— Ты… ты тоже ничего, — на мгновение к Клер вернулся ее сарказм.
   — Я не хочу говорить обо мне. Я вообще ни о чем не хочу говорить. Достаточно на сегодня. — Его рука скользнула под ее голову и нежно сжала затылок, второй он долгим медленным движением погладил ее ухо и щеку. — Ты согласна?
   В ответ Клер смогла выдохнуть только одно слово: — Да.
   — Хорошо, — прошептал Марк. Он наклонился и поцеловал ее. И хотя она ждала этого, поцелуй застал ее врасплох. Эмоции и чувства захватили ее, и Клер почти потеряла сознание. Наконец случилось то, о чем она мечтала с первой минуты пребывания в салоне RV — губы Марка коснулись ее губ.
   Он не просто ласкал ее, он подчинял ее, делал покорной и безвольной. От одного почти неуловимого движения все мысли об опасности, которую сулила эта близость, рассыпались в прах. Его язык проникал в нее, дразнил, заставлял тело изгибаться, молить и требовать большего. Она протянула руки, обняла его шею и увлекла вниз, на себя, мечтая ощутить всю тяжесть его большого сильного тела. Он вытянулся во всю длину, широкой грудью прижался к ее груди, шелк его шортов скользнул по бедрам Клер, доводя ее желание до неистовства.
   Он целовал жадно, страстно, поглощая ее, как бурная волна океанского шторма. Его губы скользили по ее губам горячо и настойчиво, предлагая всего себя и прося о взаимности. Она отвечала ему искренне и самозабвенно.
   Как она могла думать, что он такой же, как другие мужчины, встречавшиеся раньше на ее пути. За последние дни он открыл ей необыкновенную глубину своей личности, доверил заглянуть в тайники души. Она увидела и оценила его внутреннюю красоту, благородство, ранимость. Она увидела настоящего Марка.
   Новое открытие, что он такой умелый и страстный любовник, почти свело ее с ума. Она даже не думала, что один поцелуй может открыть такие вершины блаженства. Она крепко обнимала его, как будто хваталась за спасительную соломинку в ночи среди бушующего океана. В ответ на ее жаркие объятия его тело напряглось, глубокий стон сорвался с губ, и Клер ответила ему эхом.
   Руки Марка скользнули вниз, на мгновение остановились на талии, почти полностью обхватив ее ладонями, и, сжимая и поглаживая, спустились к бедрам. Она подалась навстречу, желая еще раз испытать то блаженство, которое доставил ей его долгий стон. Клер подняла ноги и обвила ими его поясницу, заставляя еще и еще усиливать охватившую ее страсть. Марк больше не в силах был скрывать, как сильно хочет ее. Дрожь пронзила обоих. Наслаждение волнами накатывало на них и слегка отступало, чтобы затем нахлынуть опять. Возникшая волшебная магнетическая связь напрягала и скручивала их тела подобно водовороту. Марк отпустил ее бедра, приподнялся на локтях и положил ладони на грудь Клер. Сквозь тонкий хлопок футболки он начал массировать отвердевшие соски, слегка сжимая их между указательным и средним пальцами.
   В этот момент реальность, словно ледяной водопад, обрушилась на Клер. Она вырвалась из объятий и выскочила из постели, одергивая футболку.
   — Мы не должны делать это.
   Марк с недоумением смотрел на нее снизу вверх.
   — Мы не должны делать что?
   — Это… — она жестом указала на него, на себя и на кровать. Сердце колотилось в груди, в ушах стоял звон. — Я не могу вступать с тобой в такие отношения. Так не могу.
   — Разве мы что-то делаем неправильно?
   — Мы все делаем неправильно.
   Марк тоже поднялся на ноги, подошел к Клер и взял ее лицо в ладони. Казалось, он старается заглянуть прямо в ее душу.
