Страница:
Джеймс Дэшнер
Мятеж во времени
Ход истории нарушен, и мы должны его исправить.
Отцу, открывшему мне тайны науки и чудеса истории
Пролог
Дак Смит сидел на своей любимой ветке своего любимого дерева, бок о бок со своей любимой подругой Сэрой Фрост. «Не самый плохой способ провести воскресный вечер», – думал он.
Зато за пределами дерева все было далеко не так гладко. Мир трещал по швам, а ответственные лица, похоже, и в ус не дули. Но Дак решил, что не позволит этой мелкой неприятности испортить ему воскресное настроение.
Сэра, по-видимому, придерживалась того же мнения.
– Здорово тут, – заметила она. – Скажи?
– Ага, еще как. Я даже немного жалею, что не родился обезьяной. Тогда я мог бы тут поселиться.
Сэра рассмеялась.
– Вообще-то у тебя характер, как у обезьяны. И запах. Считай, две трети дела в кармане.
– Спасибо, – ответил Дак так, словно она сделала ему потрясающий комплимент.
Легкий ветерок раскачивал ветки дерева, погружая Дака в состояние блаженной безмятежности. Они с Сэрой залезали на это дерево всякий раз, когда им больше нечем было заняться. Здесь они могли поговорить без помех – помех в лице взрослых, которые беспрестанно сетовали на налоги, уровень преступности и – шепотом – на СК. Просто поразительно, как Даку и Сэре вообще удавалось мыслить при таком уровне постоянного ментального шума! К счастью, они оба были гениями… хотя в совершенно разных областях.
– Радуешься, что на этой неделе будет экскурсия? – спросила Сэра.
Дак с некоторым подозрением покосился на нее. Их класс должен был посетить музей, посвященный истории (которую он обожал), а не науке (от которой была без ума Сэра). Однако вопрос показался ему вполне искренним.
– Помнишь мой прошлый день рождения? – вопросом на вопрос ответил он. – Когда мне подарили копию аскотского галстука Томаса Джефферсона?
– Еще бы! Ты визжал на всю улицу, как девчонка, нашедшая ведерко с конфетами.
Дак кивнул, смакуя сладостное воспоминание.
– Так вот, сейчас я радуюсь еще больше.
– Ясно. Значит, сильно радуешься.
Некоторое время они сидели молча, Дак наслаждался ветерком, звуками природы и отдыхом от прочих проявлений жизни. Однако вскоре он понял, что Сэра выглядит гораздо менее умиротворенной. В ее плечах чувствовалось напряжение, которое никак не могло быть вызвано лазаньем по дереву. Дак проследил за взглядом Сэры через весь двор до крыльца своего дома, над которым его родители только что подняли новый флаг. Невысокий флагшток, прикрепленный к стене дома, обычно служил для демонстрации сезонных украшений – праздничных флагов зимой и 48-звездного американского флага на протяжении долгих месяцев лета.
Но сейчас родители Дака впервые подняли ярко-белый флаг с черным символом посередине. Символ представлял собой круг, пересеченный кривой и молнией – эмблемой СК.
– Только не говори мне, что твои родители тоже туда же! – мрачно процедила Сэра.
– Да нет. Они говорят, что это самый простой путь. Меньше вероятность, что к ним будут приставать, если они вывесят флаг.
– Меня тошнит от этого СК, – сказала Сэра. Дак еще никогда не слышал в ее голосе столько неукротимой ярости. – Кто-то должен когда-нибудь дать им отпор. Пока не стало слишком поздно.
Дак слушал ее, глядя на лес, простирающийся за его домом. Столько зелени, столько зверей… А ведь кое-где на земле такие места полностью исчезли. Дак достаточно хорошо знал историю, чтобы помнить: там, куда приходит СК, неизбежно начинаются бедствия. Внезапно он тоже почувствовал скромный прилив решимости.
– Может быть, именно мы дадим им отпор, – сказал он. – Чем черт не шутит!
– А? – рассеянно переспросила Сэра.
– Есть такая старинная поговорка, – продолжал Дак. – «Времена – они меняются».
– А что, здорово!
– Может быть, это будет наш девиз. Может быть, именно нам с тобой суждено изменить эти времена. У любой проблемы есть решение, верно? А наш с тобой могучий интеллект непременно должен на что-нибудь сгодиться! Как думаешь?
Сэра посмотрела на него и протянула руку. Он крепко ее пожал.
Где-то неподалеку радостно защебетала какая-то птица.
Зато за пределами дерева все было далеко не так гладко. Мир трещал по швам, а ответственные лица, похоже, и в ус не дули. Но Дак решил, что не позволит этой мелкой неприятности испортить ему воскресное настроение.
Сэра, по-видимому, придерживалась того же мнения.
– Здорово тут, – заметила она. – Скажи?
– Ага, еще как. Я даже немного жалею, что не родился обезьяной. Тогда я мог бы тут поселиться.
Сэра рассмеялась.
– Вообще-то у тебя характер, как у обезьяны. И запах. Считай, две трети дела в кармане.
– Спасибо, – ответил Дак так, словно она сделала ему потрясающий комплимент.
Легкий ветерок раскачивал ветки дерева, погружая Дака в состояние блаженной безмятежности. Они с Сэрой залезали на это дерево всякий раз, когда им больше нечем было заняться. Здесь они могли поговорить без помех – помех в лице взрослых, которые беспрестанно сетовали на налоги, уровень преступности и – шепотом – на СК. Просто поразительно, как Даку и Сэре вообще удавалось мыслить при таком уровне постоянного ментального шума! К счастью, они оба были гениями… хотя в совершенно разных областях.
– Радуешься, что на этой неделе будет экскурсия? – спросила Сэра.
Дак с некоторым подозрением покосился на нее. Их класс должен был посетить музей, посвященный истории (которую он обожал), а не науке (от которой была без ума Сэра). Однако вопрос показался ему вполне искренним.
– Помнишь мой прошлый день рождения? – вопросом на вопрос ответил он. – Когда мне подарили копию аскотского галстука Томаса Джефферсона?
– Еще бы! Ты визжал на всю улицу, как девчонка, нашедшая ведерко с конфетами.
Дак кивнул, смакуя сладостное воспоминание.
– Так вот, сейчас я радуюсь еще больше.
– Ясно. Значит, сильно радуешься.
