Дженни Браун. Под счастливой звездой

   Он использовал власть, которую получил над ней, чтобы пленить ее. А она поступила в точности так, как поступил бы он сам, если бы попал в такой переплет. Как он мог вообразить хотя бы на минуту, что она почувствует что-то кроме отвращения к грубому совокуплению, которое он ей предлагал?
   И все же настолько сильными были чувства, которые он испытал, когда держал ее в своих объятиях! Он мог бы поклясться, она разделяла с ним телом и душой то ошеломляющее ощущение чего-то чудесного, что должно было вот-вот произойти.
   Он сошел с ума. Непрошеный голос другой женщины прозвучал у него в голове: «Если бы будешь хорошим мальчиком и не станешь сейчас плакать, завтра я вернусь и принесу тебе пирожное». Что ж, стоило быть умнее и не гнаться за тем, чего ему никогда не найти – и уж точно не здесь.
   Ничего, переживет. Это будет не так уж трудно. Он мысленно сравнил себя с мартовским котом, чьи амурные вопли были заглушены ведром помоев. Он не знал, смеяться или плакать. Единственное, что он мог, извлечь из этого урок. Все совершают промахи, но мужчины, которых он уважает, никогда не повторяют своих ошибок.
   Застегнув штаны, он заметил тонкую цепочку, свисавшую с его руки. Должно быть, порвалась, когда он схватил ее за ворот в тщетной попытке удержать. Взглянув себе под ноги, он увидел круглый медальон, который лежал, поблескивая, на камнях. Он поднял его и открыл. Пальцы нащупали локон волос, спрятанный в углублении с одной стороны. С другой был портрет, но в темноте его невозможно было разглядеть.
   Должно быть, она это украла. Такая, как она, не может позволить себе нарисованный портрет. Но только очень глупый вор станет носить украшение с портретом, которое можно опознать. А эта девушка не показалась ему глупой. Должно быть, это портрет кого-то, кто ей дорог. Быть может, брата или скорее любовника.
   Трев поневоле усмехнулся. Если это любовник, то он был весьма близок к тому, чтобы наставить парню рога – и не без помощи со стороны девушки.
   Он хотел было выбросить медальон. Зачем хранить то, что будет напоминать ему об унижении этой ночи? Но не смог заставить себя сделать это. Он все еще чувствовал запах апельсинов, исходивший от ее волос. А губы все еще жаждали ее губ.
   Он сохранит это как сладостно-горькое напоминание о цене, которую заплатил за то, что потерял бдительность. Трев сунул медальон в карман и медленно пошел к дому матери на Кеппел-стрит.
 
   В тайном убежище было холодно и сыро, воняло мочой и мышиным пометом, но зато безопасно. Рэндалл показал ей это место, когда наконец начал ей доверять. Настолько, что разрешил присоединиться к шайке, которая воровала деньги, идущие на его борьбу против угнетателей.
   Но при мысли о Рэндалле сердце Темперанс упало. Как близка она была к тому, чтобы предать его. Нет, нужно быть честной: она предала его. Она была в точности той самой распутницей, какой назвал ее отец, когда вынудил убежать из дома.
   Что ж, может, она и распутница, но никогда прежде она не чувствовала ничего похожего на то, что испытала сегодня в объятиях капитана. Даже когда делила постель с Рэндаллом, которого так любила. Возможно, именно поэтому Рэндалл никак не мог перестать смотреть на других женщин. Может, он втайне хотел такую женщину, которая вот так же чувствовала бы себя с ним.
   Она безжалостно отогнала эту мысль. Рэндалл был верен ей. Это она предала их любовь, не он. Надо посмотреть правде в лицо и идти дальше. Просто еще одно доказательство того, как она слаба, вдобавок ко всему тому, что произошло за последние три года.
   Она урывками поспала на грязном тюфяке в углу убежища, но не могла оставаться там вечно. С наступлением утра она вернулась к воровскому притону на Мерсер-стрит, где нашла Бекки. Та стояла рядом с кучей мусора.