   — Я хочу тебя. Больше, чем ты можешь представить. Но это не значит, что мне нужен от тебя только секс или я способен на это с какой-нибудь другой женщиной. Ты единственная и неповторимая. — Он с трудом сглотнул и продолжил: — Поверь, я не буду втягивать тебя в авантюру, ты мне слишком дорога. Мы оба знаем, к чему может привести легкомысленность в подобных отношениях.
   Эмоции буквально рвали на части сердце Клер. Ни один мужчина прежде не говорил ей таких слов, ни один не сумел открыть, каким источником наслаждения является ее тело. Ни один, кроме Марка.
   — Ты последний человек, от которого я ждала услышать что-нибудь подобное.
   Нежным бережным движением он пальцами обеих рук погладил ее шею от ушей к ключицам.
   — Наверное, ты знаешь меня чуть хуже, чем предполагаешь. — Он наклонился вперед и коснулся ее губ таким чистым и целомудренным поцелуем, каким никто никогда не целовал Клер. — Я не такой, как другие. Мне уже не девятнадцать, и я не собираюсь разбивать женское сердце ради одной ночи любви. Я изменился, почему ты не веришь мне?
   Она молчала. Ответ готов был сорваться с кончика ее языка, но по непонятной ей самой причине она молчала.
   Каюсь, я был идиотом. — Марк продолжал легко и нежно ласкать шею и лицо Клер. Указательный палец медленно проследил каждую линию ее сомкнутых губ, послав волну возбуждения прямо в сердце Клер. — Мне и в голову не приходило ужинать с Нэнси. Просто я пытался заставить тебя…
   — Ревновать? — догадалась Клер.
   — Да, — кивнул Марк. — Я повел себя так же, как в детстве, когда на школьном Празднике весны ты меня отвергла.
   — Я не помню.
   — Зато я помню. Мне было двенадцать. — Он улыбнулся. — В довольно резких выражениях ты велела мне убираться и оставить тебя в покое. С одной стороны, я был взбешен, с другой — впервые испытал жгучее желание поцеловать тебя.
   — Поцеловать? — Клер растерялась. Его прикосновения и то, в чем он признавался, открывали ей все новые области взаимоотношений, куда ей еще не доводилось вступать.
   — — Все эти дни, оказываясь рядом с тобой, я начинал вести себя как двенадцатилетний мальчишка.
   — Я заставляю тебя нервничать? — Клер не смогла сдержать улыбки.
   — Нет. Ты заставляешь стараться быть лучше. — Ладонью он продолжал нежно гладить ее по щеке. — Я думаю, что это очень хорошо. А ты?
   Прежде чем Клер сумела ответить или хотя бы понять, какой отклик в ее душе вызвали последние слова Марка, из-за занавески, отделяющей от них водительскую кабину, опять раздалось характерное поскрипывание кровати. Клер отшатнулась от Марка, разорвав магическую связь.
   — Кажется, мы не единственные, кто весело проводит время, — прошептал Марк.
   — Ты назвал это… то, что мы сейчас делаем, — жестами она попыталась заменить недостающие слова, — «весело проводить время»?
   — Да, а что? — Он пальцем осторожно убрал упавшую ей на глаза прядь волос и бережно заложил за ее маленькое ухо. Это было такое ласковое, интимное движение, возможное только между очень близкими людьми, что комок подступил к горлу Клер.
   Внезапно яркий белый свет залил гостиную. Марк и Клер вздрогнули от неожиданности и разом повернулись, растерянно моргая. В проеме спальни, держа вязальные спицы как готовую к нападению шпагу, стояла Милли.
   — Вам должно быть стыдно! — заверещала она, обращаясь к занавеске, и быстро засеменила к водительской кабине. Оттуда показалась взъерошенная голова Роджера.
   — Оставьте нас в покое! Мы молодожены!
   — Для таких вещей существуют номера в мотелях. — Она наставила на него спицы. — Там вы можете делать это, не привлекая ничьего внимания. Нечего будить порядочных людей своими штучками.