Некоторое время они сидели молча, Дак наслаждался ветерком, звуками природы и отдыхом от прочих проявлений жизни. Однако вскоре он понял, что Сэра выглядит гораздо менее умиротворенной. В ее плечах чувствовалось напряжение, которое никак не могло быть вызвано лазаньем по дереву. Дак проследил за взглядом Сэры через весь двор до крыльца своего дома, над которым его родители только что подняли новый флаг. Невысокий флагшток, прикрепленный к стене дома, обычно служил для демонстрации сезонных украшений – праздничных флагов зимой и 48-звездного американского флага на протяжении долгих месяцев лета.
Но сейчас родители Дака впервые подняли ярко-белый флаг с черным символом посередине. Символ представлял собой круг, пересеченный кривой и молнией – эмблемой СК.
– Только не говори мне, что твои родители тоже туда же! – мрачно процедила Сэра.
– Да нет. Они говорят, что это самый простой путь. Меньше вероятность, что к ним будут приставать, если они вывесят флаг.
– Меня тошнит от этого СК, – сказала Сэра. Дак еще никогда не слышал в ее голосе столько неукротимой ярости. – Кто-то должен когда-нибудь дать им отпор. Пока не стало слишком поздно.
Дак слушал ее, глядя на лес, простирающийся за его домом. Столько зелени, столько зверей… А ведь кое-где на земле такие места полностью исчезли. Дак достаточно хорошо знал историю, чтобы помнить: там, куда приходит СК, неизбежно начинаются бедствия. Внезапно он тоже почувствовал скромный прилив решимости.
– Может быть, именно мы дадим им отпор, – сказал он. – Чем черт не шутит!
– А? – рассеянно переспросила Сэра.
– Есть такая старинная поговорка, – продолжал Дак. – «Времена – они меняются».
– А что, здорово!
– Может быть, это будет наш девиз. Может быть, именно нам с тобой суждено изменить эти времена. У любой проблемы есть решение, верно? А наш с тобой могучий интеллект непременно должен на что-нибудь сгодиться! Как думаешь?
Сэра посмотрела на него и протянула руку. Он крепко ее пожал.
Где-то неподалеку радостно защебетала какая-то птица.
1
Последняя надежда
Бринт Такаши тупо глядел в монитор, зачем-то пытаясь вспомнить то время, когда он еще не знал о скором конце света.
Его заместительница Мари Ривера сидела рядом, и любой, кто увидел бы, как она мерно раскачивает головой из стороны в сторону, непременно назвал бы ее вторым самым несчастным человеком на планете. Первым был Бринт.
– Ну что? – спросила Мари. – Что ты думаешь?
– Что я думаю? Я думаю, что мы имеем дело с глобальной катастрофой, – ответил Бринт. – Извержения вулканов во всем Тихоокеанском регионе. Снежные бураны в тех областях Южной Америки, где до сих пор никогда не видели снега. Одна надежда, что тропический циклон, зарождающийся над Атлантикой, погасит лесные пожары на северо-востоке.
– Попробуем быть оптимистами, – мрачно отозвалась Мари. – По крайней мере, теперь люди поймут, что мы в опасности!
– Люди продолжают верить в то, во что им велит верить СК! Поскольку страх всегда сильнее правды. – Бринт провел рукой по своим темным волосам и вздохнул. – Могу себе представить, как гордился бы нами Аристотель! Кто бы мог подумать, что взлелеянные им Историки дойдут до такого ничтожества. СК вот-вот одержит окончательную победу – пусть даже ценой гибели всего мира!
На самом деле его беспокоили не стихийные бедствия. И не аварийные отключения электричества. И даже не нехватка продовольствия. Его терзали Отголоски. Каждый день, когда Бринт возвращался домой и смотрел на фотографию, висящую над камином – они с женой сидят рядышком у реки, солнце сверкает на воде за их спинами, – он испытывал какое-то неприятное замирание в мозгу и под ложечкой. Некий тревожный провал в памяти, доводящий его до исступления. Кого-то – по крайней мере, кого-то одного – на этой фотографии не было. Разум твердил, что это совершеннейшее безумие, но Бринт нутром чувствовал, что на фотографии кто-то отсутствует.
Он был не единственным, кого посещали такие ощущения. С каждым днем все больше людей сталкивались с Отголосками. Они обрушивались всегда неожиданно. И запросто могли свести с ума. В буквальном смысле.
Время сбилось с пути – Историки никогда в этом не сомневались. И поскольку настоящее окончательно вышло из-под контроля, то оставалась последняя надежда… вернуться назад и попытаться исправить прошлое.
Мари поступила так, как поступала всегда, когда видела, что Бринт готов впасть в уныние. Она сделала вид, будто ничего не замечает, и перешла к текущей задаче.
– Как дела у Смитов? – спросила она. Из всех ученых, на которых в разное время удавалось выйти Историкам, Смиты были единственными, до кого не дотянулись лапы СК. Пока.
Бринт открыл файл Смитов и просмотрел список последних достижений. Все эксперименты, открытия и записи Смитов – буквально все, чем они ежедневно занимались в своей лаборатории, – скрупулезно просматривалось Историками. Без ведома Смитов, разумеется. За что Бринт непременно собирался извиниться перед ними после того, как мир будет спасен.
Минуту-другую Историки молчали, зачарованно разглядывая цифры на мониторе. Смиты подобрались совсем близко. Если бы только они смогли найти последний недостающий фрагмент в своих расчетах! Если бы только успели дать Историкам реальный шанс на претворение в жизнь великого плана по спасению мира, разработанного Аристотелем две тысячи лет тому назад…
– Он приближается, – прошептала Мари. – Все случится гораздо раньше, чем мы предполагали!
Бринт кивнул, холодея от страха.
– Я никогда не думал, что это произойдет при моей жизни!
Когда Мари снова заговорила, ее слова прозвучали как пророчество гибели, изреченное древним морщинистым оракулом:
– Он приближается, в этом нет сомнения. Грядет Катаклизм, и когда он наступит, живые позавидуют мертвым.
Его заместительница Мари Ривера сидела рядом, и любой, кто увидел бы, как она мерно раскачивает головой из стороны в сторону, непременно назвал бы ее вторым самым несчастным человеком на планете. Первым был Бринт.
– Ну что? – спросила Мари. – Что ты думаешь?
– Что я думаю? Я думаю, что мы имеем дело с глобальной катастрофой, – ответил Бринт. – Извержения вулканов во всем Тихоокеанском регионе. Снежные бураны в тех областях Южной Америки, где до сих пор никогда не видели снега. Одна надежда, что тропический циклон, зарождающийся над Атлантикой, погасит лесные пожары на северо-востоке.
– Попробуем быть оптимистами, – мрачно отозвалась Мари. – По крайней мере, теперь люди поймут, что мы в опасности!