   Как и обещал землевладелец, пришли рабочие, занимающиеся сносом домов. Теперь они ломали заброшенное здание, служившее девушкам домом. Рабочие сорвали промасленную бумагу, которой Темперанс и Бекки старательно закрыли разбитое створчатое окно, и уже рылись в той жалкой куче, что осталась от мебели, небрежно выброшенной на улицу. Что ж, ничего ценного они не найдут. Девушки уже заложили все, что можно было обратить в звонкую монету.
   Прихрамывая, подошла Бекки. Еще никогда Тем не была так рада видеть подругу, лицо Бекки по форме напоминало сердечко, светлые брови были лишь бледными мазками над проницательными глазами.
   – С тобой все в порядке, Тем? – спросила Бекки. – Клэри видела, как ты уходила с офицером. Ты не вернулась, и мы забеспокоились. Он тебе ничего не сделал?
   – Ничего. Я с ним справилась.
   Тревога на лице Бекки немного улеглась.
   – Тебе не удалось получить с него один-два соверена? Я знаю, у тебя отобрали то, что ты своровала, когда тебя поймали. Но Клэри подумала, может, тот душка-офицер расщедрится еще разок. Он заплатил уйму денег, чтобы освободить тебя – больше, чем отдал бы за неделю в заведении мамаши Бриствик. Мы решили, когда ты не вернулась, что, может, ну, ты понимаешь… может, вы договорились.
   – Ты же знаешь, что я не буду делать это за деньги.
   Бекки ссутулилась.
   – Ну да, ты же не можешь предать своего драгоценного Рэндалла.
   Темперанс отвернулась, чтобы скрыть стыд, который, должно быть, явственно отразился у нее на лице. Она подошла слишком близко к той черте, за которой начинается предательство. И у нее даже нет оправдания, что она сделала это ради денег, в которых так нуждаются ее друзья.
   – Что ж, мы больше не можем позволить себе твоих высоких принципов, – продолжала Бекки. – Приходил человек Ткача, Снейк. Сказал, что они слишком долго ждали денег, которые мы должны за последний месяц. Ткач больше не будет нас покрывать. Вот почему ни один из тех скотов вчера не пошевелил и пальцем, чтобы защитить тебя.
   – Но как же мы заплатим ему, если не сможем воровать?
   – Заведение мамаши Бриствик, – процедила Бекки сквозь стиснутые зубы. – Я же сказала, лучше бы ты позволила капитану взять тебя под свою защиту.
   – Что ж, я этого не сделала. И теперь уже невозможно это изменить.
   – Уже невозможно изменить много чего, – с горечью проговорила Бекки. – Если б только Рэндалл не забрал все до последнего пенса, что мы наворовали для него за эти последние три года.
   – Ты же знаешь, ему нужны были деньги для заговорщиков. Почему ты говоришь так, словно он сделал что-то дурное? Он погиб, сражаясь за свободу.
   – Ах да. Свобода, – презрительно бросила Бекки. – Она дорого обходится, верно? Сколько бы мы ему ни приносили, он забирал все и требовал еще. Он отправил бы нас всех в заведение мамаши Бриствик, если бы это приносило больше, чем воровское ремесло.
   Он бы этого не сделал. Принципы Рэндалла были еще выше, чем у нее. Именно это в первую очередь и привлекало ее в нем.
   Но злой тон подруги лишил ее последних сил. Она этого не ожидала. Из всех девчонок в их шайке Бекки была единственной, кто стал ей настоящим другом. Остальные так и не приняли ее, особенно после того, как Рэндалл ясно дал понять, что она его фаворитка. Но когда кто-то из них посмеялся над горбатой спиной Бекки, Темперанс встала на ее защиту. В благодарность Бекки научила ее воровскому жаргону, которым пользовалась шайка, и помогла изменить речь, чтобы каждое произнесенное ею слово не напоминало, что она благородного происхождения.
