Джеймс Филлис Дороти. Неестественные причины (Адам Далглиш - 3)

   - К сожалению, случилась страшная вещь. В лодке оказался Морис Сетон.
   - Морис? Морис Сетон в лодке? Какая чушь! - резким авторитетным тоном возразила мисс Кэлтроп. - Этого не может быть. Морис не катается на лодке. Он не любит ходить под парусом.
   Инспектор шагнул из-за порога на свет и только теперь заговорил сам:
   - Он и не катался, мадам. Мистер Сетон лежал на дне лодки мертвый. Мертвый и с отсеченными кистями рук.
   6
   Селия Кэлтроп, словно красуясь своим упорством, в десятый раз повторяла:
   - Говорю вам, я ни с кем, кроме Мориса, не делилась этой идеей. С какой стати? И не добивайтесь от меня точной даты. Месяца полтора назад. Или немного раньше. Не помню точно. Мы шли по пляжу в сторону Уолберсвика, и мне вдруг пришел в голову эффектный зачин для детективного романа-, в открытое море уносит в лодке труп без рук. И я предложила его Морису. А больше до сегодняшнего дня никому даже не заикнулась. Может быть, конечно, он кому-то рассказал.
   - Ясно, что рассказал! - набросилась на нее Элизабет Марли. - Не сам же он себе отрезал руки для убедительности. Или ты допускаешь, что тебя и убийцу одновременно осенила одна и та же блестящая мысль? А почему ты так уверена, что больше никому не рассказывала? Я, например, по-моему, от тебя про это слышала, мы еще тогда обсуждали, как трудно Морису дается построение сюжета.
   Но тут ей, кажется, никто не поверил. А Джастин Брайс тихонько - но вполне внятно - произнес:
   - Добрая Элиза! Всегда готова встать на защиту.
   Оливер Лэтем рассмеялся, после чего установилось неловкое молчание. Его нарушила Сильвия Кедж. Она произнесла сипло, вызывающим тоном:
   - Мне он ничего такого не рассказывал!
   - Разумеется, милочка, - вкрадчиво отозвалась мисс Кэлтроп. - Есть много вещей, которые мистер Сетон с тобой не обсуждал. Разве обо всем говорят с прислугой? А он к тебе именно так относился. Почему ты позволила сделать из себя уборщицу? Где твоя гордость? Мужчинам, моя милая, больше нравятся девушки с характером.
   Откуда вдруг столько злобы? Далглиш заметил, что остальные тоже смущены и недоумевают. Все опять замолчали. Далглишу было неловко смотреть на обиженную Сильвию, а она кротко понурила голову, как бы принимая заслуженный упрек, и волосы с двух сторон черным занавесом закрыли ей лицо. Он слышал ее сиплое судорожное дыхание. Но почему-то ее было не жаль. Бесспорно, Селия Кэлтроп вела себя недопустимо, но в Сильвии Кедж было что-то такое, не располагающее к сочувствию. Интересно, однако, откуда у Селии эта ярость?
   Со времени появления инспектора Реклесса с сержантом прошел уже почти час, в течение которого инспектором было сказано очень мало, а собравшимися обитателями Монксмира, за исключением Далглиша и его тетки, - довольно много. И не все умно. Реклесс расположился в кресле с высокой спинкой, приставленном к стене, и сидел недвижно, как судебный пристав, зорко поглядывая вокруг своими сумрачными глазами. В комнате было жарко натоплено, но он не снимал плаща из дешевого габардина, провисающего под грузом металлических начищенных пуговиц, пряжек и заклепок. А на коленях бережно покоил пару кожаных перчаток с крагами и фетровую шляпу, словно опасаясь, как бы не отняли. Человек не в своей тарелке, эдакий мелкий чин, который попал к ним по долгу службы и даже не отваживается выпить рюмочку при исполнении обязанностей. Далглиш понимал, что именно такого эффекта Реклесс и добивается. Как всякий хороший сыщик, он умеет, когда нужно, стушеваться, стать как бы невидимым, неприметным, будто предмет обстановки. Конечно, у него и внешность подходящая - маленького росточка, только-только, должно быть, добрал до нижнего предела нормы для полицейских, и лицо боязливое, бесцветное и до того обыкновенное, их таких тысячи встретишь в субботней толпе на любом стадионе. Тусклый, невыразительный, ничем не характерный голос. А глаза, широко расставленные и холодно выглядывающие из-под нависших бровей, беспрестанно перебегают с одного говорящего на другого - манера, которая могла бы смутить собравшихся, если бы, конечно, они там соблаговолили это заметить. Подле инспектора держался сержант Кортни с видом человека, которому велено сидеть прямо, разуть глаза и уши и помалкивать, что он исправно и делает.
