Страница:
– Да, когда-то было именно так. Я произвел некоторые инновации. Они задокументированы в моих личных дневниках, которые я намереваюсь опубликовать. Половина моих попыток привела к созданию жизнеспособных эмбрионов.
Репортеры склонились над блокнотами, лихорадочно делая записи.
– Я внедрил эмбрион, содержащий ДНК из крови, оставленной на плащанице, в матку женщине, ставшей донором яйцеклетки.
Те участники, что еще продолжали сидеть, тут же вскочили с мест. Росси опустил голову и что-то прошептал, как будто молясь, после чего снова посмотрел в объектив камеры – как будто прямо в глаза незримому Брауну.
– Приблизительно в полночь 6 сентября она произвела на свет ребенка.
– Боже всемогущий! – вырвалось у Корал.
– Где же мать и ребенок?
– В какое время точно произошли роды?
– Кто мать, мистер Росси?
Феликс поднял руки, призывая репортеров угомониться:
– Прошу вас успокоиться! Я не могу слушать вас всех одновременно. Ее зовут Мэгги Джонсон.
– Кто она?
– Она была девственницей? – с явной насмешкой прозвучал чей-то голос.
– Да, он… она была… Мэгги Джонсон – афроамериканка тридцати пяти лет. В течение пяти лет она работала моей домоправительницей. Да, когда я имплантировал клона, она была девственницей, как и в тот день, когда появилась на свет, но…
По толпе журналистов пробежал ропот. Росси сжал пальцы с таким видом, будто его охватила ярость.
– Но она умерла.
В конференц-зале воцарился такой невообразимый гам, что Росси могли слышать лишь несколько человек. Они тотчас зашикали на соседей, требуя, чтобы те замолчали. В конечном итоге желание узнать подробности возобладало над эмоциями.
– Роды оказались преждевременными.
– Вы хотите сказать, что у Христа оказались родовые травмы? – спросил тот же насмешливый голос. На шутника тут же злобно зашипели стоявшие рядом.
Росси недобрым взглядом посмотрел в видеокамеру.
– Я пытался спасти их, но роды произошли на два месяца раньше положенного срока. У новорожденного оказались плохие легкие. Кроме того, оборвалась плацента. Мы не успели довезти ее до больницы. Роженица скончалась от кровопотери во время родов.
– Интересно, а где же тела? – вслух удивилась Корал.
– У меня есть пресс-релиз, – как будто услышав ее вопрос, ответил с экрана Росси. – Там можно прочесть подробности, но я охотно предложу все свидетельства и отвечу на все ваши…
– Вы хотите сказать… что все это?.. – спросил какой-то журналист с ярко выраженным британским акцентом.
– Клон Иисуса Христа мертв, – ответил Росси.
В конференц-зале лучшего частного клуба одновременно ожили десятки сотовых телефонов, и десятки голосов тут же принялись диктовать отчеты о происходящем. Несколько человек, до этого стоявших, медленно опустились обратно в кресла. Кто-то, опустив голову, печально прислонился спиной к шелковой обивке стен.
– Извини, Корал, оставь меня на минутку, – попросил Браун.
Та послушно выполнила его просьбу и вышла из комнаты. «Живое воплощение женственности», – подумал ей вслед Браун.
Оставшись один, он нажал на кнопку пульта, и изображение Росси застыло на экране. Браун впился в него глазами. Вид у Росси был усталый, он явно недосыпал в последнее время. На лице также застыло выражение вины, растерянности и глубокой душевной боли. Может, он просто безумец? Или же все-таки искусный лжец? Неужели он знает, как нужно маскировать внешние проявления лжи? У Росси был печальный взгляд человека, который только что погубил себя. Никакое уважающее себя ученое сообщество или религиозные круги больше никогда не примут его.
Чего же он добился своим признанием? Если Росси опасается за собственную жизнь, то подобное публичное выступление нисколько ему не поможет и никак его не обезопасит. Может быть, он наивно полагает вернуть жизнь в нормальную колею? Признание – после того, как все подозревали его, – оно как горькое лекарство. Стоит его принять, и ему все простят. Он должен был знать, что это не так. Сегодняшняя пресс-конференция занесет его имя в учебники истории: безумный ученый, пытавшийся клонировать Иисуса Христа. Возможно, Феликс Росси надеялся, что тем самым избавится от навязчивой прессы. Но это смехотворно! Папарацци теперь ни за что не выпустят его из поля зрения.
Нет, для проведения пресс-конференции могла быть лишь одна причина – если, конечно, исходить из того, что Росси в здравом уме. Клон жив.
Теомунд Браун выключил телевизор, взял в руки телефон и нажал на кнопку.
– Ты все еще смотришь? – спросил он. – Хорошо. Проверь его рассказ, обрати внимание на наличие свидетельства о смерти. Выясни, что случилось с телами. Убедись, что за ним ведется постоянная слежка.
Браун встал и вышел на террасу. Как и сам пентхаус, она тянулась по длине всего дома. Маленькие столики и низкие стулья из литого чугуна с наброшенными на них подушками и полосатые шезлонги были расставлены по всей террасе по соседству с деревьями, кустарниками и цветами в кадках и горшках, создавая нечто вроде уютных островков отдыха. Корал лежала в шезлонге, разметав по подушке волну волос. Не ведая о собственном совершенстве, она согнула ногу и, о чем-то задумавшись, небрежно покачивала ею. Интересно, подумал Браун, чем именно заняты ее мысли? Корал посмотрела на него дымчатыми глазами. Этот взгляд обычно повергал представителей сильной половины человечества в транс. Всех, но не Брауна. На всякий случай он решил проверить ее, для чего, прикоснувшись к впадине на горле, нащупал пульс.
– Я слышал, что Сэм Даффи умер, – сообщил он и тотчас же обнаружил легкий сбой пульса. Впрочем, уже в следующую секунду пульс пришел в норму. Безразличие или жесткий контроль?
– Ужас! Что случилось?
– В него стреляли в Центральном парке. Там, где родился клон. Сэм помогал Росси.
– Понятно. – В ее голосе прозвучало легкое разочарование, но похоже, что она о чем-то думает или вспоминает.
– Когда ты в последний раз видела Сэма, Корал?
Вопросительный взгляд.
– Когда ты велел мне, Тео.
– Ты любила его?
Корал потянулась.
– Сэм был забавный. Хороший любовник. Конечно, я любила его. Как жаль, что он мертв. Он был красавчик.
С этим словами она зевнула, встала и грациозно потянулась. Затем взялась за подол платья и сняла его через голову. Оставшись обнаженной, легла в шезлонг и потянулась за романом Норы Робертс. Браун сел с ней рядом.