   Еще Бекки повесила на дверь старое пальто с колокольчиком и показала, как вытащить носовой платок так, чтобы колокольчик не звенел. Бекки взяла над ней шефство, заставляя практиковаться до тех пор, пока Темперанс не научилась вытаскивать носовой платок или монету так же ловко, как любой из них, даже те, кто занимался воровством с самого детства.
   Разумеется, она отплатила за добро добром. Когда Рэндалл погиб, Темперанс могла уйти – были и другие шайки, которые с радостью приняли бы ее ради ловких рук. Но она осталась с Бекки и малышкой Клэри, которую Бекки как-то нашла избитой до полусмерти, понимая, что другие шайки вряд ли захотят принять их. Так почему же Бекки так язвительно отзывается о человеке, который свел их? Побег из дому с Рэндаллом – лучшее, что Темперанс сделала в своей жизни. Она машинально поднесла руку к медальону с миниатюрой.
   Его не было, он исчез.
   Должно быть, офицер порвал цепочку. Поделом ей. Как будто сам Рэндалл встал из могилы и вынес приговор – она больше не достойна носить медальон с его портретом.
   Темперанс споткнулась о кучу обломков и машинально начала копаться среди остатков их вещей. Эта куча была видимым свидетельством поражения, которое она так отчаянно старалась не замечать. Она пыталась подбадривать девочек своей мечтой. Говорила им, что они уедут в Америку и начнут новую жизнь. Но без понуканий Рэндалла они не могли наворовать даже на то, чтобы продержаться в притоне.
   Рэндалл, быть может, был суров с ними – порой даже слишком суров, как ей думалось. Но благодаря его строгости они приносили столько денег, сколько им было нужно. А она была чересчур доброй, поэтому теперь они остались ни с чем, и она представления не имеет, что делать дальше.
 
   – Только вообрази, – откладывая газету, заявила мать Трева на следующее утро, когда он сел на один из изящных стульев в комнате для завтраков. – Леди Пембертон нашла свои изумруды – те, которые, как все считали, украла служанка. Оказывается, ее муж проиграл их в карты и утаил это от нее. А нашла их астролог – странная маленькая женщина, на которой лорд Хартвуд женился в прошлом году. Как бы мне хотелось, чтобы она предсказала по звездам мою судьбу. Может, она скажет мне, когда ты женишься.
   – Зачем же на этом останавливаться? Почему бы не попросить ее подыскать мне жену, да и дело с концом?
   – Я об этом не подумала, но это прекрасная мысль. Скорпионам так трудно найти себе пару, ведь они такие требовательные. Возможно, она могла бы подсказать, какая женщина сделает тебя счастливым.
   Трев с остервенением вонзил зубы в поджаренный хлеб. Прошедшая ночь наглядно показала, какая именно женщина могла бы сделать его счастливым – примерно на пять минут. После этого был чистейший ад.
   – Какая жалость, что я родила тебя так рано, – продолжала мать. – Еще каких-нибудь три недели, и ты был бы Стрельцом, и у меня уже были бы внуки.
   Забавно, как она может верить в эти предрассудки. Прямо как мунши, которого он нанял, чтобы тот научил его санскриту. Малый тратил тысячи рупий на дорогие камни. Он считал, что они противодействуют неблагоприятному влиянию звезд. Трева всегда удивляло, как такой умный, образованный человек может верить в такую чепуху.
   – Кстати, – сказала мать, – в пятницу у нас обедают Стейплтоны – леди Гертруда и ее дочь Амелия. – Она сделала глоток чая. – Женитьба на Амелии была бы для тебя весьма выгодной. Брат леди Гертруды – генерал Суинфорд, а ее дядя имеет влияние в Уайтхолле.
   – Значит, женившись на ней, я обеспечу себе продвижение по службе? – У него болела голова после вчерашних возлияний. Бледные лучи ноябрьского солнца, просвечивавшие сквозь тюлевые шторы, прожигали мозг, словно полуденное палящее солнце Пуны.