   — Вы не имеете никакого права нам указывать, — продолжал спорить Роджер. — Джессика моя жена. И я могу проделывать с ней те, как вы их называете, «штучки», которые захочу.
   — Стоит Нэнси Левис узнать об этом, — Милли угрожающе поджала губы, — как вы вылетите отсюда, не успев сказать «мама».
   Клер взглянула на Марка, изо всех сил стараясь сдержать подступающий хохот.
   Милли проследовала к откидной кушетке и уселась на нее, сложив руки с зажатыми в них вязальными спицами крест накрест, подобно египетскому фараону.
   — Я посижу здесь, — пояснила она Клер и Марку, — и присмотрю за этими невоспитанными детьми.
   Роджер произнес длинное, витиеватое ругательство, но это только заставило Милли плотнее сжать губы.
   — Пойдем, Джессика, мы убираемся отсюда.
   Клер слышала, как они натягивали одежду. Потом занавеска отдернулась, и молодожены прошествовали мимо Милли. Джессика плакала и просила Роджера остаться, но его либидо оказалось сильнее желания выиграть RV. Он молча вошел в спальню, забрал сложенные там вещи и, пропустив Джессику вперед, покинул RV, хлопнув на прощание дверью. Милли абсолютно проигнорировала это театрализованное шествие. Она вытащила из пакета свое вязание и принялась за изготовление нового платка из афганской шерсти. Клер и Марк легли обратно на диван, заняв изначальное положение: с самых краев, максимально отодвинувшись друг от друга. Настроение их под недреманным оком Милли испортилось.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

   «Люк, провалиться мне на этом месте, но сегодня ночью я не сомкнул глаз, и знаешь, почему? Клер была со мной! Сам понимаешь, сосредоточиться на чем-то другом было невозможно. Правда, бабулька по имени Милли все время не сводила с нас глаз, делая вид, что вяжет. Зато сейчас я работаю с раннего утра, и мне это нравится. Жму лапу Эм.
   Марк».
   Марк щелкнул клавишей «Отправить» и открыл файл с инструкцией пользователей. Он углубился в нее с радостным чувством, что все идет замечательно. Ему известны имена двух клиентов, которые еще в прошлом году выражали заинтересованность в приобретении подобного программного продукта, но долгое время идея оставалась в стадии проекта. Сегодня ему было, наконец, что им предложить. Он написал сопроводительное письмо и, помолясь про себя, разослал по двум адресам.
   Наконец с чувством выполненного долга он откинулся на спинку стула и покрутил головой, стараясь размять шею, затекшую от долгого сидения за компьютером. Его взгляд упал на Милли, которая спала, не выпуская из рук свое вязание, в противоположном конце комнаты. Она похрапывала во сне, издавая те же хрюкающие звуки, что и Лестер.
   Марк взглянул на диван. Клер спала на краю, повернувшись к нему спиной. Пушистые волосы золотистым облаком рассыпались по подушке, одеяло опять сползло до талии.
   Марк страстно желал не расставаться с Клер ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. Не расставаться никогда.
   Марк Доул, закоренелый холостяк, влюбился.
   Словно почувствовав, что он думает о ней, Клер повернулась и посмотрела на Марка.
   — Привет, — сказала она чуть хриплым со сна голосом.
   — И тебе привет.
   Она встала с кровати, одернула футболку уже знакомым жестом и прошла на кухню. Футболка доходила ей до середины бедер, и, к удовольствию Марка, оставляла открытыми стройные ноги. Даже утром, без косметики на лице, Клер выглядела красавицей. Правильные черты лица при мягком внутреннем свете казались еще прекраснее.
   — Там есть кофе, — сказал Марк, подходя к стойке и снимая крышку с кофейника. — Садись, я налью тебе чашечку.
   — Спасибо, — Клер взобралась на высокий барный табурет, повернулась к нему и подняла два пальца, — мне, пожалуйста…
   — Два кусочка сахара и сливки, — продолжил за нее Марк. Заметив недоумение на ее лице, он поинтересовался: — Разве что-нибудь не так?