Но тут на крышу вышел дворецкий. Обнаженные женщины давно стали привычной частью обстановки этого дома, однако Брауна и Корал от него отделял куст в горшке. Отведя взгляд в сторону, дворецкий прошествовал мимо них на середину террасы. Здесь он щелкнул замком в стене и, вытащив скользящую перегородку, разделил террасу на две части.
– Благодарю вас, – бросил ему Браун.
Проходя мимо них, дворецкий отвесил легкий заговорщический поклон и произнес:
– Рад служить.
– Тео, почему ты отгораживаешься? – спросила Корал.
Браун смерил ее немигающим взглядом. В ее глазах ему почудилась легкая неуверенность. Не иначе как она поняла, что ей лучше не знать того, что окажется по ту сторону перегородки. Браун взял в руку прядь волос Корал и провел ею по горлу, затем сделал это еще раз и вновь проверил пульс. Тот не выдавал никакого волнения. Отлично. Похоже, она уже забыла о смерти Сэма Даффи. Неужели он все-таки ошибся, подозревая ее в том, что она помогала Сэму? Браун провел рукой по восхитительной груди Корал. Девушка откинулась на спину, приоткрыв рот и зажмурив глаза.
– Знаешь, что я сделаю с тобой, если узнаю, что ты предала меня? – спросил Браун.
Она ответила, не открывая глаз:
– Знаю, Тео. Вырвешь мне глаза раскаленными щипцами, а затем убьешь.
Он погладил ее по лицу.
– В первой части ответа ты ошибаешься.
Корал открыла глаза и посмотрела на небо.
– Слава богу, – ответила она и вернула его руки себе на грудь. Теомунд улыбнулся. Секс не был их обоюдной слабостью, но когда у нее возникало желание, Корал всецело отдавалась страсти.
– Извините, сэр, – кашлянув, произнес дворецкий. – Я подумал, вы захотите посмотреть, что творится на улице.
Корал протестующе простонала, но Браун встал и, отойдя в сторону, пронаблюдал за тем, как доктор Феликс Росси, его сестра и невеста вышли из такси и ступили на красную ковровую дорожку лестницы, ведущей в здание. Невероятно, но Росси вместе с родственницами вернулся в свою квартиру на Пятой авеню, как будто ничего не произошло! Неужели им невдомек, чем они при этом рискуют? Из такси и автомашин, следовавших за ними по пятам, выскочила целая армия репортеров.
Кивнув Корал, Браун вернулся в библиотеку, с ее рядами книжных полок из прекрасного красного дерева, изготовленных, между прочим, без единого гвоздя. На досуге он любил изучать книги по искусству, науке, религии и философии. Сев в мягкое, обтянутое кожей кресло, Браун включил телевизор. В течение одиннадцати лет Сэм Даффи был начальником службы безопасности, верно и преданно исполняя свои обязанности, а заодно выступая в роли швейцара этого роскошного дома. Новый привратник, Рэйв, к счастью, не отличался дотошностью Сэма. Сейчас он включил камеры видеонаблюдения и направил изображение на экран расположенного в библиотеке монитора.
Экран ожил, и Браун увидел, как Феликс Росси, ускользнув от навязчивых репортеров благодаря дежурившей у входа в здание охране, вместе с женщинами вошел в квартиру на восьмом этаже. Здесь он прошагал по коридору, мимо увешанных картинами стен, и, опустившись на колени на молельную скамеечку из черного дерева под серебряным распятием, произнес слова сожаления о смерти Сэма Даффи, матери клона Мэгги и самого клона. Впрочем, Браун не поверил ни единому его слову. Не иначе как Росси, зная или подозревая, что его жилище нашпиговано подслушивающей аппаратурой, репетирует фальшивую версию случившегося. Клон жив, Браун был в этом уверен. Тем не менее он пронаблюдал за тем, как Росси и его спутницы разошлись по своим комнатам, где принялись раздеваться. И любимая сестра Феликса Франческа, и его обожаемая невеста Аделина. Теомунд нахмурился. Если Сэм поведал им о «жучках», установленных в комнатах, неужели их не волнует, что за ними кто-то следит?
Мучительная пресс-конференция, должно быть, пробудила в Феликсе Росси похоть, потому что он и его невеста решили заняться любовью. Браун десятки раз видел, как мужчины и женщины предаются недозволенным сексуальным утехам, не ведая о том, что за ними наблюдают. Пленки с такими записями были необходимой мерой предосторожности. Однако это совокупление было фантастическим. Теомунд и раньше видел нечто подобное – отчаянный ритуал продолжения жизни. Так люди поступают, когда кто-нибудь умирает, и они силой своих чресел пытаются бороться со смертью.
Росси как безумный ласкал свою женщину, как будто тело его было кремнем, которым он пытался высечь из нее искру, чтобы воспламенить их обоих и чтобы любые слезы были бессильны погасить этот огонь.
Впрочем, лицо ее в эти минуты действительно было залито слезами. Стоило Росси проникнуть в нее, как их страсть вспыхнула с такой силой, словно они вечность не видели друг друга. Они могли бы стать идеальными натурщиками для великого Родена, столь много было в них неповторимой всесокрушающей нежности и любви. Судя по всему, первым оргазма достиг Росси. Лишь при последнем его яростном рывке Аделина задрожала от страсти, принимая в себя его семя.
Если в эти мгновения Аделина готова к зачатию, а семя Феликса Росси жизнеспособно, то она наверняка забеременеет.
Теомунд Браун проникся сочувствием к ним, по-своему понимая, что такое смерть. В его глазах это была неумолимая логика жизни. Каждый день кто-нибудь умирает. Он представил себе бесконечную череду смертей и рождений – первое дыхание, первый крик, последний вздох. Глаза впервые открываются и смотрят на мир или навсегда закрываются. Сам Браун не боялся смерти. Она была для него слишком привычна. Он будет управлять ею до тех пор, пока она не возьмет над ним верх.
Чувствуя себя хозяином положения, Браун выключил монитор. Росси и его женщины, похоже, даже не догадывались о том, кто он, их сосед сверху. Из чего следовало, что Феликс, по всей вероятности, сказал на пресс-конференции правду. Клон и его мать вполне могут быть мертвы. Если это действительно так, то кардинал Салати будет в восторге.
Однако чтобы окончательно в этом убедиться, придется все-таки понаблюдать за Росси и его женщинами.
В библиотеку вошел дворецкий.
– Машина «скорой помощи» прибыла, сэр.
– Они подъедут к отдельному лифту из моего гаража?
– Я позабочусь об этом, сэр.