   Далглиш через всю комнату взглянул на тетку. Она сидела в кресле на своем обычном месте и, достав вязание, словно бы совершенно отрешилась оттого, что происходило вокруг. Спицы она держала на континентальный манер, стоймя, как обучила ее в свое время гувернантка-немка. Селия Кэлтроп не отводила глаз от их пляшущих блестящих кончиков, изумленно и одновременно с возмущением наблюдая заграничное искусство хозяйки дома. Сама она уже не восседала с неколебимой непринужденностью, а ерзала, то так, то эдак скрещивала лодыжки, откидывала голову, словно камин дышал ей в лицо нестерпимым жаром. И действительно, становилось слишком жарко - всем, кто был в гостиной, кроме Реклесса. Оливер Лэтем расхаживал из угла в угол, на лбу у него блестел пот, а непрестанное движение как бы еще повышало температуру в комнате. Внезапно он остановился, обернулся к Реклессу и спросил:
   - Когда наступила смерть? Может быть, вы нам все-таки что-нибудь сообщите? Когда Сетон умер?
   - Это будет точно известно только из заключения медэксперта, сэр.
   - Иными словами, вы отказываетесь ответить. Тогда спрошу иначе: на какое время от нас потребуется алиби?
   Селия Кэлтроп негодующе пискнула, но тоже обернулась к Реклессу в ожидании ответа.
   - Мне понадобятся от всех вас данные о местопребывании, начиная с того момента, когда мистера Сетона видели в последний раз, то есть, как. я понял, с семи тридцати вечера во вторник и до полуночи в среду.
   - Зачем же так поздно? - заспорил Лэтем. - Его же, я думаю, отправили в это плаванье задолго до полуночи. "Закат в полнеба, и звезда над мачтой, и дальний путь лежит передо мной..." Начнем с меня, что ли? Во вторник вечером я был на премьере в Новой театральной гильдии, а после на банкете, который закатил наш достославный баронет от театра. К себе на квартиру вернулся около часу и остаток ночи провел не один. С кем именно, пока не скажу, но завтра, надеюсь, смогу назвать имя. Мы встали поздно, обедали в "Плюще" и расстались, когда я вывел из гаража машину и отправился сюда. В Монксмир приехал вчера примерно в половине восьмого и с тех пор никуда не выходил, только на сон грядущий немного прогулялся по берегу. Сегодня ездил по окрестностям, запасался провиантом. После ужина спохватился, что забыл купить кофе, и решил обратиться в единственный дом, где наверняка дадут хороший и без бесплатного приложения в виде нотации о том, что, ах, мужчины совсем не умеют вести хозяйство. Короче, чтобы вам было ясно, у меня есть алиби на момент наступления смерти - если считать, что смерть наступила во вторник, - но не на то время, когда Сетон был отправлен в последнее плаванье - если принять, что это произошло вчера вечером.
   На лице Селии Кэлтроп, пока он говорил, сменилась целая гамма выражений - любопытство, осуждение, сладострастный интерес и томная печаль, - словно она примеряла, которое лучше, и наконец выбрала томную печаль: добрая женщина сокрушается о мужских слабостях.
   Инспектор Реклесс сказал:
   - Я должен попросить вас назвать имя дамы, сэр.