   — Все так, — ответила Клер, — просто я удивлена: никто раньше не мог запомнить, какой кофе я люблю.
   — Я уже говорил тебе, что я не такой, как все твои предыдущие приятели.
   — Может быть, — согласилась Клер. Она положила ногу на ногу, откинула голову и запустила пальцы в волосы, рассыпая по плечам золотистую волну. Марк поспешил взять себя в руки, иначе кофе грозил оказаться не в чашке, а на его брюках. Он сел напротив.
   — Ты знаешь… — он вздохнул поглубже, как будто собирался нырнуть в ледяную воду, — очень жаль, что мы неженаты.
   — Неженаты? — Клер сдавленно кашлянула, как будто ее душили.
   — Тогда мы оба могли бы выиграть. — Улыбкой он попытался смягчить серьезность своих слов. Что-то, похожее на панику, мелькнуло в глазах Клер. — И, счастливые, уехать в теплые края.
   — Замужество не входит в мои планы, — Клер отрицательно покачала головой.
   — Почем нет?
   — Потому что это вынудило бы меня опять остаться в этом городе. — Она обхватила кружку руками. — Я уже однажды совершила подобную ошибку и не хочу повторения. Я еще не жила своей жизнью, понимаешь? Все, что было до этого — это был чужой выбор.
   — Выбор другого мужчины?
   Она кивнула и, прежде чем ответить, отпила кофе.
   — Самую большую мою ошибку звали Тревис. Мы, знаешь ли, любили друг друга, — последнюю фразу она произнесла с сарказмом. Марк вспомнил, что давным-давно слышал о нем из уст Дженни, которая была очень удивлена выбором Клер. — То есть я была влюблена. Он говорил, что мы обручены, но так и не подарил мне кольца, так что за этими красивыми словами ничего не стояло.
   — Но почему ты решила жить с ним?
   — Ты даже не можешь себе представить, как ужасно было с Эйбом. — Она коротко вздохнула. — Он не давал ни гроша и вообще не замечал меня. Ну, разве когда нужно было протереть пол или в холодильнике было пусто. — Она тряхнула головой. — Когда мне исполнилось восемнадцать, единственное, о чем я мечтала — это убраться от него подальше. Вот я и влюбилась в первого попавшегося типа в джинсах, поверила каждому его слову и переехала к нему. — Она сделала глубокий вдох, который помог ей успокоиться, и снова отпила из чашки. — Мы жили вместе три года, и все это время он кормил меня обещаниями, и наконец бросил. Тревис работал на сталелитейном заводе, так же, как и его отец, его брат, дядя и так далее… Можешь себе представить.
   — А что ты?
   Я устроилась в салон красоты помощником парикмахера, потом окончила курсы стильных причесок. Тревис говорил, что пока у нас сложная ситуация и нам следует поднакопить денег. Якобы тогда уж мы не упустим свой поезд и навсегда уедем из этого города. — Она усмехнулась. — Он действительно не упустил его, но забыл прихватить меня. Он отправился в Нэшвилл, вероятно, чтобы поднять там рождаемость, оставив мне записку и кредитную карточку с перерасходом средств. На память. — Ее улыбка стала саркастической.
   — Почему ты тогда же не уехала из города?
   Взгляд Клер сделался отсутствующим, как будто она пыталась рассмотреть что-то в пространстве позади Марка.
   — Я собиралась. Но как раз в это время Эйба сильно избили в пьяной драке, пришлось остаться выхаживать его. Наверное, это звучит глупо, но я чувствовала себя обязанной. Трезвым он был очень веселым, а на человека, который легко может рассмешить тебя, невозможно долго сердиться. — Она прикрыла глаза и отвернулась. — Через некоторое время, когда Эйб поправился, я решила остаться в Мерси: здесь у меня была работа, я снимала квартиру, и мне казалось, что нечего желать большего.