Браун встал, чтобы пройти в фойе, и, услышав доносившийся с террасы смех, подошел к скользящей перегородке и задернул штору. Не хотелось, чтобы Корал видела, как к дому подъедет машина «скорой». По всей видимости, она нашла в книге что-то забавное – нечто такое, что заставило ее смеяться до слез. Помахав ей рукой, он вышел в фойе как раз в тот момент, когда открылись двери лифта. Это был старина Чак, который все сделал так, как ему было велено. С того времени, как Браун нашел его, Чак сделал себе неплохое имя в медицине. Даже не верится, что когда-то это был бедный черный юноша без гроша в кармане, зато с высокими показателями отборочного теста, необходимыми для поступления в колледж. Чак рано женился, и у него вот-вот должен был родиться ребенок, но он все равно не желал отступаться от своей мечты стать врачом. Щедрая финансовая поддержка со стороны Брауна пришлась ему весьма кстати.
– Добрый вечер, сэр, – произнес Чак.
Вид у него был в равной степени недовольный и напуганный. Браун намеренно оставил его настроение без внимания. Вместо этого он подошел к каталке, на которой лежал Сэм Даффи, и посмотрел на больного сверху вниз. Рот приоткрыт, глаза закатились, взгляд устремлен куда-то в пространство. Похоже, Чак был прав, когда утверждал, что Сэм вряд ли выживет. Но если такое случится, он сумеет вытянуть из него правду о том, что произошло с клоном. Браун вздохнул.
Почти год назад он дал Сэму задание выяснить, какой именно ученый пытается клонировать Иисуса Христа. Сэм задание выполнил, но вместо того, чтобы сообщить все необходимые сведения, стал тайно помогать Феликсу Росси. Почему? Этот вопрос не давал Брауну покоя последние три дня. Работая здесь, в этом доме, под личиной швейцара, Сэм, по всей видимости, завел дружбу со служанкой Феликса. Если Росси говорил правду и она действительно была матерью клона, то Сэм, возможно, взялся защитить ее. И все же при этом он даже словом не обмолвился ученому о том, что Теомунд задался целью уничтожить клона.
Браун кивнул дворецкому, и тот провел Чака Льюистона в комнату со звукоизоляцией, которую Браун распорядился приготовить для коматозного больного и того, кто будет за ним ухаживать.
Сам Теомунд вернулся в библиотеку, где принялся рассеянно водить пальцем по древнеиндийским символам, выгравированным на золотом кольце, некогда принадлежавшем его отцу. Это была одна из древнейших надписей в истории человечества: Iilavartatе vara, то есть священная река, окружает Ilavrita, мое царство. В случае Брауна этой рекой были океаны.
Он открыл балконную дверь, задернул шторы, кивнул Корал и, вновь включив телевизор, провел большим пальцем по друзе лазурита. Вопреки сказанному Росси на пресс-коференции, перед журналистами выступила некая женщина, уверявшая, что ее ребенок и есть тот самый клон Иисуса Христа, о котором все говорят. Она только что родила, и у нее во второй раз взяли интервью. Находилась эта женщина в больнице центрального Бронкса. Браун ей не поверил, но он был из тех, кто привык доводить любое дело до конца. Он посмотрел на часы. Через час ребенок этой женщины будет мертв.
Глава 3
Репортеры склонились над блокнотами, лихорадочно делая записи.
– Я внедрил эмбрион, содержащий ДНК из крови, оставленной на плащанице, в матку женщине, ставшей донором яйцеклетки.
Те участники, что еще продолжали сидеть, тут же вскочили с мест. Росси опустил голову и что-то прошептал, как будто молясь, после чего снова посмотрел в объектив камеры – как будто прямо в глаза незримому Брауну.
– Приблизительно в полночь 6 сентября она произвела на свет ребенка.
– Боже всемогущий! – вырвалось у Корал.
– Где же мать и ребенок?
– В какое время точно произошли роды?
– Кто мать, мистер Росси?
Феликс поднял руки, призывая репортеров угомониться:
– Прошу вас успокоиться! Я не могу слушать вас всех одновременно. Ее зовут Мэгги Джонсон.
– Кто она?
– Она была девственницей? – с явной насмешкой прозвучал чей-то голос.
– Да, он… она была… Мэгги Джонсон – афроамериканка тридцати пяти лет. В течение пяти лет она работала моей домоправительницей. Да, когда я имплантировал клона, она была девственницей, как и в тот день, когда появилась на свет, но…
По толпе журналистов пробежал ропот. Росси сжал пальцы с таким видом, будто его охватила ярость.
– Но она умерла.
В конференц-зале воцарился такой невообразимый гам, что Росси могли слышать лишь несколько человек. Они тотчас зашикали на соседей, требуя, чтобы те замолчали. В конечном итоге желание узнать подробности возобладало над эмоциями.
– Роды оказались преждевременными.
– Вы хотите сказать, что у Христа оказались родовые травмы? – спросил тот же насмешливый голос. На шутника тут же злобно зашипели стоявшие рядом.
Росси недобрым взглядом посмотрел в видеокамеру.
– Я пытался спасти их, но роды произошли на два месяца раньше положенного срока. У новорожденного оказались плохие легкие. Кроме того, оборвалась плацента. Мы не успели довезти ее до больницы. Роженица скончалась от кровопотери во время родов.
– Интересно, а где же тела? – вслух удивилась Корал.
– У меня есть пресс-релиз, – как будто услышав ее вопрос, ответил с экрана Росси. – Там можно прочесть подробности, но я охотно предложу все свидетельства и отвечу на все ваши…
– Вы хотите сказать… что все это?.. – спросил какой-то журналист с ярко выраженным британским акцентом.
– Клон Иисуса Христа мертв, – ответил Росси.
В конференц-зале лучшего частного клуба одновременно ожили десятки сотовых телефонов, и десятки голосов тут же принялись диктовать отчеты о происходящем. Несколько человек, до этого стоявших, медленно опустились обратно в кресла. Кто-то, опустив голову, печально прислонился спиной к шелковой обивке стен.
– Извини, Корал, оставь меня на минутку, – попросил Браун.
Та послушно выполнила его просьбу и вышла из комнаты. «Живое воплощение женственности», – подумал ей вслед Браун.
Оставшись один, он нажал на кнопку пульта, и изображение Росси застыло на экране. Браун впился в него глазами. Вид у Росси был усталый, он явно недосыпал в последнее время. На лице также застыло выражение вины, растерянности и глубокой душевной боли. Может, он просто безумец? Или же все-таки искусный лжец? Неужели он знает, как нужно маскировать внешние проявления лжи? У Росси был печальный взгляд человека, который только что погубил себя. Никакое уважающее себя ученое сообщество или религиозные круги больше никогда не примут его.