   – Разумеется. – Она самодовольно улыбнулась. – Хотя влияние – все, что может предложить этот союз. У девушки почти нет приданого. Однако она милая, приятная юная леди, и, думаю, мы с ней неплохо поладили бы после твоего возвращения в Индию.
   Он вздохнул:
   – Твои доводы в ее пользу неоспоримы. Пожалуй, мне следует предоставить это дело тебе. Сообщи мне, когда решишь, на ком мне следует жениться, и я безотлагательно примусь ухаживать за леди.
   – Не груби, Майлз.
   – Извини. – Он свирепо зыркнул на чашку чая.
   Мать сменила тактику:
   – Я была очень терпелива, дорогой. Но ты же знаешь, что должен на ком-нибудь жениться до своего возвращения в полк. Когда ты пропал перед сражением в Пуне и я целых полгода не получала от тебя никаких известий, я чуть с ума не сошла.
   Он почувствовал себя пристыженным.
   – Я совершенно не хотел мучить тебя, но ты же знаешь, мое местонахождение должно было оставаться тайной.
   – Теперь-то я знаю. Но тогда я просто места себе не находила, да и как иначе? Из-за этой проклятой неотчуждаемости имущества твоего отца я останусь ни с чем, если ты умрешь, не имея наследника.
   В комнате, где уже и без того было довольно прохладно, повеяло стужей. Ее страшила потеря дохода, а вовсе не его смерть. Во рту сделалось кисло. Вчерашнее вино плохо поладило с утренним тостом.
   Но он постарался взять себя в руки. Чувства матери вполне естественны, она ведь его едва знает. Долг вынудил ее поехать к мужу в Индию, где стоял его полк, и она не могла взять с собой маленького мальчика в такой климат. Наследника нужно было беречь. А потом, когда он вырос и мог поступить в отцовский полк, она вернулась домой.
   Трев заставил себя вежливо улыбнуться:
   – Я ведь уже обещал тебе, что женюсь до окончания моего отпуска. И я сдержу слово. Но времени еще предостаточно. Я уеду только после королевской коронации в июле. Прошу только, дай мне еще несколько недель насладиться отпуском до того, как я приступлю к исполнению этой тяжелой обязанности.
   – Большинство мужчин сочли бы женитьбу удовольствием.
   – Большинство – да.
   Но большинству мужчин не придется оставить свою жену сразу после того, как они сделают ей ребенка. А он вынужден будет поступить именно так, если только не продаст свой офицерский чин. Родительский опыт научил его, что глупо пытаться растить английских детей в Индии. Он будет благоразумен, но не откажется от своей службы, чтобы остаться в Англии с женой. Армия – его настоящая семья. Он не представляет жизни без нее.
   Трев встал.
   – В любом случае я не могу присутствовать на вашей женской вечеринке в пятницу. В полдень я должен быть на Лиденхолл-стрит. – Полезная отговорка, но правдивая. Один из людей сэра Чарлза в департаменте вызвал его в штаб-квартиру Ост-Индской компании. Несомненно, дабы получить кое-какие сведения, которыми он владеет и которые нельзя доверить бумаге. Если повезет, у департамента найдется для него работенка.
   Он надеялся на это. Дьявол всегда придумает, чем занять праздные руки – и другие части тела. А после ночного приключения он понимал, что чем скорее займется чем-нибудь, тем лучше.
 
   Бекки и Клэри все-таки удалось спасти кое-что из вещей, прежде чем работники прогнали их из здания. По крайней мере у них есть хотя бы это. Темперанс как раз собиралась открыть мешок, в который девочки сложили одежду и другие пожитки, когда какая-то карета, с грохотом проезжавшая по улице, остановилась рядом.