– Люди продолжают верить в то, во что им велит верить СК! Поскольку страх всегда сильнее правды. – Бринт провел рукой по своим темным волосам и вздохнул. – Могу себе представить, как гордился бы нами Аристотель! Кто бы мог подумать, что взлелеянные им Историки дойдут до такого ничтожества. СК вот-вот одержит окончательную победу – пусть даже ценой гибели всего мира!
На самом деле его беспокоили не стихийные бедствия. И не аварийные отключения электричества. И даже не нехватка продовольствия. Его терзали Отголоски. Каждый день, когда Бринт возвращался домой и смотрел на фотографию, висящую над камином – они с женой сидят рядышком у реки, солнце сверкает на воде за их спинами, – он испытывал какое-то неприятное замирание в мозгу и под ложечкой. Некий тревожный провал в памяти, доводящий его до исступления. Кого-то – по крайней мере, кого-то одного – на этой фотографии не было. Разум твердил, что это совершеннейшее безумие, но Бринт нутром чувствовал, что на фотографии кто-то отсутствует.
Он был не единственным, кого посещали такие ощущения. С каждым днем все больше людей сталкивались с Отголосками. Они обрушивались всегда неожиданно. И запросто могли свести с ума. В буквальном смысле.
Время сбилось с пути – Историки никогда в этом не сомневались. И поскольку настоящее окончательно вышло из-под контроля, то оставалась последняя надежда… вернуться назад и попытаться исправить прошлое.
Мари поступила так, как поступала всегда, когда видела, что Бринт готов впасть в уныние. Она сделала вид, будто ничего не замечает, и перешла к текущей задаче.
– Как дела у Смитов? – спросила она. Из всех ученых, на которых в разное время удавалось выйти Историкам, Смиты были единственными, до кого не дотянулись лапы СК. Пока.
Бринт открыл файл Смитов и просмотрел список последних достижений. Все эксперименты, открытия и записи Смитов – буквально все, чем они ежедневно занимались в своей лаборатории, – скрупулезно просматривалось Историками. Без ведома Смитов, разумеется. За что Бринт непременно собирался извиниться перед ними после того, как мир будет спасен.
Минуту-другую Историки молчали, зачарованно разглядывая цифры на мониторе. Смиты подобрались совсем близко. Если бы только они смогли найти последний недостающий фрагмент в своих расчетах! Если бы только успели дать Историкам реальный шанс на претворение в жизнь великого плана по спасению мира, разработанного Аристотелем две тысячи лет тому назад…
– Он приближается, – прошептала Мари. – Все случится гораздо раньше, чем мы предполагали!
Бринт кивнул, холодея от страха.
– Я никогда не думал, что это произойдет при моей жизни!
Когда Мари снова заговорила, ее слова прозвучали как пророчество гибели, изреченное древним морщинистым оракулом:
– Он приближается, в этом нет сомнения. Грядет Катаклизм, и когда он наступит, живые позавидуют мертвым.
2
Старик в гробу
Дак Смит был нердом.
Можете не сомневаться, ему давали имена и похуже. Ботаник, гик, зубрила, зануда, бумагомарака, мозговик, всего не перечислишь. Но чаще всего из уст людей, желавших помянуть Дака, слетало словечко нерд. Огорчался ли он? Нисколько. Когда все эти олухи, которые сейчас изощряются в остроумии, будут в тридцать лет горбатиться как проклятые, чтобы заработать себе на молоко и пончики, Дак от души посмеется над ними, сидя в своем частном самолете и опиваясь крем-содой, пока его не вырвет. А когда вышколенный дворецкий подотрет за ним, он посмеется снова, а потом пересчитает свои денежки и будет уплетать сыр здоровенными ломтями.
(Дак Смит был нердом, обожающим сыр. До безумия. Действительно, не самое выигрышное сочетание, и он первый готов был это признать.)
Накануне эпохальной школьной экскурсии в Смитсоновский музей, расположенный в столице страны, городе Филадельфия, Даку пришлось наступить на горло своему нердовскому восторгу ради посещения скучнейшего из самых скучных мероприятий – похорон дедушки. Причем двоюродного дедушки, а именно – двоюродного дедушки Фрэнки, которого Дак видел два раза в жизни, включая похороны. Дак опустил взгляд на старого, седого человека, который лежал с закрытыми глазами и скрещенными на груди руками с таким видом, словно только что прилег сладко вздремнуть, что, судя по виду старикана, он привык делать не реже двадцати раз на дню. Но согласно версии матери Дака, косвенно подтверждавшейся тем обстоятельством, что дедушка Фрэнки лежал в гробу, старик был мертвее мертвого.
Прощание оказалось довольно скучным и продолжалось не менее ста тридцати часов, но в конце концов оно закончилось, и все собрались на семейный ужин. Десятки людей, которые час назад выжимали из себя притворные слезы, так что чуть глаза не лопались, теперь хохотали, как накофеинившиеся гиены, поглощая недельные объемы нормированной СК пищи. Дак сидел и спрашивал себя: неужели все похороны стариков неизбежно заканчиваются веселым застольем?
Он сидел за столом рядом с целым выводком своих двоюродных братьев и сестер, которых видел впервые в жизни. Кузены и кузины без устали болтали о материях, которые совершенно его не интересовали.
Например, о дебильном шоу, в ходе которого избирается очередной СКандидат. Или пятой игре какого-то чемпионата, настолько скучного, что Дак никогда не давал себе труда поинтересоваться, какие команды там играют (и в какой вид спорта). Затем некое дитя, украшенное прыщом размером с лицо президента Макклелана на горе Рашмор, принялось восторженно щебетать о последних модных тенденциях, в частности о каких-то джинсах с карманами, в которых задница выглядит перевернутой вверх тормашками. «Неужели?» – подумал по себя Дак. Нет, эти люди определенно не могли состоять в генетическом родстве с ним, не правда ли?
И вот как раз в тот момент, когда Дак решил, что больше не вынесет ни секунды, на него вдруг накатило – он ощутил знакомый зуд, с которым, как он уже давно выяснил, было бесполезно бороться.
Дак встал и откашлялся. Когда никто не обратил на это внимания, он схватил со стола свой стакан и стал барабанить по нему ложкой до тех пор, пока все присутствующие не захлопнули свои рты и не уставились на него.
– Я хочу кое-что сказать всем вам, – объявил Дак. В ответ раздались стоны – очевидно, пожилые люди покряхтывали от болей и спазмов, пытаясь усесться поудобнее. Бросив быстрый взгляд на маму, Дак увидел, что она обхватила руками голову, а папа смотрит на него выпученными глазами и медленно качает головой. Даку показалось, будто на лицах у обоих появилось выражение, несколько похожее на панику.