Чего же он добился своим признанием? Если Росси опасается за собственную жизнь, то подобное публичное выступление нисколько ему не поможет и никак его не обезопасит. Может быть, он наивно полагает вернуть жизнь в нормальную колею? Признание – после того, как все подозревали его, – оно как горькое лекарство. Стоит его принять, и ему все простят. Он должен был знать, что это не так. Сегодняшняя пресс-конференция занесет его имя в учебники истории: безумный ученый, пытавшийся клонировать Иисуса Христа. Возможно, Феликс Росси надеялся, что тем самым избавится от навязчивой прессы. Но это смехотворно! Папарацци теперь ни за что не выпустят его из поля зрения.
Нет, для проведения пресс-конференции могла быть лишь одна причина – если, конечно, исходить из того, что Росси в здравом уме. Клон жив.
Теомунд Браун выключил телевизор, взял в руки телефон и нажал на кнопку.
– Ты все еще смотришь? – спросил он. – Хорошо. Проверь его рассказ, обрати внимание на наличие свидетельства о смерти. Выясни, что случилось с телами. Убедись, что за ним ведется постоянная слежка.
Браун встал и вышел на террасу. Как и сам пентхаус, она тянулась по длине всего дома. Маленькие столики и низкие стулья из литого чугуна с наброшенными на них подушками и полосатые шезлонги были расставлены по всей террасе по соседству с деревьями, кустарниками и цветами в кадках и горшках, создавая нечто вроде уютных островков отдыха. Корал лежала в шезлонге, разметав по подушке волну волос. Не ведая о собственном совершенстве, она согнула ногу и, о чем-то задумавшись, небрежно покачивала ею. Интересно, подумал Браун, чем именно заняты ее мысли? Корал посмотрела на него дымчатыми глазами. Этот взгляд обычно повергал представителей сильной половины человечества в транс. Всех, но не Брауна. На всякий случай он решил проверить ее, для чего, прикоснувшись к впадине на горле, нащупал пульс.
– Я слышал, что Сэм Даффи умер, – сообщил он и тотчас же обнаружил легкий сбой пульса. Впрочем, уже в следующую секунду пульс пришел в норму. Безразличие или жесткий контроль?
– Ужас! Что случилось?
– В него стреляли в Центральном парке. Там, где родился клон. Сэм помогал Росси.
– Понятно. – В ее голосе прозвучало легкое разочарование, но похоже, что она о чем-то думает или вспоминает.
– Когда ты в последний раз видела Сэма, Корал?
Вопросительный взгляд.
– Когда ты велел мне, Тео.
– Ты любила его?
Корал потянулась.
– Сэм был забавный. Хороший любовник. Конечно, я любила его. Как жаль, что он мертв. Он был красавчик.
С этим словами она зевнула, встала и грациозно потянулась. Затем взялась за подол платья и сняла его через голову. Оставшись обнаженной, легла в шезлонг и потянулась за романом Норы Робертс. Браун сел с ней рядом.
Но тут на крышу вышел дворецкий. Обнаженные женщины давно стали привычной частью обстановки этого дома, однако Брауна и Корал от него отделял куст в горшке. Отведя взгляд в сторону, дворецкий прошествовал мимо них на середину террасы. Здесь он щелкнул замком в стене и, вытащив скользящую перегородку, разделил террасу на две части.
– Благодарю вас, – бросил ему Браун.
Проходя мимо них, дворецкий отвесил легкий заговорщический поклон и произнес:
– Рад служить.
– Тео, почему ты отгораживаешься? – спросила Корал.
Браун смерил ее немигающим взглядом. В ее глазах ему почудилась легкая неуверенность. Не иначе как она поняла, что ей лучше не знать того, что окажется по ту сторону перегородки. Браун взял в руку прядь волос Корал и провел ею по горлу, затем сделал это еще раз и вновь проверил пульс. Тот не выдавал никакого волнения. Отлично. Похоже, она уже забыла о смерти Сэма Даффи. Неужели он все-таки ошибся, подозревая ее в том, что она помогала Сэму? Браун провел рукой по восхитительной груди Корал. Девушка откинулась на спину, приоткрыв рот и зажмурив глаза.
– Знаешь, что я сделаю с тобой, если узнаю, что ты предала меня? – спросил Браун.
Она ответила, не открывая глаз:
– Знаю, Тео. Вырвешь мне глаза раскаленными щипцами, а затем убьешь.
Он погладил ее по лицу.
– В первой части ответа ты ошибаешься.
Корал открыла глаза и посмотрела на небо.
– Слава богу, – ответила она и вернула его руки себе на грудь. Теомунд улыбнулся. Секс не был их обоюдной слабостью, но когда у нее возникало желание, Корал всецело отдавалась страсти.
– Извините, сэр, – кашлянув, произнес дворецкий. – Я подумал, вы захотите посмотреть, что творится на улице.
Корал протестующе простонала, но Браун встал и, отойдя в сторону, пронаблюдал за тем, как доктор Феликс Росси, его сестра и невеста вышли из такси и ступили на красную ковровую дорожку лестницы, ведущей в здание. Невероятно, но Росси вместе с родственницами вернулся в свою квартиру на Пятой авеню, как будто ничего не произошло! Неужели им невдомек, чем они при этом рискуют? Из такси и автомашин, следовавших за ними по пятам, выскочила целая армия репортеров.
Кивнув Корал, Браун вернулся в библиотеку, с ее рядами книжных полок из прекрасного красного дерева, изготовленных, между прочим, без единого гвоздя. На досуге он любил изучать книги по искусству, науке, религии и философии. Сев в мягкое, обтянутое кожей кресло, Браун включил телевизор. В течение одиннадцати лет Сэм Даффи был начальником службы безопасности, верно и преданно исполняя свои обязанности, а заодно выступая в роли швейцара этого роскошного дома. Новый привратник, Рэйв, к счастью, не отличался дотошностью Сэма. Сейчас он включил камеры видеонаблюдения и направил изображение на экран расположенного в библиотеке монитора.
Экран ожил, и Браун увидел, как Феликс Росси, ускользнув от навязчивых репортеров благодаря дежурившей у входа в здание охране, вместе с женщинами вошел в квартиру на восьмом этаже. Здесь он прошагал по коридору, мимо увешанных картинами стен, и, опустившись на колени на молельную скамеечку из черного дерева под серебряным распятием, произнес слова сожаления о смерти Сэма Даффи, матери клона Мэгги и самого клона. Впрочем, Браун не поверил ни единому его слову. Не иначе как Росси, зная или подозревая, что его жилище нашпиговано подслушивающей аппаратурой, репетирует фальшивую версию случившегося. Клон жив, Браун был в этом уверен. Тем не менее он пронаблюдал за тем, как Росси и его спутницы разошлись по своим комнатам, где принялись раздеваться. И любимая сестра Феликса Франческа, и его обожаемая невеста Аделина. Теомунд нахмурился. Если Сэм поведал им о «жучках», установленных в комнатах, неужели их не волнует, что за ними кто-то следит?