   – Темперанс Смит! – громко окликнули ее. Она не сразу узнала парня, одетого в ливрею кучера. Он обращался к ней. Это был один из воров, работавших на Ткача, которые вламывались в дома и уносили серебро.
   – Джемми! Давненько я тебя не видела. Что все это значит? – Она указала на ливрею.
   – Теперь я Джеймс, а не Джемми. Я пошел в гору. Работаю кучером у леди Хартвуд.
   – Добропорядочным заделался, да? – Она пренебрежительно сморщила нос. – Кланяешься и расшаркиваешься перед ними. Как ты мог?
   – Ее сиятельство очень добры ко мне, да и работа хорошая, честная. И платят регулярно. Староват я стал, чтобы вкалывать на Ткача.
   – Тогда чего же ты заявился сюда? Чтобы покрасоваться перед нами? Прикид у тебя что надо, да недосуг мне любоваться на тебя, дел невпроворот. – Она указала на кучу поломанной мебели.
   – Потому-то я и здесь. Ее сиятельство прослышала о том, что конуру вашу сносят и вам теперь негде жить. У нее к вам предложение.
   Предложение. Так, значит, вот кто его хозяйка – владелица публичного дома. Ничего удивительного. Трудно себе представить, чтобы истинная леди нанимала таких, как Джем. И еще труднее поверить, что она рискнула бы сунуться в эти трущобы, пользующиеся дурной славой.
   – А откуда твоя мадам услышала про нас?
   Надо отдать ему должное, он сконфузился.
   – От меня. Она отправила меня на поиски девушек для своего нового приюта.
   Приют, гм. Стало быть, теперь так называют бордели? Интересно.
   – Джеймс, это одна из девушек? – раздался голос из богато убранной кареты. Приглядевшись повнимательнее, Темперанс усомнилась в своих первоначальных предположениях в отношении ее пассажирки, миниатюрной женщины с ярко-рыжими волосами. Ни одна мадам не осмелилась бы нарисовать благородный крест, вроде этого, на своей дверце. И тем паче не совершила бы подобной глупости, прикатив в такой бандитский район в столь элегантном экипаже.
   Может, она и вправду настоящая леди. Этакая добренькая дамочка, которой нравится изображать из себя саму щедрость и протягивать тяжелую руку благотворительности в обмен на льстивые проявления благодарности.
   Джемми вернулся к своей хозяйке, которая опустила окно кареты, чтобы пошептаться с ним. Затем он поманил Темперанс. Если только ей удастся подойти достаточно близко, чтобы стащить у этой любопытной дамочки часы, то денег, вырученных за них, может хватить на то, чтобы найти для девочек новый дом.
   Ее мысли прервал голос Клэри:
   – Кто это?
   – Наша добрая фея – по крайней мере так говорит Джемми. – Удивительно хорошенькая, хоть лицо и в веснушках.
   – Значит, ни у кого из вас нет места для ночлега? – спросила леди Хартвуд через открытое окно.
   – Отчего же, есть заведение мамаши Бриствик, – отозвалась Бекки. – Хотя ночью там не шибко-то поспишь. Вкалывать будешь одним местом до самых петухов. Правда, слыхала я, девушек у нее уже как сельдей в бочке. Так всегда бывает, когда наступают холода.
   Темперанс вздохнула. Даже если бы она готова была пасть так низко, мамаша Бриствик едва ли возьмет Бекки, с ее горбатой спиной. Подруга вынуждена будет снова просить милостыню, что она и делала до того, как Рэндалл взял ее к себе.
   – Это то, чем вы собираетесь заниматься? – спросила ее светлость у Темперанс.
   – Никогда! Только дурак пойдет на это, когда есть много других способов добыть деньги.
   – Каких, например?
   Темперанс пожала плечами. Леди Щедрость становилась назойливой. Как бы подобраться к ней поближе, стащить у нее что-нибудь ценное и дать деру. Если б ей удалось найти, где обосноваться, они бы начали все заново и нашли бы деньги, чтоб уехать в Америку. Она ощупала глазами ее светлость, ища, что можно схватить.
