Джебран Халиль. Иисус Христос – сын человеческий

   И находил слова, заставлявшие прислушиваться к нему, к их простой сути и к древности их дней.
   В сердце все мы пахари, и все мы любим виноградники наши. На пастбище же нашей памяти все мы пастухи и стадо, и потерявшаяся овца.
   И нива, коей едва коснулся плуг, и винный пресс, и молотилка.
   Он знал источник нашей древней души и упорно пробирался к переплетеньям сердец наших.
   Греческие и римские ораторы говорят о жизни как о чем-то отвлеченном и кажущемся. Назареянин говорил об устремленьях сердца.
   Они смотрели на жизнь глазами минимизированной свободы. Он смотрел на жизнь в свете вольной воли Бога.
   Я часто думаю о том, что говорил он толпе, о том, что человек подобен горе.
   В его сознании беднота была чем-то иным, чем для командующих ораторов Афин или Рима.
   Он богом не был, он был музыкантом Слова.
 

Говорит Сын Человеческий

«Другой язык»

   Я родился три дня назад, и как только меня уложили в шелковую колыбельку, я озирался с изумленным страхом на новую землю, что со всех сторон окружала меня. Моя мать спросила взмокшую повитуху: «Как там мой сын?»
   И повитуха ответила: «Здоровенький мальчик, госпожа. Я накормила его временем; и никогда прежде не видала я столь веселого малютку».
   А я негодовал, а я кричал: «Это же неправда, мама: ложе слишком жестко для меня, и молоко, что выпил я, слишком горько для губ моих, и запах груди слишком тошнотворен для ноздрей моих, и я абсолютно несчастлив».
   Но мать моя не поняла меня, не поняла и повитуха; мой язык слишком сильно отличался от языка земель, в какие я явился.
   И на двенадцатый день моей жизни, когда крестили меня, священнослужитель сказал моей матери: «Вы счастливы должны быть, госпожа, ваш сын родился… христианином».
   А я был удивлен, а я кричал священнику: «Тогда твоя мать на небесах должна быть несчастливой, ибо ты не родился христианином».
   Но священнослужитель тоже не понял моего языка.
   И спустя семь лун в один из дней Облегчитель Боли взглянул на меня и сказал моей матери: «Ваш сын будет царем и величайшим вождем среди людей».
   Но я вскричал: «Что за лживые пророчества; я буду музыкантом, и ничто не помешает быть мне музыкантом».
   Но язык мой по-прежнему был непонятен – и страх мой возрастал ежесекундно.
   И три, и тридцать лет спустя мать моя и священнослужитель делали все (под сенью Бога и духа его), чтобы сбылось пророчество Облегчителя Боли. И однажды встретил я его подле врат Храма. Мы заговорили друг с другом, и заявил он: «Я всегда знал, что ты станешь великим музыкантом Слова. Даже в детские годы твои я пророчил и предсказывал твое будущее».
   А я поверил ему, ибо тоже забыл язык иных земель. Мой истинный язык.