Мучительная пресс-конференция, должно быть, пробудила в Феликсе Росси похоть, потому что он и его невеста решили заняться любовью. Браун десятки раз видел, как мужчины и женщины предаются недозволенным сексуальным утехам, не ведая о том, что за ними наблюдают. Пленки с такими записями были необходимой мерой предосторожности. Однако это совокупление было фантастическим. Теомунд и раньше видел нечто подобное – отчаянный ритуал продолжения жизни. Так люди поступают, когда кто-нибудь умирает, и они силой своих чресел пытаются бороться со смертью.
Росси как безумный ласкал свою женщину, как будто тело его было кремнем, которым он пытался высечь из нее искру, чтобы воспламенить их обоих и чтобы любые слезы были бессильны погасить этот огонь.
Впрочем, лицо ее в эти минуты действительно было залито слезами. Стоило Росси проникнуть в нее, как их страсть вспыхнула с такой силой, словно они вечность не видели друг друга. Они могли бы стать идеальными натурщиками для великого Родена, столь много было в них неповторимой всесокрушающей нежности и любви. Судя по всему, первым оргазма достиг Росси. Лишь при последнем его яростном рывке Аделина задрожала от страсти, принимая в себя его семя.
Если в эти мгновения Аделина готова к зачатию, а семя Феликса Росси жизнеспособно, то она наверняка забеременеет.
Теомунд Браун проникся сочувствием к ним, по-своему понимая, что такое смерть. В его глазах это была неумолимая логика жизни. Каждый день кто-нибудь умирает. Он представил себе бесконечную череду смертей и рождений – первое дыхание, первый крик, последний вздох. Глаза впервые открываются и смотрят на мир или навсегда закрываются. Сам Браун не боялся смерти. Она была для него слишком привычна. Он будет управлять ею до тех пор, пока она не возьмет над ним верх.
Чувствуя себя хозяином положения, Браун выключил монитор. Росси и его женщины, похоже, даже не догадывались о том, кто он, их сосед сверху. Из чего следовало, что Феликс, по всей вероятности, сказал на пресс-конференции правду. Клон и его мать вполне могут быть мертвы. Если это действительно так, то кардинал Салати будет в восторге.
Однако чтобы окончательно в этом убедиться, придется все-таки понаблюдать за Росси и его женщинами.
В библиотеку вошел дворецкий.
– Машина «скорой помощи» прибыла, сэр.
– Они подъедут к отдельному лифту из моего гаража?
– Я позабочусь об этом, сэр.
Браун встал, чтобы пройти в фойе, и, услышав доносившийся с террасы смех, подошел к скользящей перегородке и задернул штору. Не хотелось, чтобы Корал видела, как к дому подъедет машина «скорой». По всей видимости, она нашла в книге что-то забавное – нечто такое, что заставило ее смеяться до слез. Помахав ей рукой, он вышел в фойе как раз в тот момент, когда открылись двери лифта. Это был старина Чак, который все сделал так, как ему было велено. С того времени, как Браун нашел его, Чак сделал себе неплохое имя в медицине. Даже не верится, что когда-то это был бедный черный юноша без гроша в кармане, зато с высокими показателями отборочного теста, необходимыми для поступления в колледж. Чак рано женился, и у него вот-вот должен был родиться ребенок, но он все равно не желал отступаться от своей мечты стать врачом. Щедрая финансовая поддержка со стороны Брауна пришлась ему весьма кстати.
– Добрый вечер, сэр, – произнес Чак.
Вид у него был в равной степени недовольный и напуганный. Браун намеренно оставил его настроение без внимания. Вместо этого он подошел к каталке, на которой лежал Сэм Даффи, и посмотрел на больного сверху вниз. Рот приоткрыт, глаза закатились, взгляд устремлен куда-то в пространство. Похоже, Чак был прав, когда утверждал, что Сэм вряд ли выживет. Но если такое случится, он сумеет вытянуть из него правду о том, что произошло с клоном. Браун вздохнул.
Почти год назад он дал Сэму задание выяснить, какой именно ученый пытается клонировать Иисуса Христа. Сэм задание выполнил, но вместо того, чтобы сообщить все необходимые сведения, стал тайно помогать Феликсу Росси. Почему? Этот вопрос не давал Брауну покоя последние три дня. Работая здесь, в этом доме, под личиной швейцара, Сэм, по всей видимости, завел дружбу со служанкой Феликса. Если Росси говорил правду и она действительно была матерью клона, то Сэм, возможно, взялся защитить ее. И все же при этом он даже словом не обмолвился ученому о том, что Теомунд задался целью уничтожить клона.
Браун кивнул дворецкому, и тот провел Чака Льюистона в комнату со звукоизоляцией, которую Браун распорядился приготовить для коматозного больного и того, кто будет за ним ухаживать.
Сам Теомунд вернулся в библиотеку, где принялся рассеянно водить пальцем по древнеиндийским символам, выгравированным на золотом кольце, некогда принадлежавшем его отцу. Это была одна из древнейших надписей в истории человечества: Iilavartatе vara, то есть священная река, окружает Ilavrita, мое царство. В случае Брауна этой рекой были океаны.
Он открыл балконную дверь, задернул шторы, кивнул Корал и, вновь включив телевизор, провел большим пальцем по друзе лазурита. Вопреки сказанному Росси на пресс-коференции, перед журналистами выступила некая женщина, уверявшая, что ее ребенок и есть тот самый клон Иисуса Христа, о котором все говорят. Она только что родила, и у нее во второй раз взяли интервью. Находилась эта женщина в больнице центрального Бронкса. Браун ей не поверил, но он был из тех, кто привык доводить любое дело до конца. Он посмотрел на часы. Через час ребенок этой женщины будет мертв.
Глава 3
Десять лет спустя
Арона, Италия
Для местных жителей не было никакого секрета в том, что в предместье, на виа Семпионе, что протянулась вдоль живописного западного берега озера Лаго-Маджоре, живет со своим сыном одна американка, которую они называли Mama Nera, Черная Мама. Мать и сын жили на небольшой вилле, пустовавшей с 1940-х годов, когда там проводила медовый месяц еврейская супружеская пара. Предупрежденные деревенским пекарем о приходе немцев, новобрачные сбежали. Оштукатуренные стены виллы были желтого цвета, а сама она стояла в саду; поблизости находились рыбацкий домик и небольшой навес для лодки.