   – Воров ловят и сажают в тюрьму, – проговорила леди Хартвуд сурово.
   – Шлюх тоже. – Темперанс вздернула подбородок. – Этот мир жесток, не так ли?
   – Он может быть жестоким, – спокойно согласилась леди Хартвуд, – но необязательно. Позови сюда свою подругу, ту малышку, что стережет ваши вещи. У меня есть предложение к вам троим.
   Ну вот оно, начинается, подумала Темперанс. По крайней мере теперь она знает, о чем пойдет речь.
   Когда Клэри подошла и тоже встала рядом с каретой, леди Хартвуд соединила их руки и сказала:
   – Мне известно кое-что о том, с чем приходится сталкиваться молодым девушкам на улице, одиноким и беззащитным. Вы ведь без защиты, я правильно понимаю?
   – Я же сказала вам, что мы не продаемся, – огрызнулась Темперанс. – И сутенеров у нас нет.
   – Мы защищаем друг друга, – объяснила Бекки. – И собираемся уехать в Америку, когда насобираем деньжат. Если сможем найти их… – Она смолкла.
   – Так вот вам мое предложение, – заявила ее светлость. – Я давно мечтала о том, чтобы основать приют для таких, как вы, и наконец у меня появилась возможность. Я бы хотела, чтобы вы трое стали моими первыми гостями. Могу предложить вам кров и стол и некоторую помощь в улучшении вашей жизни.
   – Нам все время придется молиться? – спросила Клэри, которая на своем коротком веку уже повидала оборотную сторону разных благотворительных предприятий.
   – Если только вы сами этого захотите. Мой приют отличается от других. Он управляется в строгом соответствии с принципами астрологии.
   – Астрология – это ваша религия? – поинтересовалась Темперанс.
   – Вовсе нет. Это просто средство, и весьма полезное. Надеюсь использовать его, чтобы помочь вам.
   – В чем?
   – Решить, чего вы хотите от жизни, и добиться этого.
   – Я хочу выйти замуж за герцога, – заявила Клэри, – и носить драгоценности каждый день, даже за завтраком.
   Бекки сказала:
   – А я хочу жить в деревне и иметь конюшню.
   – Вы думаете, что хотите этого, – строго проговорила леди Хартвуд. – Но как только я посмотрю ваш гороскоп, я смогу сказать, что на самом деле сделает вас счастливыми.
   Темперанс вмешалась:
   – А вдруг наши гороскопы скажут вам, что мы порочны и что можем обрести счастье только во грехе?
   Леди Хартвуд вскинула брови:
   – Никогда не видела такого гороскопа.
   Темперанс пожала плечами:
   – Все когда-то бывает в первый раз.
   Но довольно с нее пустой болтовни. Не нужен ей приют леди Хартвуд, каковы бы ни были его принципы.
   – Мы не нуждаемся в исправлении. Пошли, девочки. Некогда нам тут трепаться.
   – Куда пошли? – запротестовала Клэри. – Ее светлость предлагает нам кров. Это лучше, чем заведение мамаши Бриствик.
   – Да, уж точно не хуже, – подхватила Бекки. – Правда, Тем, ну что ж тут плохого? Еда и тепло, и ее светлость предскажет нам нашу судьбу. Мы согласны.
   Вот и все их мечты о свободе! Противно было видеть, как легко оказалось купить ее товарок.
   Леди Щедрость улыбнулась и распахнула дверцу кареты.
   – Забирайтесь. Здесь хватит места для всех.
   Бекки и Клэри сели в карету, и Темперанс ничего не оставалось, как последовать за ними. Ей, хочешь не хочешь, нужно присматривать за этими глупышками, чтобы уберечь от замыслов ее светлости. Темперанс села в карету вслед за Клэри, в кои-то веки пожалев, что старается содержать свою одежду в чистоте. С каким удовольствием она бы измазала грязью эту безупречно чистую обивку.