   - И не просите. По крайней мере, пока я с ней не переговорю. Очень, однако, любезно с вашей стороны заключить, что это была именно дама. Послушайте, инспектор, будем рассуждать здраво. Если бы я имел какое-то отношение к смерти Сетона, разве я не позаботился бы обеспечить себе алиби? А уж если бы мне понадобились чьи-то ложные показания, я бы не воспользовался помощью женщины. Во-первых, из дурацких соображений рыцарства, а во-вторых, вы бы нас быстро вывели на чистую воду. Дошло бы до подробностей, а кто их все упомнит? О чем мы с ней говорили, кто задернул шторы, с какой стороны кровати я спал, под сколькими одеялами, что было на завтрак. Меня всегда поражало, как это люди рискуют выдумывать себе алиби. Тут нужна такая память на мелочи, какой я, увы, не обладаю.
   - Считайте, что с вас подозрения сняты, Оливер, - авторитетно произнесла Селия. - Дело это нешуточное, убийство как-никак. Разумная женщина не станет чинить затруднений.
   Лэтем рассмеялся.
   - Но она не разумная женщина, милая Селия. Это актриса. Хотя, конечно, я не думаю, что она заартачится. Отец дал мне когда-то один очень дельный совет: не ложись в постель с женщиной, если утром тебе или ей будет стыдно об этом вспоминать. Хорошее правило. Несколько ущемляет сексуальную свободу, зато оказывается иногда, как видим, очень удобным.
   Свободу Лэтема оно едва ли особенно ущемляет, подумал Далглиш. В их кругу люди не боятся огласки своих связей, лишь бы они были престижны, а Оливер Лэтем, мужчина со средствами, видный собой, светский и малодоступный, котируется, надо полагать, высоко.
   Брайс недовольным тоном сказал:
   - Значит, вам нечего волноваться, ведь Сетон умер, по-видимому, вечером во вторник. Если, конечно, злой инспектор не возразит, что ваша дама согласилась бы подтвердить любые ваши показания.
   - Ну, она-то согласится на все, если ее попросить по-хорошему, шутливо ответил Лэтем. - Но это дело рискованное. Она же актриса. Сегодня играет бесстрашную лгунью, готовую пожертвовать добрым именем, чтобы только спасти любовника от каталажки, и я, соответственно, в безопасности. А завтра - что, если она надумает сменить роль? Нет, пожалуй, все-таки удачно получилось, что от нее всего лишь потребуется сказать правду.
   Тут Селия Кэлтроп, не в силах, как видно, дольше терпеть, что общее внимание сосредоточено на Лэтеме и его любовных делах, решительно вмешалась в разговор:
   - В моих показаниях, я полагаю, вообще нет надобности. Я была бедному Морису очень близким другом, единственным истинным другом, я думаю. Однако я готова сообщить о себе все, возможно, это докажет непричастность кого-то еще. Тут ведь важна любая информация, верно? Почти все это время я была дома. Только во вторник днем возила Сильвию в Норидж, мы там обе были в парикмахерской "Эстель" на Мэддермаркет, мыли голову и причесывались. Для Сильвии такая поездка - приятное развлечение, и я тоже считаю, нельзя опускаться из-за того, что живешь в деревне. Перед тем как ехать обратно, мы выпили чаю, и около половины девятого я доставила Сильвию домой, а затем поехала к себе. Вчера с утра я работала - я наговариваю на диктофон, - а после обеда ездила в Кисвич кое-что купить и заехала к приятельнице, леди Бриггс, в Уэлл-Уок. Просто - так заехала, наобум, ее не застала, но разговаривала с прислугой. На обратном пути я слегка заблудилась и попала домой только к десяти вечера. Дома меня ждала племянница из Кембриджа, и остаток вечера мы провели вместе, она, естественно, подтвердит. А сегодня незадолго до обеда позвонила Сильвия и рассказала про полученную рукопись и про то, что Морис пропал. Я сначала растерялась и не знала, что предпринять, но вечером, когда увидела, что приехал суперинтендант Далглиш - он проехал мимо моего дома, - я позвонила мистеру Брайсу и предложила, чтобы мы все вместе собрались и посоветовались с ним. К тому времени у меня уже было предчувствие, что стряслось что-то ужасное; и, как видите, я была права.