Тогда он поспешил закончить свое выступление, пока его не прервали.
– Вы знаете, что мы собрались здесь по очень печальному поводу. Бедняга двоюродный дедушка Фрэнки отправился к праотцам, дабы утилизоваться с миром. То есть, я хотел сказать, упокоиться с миром. В связи с чем я хотел бы поделиться с вами одним соображением, которое позволит вам взглянуть на ситуацию с другой стороны и понять, что все далеко не так плохо, как кажется.
Дак сделал паузу, пытаясь оценить реакцию аудитории. Несомненно, ему удалось приковать к себе внимание!
– Представьте, – продолжал Дак, – что наш дражайший родственник мог бы уйти из жизни, как Распутин, великий русский мистик, погибший в 1916 году. Бедолагу отравили, в него выстрелили четыре раза, ударили по голове, после чего утопили в реке. Утопили потому, что он продолжал орать во всю глотку! После того, как был отравлен, застрелен и оглушен. Вот уж кому не повезло. – Дак издал смешок, чтобы слегка разрядить обстановку. – Теперь вы видите, что наш дедуля Фрэнки еще легко отделался!
Он завершил свое выступление долгим вздохом удовлетворения. Потом обвел глазами комнату, но не увидел ничего, кроме непроницаемых лиц, обращенных к нему. Многие хлопали глазами.
– Спасибо за внимание, – подытожил Дак. Потом поднял свой стакан с водой и заорал: – Ваше здоровье!
Его мама упала со стула.
В школьном автобусе, который вез их в музей, Дак сидел рядом со своей лучшей в мире подругой. Ее звали Сэра Фрост, и до сих пор никто и никогда не бросил камень в их великую дружбу. Разумеется, вечные шуточки типа «когда же вы наконец поженитесь» не в счет. Как и песенки из репертуара «Дак и Сэра на дереве сидят, Дак и Сэра о свадьбе говорят».
Ладно, признаем очевидное: их дружбу охотно и обильно забрасывали камнями.
– Какие экспонаты мы осмотрим до обеда? – спросил Дак у Сэры, разглядывая поэтажный план музея с флуоресцентными метками. – А какие после?
Сэра подняла глаза от электронной книги, которую читала на своем СК-планшете, и одарила его взглядом, каким обычно разглядывают жука в банке. Ее длинные черные волосы еще сильнее подчеркивали суровость лица, превращая его в обрамленную картину.
– Почему бы тебе не расслабиться? Давай примем решение на ходу или просто побродим по залам. Я хочу сказать, попробуем приятно провести время.
У Дака отвалилась челюсть.
– Ты с ума сошла?! – Он сказал это совершенно искренне – ведь только безумец мог позволить себе столь бездумно распорядиться грандиозной возможностью, которая им выпала! – Мы должны спланировать наш поход от первой до последней секунды, я не прощу себе, если пропущу что-нибудь любопытное!
– Ох, да ради фарша! – вот и все, что ответила ему Сэра, прежде чем снова уткнуться в свою «Теорию струн и квантовые скачки в квантовой физике».
Сэра тоже была нердом, да еще таким, что в своей категории могла бы, пожалуй, посоперничать с самим Даком. «Впрочем, кого я обманываю? – скромно подумал Дак. – Она даст мне сто очков вперед!»
Ибо рядом с Даком сидела девочка, которая совсем недавно уговорила его посетить субботний тезисный доклад в местном университете – уговорила, пригрозив, что в случае отказа объявит на всю столовую, что влюблена в него! Дак сопротивлялся как лев, поскольку именно в тот вечер он намеревался разыскать на ярмарке штата одного пожилого джентльмена, который уверял, будто он так стар, что во время Второй мировой войны работал мозольным оператором у Муссолини. (Не исключено, что старик мог даже представить обрезки ногтей с пальцев ног в качестве доказательства!) Но Сэра клялась, что прослушать трехчасовой доклад на тему «Воздействие тахионного излучения на уэллсовскую радиацию» будет гораздо увлекательнее.
Как бы не так.
К счастью, в конце концов Сэра все-таки согласилась уйти с лекции пораньше, но только потому, что докладчик постоянно использовал термины «барион» и «мезон» в качестве синонимов, тогда как, если верить Сэре, всему миру давным-давно было известно, насколько это некорректно.
Внезапно Дака осенило. Он провел рукой по своим светло-русым волосам и впился взором в разноцветный поэтажный план.
– Пожалуй, в крайнем случае мы пожертвуем экспозицией, посвященной алмазу Хоупа! Вообще-то он считается проклятым, что весьма круто. Но я не понимаю, что означает «исследование биологических процессов, придающих минералам их уникальные свойства». Насколько я могу судить, это какая-то смертная скука.
– А кто тебе сказал, что ты можешь об этом судить? – хмыкнула Сэра, откладывая свой планшет. – Дай сюда карту.
Когда Дак и Сэра выходили из автобуса, сердце у Дака пело от восторга.
До землетрясения, едва не угробившего их, оставалось ровно два часа и сорок семь минут.
Можете не сомневаться, ему давали имена и похуже. Ботаник, гик, зубрила, зануда, бумагомарака, мозговик, всего не перечислишь. Но чаще всего из уст людей, желавших помянуть Дака, слетало словечко нерд. Огорчался ли он? Нисколько. Когда все эти олухи, которые сейчас изощряются в остроумии, будут в тридцать лет горбатиться как проклятые, чтобы заработать себе на молоко и пончики, Дак от души посмеется над ними, сидя в своем частном самолете и опиваясь крем-содой, пока его не вырвет. А когда вышколенный дворецкий подотрет за ним, он посмеется снова, а потом пересчитает свои денежки и будет уплетать сыр здоровенными ломтями.
(Дак Смит был нердом, обожающим сыр. До безумия. Действительно, не самое выигрышное сочетание, и он первый готов был это признать.)
Накануне эпохальной школьной экскурсии в Смитсоновский музей, расположенный в столице страны, городе Филадельфия, Даку пришлось наступить на горло своему нердовскому восторгу ради посещения скучнейшего из самых скучных мероприятий – похорон дедушки. Причем двоюродного дедушки, а именно – двоюродного дедушки Фрэнки, которого Дак видел два раза в жизни, включая похороны. Дак опустил взгляд на старого, седого человека, который лежал с закрытыми глазами и скрещенными на груди руками с таким видом, словно только что прилег сладко вздремнуть, что, судя по виду старикана, он привык делать не реже двадцати раз на дню. Но согласно версии матери Дака, косвенно подтверждавшейся тем обстоятельством, что дедушка Фрэнки лежал в гробу, старик был мертвее мертвого.