   — А сейчас?
   — Сейчас я приняла твердое решение, и мне некуда отступать. Прежде чем прийти сюда, я уволилась из салона красоты, и, независимо от исхода состязания, жизнь все равно придется начинать заново.
   — А что вынуждает тебя ехать именно в Калифорнию?
   — Семья. — Ответ прозвучал так тихо, что Марку пришлось напрячься, чтобы расслышать его.
   Он встал, подошел к ней и накрыл ее ладонь своей рукой.
   — Ты можешь начать новую жизнь с мужчиной. Если он любит тебя, то захочет разделить с тобой все мечты и планы.
   Клер резко отдернула руку.
   — Да, а потом он дождется, что я влюблюсь, как идиотка, и снова бросит меня.
   — Клер, любить по-настоящему — не значит быть идиоткой. — Он повернул ее лицом к себе. В ее глазах стояли слезы. — Может, то, что ты испытывала к Тревису, нельзя назвать настоящей любовью?
   — С каких это пор ты превратился в эксперта в области чувств? — Она с трудом проглотила слезы.
   «С тех пор, как встретил тебя», — собирался ответить Марк, но не ответил.
* * *
   После того как Марк ушел, Клер выплеснула остатки кофе в раковину. Напиток неожиданно показался ей совершенно безвкусным. Она направилась в душевую, стараясь не думать о том, что только что произошло. Однако произнесенные Марком слова не шли у нее из головы. Снова и снова она пыталась понять, действительно ли он звал ее замуж.
   Она закрыла глаза и позволила горячим струйкам стекать по лицу. Выйти замуж за Марка? Безумная затея. Быть всегда вместе, жить одной семьей? В сознании начали возникать картины: вот Марк целует ее перед уходом на работу, вот она счастливо улыбается, встречая его вечером, потом ужин в постели и объятия в кресле. Она затрясла головой, пытаясь отогнать видения. Марк не тот человек, с которым можно жить в браке. Или тот? Может, он действительно любит ее? Она повернулась, подставляя под горячие струи плечи и спину, и открыла глаза. На белом кафеле стены перед ней возник образ Марка. Она вспомнила ласковые руки, нежные пальцы, легкие, ласкающие прикосновения. Он целовал ее так настойчиво и так бережно, как будто она была хрупкой игрушкой в его объятиях. И еще он знал, какой кофе она любит.
   Слезы брызнули из глаз Клер, сердце учащенно забилось. Разве кто-нибудь со дня смерти мамы думал о ней, заботился, беспокоился? Кто-нибудь ласкал ее так?
   Она вышла из душевой, и первым, на кого упал ее взгляд, был Марк, сидевший с остальными за кухонным столом. Он переоделся в темно-синюю футболку и джинсы. Мягкий хлопок облегал атлетические плечи, синий цвет оттенял необычные глаза. Клер видела его сильную загорелую шею. Она отступила за выступ стены и закрыла глаза, испытывая непреодолимое желание поцеловать его…
   Тряхнув головой, Клер шагнула из укрытия и вошла в кухню. Четверо за столом поглощали завтрак в полной и абсолютной тишине. За долгие дни заточения темы для разговоров закончились даже между Милли и Лестером. Накладывая себе порцию утренней каши, Клер подумала, что все они стали похожи на супругов, которые так долго прожили вместе, что им не о чем больше говорить, кроме обсуждения телевизионных новостей.
   Дэнни тщательно выскреб ложкой остатки кукурузной каши с бананом, поднялся на ноги и сказал, махнув рукой в сторону входной двери:
   — Ну, это… я того.
   — Чего «того»? — переспросил Лестер.
   — Сматываюсь. Ухожу.
   Сидящие за столом смотрели на него в немом изумлении.
   — Вот так просто берешь и уходишь? — спросила Милли.
   — Ага. Отпуск кончился.