   Следующим по очереди шел Джастин Брайс. Далглиш обратил внимание на то, с какой готовностью эти подозреваемые дают о себе сведения, которых у них, между прочим, еще формально не просили. Они без запинки, упоенно, как неофиты на молитвенном собрании, перечисляли, кто из них где когда был. Завтра, конечно, спохватятся и раскаются, что так разоткровенничались. Но не Далглишу их одергивать. Он все уважительнее посматривал на Реклесса: знает человек, когда надо посидеть молча и послушать.
   Брайс рассказывал:
   - Я тоже до вчерашнего дня находился в городе, на своей квартире, но если Сетон умер во вторник вечером, я, мои дорогие, сразу отпадаю. Я в тот вечер два раза звонил врачу. У меня было ужасное состояние. Всё астма моя. Тяжелейший приступ. Селия вот знает, как я с ней мучаюсь. Мой врач Лайонел Форбс-Денби может подтвердить. Первый раз я позвонил около полуночи, умоляя его немедленно приехать. Разумеется, он отказался. Велел принять голубые таблетки, две штуки, а если через час не отпустит, позвонить ему опять. Чистое злодейство с его стороны. Я сказал ему, что, по-моему, я умираю. Такая астма, как у меня, очень опасна: если чувствуешь, что умираешь, то действительно можешь умереть.
   - Нельзя же умереть, если Форбс-Денби не велит, - заметил Лэргем.
   - Да, Оливер, но вдруг он ошибается?
   - Он ведь и Мориса тоже лечил, верно? - вспомнила мисс Кэлтроп. - Морис на него молился. С его сердцем ему приходилось проявлять неусыпную осторожность, и он всегда говорил, что жив только благодаря Форбсу-Денби.
   - Все равно он обязан был ко мне приехать во вторник вечером, - с обидой повторил Брайс. - Я позвонил ему вторично в половине четвертого, и в шесть он все-таки приехал, но к этому времени мне уже полегчало. Как бы то ни было, у меня полное алиби.
   - Не совсем, Джастин, - возразил Лэтем. - У нас нет доказательств, что вы звонили из своей квартиры.
   - Еще бы не из квартиры! Да я был на пороге смерти, я же сказал. А кроме того, если бы я звонил Форбсу-Денби, а сам разъезжал по городу и убивал Сетона, он же мог приехать и не застать меня дома! Да он бы тогда навеки отказался меня лечить!
   Лэтем рассмеялся:
   - Мой дорогой Джастин! Уж если Форбс-Денби говорит, что не приедет, значит, он не приедет, и точка. Вам ли этого не знать.
   Брайс кивнул и вздохнул. К опровержению своего алиби он отнесся философски. Далглиш слышал о Форбсе-Денби. Это был модный уэстэндский врач, и притом превосходный терапевт. Его пациенты да и он сам свято верили в непогрешимость его суждений, и, как острили в свете, никто из них не отважился бы ни есть, ни пить, ни жениться, ни родить, ни эмигрировать, ни помереть без его на то медицинского дозволения. Они гордились его чудачествами, хвастались его хамством и веселили избранное общество историями о том, как он повышвыривал в окно их привычные патентованные лекарства или выгнал их кухарку. Слава Богу, думал Далглиш, что не ему, а Реклессу или его подручным надо будет узнавать у этого нелюбезного чудака, каково было состояние здоровья погибшего, и просить подтверждения алиби одного из тех, кто попал под подозрение.
   И вдруг Брайс выпалил со страстью, изумившей всех присутствующих:
   - Я не убивал, но жалеть его не могу, и не просите! После того, что он сделал с Арабеллой!
   Селия Кэлтроп посмотрела на инспектора Реклесса с кротким извиняющимся видом мамаши, чей ребенок ведет себя неприлично, но, с другой стороны, его тоже можно понять. И пояснила для него одного:
   - Арабелла - это его сиамская кошка. Мистер Брайс думает, что Морис ее убил.