Прощание оказалось довольно скучным и продолжалось не менее ста тридцати часов, но в конце концов оно закончилось, и все собрались на семейный ужин. Десятки людей, которые час назад выжимали из себя притворные слезы, так что чуть глаза не лопались, теперь хохотали, как накофеинившиеся гиены, поглощая недельные объемы нормированной СК пищи. Дак сидел и спрашивал себя: неужели все похороны стариков неизбежно заканчиваются веселым застольем?
Он сидел за столом рядом с целым выводком своих двоюродных братьев и сестер, которых видел впервые в жизни. Кузены и кузины без устали болтали о материях, которые совершенно его не интересовали.
Например, о дебильном шоу, в ходе которого избирается очередной СКандидат. Или пятой игре какого-то чемпионата, настолько скучного, что Дак никогда не давал себе труда поинтересоваться, какие команды там играют (и в какой вид спорта). Затем некое дитя, украшенное прыщом размером с лицо президента Макклелана на горе Рашмор, принялось восторженно щебетать о последних модных тенденциях, в частности о каких-то джинсах с карманами, в которых задница выглядит перевернутой вверх тормашками. «Неужели?» – подумал по себя Дак. Нет, эти люди определенно не могли состоять в генетическом родстве с ним, не правда ли?
И вот как раз в тот момент, когда Дак решил, что больше не вынесет ни секунды, на него вдруг накатило – он ощутил знакомый зуд, с которым, как он уже давно выяснил, было бесполезно бороться.
Дак встал и откашлялся. Когда никто не обратил на это внимания, он схватил со стола свой стакан и стал барабанить по нему ложкой до тех пор, пока все присутствующие не захлопнули свои рты и не уставились на него.
– Я хочу кое-что сказать всем вам, – объявил Дак. В ответ раздались стоны – очевидно, пожилые люди покряхтывали от болей и спазмов, пытаясь усесться поудобнее. Бросив быстрый взгляд на маму, Дак увидел, что она обхватила руками голову, а папа смотрит на него выпученными глазами и медленно качает головой. Даку показалось, будто на лицах у обоих появилось выражение, несколько похожее на панику.
Тогда он поспешил закончить свое выступление, пока его не прервали.
– Вы знаете, что мы собрались здесь по очень печальному поводу. Бедняга двоюродный дедушка Фрэнки отправился к праотцам, дабы утилизоваться с миром. То есть, я хотел сказать, упокоиться с миром. В связи с чем я хотел бы поделиться с вами одним соображением, которое позволит вам взглянуть на ситуацию с другой стороны и понять, что все далеко не так плохо, как кажется.
Дак сделал паузу, пытаясь оценить реакцию аудитории. Несомненно, ему удалось приковать к себе внимание!
– Представьте, – продолжал Дак, – что наш дражайший родственник мог бы уйти из жизни, как Распутин, великий русский мистик, погибший в 1916 году. Бедолагу отравили, в него выстрелили четыре раза, ударили по голове, после чего утопили в реке. Утопили потому, что он продолжал орать во всю глотку! После того, как был отравлен, застрелен и оглушен. Вот уж кому не повезло. – Дак издал смешок, чтобы слегка разрядить обстановку. – Теперь вы видите, что наш дедуля Фрэнки еще легко отделался!
Он завершил свое выступление долгим вздохом удовлетворения. Потом обвел глазами комнату, но не увидел ничего, кроме непроницаемых лиц, обращенных к нему. Многие хлопали глазами.
– Спасибо за внимание, – подытожил Дак. Потом поднял свой стакан с водой и заорал: – Ваше здоровье!
Его мама упала со стула.
* * *
Следующий день ознаменовался экскурсией в музей, которую Дак предвкушал долгие месяцы. Для человека, любящего историю так, как любил ее Дак, попасть в Смитсоновский музей было в сто раз лучше, чем быть запертым на ночь на шоколадной фабрике. Дак планировал досыта объесться информацией.В школьном автобусе, который вез их в музей, Дак сидел рядом со своей лучшей в мире подругой. Ее звали Сэра Фрост, и до сих пор никто и никогда не бросил камень в их великую дружбу. Разумеется, вечные шуточки типа «когда же вы наконец поженитесь» не в счет. Как и песенки из репертуара «Дак и Сэра на дереве сидят, Дак и Сэра о свадьбе говорят».
Ладно, признаем очевидное: их дружбу охотно и обильно забрасывали камнями.
– Какие экспонаты мы осмотрим до обеда? – спросил Дак у Сэры, разглядывая поэтажный план музея с флуоресцентными метками. – А какие после?
Сэра подняла глаза от электронной книги, которую читала на своем СК-планшете, и одарила его взглядом, каким обычно разглядывают жука в банке. Ее длинные черные волосы еще сильнее подчеркивали суровость лица, превращая его в обрамленную картину.
– Почему бы тебе не расслабиться? Давай примем решение на ходу или просто побродим по залам. Я хочу сказать, попробуем приятно провести время.
У Дака отвалилась челюсть.
– Ты с ума сошла?! – Он сказал это совершенно искренне – ведь только безумец мог позволить себе столь бездумно распорядиться грандиозной возможностью, которая им выпала! – Мы должны спланировать наш поход от первой до последней секунды, я не прощу себе, если пропущу что-нибудь любопытное!
– Ох, да ради фарша! – вот и все, что ответила ему Сэра, прежде чем снова уткнуться в свою «Теорию струн и квантовые скачки в квантовой физике».
Сэра тоже была нердом, да еще таким, что в своей категории могла бы, пожалуй, посоперничать с самим Даком. «Впрочем, кого я обманываю? – скромно подумал Дак. – Она даст мне сто очков вперед!»
Ибо рядом с Даком сидела девочка, которая совсем недавно уговорила его посетить субботний тезисный доклад в местном университете – уговорила, пригрозив, что в случае отказа объявит на всю столовую, что влюблена в него! Дак сопротивлялся как лев, поскольку именно в тот вечер он намеревался разыскать на ярмарке штата одного пожилого джентльмена, который уверял, будто он так стар, что во время Второй мировой войны работал мозольным оператором у Муссолини. (Не исключено, что старик мог даже представить обрезки ногтей с пальцев ног в качестве доказательства!) Но Сэра клялась, что прослушать трехчасовой доклад на тему «Воздействие тахионного излучения на уэллсовскую радиацию» будет гораздо увлекательнее.