   — Ты проводил здесь свой отпуск? — недоуменно спросила Клер.
   — В автобусе классный телек, и я запал на эту идею. — Он ухмыльнулся. — Я поймал конец футбольного сезона, посмотрел все матчи и словил кайф. А сейчас пора и на работку.
   — Ты работаешь? — Милли вытаращила глаза.
   — Что-то вроде того. На заправочной станции. Иногда. Я уборщик. Кто-нибудь напачкает — я уберу.
   — Да неужели? — Милли с сомнением взглянула на место за столом, где только что сидел Дэнни. В луже пролитого молока медленно раскисали хлопья кукурузы, комки каши образовали причудливый узор.
   — Ага. Работенка паршивая, но на жизнь хватает. И мне, и маме. — Он опять усмехнулся. — Ну ладненько, я потопал. — С этими словами он забрал свой бумажный пакет с пожитками и вышел наружу.
   Четыре человека в молчании сидели за столом и смотрели друг на друга.
   — И это можно назвать отруском? — только и нашлась что спросить Милли.
 
   «Еще одним стало меньше, — записала Клер в своем дневнике некоторое время спустя после завтрака. — Найти бы способ избавиться от Милли и Лестера… Хотя еще остается Марк. У него достаточно веские причины бороться за выигрыш, но мои гораздо важней. Как я мечтаю закрыть глаза и открыть их уже в Калифорнии».
 
   Клер действительно прикрыла глаза. Слезы, душившие ее все утро, опять прорвались наружу. Она задыхалась от необходимости встретиться с отцом, жить с ним одной семьей. Навсегда. Быть рядом с человеком, который любит ее просто за то, что она есть.
   В дверь спальни, где она сидела, постучали. Клер быстро выпрямилась, вытерла слезы и захлопнула тетрадку.
   — Ты одета? Можно войти? — раздался голос Марка. Он вошел, прикрыл за собой дверь и с одного взгляда все понял. Через секунду Клер очутилась в его сильных объятиях, и слезы опять потекли по ее щекам. Она уткнулась ему в грудь, не в силах больше скрывать слабости, усталости и отчаяния и полностью доверившись человеку, который был сильнее ее. Первый раз в жизни она чувствовала, что это не выглядит глупо или стыдно.
   Отплакавшись, она слегка отстранилась и вытерла лицо руками.
   — Извини, я…
   — Ш-ш-ш, — он вытащил салфетку из коробки на ночном столике и осторожно промокнул ее лицо, — тебе ничего не надо объяснять.
   — Нет уж, позволь мне, если я намочила тебе футболку, объяснить, почему я это сделала. — Клер печально улыбнулась, провела руками вокруг мокрого пятна на груди у Марка и почувствовала, как исходящие от него спокойствие и уверенность наполнили все ее существо. Она принадлежала ему и зависела от него. Как же пусто было в сердце без этих чувств раньше. — Я должна выиграть RV, потому что от этого зависит, увижу ли я своего отца.
   — Эйба? Я думал, он умер.
   Не Эйба. Моего настоящего отца. Я нашла его несколько недель назад. Он был просто потрясен, когда я позвонила и сказала, что у него есть дочь. Все эти годы он даже не подозревал о моем существовании.
   — Как это?
   — После смерти Эйба я вынуждена была продать дом. Разбирая вещи на чердаке, я нашла шкатулку с мамиными вещами, которую никогда не видела прежде. В ней был дневник, мое свидетельство о рождении с фамилией отца и несколько писем. Любовных писем. Я обратилась в частное сыскное агентство, передала им всю информацию, которой владела, и через несколько недель они разыскали этого человека. Месяц назад я впервые связалась с ним. Он просто не мог поверить.
   — Невероятно! Но почему твоя мама не рассказала ему о тебе?
   Клер глубоко вздохнула и поведала историю, которая была тайной на протяжении многих лет.