   - Чего же тут думать, Селия? Это очевидно, - возразил Брайс и обратился к Реклессу: - Три месяца назад я переехал его собаку. Это был несчастный случай в чистом виде. Я люблю животных! Люблю, говорю вам! Даже Лохматку эту несносную - согласитесь, Селия, - невоспитанную и неприятную шавку. Меня это страшно расстроило. Она подвернулась мне прямо под колеса. Сетон был к ней очень привязан. И он недвусмысленно обвинил меня в том, что я будто бы переехал ее нарочно. А через четыре дня он убил Арабеллу. Вот что это был за человек! Можно ли удивляться, что у кого-то наконец истощилось терпение?
   Мисс Кэлтроп, мисс Далглиш и Лэтем поспешили опровергнуть его слова, но все трое заговорили одновременно, заглушая друг друга:
   - Джастин, дорогой, ведь нет никаких доказательств, что...
   - Мистер Брайс, никто и не думает, что Арабелла имеет к этому какое-то отношение.
   - Господи, Джастин, ну зачем же вытаскивать...
   И тут прозвучал тихий вопрос Реклесса:
   - А вы когда приехали из Лондона, сэр?
   - В среду днем. Около четырех. И тела Сетона я с собой в машине не вез. На мое счастье, после Ипсвича у меня всю дорогу барахлила коробка передач, пришлось в конце концов оставить машину в гараже Бейнса, это сразу как выедешь из Саксмандема. Дальше добирался на такси. Молодой Бейнс меня отвез. Так что если хотите искать в моей машине пятна крови и отпечатки пальцев, она у Бейнсов. Желаю удачи.
   Лэтем сказал:
   - И вообще, чего это мы так стараемся? А как насчет ближайших родственников? Насчет Морисова единокровного братца? Почему полиция его не ищет? В конце концов наследник. Вот с кого надо алиби спросить.
   Ему тихо ответила Элизабет Марли:
   - Дигби вчера вечером был в "Сетон-хаусе". Я его сама привезла.
   Это была ее вторая реплика со времени приезда инспектора, и чувствовалось, что она произнесла ее нехотя, вовсе не для того, чтобы привлечь к себе внимание. Однако эффект получился сильнейший. Среди всеобщего недоуменного молчания раздался резкий, строгий голос мисс Кэлтроп:
   - Что значит "сама привезла"?
   - Вопрос, который напрашивался, вынужден был признать Далглиш.
   Девушка пожала плечами:
   - То, что я сказала. Вчера вечером я привезла Дигби Сетона домой на машине. Он позвонил мне из Ипсвича, со станции, перед тем как сделать пересадку, и попросил встретить его с поезда в восемь тридцать в Саксмандеме. Он знал, что Мориса нет дома, и не хотел, должно быть, тратиться на такси. Ну я и поехала. На "мини".
   - Мне ты об этом не сообщила, когда я вернулась домой, - с упреком произнесла мисс Кэлтроп. Остальные опасливо поежились, ожидая семейной сцены. Только темная фигура в кресле у стены осталась невозмутимой.
   - Не думала, что тебе интересно. И потом, было уже очень поздно, когда ты вернулась.
   - Но и сегодня тоже. Почему ты до сих пор молчала?
   - А зачем мне было говорить? Если Дигби хотел потом опять смыться, мне-то какое дело? И вообще, тогда еще не было известно про смерть Мориса Сетона.
   - Стало быть, ты по просьбе Дигби встречала его в полдевятого на станции? - повторил Лэтем, чтобы вернуть разговор в первоначальное русло.
   - Вот именно. И мало того, Оливер, он вправду приехал этим поездом. А не прятался в зале ожидания и не прогуливался по платформе. Я купила перронный билет и своими глазами видела, как он выходил из вагона. И как сдавал билет контролеру. Билет был от Лондона, он еще поворчал, что дорого. Контролер его, конечно, вспомнит. Там всего сошло человек пять-шесть.
   - И надо полагать, мертвого тела у него с собой не было? - продолжал Лэтем.
   - Разве что в дорожной сумке размером три фута на два.