Как бы не так.
К счастью, в конце концов Сэра все-таки согласилась уйти с лекции пораньше, но только потому, что докладчик постоянно использовал термины «барион» и «мезон» в качестве синонимов, тогда как, если верить Сэре, всему миру давным-давно было известно, насколько это некорректно.
Внезапно Дака осенило. Он провел рукой по своим светло-русым волосам и впился взором в разноцветный поэтажный план.
– Пожалуй, в крайнем случае мы пожертвуем экспозицией, посвященной алмазу Хоупа! Вообще-то он считается проклятым, что весьма круто. Но я не понимаю, что означает «исследование биологических процессов, придающих минералам их уникальные свойства». Насколько я могу судить, это какая-то смертная скука.
– А кто тебе сказал, что ты можешь об этом судить? – хмыкнула Сэра, откладывая свой планшет. – Дай сюда карту.
Когда Дак и Сэра выходили из автобуса, сердце у Дака пело от восторга.
До землетрясения, едва не угробившего их, оставалось ровно два часа и сорок семь минут.
3
Залы скучных чудес
«Бедняга Дак», – думала Сэра, входя в двери Смитсоновского музея в толпе своих одноклассников. Ее лучший друг постоянно бесил людей своими непрошеными лекциями обо всякой исторической чепухе. А его любовь к сыру была… скажем так, просто ненормальной.
В прошлом году, в четвертом классе, он написал целую поэму о разных сортах сыра и о том, как каждый из этих сортов стал для него почти членом семьи. После долгих препирательств миссис Э’Брайэн сдалась и разрешила Даку зачитать свое произведение всему классу с условием, что за это он навсегда избавит одноклассников от незапланированных докладов о жизнедеятельности разных давно усопших исторических личностей. Дак дал слово, выступил с торжественной презентацией, но уже через полтора дня огорошил весь класс очередным пятиминутным сообщением о типе, который изобрел стремянку.
Нет слов, Дак был эксцентричным, уникальным и слегка назойливым в своей уникальности и эксцентричности. Но в то утро вовсе не эти его качества заставили Сэру думать: «Бедняга Дак». Ее тревожило то, что ее лучший друг, по-видимому, совершенно не представлял себе реального положения дел в мире. Проклятый СК. Стихийные бедствия. Постоянно растущий уровень преступности.
Отголоски.
Последняя мысль заставила Сэру резко остановиться, у нее опять защемило сердце…
И тогда вонючий мальчишка по имени Роберк врезался в нее сзади.
Сэра поняла, что это он, поскольку неожиданный толчок сопровождался волной характерного запаха, сравнимого лишь с гнилостным дыханием свежеоткрытой могилы. Этот запах, представлявший собой уникальную смесь ноток жареной требухи и вареной капусты, постоянно напоминал Сэре о сероводороде.
– Ну ты даешь, Сэра! – раздалось сзади. – Если захотелось пообниматься, могла бы прямо сказать.
Сэре очень хотелось прямо сказать ему о сероводороде, который в природе выделяется болотами и канализацией, из чего следовало, что Роберк был не чем иным, как ходячей клоакой, – но как это сделать, когда изо всех сил задерживаешь дыхание? Поэтому Сэра ограничилась тем, что одарила Роберка своим самым негодующим взглядом и прошествовала дальше. Дака она нагнала в атриуме музея, за огромной аркой которого начинались экспозиции. Дак так вытягивал шею, что Сэра испугалась, как бы он не заработал себе растяжение. Было очевидно, что он умирает от желания поскорее начать знакомство с сокровищами музея.
– Не сверни шею, – посоветовала Сэра, желая побыстрее избавиться от мрачного настроения, охватившего ее при мысли об Отголосках. – Пропустишь всю экскурсию, если тебя увезут отсюда на срочную замену позвонков.
– О-о-о-о! – восторженным шепотом выдохнул Дак. – По-моему, в том зале ладья викингов! Наверное, новый экспонат! Как ты думаешь, это кнорр или дракар?
Сэра привстала на цыпочки и увидела за аркой резную голову дракона, красующуюся на высоком носу какого-то огромного деревянного корабля.
– Ух ты!
Она непременно сказала бы что-нибудь еще, но в это время мистер Дэведсон громко откашлялся, привлекая к себе внимание класса. Мистер Дэведсон был чудным типом – для описания его внешности лучше всего подошло бы слово «скособоченный». Волосы, брови, усы, уши, галстук, брюки. Каждая деталь его облика почему-то имела заметный крен влево.
– Так, дети, внимание! – Он всегда называл их «детьми», и Сэру уже давно подмывало ответить ему: «Да, дедушка?» Но она пока не могла набраться храбрости.
– Сегодня нам с вами предстоит освоить огромный материал в очень сжатые сроки. Ни в коем случае не перебивайте экскурсовода вопросами – ведь он является представителем нашего обожаемого СК! – Мистер Дэведсон нервно покосился на высокого, превосходно одетого лысого мужчину, стоящего возле двери. Сэра уже обратила на него внимание, когда входила, однако только теперь заметила серебряную эмблему СК на лацкане его пиджака. – Я страстно желаю, чтобы вы все вели себя примерно – в самом прямом смысле этого слова, а также в лучших традициях столь замечательного учреждения, как наша славная средняя школа имени Бенедикта Арнольда! Итак, что скажете – сможем мы с вами исполнить эту малую надобность?
«О, нет! – ужаснулась Сэра. – Надеюсь, не здесь и не сейчас?»
Поскольку никто не отозвался, мистер Дэведсон приложил ладонь к уху:
– Дети, я вас не слы-ы-ы-ы-ышу! Сможем мы исполнить эту малую надобность?
Класс нехотя выдал нестройный хор одобрения, а мистер Дэведсон скорбно покачал головой.
– Ах, дети, признаться, я ожидал, что вы с гораздо большей радостью отнесетесь к возможности попасть сюда в столь тяжелые времена! СК проявил огромную щедрость, выделив средства на поддержание постоянной работы этого музея, и мы все должны сказать ему большое спасибо! – Он бросил второй нервный взгляд на экскурсовода.
А Сэре снова захотелось завопить от ярости. Мало того, что ей достался самый тупой учитель во всей школе, так он еще постоянно отпускал подобострастные реплики в адрес СК! Сэре казалось верхом нелепости благодарить СК за то, что тот не закрыл очередное общественное заведение. Подумаешь, благодетели выискались! Можно подумать, СК может хоть чем-то искупить свое издевательство над правительствами всего мира! Впрочем, смешно требовать мужества от школьного учителя, если сам президент США ест с руки у СК!