Свидетельские показания Марии Магдалины
О ПЕРВЫХ ВСТРЕЧАХ С ИИСУСОМ

   Это произошло в месяце июне, когда увидела впервые я его. Он шел по пшеничному полю, я работала вместе со служанками. Он же был один.
   Ритм его шагов отличался от ритма походки других людей, а движения тела его казались чуть более непослушными. По крайней мере, ничего подобного я ранее не видала.
   Человек сей не шел по земле, как ходят обычные люди. И даже сейчас я не знаю, шел ли он или летел.
   Мои служанки показывали на него пальцами и судачили громким шепотом.
   А я замерла, убив мои шаги на единое мгновенье, и вскинула руку в приветствии ему. Но он не поднял головы и не взглянул на меня. И я возненавидела его. Я сгребла в душе весь мусор, я была холодом, как если б очутилась в центре снежной бури. Я дрожала.
   Той ночью он пришел в мой сон; сны мучили меня, я закричала и беспокойно заметалась по постели.
   В месяце августе я увидела его вновь, прямо под моим окном. Он сидел в тени кипариса по ту сторону моего сада, он был тих, как если б обратился в камень, казался статуей антиохийской иль памятником других городов северных земель. И мой раб, египтянин, подошел ко мне со словами: «Этот человек вновь здесь. Он сидит по ту сторону вашего сада».
   И я взглянула на него, и душа моя затрепетала, ибо был красив он.
   Его тело было одиноко и требовало любви.
   Тогда оделась я в дамасские шелка, оставила мой дом и поспешила к нему. Было ли то мое одиночество или его красота, но что-то толкнуло меня к нему. Был ли то голод в моих глазах, что желал утоленья, или его красота зажгла свет в моих глазах? Даже теперь я того не знаю.
   Я двинулась к нему в благоухающих одеждах и золотых сандалиях, сандалии те подарил мне римский капитан. И, приблизившись к нему, сказала я: «День добрый тебе!»
   И он вдруг отозвался: «День добрый тебе, Мариам».
   Он взглянул на меня, глаза его ночи сказали мне то, что не говорил еще ни один мужчина. И внезапно я почувствовала себя обнаженной, хотя была одета.
   А ведь он только и сказал, что «День добрый тебе».
   И тут я спросила: «Не хочешь войти в мой дом?»
   Он вздохнул: «Разве я уже не вошел в дом твой?»
   Я не знала тогда, о чем он говорит, зато теперь отлично знаю.
   И я сказала: «Не желаешь ли вина испить и отобедать со мною вместе?»
   Он улыбнулся: «Да, Мариам, но не сейчас».
   «Не сейчас, не сейчас», он сказал: «Не сейчас». И голос озера звучал в тех двух словах, голос ветра и глас деревьев. И когда заговорил со мной он, казалось, заговорила жизнь со смертью. Ибо помни, друг мой, я была мертва. Я была женщиной, что торговала сущностью своей. Я жила отдельно от той души, что зришь теперь ты. Я принадлежала всем мужчинам, слыла блудницей. Они звали меня прелюбодейкой, а женщины – одержимой семью бесами. Меня проклинали, и мне завидовали.
   Но когда его шелковые глаза взглянули в глаза мои, все звезды унизали небо моей ночи вновь, и я превратилась в Мариам, только Мариам, женщину земную, познавшую себя и нашедшую душу в новом месте.
   И тут я вновь заговорила с ним: «Войди ж в дом мой, и испей вина, и хлеб преломи со мной».
   Он же спросил: «Но почему ты просишь меня быть гостем твоим?»
   Я отозвалась: «Я умоляю войти тебя в дом мой». И это было все, что пенилось во мне, и все, что понимала я, так то, что небеса призвали меня к нему.
   Тут он взглянул в меня, и полдень его глаз скользнул по мне, а он сказал: «Ты много любила, но только я люблю тебя. Другие мужчины любили самих себя в близости с тобой. Я же люблю только тебя в душе твоей. Другие видели красоту в тебе, но красоту своих собственных лет. Я же вижу в тебе красоту твоих дней, красоту незримую и не открытую еще.
   Я один люблю незримое в тебе».
   И он добавил с любовью в голосе: «Ступай теперь. Мне следует идти путем моим».
   Я ж прильнула к нему и сказала: «Учитель, войди в мой дом. Я ладан воскурю для тебя и в чаше серебряной омою ноги твои. Ты – странник и не странник все же. Я умоляю тебя, войди в мой дом».
   Тут поднялся он и взглянул на меня, подобно тому как весна властно глядит на поля, и улыбнулся. И повторил вновь: «Все мужчины любили тебя ради себя самих. Я люблю тебя только во имя твое».
   И он ушел.
   Но никогда другой мужчина не пойдет путем его. То было дуновенье ладана в моем саду? Или буря, что разразилась в небесах?
   Не знаю я, но день тот закатом солнца глаз его усыпил во мне драконов, я стала женщиной, я стала Мариам, Мариам из Магдалы.
 