   - Ты отвезла его прямо домой?
   Ну ясно. Саксмандем - не такое место, где жизнь бьет ключом после восьми вечера, а Дигби не такой кавалер, с которым приятно выпить кружку пива, - на мой вкус, конечно. Я просто помогла ему сэкономить деньги. Я же сказала.
   - А дальше, Элиза? Рассказывай, что было дальше, - подбодрил ее Брайс. - Ты доставила его в "Сетон-хаус". Ну и что?
   - Ничего. Высадила у двери. В доме было тихо, окна темные. Естественно. Все знают, что Морис в октябре уезжает жить в Лондон. Дигби пригласил меня зайти выпить, но я ответила, что устала, пора домой, наверно, тетя Селия вернулась и ждет. Ну, мы попрощались, Дигби отпер дверь и вошел в дом.
   - Значит, у него был ключ от дома? - уточнил Реклесс. - Они с братом, что же, были в таких близких отношениях?
   - В каких они отношениях, не знаю, но ключ от дома у него был.
   Реклесс обратился к Сильвии Кедж:
   - А вам было известно, что Дигби Сетон имеет свободный доступ в "Сетон-хаус"?
   Сильвия Кедж ответила:
   - Мистер Морис Сетон дал своему брату ключ примерно два года назад. Иногда он поговаривал, что надо бы его забрать, но мистер Дигби пользовался им редко и только когда брата не было дома, наверно, мистер Морис считал, что неважно, пусть будет и у него.
   - А почему, интересно знать, он думал забрать у Дигби ключ? - спросил Брайс.
   Но мисс Кэлтроп, очевидно, сочла его вопрос неуместным, сделала большие глаза, как бы говоря: "Только не при слугах", и светским голосом разъяснила:
   - Мне Морис тоже как-то говорил, что хочет взять у Дигби ключ от дома. Разумеется, о том, чтобы он ему не доверял, и речи нет. Просто он слегка беспокоился, что Дигби может его потерять или его могут украсть в каком-нибудь ночном клубе, которые Дигби так любит.
   - Но выходит, он его назад так и не получил, - сказал Лэтем. - Вчера около девяти вечера Дигби этим ключом отпер дверь и вошел в дом. И с тех пор его никто не видел. А ты точно знаешь, что в доме никого не было, Элиза?
   - Откуда мне точно знать? Я же не входила внутрь. Но было тихо и свет не горел нигде.
   - Сегодня утром я там была в половине десятого, - сказала Сильвия Кедж. - Парадная дверь была заперта, и в доме никого. Кровати все застелены. Мистер Дигби даже не налил себе выпить.
   Никто не высказал очевидную для всех мысль, что должно было случиться нечто из ряда вон выходящее. Трудно вообразить такое событие, по случаю которого Дигби Сетон не счел бы нужным подкрепиться глотком-другим.
   Только Селия возразила:
   - О, это ни о чем не говорит. У Дигби всегда с собой фляжка на поясе. Одна из странностей, которые так раздражали Мориса. Но куда же он подевался?
   - Он не говорил, что куда-то еще собирается? - спросил Лэтем Элизу Марли. - Какой у него был вид?
   - Нормальный вид, Дигби как Дигби. И не говорил ничего.
   - Это просто какая-то нелепость! - вынесла свое суждение мисс Кэлтроп. - Дигби не стал бы, только пришел, и снова уходить из дому. Да и куда? Ты уверена, что он не обмолвился как-то о своих планах?
   - Его могли вызвать, - предположила Элизабет.
   - Вызвать?! - прикрикнула на нее тетка. - Но о его приезде не было известно. Кто же мог его вызвать?
   - Не знаю. Просто высказываю предположение. Когда я шла обратно к машине, в доме зазвонил телефон.
   - Ты в этом уверена? - спросил Лэтем.
   - Что вы всё "уверена, уверена"? Вы же знаете, как бывает там наверху ночью. Безлюдье, тишина, тайна. Звуки разносятся далеко. Говорю вам, я слышала, как звонил телефон.