Обитавшая за желтыми стенами виллы Мэгги Джонсон была встревожена. Открыв Библию и найдя Евангелие от Луки, она отыскала единственное место, в котором говорилось про детство Иисуса. Во второй главе Мэгги нашла следующие строчки: «Через три дня нашли Его в храме, сидящего посреди учителей, слушающего их и спрашивающего их; все слушавшие Его дивились разуму и ответам Его»[3].
В то время Иисусу было двенадцать лет.
Мэгги посмотрела на стопку нетронутых книг рядом с шезлонгом Джесса. Книги – а они были на самые разнообразные темы – прислал Феликс Росси. Мэгги не на шутку испугалась, что книги эти могут отвлечь Джесса от изучения Торы. Вот и этим утром томик «Невиим Рисхоним», «Ранних Пророков», которые мальчику дал равви Диена, был отложен через пять минут после того, как Джесс взял его в руки.
Сидя на стуле на террасе рыбацкого домика, Мэгги наблюдала за тем, как скрытый от нее ветвями плакучей ивы Джесс кормит хлебом своего друга лебедя, которому он дал имя Король-Молчун. Она уже привыкла к тому, что лебеди следуют за Джессом едва ли не по пятам. По утрам они ждут у дверей виллы, когда Джесс проснется и отправится на берег озера. Там они окружают мальчика, когда тот принимается играть у воды. Это были обитающие в Европе «королевские молчуны».
Феликс считал, что Джесс проводит слишком много времени с пернатыми. Мэгги не разделяла его точку зрения. Как можно проводить слишком много времени в обществе лебедя? Кстати, они появились на свет с разницей всего в несколько дней, Джесс и Король-Молчун. Десять лет назад, когда Мэгги в первый раз вышла вместе с Джессом на эту террасу, она увидела несчастного маленького лебедя с неестественно вывернутой перепончатой лапкой, которого трогательно опекали родители. Неспособный выйти на берег или даже построить гнездо и охранять его, изуродованный лебедь навсегда лишился пары. Тем не менее Король-Молчун был вожаком других лебедей. Они всегда следовали за ним, куда бы он ни направился.
Выгнув грациозную шею и открыв черно-оранжевый клюв, лебедь приблизился к Джессу, стоявшему в лучах утреннего солнца. Мэгги пристально посмотрела на сына, любуясь очертаниями идеально сложенного юного тела. У Джесса были крупные черты лица и кожа того самого бронзового оттенка, что и у его далеких предков, евреев первого века от рождества Христова, и такие же карие глаза и курчавые темно-каштановые волосы.
– Не забудь, что сегодня придет равви! – крикнула она Джессу.
Мальчик обернулся и посмотрел на нее широко раскрытыми глазами. Выражение его лица напоминало скорбную маску. Мэгги тотчас сделалось больно на душе.
– Только не это!
– Ты не можешь все время играть, милый. Тебе нужно учиться.
Джесс улыбнулся.
– Мне нравится, как мы учились раньше.
Мэгги в ответ рассмеялась.
Когда ему было пять лет, она сажала его к себе на колени и награждала маленьким подарком за каждую правильно угаданную на книжной странице букву – целовала его, давала оливку или ложку мороженого. Так продолжалось до тех пор, пока мальчик не выучил весь алфавит. Сказки перед сном вскоре сменились уроками чтения. Джесс часто засыпал у нее на руках, произнося слова по слогам. Особого интереса к книгам он не проявлял.
Неожиданно Джесс застыл на месте, глядя на плывущую по озеру лодку.
– Мама! Мама! – закричал он и, подбежав к матери, показал на озеро. Мэгги успела заметить, как лодка врезалась во что-то белое, и по водной глади начало расплываться красное пятно. Как оказалось, лодка убила оторвавшегося от стаи юного лебедя.
Мэгги протянула руки, и Джесс забрался ей на колени. Он весь дрожал, левая щека была мокрой от слез. Со стороны озера тянул легкий ветерок, и, чувствуя его дуновение, Мэгги принялась убаюкивать Джесса. Как и всегда, сердце ее было полно любви к этому юному родному существу.
– Ti voglio bene, – произнес Джесс. Этими словами они выражали свою любовь друг к другу. Итальянцы не говорят своим детям «Ti amo», «я люблю тебя», так же, как и дети родителям. Они выражают свою любовь иначе – словами «желаю тебе всего самого доброго».
Мэгги крепко обняла мальчика. Ей не нужно было объяснять, какого особого ребенка она опекает.
– Ti voglio tanto bene, Джесс.
Мальчик не сводил печальных глаз с той части озера, где погиб юный лебедь.
– Мы успеем сходить на прогулку до прихода равви?
Мэгги очень хотелось ответить ему утвердительно, но она не стала.
– В прошлый раз равви Диена сказал, что ты не приготовил еженедельный отрывок из Торы. – Она погладила мальчика по голове. – Сегодня ты все выучил?
Джесс встал и бросил в воду камешек.
– На этой неделе отрывок такой грустный! Почему ты хочешь, чтобы я учил это наизусть? Почти все рассказы равви такие печальные. – Он повернулся и вопросительно посмотрел на Мэгги. – Думаю, дядя Феликс не станет возражать, если я перестану заучивать отрывки из Торы. Он хочет, чтобы я читал те книги, которые он мне присылает.
Это было сущей правдой. Дядя Феликс хотел, чтобы Джесс получил светское, а не религиозное образование. Желания самой Мэгги для него ничего не значили, он упорно отказывался с ними считаться.
– Рабби объяснил, что история этой недели очень глубокая по смыслу, Джесс. Ты сначала все как следует выучи, а потом обсуди ее с ним. Тогда и получишь понимание этого отрывка.
Джесс взял в руки книгу. Она была на иврите. Благодаря Антонелле он уже довольно бегло умел читать по-итальянски, а благодаря Мэгги – по-английски. Джесс явно не горел желанием читать Тору. Он отложил книгу, взял другую и произнес:
– Они только имитируют жизнь.
Мэгги вздохнула.
– Если мы отправимся на прогулку, ты обещаешь все выучить, когда мы вернемся?
– Синьора! Почта! – услышала Мэгги голос почтальона; тот кричал откуда-то сверху, со стороны виллы.
– Да, обещаю. Обещаю! – торопливо произнес Джесс.
– Спасибо, синьор, – поблагодарила Мэгги и встала со стула. – Хорошо, Джесс. Идем. – Она посмотрела на его грязные ноги. – Я на пару минут зайду в дом, а ты пока вымой ноги.