Говорит Сын Человеческий

«Первый поцелуй»

   Это – первый глоток из бокала, что наполнен жизни нектаром. Означает разрыв он меж неуверенностью, которой заблуждается дух и сердце волнуется, и уверенностью, благодаря которой душа наша радостью наполняется. Это – начало песни жизни и первый акт в пиесе совершенных людей. Это – лента, связующая тайны прошлого с блеском будущего; звено меж тишиною чувств и веками уснувших глаз. Это – слово, что, сказанное четырьмя губами, возводит сердцу трон, любовь в царицы призывая и венчая короной верности ее. Это – нежное прикосновенье пальцев, что сродни ласковому ветру, когда он гладит розы, вызывая вздохи счастья и плачи страсти.
   Это – начало удивительных вибраций снов и откровений. Это – слияние двух цветов ароматных и смешенье благовоний во имя созданья третьей души.
   Первый поцелуй есть первый цветок на древе жизни.

Свидетельские показания грека Филимона
Об Иисусе, учителе врачей

   Назареянин был учителем врачей своего народа. Ни один другой человек не знал столь много о нашем теле, его элементах и пропорциях.
   Он делал то, с чем незнакомы были греки и египтяне. Они прозвали его защитником жизни от смерти. И верили ли этому или не верили, его не волновало; ибо только тот, кто вершит великие дела, действительно является великим.
   Они говорили, что Иисус наведывался в Индию и страны по ту сторону Двух Рек и там постиг азы науки врачеванья.
   Азы сии сделали его равным Богу, а не простому жрецу.
   Многие двери были открыты ему. Он вошел в Храм Духа, что есть тело человеческое; и он вновь придал доселе порочному духу небесной силы чистоту, а доброму духу мощь физическую.
   К сожалению, у бедняги были противники, обвинявшие в шарлатанстве его, не ведающим наших философов трудов. Он излечивал лихорадку ледяными полотенцами, он оживлял навеки онемевшие конечности простым наложением руки.
   Он ведал про ослабевшие соки жизни, но возвращал их пальцами своими – методы сии мне просто неизвестны. Он ведал про здоровое закаливание, но секретами своими не делился никогда с людьми несведущими. Но богом не был, нет, скорей врачом.
   И жалости достойно то, что величайший из всех врачевателей их предпочел быть создателем историй базарных площадей.

Свидетельские показания Симона, прозываемого Петром
О ТОМ, КОГДА ОН САМ И ЕГО БРАТ БЫЛИ ПРИЗВАНЫ

