понимаю…
   Клара Цаханассьян. Выйди вперед, Боби.

 
   Выходит дворецкий, останавливается в центре между столами и снимает черные очки.

 
   Дворецкий. Не знаю, сумеет ли кто-нибудь из вас меня узнать?
   Учитель. Окружной судья Хофер?
   Дворецкий. Правильно. Сорок пять лет назад я был судьей города Гюллена, а потом служил в апелляционном суде Каффигена до тех пор, пока четверть века назад госпожа Цаханассьян не предложила мне стать ее дворецким. Может, для человека с университетским образованием это несколько странная карьера, но мне было предложено такое фантастическое жалованье…
   Клара Цаханассьян. Ближе к делу, Боби.
   Дворецкий. Как вы слышали, госпожа Цаханассьян дает вам миллиард и требует за это правосудия. Другими словами, госпожа Клара Цаханассьян заплатит миллиард за то, чтобы вы осудили беззаконие, которое было учинено здесь, в Гюллене. Могу я попросить сюда господина Илла?
   Илл(встает бледный, испуганный и удивленный). Что вам от меня нужно?
   Дворецкий. Прошу вас подойти сюда, господин Илл.
   Илл. Пожалуйста. (Подходит с натянутой улыбкой, пожимает плечами)
   Дворецкий Дело было в тысяча девятьсот десятом году. Ко мне, тогда судье города Гюллена, поступил иск о признании отцовства. Клара Вешер, как в девичестве звали госпожу Клару Цаханассьян, предъявила иск о признании господина Илла отцом своего внебрачного ребенка.

 
   Илл молчит.

 
   Вы, господин Илл, отрицали свое отцовство. И привели в суд двух свидетелей.
   Илл. Нашли что вспомнить. Молодо-зелено…
   Клара Цаханассьян. Тоби и Роби, приведите Коби и Лоби.

 
   Громилы, жуя резинку, выводят на середину сцены двух слепцов.

 
   Оба слепца. Мы тут как тут! Мы тут как тут!
   Дворецкий. Узнаете ли вы этих людей, господин Илл?

 
   Илл молчит.

 
   Оба слепца. Мы Коби и Лоби. Мы Коби и Лоби.
   Илл. Я их не знаю.
   Оба слепца. Мы очень изменились. Мы очень изменились.
   Дворецкий. Назовите свои имена.
   Первый слепец. Якоб Хюнлейн. Якоб Хюнлейн.
   Второй слепец. Людвиг Шпар. Людвиг Шпар.
   Дворецкий. Ну так как же, господин Илл?
   Илл. Я их не знаю.
   Дворецкий. Якоб Хюнлейн и Людвиг Шпар, узнаете ли вы господина Илла?
   Оба слепца. Мы слепые. Мы слепые.
   Дворецкий. Узнаете ли вы его по голосу?
   Оба слепца. Мы узнаем его голос. Мы узнаем его голос.
   Дворецкий. В тысяча девятьсот десятом году я был судьей, а вы — свидетелями. Что вы показали тогда под присягой в суде Гюллена?
   Оба слепца. Что мы спали с Кларой. Что мы оба спали с Кларой.
   Дворецкий. В этом вы присягнули передо мной, перед судом, перед Богом. Это была правда?
   Оба слепца. Мы дали ложную присягу. Мы дали ложную присягу.
   Дворецкий. Почему вы солгали, Людвиг Шпар и Якоб Хюнлейн?
   Оба слепца. Нас подкупил Илл. Нас подкупил Илл.
   Дворецкий. Чем?
   Оба слепца. Литром водки. Литром водки.
   Клара Цаханассьян. Расскажите же, Коби и Лоби, что я с вами сделала?
   Дворецкий. Расскажите.
   Оба слепца. Дама приказала нас разыскать. Дама приказала нас разыскать.
   Дворецкий. Верно. Клара Цаханассьян приказала их искать. По всему свету. Они эмигрировали: Якоб Хюнлейн в Канаду, а Людвиг Шпар в Австралию. Но она их нашла. Что же она с вами сделала?
   Оба слепца. Она отдала нас Тоби и Роби. Она отдала нас Тоби и Роби.
   Дворецкий. Что с вами сделали Тоби и Роби?
   Оба слепца. Кастрировали и ослепили. Кастрировали и ослепили.
   Дворецкий. Таково это дело: перед вами — судья, ответчик, два лжесвидетеля и судебная ошибка, совершенная в тысяча девятьсот десятом году. Я правильно все осветил, истица?
   Клара Цаханассьян(встает). Да.
   Илл(топает ногой). Но срок давности миновал, все это было в незапамятные времена. Старая дурацкая история.
   Дворецкий. Что стало с вашим ребенком, истица?
   Клара Цаханассьян(тихо). Он прожил всего год.
   Дворецкий. А с вами?
   Клара Цаханассьян. Я стала проституткой.
   Дворецкий. Почему?
   Клара Цаханассьян. Меня обрек на это суд.
   Дворецкий. И теперь вы требуете, чтобы свершилось правосудие?
   Клара Цаханассьян. Да. Теперь мне это по средствам. Город Гюллен получит миллиард, если кто-нибудь убьет Альфреда Илла.

 
   Мертвая тишина. Жена Илла бросается к мужу и обнимает его.