   — Когда маме было семнадцать, она поехала на летние каникулы на ферму к своему дяде. Он держал лошадей, а мама всегда их очень любила и хорошо ездила верхом. Там она и встретилась с моим отцом, сыном фермера, живущего по соседству. Тогда он как раз был призван в армию и дожидался конца лета, чтобы уехать к месту прохождения службы. Между ними была большая любовь и большая разница в возрасте — отец старше. Когда мамины родители узнали, что у нее роман со взрослым человеком, да еще солдатом, они пришли в ярость и заставили ее прервать с ним все отношения. Так что она написала ему прощальное письмо уже в армию, а о том, что ждет ребенка, узнала чуть позже. Чтобы замять скандал, родители отправили ее обратно на ферму, где она и жила до своего совершеннолетия.
   — Так ты получилась такой хорошенькой, потому что мама сорвала тебя на грядке? — Марк поддразнил так нежно, что Клер улыбнулась.
   — После моего рождения бабушка и дедушка разрешили маме вернуться, но при двух условиях: она должна пообещать никогда больше не встречаться с отцом и окончить школу. Она выполнила оба, но на следующий же день после получения аттестата вышла замуж за Эйба. Так что, как ни старались бабушка с дедушкой, им так и не удалось удержать ее от ошибки в выборе мужа. — Клер вздохнула. — Все в городе считали Эйба моим отцом, потому что он появился в маминой жизни почти одновременно со мной. Мне двадцать восемь, и я ни разу не видела моего настоящего отца.
   — А ему уже пятьдесят и он никогда не видел тебя.
   — Точно. — Клер вздохнула. — Мне так не терпится узнать, похожи ли мы с ним. Такие же у него глаза, такой же высокий рост? Все-все.
   — Почему же он до сих пор не купил билет на самолет и не прилетел сюда? Или ты могла уже уехать к нему.
   — Все не так просто. — Клер проглотила опять подступившие слезы. — Он тяжело болен. У него рак. — Каждое слово давалось ей с большим трудом. — Рак легкого, если точнее. Я вижу страшную насмешку судьбы в том, что он умирает от той же болезни, которая семнадцать лет назад убила мою мать. Она ушла такой молодой, я даже не успела понять, как я люблю ее. И сейчас я в ужасе оттого, что могу не успеть увидеть отца, потерять его еще до нашей встречи.
   Клер прерывисто вздохнула, изо всех сил стараясь не заплакать. Марк подошел к ней, взял ее ладони в свои и крепко сжал. Слабый намек на улыбку скользнул по лицу Клер. Марк вдруг с каким-то острым чувством вины понял, как же ему повезло: он вырос в полной семье и его родители до сих пор здоровы и живут вместе. Он всегда знал, что Клер живется нелегко, но даже не мог предположить, насколько. Какой силой духа должна обладать эта девушка, чтобы долгие годы носить этот груз в душе, насмешливо улыбаясь и давая понять окружающим, что все у нее прекрасно. Он ласково убрал за ухо выбившуюся прядь и нежно погладил ее по щеке.
   — Неужели врачи ничего не могут сделать?
   — Они пытаются. Через несколько дней ему предстоит курс химиотерапии, потому что операция и облучение не уничтожили опухоль полностью. Доктор не позволяет ему далеко уезжать. Я хочу выиграть RV, чтобы… — она запнулась, — чтобы совершить маленькое путешествие по Калифорнии вместе с отцом. Мы никогда не встречались, только несколько раз разговаривали по телефону. Мне кажется, что если хотя бы неделю мы проведем вместе, только вдвоем, без посторонних, он и я, — это поможет нам узнать друг друга и хоть как-то компенсирует упущенные годы. И для него будет полезно вырваться из больничных стен, на время забыть о врачах и медсестрах.
   Неожиданно состязание «Последний оставшийся» приобрело другой, более глубокий смысл. Клер стремилась к победе не из корыстных причин, как другие участники. Победа давала ей шанс обрести семью.