   Я находился на побережье озера Галилейского, когда впервые назвал Иисуса моим господином и учителем.
   Мой брат Андрей был со мной, мы сеть забрасывали в воду. Волны были бурны и высоки, и мы поймали мало рыбы. И на сердце у нас залегла тяжесть. Неожиданно подле нас предстал Иисус, мы даже не видели, как он к нам приблизился.
   Он окликнул нас по именам и сказал: «Если вы хотите следовать за мной, я приведу вас в бухту, что полна рыбой».
   И когда взглянул я на лицо его, сеть выпала из рук моих, ибо огонь его доброты обжег меня, и я признал его.
   А брат мой Андрей сказал: «Мы знаем все местные бухты на этом побережье, а значит, ведаем прекрасно, что в ветреные дни рыба ищет более уютные места, чем наши сети».
   Иисус же ответил: «Следуйте за мной к берегам великого озера. Я сделаю вас рыбарями людей. И ваши сети никогда не останутся пустыми».
   И мы побросали ладьи наши и сети, и последовали за ним.
   Я сам воображал, бедняга, что стоит брести вслед за ним.
   Я шел подле, запыхавшись и исполнившись чуда, и мой брат Андрей последовал за нами, смущенный и изумленный.
   И когда брели мы по песку, я набрался храбрости и сказал ему: « Господин, я и брат мой хотели б следовать твоей тропою, и куда б ты ни направился, туда и мы пойдем. Но, пожалуйста, пойдем в наш дом на ночь сию, мы будем благодарны за визит твой. Дом наш не богат и потолок в нем низковат, но место для тебя найдется и скромная еда. Потерпи уж в хибаре нашей, может, еще придется пожить во дворце. И преломи ты хлеба с нами, мы в твоем присутствии почувствуем себя князьями земли сей».
   И он ответил: «Да, я буду гостем вашим в ночь эту».
   И я возрадовался в сердце моем. И мы пошли в молчании к дому нашему.
   И когда мы стояли на пороге, Иисус промолвил: «Мир да пребудет с домом сим, пребудет в нем».
   Тут он вошел, мы следовали за ним вослед.
   Моя жена и мать жены моей, дочь моя – все вскочили ему навстречу и поклонились низко гостю; колени преклонили перед ним и поцеловали подол одежд его.
   Они были изумлены, что он, избранный и столь возлюбленный, пришел к нам в гости; ибо им известно было, что о нем на брегах Иордана пророчествовал Иоанн Креститель пред народом.
   И тотчас же моя жена и мать жены моей засуетились, готовя ужин.
   Мой брат Андрей был робким человеком, но вера его в Иисуса была намного глубже моей. А дочь моя, коей исполнилось двенадцать лет от роду, встала пред ним и поддерживала край его одежды, как будто не было в ней страха перед ним. Она в него вцепилась, словно пастух в находку драгоценную – пропавшую овцу.
   Затем присели на скамью мы, он преломил хлеб и разлил вино; и, повернувшись к нам, сказал: «Друзья мои, благословение мое пребудет с кругом вашим, как если б было то благословение Отца».
   Слова сии сказал он, слегка разволновавшись, ибо желал он следовать обычаям древним, чествующим гостя, пришедшего к хозяину.
   И когда сидели мы с ним на скамье одной, казалось нам, что попали на пир к великому царю.
   Дочь моя Петронела, что молода была и невинна, пристально взирала на лицо его и отслеживала движенья рук его. А я же разглядел покров печали в ее глазах.
   Когда он со скамьи поднялся, вскочили мы все вслед за ним, столпились вкруг гостя своего. И заговорил он с нами, мы же прислушивались жадно, и сердца наши трепетали подобно птицам в небе. Он говорил о рождении вторичном человека, о разверстых вратах небесных; об ангелов потомках и о мире, о доброй армии человечества и о престоле Господа нашего Бога.
   Затем взглянул он в глаза мои и пронзил самое сердце мое. И сказал: «Избрал тебя я и брата твоего, ты должен идти со мною рядом. Займите место подле меня и учитесь, учитесь в сердце моем миру, и душа ваша отыщет великие богатства».
   Когда сказал он это, я и брат мой встали подле него, и я сказал: «Учитель, мы хотим следовать за тобой до самого края земли. И если наше бремя будет тяжелей горы, мы перенесем все тяжести с тобою вместе в радости великой. И если мы падем на обочине пути, мы узнаем, что мы пали по дороге к небесам, и будем счастливы».
   А мой брат Андрей приблизился к нам со словами: «Учитель, мы – нить, ведомая твоей рукой и ткацким станком твоим. Мы – ткань, что сделана тобою, мы будем одеянием Духа Великого».
   А жена моя подняла лицо и весело произнесла: «Благословенен будь, вошедший в дом наш с именем Бога на устах. Благословенно будь то чрево, что выносило тебя, и грудь, тебя вскормившая молоком».
   А дочь моя, что от роду была двенадцати лет, присела у ног его и прильнула близко.
   Мать же жены моей, сидевшая у порога, не произнесла ни слова. Только плакала в молчании, и шаль ее была мокра от слез печали.
   Тогда Иисус бросился к ней и поднял лицо ее к своему как можно ближе и сказал, к ней обращаясь: «Ты была матерью им всем. Ты плачешь от радости и горя, я ж хочу запечатлеть твою печаль в памяти моей».
   Теперь уж старая луна поднялась над горизонтом. А Иисус замер на мгновенье, любуясь вечной красотой ее, затем же повернулся к нам: «Уж поздно. Ложитесь спать, и Бог придет во сне к вам. Я буду здесь, в хижине сей мирной. Я бросил мою сеть в волны дня сего и выловил двух мужей; я счастлив и теперь желаю вам всем доброй ночи».
   Тут мать моей жены сказала: «Я в самом деле отдохнула сердцем, но не под кровом этим. Теперь же страдать мне без сна, лежа ночью этой под балдахином винограда и звезд».
   И она заторопилась, принесла матрасы, подушки и одеяла гостю.
   Он улыбнулся ей: «Я лягу в кровати, вдвойне безумный».
   Глаза дочери моей за ним следили непрерывно, и я закрыл плотнее дверь в комнату ее.
   Так впервые я повстречался с господином и Учителем моим.
   С тех пор прошло уж много лет, но до сих пор мне кажется, что было то сегодня.
 