 
   Госпожа Илл. Фреди!
   Илл. Как ты можешь этого требовать, моя колдунья? Ведь позади такая длинная жизнь…
   Клара Цаханассьян. Жизнь позади длинная, но я ничего не забыла. Ни Конрадова леса, ни Петерова сарая, ни кровати вдовы Болл, ни твоего предательства. Мы уже старики, ты опустился, а меня искромсали хирурги. И теперь я хочу свести с тобой счеты, ты сам выбрал свой путь, а я свой не выбирала. Только что, сидя в лесу, где прошла наша юность, ты хотел вернуть прошлое. Ну вот, я его возвращаю тебе, но требую правосудия — правосудия в обмен на миллиард.
   Бургомистр(встает бледный, с достоинством). Госпожа Цаханассьян! Мы пока еще живем в Европе, и мы христиане. От имени города Гюллена и во имя гуманизма я отвергаю ваше предложение. Лучше быть нищим, чем палачом.

 
   Бурные аплодисменты.

 
   Клара Цаханассьян. Я подожду.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

   Все тот же городишко. В глубине фасад гостиницы «Золотой апостол» с обшарпанной лепниной в стиле модерн. Балкон. Справа — вывеска «Альфред Илл. Магазин». Под вывеской — грязный прилавок, за ним полки, забитые всяким хламом. Когда кто-нибудь входит в условно обозначенную дверь, тонко звенит колокольчик. Налево вывеска: «Полиция». Под ней дощатый стол, на нем телефон. Два стула. Утро. Роби и Тоби, как всегда жуя резинку, проносят через сцену в гостиницу траурные венки и букеты.
   Илл следит за ними через окно своей лавчонки. Его дочь подметает пол. Сын закуривает сигару.

 
   Илл. Опять венки.
   Сын. Каждый день они их таскают с вокзала.
   Илл. Украшают пустой гроб в «Золотом апостоле».
   Сын. Пугают, а никому не страшно.
   Илл. Весь город за меня.

 
   Сын закуривает.

 
   Мать придет завтракать?
   Дочь. Нет. Она устала.
   Илл. Хорошая мать вам досталась, детки. Ей-богу. Должен вам это сказать. Хорошая мать. Пусть побудет одна, пусть передохнет. А мы позавтракаем втроем. Давно мы этого не делали. Я зажарю яичницу и открою коробку американской ветчины. Закатим княжеский пир. Совсем как в те счастливые годы, когда у нас в городе процветало «Место под солнцем».
   Сын. Ты меня извини. (Тушит сигарету.)
   Илл. Не хочешь с нами поесть, Карл?
   Сын. Схожу на вокзал. Там заболел носильщик. Может, им понадобится замена.
   Илл. Ну, таскать тяжести в такой зной — разве это занятие для моего сына?
   Сын. Лучше хоть такая работа, чем никакой! (Уходит.)
   Дочь(встает). И я пойду, отец.
   Илл. И ты? Так-так. А куда ты пойдешь, разрешите спросить?
   Дочь. На биржу труда. Может, найдется хоть какое-нибудь место. (Уходит).

 
   Илл растроган. Он вытаскивает платок и сморкается.

 
   Илл. Прекрасные дети. Завидные дети.

 
   С балкона гостиницы доносятся звуки гитары.

 
   Голос Клары Цаханассьян. Дай-ка мою левую ногу, Боби.
   Голос дворецкого. Никак не найду.
   Голос Клары Цаханассьян. Да она там, на комоде, за флердоранжем.

 
   К Иллу входит покупатель — первый.

 
   Илл. Доброе утро, Хофбауэр.
   Первый. Пачку сигарет.
   Илл. Как всегда?
   Первый. Нет, не эту, а вон ту, зеленую.
   Илл. Она дороже.
   Первый. Запишите за мной.
   Илл. Ладно, Хофбауэр. Для вас… ведь мы должны поддерживать друг друга.
   Первый. Там кто-то играет на гитаре.
   Илл. Бандит из Синг-Синга.

 
   Из гостиницы выходят слепцы. Они несут удочки и прочую рыболовную снасть.

 
   Оба слепца. С добрым утром, Альфред! С добрым утром!
   Илл. Пошли вы ко всем чертям!
   Оба слепца. Мы идем ловить рыбку. Мы идем ловить рыбку. (Уходят налево.)
   Первый. Они пошли к ручейку.
   Илл. Со снастью ее седьмого мужа.
   Первый. Говорят, его табачные плантации ухнули.
   Илл. Их тоже зацапала миллиардерша.
   Первый. Зато и закатит же она пышную свадьбу со своим восьмым! Вчера была помолвка.

 
   На балконе гостиницы появляется Клара Цаханассьян в утреннем туалете. Она пробует, как движется правая рука и левая нога. Слышны звуки гитары, которая сопровождает все сцены на балконе: как при оперном речитативе мелодии зависят от текста — иногда играют вальс, иногда отрывки из различных национальных гимнов и т.п.

 
   Клара Цаханассьян. Ну вот, теперь меня опять свинтили. А ну-ка, армянскую, Роби.

 
   Звучит гитара.

 
   Эту песню так любил мой первый муж. Вечно требовал, чтобы ее играли. Каждое утро. Он был классический мужчина — этот старый финансист со всеми его бессчетными танкерами, скаковыми лошадьми и миллиардами. За него хоть имело смысл выйти замуж. И какой прекрасный наставник… во всех этих… танцах, какой только он не знал чертовщины! Я у него полный курс прошла.