   Остальные молчали. Она, конечно, была права. Они знали, как бывает на возвышенной части мыса, когда наступает темнота. Тишина, безлюдье, тайна и теперь ждали их снаружи. Селию Кэлтроп передернуло, как от холода, хотя в комнате было сильно натоплено. Жара сделалась просто несносной. Это Брайс, сидя на скамеечке перед камином, знай себе подбрасывал дрова в огонь, точно кочегар в аду. Могучие языки пламени, шипя, захватывали нарубленный плавник. На старинной каменной кладке стен словно проступила кровавая испарина. Далглиш встал, подошел к окну и, отодвинув ставни, поднял раму. В комнату хлынул поток чистого, холодного воздуха, завихрился вокруг его головы, сдул с места все половички, принеся с собой извне громовый грохот прибоя. Далглиш обернулся от окна, и в это время Реклесс своим тусклым, невыразительным голосом произнес:
   - Пусть кто-нибудь отвезет домой мисс Кедж. Она плохо себя чувствует, я сегодня с ней разговаривать не буду.
   Сильвия подняла было голову, чтобы возразить, но отозвалась Элизабет, решительно вставая:
   - Я отвезу. Мне и самой домой пора. Я, вроде считается, после болезни, а тут сегодня разговоры, не очень-то полезные для выздоравливающих. Где ее пальто?
   Поднялась суматоха. Все с облегчением засуетились, захлопотали, подавая Сильвии Кедж пальто, костыли и проявляя всяческую заботу. Мисс Кэлтроп милостиво протянула племяннице ключи от автомобиля и заверила ее, что сама она дойдет пешком. Оливер и Джастин ее, конечно, проводят. Сильвия Кедж в сопровождении помощников заковыляла к выходу.
   Именно в эту минуту задребезжал телефонный звонок. Он прозвучал так знакомо и одновременно так зловеще, что все замерли в предчувствии недоброго. Мисс Далглиш подошла и сняла трубку, но Реклесс мгновенно очутился рядом и, не извинившись, взял трубку у нее из рук.
   Понять содержание разговора было невозможно, реплики Реклесса были отрывисты и кратки. Похоже, что он разговаривал с полицейским участком. И в основном только слушал и покряхтывал. В заключение же произнес:
   - Верно. Благодарю вас. Завтра с утра в "Сетон-хаусе". Тогда и поговорим. Всего хорошего.
   Повесив трубку, он обернулся к присутствующим. Лица всех открыто выражали любопытство и нетерпение. Далглиш уж было подумал, что Реклесс их сейчас разочарует, но тот с готовностью оповестил:
   - Нашелся Дигби Сетон. Он позвонил в полицейский участок Лоустофта и сообщил, что вчера вечером на пути в Лоустофт угодил на машине в придорожную канаву и находится в больнице. Завтра с утра его выпишут.
   Мисс Кэлтроп разинула было рот, чтобы задать естественный вопрос, но инспектор Реклесс добавил по своей инициативе:
   - По его словам, вчера в самом начале девятого кто-то позвонил ему якобы из лоус-тофтского полицейского участка и попросил немедленно прибыть для опознания тела брата. Звонивший объяснил, что труп Мориса Сетона прибило к берегу в лодке и что у него обрублены кисти обеих рук.
   - Но это невероятно, - удивленно возразил Лэтем. - Вы, кажется, говорили, что тело было найдено только сегодня под вечер?
   - Именно так, сэр. И из лоустофтского участка никто не звонил. О том, что произошло с мистером Морисом Сетоном, до сегодняшнего вечера не знал никто. Кроме одного человека, понятное дело.
   Он обвел их лица, одно за другим, печальным, внимательным взглядом. Они не шевелились и ничего не говорили. Словно застыли в остановившемся времени, беззащитные перед надвигающимся катаклизмом. Слова сейчас были неуместны. Напрашивалось действие, острое, драматическое. И, будто осознав, что от нее требуется, исполнительная Сильвия Кедж со стоном выскользнула из рук поддерживавшей ее Элизы и упала на пол в обмороке.