Говорит Сын Человеческий

«Первый взгляд»

   Он – времени мгновенье, когда опьяненность жизнью пропадает под властью пробужденья. Он – пламя, загорающееся впервые в глубинах сердца, звук волшебный, который в первый раз рождается серебряными струнами души. Это – краткое мгновенье, что дух окутывает событиями времени. Он открывает тайны будущей вечности. Это – семя, что рассыпает Иштар, Любви Богиня, на полях своих любви.
   Первый взгляд подобен духу, что летает над ликом вод и небеса с землею создает, когда скажет Господь: «Да будет».

Свидетельские показания первосвященника Каиафы

   Поговаривали, что Иисус – человек, поговаривали и о его казни, в основном обсуждая два бросающихся в глаза факта: Тора должна содержаться в сохранности у нас, а это царство должно находиться под покровительством у Рима.
   И вот теперь человек сей выказал открытое неповиновение нам и Риму. Он отравил умы простого люда, он колдовал, будучи магом более сильным, чем мы и Цезарь.
   Мои собственные рабы, и мужчины, и женщины, слышали его разговоры на площадях базарных, превращаясь в угрюмцев и мятежников. Многие из них оставили мой дом и бежали в пустыню, откуда он пришел со своим голодным стадом учеников.
   Не забывайте, что Тора есть основа жизни нашей и башня нашей силы нерушимой. Ни один человек права не имеет подкапываться под нее и нас, ибо мы держим в руках силу сию, и ни один человек не уполномочен будет никогда ниспровергнуть Иерусалим, древний камень Давидовых страданий.
   А тот человек, именем Иисус, был грязен и развращен. Мы убили его, желая искупления его грехов и очищения. И мы должны убить всех тех, кто пожелает принизить жизнь Моисея или начнет искать уничтожения святынь наших наследственных.
   Мы и Понтий Пилат прознали опасность в том человеке, мудрость его привела его ж к концу бесславному.
   Я должен собственными глазами увидеть конец его последователей жалкий, убедиться, что эхо его слов на стену тишины бездарно натолкнется.
   Он не был Богом, он был возмутителем спокойствия, поругавшим древнюю мудрость. Он отступился.
 

Говорит Сын Человеческий

«Два отшельника»

   На вершине одинокой горы жили два отшельника, поклонявшиеся Богу и любившие друг друга. Дарованы им в дар были все недра земные.
   Но однажды Дух Несчастья вступил в сердце старшего отшельника, и подошел тот к младшему своему товарищу и сказал: «Уж давно мы живем здесь вместе. Пришло наше время. Пора нам разделить владенья наши». Тогда младший отшельник опечалился и сказал: «Печалит меня, брат, что ты хочешь покинуть меня. Но если ты решил уйти, то так тому и быть», и он принес все ключи от недр земных и отдал их старшему со словами: «Мы не можем делить их, брат мой, пусть будут они твоими».
   Тогда сказал старший из отшельников: «Милостыни я не собираюсь принимать. Пусть я возьму пустяк, но справедливо. Все должно поделить».
   А младший вздохнул: «Эта земля будет разбита, неужто ты пожелаешь гибели и себе, и мне? Раз так, я предпочитаю покинуть землю сию. Пусть будет твоей».
   Но старший отшельник повторил упрямо: «Я хочу получить по справедливости то, что принадлежит мне, и я не хочу чужого из милости. Земля должна быть поделена».
   Тогда младший из отшельников не смог уж более противиться и сказал: «Если ты того действительно желаешь, если так уж восхотелось тебе получить свое, да будет разбит шар наш земной».
   Но лицо старшего из отшельников омрачилось чрезвычайно, и он вскричал: «О трус негодный! Ты отступился!»