   Как только все уселись, благодетельница крикнула Джемми, чтобы он забрал мешки с их жалкими пожитками. Ее светлость опять улыбнулась этой раздражающей улыбкой и проговорила тихо, словно себе самой:
   – Я знала, что сегодня будет прекрасное утро для прогулки в карете. Так бывает всегда, когда луна находится напротив Меркурия.

Глава 4

   Когда в голове наконец перестало стучать, Трев отправился навестить майора Стэнли. Подойдя к дверям меблированных комнат майора на Нью-стрит, он приготовился к подшучиваниям своего старшего товарища. Да, майор от души повеселится, когда узнает об исходе его встречи с прекрасной карманницей. Но Стэнли его друг, и ради сохранения их дружбы он готов смириться с любыми шуточками.
   Однако, когда Трев поведал майору о случившемся, тот был с ним мягок.
   – Такова природа охоты, мой мальчик. Это честная драка, и добыча может ускользнуть. Должен признаться, я тебе завидую.
   – Но ты же нашел утешение с подопечными мамаши Бриствик.
   Его друг довольно улыбнулся.
   – Ну да, ну да. Но не бесплатно, мой мальчик, не бесплатно. Если только мне не улыбнется удача за игорным столом, до платежного дня меня ждет жалкое существование одинокого холостяка. Разумеется, – друг повысил голос, – есть еще маскарад.
   – Надеюсь, ты не питаешь слабости к маскарадным костюмам.
   – Меня привлекают вовсе не костюмы, а перспектива их снять. Женщины, которые бывают там. – Стэнли нарисовал руками в воздухе песочные часы. – Проститутки бок о бок с аристократками, ищущими приключений, женами богатых старичков. И все эти куколки не прочь поразвлечься. Если даже там ты не сможешь найти себе подходящую женщину, то ты безнадежен. Большего выбора прелестных соблазнительниц тебе нигде не сыскать.
   – Как же ты можешь судить, прелестны они или нет, если их лица закрыты масками?
   – Ты же идешь туда не ради их лиц, – хохотнул майор. – А их тела выставлены напоказ весьма недвусмысленно. И что самое главное. Если правильно разыграешь свою карту, тебе даже не придется платить за удовольствие. Я рассказывал тебе о той итальяночке, которую встретил на маскараде в Калькутте? – Он принялся излагать длинную историю с непристойными подробностями, которую Трев и в самом деле уже слышал, причем несколько раз. Но он позволил другу поведать ее снова, раз уж это доставляло ему удовольствие. К тому же слова майора натолкнули его на одну головокружительную мысль.
 
   На обед в приюте леди Хартвуд было мясо, нежные бараньи отбивные, прямо от мясника, и на завтрак тоже мясо. Жир стекал у девушек по подбородкам, когда они набивали животы так, что чуть не лопнули, запихивая в себя еду с молниеносной скоростью, чтобы у них ее не выхватили. Темперанс предпочла бы не предоставлять ее светлости доказательство того, как желанна была ее помощь, но не могла совладать с собой. Удовольствие наесться до отвала оказалось непреодолимым.
   Кроме того, было вполне разумно воспользоваться этой неожиданной удачей. Она вернется на улицу, как только выяснит, чем же занимается ее светлость, а после этого неизвестно когда ей еще раз посчастливится так сытно поесть. При этой мысли она почувствовала мимолетное сожаление, которое быстро сменилось стыдом.
   Бедняки всю жизнь живут на черством хлебе и прогорклой колбасе. Только богатеи едят жирный ароматный бекон. Простая скудная пища – цена, которую она готова была заплатить за свою свободу, и она вновь ее заплатит. Ну а пока ей ничего не остается, как предаваться чревоугодию. Она с жадностью проглотила свою порцию, и когда служанка, не говоря ни слова, вновь наполнила ее тарелку, умяла и это тоже.