– Старый добрый мистер Дэведсон! – прошептал Дак на ухо Сэре. – Никогда и ни про кого не скажет худого слова! Разве он не миляга?
Сэра невольно улыбнулась. Дак был невероятно наивен, во всех людях он видел только хорошее. Порой он ужасно бесил Сэру, но она всегда искренне завидовала этой черте его характера.
Наконец музейный экскурсовод – солидный, суровый и лысый – взял руководство в свои руки, для начала еще раз поблагодарив СК за «мудрое руководство в трудные времена». Сэра мужественно вытерпела эту пытку, поборов желание закатить глаза, и вскоре экскурсовод повел группу непоседливых школьников через огромную арку в выставочный зал под названием «Эпоха Великих географических открытий».
Ладья викингов, которую уже давно высмотрел Дак, теперь возвышалась над головой Сэры, как космический корабль, висящий на почти невидимых тросах. Представьте, вся группа остановилась как раз в тот момент, когда Сэра шагнула в тень ладьи! Один незаметный щелчок лопнувшего троса – и от Сэры осталось бы мокрое место, причем ее голова впечаталась бы ей прямо в ботинки.
В этом зале были и другие копии кораблей, старинные компасы, подробнейшая схема, иллюстрирующая различия между ладьями древних викингов и древних египтян, а также – куда без нее! – пыль. Очень много пыли. Когда экскурсовод принялся монотонно нудить о том и о сем, да еще о том, кто что сказал о том, кто что сделал, Сэра с пугающей ясностью поняла, что это будет самый длинный день в ее жизни. Никогда еще она так сильно не тосковала по прекрасным залам и аудиториям местного университета! Здесь, впрочем, тоже были представлены образцы науки и техники, только язык не повернулся бы назвать их современными.
Зато Дак, разинув рот, внимал СК-марионетке, монотонно извергающей на аудиторию поток скучнейших сведений. Наверное, даже если бы мертвец вдруг выбрался бы из могилы и пустился отплясывать вприсядку, Дак и то не смотрел бы на него с таким восторгом! Слегка разозлившись, Сэра ткнула его локтем в бок.
– Сделай ручкой своему пошаговому плану, – еле слышно прошипела она. – Похоже, к нам приставили няньку.
Дак прошептал, не оборачиваясь:
– Да-да, просто восхитительно! До сих пор не верю, что вижу все это своими глазами!
Сэра поняла, что разговаривать с ним совершенно бесполезно – по крайней мере, до обеда.
Они переходили из одного зала в другой, пропитываясь познаниями обо всем на свете, начиная от динозавров и заканчивая влиянием СК на гонку в освоении космоса. Один раз Сэра хотела уточнить у экскурсовода какой-то факт, но мистер Дэведсон немедленно заткнул ей рот, при этом вид у него опять сделался очень нервный.
«Да пропади ты пропадом!» – подумала Сэра и решила, что раз так, то она и слушать больше не будет.
Время от времени Дак с усилием отрывался от экскурсовода и смотрел на нее выпученными глазами. При этом он произносил нечто вроде: «Разве не потрясающе?», или «Нет, ты представляешь?», или «Ну и ну, у монголов определенно было чувство юмора!». Сэра каждый раз молча кивала, надеясь, что он не заставит ее признаться в своем полнейшем невнимании.
Наконец они совершили полный круг и вновь вернулись в зал Великих географических открытий, где еще на сто лет зависли перед экспозицией, посвященной открытию Америки знаменитыми братьями Амансио. Мало того, что это и так было всем известно, так еще экскурсовод, будто нарочно, опустил самую интересную часть истории – страшную судьбу злодея по имени Христофор Колумб, которого прикончили геройские братья. Честно говоря, Сэра знала об этом Колумбе только потому, что Дик обожал историю открытия Америки. А так имя этого негодяя никогда не упоминалось ни на уроках, ни во время ежегодного празднования Дня Амансио.
В прошлом году, в четвертом классе, он написал целую поэму о разных сортах сыра и о том, как каждый из этих сортов стал для него почти членом семьи. После долгих препирательств миссис Э’Брайэн сдалась и разрешила Даку зачитать свое произведение всему классу с условием, что за это он навсегда избавит одноклассников от незапланированных докладов о жизнедеятельности разных давно усопших исторических личностей. Дак дал слово, выступил с торжественной презентацией, но уже через полтора дня огорошил весь класс очередным пятиминутным сообщением о типе, который изобрел стремянку.
Нет слов, Дак был эксцентричным, уникальным и слегка назойливым в своей уникальности и эксцентричности. Но в то утро вовсе не эти его качества заставили Сэру думать: «Бедняга Дак». Ее тревожило то, что ее лучший друг, по-видимому, совершенно не представлял себе реального положения дел в мире. Проклятый СК. Стихийные бедствия. Постоянно растущий уровень преступности.
Отголоски.
Последняя мысль заставила Сэру резко остановиться, у нее опять защемило сердце…
И тогда вонючий мальчишка по имени Роберк врезался в нее сзади.
Сэра поняла, что это он, поскольку неожиданный толчок сопровождался волной характерного запаха, сравнимого лишь с гнилостным дыханием свежеоткрытой могилы. Этот запах, представлявший собой уникальную смесь ноток жареной требухи и вареной капусты, постоянно напоминал Сэре о сероводороде.
– Ну ты даешь, Сэра! – раздалось сзади. – Если захотелось пообниматься, могла бы прямо сказать.
Сэре очень хотелось прямо сказать ему о сероводороде, который в природе выделяется болотами и канализацией, из чего следовало, что Роберк был не чем иным, как ходячей клоакой, – но как это сделать, когда изо всех сил задерживаешь дыхание? Поэтому Сэра ограничилась тем, что одарила Роберка своим самым негодующим взглядом и прошествовала дальше. Дака она нагнала в атриуме музея, за огромной аркой которого начинались экспозиции. Дак так вытягивал шею, что Сэра испугалась, как бы он не заработал себе растяжение. Было очевидно, что он умирает от желания поскорее начать знакомство с сокровищами музея.
– Не сверни шею, – посоветовала Сэра, желая побыстрее избавиться от мрачного настроения, охватившего ее при мысли об Отголосках. – Пропустишь всю экскурсию, если тебя увезут отсюда на срочную замену позвонков.
– О-о-о-о! – восторженным шепотом выдохнул Дак. – По-моему, в том зале ладья викингов! Наверное, новый экспонат! Как ты думаешь, это кнорр или дракар?