Джесс вскочил и бросился к небольшой лодке, привязанной к столбу лодочного сарайчика, ялику «Оптимист», длиной всего восемь футов, хотя сарай был рассчитан на лодку больших размеров. В один из редких тайных визитов Феликс научил Джесса управлять лодкой и даже оставил книжку, «Руководство по управлению». Теперь в свое свободное время мальчик читал только ее. Мэгги же не давала покоя мысль, что озеро, пусть и не часто, но штормит.
– Когда мы придем в город, то сядем на паром, дорогой, – сказала она, спускаясь с террасы.
Джесс согласно кивнул в ответ, а Мэгги зашагала вверх по каменной лестнице, почти скрытой от посторонних взглядов зарослями гортензии. Преодолев последнюю ступеньку, она посмотрела на озеро: от берега гордо отплывал Король-Молчун. Мэгги знала, что лебедь направляется в город. Там он проведет пару часов в обществе своих пернатых соплеменников, после чего приведет их всех сюда. Все лебеди, обитающие на озере, стали любимцами Джесса.
Мэгги миновала небольшую лужайку и прошествовала под аркой из вьющихся роз, высаженных здесь очень давно, еще родителями Феликса. Арка была в буквальном смысле усеяна плотными весенними бутонами. Десять лет назад Феликс и его сестра отдали эту виллу в распоряжение Мэгги, чтобы за ее стенами она могла воспитывать Джесса, подальше от любопытных взглядов посторонних глаз.
Почта оказалась там, где ее оставил почтальон, то есть на крыльце. Стопка конвертов и газет лежала возле одной из витых колонн.
Забрав ее, Мэгги вошла в дом, где поднялась по лестнице в свою спальню, на ходу рассматривая огромный конверт. К ее удивлению, письмо было от Феликса, который, судя по всему, отправил его из Милана прежде, чем вчера вылетел самолетом домой.
Мэгги шагнула в комнату. На стене персикового оттенка, над типично итальянской кроватью с изголовьем из причудливой вязи чугунного литья, висела картина, изображавшая вознесение Девы Марии. Широкая двуспальная кровать была застелена белоснежным покрывалом. Рядом стоял деревянный стул, обитый тканью с цветочным орнаментом. Мэгги открыла ящик комода, в котором хранила письма Феликса. Каждое такое письмо содержало множество одобрительных слов и мягких советов, и Мэгги всегда казалось, что они пропитаны виной и нежностью. Своими посланиями Росси пытался компенсировать то, что был вынужден на долгие годы оставить их одних. Обычно Мэгги приберегала письма к позднему вечеру и читала их перед сном, но на этот раз, повинуясь импульсивному порыву, села и открыла конверт. Ей на колени выпал буклет: «Куинн Мэри-2». «Самый большой, самый быстроходный из всех океанских лайнеров». Мэгги эта реклама показалась сродни рекламе «Титаника», который в свое время жестоко поплатился за свою скорость. Зачем Феликс прислал ей это?
Она открыла буклет, и у нее тотчас перехватило дыхание. На один из летних рейсов Феликс забронировал для них двухместную каюту. Пассажирами значились Хетта и Джесс Прайс – те же имена, что и в их фальшивых паспортах.
Арона, Италия
Для местных жителей не было никакого секрета в том, что в предместье, на виа Семпионе, что протянулась вдоль живописного западного берега озера Лаго-Маджоре, живет со своим сыном одна американка, которую они называли Mama Nera, Черная Мама. Мать и сын жили на небольшой вилле, пустовавшей с 1940-х годов, когда там проводила медовый месяц еврейская супружеская пара. Предупрежденные деревенским пекарем о приходе немцев, новобрачные сбежали. Оштукатуренные стены виллы были желтого цвета, а сама она стояла в саду; поблизости находились рыбацкий домик и небольшой навес для лодки.
Обитавшая за желтыми стенами виллы Мэгги Джонсон была встревожена. Открыв Библию и найдя Евангелие от Луки, она отыскала единственное место, в котором говорилось про детство Иисуса. Во второй главе Мэгги нашла следующие строчки: «Через три дня нашли Его в храме, сидящего посреди учителей, слушающего их и спрашивающего их; все слушавшие Его дивились разуму и ответам Его»[3].
В то время Иисусу было двенадцать лет.
Мэгги посмотрела на стопку нетронутых книг рядом с шезлонгом Джесса. Книги – а они были на самые разнообразные темы – прислал Феликс Росси. Мэгги не на шутку испугалась, что книги эти могут отвлечь Джесса от изучения Торы. Вот и этим утром томик «Невиим Рисхоним», «Ранних Пророков», которые мальчику дал равви Диена, был отложен через пять минут после того, как Джесс взял его в руки.
Сидя на стуле на террасе рыбацкого домика, Мэгги наблюдала за тем, как скрытый от нее ветвями плакучей ивы Джесс кормит хлебом своего друга лебедя, которому он дал имя Король-Молчун. Она уже привыкла к тому, что лебеди следуют за Джессом едва ли не по пятам. По утрам они ждут у дверей виллы, когда Джесс проснется и отправится на берег озера. Там они окружают мальчика, когда тот принимается играть у воды. Это были обитающие в Европе «королевские молчуны».
Феликс считал, что Джесс проводит слишком много времени с пернатыми. Мэгги не разделяла его точку зрения. Как можно проводить слишком много времени в обществе лебедя? Кстати, они появились на свет с разницей всего в несколько дней, Джесс и Король-Молчун. Десять лет назад, когда Мэгги в первый раз вышла вместе с Джессом на эту террасу, она увидела несчастного маленького лебедя с неестественно вывернутой перепончатой лапкой, которого трогательно опекали родители. Неспособный выйти на берег или даже построить гнездо и охранять его, изуродованный лебедь навсегда лишился пары. Тем не менее Король-Молчун был вожаком других лебедей. Они всегда следовали за ним, куда бы он ни направился.
Выгнув грациозную шею и открыв черно-оранжевый клюв, лебедь приблизился к Джессу, стоявшему в лучах утреннего солнца. Мэгги пристально посмотрела на сына, любуясь очертаниями идеально сложенного юного тела. У Джесса были крупные черты лица и кожа того самого бронзового оттенка, что и у его далеких предков, евреев первого века от рождества Христова, и такие же карие глаза и курчавые темно-каштановые волосы.
– Не забудь, что сегодня придет равви! – крикнула она Джессу.
Мальчик обернулся и посмотрел на нее широко раскрытыми глазами. Выражение его лица напоминало скорбную маску. Мэгги тотчас сделалось больно на душе.
– Только не это!
– Ты не можешь все время играть, милый. Тебе нужно учиться.
Джесс улыбнулся.
– Мне нравится, как мы учились раньше.
Мэгги в ответ рассмеялась.