Свидетельские показания Иоанны, жены Ирода Прислужника

   Иисус никогда не был женат, но он всегда оставался другом всех женщин, он знал их так, как можно узнать друг друга только в компании верных товарищей.
   И он любил детей, а они любили его в ответ, верили ему и понимали его.
   В свете его глаз каждый мог почувствовать себя отцом, братом и сыном.
   Он усаживал ребенка на колени и говорил: «Вот они какие, власть твоя и воля; и вот оно какое, царство духа».
   Люди видели, что Иисус отказался от жизни Моисея, что был он пророком всепрощенья, что смог простить он блудницу Иерусалимскую и врагов страны.
   Я сама в то время была служанкой блуда, ибо любила я человека, что не являлся мужем моим законным. Он был саддукеем.
   Однажды саддукеи пришли в дом мой, когда любовник мой был там со мной. Они меня схватили и овладели мной по очереди, средь них и мой любовник, что бросил меня на поруганье равнодушно.
   Затем они потащили меня на базарную площадь, где учил в то время Иисус.
   Они хотели мною испытать его и заманить в ловушку.
   Но Иисус не стал судить меня. Он устыдил всех тех, кто так желал меня унизить, он сумел упрекнуть их.
   И он же позволил мне идти путем моим.
   И после того, все, что казалось мне безвкусными плодами жизни, сладостью устам моим вдруг показалось, все, что аромата было лишено, дыханьем жизни ворвалось мне в ноздри. Я стала женщиной без памяти порочной, я была свободна, и мое сердце уж не падало от страха больше вниз.

Свидетельские показания Рафки
О СВАДЬБЕ В КАНЕ

   Это случилось еще до того, как узнали о нем в народе.
   Я работала в саду моей матери, ухаживала за кустами роз, когда остановился он у наших ворот.
   Он обратился ко мне: «Испытываю жажду я. Не дашь ли мне воды из твоего колодца?»
   Я бросилась за серебряным кувшином, наполнила его водой, добавила несколько капель жасминовой настойки для вкуса.
   Он выпил и поблагодарил сердечно.
   Затем вгляделся в глаза мои и сказал: «Мое благословенье да пребудет с тобою».
   Когда сказал он так, мне показалось, что ветра порыв коснулся мыслью тела моего. Но я недолго пребывала на небесах, а потому сказала: «Господин, я помолвлена с мужчиной из Каны Галилейской. Должна я замуж выйти на пятый день недели будущей. Не хочешь ли на свадьбу ты прийти и благословить мой брак своим присутствием?»
   И он ответил: «Я приду, дитя мое».
   Запомните, сказал он «дитя мое», хотя и сам был молод, мне ж приближалось двадцать лет.
   И двинулся вниз по дороге.
   А я стояла у ворот в наш сад, пока не позвала мать меня домой. На пятый день была я отдана в дом жениха и начала готовиться к вступленью в брак.
   А Иисус пришел, с ним мать его и брат Иаков.
   Они сидели на свадебной скамье с нашими гостями, товарищи моих подружек пели свадебные песнопенья Соломона царя. А Иисус вкушал пищу нашу и пил вино наше. И улыбался мне, да и другие гости не остались без его приветственной улыбки.
   Он внимал всем песням о любви, о молодом слуге винодела, влюбленном в дочь хозяина своего, что увез возлюбленную в материнский дом; о князе, что повстречал нищую служанку и короновался с ней короною отца.
   Слушал и другие песни он, какие еще и я не слыхивала никогда. На заходе солнца отец жениха моего подошел к матери Иисуса и прошептал ей: «Нет у нас больше вина для гостей наших. А день к концу еще не подошел».
   Иисус услышал шепот и сказал: «Кувшины подайте, зная даже, что нет вина в них больше».
   Так и поступили.
   А присутствовавший на празднике Иисус начал говорить с нами. Он говорил о чудесах земли и неба; о небесных цветах, что расцветали, когда ночь баюкает всю землю; о цветах земных, что распускаются, когда от дня скрываются на небе звезды.
   И он поведал нам историй море и притчей океан, голос его очаровал нас так, что мы глядели неотрывно на него, как на виденье дивное, и мы забыли про вино в кувшинах и подносы с едой.
   И когда я вслушивалась в голос его, казалось мне, что очутилась я в далеких странах. Далеких и неведомо-незнаемых.
   Спустя мгновенья долгие один наш гость сказал отцу жениха моего: «Ты приберег лучшее вино на самый праздника конец. Другого такого хозяина и нет на свете».
   И все поверили, что Иисус есть ткач чудес, что они получили вновь вина да хлеба.
   Я-то не думала, что Иисус подлил в кувшины опустелые вина, но и словам гостя я не удивилась, ибо в голосе его я уже услышала весть о чуде.
   Прошли уж годы, голос его все же остался в сердце у меня, я слышала его, рожая первенца.
   И теперь тот день, слова нашего дивного гостя вспоминают в тишине в селе нашем и в деревнях соседних. Люди говорят: «Дух Иисуса из Назарета есть лучшее и самое выдержанное вино».
 