Сэра привстала на цыпочки и увидела за аркой резную голову дракона, красующуюся на высоком носу какого-то огромного деревянного корабля.
– Ух ты!
Она непременно сказала бы что-нибудь еще, но в это время мистер Дэведсон громко откашлялся, привлекая к себе внимание класса. Мистер Дэведсон был чудным типом – для описания его внешности лучше всего подошло бы слово «скособоченный». Волосы, брови, усы, уши, галстук, брюки. Каждая деталь его облика почему-то имела заметный крен влево.
– Так, дети, внимание! – Он всегда называл их «детьми», и Сэру уже давно подмывало ответить ему: «Да, дедушка?» Но она пока не могла набраться храбрости.
– Сегодня нам с вами предстоит освоить огромный материал в очень сжатые сроки. Ни в коем случае не перебивайте экскурсовода вопросами – ведь он является представителем нашего обожаемого СК! – Мистер Дэведсон нервно покосился на высокого, превосходно одетого лысого мужчину, стоящего возле двери. Сэра уже обратила на него внимание, когда входила, однако только теперь заметила серебряную эмблему СК на лацкане его пиджака. – Я страстно желаю, чтобы вы все вели себя примерно – в самом прямом смысле этого слова, а также в лучших традициях столь замечательного учреждения, как наша славная средняя школа имени Бенедикта Арнольда! Итак, что скажете – сможем мы с вами исполнить эту малую надобность?
«О, нет! – ужаснулась Сэра. – Надеюсь, не здесь и не сейчас?»
Поскольку никто не отозвался, мистер Дэведсон приложил ладонь к уху:
– Дети, я вас не слы-ы-ы-ы-ышу! Сможем мы исполнить эту малую надобность?
Класс нехотя выдал нестройный хор одобрения, а мистер Дэведсон скорбно покачал головой.
– Ах, дети, признаться, я ожидал, что вы с гораздо большей радостью отнесетесь к возможности попасть сюда в столь тяжелые времена! СК проявил огромную щедрость, выделив средства на поддержание постоянной работы этого музея, и мы все должны сказать ему большое спасибо! – Он бросил второй нервный взгляд на экскурсовода.
А Сэре снова захотелось завопить от ярости. Мало того, что ей достался самый тупой учитель во всей школе, так он еще постоянно отпускал подобострастные реплики в адрес СК! Сэре казалось верхом нелепости благодарить СК за то, что тот не закрыл очередное общественное заведение. Подумаешь, благодетели выискались! Можно подумать, СК может хоть чем-то искупить свое издевательство над правительствами всего мира! Впрочем, смешно требовать мужества от школьного учителя, если сам президент США ест с руки у СК!
– Старый добрый мистер Дэведсон! – прошептал Дак на ухо Сэре. – Никогда и ни про кого не скажет худого слова! Разве он не миляга?
Сэра невольно улыбнулась. Дак был невероятно наивен, во всех людях он видел только хорошее. Порой он ужасно бесил Сэру, но она всегда искренне завидовала этой черте его характера.
Наконец музейный экскурсовод – солидный, суровый и лысый – взял руководство в свои руки, для начала еще раз поблагодарив СК за «мудрое руководство в трудные времена». Сэра мужественно вытерпела эту пытку, поборов желание закатить глаза, и вскоре экскурсовод повел группу непоседливых школьников через огромную арку в выставочный зал под названием «Эпоха Великих географических открытий».
Ладья викингов, которую уже давно высмотрел Дак, теперь возвышалась над головой Сэры, как космический корабль, висящий на почти невидимых тросах. Представьте, вся группа остановилась как раз в тот момент, когда Сэра шагнула в тень ладьи! Один незаметный щелчок лопнувшего троса – и от Сэры осталось бы мокрое место, причем ее голова впечаталась бы ей прямо в ботинки.
В этом зале были и другие копии кораблей, старинные компасы, подробнейшая схема, иллюстрирующая различия между ладьями древних викингов и древних египтян, а также – куда без нее! – пыль. Очень много пыли. Когда экскурсовод принялся монотонно нудить о том и о сем, да еще о том, кто что сказал о том, кто что сделал, Сэра с пугающей ясностью поняла, что это будет самый длинный день в ее жизни. Никогда еще она так сильно не тосковала по прекрасным залам и аудиториям местного университета! Здесь, впрочем, тоже были представлены образцы науки и техники, только язык не повернулся бы назвать их современными.
Зато Дак, разинув рот, внимал СК-марионетке, монотонно извергающей на аудиторию поток скучнейших сведений. Наверное, даже если бы мертвец вдруг выбрался бы из могилы и пустился отплясывать вприсядку, Дак и то не смотрел бы на него с таким восторгом! Слегка разозлившись, Сэра ткнула его локтем в бок.
– Сделай ручкой своему пошаговому плану, – еле слышно прошипела она. – Похоже, к нам приставили няньку.
Дак прошептал, не оборачиваясь:
– Да-да, просто восхитительно! До сих пор не верю, что вижу все это своими глазами!
Сэра поняла, что разговаривать с ним совершенно бесполезно – по крайней мере, до обеда.
Они переходили из одного зала в другой, пропитываясь познаниями обо всем на свете, начиная от динозавров и заканчивая влиянием СК на гонку в освоении космоса. Один раз Сэра хотела уточнить у экскурсовода какой-то факт, но мистер Дэведсон немедленно заткнул ей рот, при этом вид у него опять сделался очень нервный.
«Да пропади ты пропадом!» – подумала Сэра и решила, что раз так, то она и слушать больше не будет.
Время от времени Дак с усилием отрывался от экскурсовода и смотрел на нее выпученными глазами. При этом он произносил нечто вроде: «Разве не потрясающе?», или «Нет, ты представляешь?», или «Ну и ну, у монголов определенно было чувство юмора!». Сэра каждый раз молча кивала, надеясь, что он не заставит ее признаться в своем полнейшем невнимании.
Наконец они совершили полный круг и вновь вернулись в зал Великих географических открытий, где еще на сто лет зависли перед экспозицией, посвященной открытию Америки знаменитыми братьями Амансио. Мало того, что это и так было всем известно, так еще экскурсовод, будто нарочно, опустил самую интересную часть истории – страшную судьбу злодея по имени Христофор Колумб, которого прикончили геройские братья. Честно говоря, Сэра знала об этом Колумбе только потому, что Дик обожал историю открытия Америки. А так имя этого негодяя никогда не упоминалось ни на уроках, ни во время ежегодного празднования Дня Амансио.