Когда ему было пять лет, она сажала его к себе на колени и награждала маленьким подарком за каждую правильно угаданную на книжной странице букву – целовала его, давала оливку или ложку мороженого. Так продолжалось до тех пор, пока мальчик не выучил весь алфавит. Сказки перед сном вскоре сменились уроками чтения. Джесс часто засыпал у нее на руках, произнося слова по слогам. Особого интереса к книгам он не проявлял.
Неожиданно Джесс застыл на месте, глядя на плывущую по озеру лодку.
– Мама! Мама! – закричал он и, подбежав к матери, показал на озеро. Мэгги успела заметить, как лодка врезалась во что-то белое, и по водной глади начало расплываться красное пятно. Как оказалось, лодка убила оторвавшегося от стаи юного лебедя.
Мэгги протянула руки, и Джесс забрался ей на колени. Он весь дрожал, левая щека была мокрой от слез. Со стороны озера тянул легкий ветерок, и, чувствуя его дуновение, Мэгги принялась убаюкивать Джесса. Как и всегда, сердце ее было полно любви к этому юному родному существу.
– Ti voglio bene, – произнес Джесс. Этими словами они выражали свою любовь друг к другу. Итальянцы не говорят своим детям «Ti amo», «я люблю тебя», так же, как и дети родителям. Они выражают свою любовь иначе – словами «желаю тебе всего самого доброго».
Мэгги крепко обняла мальчика. Ей не нужно было объяснять, какого особого ребенка она опекает.
– Ti voglio tanto bene, Джесс.
Мальчик не сводил печальных глаз с той части озера, где погиб юный лебедь.
– Мы успеем сходить на прогулку до прихода равви?
Мэгги очень хотелось ответить ему утвердительно, но она не стала.
– В прошлый раз равви Диена сказал, что ты не приготовил еженедельный отрывок из Торы. – Она погладила мальчика по голове. – Сегодня ты все выучил?
Джесс встал и бросил в воду камешек.
– На этой неделе отрывок такой грустный! Почему ты хочешь, чтобы я учил это наизусть? Почти все рассказы равви такие печальные. – Он повернулся и вопросительно посмотрел на Мэгги. – Думаю, дядя Феликс не станет возражать, если я перестану заучивать отрывки из Торы. Он хочет, чтобы я читал те книги, которые он мне присылает.
Это было сущей правдой. Дядя Феликс хотел, чтобы Джесс получил светское, а не религиозное образование. Желания самой Мэгги для него ничего не значили, он упорно отказывался с ними считаться.
– Рабби объяснил, что история этой недели очень глубокая по смыслу, Джесс. Ты сначала все как следует выучи, а потом обсуди ее с ним. Тогда и получишь понимание этого отрывка.
Джесс взял в руки книгу. Она была на иврите. Благодаря Антонелле он уже довольно бегло умел читать по-итальянски, а благодаря Мэгги – по-английски. Джесс явно не горел желанием читать Тору. Он отложил книгу, взял другую и произнес:
– Они только имитируют жизнь.
Мэгги вздохнула.
– Если мы отправимся на прогулку, ты обещаешь все выучить, когда мы вернемся?
– Синьора! Почта! – услышала Мэгги голос почтальона; тот кричал откуда-то сверху, со стороны виллы.
– Да, обещаю. Обещаю! – торопливо произнес Джесс.
– Спасибо, синьор, – поблагодарила Мэгги и встала со стула. – Хорошо, Джесс. Идем. – Она посмотрела на его грязные ноги. – Я на пару минут зайду в дом, а ты пока вымой ноги.
Джесс вскочил и бросился к небольшой лодке, привязанной к столбу лодочного сарайчика, ялику «Оптимист», длиной всего восемь футов, хотя сарай был рассчитан на лодку больших размеров. В один из редких тайных визитов Феликс научил Джесса управлять лодкой и даже оставил книжку, «Руководство по управлению». Теперь в свое свободное время мальчик читал только ее. Мэгги же не давала покоя мысль, что озеро, пусть и не часто, но штормит.
– Когда мы придем в город, то сядем на паром, дорогой, – сказала она, спускаясь с террасы.
Джесс согласно кивнул в ответ, а Мэгги зашагала вверх по каменной лестнице, почти скрытой от посторонних взглядов зарослями гортензии. Преодолев последнюю ступеньку, она посмотрела на озеро: от берега гордо отплывал Король-Молчун. Мэгги знала, что лебедь направляется в город. Там он проведет пару часов в обществе своих пернатых соплеменников, после чего приведет их всех сюда. Все лебеди, обитающие на озере, стали любимцами Джесса.
Мэгги миновала небольшую лужайку и прошествовала под аркой из вьющихся роз, высаженных здесь очень давно, еще родителями Феликса. Арка была в буквальном смысле усеяна плотными весенними бутонами. Десять лет назад Феликс и его сестра отдали эту виллу в распоряжение Мэгги, чтобы за ее стенами она могла воспитывать Джесса, подальше от любопытных взглядов посторонних глаз.
Почта оказалась там, где ее оставил почтальон, то есть на крыльце. Стопка конвертов и газет лежала возле одной из витых колонн.
Забрав ее, Мэгги вошла в дом, где поднялась по лестнице в свою спальню, на ходу рассматривая огромный конверт. К ее удивлению, письмо было от Феликса, который, судя по всему, отправил его из Милана прежде, чем вчера вылетел самолетом домой.
Мэгги шагнула в комнату. На стене персикового оттенка, над типично итальянской кроватью с изголовьем из причудливой вязи чугунного литья, висела картина, изображавшая вознесение Девы Марии. Широкая двуспальная кровать была застелена белоснежным покрывалом. Рядом стоял деревянный стул, обитый тканью с цветочным орнаментом. Мэгги открыла ящик комода, в котором хранила письма Феликса. Каждое такое письмо содержало множество одобрительных слов и мягких советов, и Мэгги всегда казалось, что они пропитаны виной и нежностью. Своими посланиями Росси пытался компенсировать то, что был вынужден на долгие годы оставить их одних. Обычно Мэгги приберегала письма к позднему вечеру и читала их перед сном, но на этот раз, повинуясь импульсивному порыву, села и открыла конверт. Ей на колени выпал буклет: «Куинн Мэри-2». «Самый большой, самый быстроходный из всех океанских лайнеров». Мэгги эта реклама показалась сродни рекламе «Титаника», который в свое время жестоко поплатился за свою скорость. Зачем Феликс прислал ей это?
Она открыла буклет, и у нее тотчас перехватило дыхание. На один из летних рейсов Феликс забронировал для них двухместную каюту. Пассажирами значились Хетта и Джесс Прайс – те же имена, что и в их фальшивых паспортах.