Говорит Сын Человеческий

«Земля»

   Своевольна, бедна и упряма, идет земля по земле.
   Ибо горда она.
   Она созидает дворцы, крепости и храмы.
   Она рождает легенды, учения и законы.
   В конечном итоге земля от дел земных устанет. И ткет она тогда из воздуха земного фантазии и сны. А потом ложится тяжесть на ресницы земли, и засыпает она – спокойно, глубоко и вечно.
   И говорит земля земле: я – чрево и могила, и я останусь чревом и могилой, пока не закатятся звезды и солнце не выгорит в пепел.
   Как прекрасна и великолепна ты, о земля! Как совершенны и благородны дары твои, сияя светом, твои дары под солнцем!
   Как великолепно твое платье из теней и как нежна вуаль из мглы! Как прекрасны пески твоих рассветов и как пугающи крики твоих ночей! Как совершенна ты, о земля!
   Я бегу по твоим равнинам и взбираюсь на горы твои, я брожу по твоим долинам, на скалы взбираюсь и в пещеры и гроты вхожу твои.
   Я познаю твои сны на равнинах, высший смысл твой на горах, твой покой в долинах, твою решимость на скалах и твое молчание в гротах и пещерах.
   Ты – весела в твоей власти, величественна в твоих глубинах и твоих высотах. Ты – нежна в решимости твоей и открыта в твоем молчании.

Свидетельские показания философа-перса из Дамаска
О ДРЕВНИХ БОГАХ И НОВЫХ

   Я не могу рассказывать о судьбе этого человека, тем более рассказывать нечто, подобное тому, о чем говорят его ученики.
   Семена сокрыты в сердце яблока, глазам сада фруктового невидимы они.
   Но вот что я скажу: древний бог Израиля груб и безжалостен. Израиль должен получить другого бога; того, что будет нежен и всепрощающ, что пожелает взглянуть вниз на землю с жалостью; того, что нисходит лучами солнца и бродит тропами человеческих недостатков.
   Израиль должен принять бога, который сердцем не слышит зависти и память которого к недостаткам человека лаконична; стране сей нужен тот, кто не будет мстить своему стаду и позабудет о мести многим поколениям.
   Здесь в Сирии человек кажется человеком. Он вглядывается в зеркало своего собственного Разума и там находит бога своего. Он созидает богов по собственному образу и подобию и поклоняется тому, что отражает его собственный лик.
   Воистину человек молится собственному подобию, тому, что соответствует шуму его желаний. Здесь не до глубин души человеческой, душа здесь холодна под обезличенностью, здесь не заговорит с вами другой голос и здесь не долетит до сердца иной шепот.
   Мы в Персии видим наши лица в диске солнца, и тела наши танцуют в огне, что зажигаем мы у алтаря.
   Теперь богом зовут Иисуса, мол, назван таковым он у своего Отца в пределах небесных. Теперь уж он не бродяга Иисус среди народа своего, он превратился в воплощение их желаний.
   Боги египетские часто меняли бремя лика своего каменного и спасались бегством в Нубийскую пустыню, будучи свободными там, где разрастается тишина вольного знания.
   Боги Греции и Рима исчезли на закате их собственного солнца. Они тоже куда больше казались людьми в экстазе людей. Из их магии родились Афины и Александрия.
   А в этой земле огромное место отдано низости низших и высокомерию молодых отшельников Антиохии.
   Только старые женщины и утомленные жизнью мужи ищут храмы своих предков; только истощенные в конце пути ищут начала начал.
   Но этот человек, Иисус, этот Назареянин, он говорил о Боге, таком огромном и непохожем на душу какого-нибудь человека, таком знающем о карах, таком любящем свои создания. И этот Бог Назареянина оставлял без внимания пороки детей земных, он прямиком занимал все место в их сердцах, и он был благословением их источников и светом их небес.
   Но мой бог – бог Зороастра, бог, ставший солнцем на небесах, и огнем в земле, и светом в душе человеческой. И я счастлив. Я никогда не захочу другого бога.

Свидетельские показания Давида, одного из его последователей
ИИСУС ДЕЙСТВИТЕЛЬНЫЙ

   Я не ведаю смысла его речей или его притчей, он был слишком недолго среди нас. Нет, не понимал я его слов до тех пор, пока глаза мои не увидали все сотворенное его словами. Позвольте ж рассказать мне вот что: в одну из ночей сидел я в доме моем, размышляя о собственном дне и вспоминая о словах его и деяньях, что записывал затем я в книгу. И в сей поздний час три вора вошли в дом мой. И узнав об их приходе, собравшихся мое добро ограбить, я заколебался, взять ли осторожно меч или вскричать: «Что делаете здесь вы?»
   Но вместо этого… продолжил записывать мои воспоминанья об Учителе.
   И когда воры увидели, что я переписываю слова его: «Тому, кто отбирает ваш плащ, подарите ваш плащ второй», отступили они.
   И я все понял.
   Когда сидел я, записывая слова его, ни один человек не посмел бы покуситься на имущество мое.
   Ибо его мысль охраняла мое добро и меня лично, жизнь мою, что есть величайшее мое сокровище.

Свидетельские показания Луки
О ЛИЦЕМЕРАХ

   Иисус обличал и презирал лицемеров, и его ярость казалась бурей, что очистит мир от них, его голос был громом в ушах их, и съеживались они от страха.
   Опасаясь его, они приуготовили ему казнь; и, казалось, кроты в черной земле их деяний подлых подкапывались под его шаги. Но он не попался в их ловушку.
   Он сам смеялся над ними, ибо ведал он, что Душа ни высмеяна быть не может, ни попасть в ловушку.
   В руках держал он Зеркало, в котором видел бездельников и слабаков, и тех, кто уже шатается, падая на обочине пути к вершинам.
   И он жалел их всех. Да, он ведал их слабости, что тянулись побегами надежды к его силе. Он совершенно не осуждал лгунов, или воров, или убийц, но осуждал одних лишь лицемеров, чьи лица скрываются за маской и чьи руки греются в вечно белых перчатках невинности.
   Довольно часто я размышляю о сердце, приютившем всех тех, что пришли из напрасных земель к Храму, закрытому и разоренному лицемерами.
   Однажды, когда мы оставались вместе с ним в саду гранатовом, сказал ему я: «Учитель, ты прощаешь и утешаешь грешников и всех слабых и немощных, только лицемеров ты не прощаешь».
   И он отозвался: «Ты выбрал верные слова, назвав грешниками слабых и немощных. Я прощаю им слабость их телесную и немощь их духовную. Ибо их недостатки заложены в них были предками иль алчной завистью их соседей.
   Но я не терплю лицемера как такового по причине того, что сам он накладывает на всех ярмо простодушия и хомут уступчивости.
   Слабовольный человек отпустит людей своих в пустыню. А вот лицемер никого не отпустит из рабских уз. Он ведает пути, он высмеивает все сущее своей неискренностью, даже песок и ветер.
   По этой причине не выношу я лицемеров».
   Я тогда не понял сказанное Учителем нашим. Зато теперь прекрасно понимаю.
   Тогда лицемеры страны наложили руки на него, убили его. Деянье их еще дождется справедливой оценки потомков.
   Они преломляют хлеб низости в вечной своей пропасти лжи, куда пали, предав его казни.